Цветы Луны

— В-входите, — пролепетала я, вздрогнув от неожиданности. Ручка дрогнула — заскрипела дверь. В спальню вошла женщина средних лет, приятной наружности. Ее большие карие глаза приветливо улыбались и даже поблескивали. Маленькие ямочки лучились по лицу, создавая впечатление доброго человека. Светло-русые волосы собраны в приспущенный пучок. Пара прядей спускалась завитком по виску. Это была Катерина, моя няня, еще с детства приглядывавшая за мной. Но сейчас она выполняет роль комнатной прислуги, что-то вроде камеристки. — Доброго дня. Я принесла вам чай, — мягко начала Катерина, пройдя в спальню. Ее голос, как шелковая ниточка, скользнул по комнате и нежно коснулся ушей. Стоило мне только взглянуть на няню, как усталость тут же спряталась за выскочившей из угла веселостью. Уголки губ прорезали на лице легкую улыбку. — Огромное спасибо, — поблагодарила я. Катерина нагнулась и поставила чашку на стол. Я почувствовала сильный запах парфюма, пропитавший ее серую велюровую кофточку и отложной воротничок. Сначала тонкий аромат жасмина с ноткой чайной горчинки потерся у кончика носа, а затем, смешавшись с застенчивым ирисом, превратился в дихотомию цветов. Я взяла чашку и сделала первые глотки. Запах зеленого чая был не менее приятен, но парфюм Катерины мешал ему распространится по комнате. — Моя Марианна Кирилловна, с днем рождения вас! Сегодня по настоящему особенный день. Ведь это ваш семнадцатый день рождения! Но почему вы так спокойны? Я думала, что застану вас за приготовлениями к празднику. Я быстро оторвала ободок чашки от губ. «Неужели уже сегодня?!», — промелькнуло в голове. Я схватила телефон. Числа не лгали: сегодня семнадцатое августа. Губы уже начали ширится в улыбке, но я осекла себя. Волнующая мысль всплыла сама собой. — Послушай, Катерина, — я помялась, — а мама мне…ничего случайно не передавала? — обнадеживающим голосом спросила я. На мой вопрос Катерина ответила потупившимся взглядом. — Понятно, — сухо сказала я. Взор мазнул по сенсорному экрану телефона еще раз, словно надеясь найти хотя бы короткое, пусть и лениво написанное сообщение. Но в уведомлениях сиротливо висели теплые живые поздравления от друзей и несколько пропущенных вызовов от дальних родственников. — Марианна Кирилловна, — ободрительно начала Катерина, — почему бы вам не пойти умыться? Вода смоет всю печаль. Не расстраивайте себя в такой праздник, — мягко закончила она, взяв меня под локоть, как бы приглашая выйти из-за стола. Я покорно послушалась. Дверь в ванную комнату скрипнула. Белая плитка переливалась от искусственного света. Босые ноги коснулись холодного мрамора. Я подошла к настенному зеркалу. Оно встретила меня недовольной гримасой моего лица. Под глазами размазана еще вчерашняя подводка. Мелкими точками раскрошена плохо смытая тушь. Я недовольно поморщилась, взглянув на свой нос, запавший вареной картошкой. Своим крупным размером он, как мне казалось, искажал всю мою внешность. В общем, мешал мне бугорком в восприятии собственного лица. Поэтому при нанесении макияжа я всегда вырисовывала его кисточками, с особым усердием. Хотя я часто получала приятные комплементы о своей наружности, некоторые из них особенно запали мне в душу. Помню, как одна подруга сказала, что у меня очаровательные глаза. Радужка у них настолько темная, что она сливается с зрачком, от чего глаза кажутся кукольными. Еще она выделила мои густые длинные брови, сказав, что они выгладили милыми. Странное определение для бровей, не правда ли? Другая знакомая назвала мои ноги длинными. А какой-то парень из интернета сказал, что у меня очень красивая белая