***
Ребята быстро оказались уже в доме хулигана. Антон наконец смог распрощаться со стаканом, а Рома шутливо наказал ничего не трогать в доме пока не помоет руки. Но первой задачей было добраться до комнаты, спрятать куртку и обувь, а после уже разбираться с проблемой в виде зеленых отпечатков. Петров устало сел на кровать, слегка склоняя голову. Эта комната была уже родной, она казалась ближе чем собственная. Прикрывая глаза, Антон провалился в самые теплые для него воспоминания, в виде слов.— Люблю я тебя! Люблю, блять! Люблю! — Вырвался ответный крик Пятифанова, заставляющий Антона замереть. Петров в удивлении вскинул свои брови, не отрываясь от глаз Ромы. Зависла умиротворяющая тишина, настало горькое осознание своих чувств.
— Люблю, Антон... Я тебя люблю.. — Голос хулигана стал тише, спокойнее. Тяжелый вздох.
Свет в комнате был только от настольной лампы, потому руки и свитер все еще немного выделялись привычным зеленым цветом. В комнату зашел Рома, устало скидывая рюкзак на пол. — Давай я свитер твой в стирку пока закину.. — сказал Пятифан, увидев зеленые пятна от отчаянных прикосновений на белой ткани, которые по идее должны были перекрыть его распущенные прикосновения. Алкоголь выветрился из организма, Антон немного засмущался, но все же стал аккуратно снимать с себя свитер, стараясь сильно не прикасаться к вещи. Из-за того стакана, который Антон верно нес до самого дома, его руки все еще были опасны для вещей. И вот уже неприкрытый юноша сидел перед Ромой, который в руках держал свою спортивную кофту, готовясь отнести ее в ванную. Но он немного сменился в лице, слегка вдумчиво осматривая чужие руки. — Извини, я сейчас помою. — сказал Антон, привставая с кровати. Он понимал, что хозяину наверняка не очень комфортно, учитывая, что предоставленный дискомфорт придется потом отмывать именно ему. Он аккуратно встал на ноги, держа руки на вытянутом расстоянии, чтобы случайно ничего не испачкать. Но его остановил небольшой толчок сильной руки, укладывающий его обратно на мягкий матрас. Петров не успел ничего спросить, его слегка округленные глаза делали это за него. Но ответов никто давать не собирался, только лишь приступать к активным действиям. Настольная лампа внезапно выключилась с ожидаемым щелчком. Комната наполнилась темнотой, которую нарушал лишь свет краски на руках и щеках Антона. Послышались неспешные шаги, подходящие к кровати. Рома аккуратно сел рядом, снимая с себя футболку. Хулиган развернул Антона за бедра к себе таким образом, чтобы они сидели напротив друг друга. Его ладони примкнули к рукам Петрова, которые найти не составляло труда. Они не сцепились перебирая пальцы между собой, лишь аккуратно приложились, делясь оставшейся краской. Рома сократил между ними расстояние, таким образом уткнувшись в лоб своим Антону. Тишину нарушало лишь взаимное дыхание, которое отчетливо раскрывало потаенные желания, спрятанные в темный угол. Петров чувствовал подступающую на щеки смущенность, немного хмуря свои брови. Кисть хулигана прошлась по подбородку, нежно поглаживая скулы, вторая рука остановилась на шее. Хулиган сразу же убрал её, оглядывая получившийся отпечаток у ключиц Антона. Пусть этого не было видно, Антон точно знал, что Рома улыбнулся. Это чувствовалось трепетом в душе, содрогающейся землей под ногами. Грубая ладонь хулигана вернулась на тело, но уже ниже, оставляя менее заметный и размазанный след потерянной совести. Воздуха становилось мало, вдыхать оказалось тяжелее. Пятифанов взял Антона за кисть, прижимая его ладонь к своему телу, медленно и развратно проводя по своим рельефам. Вздрогнув, Петров нехотя издал звук, похожий на протяжный, тихий стон. Он резко подобрался, словно едва заметным одергиванием возвращал себя в жизнь. Но такое лишь раззадорило Рому, он не нарушал сантиметр расстояния между их губами, ощущая тепло вздохов Антона на себе. Хулиган не хотел брать инициативу на себя, но безумно хотел слиться в кружащем голову поцелуе. Он желал свести Петрова с ума, чтобы тот, потерявшись, сам был провокатором горячей страсти, разливающейся по венам. В груди разгорался огонь, языки его пламени изнутри побуждали приступать к активным действиям. Но каждый по своим причинам лишь продолжал издевательски разжигать этот пожар. Вторая рука Пятифана тыльной стороной проходилась по животу, она не спускалась ниже, лишь едва ощутимо поглаживала торс. Мурашки новой волной окутали Антона, заставляя тело предательски вздрогнуть, оглашая во всеуслышание удовольствие его провокатору. Рома терял контроль, жар подступал к лицу. Отсутствие света немного помогало Петрову позабыть о смущении, по своей инициативе его вторая рука робко опустилась на ключицы хулигана. Пальцами он аккуратно гулял по ним, спускаясь ниже. Между ними началась негласная игра, победителем которой вышел бы тот, кто не подчинился провокациям и не прильнул к так горячо желанным губам. И для двоих отсутствие поцелуя было наравне с обжигающим голодом. Решили путешествовать по сумасшествию. Это зависимость, это колючие веревки на руках, это удушающая аддикция. И оба стали как индикатор и гарант, катарсис друг друга. Комната заливается подступающей вибрацией, в проводе льется похоть и нежное электричество. Пускай полностью сгорят, и сгорят, сгорят.. Все их прежнее смежное и практическое, бьет внутри неравнодушным электричеством. И однажды они замкнутся, конечно, и всё в том числе. Но если теоретически, это острое электричество убьет их. Рука хулигана зарывается в светлые волосы на макушке, аккуратно оттягивая голову назад. Их губы едва ощутимо касаются друг друга, сводя своим ощущением нарушенного расстояния, но не наступившего поцелуя с ума. Дрожащее желание колеблется, выискивая помощь. Вот он, их снег выпавший в апреле, клубника, сорванная в декабре. Звезды соединяют тончайшие нити преданности. Кому семья, кому карьера и монетки? А им важно лишь одно, а остальное всё — проблема человеческая. И если поспособствуют люди вернуть в их душу небытие, полную потерю и отчаяние без друг друга - значит миру пришел: — Пиздец.. Антон.. — сквозь сиплый шепот проговорил Пятифан, теряя свое стойкое обличие, растекаясь в груди словно масло на горячей сковороде. Антон продолжал гулять рукой по телу хулигана, оставляя за собой зеленые следы. Он медленно спускался ниже, чувствуя, как мышцы подрагивают. Струна предвкушения натянулась до раскаленного