pygmalion

— Злоба дня развяжет руки, Если не умру со скуки. Я как волк в овечьей шкуре, Стойко перенёсший бурю. Электрофорез — Алкоголь мой враг.       Холод сгущающихся красок ночи постепенно оседал на лёгких, когда Синь Янь и Казуха возвратились к зданию общаги, нагруженные множеством пакетов с продуктами и домашней утварью, которую запросили жители той комнаты, где чаще всего устраивали совместные трапезы и благотворительную кормежку для тех, у кого не оставалось денег до праздничного дня зачисления стипендии. Отказать этим ангелам во плоти было бы абсолютно неправильным решением с точки зрения вложенных родителями и опекуном ценностей — по сути на ребятах держался весь этаж, когда было уж совсем туго.       Каэдэхара ногой придерживает дверь, щурясь от слепящего отблеска света на железной поверхности от только-только зажегшегося уличного фонаря, пропуская поблагодарившую сразу же подругу вперёд. Раздавшийся хлопок за спиной, стоило ему зайти следом, едва не заставляет парня вздрогнуть даже при условии привыкания к данному обстоятельству на протяжении месяца с лишним; в полумраке громкие звуки ощущаются несколько иначе. Они останавливаются у контрольно-пропускного пункта, с наслаждениям избавляясь на некоторое время от тяжести, чтобы отметиться в журнале под прямым взглядом равнодушного дядьки, чей вид без стеснения намекал, что тому явно лет пять как пора на пенсию, а после, слегка приуныв, тащатся в сторону лестницы мимо огороженных и залепленных бело-красными лентами лифтов, по словам старожилов находящихся в ремонте больше года.       Остановиться пришлось не менее трёх раз — и то в большинстве своём оттого, что другим спускающимся и поднимающимся жителям возжелалось завести диалог с Синь Янь, заслуженно имеющей определённого уровня известность. Впрочем, они и не спешили; Казуха с терпением великомученика дожидался конца каждого диалога, лишь на площадке четвёртого этажа ненавязчиво напомнив о конечной цели, поскольку возможность подниматься целых два — последних оставшихся, единственных! — лестничных маршей ещё минут двадцать ему претила.       “Пятак”, как ласково обозначили когда-то пятый этаж первые заселившееся студенты, встретил привычным для всех вечерним хаосом: кто-то опять развесил распечатанные мемы с котятами и, господи прости, шутками про плантации и каменьщиков, вдалеке слышится тяжёлый топот (видимо, в очередной раз молодёжь играет в догонялки, что-то не поделив) и со стороны кухни звучит, хоть и несколько глухо, заливистый хохот. Парень уже долго время размышляет, что ему делать — плакать или смеяться? — после осознания распределения на один из самых шумных (если не на самый) этажей во всём здании. Зашедшая же после него подруга явно давала понять, что плакать смысла нет.       Остаётся только смириться, принять и заставить себя наслаждаться анархией.       Вот только смирение костью в горле встаёт, не даёт сделать глубокий вдох и расправить плечи. Оно глушит желанную свободу, что и так спугнули бездушные высотки Центрального района, обнимает со спины, превращаясь в неподъемный груз, с удовольствием ломает человеческую волю.       Медленно и с долей злой насмешки.       Каэдэхара с лёгкостью на сердце оставляет Синь Янь окружении её однокурсников и новых знакомых, позволяя уже вовсю орудующим ножами ради сотворения изысканного по меркам кошелька учащегося блюда девушкам разобраться с продуктами самостоятельно. Толку никакого толпиться зазря и лишний раз неприятно задевать собратьев по несчастью. Поэтому он с облегчением вырывается из духоты помещения, оставляя позади шум, жар и непримиримую с вольным духом тесноту, чтобы наконец избавиться от крайне утомляющих факторов; вот только в выделенной комнате дело обстоит ещё хуже.       Первые минуты одиночества охлаждают пыл, однако стоило расслабиться, как гнетущие мысли вновь вонзают ядовитые клыки в сознание.       Играючи ковыряют заживающие душевные раны да наблюдают за реакцией.       Каэдэхара им поддаётся.       Но следующий ход делает по собственным правилам.       Открытое нараспашку окно такими темпами рисковало стать стандартным атрибутом атмосферы комнатной безысходности; хотя, если это помогает хоть как-то, то почему бы и нет. По крайней мере Казуха дал себе именно такую установку.       