кожа. Возможно, что внешность моя и не лишена привлекательности, но мне самой, пожалуй, нравились только густые длинные волосы. Их темно-каштановый оттенок сочетался почти с любой одеждой. Как только струя прохладной воды попала на лицо, новая гудящая мысль врезалась в голову. «Сегодня же придут мои друзья! И как я только могла забыть?!». Будто ошпаренная кипятком, я закрутилась по ванной юлой. Где-то в коридоре тикали часы, напоминая о грядущей встрече. Через полтора часа, приодетая в нежно-розовое поло и голубую юбку солнце, крутилась я у зеркала, докрашивая пушистые ресницы. Покончив с этим, я кинулась в комнату, в которой еще проявлялись вчерашние последствия моего усердного творчества. Войдя в спальню, я обнаружила уже убранную комнату чьей-то заботливой рукой. Катерина встретила меня в дверях приятной улыбкой. — Марианна Кирилловна, ваши друзья уже пришли. Они ожидают в вестибюле. Я кивнула головой и выбежала из спальни. Лаковые туфельки быстро застучали по широкой дубовой лестнице. Ася и Виолетта уже стояли в приемной, бросая ожидающий взгляд в проем темного коридора. — Марианна! — звонко бросила Ася, заключив меня в радушные объятия. Я крепко обхватила ее чуть ниже спины и уткнулась носом в белую мешковатую толстовку. И тут же уловила запах ее любимых духов. Цветочное ягодное слияние, как яркая сладко-нектарная композиция, которая будто застывает в воздухе и зачаровывает разными миражами. Пудровый оттенок вишни и герани звучит на той же частоте, что и пыльца. Такой солнечный и бодрящий, полный сюрпризов аромат, купающийся в тепле почти тающего солнца. — С днем рождение, солнышко! — прошелестела Ася над ухом. — Спасибо, — ответила я отлепившись от подруги. Виолетта уже раскрыла свои объятия, но я опередила ее. Мои руки стиснули Вету, прежде чем я смогла отдать себе отчет. — С днем рождения, — мяукнула она. В этот раз я уткнулась в худенькие открытые плечи. Сливочный аккорд изящных цветов и сухой ванили, приправленный дерзкими специями, скользнул прямо у основания носа. Цветочные ноты союза пламенной розы и шершавого ириса придавали аромату особую харизму. Пока мы обнимались, Ася юркнула куда-то за спину Виолетты и вернулась с большим пакетом. — Марианна, держи, это тебе от нас с Ветой, — сказала Ася, протягивая подарок. — Ооо, спасибо огромное. Я взяла протянутый пакет, а после долго бурила его взглядом. На лице Виолетты изогнулась озорная усмешка. — Ты не хочешь открыть его? — смеясь, спросила она. — Немного позже. А сейчас давайте пойдем ко мне в комнату, — любезно предложила я. Девочки кивнули головой. И вот уже через пару минут мы сидели в моей спальне. Моя комната не могла похвастаться большим размером площади. Она была небольшая, но очень уютная. Односпальная кровать, придвинутая к окну, была окружена прикроватными тумбочками из белого дерева. Под ногами, рядом с большим широким шкафом шуршал пушистый мягкий ковер. У другой части окна стоял в сторонке небольшой рабочий стол. Часть стены была украшена плакатами с мотивирующими лозунгами. Рядом с ними тонкой лозой спускались фотографии, на которых отпечатались самые яркие и веселые воспоминания. Ася звонко смеялась и болтала ногами, сидя на кровати. Ее улыбка, точно вырезанная из воздуха и окрашенная солнечной кистью, была удивительно привлекательна и в тоже время беззащитна. Но пусть вас не обманут ее зеленые глазки и не пленят своим ребячеством. Ася только на первый взгляд кажется невинной, но стоит ее ветреному чувствительному настроению качнутся, как личико Аськи сморщится и станет настоящим символом призрения. — Карочче, — начала Ася и интонационно выделила