only you have shown me how to love being alive

      Загорелый, запыленный, готовый рассказывать сказки про демонов с утра до ночи, Зейн приехал к ним погостить после очередных раскопок. И Джейсон любит его, правда, просто обожает, но ещё несколько дней — и Колчек самолично выпроводит его из квартиры.       Шутка ли, они с Салимом уже неделю не могут остаться наедине. Никакой близости целых семь дней: Джейсону казалось это трагедией в двадцать, кажется и сейчас, в тридцать три.       Именно поэтому он просто не может удержаться (хоть и выжидает пару минут для приличия, если Зейн, паразит, не спит) и идёт за Салимом в душ.       Не впервой, в целом, но Осман всё равно удивлён, когда сильные руки обвивают его со спины. И скорее не потому, что это в принципе произошло, а потому, что на часах сейчас семь утра, а Джейсон раньше десяти не просыпается в принципе.       И Салим, конечно, догадывается, в чем дело, но, стоит Колчеку прижаться к нему сзади, всё равно хмурится недовольно. Иногда Осман поражается тому, как быстро Джейсон заводится.       — А если Зейн услышит? — пробует образумить он Колчека.       — Сделай напор посильнее.       Бесполезно. Джейсон уже вовсю сцеловывает капли воды с его плеч, нетерпеливо трется стояком о бедро, сопит, и черт возьми, да, иногда Салим тоже заводится быстрее, чем хотелось бы.       — Ладно, — Осман, поспешно развернувшись, смазанно целует растянутые в ухмылке губы. — Только быстро. И молю тебя, не болтай хотя бы сегодня.       Ухмылка становится шире. И Салим прекрасно знает, что она означает. Джейсон больно бьётся коленями, но даже внимания на это не обращает — он слишком долго терпел и теперь не собирается терять ни секунды.       Салим думает, что те, кто называет Джейсона острым на язык, просто не знают, какие восхитительные вещи он может им вытворять. И рот у него совсем не «грязный», по крайней мере пока.       Салим надеется, что текущая вода заглушит все звуки: Джейсон давится, мычит будто нарочно — он громкий, даже когда не может болтать.       — Я же сказал, будь тише, — Салим хватает за волосы на затылке. Видит бог, он делает это нечасто, и, судя по взгляду, который бросает на него Джейсон исподлобья, даже слишком.       — Я, блять, — Колчек вытирает подбородок тыльной стороной ладони, — обожаю, когда ты такой.       А потом отсасывает с ещё большим старанием, так, что у Салима все мысли из головы вылетают напрочь; забывает даже, что им нужно быть тише. Осман вообще обо всём забывает, задаёт темп, придерживая Джейсона за затылок, а тот и рад: умело втягивает щеки, помогает себе рукой, жмурится, смаргивая слезы, но старается.       И Салим, всегда гораздо более сдержанный, почти рычит, когда оргазм накрывает его с головой.       — Иди сюда, — он почти рывком поднимает Джейсона на ноги. Тот изнывает от желания: член едва не прижимается к рельефному животу. На ласку Осман не разменивается, не до того. Колчек толкается в его ладонь, стоит только сомкнуть пальцы:       — Блять, чуть сильнее, ты же знаешь, и… Ох, вот так, — Джейсон прячет лицо в изгибе чужой шеи, и всё, что слышит Салим следующие несколько минут — поток почти нечленораздельной, восхитительной грязи.       Когда смазанное «блятьбыстрее» превращается в «быстрееблятьещечутьчуть», Салим мысленно считает секунды. Джейсон сдаётся на тринадцати. Сдавленный полустон-полускулеж, к счастью, тонет в шуме воды — Колчек безбожно пачкает ладонь Салима, который двигает рукой, пока Джейсон не перестаёт дрожать после разрядки.       — Ну что, доволен?       — А сам как думаешь?       Знал бы Джейсон, что самолёт у Зейна сегодня вечером.