Грузные лиловые облака слились в единое шероховатое полотно, окрашенное огнями притворно засыпающего города — Центральный район с его разнообразием досуга на самом деле по ощущениям не спит никогда. Для выросшего в провинции человека подобное было не столько дикостью, сколько просто непривычным да несколько неприятным обстоятельством. Казалось, будто покоя и душевного равновесия достигнуть просто невозможно при всех вложенных в это усилий. Простого стремления оказалось недостаточно.       Первокурсник лицезреет какое-то время поистине блоковский образ с безлюдной улицей, мигающим грязным жёлтым светом фонарём и крупной кроваво-красной вывеской аптеки в доме напротив, гордо красующейся отсутствием буквы “т” в своём содержании. Набирает грудью воздуха больше обычного, чтобы, отсыпав в висящую рядом самодельную кормушку немного крошек, вернуться в безжалостный мрак помещения.       За спиной послышался собачий лай, а после пронзительные визги, сопровождаемые запахом душного сигаретного дыма.. — Казу, всё готово, — после тактичного стука в дверь в образовавшемся проёме показывается голова Синь Янь. Заметив друга в уютной полутьме, она уточняет, — ты будешь есть со всеми или тебе, как всегда, оставить на потом?       Светловолосый отрывается от своего боевого товарища в лице потрёпанного ноутбука, на котором только что печатал продолжение для начатого ранее вымученного монолога по международному языку. Натягивает мягкую улыбку и заверяет, что, нет, он сейчас подойдёт, чем несколько удивляет собеседницу. Она плотно закрывает за собой дверь, скрывшую сразу же сменившую мнимое дружелюбие усталость.       Каэдэхара не хочет лицемерить — да и не считает себя отъявленным лжецом — вот только показывать своего состояния близкому человеку аналогично не желает. Нужно просто.. подождать.       Время лечит?       Несмотря на страх человечества перед темнотой, многие вынуждены принимать её робкие сначала объятия, раствориться под шелковой вуалью, скрывая рыдания и постыдную слабость перед наступлением завтрашнего дня. Впрочем, бывает ли слабость постыдной? Едва ли.       Да и, к тому же, с тьмой Каэдэхара Казуха свыкся.       Когда парень проскальзывает в наполненную веселым гомоном комнату, только рассаживающиеся студенты его замечают не сразу; дизайнер, со второй — предназначенной ему — тарелкой на коленях, отвлекается от беседы с Юнь Дзинь, чтобы похлопать по свободному месту на кровати возле себя, тем самым пригласив присоединиться. Первокурсник предложение принимает с чувством особой благодарности в душе.       Пятак слыл не только самым шумным, но и самым дружным — совместные трапезы и обычные посиделки с гитарой или настольными играми не были редкостью, разгоняя серые тона общажной жизни. Некоторые ждали все эти мероприятия с завидным нетерпением, собирая новости и слушки от друзей и друзей своих друзей. Чаще всего жаловались, что не было сюрпризом, на университет, преподавателей и зверские запросы последних, второй темой обсуждения стандартно становилась тема шоу бизнеса, включающая в себя новости, ссоры, шокирующие признания.. политику обсуждать не рвался никто. Исключениями становились вечера тех дней, когда Фатуи вновь выражали непокорность и с ехидной невозмутимостью обозначали свою позицию по отношению к происходящему в стране. Считалось, что на разговор о театралах стояло негласное табу даже при условии отсутствия видимых действий со стороны правительства для решения вопроса. Люди могли говорить, безусловно, но.. — Снежневна, — тихо обратился некто к второкурснице, хранившей молчание. Каэдэхара, ковыряя вилкой плов, покосился на девушку, отмечая её безучастность. У определённого типа людей поведение действительно сильно зависит от того, в каком окружении они находятся, — ты важная шишка в университетском театре, как сейчас помню. Что думаешь о Фатуи?       Стало в один миг тихо.       