Король Роппонги

      Кохаку с тяжёлым вздохом вышла из душного здания полупустой школы на свежий воздух, радуясь тому, что Солнце уже медленно садилось за горизонт, омывая осенний пейзаж красными мазками: вкупе с желтеющими дзелькв всё выглядело как красивая картинка из Интернета. Хорошая погода совсем немного, но приподняла настроение уставшей за день девушке — порой учёба её убивала, а вечные нарекания про хорошие оценки и престижный университет капали на мозги уже не водой, а настоящим горячим воском. И плевать, что она ещё в средней школе — дисциплина, по мнению сенсеев, была благом для тех учеников, у кого были вполне сформированные перспективы на будущее. Которая не только урезала львиную долю свободного времени, но и порядком умаляли желание учиться.       Оотани встряхнула головой, пытаясь перестроить свои мысли с учёбы на реальную жизнь. Первое, что она сделала — распустила ненавистные косички, в которые всегда втягивала свои волосы. К внешнему виду в этой треклятой школе относились весьма строго — никаких распущенных волос, косметики и неприемлемой длины юбки. Последнее игнорировалось всеми учениками женского пола, за что сенсеи нередко отчитывали всем коллективом. Но это мало волновало — нужно было всем показать свои стройные ноги. Кохаку не была исключением из правил: она любила подчеркнуть красоту своих длинных ног, но юбка была немного длиннее, чем у остальных.       Глядя в зеркало, Кохаку понимала, что не может не привлекать внимания противоположного пола. Каштановые волосы до плеч, красиво лежащие перьями и вечно выбивающиеся из косичек, огромные янтарные глаза, бледная, практически прозрачная кожа, длинные ресницы, прекрасно оттеняющие фарфор кожи. Прибавить к этому тонкую фигуру, изящную лебединую шею, хрупкие запястья и болезненно тонкие ноги, что казалось обхватишь — и косточки во всём теле треснут звонко. Но самое главное выражение лица: всегда дружелюбное и мягкое, оно не не могло не приковывать внимания. Кохаку часто говорили, что она является воплощением японской красавицы, и это определение ей очень льстило. Отражение лишь подтверждало этот факт — но, к сожалению, не окупало то, что внутри всё было поломано и разбито. Если бы красоту было возможно обменять на мирную любящую семью, Кохаку бы согласилась без раздумий.       Характер соответствовал внешности, а не статусу богатых родителей: Оотани не любила задирать нос и крутиться возле парней — ей была предпочтительна обыкновенная школьная жизнь, полная хихиканья, кропотливого труда, небольших интрижек и мимолётных симпатий. За пределами её девушка любила свободу, которую ей предоставляли в полной мере, зная о её благоразумии и осторожности; Кохаку, как и обычные девочки, гуляля с подругами, ходила с ними по магазинам, совсем не думая об оценках и выстраивая стратегии «просидеть всю перемену в пустом кабинете», чтобы не выговаривать очередной отказ от предложения встречаться. Не думала, как бы не попасть домой слишком рано — изредка она могла просидеть в библиотеке, делая уроки, пока родители не вспоминали о ней и не звонили, интересуясь, где она. Если такового не случалось, Кохаку неплохо могла развлечь себя сама — на Сибуя и Синдзюку развлечений в избытке.       Именно в такой вечер она и встретила Рана Хайтани.       Школьная библиотека уже закрылась, а ближайшая будет работать не более получаса — встав истуканом посреди ступенек, Кохаку прикусила губу, лихорадочно раздумывая, куда ей податься. Домой не хотелось до ужаса — мать не звонила, отец тоже, да и было им не до этого. Вчера произошёл грандиозный скандал, и благо, без её участия — старшая сестра Айри впервые сорвалась на родителей, чем вызвала их ярость. Крики на кухне не умолкали долго, поэтому Кохаку, не в страх выдержать этого, позорно сбежала к живущей по соседству подруге. Сегодня, как подсказывал ей внутренний голос, отец не придёт домой, а мама уже строила из себя героиню романов, лёжа в халате, попивая красное вино. Или же просто ушла к «подруге» на свидание.       