состояния и с громким треском разорвалась. Протяжный стон сорвался с губ Пятифана, и тот, в сокрушающей пелене страсти, наконец резко подался вперед к мягким губам. Проиграл, не смог отказать своему солнцу и небу. Пошел на поводу своей души, что громогласным криком приказала сорваться в страстном поцелуе. Грязно, собственнически, но так желанно. Хулиган заставил оказаться Антона в лежащем под ним положении, заботливо снимая с него очки и с определенным стуком кладя их на прикроватную тумбу. Расфокусированная картинка перед глазами внушала ощущение отсутствия в пространстве, мягкое и мыльное наваждение, что это всё за пределами реальности. Ненадолго разорванный поцелуй вернулся вновь, окутывая новой волной энергетического выплеска. Рома хищно касался шеи Антона, немного сжимая ее в своей хватке. А Петров послушно извивался под нависшим над ним хулиганом, бедрами двигаясь ему навстречу. Спина изгибалась и их тела соприкасались, а Петрова хоть и смущало, что Рома буквально находился между его ног, ими он лишь подталкивал его к себе ближе. Вторая рука хулигана оказалась на внутренней стороне ноги Антона, немного сжимая ее сильнее. Поднимается температура, а в груди такой жар, что клубится у стен пар. Их вздохи уже нельзя назвать полноценно бесшумными, каждые последующие на пару с протяжными стонами. Присутствует неподдающееся переубеждением ощущение, что это и есть кульминация. Предел возможных чувств и разрастающейся страсти. Но рука хулигана, медленно перебирающаяся к задыхающейся в штанах стыдливости, явно продемонстрировала обратное. А когда добралась и в своей привычной манере сжала выпирающее, ноги невольно дрогнули, а с губ сорвалось что-то посерьезнее протяжных стонов. Пятифан хотел слышать это в своем самом грязном обличии, потому отстранился от извивающегося под ним юноши, разрывая поцелуй, продолжая рукой путешествовать там, где ранее этого сделать во всей красе не было возможности. А Антон смущенно прикрыл рот рукой, стараясь притупить вырывающийся из него звук. Не успел он опомниться, как эту руку Рома убрал от его лица, прижав к мягкой постели. Вышло лишь протестующе промычать что-то, снова упираясь в получающиеся стоны, которые сдержать не хватало сил. У Петрова был шанс на передышку лишь в тот момент, когда штаны покидали привычное всем место. Красные щеки пылающим жаром чувствовались на лице с каждой секундой сильнее. Грубая рука вернулась на то же место, от которого была вынуждена временно отстраниться. Нежные поглаживания перерастали в нечто большее. — Нравится? — хитро спросил Рома, заставляя Петрова говорить сквозь льющиеся звуки невероятных ощущений. — Да. — ответил Антон, хватаясь за одеяло под ним и сжимая в руках. Не в его силах сопротивляться этому искусителю вновь нависшему над ним. — Скажи еще раз. — шепотом сказал хулиган, но уже в более эротичной манере. Его рука уже пробиралась под приспущенное белье Антона. — Да. — вторил Петров, словно стараясь отдышаться. Грубая рука обхватила разгоряченный провокатор стонов, приступая к неспешным движениям. — Еще раз... — утопая в собственноручно созданной атмосфере сумасшествия, сипло проговорил Пятифан, уж было жалея, что в комнате нет прямого источника света. Лишь свет фонарей приглушенно падал в комнату, давая маленькую возможность лицезреть выражение лица Антона. — Да.. — более эмоционально проговорил Антон сквозь первый, полноценный стон, тут же заливаясь неподдельным смущением. Такая реакция - райская услада, и насытившись, Рома вновь прильнул к развратному поцелую двух парней. Темнота в комнате им точно благоволит. Петров не стал терять времени, сквозь бушующие эмоции в его интересах было создать равное положение. Его рука приспускала спортивные штаны, намеренно зацепив и белье, чтобы поскорее расправиться с этими вещами, которые стали не в надобность. Пятифан лишь углубил поцелуй, выражая ответное желание и без того всем понятное. Петров в нежной манере коснулся того, что возжелал избавить от оков прикрывающих вещей. Хулиган вздрогнул, издав протяжный стон в губы Петрова. Антон стал зеркально исполнять движения руки, которые прочувствовал на себе. И так же, разорвал поцелуй, прислоняясь губами к уху. — Нравится? — шепотом проговорил Антон, ответно и невинно издеваясь. — Да, Антоша.. — Пятифанов же не стал смущенно прикрываться и ограничиваться выражениями, парируя в этой страстной игре, заставляя смутиться от начатого самого зачинщика. — Очень нравится.. — Рома наклонился к пухлым губам, проговаривая это сквозь грубые, легкие стоны. Его поцелуи стали гулять по его щекам, перебираясь к уху. — Продолжай. — более тихо, но не менее разгоряченно, сказал Пятифанов, моментально чувствуя, как от того Антон покрывается мурашками и заливается краской. И Рома не стал надолго оставлять парня без внимания, рука, которая остановилась от внезапных таких же чувств на своем теле, вернула потерянный темп. Более чувственная реакция Антона вынуждала только ускоряться, наслаждаясь его реакцией. Его свободная рука сжимала плечи, оставляя ссадины своими короткими ногтями, впивающимися в кожу. Петров дрожал, извивался и поддавался любым маякам тела. Рома прикусывал его губу и немного оттягивал, рычал и иногда шипел, что выливалось в жжённые стоны, выражающие абсолютное удовольствие. Цветочек в стволе автомата почти что завял, пока длилась война с собой. Но расцвел в неприлично красивых оттенках, став сильнее. Никто не останавливался, ситуация лишь становилась все более и более раскаленной. И каждый упивался ответными реакциями, ощущая подливающийся бензин в и так невероятный пожар. Приближаясь к завершению, Антон до приятной боли прикусил губу Ромы, отстраняясь и вжимаясь в кровать. Его не хватило на долгое время: непривыкшее к таким нагрузкам тело продержалось меньше, в момент Антон запрокинул голову, неожиданно даже для себя зарычал и спустя миг расслабился всем телом, горячо и часто дыша. Удовольствие растекалось по телу Ромы, нарастало с каждой секундой до бешеных пределов, ломая каждый раз тот самый максимум, становясь больше и больше. От эмоций партнера дышать казалось практически невозможно. С губ срывались стоны, один за другим. От такого невероятного и бьющего по всем фронтам Антона, хотелось сжимать все вокруг сильнее, ломать, рвать, разбивать. Его легкие вскрики - берут управление на себя, расстилая перед взором туман. Глаза невольно закатывались, с губ срывалось легкое шипение, руки нежно касались его лица. Пальцы скользили по губам, такие мягкие, словно за пределами осязаемости. Все путалось, не существовало никого кроме него. Казалось, кульминационный момент для Антона, который хулиган смог увидеть, оказался критическим и для него. Пятифанов слегка нахмурился, зажмурив глаза. Он крепко сжимал плечо Антона, прикусывая нижнюю губу. Вторая рука держалась за спинку кровати, могло показаться что сейчас он ее сломает, оторвет, она превратится в щепки. Спустя несколько секунд он жадно прильнул обратно к мягким губам, словно выражая поцелуем свои эмоции, отдавая свое почтение.________________