Снежневна подняла взгляд на вопрошающего, и Казухе показалось, что в нём отразился блеск дорогой стали. — Они просто дураки, — прохладный ответ нагнал будто стужу, — но смелые. Не каждый решился бы на подобное. Но, смею заметить, — она выдержала паузу, награждая присутствующих терновой колкостью своего взора, — нашему составу они не ровня. Можете сами убедиться, посетив ближайший спектакль.       Ненавязчивое приглашение было встречено радушно, с понимающими ухмылками и привычным лукавым шепотком, являющимся воплощением всеобъемлющего игнорирования поговорки с северных земель. В университетском кругу театр (со звучным названием «Demens»), хоть и не был таким уж выделяющимся кружком, пользовался огромным уважением среди как учащихся, так и преподающих. Дело было в том, что основан он был практически сразу после того, как учебное заведение распахнуло свои двери для всех желающих грызть гранит науки. Несколько месяцев существования — и участники уже смело взбираются на сцену огромного актового зала под снисходительными взглядами важных людей, всей душой вкладываясь в идущий спектакль.       Говорят, что c тех давних пор Деменс стал сердцем университета.       Пылающим, неприкосновенным и справедливым. — А когда запись-то будет за билетами? — вздыхает третьекурсница-материаловед, откидывая от себя новенький смартфон, и тут же, потянувшись, ловко выцапывая помидорку из тарелки отвернувшейся подруги. И после, жуя, задумчиво добавляет. — А то спектакль через недели три, насколько знаю, но в этот раз ни поста на канале, ни объявления в группе университета, ни-че-го. — У нас проблема возникла с администратором канала, — замечая мрачный настрой коллеги, поспешно подала голос Синь Янь, доверительно оперевшись о плечо Каэдэхары, — вопрос уже решается, так что всех ждём!       Сработало; несерьезное ворчание плавно сменилось привычным подшучиванием друг над другом, язвительными комментариями посреди нейтральных рассказов.. русло реки разговора впало в озеро будничных дней. Первокурсник украдкой, с плохо скрываемым любопытством наблюдает за тем, как пропадают будто незримые тени с лица Снежневны и как постепенно вместо них расцветает едва заметная улыбка.       Вот только взгляд оттаивать всё не спешил.       Возникшая ранее в голове ассоциация с волком только укрепилась в сознании, уличив плохо прикрытые хищные, опасные черты. — А ты-то придёшь? — раздавшийся над ухом нервный шёпот ещё до конца не вернувшейся в расслабленное состояние подруги заставил его отвести взор в безопасную пустоту.       Отказать сразу помешали два всплывших факта: Синь Янь принимала непосредственное участие в действе, будучи членом группы, ответственной за музыкальное сопровождение и.. парень не присутствовал на её предыдущих спектаклях.       То, что девушке важна поддержка близких, Каэдэхара знал очень хорошо. Они в своё время стойко вместе перенесли бури и грозы, являясь взаимной опорой, сравнимой по надёжности с базальтовыми колоннами, и сейчас, когда одна сторона начала покрываться трещинами, грозясь развалиться под натиском невзгод.. Совесть не позволяла пустить всё на самотёк, оставить музыканта в опасном одиночестве (даже при условии наличия у неё новых приятелей).       Да и, если так посмотреть, ныне он временно связан обязательствами с другим членом труппы. Выразить свою признательность подобным образом было бы очень кстати.       Посему светловолосый отвечает неопределенностью. Молчаливо пожимает плечами.       Дизайнер, чутка разочарованная, отстраняется.       Внимательно всматривается в лицо да нехотя возвращается к беседе с сожительницами, уловив знакомую с недавних пор чужую усталость.       Она подарит столько времени, сколько ему нужно.       В эту ночь в общежитии тише обычного; связывать это с произошедшим накануне происшествием Казуха не спешил.       Всего лишь кто-то обнаружил в своей кружке рыжего и длинноусого таракана. Не то чтобы насекомых давно не травили, но и ожидать такой наглой выходки от паразита никто не смел.       На тот момент парень уже вернулся после ужина к себе в комнату с редким желанием добить несчастное задание по международному языку, как вдруг из коридора послышался причудливый громкий звук, чуть ли не вой сирены, заставивший даже не особо пугливого Каэдэхару вздрогнуть от неожиданности и крайнего удивления. При всей странности Пятака, это уже точно выходило за рамки нормального по местным меркам.       