Предавшись мрачным мыслям, Кохаку не заметила, что ноги сами по себе привели её к любимой раменной на окраине Харадзюку, где народа всегда было меньше всего. Сев за самый дальний столик и скинув школьную сумку на соседний стул, она заказала себе острый рамен. Ужинать дома — огромная редкость. Обычно Кохаку заказывала еду и ела у себя в комнате за очередной книгой.       Делать всё, чтобы не оказаться дома — цель, которую она практически успешно выполняла каждый день. От удушающего запаха фальши, витающего в доме, хотелось сбежать, завыть в голос, до хрипа — где-то на самой периферии тлела мысль, что это совсем неправильно, так не должно было быть. Но даже если это и правда — что изменится?       «Ненавижу это всё».       Одинокая слеза упала в миску с лапшой — пошла лёгкая рябь. За ней покатилась ещё одна, за ней — следующая. Кохаку закусила губу и вытерла ладонями глаза, чтобы ненароком не разрыдаться. Настроение упало — казалось, что всю радость высосали из мира, и даже миска с лапшой её не радовала так, как бывало обычно. Подперев рукой щеку, она глубоко вздохнула и начала меланхолично ковыряться в еде палочками. Есть не было никакого желания, но желание не приходить домой было сильнее — поэтому, сложив руки в молитве, Кохаку наклонила голову над миской и поблагодарила Бога за еду.       И снова слеза упала в миску.       — Плакать надо дома, — раздался неожиданно над её головой голос. Он не был злобным, а скорее, сочувствующим. — А здесь — есть. Или хочешь испортить настроение посетителям? Тебя тогда быстро выставят.       Кохаку, не на шутку испугавшись того, что её могут лишить возможности посещать это место и дальше, поспешно вытерла слезы и подняла полупрозрачные сияющие глаза на говорившего.       Это был не официант, а обычный подросток — приблизительно её возраста, он возвышался перед ней, заинтересованно разглядывая её фиолетовыми глазами. Одет в простую чёрную кофту и штаны, потрёпанные кеды с грязными шнурками. Одно в нём было необычно — длинные светлые волосы, заплетëнные в две не самые аккуратные косички. Парень выглядел весьма стильно и уверенно, но в его волевом подбородке и прищуре глаз Кохаку увидела некий вызов, словно он был готов прямо сейчас сцепиться с ней в драке. Этот вызов был направлен не на неё, Оотани это сразу же поняла: просто он из той породы людей, которые всегда настороже, готовые ударить противника в любой момент. Резкость его лица, — пусть и очень красивого и утончённого, — ясно давала понять, что он из тех самых «уличных детей», о которых так часто говорят в школе. Они — «будущие якудза, а может, кто-то похуже». Но страха и ужаса Кохаку не почувствовала. Лишь лёгкое раздражение — ей не нравилось, что незнакомые люди влезают в её личное пространство.       Не поклонившись и не сведя с него красных глаз, Оотани ответила в своей привычной сдержанной манере:       — Я не плачу.       — Так, врать ты не умеешь, — хмыкнул парень таким тоном, будто составлял список её особенностей.       Так обычно говорят люди, которые хотят узнать тебя ближе, — мелькнуло в голове Кохаку. — Значит, нужно его отвязать побыстрее...       Но не успела она и рта открыть, как паренёк отодвинул соседний стул, положил мешающуюся сумку на пол и самоуверенно объявил:       — Я посижу с тобой.       Это был не вопрос, а голый факт, перед которым он её ставил. Мол, небо синее, трава зелёная, а я посижу с тобой, и ничего странного в этом нет. Как и в полном отсутствии у него манер, такта и банальной скромности, присущей большей части мирных японцев.       Но, судя по его внешнему виду, мирным он не был никогда.       — Конечно, сиди, — выдохнула девушка нарочито благосклонным и снисходительным тоном, пытаясь таким образом показать ему, что именно она — хозяин этой ситуации, и если он ей не понравится, то пойдёт восвояси. Незаметно для неё внутри вскипел вызов и желание уделать нагловатого мальчишку — слишком он развязный для своих лет. Кохаку же себя так не вела.       — Меня зовут Хайтани Ран, — объявил он так, словно являлся как минимум императором. — Пишется как «Долина пепла» и «Орхидея». Не «Кувшинчик», именно «Орхидея».       И, чуть помолчав, торжественно добавил:       — Я — будущий Король Роппонги.       Кохаку непонимающе изогнула тонкие брови.       — Король Роппонги? Как это?       — Ты же знаешь, что такое байкерская банда? — терпеливо спросил он, будто разговаривал с ребёнком.       Сдержав раздражение, Кохаку с готовностью кивнула, осознав, что была права насчёт него. О группировках байкеров не знал только ленивый — это ведь целая история, которой Оотани не могла не интересоваться, пусть и сейчас они имели меньшее влияние и распространение, чем раньше.       — Так вот. Сейчас Роппонги держит группировка «Безумный предел», которая защищает «Рынок Шести Звёзд». Их глава это и есть Король всего Роппонги — так это называется, — объяснил он, но Кохаку мало что поняла. — Он — король, ведь является главой самой сильной группировки. Но если его кто-нибудь уделает, то он займёт его место, а остальные начнут подчиняться.       Тон у него был (не)много заносчивый и самоуверенный, со странной ленцой — будто бы вся власть заведомо у него в руках.       — И ты хочешь победить их главу? — вылетело изо рта само собой.       Лицо Рана стало светлее.       — Да, — он кивнул и задумался. — Только не знаю, как добиться этой драки. Просто так не помахаешься.       — А не страшно? Они ведь наверняка старше тебя.       Кохаку не заметила, как заинтересовалась его рассказом и потёрла в последний раз уже сухие глаза. Обычно такого нигде не услышишь, ведь Роппонги был развлекательным кварталом, созданным для комфортного пребывания в нём туристов. Ничего криминального, а если и было — всё подминала полиция. Но, как оказалось, везде есть своя изнанка.       — Нет, — с лёгким смешком ответил Ран. — Ты их не знаешь: все дебилы, как на подбор. Риндо и то в одиночку может уделать троих.       — А Риндо это...       — Мой младший брат. На год младше меня.       — А тебе сколько лет?       — Тринадцать.       Лицо Кохаку удивлённо вытянулось, а затем покраснело. Перед ней сидел ещё совсем ребёнок.       — Не ожидала? - насмешливо спросил Хайтани, сверкая хитрыми глазами.       — Нет, — крякнула Оотани и отвела взгляд. — Ты выглядишь... взрослее.       — Я знаю, — самоуверенности пареньку явно не занимать. — А тебя как зовут?       — Оотани Кохаку...       — Сколько лет? — тут же прервал он.       Кохаку слегка поморщилась, но ответила:       — Пятнадцать.       Ран в свою очередь удовлетворённо хмыкнул.       — Я так и думал. А ревела чего?       — Просто. Тяжёлый день, — сухим тоном отрезала девушка, чувствуя себя подозреваемым на допросе.       — Тебя в школе обижают? — покровительственно спросил Ран, глядя на неё сверху вниз, но звучало это скорее как утверждение.       — Наоборот. Слишком любят, — хмыкнула невесело девушка, кривя губы.       — Да это понятно. Ты очень красивая. Я имел в виду, не обижают ли тебя девушки, дура.       Кохаку потрясенно посмотрела на наглого малолетнего идиота, не имеющего никаких представлений об общении. Никто не обзывается сразу же после комплимента — это глупо. Внутри разлилось жгучее раздражение.       — Сам дурак, — не найдя ничего лучше, огрызнулась Оотани. — Никто не обижает, я же сказала.       — По тебе видно, — как-то непонятно засопел парень. — Сопли размазывать перед всеми каждый может. Жалеть себя и не делать ничего, чтобы выбраться из дерьма. Если хочешь, чтобы тебя пожалели, иди лучше домой, а не порть здесь всем настроение.       — Я без тебя разберусь, что мне делать, — вскинув голову, зашипела Кохаку. В горле клокотала злость на его слова — и вовсе она себя не жалеет. — Лучше иди домой, а то мамочка зад надерёт. На улице для детей уже ночь...       Договорить она не успела — Ран подался вперёд и широко, демонстративно зевнул. Кохаку тут же почувствовала себя никчёмной слабачкой — нападать так на ребёнка было очень малодушно и некрасиво.       