Смирнова добралась до дома без приключений. С уставшей матерью они не особо общались, старательно отдыхая друг от друга в подходящий момент. Екатерина не теряя времени закрылась в своей комнате, присаживаясь на мягкую постель. Ей предстоит переварить увиденное и не один раз, одно дело - понимать, что такое существует. А другое, видеть и точно знать, что главный хулиган, к которому ты пылаешь яркими чувствами, чувствует подобное к парню. И робкий отличник совсем не против. Непозволительная авантюра, что это вообще такое? А если задумываться, вспоминая агрессию Пятифана направленную на «таких», то парад лицемерия обретает новый торжественный возглас, недопониманием и липкой осознанностью наполняет легкие. От непонятной злобы, возрождающейся в душе, она сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в свои ладошки. Удивление новой волной опустилось на утонченные плечики, заставляя раздумывать над созревающим планом мести. Она точно знает, что ребята видно наплевательски относятся к проявлению своих чувств в стенах школы, и застать их врасплох - шанс есть. Но нужен ли он ей? Толку если у нее все еще будут только слова? Кате сильно мешала шаткость положения, ведь она прекрасно понимает, что слова - не ценное доказательство для окружающих. Найти бы ей рычаг, благодаря которому в ее руках появятся две марионетки, которые будут исполнять всё задуманное ею, стоит ей лишь дернуть за ниточку. И подтверждение со стороны Морозовой тоже могут воспринять несерьезно. Сейчас важно их не спугнуть, не подать никаких двояких маяков своим поведением. А потом захлопнуть ловушку, растоптать гордость и сровнять с землей. Хитрая улыбочка появилась на лице девушки, ей осталось только быть наготове, быстро думать и не упускать шанс.____________
— Антон, что я там, блять, не видел? — проговорил Рома, стоя уже под льющейся водой в своей скромной ванне. После завершения, Пятифан посчитал уместным сходить в душ, и даже не предполагал, что Петров будет продолжать чего-то стесняться. А Петров уперся глазами в пол, стоял и все никак не мог принять случившееся. Ведь страсть отступила, а ощущение стыда затмило испарившуюся раскованность. — Да я после тебя схожу.. — Антон все не поднимал глаз, старательно избегая неудобного момента. — Мать моя потом приедет. Ладно, ща.. — Рома, находясь за немного потрепанной шторкой, ускорился, чтобы поскорее выйти. Но с предсказуемым звуком штора проехала по карнизу, а в ванной оказалось на одного человека больше. — О-о-о, ну вот! — проговорил хулиган, оглядывая все еще не менее стесняющегося Антона. — Да ладно, всё, сам тут будешь. — немного смеясь, Рома все же покинул помещение, оставляя Антона в гордом одиночестве. Петров сам не знает, почему застенчивость вновь обрела пристанище в его душе. Но к такому ему надо привыкнуть. И чувство умиротворения быстро поселилось в сердце, а воспоминания о том, чем они сейчас занимались, отдавали лишь приятным трепетом и мягкостью в конечностях. Все же делить подобные чувства с человеком, которого ты невероятно любишь, убеждаясь, что твои эмоции и ваша любовь растет от того в геометрической прогрессии - нашлось чем-то приятным. Антон в спешке закончил все дела, засматриваясь периодически на мокрый кафель и теряясь в мыслях. Вернулся в комнату Петров только в белье, потому посмотрел на Рому жалобным взглядом, умоляющим решить эту проблему. А он уже был в домашних шортах и футболке, стоял у окна и раскуривал сигарету. — Бля, заболеешь же, ща.— заботливо сказал Рома, стоило ему увидеть положение Антона. Хулиган закрыл окно, начал копаться в комоде с вещами, достал оттуда первую попавшуюся футболку, какие-то спортивные штаны и кинул Петрову, находившемуся в легком замешательстве. Юноша в знак благодарности кивнул головой и принялся шустро одеваться, умещаясь на кровати и прячась под одеяло. Вещи Ромы были ему велики, что не вызывало никакого дискомфорта, но позабавило их двоих. Еще и в спортивных вещах, которые не особо под стать привычному образу Антона Петрова. И как только можно было с уверенностью сказать, что никаких последствий от мороза с улицы быть не может, окно снова открылось. А Рома вернулся к сладострастному, но пагубному действию. Зависимость любая несет вред, ведь так? А как же объяснить их связь и вечную потребность друг в друге, которая расправляет их крылья. Антон, лежа на кровати, вновь засматривался на его статную позу, хищно оглядывающую двор. Возвращаться в воспоминания первых чувств от этого человека оказалось приятным путешествием во времени. Сон медленно спускался на Антона, укутывая в объятия беспечного отсутствия границ. А Рома лишь тепло поглядывал на засыпающего Петрова, ощущая как в груди расцветает весна. Докурив сигарету, Пятифан медленно и тихо закрыл окно. Подойдя к кровати он какое-то время еще просто смотрел на уже сопящего белобрысого парня, не желая нарушать его покой. Аккуратно устроившись рядом, Рома прижал к себе в объятия Антона, в забвении проваливаясь в заслуженный отдых после очередного прожитого дня. Мяты простыни, колючи. На ребят упадут остренькие лучи света. Утро, как будто назло воцарилось на улице. И воля была бы чья, то не соизволили бы солнцу выйти наверх, чтоб оставить небо луне. И там, где распускается белена, там и спускается по ночам луна. Но, раз через раз она какая-то другая вся. Первым вновь проснулся Антон, немного морщась от такого количества света. Теплые руки прижимали его к себе, так что утро началось с легкой улыбки. Вот бы не выбираться никогда, остаться навек в этих объятиях и беспощадно утопать. Но вставать надо, уроки в пятницу, к сожалению, все еще есть. Петров аккуратно выбрался из теплых объятий. « — Так, мать у него в прошлый раз уже ушла.. Значит по