ID работы: 12790334

Колибри. Игрушка для герцога

Слэш
NC-17
В процессе
434
автор
Мята 2.0 гамма
Размер:
планируется Макси, написано 226 страниц, 10 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
434 Нравится 364 Отзывы 236 В сборник Скачать

Хэмпшир

Настройки текста
      Осень 1838 года выдалась дождливой и неуютной, а туманные утра так и намекали Чимину, что лучше понежиться в теплой кровати под огромным пушистым одеялом, которое на прошлой неделе принес в его комнату Менсон. Сказал — по личному распоряжению Его Светлости. Не смея ослушаться, Пак поклонился лакею и хотел попросить передать благодарность, но того и след простыл. По опустелым извитым коридорам слышался только равномерный топот его каблуков, и гувернер, чувствуя разочарование из-за собственной нерасторопности, только и мог прижаться к одеялу и пропищать заветное «спасибо» в мягкие теплые складки.       Чимин вставал с первыми лучами солнца, едва поднимая тяжелую голову от подушки. Неуемный характер Генри утомлял так, что к вечеру омега уже валился с ног, и единственное, что заставляло его подниматься в такую рань — всегда свежий букет цветов, который каким-то чудом оказывался на его столе. Подозревая, кто приносит в комнату цветы, он зарывался носиком в разноцветные астры, яркие шапки хризантем, оранжево-горящие зонтики гербер и не мог надышаться нежными запахами, которые источали цветы. В былые времена он не задумывался о своём собственном аромате, но в такие моменты Чимину хотелось пахнуть так же — по-омежьему тонко и нежно, словно он какой-нибудь цветок из герцогского сада.       Он хотел стать самым неповторимым цветком герцога.       Расправив в вазочке стебли, Пак привел себя в порядок и вышел к завтраку. Джен уже накрыла стол, прислуга по обыкновению продолжала суетиться, но отчего-то все было не так, как всегда. Гувернер вежливо поздоровался со слугами, спросил, не болит ли у Мисси косточка на ноге, которую она ушибла позавчера, и помог Джен снять с огня большой чан с отваром каких-то трав. Они сразу пахнули лесом и горечью, оседающей на языке.       — Это что? — заинтересованно спросил омега, глядя на покачивающуюся в чане бурую жидкость с плавающими наверху листьями. — Кто-то заболел? Его Светлость? — взволнованно вскрикнул Пак и обернулся. Неужели он сказал это так громко, что все услышали? К счастью, прислуга занималась своими делами, и только Джен, стоящая неподалеку, устало махнула рукой.       — Это травы для Ее Светлости. Она принимает ванны для отбеливания кожи за несколько недель до осеннего бала дебютанток, — пояснила кухарка, в обязанности которой входило не только готовить блюда для хозяев поместья и прислуги, но и в целом заниматься всем, что связано с кухонными делами. Джен прищурила глаза, оценила травяной отвар по цвету и закрыла чан широкой крышкой, чтобы жидкость настоялась.       — А зачем ей отбеливать свою кожу? — оторопел Чимин. Он всегда восхищался утонченной красотой леди Элизабет. Ее темные волосы контрастировали с бледностью лица, и когда омега помогал герцогине примерять платье, то Пак в очередной раз удивился ее красоте — тонкой талии, изящной линии ключиц, покатым плечам. Ему казалось, что красивее нее в округе никого не найти. Единственный изъян — скверный характер, наложивший мелкие морщинки между бровей из-за привычки хмуриться, глядя на слуг, и если бы леди Элизабет не была такой злой и жестокой, то стала бы еще краше.       — Раньше леди Элизабет принимала серные ванны, но у нее пошли пятна по телу, и врач, которого вызывал герцог Лейнстер, категорически запретил Ее Светлости отравлять свой организм. Потом она употребляла мел, из-за чего стала мучиться животом, и от этого ей тоже пришлось отказаться, и вот теперь это, — Джен развела руками, показывая на чан с отваром.       — Это так странно, — пробормотал Чимин. — Зачем она вредит себе? Неужели думает, что Его Светлость ее разлюбит?       — Разлюбит? — Джен невольно приподняла бровь, словно вопрос Чимина звучал абсурдно, но тут же осеклась, возвращая себе исполинское спокойствие. — Не вздумай обсуждать господ, Минни. Лучше помоги мне накрыть на стол. Мне нужно успеть к девяти утра приготовить ванну, а потом подать завтрак в кабинет герцогу. Он сегодня попросил накрыть отдельно.       — Он уже работает? — удивился Чимин.       — Какой там! С восходом солнца умчал в город, скоро должен вернуться.