букву «ч», — у меня по гороскопу хорошее настроение, поэтому сегодня все должно быть замечательно, и вообще, Марианна, ты знала, у нас с тобой сегодня отличная совместимость? — спросила Ася. В комнате было открыто окно. Вихревые гребни волн ветра заставляли светлые кудри подруги пушиться, от чего она стала похожа на разлохмаченное солнышко. На ее вопрос я прыснула со смеху от умиления. — Ну чего ты смеешься? — недовольно удивилась подруга. Виолетта, сидящая с ней рядом, дотронулась до волнующихся лучиков на голове Аси. — Да потому что ты сидишь, как домовенок, — ответила за меня Вета, пригладив ей волосы. — Ну ладно вам, — буркнула Аська, откатившись к спинке кровати. Виолетта в свою очередь вальяжно растянулась на постели, положив одну немного пухленькую ножку на другую, из-за чего ее короткое черное платье чуть-чуть закаталось на вверх. Она намотала на палец волнистый русый локон и стала крутить его. — Как дела с матерью? — спросила Вета. От этого вопроса линия губ, державшая улыбку, дрогнула на секунду, но потом снова встала на свое место. — Нормально, — как ни в чем не бывало ответила я, тут же сменив тему, — знаете, уже конец августа. Считайте, что мы профукали это лето. — Это да. Скоро в школу. Снова буду реветь по Диме, — сказала Ася. — Ха-ха я уверена, что через несколько недель мы услышим новость о том, как какой-нибудь новый красивый мальчик написал тебе в Вк, — саркастично заявила я. Ася ничего не сказала, а только растянулась в удовлетворительной улыбке. Я взяла телефон и взглянула на время. — Ух… Настя опять опаздывает, — начала я с каким-то разочарованием в голосе. — Позвони ей, может что-то случилось, — предложила Виолетта. Я молча последовала ее совету и набрала номер Насти. Несколько протяжных гудков отозвалось из телефона. Каждый раз, когда я звонила Насте, я знала, что она возьмет трубку в самый последний момент, поэтому долгое ожидание не смутило меня. Наконец она ответила. — Ало? — словно вопрошая, сказал голос из трубки. — Але, Настя, ну ты где? — Ахх… Извини пожалуйста, забыла предупредить. Я немного опоздаю. — А что случилось? — Ничего. Просто отец попросил убраться в его мастерской. А я ему обещаю это уже две недели. — Ясно. — Надеюсь, все нормально? Ты не обижаешься? Правда я скоро буду, — с беспокойством поинтересовалась Настя. — Нет, нет, все нормально. Я все понимаю. Скоро ведь начало учебного года, — ответила я, успокаивая подругу. Стоит сказать, что Настя всегда так волнуется, когда происходят не приятные ситуации, но мне даже нравится такая озабоченность. — Ну ладно, тогда давай. Мы ждем тебя. Я повесила трубку. Мы с подругами все учились в одной школе. Это было лучшее учебное заведение в нашем городе. По крайней мере, так заявляет только ее администрация. На самом же деле она ничем не отличалась от десятков других таких же школ. Ни особой программой обучения, ни учителями, ни ремонтом и ни технологическим оборудованием. Но для меня она была особенной, потому что в ней учились особенные для меня люди: те, кого я люблю. Пожалуй, только мои друзья могут украсить любое унылое место своим присутствием. Их звенящий смех, улыбки на лице заставляют немую печаль уползти, спрятаться в самую дальнюю часть моей души и растворится в крови. Отец Насти работает здесь трудовиком. Иногда мы вместе прогуливаем в его кабинете скучные уроки, болтая ни о чем. Логово, в котором обитает трудовик — самое странное место в школе. Только здесь дежурные боятся начать уборку. Пыль тут, как кирпич, плотно вросла в бетонную плитку. Наверное, единственный раз, когда рука человека наконец берется за тряпку, чтобы отскрести