идее и сейчас ее нет? » —стараясь рассуждать, Антон застыл у двери. Ему бы хотелось пройти в ванную, умыться, посмотреть высох ли его свитер. Попытка прислушаться не продемонстрировала никаких признаков жизни в доме, потому уверенно, но все же тихонько, Антон стал пробираться в ванную комнату. Там он шустро закончил череду определенных действий, часы не говорили о том, что торопиться стоит, но некоторая неловкость все же присутствовала. Разница подобных действий существенная, если ты дома или у кого-то в гостях, еще и точно не понимая, присутствует ли в доме кто-то еще. Антон уже смирился с тем, что ему так же предстоит вновь вернуться домой, выслушать очередные скандалы, упреки и водопад колючих фраз недопонимающих родителей. Но ему уже не казалось это проблемой, он почувствовал себя в необъяснимой безопасности рядом с Ромой. И никого ему не надо, все стерпит лишь бы однажды просто жить, наслаждаясь любовью. Петров вернулся в комнату и стал тихонько переодеваться, аккуратно складывая вещи которые дал ему Рома и умещая обратно в комод. Птички чудесно напевали свою мелодию, снег блестел под лучами солнца, такая картина привлекла внимание юного любителя творчества. Петров забрал очки с тумбочки и мир вновь приобрел четкие контуры. Картина распустившейся зимы за окном приковала его взгляд к себе. Вглядываясь в ландшафт, Антон стал плутать в коридорах собственных размышлений. Но вырваться из них все же пришлось, у дома стоял силуэт парня, который курил очередную сигарету. Петров нахмурился, немного подавшись вперед и облокотившись руками на подоконник, он понял кем является загадочный незнакомец. Антон резко сел на пол, мысленно надеясь, что его не заметили. — Рома... — сидя на полу и прижавшись к стене, громче обычного сказал Антон. Не так конечно ему хотелось его разбудить. — Рома! — крепко спит, не достучишься. Но после повторного, более громкого оклика, Рома все же стал нехотя тереть глаза и морщась, оглядывать растерянным взглядом Антона. — А че ты там сидишь.. — не до конца проснувшись, спросил Пятифан, медленно принимая сидячее положение. — Там Бяша! Он меня чуть в окно не увидел! — более тревожно, чем обычно сказал Антон. Рома сначала рассмеялся. — Ну ползи до двери тогда. — хулиган встал с кровати и подошел к окну, высматривая своего друга. И вправду, стоит бурят и ждет пока Рома почтит его своим присутствием. Вопрос в другом, очевидно будет очень странно если выйдут они вместе. Это может поселить не лучшие сомнения, которые в последствии парочки ошибок, вырастут огромными деревьями. — Ну я выйду, дверь не закрою, тебе ключ оставлю. А если че спросит, скажу мать сегодня дома. А ты потом как увидишь, что мы ушли - выходи, только ключ мне отдай потом. — Пятифанов потрепал сидящего на полу Антона по голове, издавая теплый смешок. Антон кивнул головой и пододвинувшись к стене, где территория окна кончается, встал и пробежал в коридор, вызывая этим ребяческий смех у хулигана. Ребятам даже удалось быстро позавтракать, только Антон делал это не сидя за столом, а стоя где-то в проёме, старательно избегая возможности быть увиденным. Дождавшись пока Рома соберется, Петров терпеливо ждал, и не успел заметить, как они оказались уже укутанными в теплые, зимние вещи на пороге дома. Перед тем как попрощаться, Рома долго не мог выпустить из своих объятий Антона, осыпая его легкими поцелуями. Петров лишь ответно прижимался и сам, словно не желая их разлуки, не напоминал о времени. Но оторваться друг от друга пришлось, Рома все же вышел и поздоровавшись с Бяшей, они отправились в сторону школы. Антон выждал необходимый момент и отправился домой, ему во всяком случае необходимы новые учебники. Ну, так же ради приличия сообщить семье, что он жив и здоров. — Довели мы вчера Полинку до дома, на. Ты бы слышал че она ваще несла, это такая умора. Помимо того она внатуре в каждый сугроб врезалась, на! — не скрывая своего искреннего смеха, говорил бурят. — А че вы ее придержать не могли? — Роме все же казалось это бесчеловечным, даже подумал, что лучше бы сам ее довел. — Та че ты, на. Может, нам еще её в кроватку надо было уложить и на ночь сказки почитать, на? — Пятифан махнул рукой, мол, тема закрыта, сделали как смогли. Но бурят явно хотел поделиться всем, что произошло за тот краткий промежуток прогулки до дома Морозовой. — Она че-то про Антоху затирала, на! Говорила типа.... — Бяша задумчиво упер глаза в небо, стараясь дословно вспомнить и процитировать сказанное девушкой. — У него на шее прямое доказательство распущенных рук вашего Пятифана, если можно так сказать, на! А потом что-то типа.... Руки, руки, руки, где же они бывали! — бурят явно ничего не понял, заливался искренним смехом. — А я ей говорю, на! Мы Тоху давно уже не трогаем, закорешились, на! Она головой покивала и говорит, перекорешились там мальчики. — Бяша все еще хихикал. — Ну не смог я кароче ей втолковать, что никто ее Тошича не трогает, на. Та и хер с ней, проснется, уже ниче вспомнить и не сможет. — бурят достал очередную сигарету из пачки и протянул Ромке, а тот словно завис. — Ты че, Ромыч? — это и заставило его опомниться, вернуть былую непринужденность на лицо и взять предложенную сигарету. Если всё, что сказал Бяша, было действительно так, и он не упустил никаких деталей, то это во всяком случае был шанс двояко понять. Может она и вправду поверила, что синяк на шее Антона лишь случайность? Правда была фраза которая заела в голове у хулигана, вынуждая напомнить ему о шаткости положения. Руки, руки, руки, где же они бывали, и что это должно значить? Рома нервно прикусил фильтр сигареты, старательно поджигая ее конец спичкой. — Да ниче, задумался просто. Девкам только каплю алкоголя, они сразу в сумасшедший бред впадают. — с долей презрения проговорил Рома, действительно жалея, что попросил оказать такой жест заботы по отношению к Морозовой. Сама бы своими ножками доплела, не растаяла бы. А бурят в знак согласия покивал головой, приговаривая: — Верно говоришь, Ромыч. — последующий путь в школу прошел под непринужденный диалог обыденных вещей двух лучших друзей. А Антон уже был дома, буквально под расстрелом строгих нравоучений матери. — Долго ты мое терпение испытывать будешь? Не надоело еще?! Сколько можно, Антон, объясни мне? Тебе уже запретили так себя вести, ты до чего свою мать довести хочешь?! Нельзя так себя вести в шестнадцать лет, ну подумать