🌹🌹🌹

      — Генри, вы меня совершенно утомили, — смеялся Чимин на заднем дворе погожим сентябрьским утром. Таких за последнее время выдавалось немного, и он решил прогуляться с герцогским сыном по окрестностям Рамсдена, пока не наступили промозглые холода, короткие дни и долгие ночи.       — Зато теперь ты научился танцевать, — довольно произнес мальчишка, не выпуская руки Чимина из своих маленьких ладошек. Он обхватил их сильно-сильно и кружил Пака по пожелтевшей лужайке, где они любили гулять летом. — Ты будешь танцевать на балу?       — Вы тоже присутствовали на балах? — удивился Чимин, опускаясь на лавочку в беседке и переводя дух. На счет «научился» Чимин немного слукавил. Он не умел танцевать сложные кадрили, но его мама считала, что каждый омега должен вальсировать, поэтому обучила этому и старшего сына.       — Мама разрешала мне поздороваться с гостями, но потом Мэри читала сказку, и я засыпал, — с разочарованием в голосе произнес малыш.       «Очень похоже на Ее Светлость», — подумал Чимин и потрепал мальчишку по кудряшкам, выбивавшимся из небольшого хвостика. «Совсем, как у герцога», — заметил омега, пощипывая карапуза за щечку.       — Нет, я не буду танцевать на балу, — не смог скрыть Чимин печального вздоха. — Но составлю вам компанию и почитаю сказку. Какую вы хотите на этот раз — про волшебников или про пиратов?       — Про-о… — задумался мальчишка. — Давай про пиратов. Чтобы они были такими сильными и храбрыми, как мой отец.       — Непременно! — закивал головой Чимин, мысленно подыскивая, что бы такое предложить Генри. — Тогда мы начнем книгу Даниэля Дефо «Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона»!       — Откуда ты знаешь столько много книжек? — удивленно уставился Генри на гувернера и захлопал глазами.       — Ну мне много читали, когда я был таким же маленьким, как и вы, мой прелестный джентльмен.       Приосанившись от гордости за то, что его назвали «джентльменом», Генри продолжил забрасывать Чимина вопросами:       — У тебя тоже был гувернер?       — Нет, — засмеялся Чимин. — Мне мама читала сказки на ночь, а еще много рассказывала всякого интересного.       — А почему мне мама не читает сказки? — насупился мальчишка, оттопырив нижнюю губку. Видя реакцию ребёнка, сердце омеги сжалось. Леди Элизабет, действительно, не назовёшь чуткой матерью. Казалось, от обиды ребенок сейчас заплачет, и если Чимин допустит хоть одну слезинку, упавшую с глаз Генри, да еще и по такому поводу, ему точно несдобровать.       — Потому что она занята очень важными делами, Генри. Ваша мама — герцогиня, у нее много светских обязанностей. Никто ведь не устроит бал лучше нее, правда? — подмигнул Чимин, чтобы немного развеселить ребенка. Сегодня он видел у подъездных ворот несколько карет с разными гербами. Очевидно, что леди Элизабет снова принимает гостей, и у нее нет времени на сына.       — Чимин! — в проеме одной из дверей показалась служанка с кухни. Она помахала омеге рукой, чтобы привлечь к себе внимание, и прокричала: — Генри пора кушать! Стол накрыт.       Проголодавшийся мальчонка, как только услышал о завтраке, побежал в дом под крик Чимина, что будет ждать его здесь же, на поляне. Им предстоит позаниматься чтением и письмом, а потому мальчику нужен дневной сон.       Пока Генри завтракал, Чимин бродил по поляне, бесцельно пиная камушки по тропинке, ведущей к озеру. Многие деревья уже сбросили листья, и теперь под ногами шуршал оранжево-золотистый ковер, в котором утопали туфельки омеги. Он забыл сменить обувь на более теплую, и ноги начали подмерзать. Дабы не продрогнуть совсем и не заболеть, Чимин начал притопывать каблуками в такт музыке, звучавшей в его голове. Кажется, это мелодия одной из шкатулок из магазина мистера Вуда. Иногда Чимин заводил их, ставил перед собой, пока не было покупателей, прикрывал глаза и мечтал о том, как бы он танцевал под переливы чудесных звуков.       