от пола запекшуюся грязь — это время в промежутке от конца лета до начала учебного года. Только в кабинете у трудовика лежит бесхозная, давно пропавшая без вести в соседнем магазине тележка. А где-то в углу таится почтовый ящик, весь избитый гвоздями. На доске в этом кабинете вот уже несколько лет рукой какого-то ребенка выведено слово: «ИЕРАРХИЯ». Ученики трудовика обращаются к нему не иначе как хозяин. Но стоит сказать, что они все, правда, очень любят Павла Николаевича и его уроки. Вот сегодня настал тот ответственный момент, когда пришел герой, которого все ждали, чтобы избавить планету под названием «Кабинет трудовика» от строительного мусора. Настя с большим трудом выскабливала землю между бетонными плитками. Круглые очки в толстой оправе приятно блестели из-под коротких темных волос. Грязь плотным ковром уселась на полу, поэтому Насте пришлось сильнее сжать прочный стальной черенок лопаты. Она поморщилась — несколько мозолей на руке только что лопнули. В кабинет зашел Павел Николаевич. — Насть, я вынес твою гитару в коридор, чтобы не мешала тебе убираться. — А, хорошо, спасибо, — ответила она. Настя не была похожа ни на Асю и Виолетту или на кого-нибудь другого, по крайней мере, для меня. На первый взгляд она казалось олицетворением глубокой печали. Но здесь не все так однозначно, прямо как в музыке. Настя — это сложная и неясная мелодия, слушая которую не понимаешь мажор это или все-таки это минор. Ее музыку нужно дослушивать до конца и только тогда она раскроется. И ты поймешь насколько же Настя замечательная. Ее объятия всегда такие теплые и мягкие, как халапеньо. Настя не пользуется духами, но при этом ее собственный запах не лишен уникальности. Я бы сравнила его с пряным свежемолотым чёрным перцем, аккомпанирующий дымному мескитовому дереву. Она мой самый первый в жизни друг, которому я могу доверить любые секреты. Только она знала о парне из снов и моей глубокой любви к нему. Настя продолжала убирать строительный мусор. На пыльном полу играли тени от золотеющих за окном листьев. На улице все пестрело. Лето отыгрывало свою последнюю мелодию. Павел Николаевич наблюдал за своей дочерью и, видимо, решив, что пауза слишком затянулась, начал непринужденную беседу. — Как там у тебя дела? — Да нормально вроде… — Понятно, — вздохнул он, прислонив руку ко рту. Павел Николаевич будто пытался поймать какую-то запылившуюся мысль за хвост. Выудить ее из памяти, нащупать. Сменив позу, усердно увиливавшее воспоминание наконец-то наклюнулось на крючок. — Тут недавно списки классов составили, — начал он, чуть-чуть помявшись, — в этом году много учеников по обмену приехало. В твоем классе тоже новенькие будут, — договорил трудовик, вынув из тумбочки толстую папку. Настя кинула быстрый взгляд на выросшую на столе кучу документов. Павел Николаевич, заметив ее интерес, махнул рукой, приглашая дочь к просмотру. Настя аккуратно положила инструмент на пол. Отряхнувшись от пыли, подошла к столу. Толстая папка представляла собой личные дела всех учеников школы. В углу блестела фотография, а остальное пространство заполнено анкетными вопросами с личной информацией об учащихся. Павел Николаевич услужливо открыл разворот, где были записи о ее одноклассниках. Папка с файлами хрустнула, и Настя увидела содержимое. Перелистывая страницы, взгляд метался, выискивая новые лица. Ведь как это обычно бывает, интересно узнать имена тех, с кем проведешь остаток школьной жизни. Дойдя до первой незнакомой фамилии, Настя отшатнулась от стола. Брови поднялись, а глаза немного расширились. Под фотографией одного мальчика было написано: «Сакамаки Лайто».