только, шестнадцать! Не двадцать пять и даже не двадцать! — белокурый юноша в спешке собирал рюкзак, старательно игнорируя присутствие мамы и ее фразы. Оля жалобно поглядывала на брата, стараясь одарить его своей поддержкой. Весь неблагоприятный разговор закончился на том, что Антон сказал: — Все, мам, я пойду, а то в школу опоздаю. — и дверь громко захлопнулась. Может мать не вспомнила, не хотела или скорее не успела, но парня не посадили под домашний арест. Хотя отец вроде и пытался уже, очевидно никаких успехов за собой это не повлекло. Антон вырос и не желает больше во всем потакать обиженным на жизнь родителям, будет бороться и не ради себя, распутства и гулянок, а ради любви, в которой утонуть не получается нигде, кроме как наедине. И сказать нельзя о ней, молчишь и скрываешь от всех свое счастье, такое простое и примитивное - любовь. Тяжело, но что уж поделать? Лучше так, чем потерять единственную надежду на прекрасную жизнь. Хоть от подобной несправедливости невольно и сжимается челюсть, зарождая в груди чувство отчужденности и обиды на мир. Петров торопливо шел по хрустящему снегу, который послушно проминался под весом парня. Эта жизнь стала тяжела, и ему самому неясно как он держался без какой-либо надежды в этом мире. Пусть она очень нестабильная, сложная и может разбить так, что не собрать и не собраться. Но кроме оков ты все же ощущаешь трепет, утяжеляется шепот далеких звезд. Пока сердце песню льет громогласно, то ему мы можем лишь подчиняться. Остаться куда лучше, хоть тут не Питер, не Москва да и не Франция. И что? Если здесь теперь и чай теплее, и улицы красивее и объятия приятнее. И никакие потенциальные успехи не принесут столько разливающегося по телу счастья, благодаря серенады того, что каждый скрупулезно вынашивает под ребрами. И не поможет небо тебе, ты сам прекрасно понимаешь, что судьбу каждый плетет самостоятельно. Задуманы как подобие лучшего, но в итоге слеплены достаточно невнимательно. Кому-то не быть кометой, кому-то горит судьба, кому-то бить по гробам, а кому-то по барабанам. Но не сомневайтесь, каждый подходит для того, чтоб в итоге землю удобрять. А уж если конец всем известен - пожалуй, воспользоваться шансом и прожить свою жизнь, лучше счастливо. Не в Питере, не в Москве и не во Франции, здесь, рядом с человеком, к которому сам лес тебя ведет, послушно расступаясь. Лейся песенка, не дай им выдохнуть или потерять друг друга в неподчиняющемся чувствам обществе, что осудят за любое проявление "неправильной" любви. Мысли скапливались, танцевали и громко падали, пока Антон не вырвался из них стоя уже в раздевалке и оглядывая ее наполненность. Кажется.. Урок уже начался? Антон торопливо направился в кабинет. Не любил он опаздывать, но сейчас собственные мысли повлекли за собой задержку, которую даже уловить было сложно. Время так скоротечно.. Петров робко постучался в дверь, заходя, но не переступая порог. — Здравствуйте. Извините за опоздание, можно войти? — заученная фраза, которую Антон привык слышать из чужих уст. Глаза невольно перевелись на класс, и первым кого юноша хотел, и смог увидеть - Ромка. Но выглядел он более напряженным и вдумчивым чем обычно. Получив разрешение от учительницы, Антон быстро прошел меж парт и занял свое место, периодически поглядывая на хулигана. Их взаимосвязь это действительно что-то на уровне субатомном, ты просто чувствуешь другие вибрации его души, ты видишь каждую мелочь изменения в выражении лица. Замечаешь как он нервно стучит пальцем по парте, опускает взгляд в пол. А все так слепы потому что нет у них никого себя дороже. Антон едва заметно ухмыльнулся, выражая тем самым некоторую неприязнь. Теперь его досуг на нудных уроках был полностью предоставлен рисованию, и сколько бы времени не прошло, руки сами вырисовывают необходимый образ. Но теперь, Петров трепетно вырисовывает его черты лица, полностью осознавая, по какой причине ему хочется видеть его постоянно. В любой момент, каждую секунду, рядом с собой. А у Ромы весь урок не выходили из головы те слова Полины, ему срочно необходимо побеседовать с Петровым вдали от чужих глаз. Главенствующим в этом диалоге для Пятифана была стать, которую он мечтал сохранить. Не показать Антону, что он волнуется и колеблется, что он переживает. И не потому что он боится показать свою слабость, а потому что боится, что его образ в глазах Антона в виде каменной стены, которой подвластно отвести любую беду, рухнет. Волнуется, что Рома перестанет быть для него абсолютной защитой, полным доверием. Но он понял суть земли и принял в себе тьму. Тяжело отчаянно сохранять в себе непробиваемый облик, прятать чувства, а ощущая, что они походят на грусть, моментально превращать их в злобу. Ведь печаль не для грозных парней, живущих по дворовым понятиям. Все запутано и в этом весь хулиган, это не о любви волнения, это для любви переживания. Коль ударят по правой щеке, возьми в руку факел, сожги его дом, поровну подели на всех свою смерть, возьми честь и будь палачом. Позволь агрессии туманить разум, но не подпускай грусть ближе к душе. Нельзя, никому нельзя, пройди по ножу но даже себе не дай усомниться в собственной непоколебимости. И Роме невыносимо сложно осознавать, что и в его жизни появилось больное место в виде невероятного парня. Это как пытаться принять, что есть у тебя теперь слабость, и не такой уж ты богоподобный. Верить в неизбежность зла, но в вероятное добро, не верить в чудеса и докучные сказки. Руки хулигана дрогнули, слишком много на кону. Он может проиграть всё, но неясно, проиграть кому? Себе, людям, судьбе? А в какой игре? Игре добра и зла, игре ума или воображения? Никак не сходится как не сопоставь, но он клянется, однажды соберет все воедино. Раздражение с легкой растерянностью, как мерзкое существо поселилось в груди, играя с сердцем как с мячиком. Нельзя говорить с Антоном в таком состоянии, это лишь встревожит его сильнее, разрушит стойкость дворового хулигана. Антон видел его состояние, со стороны оно не выглядело слишком пугающим, не заставляло волноваться, но как минимум, что-то случилось.. И это уже не было хорошей перспективой. Рома редко поднимал глаза, сталкиваясь с Петровым взглядом, и старательно сразу уводил свой взор. Морозовой в школе не было, возможно она конечно позже придет, но после вчерашнего вероятно этот день отлежится. Урок наконец кончился. Петров вышел в