Подозвав официанта, она торопливо попросила его поменять остывший рамен на два горячих и кисло улыбнулась, когда Ран вопросительно приподнял брови.       — Я сел сюда не для того, чтобы ты меня накормила, — ехидным тоном заметил её знакомый.       — А кто сказал, что это для тебя? — в тон ответила Оотани и мило улыбнулась, внутренне радуясь тому, что он не держал на неё обиды. — Я спокойно могу съесть две порции одна.       — И поэтому ты весишь меньше плюшевой игрушки?       — У меня нормальный вес, — чуть не подавившись возмущением, выдавила Кохаку. Говорить ей о весе — у него совершенно нет никаких понятий о приличиях!       — На тебе можно изучать анатомию. Ты слишком худая для своего роста.       — А ты слишком заносчив для своего возраста, — Кохаку, включив пластинку «взрослой тёти», снисходительно взглянула на собеседника, который смотрел не менее язвительно.       — Ты мало ешь, — Ран безразлично пожал плечами. — Но так-то мне поебать.       Лицо Кохаку исказила гримаса недовольства. Она не любила слышать нецензурную брань, а особенно от людей такого маленького возраста.       От язвительного замечания Рана спас официант, принёсший две дымящиеся миски с раменом и две пары палочек. У Кохаку желудок свело в спазме — несколько дней без нормальной пищи ухудшили её самочувствие, — и, не сдержавшись, громко заурчал.       Ран не пропустил это мимо ушей: насмешливо фыркнув, вынес вердикт:       — Я же говорил. Тебе нужно больше есть.       — Нужно, — согласно кивнув и позабыв о стычке, Кохаку чуть подвинула миску с ароматной лапшой в его сторону и спросила: — Будешь?       — Буду. Обожаю рамен.       С этими словами Хайтани ровно так же, как и Кохаку, с жадностью накинулся на еду. Утолив первый голод половиной миски, Кохаку решилась поднять взгляд и наткнулась на его. И одновременно с ним громко прыснула — внезапно стало странно весело. Но Кохаку была гораздо смешливее и начала захлёбываться лапшой, как из её носа каким-то неведомым образом хлынул бульон.       Тогда Ран не сдержал своего смеха — звонкого, ещё детского и очень заразительного — через мгновение Кохаку присоединилась к нему. Они начали смеяться сильнее, когда раздражённый официант довольно резко попросил их обоих покинуть сие благородное заведение, в котором нечего было делать детям в такое время. Ран, выходя, презрительно процедил, что если бы у него было плохое настроение, просто так администратор не отделался. И теперь парочка стояла на вечерней улице и озиралась по сторонам, не зная, куда податься и что сказать друг другу.       — Мы можем погулять, — нарочито небрежно бросил Ран, глядя на Кохаку из-под опущенных век. — Меня дома пока не ждут.       — Я бы с радостью, но мне уже пора, — мельком взглянув на дисплей телефона, который сообщал о двух пропущенных — один от матери, второй от Айри, — Кохаку досадливо прикусила губу и начала неловко теребить лямку школьной сумки. — Прости.       — Не нужно, — отмахнулся он и отошёл на несколько шагов вперëд. И тут же в своей манере заявил: — Я провожу тебя, всё равно заняться нечем. Показывай, куда идти.       По пути домой Кохаку совершенно забывает о том, куда направляется — Ран обладал настоящим талантом рассказчика или даже комика — его речь была весёлой, чуть грубоватой и самоуверенной. Ей казалось, что она сломает рёбра от смеха, когда он в красках говорил о своих похождениях по дворам и переулкам и сумасшедшем коте своей соседки, который однажды выгрыз все его кеды в отместку за пролитую не него бутылку воды. Ран определённо не был занудой и примерным мальчиком, какими являлись все ученики её престижной школы. У него было прекрасное чувство юмора и умение вести диалог. И в целом, создавал неплохое впечатление.       С ним Кохаку действительно потеряла счёт времени и ощущение гнетущей реальности.       Но временное пребывание в эскапизме имело свойство заканчиваться в тот момент, когда взгляд цеплялся за знакомые таблички на воротах домов.       — Мы пришли, — сказала вяло Кохаку и с тоской посмотрела на дом. Свет в маминой комнате горел — значит, она дома и очередные нарекания ей обеспечены. И это раздражало её — почему, ну почему они всё время отчитывают её как маленькую, если ведут себя ещё хуже? Вспоминают о ней лишь тогда, когда время переваливает за семь часов?       — Что-то не так? — привëл в себя голос Рана — он в который раз заглядывал ей в лицо и словно пытался что-то на нём найти. — Тебя пиздят дома?       — Нет. Хуже.       — А что делают? — явно не имеющий и капли такта, продолжал выпытывать Хайтани.       — Тебе не кажется, что это не твоё дело? — довольно прохладно ответила раздражённая Кохаку, исподлобья глядя на назойливого парнишку.       — Не моё, — он и не думал спорить, но его наглая ухмылка её напрягала. — Но сегодня я добрый. Могу отпиздить твоего отца, если это он тебя обижает.       — Закрой свой рот, будь добр! — в ужасе велит Кохаку. — Думай, когда говоришь.       Но Ран настолько смешно выглядел с этаким раздутым эго, что Оотани не могла не улыбнуться себе под нос. Он говорил заносчиво, самоуверенно, небрежно, презрительно — но вызывал только смех и скепсис.       — Так почему ты не хочешь идти домой? — завёл свою пластинку Хайтани, заглядывая ей в глаза.       Но Кохаку не успела ответить на вопрос— как обычно, моменты умиротворения всегда портила её семья.       — Ты где была, идиотка? — прямо за спиной Кохаку раздался отвратительный визг, который заставил Рана подскочить, а её — устало прикрыть глаза.       Айри, черт бы её побрал.       — Я спрашиваю, Кохаку, где ты была? — старшая рывком повернула её к себе и яростно встряхнула, как котёнка. — Гуляла с мальчиком допоздна из-за вчерашнего, верно? Какая же ты трусиха.       — Я не причём, — процедила Кохаку сквозь зубы, внутренне умирая от стыда. Так глупо, что это происходило перед Раном. — Ты ругалась с ними, не я.       — А о семейной поддержке ты не слышала? — снова встряхнув её, Айри махнула рукой в сторону дома. — Если они такие, это не значит, что мы с тобой обязаны быть такими же. Ты же сама понимаешь это, но почему тебя нет дома, когда ты нужна? Нашла время ходить на свидания!       Кохаку молчала. Да и был ли смысл говорить с Айри, думающей всегда лишь о себе и своей обиде? Такие сцены были регулярны — старшая вопила о том, что нужно отличаться от родителей, быть дружнее, образумить глупых взрослых, но ничем хорошим её митинги не заканчивались. Сама Кохаку практически не слушала Кей — просто думала о другом, о более приятном, зная, что всё заведомо безнадёжно.       — Что-то не так, Оотани? - в разговор неожиданно встрял Ран, хмуро глядя на Айри. — Тебе помочь?       — Это не твоё дело, — ощерилась Айри кошкой и дёрнула сестру на себя, заставив сделать несколько шагов вперëд. — Иди лучше домой.       — Значит, ты сестра, — тихо подметил Ран. — Кохаку, тебе помочь? Обычно я девочек не бью, но...       — Ей не нужна помощь, — Айри грубо потянула Кохаку за собой, но Ран был проворнее — он схватил младшую Оотани за другую руку и осторожно сжал тонкое запястье.       Прикосновение тёплой руки обожгло кожу и щёки. Кохаку, зардевшись, тихо попросила его:       — Отпусти, пожалуйста. Спасибо тебе за всё, но мне правда пора.       — Тогда мы должны встретится завтра, — настойчиво попросил Хайтани.       — Ладно, только отпусти, — Кохаку умирала от стыда за поведение сестры, ей хотелось как можно быстрее скрыться из-под прожигающего взгляда фиолетовых глаз.       Они не смотрели с презрением. Лишь с тихим пониманием.       — Тогда ты придёшь в ту же ременную, в которой мы были сегодня. В пять часов. Если не придёшь, я запомнил этот дом.       — Это лишнее, Хайтани. Я приду.       — Обещаешь?       — Обещаю, — немного удивлённая, Кохаку всё же кивнула и улыбнулась ему напоследок.       — До завтра, Кохаку! — крикнул он, махнув на прощание рукой.       Кохаку после заглянула в окно спальни и увидела тонкий темнеющий силуэт перед домом. Это был Ран — кажется, он даже помахал ей ещё раз.       Внутри приятно потеплело — хотя бы для одного человека она стоила измены собственным убеждениям.