На общей площадке этажа было многолюдно для позднего часа. Студенты были взбудоражены, большинство косилось на обычную на первый взгляд кружку с откровенным страхом и неприязнью, а на лицах некоторых прижился тихий ужас, словно они провели целый час наедине с серийным убийцей в невероятно маленькой комнате. Пока первокурсника с готовностью вводил в дело (как оказалось, звуком, привлекшим Казуху, был визг девушек, в чьей комнате не посчастливилось вылезти таракану) будущий юрист со смешливо поблескивающими глазами, смельячаки снова и снова заглядывали в крохотную темницу для не менее крохотного проказника в руках тепло улыбающейся Синь Янь, практически сразу же отпрыгивая назад.       Появление недовольной Снежневны, кажется, заметил только Каэдэхара.       Второкурсница волком застыла, оценивающе окинула взором собравшихся и, судя по всему, прислушалась. — Будь здесь Чайльд.. — бормочет да усмехается, не догадываясь или не думая, что может быть услышана. А затем, протиснувшись через толпу, берёт ситуацию под свой контроль без лишних эмоций и глупых обещаний.       Вначале шум не стихал, что приводило к невольному ощущению наличия исходящего от стен беспокойного шёпота — заработавшись, так скоро и на шизофрению списать можно с лёгкой подачи.       Однако перерыв Казуха всё же делает.       Ближе к часу ночи наступает звенящая — непривычная — тишина, и она напрягает куда сильнее фонового бредового шепотка. Поэтому, стоило неспешным крупным каплям разбиться об отлив, парень открывает окно, приглашая начинающийся дождь разделить свой скорый сон. Непогода, благодарно набирая силу, с нескрываемой радостью соглашается, мазнув любовно влагой по бледному лику.       И он, доверившись, высовывается из окна, не страшась намочить волосы и жмурясь от ставших вмиг ярче фонарей, маяком оставшихся для плутающих в плотном сумраке.       Незамысловатая мелодия ливня успокаивала.       Уносила в детство, когда семья собиралась в беседке для чаепития и долгих душевных разговоров под косыми лучами заходящего летнего солнца и окрашенными в алый слезами неба. Тогда всё было просто, можно сказать, неприлично просто. Что сказали бы родители, будь они живы, встретив его на перепутье прошедших годов? А что сказал бы он сам себе? Своей наивной и ещё слепо верящей в справедливость маленькой версии?       Неожиданный скрежет прервал минутную забаву: первокурсник приветствует гостя коротким вежливым кивком. Ворона, уже подмочившая оперение, хрипло каркает в ответ и, не церемонясь, перепрыгивает порог своеобразной двери, наскоро затерявшись где-то среди вещей в помещении.       Птица была знакомой; с самого своего заселения Казуха, пожалев пернатую, делил с ней часть еды и время от времени пускал внутрь, на ночь, если тучи хмурились сильнее обычного. Против такого соседства Каэдэхара ничего не имел, в душе в какой-то степени радуясь необычному сожителю, впрочем, имя зверю не давая из принципа. Ручной ворона не была, да и вряд ли горела желанием остаться под его покровительством, а редкая проверка, обнаружив животное, руки ему вывернет, совсем не дав оправдаться.       С другой стороны, это же не таракан.       А тоска по отсутствию домашнего питомца ведь, бывает, чересчур давит на грудь.       Почему-то животные могли стать путеводной звездой для каждого позволившего им это человека. Никаких хитроумных действий — одного присутствия в доме глазастого чудика хватало, чтобы сделать глоток свежего воздуха и, заполняя сердце нежной любовью, продолжить движение по пустыне жизни. Светловолосый, пожалуй, отдал бы многое за возможность завести в данный период жизни кого-нибудь мохнатого, безобидного, милого..       И в этот миг позади слышится грохот падающего с высоты предмета и требовательное гортанное урчание.       Значит, кто-то нагло ищет приготовленные заранее лакомства. — Иду я, иду, демонюга, — заправляя мокрые пряди, тихо смеётся парень, отказываясь от созерцания искр света на краях листьев ближнего дерева в угоду буянящему пернатому чучелу.       Путь к отступлению для того, правда, не закрывает.