коридор, оглядываясь, он ожидал знак от Пятифана, приглашение на диалог. Потому что самостоятельно какую-то логическую цепочку построить было нереально. Вот они, стоят и прощаются, мило прижимаются к курткам друг друга, даря легкие поцелуи. А вот они в школе, где на Роме буквально лица нет, а Антон в сторонке лишь наблюдает за его состоянием. Сегодня будут тучи. Ощущение предвкушения чего-то плохого тревогой засело в груди, подобравшись, Петров направился к следующему кабинету. Ну а Ромы не видно, нет нигде. Может случилось что-то, что не касается Антона? Да даже это во всяком случае обидно, почему бы просто не рассказать, а не заставлять волноваться? Пятифан - переменный, как ток электрический. К его философии жизни еще бы попривыкнуть, прежде чем с головой нырять в омут этой любви. На третьем уроке Антон все же не выдержал этой паузы и пелены недоговорок, он принял решение, что может попытаться незаметно передать ему записку. Небрежно оторвав кусочек от последнего листа в тетради, Петров переносил свой вопрос на бумагу. Сложив его, Петров еще долго держал записку в руке. В груди внезапно поселилось такое неприятное чувство покинутости, - ведь он отчетливо дает понять Роме свои маяки, а он словно и не замечает, игнорирует их? Антон нахмурился, сжав комочек бумаги в ладони сильнее. — Петров! — громкий оклик учительницы вырвал из пространства, заставляя одернуться. Юноша поднял свои немного напуганные глаза на Лилию Павловну. — В облаках опять витаешь? Урок литературы для тебя пустое место? Ну-ка учебник взял и к доске, сейчас будешь с выражением стих читать. — Антон тяжело выдохнул. Позор, но это лучше чем получить соответствующую поведению оценку. Он настолько выпал из реальности, что даже учебник открыть не соизволил. Бумажка направилась в карман. Взяв учебник и выйдя к доске, парень стал выискивать нужную страницу. Даже не услышал когда говорили, какую открывать.. — Петров. Мы читали сборник стихов Есенина, ну просыпайся! Уже третий урок, а ты все спишь. Выбирай стих быстро и читай. — Лилия Павловна с разочарованным вздохом уселась на стул за своим столом, поглядывая на Антона. Страницу-то он нашел, а выбрать стих надо быстро. Изначально хотелось направить свои силы на что-то, что достаточно небольших объемов. Не придется тратить лишнее время и силы, которых по ощущениям осталось не так много. С интересом оглядывая каждый стих, он все листал страницы. « — Русь... Нет. Совсем не хочу. Письмо к женщине, точно нет. Хулиган? » Поймав стих с названием, которое заставило душу дрогнуть, Антон стал бегло оценивать его содержимое. Название красивое, но по смыслу не близко сердцу Петрова. Но теперь он стал выбирать не по критериям объема, а по собственным ощущениям. Теперь Антон хотел пообщаться с Ромой таким образом, - пусть и чрезвычайно размыто, но лучше, чем ничего. « — Шаганэ... Голубень.. » — от последнего названия он едва заметно хихикнул, но подобрался, продолжая поиск. « — Метель.. Ой.. » — стих на другом листе привлек его внимание, а некоторые строчки нашли пристанище в душе. Название не было говорящим, разве что можно было провести забавную параллель с цветом, но как по воле судьбы определенная строчка ударила в глаза. Антон улыбнулся. — Выбрал! — уверенно произнес Петров, поднимая голову и смотря на Пятифана. — Ну что же.. Начинай, мы все внимательно слушаем.. — Лилия Павловна в ожидании оглядела класс. Антон подобрался, выдохнул, даже успел еще раз пробежаться по тексту, чтобы прочитать с неподдельным выражением. Осталось лишь надеяться, что только Рома поймет почему именно этот стих выбрал Петров. — Заметался пожар голубой, позабылись родимые дали. В первый раз я запел про любовь, в первый раз отрекаюсь скандалить. Антон сначала невероятно опасался в моменты пауз поднимать глаза на Рому, трепет легкой дрожью пробегал по ладошкам. Петров решил, что вряд ли учительница знает каждый стих наизусть, так что на свой страх и риск видоизменил его меняя смысл. — Был ты весь - как запущенный сад, был на женщин и зелие падкий. Разонравилось пить и плясать, и терять свою жизнь без оглядки. Антон стал потихоньку отрываться от учебника, поглядывая на весь класс. Рома чувствовал, что этот взор изначально предназначен лишь для него. Только Петров волнуется, побаивается. — Мне бы только смотреть на тебя, видеть глаз голубых омут, и чтоб, прошлое не любя, ты уйти не смогла к другому. Менять последние строчки Антон не стал, это было бы слишком нагло. Но глаза его теперь нацелены только на хулигана. Он не смотрел никуда больше, когда поднимал взор после прочтения четверостишия. А Рома не отрывал свой взгляд, он чувствовал атмосферу, осевшую между ними. Время вернуться назад, время понять, что снова совершил ошибку, но есть шанс все исправить. Жизнь их, позади ведь только одна треть, все впереди. — Поступь нежная, легкий стан, если б знал я, ты сердцем упорный. Как умеет любить хулиган, как умеет он быть покорным. Их сердца забились сильнее, хотелось прикрикнуть на него, мол, тише! Ведь тишина продолжает стоять в классе. Словно сейчас все услышат ритм сердцебиения, поймут, что бьются они в унисон. Но не сказать, что все были так увлечены прочтением Антона. У каждого свои мысли, свои проблемы, свои планы, и просечь в этом определенный намек, смогут лишь понявшие все ранее. — Я б навеки забыл кабаки, и стихи бы писать забросил, только б тонко касаться руки и волос твоих цветом в осень. Такие друг другу родные, до дрожи под кожей терпкие. Беда случается, не жмите плечами, расстраиваться нечего. Собрать ребята рады были бы чемоданы, но поздно дергаться. Судьба-злодейка привязала их друг к другу, посильнее затягивая. В одиночку бороться равнозначно вечной тоске, постоянным срывам и агрессии. Теперь необходимы они друг другу словно воздух, и пора бы это принять. Чувствовать в предвкушении, что ждут их абрикосы и еще не увядший сад. И когда-то, верить, пути их длинных и витиеватых перипетий - будут ровными. Ровными не значит параллельными. Наслаждаться, ведь время не ходит назад, как и пешка. Да и не важно, чтоб вернуться в прошлое оно им и не нужно. Прожить жизнь, видя человека, что буквально заставляет душу наполниться теми же чувствами, что и в юности, которая однажды будет забыта - не счастливая ли судьба? А всемогущее время, смотрите, вернуться назад не смогло. А ребята смогут, ведь у времени нет любви, а у них она есть, человечек опять победил. — Я навеки пойду за тобой хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь, в первый раз отрекаюсь скандалить. Все еще не отрываясь друг от друга взглядом, ребята застыли. Одернуться заставил голос учительницы. — Отлично, Петров. Садись, а мы продолжаем урок.. — она вновь поднялась, занимая привычное место у доски. Антон захлопнул учебник, проходя специально около парты Ромы и Бяши. Он незаметно для остальных, но очевидно понятно для Пятифана, бросил записку ему в ноги, продолжая идти за свою парту. « — Лишь бы прочитал, лишь бы ответил. » — Антон и вправду замешкал. Начинает понимать, что три урока без Ромы, уже кажутся тянущимся временем с которым нет сил без него бороться. Весна в душе расцветает лишь тогда, когда он ловит на себе его хищные взгляды. Рома поднял записку и под партой, скрывая от чужих глаз, развернул.« — Что случилось? Давай поговорим, пожалуйста. »
