Пощади меня.

О, как ты могла меня променять? О господи, как тебя понимать? Сердце пропускает удар, когда Вера говорит, что в Черный отправили всех троих. Я могла подумать что угодно, но в тебе сомневаться не смела. Грант с Калугиным — черт с ними, пусть проваливают на все четыре стороны. Но ты ведь не уйдешь, правда? Я не позволю. Марат говорит что-то про решающее испытание, и я почти облегченно выдыхаю. Эти двое с тобой рядом не стояли, ты ведь знаешь, колдовка моя северная? Когда я начала называть тебя так? Не помню. Испытание тебе выпадает проходить последней. Пристально слежу за каждым шагом, что сопровождается цоканьем высокого черного каблука, чувствую нарастающее в зале напряжение. Кажется, впервые за три недели ты волнуешься настолько, а мне впервые так плевать на гребаный белый конверт. Подходишь к телевизору. Какое-то время просто молчишь, заставляя меня задержать дыхание. Хочется послать Башарова с его комментариями далеко и надолго, только бы наконец заткнулся и дал тебе сосредоточиться. — Все трое прошли, — говорю отстраненно, а сама снова смотрю в твою сторону. Не стану же я открыто посылать твоих соперников. Однако тебе достаточно одного взгляда, дабы понять, что на самом деле я имею в виду. Шел бы этот Шлахтер с его улыбочками куда подальше… Она моя, блять, ясно тебе? Как жаль, что я не могу сказать это напрямую. Как жаль, что приходится делить тебя с этими недоспециалистами и недосвященниками. Да и тебе, думаю, не очень все это нравится. Как бы мне хотелось оказаться к тебе ближе; прошептать просто: «я рядом», прижать к себе и никогда никого не подпускать. Твои зеленые глаза — чудеса! Умираю третий день, кто сказал «так нельзя»? Отстань! Не знаю почему, но подхожу к тебе в самую последнюю очередь. На кой черт нам чужие уши? Мне и Шлахтера в Готическом с головой хватило. Какие же у тебя ахуенные зеленые глаза… да еще стрелки эти кошачьи и вечное черное одеяние. Ты мне вправду иногда кошку напоминаешь — с твоей насмешливой улыбкой через плечо. Тогда в Зале Череватого с его обещанием прикопать так красиво заткнула, что я обалдела. Моя девочка. Уверена, именно тогда они поняли, что с тобой шутить не стоит. Даже не помню, что тебе там говорила. Помню только легкую улыбку и твое привычное, уже такое родное «благодарю». Каждый раз удивляюсь, как это красиво звучит от тебя. Сама ты, наверное, внимания давно не обращаешь. А спустя еще секунду делаю шаг к тебе и обвиваю руками талию, привлекая ближе. Ты явно не ожидала от меня этого, но протеста выявить не успела. Или не захотела вовсе? Чувствую теплые ладони на спине, а потом ты сама прижимаешься, не думая выпускать меня из цепких объятий. Наклоняюсь к шее и произношу чуть слышно: — Я в тебе не сомневалась, слышишь? Ты — болезнь. Ты есть, меня нет, делаешь себе царапины и лезешь на свет. Даже охренеть не успеваю, когда ты вдруг руки со спины убираешь и к губам моим тянешься; целуешь робко, словно точно знаешь, что я оттолкну. Только не говори, что ты правда так думаешь. Перехватываю твои запястья и тяну на себя. Ты податливо прогибаешься в позвоночнике, окончательно расслабляясь в моих руках. Внутренне хочется рассмеяться. Я никогда не позволю кому-то другому забрать то, что по праву мне принадлежит. Твои губы пропитаны виски и черным кофе, и я могу поклясться, что на мгновение чувствую легкое опьянение. Признаю, ты действуешь ничуть не хуже самого сильного наркотика. Кажется, у меня есть риск стать зависимой от твоих поцелуев. Наконец беру себя в руки и отстраняюсь, ослабляя хватку на талии. Ты смотришь ошалело, видно еще не совсем придя в себя. Ну а что ты от меня хотела? Наклоняюсь немного вперед и поддеваю прядь твоих черных волос, накручивая на указательный палец. Зато теперь будешь знать, что я, блять, влюбилась, как последняя идиотка. И не надо нагло врать, что ничего ко мне не чувствуешь. — И что же это было, девонька? — спрашиваешь спустя полминуты тишины. Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, что это было. И сомневаюсь, что тебя это не устраивает. Пощади меня, Пощади меня! Девочка-рассвет капелькой нектара, капелька — в яд. Шок потихоньку отпускает, а ты наконец открыто улыбаешься, глядя на меня своим болотным омутом, как будто душу наизнанку выворачиваешь. Не поверишь, но я так долго ждала этого, ведьма. Моя ведьма. — Люблю тебя, колдовка северная. Ведьм у нас сжигают, видимо забыли тебя.