Рома понимал, что его отсутствие Антон может воспринять на собственный счет. И то логично, влюбленный человек так падок на любые опасения. А уж если подумать об их случае, то страх вполне оправдан. Пятифан почувствовал стыдливость за то, что его личные проблемы, становятся угрозой для морального умиротворения любимого человека. « — Пиздато защитил. » — пронеслась очередная мысль, наполненная разочарованием. Рома, подавшись всем телом вперед, кивнул Антону, обозначая, что на перемене они поговорят наедине. Наедине? Сомнительно.. Ведь Екатерина настроена серьезно и с легкостью смогла понять выбор Петрова в стихотворении. Оценивала их взгляды, старательно не привлекая внимания, прятала глаза за ладошкой, но внимательно наблюдала. И записку, упавшую с едва заметным стуком по полу заметила, и увидела его кивок головы, обозначающий положительный ответ. Резко развернувшись обратно лицом к доске, она решительно выдохнула, поглядывая на собственный рюкзак. А в ее портфеле есть заключительное звено в ее плане. Выходя из кабинета с утра, сжимая журнал тонкими пальцами, она в привычной манере надменности оглядывала школьные коридоры и ребят. Ее лицо стойко держалось в эмоции, выражающее довольствование своим положением, но глаза дрогнули, когда она увидела одного паренька. Не был парень красавцем, и не имел никаких отличительных черт. Обычный восьмиклассник с небрежно заправленной рубашкой и синей жилеткой, но на его плече висело кое-что, что было необходимо Смирновой. На плече, на небольшой черной лямке, висел полароид. Екатерина застыла, хлопая пушистыми ресницами, вот она, судьбоносная возможность изменить ход ее жизни. Взять все в свои руки и сотворить задуманное. Расталкивая других ребят она направилась прямиком к хозяину необходимого ей предмета, а после, оттаскивая его оттуда, добилась их личного разговора. — Это что у тебя? — на миловидном женском личике появилась милая улыбочка. Катя аккуратно прижала к груди журнал, оглядывая ее собеседника. — А.. Полароид? — восьмиклассник посмотрел на девушку, не до конца понимая, чем вызвано такое ярое желание диалога. — Да, да, могу я посмотреть? — Смирнова протянула свободную руку, строя свои зелененькие глазки. У нее чудесно получалось менять свой облик, прятать истинное нутро, надевая маску лапочки. Парень снял полароид с плеча и протянул держа за лямку девушке. Она в удивлении захлопала ресницами, закивала. — Могу я одолжить у тебя, пока не доделаю проект для нашего класса? Лилия Павловна приказала, сам понимаешь. За такую услугу тебя точно отблагодарят, все-таки за прямое участие в школьной жизни натягивают оценки. Да-да... — Екатерина заметила пелену сомнения на лице ее собеседника, потому сбавлять обороты не планировала. — Я за тебя еще словечко перед мамой замолвлю, как твоя фамилия? Так глядишь и по самому важному предмету до отличника дотянешь, да.. — растопить лед его недоверия получилось, восьмиклассник согласился на такие деловые взаимоотношения, отдав полароид на необходимое количество времени. Объяснив в парочке слов как он работает, парень вернулся к своему классу. Екатерина спрятала полароид в рюкзак, оставляя его отлежаться там до нужного момента. И кажется, тот самый момент получается поймать. Прозвенел звонок. Антон с Ромой переглянулись и вышли из кабинета вместе, отставая от общего столпотворения всех одноклассников, вырывающихся в коридор. Катя создавала иллюзию занятости, медленно складывала вещи в рюкзак, а как только они вышли из кабинета, резко подскочила, закидывая оставшиеся предметы в портфель. Она выглянула из кабинета, наблюдая за тем, куда они отправляются. — Екатерина, помоги мне пожалуйста. Отнеси.. — Лилия Павловна рассчитывала на ее помощь в эту перемену, Екатерина тихо фыркнула. — Не сейчас, мама. — она вышла из кабинета, прекрасно осознавая чем ей это в последствии обернется. Но сейчас ничего не могло воспрепятствовать ей, она понесет любые наказания, но позже. Смирнова стала не торопясь следовать за ребятами, аккуратно поглядывая по сторонам. Парни двигались в другое крыло школы, ближе к начальным классам. Это было вполне логично, сейчас младшие классы на завтраке, там меньше народу. Екатерина хмыкнула, осознав их осторожность в этом деле. Хотя можно ли назвать это аккуратностью в сокрытии тайны, если позволяют себе впадать в бушующие страсти даже в школе. Она обязательно подумает об этом, но позже.. Коридор по которому Рома с Антоном шли был пустым, потому хитрая девушка приняла решение остаться в проёме и выглядывать из-за стены, ловя момент их конечной точки. Ибо если они заметят ее, их встреча может перенестись на потом, возможно даже за пределы школы. И тогда у нее не будет шанса поймать их с поличным. Аккуратность и бдительность бьет через край. Парни заглянули в музыкальный кабинет который часто пустует если там не проходят никакие репетиции или уроки, а поняв, что там никого нет и не должно появиться хотя бы в ближайшие десять минут, зашли, громко хлопая за собой дверью. Катя аккуратно стала подходить поближе к кабинету, около двери она остановилась, прижимаясь спиной к стене. Дверь открывалась если потянуть ее на себя, не было никакого механизма чтоб было необходимо нажимать на ручку. И Екатерина была рада удобству положения. Ее тонкие пальцы упали на ручку и она замерла, стараясь вслушиваться в шаги за дверью. Нужно было поймать момент, чтобы ребята не обратили внимание на приоткрывшуюся дверь. Послышался какой-то хлопок в музыкальном классе, Смирнова немного надавив на ручку выдернула дверь, надеясь, что звук слился с тем внезапным грохотом. Прислушавшись, чтобы если что отступать, она не почувствовала никакой угрозы. Теперь то, о чем они говорили, было идеально слышно. — Бяша сказал, что они когда провожали ее, она несла какую то хуйню про твою шею. Мол это моих рук дело.. И поверь там была фраза, которая, блять, такая двусмысленная, что пиздец. — хулиган не звучал агрессивно, скорее напряженно и волнительно. — Она же была пьяная, Ром, это не показатель, может забудет. Даже если она что-то видела, на нашей стороне правда.. — Антон же говорил более печально, в его груди поселилось чувство, что Пятифан точно оставит его. И этот страх вперемешку с потерянностью заставлял голос вздрогнуть. — Это ты прав, но, блять, я не знаю.. — Рома тяжело выдохнул, облокачиваясь на учительскую парту. — Да и к тому же, ее словам никто не поверит. Все же помнят ту историю с ее слухами, успокойся. И не надо больше бить стол. — Антон подбирался поближе к хулигану, словно этим жестом старался забрать у него повышенную нервозность, но сам был готов дрожа упасть в ноги. Правда ему плевать было, что их могут раскрыть. Плевать на статус, ему ничего не страшно если хулиган будет рядом. Смирнова, шустро достав полароид, сжала его в руках сильнее, вслушиваясь и достраивая происходящее в голове. — Рома.. — Петров подошел поближе и взял Пятифанова за руку. — Скажи мне, ты так реагируешь потому, что боишься... боишься, что они всё узнают и отношение к тебе изменят? — глаза Антона округлились, сердце застучало в ускоренном темпе. Екатерина недовольно поморщилась и решилась заглянуть в небольшую щель, появившейся благодаря открытой двери. Выждет нужный момент. — Антон, это не единственное. То, что вытекает из этого, страшнее. — Рома замолчал, поджимая губы. Он сильнее сжал ладонь Антона, притягивая его к себе в объятия. — Страшнее то, что я тебя потерять могу из-за этого... — Пятифан прикрыл глаза, зарываясь в светлые волосы. Петров же размяк, упираясь в сильное плечо, - по крайней мере смог выдохнуть. Он любит его, и причина его злобы не в том, чего так боялся Антон. Смирнова пальчиком аккуратно приоткрыла дверь сильнее, создавая более широкий обзор. Прислонив полароид к своему лицу, девушка стала выглядывать получившийся кадр. Нужно же чтобы необходимое в точности попало на снимок. « — Идеально... » — нервно она начала выискивать нужную кнопку, грубо нажимая на нее. Но не послышалось никаких изменений, Катя стала напряженно нажимать снова и снова. « — Ну же, давай! Давай... » — Смирнова встряхнула полароид, возвращаясь к своим попыткам вновь. Дверь предательски скрипнула, она спряталась вновь за стену, оглядывая полароид. — Блять, что с тобой... — прошипела гадюка шепотом, пока вертела злосчастный фотоаппарат. Ребята не обратили никакого внимания на внешние звуки, и то понятно. Они оба пережили стресс, утопая в объятиях старательно выискивают умиротворение, отводя лишние мысли. Екатерина снова подалась вперед, заглядывая в проем, достала полароид. « — Попробуй только.. » — пронеслось в ее голове, перед тем как она снова нажала на кнопку.Раздался громкий щелчок и последующее трески появляющейся фотокарточки.
Екатерина, резко одернувшись, стала убегать. Ей уже был не так важен шум ее поспешных шагов, главное - сбежать, а не оказаться пойманной. Попутно она вытащила фотокарточку и спрятала под рубашку, не только чтоб никто не увидел, а так же чтобы свет не воспрепятствовал лучшей передачи изображения. Ребята одернулись от внезапного шума за дверью, но не напряглись услышанному. Видно дети начинают подходить к кабинету, резвиться и играть. У них же нет пока стольких противоречивых проблем, чего бы им не развлечься? Парни выдохнули. Рома запустил руку в светлые волосы на макушке. — Люблю я тебя, Антон.. Но покорным не буду.. — через небольшой смешок сказал Пятифан, делая отсылку на стихотворение, которое читал Петров. — И я тебя люблю, и глаз твоих голубой омут, тоже.. — Петров улыбнулся, оставляя легкий поцелуй на щеке Пятифанова. — Идти пора, после уроков пройдемся? Можем погулять или зайти ко мне.. — Рома все еще не позволял Антону вырваться из его сильных объятий, хоть тот и не сопротивлялся. — Да, давай. — последовал аккуратный и нежный поцелуй, который смог уберечь ребят от лишних волнений. Даже не произнеся этого вслух, ребята поняли, что разберутся по ходу обстоятельств. Никаких доказательств у Морозовой нет, значит переживать нечего, по крайней мере рядом друг с другом им так кажется. Минуя лестничные проёмы, какие-то повороты, девушка забежала в женский туалет и заперлась в кабинке. Смирнова старалась отдышаться, скидывая рюкзак с плеча. Облокотившись спиной на стену, Катя повесила полароид за лямку на шею и вытащила снимок, ради которого жертвовала своей статью. « — Еще не проявился. » — девушка спрятала полароид обратно в рюкзак, а снимок засунула в маленький кармашек внутри ее портфеля. Теперь ей предстоит дождаться снимка и строить свои дальнейшие планы уже из имеющегося на руках доказательства. Если все получилось, то и чудо-машину можно отдать хозяину. Вернув на лицо былую непринужденность, девушка вышла из туалета и отправилась к следующему кабинету. Ребята тоже стали расходиться, неспеша приближались к нужному классу под град собственных шуток. Любовь снова спасла ситуацию? Нет, снова сменила ход событий. Нежное, едва слышимое электричество, замкнется и убьет их? Лучше чем никогда, больше чем никому, а они где-то между землей и небом, наслаждаются своими чувствами разливающейся по душе песни. И могут провести параллель как школьники, с него уронить перпендикуляр. А значит быть катастрофе. Время, смерть и любовь - три существа, три товарища, три чудовища. Три угла ещё, три трескучие директрисы, и три лучика биссектрисы. Теоремы три, три закона, и каждая — аксиома. Найти люди не могут ответ, а решение есть, но морали в нём нет. Ведь эти товарищи не смогут отличить птицу от летучей мыши. Они категоричны, практичны и строги. Не выносят ностальгии, напоминают лишь, что все конечно. А человек же скажет, крылья разные у них! А нет ведь разницы, задача одна и та же. Как и у них. Сводят своим существованием каждого с ума, запирают в тупике, не дают выбраться из неволи. Под собой прогибают каждого, без возможности данной лишь птицам, раскрыть крылья и улететь подальше.