Вот и сейчас мажорные ноты заставляли его пуститься в пляс. Оглядевшись, чтобы никто его не увидел, Чимин расставил руки, словно танцевал не один, а с галантным джентльменом, и стал кружиться в темпе вальса. Тихо мурлыча себе под нос незатейливый мотив, выпрямив спину и гордо задрав подбородок, Чимин аккуратно выводил движения: сначала шаг вперед, затем вправо и два назад, потом приставной так, чтобы не отрывать носок от земли и…       В голове появлялись яркие картинки — оглушающая музыка, запах свечей и десятки глаз, направленных на него. Так, будто он — самый ожидаемый дебютант этого сезона. Мысленно представляя, что так оно и есть, Чимин снова повторил движения вальса, позабыв о том, что вокруг него вместо родовитой аристократии — вековые деревья, вместо света свечей — лучи солнца, стремящегося к зениту, а вместо глаз герцога, который почему-то представлялся Чимину в роли кавалера и с восхищением смотрел на него, он видел…       — Будьте осторожнее!       Чья-то рука схватила Чимина под локоть, и испуганный омега ойкнул от неожиданности. Словно появившись из его мыслей, перед ним стоял герцог Лейнстер собственной персоной.       — Доброе утро, дитя мое, — рука герцога все еще не отпускала Чимина, заставляя его задержать дыхание от волнения из-за неожиданной встречи. Они с герцогом почти не виделись в последнее время из-за занятости и постоянных отъездов Его Светлости, поэтому и сейчас Чимин не ожидал увидеть его рядом.       — Простите, Ваша Светлость! — стушевался Чимин, поспешно сделав реверанс. Его щеки пылали от того, в каком неудобном положении застал его хозяин. Почти интимном и таком щекотливом, что Чимину казалось, он танцевал на лужайке совсем голым. Обнажившиеся струны души, на мгновение перенесшие гувернера в самую настоящую сказку с принцами и принцессами, о которых мечтал каждый омега, сделали его ранимым и восприимчивым. А к черноте герцогских глаз — тем более. Видя свое зарумянившееся отражение в темнеющих глазах герцога, у Пака еще сильнее запылали щеки и ему хотелось провалиться под землю от стыда. Его танец наверняка не так хорош, как у дам, приезжающих на балы в Рамсден, и от этого становилось еще более неловко.       — За что вы просите прощения? — поинтересовался Лейнстер, когда Чимин выпрямился перед ним, опустив взгляд в землю. Маленький листик, прицепившийся к башмачку, стал настоящим спасением. Омега делал вид, что разглядывает его, только бы не поднимать глаза на Его Светлость.       — За то, что вам пришлось это увидеть, — выпалил Чимин на одном дыхании. Казалось, воздух у него уже закончился и говорить он не мог. — Я не хотел оскорбить ваши чувства, такое больше не повторится…       — Кто вложил вам в голову столько ненужных условностей? — спросил альфа, но ответ на вопрос знал и сам — чертова феодальная лестница, в которой беднякам не нашлось места. Они считались грязью под ногами, в которую упирались те, кто занимал первую ступень, вторую и выше. И только Чонгук понимал, что бедняки — не грязь. Они — фундамент процессов, неизбежно грядущих во всем мире.       — Никто, но мой отец… — начал гувернер и тут же запнулся. Отец постоянно напоминал сыну, что они бедняки. И дело Чимина — поскорее найти хорошего мужа, чтобы не сидеть на родительской шее. О том, что именно старший занимался всем — и стиркой, и готовкой, и даже зарабатывал немного денег, Пак-старший предпочитал не упоминать.       — Промышленность набирает обороты, все больше людей приходят работать на заводы и все меньше тех, кто хочет прозябать на нищей земле. Лондон, Эдинбург, Бирмингем, Ливерпуль — эти города разрослись и стали новыми центрами бурлящей жизни английского общества. И все это потому, что рабочие стали за станки, а владельцы заводов начали вкладывать тысячи фунтов стерлингов в свои предприятия, — Чонгук улыбнулся до боли в скулах, вспоминая, как закостенелая английская аристократия, прогнившая насквозь, пыталась отчаянно сохранить свои права и положение в обществе. Два разных мира, разные взгляды и разное будущее. — Представляю, с каким крахом обрушатся устои, если Королева Виктория не отступит от своих планов, — улыбнулся альфа.       Чимин слушал Лейнстера с замиранием сердца. С позиции маленького человека о таких глобальных вещах он никогда не задумывался. Слова герцога казались ему фривольными и вместе с тем… правильными.       — Значит, я не слишком вас разочаровал? — наивно спросил гувернер, слегка склонив голову и не догадываясь, как очаровывает герцога его наивное и естественное изящество.       Чонгуку достаточно было сделать шаг вперед, и он оказался так близко к Чимину, что видел его дрожащие ресницы и пунцовые щечки, скрывавшие милые веснушки, которых за лето от солнца в Оксфордшире появилось немного больше. Возвышаясь над омегой, герцог запоминал каждую точечку. Зимой они побледнеют и совсем исчезнут, а следующим летом снова украсят носик и щечки Чимина. Их хотелось поцеловать, словно запечатать на года. Не смея себе запретить, герцог обвел пальцем скулы омеги, прочертил по носику и спустился к подбородку, приподнимая его, чтобы заглянуть гувернеру в глаза.       — Вы совершенно очаровательно танцевали вальс, — заверил его герцог. — Повторяйте за мной.       — Я не смею, Ваша Светлость, — потупил взгляд Чимин.       — Доверьтесь мне, дитя мое, — мягко настаивал герцог, не принимая возражений. Чимин покорно шагнул вперед. Пальцы герцога твердо сжали его, и гувернер ощутил, каково это — быть в надежных, крепких руках. Эти слова, ранее казавшиеся красивыми сочетаниями, теперь обрели совершенно иной смысл. Рядом с Лейнстером чувствовалась каменная защита, тепло и блаженное спокойствие. Так люди ощущают себя только с теми, кто…       От нелепого предположения у Чимина закружилась голова. Вторая рука Его Светлости, покоившаяся на талии, стала опорой для тела и ослабевших ног. Сердце вдруг быстро застучало, когда в нос пробился концентрированный запах табака — им можно укутаться с ног до головы, как дымом любимых сигар герцога Лейнстера, которые он курит в своем кабинете или библиотеке. Проходя по коридору, Чимин иногда останавливался, чтобы вдохнуть терпкий аромат со сладковатым послевкусием. Сегодня же омега почувствовал новые нотки — табак в его легких отдавал горьким миндалем.       — Чимин, — герцог вывел замечтавшегося омегу из ступора и загадочно улыбнулся. — Я готов обнимать вас целую вечность, но на балу такой «танец» сочтут за моветон. Мы похожи, скорее, на…       — Не говорите так, Ваша Светлость, прошу Вас, — пропищал омега, краснея еще сильнее. Он мысленно отругал себя за то, что позволил себе разомлеть от чужих прикосновений и напридумывать в голове всякие нелепицы. Пак понимал, насколько странно стоять в Рамсдене, будучи открытыми десяткам любопытных глаз прислуги, которые наверняка расценят это как нечто из ряда вон выходящее. Гувернер в объятиях герцога — сюжет бульварного романа от незадачливого писаки, конец в котором заранее предрешен. По классике, для ничего не значащего прислуги он печальный. И это хорошо, если они не попадутся на глаза герцогине. — Если леди Элизабет увидит…       Чимин сделал попытку выбраться из железных оков, но одна рука альфы прочно окольцевала его талию, а вторая слегка сжала ладонь, напоминая о том, что они стоят в танцевальной позе.       — Оставить своего кавалера в одиночестве посреди танца значит оскорбить, — повторил герцог и подмигнул. — Боюсь, я не переживу, если вы решите поступить со мной таким образом. Потанцуйте со мной, моя колибри.       Чимин вспыхнул, не смея дать ответ. Он чувствовал себя зажато и неловко, но ни на секунду не помышлял об оскорблении Его Светлости. Поэтому решил быть честным и смелым, как сам герцог, даже если ему придется продолжить танец на глазах у всех обитателей поместья.       Они кружились в вальсе, точно осенние желтые листья, опадающие с деревьев — легко, но умирающе-обреченно. Как листья осыпались под ноги людям, чтобы погибнуть под их сапогами, так и Чимин чувствовал, что былая легкость с каждым новым движением исчезает, а вместо нее приходит удручающее осознание, что этот танец у озера — единственная возможность побывать на месте тех, кто полирует дорогими туфельками мраморные полы роскошных бальных зал. Он же, шурша ботинками в пожухлой листве, мечтает хоть раз побывать там и посмотреть на все своими глазами. Выйти на середину зала, присесть в реверансе перед кавалером, подать ему руку и сделать первые па, вливаясь в трели вальсов и кадрилей. Вдыхать запах тлеющих свечей и одеколонов мужчин, которые будут сменяться перед глазами, приглашая его на котильон. Чимин снова мечтал, но его грусть почти исчезла: герцог Лейнстер смог подарить несколько счастливых мгновений, в которые Пак почувствовал себя тем самым принцем из сказки.       — Вы прекрасно двигаетесь, дитя мое, — заметил Чон, когда они закончили танцевать. Руки альфы все еще покоились на талии Чимина, но теперь Его Светлость сцепил их в замок, как можно ближе прижимая к себе гувернера. — Не хуже аристократок, которым нанимают специальных учителей. У вас есть все данные — красота, грация и умение слышать музыку. Этого более чем достаточно, чтобы в свой первый сезон вскружить головы всем джентльменам.       — Ну что вы… — растерялся Чимин от похвалы. — Мама немного учила меня и не более. Но это бесполезные навыки, ведь у меня нет ни единого шанса блистать своими талантами или вскружить головы кавалерам, — осмелев от царящей вокруг атмосферы, решил отшутиться омега.       — Вам недостаточно того, что вы сделали это со мной, коварная птичка? — рассмеялся Лейнстер и продолжил: — Ваша мама была отличной женщиной, если сумела воспитать такого сына, но даже искусный ювелир не огранит обычный камень, не будь в нем хоть немного породы.       — Но во мне нет породы, — пожал плечами Чимин. — Я обычный мальчишка с окраины Лондона, в даунтауне много таких, — для пущей убедительности Пак махнул рукой, но герцог в ответ на этот беспечный жест нахмурился.       — Не смейте умалять свои достоинства. Поверьте, в мире найдется достаточно тех, кто захотят втоптать вас в грязь и сравнять с землей. К сожалению, мы не владеем чужими умами, но собственный разум необходимо держать в трезвой холодности и правильно оценивать свои способности. И если я делаю вам комплимент, то отнюдь не потому, что я джентльмен, а потому, что вы его достойны. Уверен, вы бы покорили весь лондонский свет, появись вы на балу дебютанток.       — Это невозможно, Ваша Светлость, — с легкой грустью произнес Чимин очевидные для них вещи.       — А вы бы хотели посетить такой бал? — Лейнстер приподнял одну бровь и уставился на Чимина. В глазах гувернера загорелись огоньки желания, но они так же быстро погасли, как и появились. — Пойдете, если я вас приглашу?       — Нет-нет, ни о чём таком я и мыслить не смею, — заволновался омега. Идеи герцога — настоящее сумасшествие. — Я не могу… Я же не…       — Ваш единственный минус — молодость, — заметил герцог Лейнстерский. — Обычно девушки выходят на охоту в семнадцать, а вам всего лишь шестнадцать, но это поправимо.       На губах герцога, от которых омега не мог оторвать глаз, замерла хитрая довольная улыбка.       — Выходят на охоту? — гувернер округлил глаза и даже приоткрыл рот, застыв на месте от удивления. — Они сами охотятся? Я думал, это всегда делают альфы, а омеги только сопровождают кавалеров!       Реакцией герцога на эти слова был только заливистый смех — искренний и задорный.       — Дитя мое, вы понимаете слова слишком буквально. Отсутствие опыта вращения в высшем свете ставит в крайне невыгодное положение — вас слишком легко обмануть, поэтому будьте осторожны и не верьте всему, что говорят, — Лейнстер снова не смог сдержать улыбки, глядя на Чимина, в чьих глазах читалось разочарование от собственной оплошности. — Омеги выходят на охоту не за лесным зверем, а за толстым кошельком богатенького альфы, который, если они умело накинут на него лассо и затянут потуже, может стать в скором времени их супругом. Обеспеченная жизнь, драгоценности, меха и ткани — отличный улов, не считаете?       По лицу Чимина герцог понял, что омега так не считает. Его непосредственность пока не позволяла постичь тонкости коварства высшего света. Чимин — нежная птичка в стае грифонов и коршунов. Для Лейнстера — человека, привыкшего к бизнесу — мотивы столичных дебютанток вполне понятны. Устроить отличную партию — как получить в банке беспроцентный кредит. Его можно тратить до конца жизни в свое удовольствие и не переживать о пене, которую придется платить. У таких кредитов, как правило, не было срока погашения — редко какие браки заканчивались разводами, поэтому удачливые омеги чувствовали себя защищенными до конца своих дней. Сначала они проматывали капитал альфы, потом — его банковские сбережения. И все, о чем они заботились — это вовремя подарить супругу наследника, чтобы после беззаботно предаваться светским развлечениям.       Тысячи знатных семей Лондона жили по этому сценарию, который Чонгуку отчасти претил. С другой стороны, он сам мало отличался от кредиторов, спонсирующих своих жен, лишь бы они не досаждали ему вечным нытьем о новых побрякушках и платьях. Элизабет получала все — деньги, свободу, возможность разъезжать по окрестностям и принимать своих подруг в Рамсдене, сплетничать за закрытыми дверями и заниматься спиритизмом — очень модным направлением, на котором у всех омег в окрестностях Лондона возникло помешательство. Сам же Чонгук взамен этого получил лишь бесконечные счета и головную боль от её глупой трескотни. Не самая выгодная сделка, но он был слишком импульсивен и молод, приняв решение дать ей свою фамилию. Поэтому сейчас Чонгук смотрел на все происходящее сквозь пальцы. Элизабет в его доме заняла место красивой статуэтки времен античности — внешне отреставрированная, идеальная, но внутри прогнившая насквозь. Единственное, что радовало герцога — малыш Генри, а теперь и Пак Чимин, так неожиданно появившийся в его жизни. И недоумение на лице гувернера в очередной раз показало, что омега слеплен из другого теста.       — Так что же? Приняли бы приглашение на бал, моя птичка?       — Ваша Светлость, зачем вы говорите мне такие вещи? — Чимин решил не избегать разговора, смысл которого ему непонятен. Он никоим образом не может попасть на бал, так к чему эти слова и обнадеживающие взгляды? — Чудеса с такими людьми, как я, происходят разве что в сказках.       — Не люблю сказки.       — От чего же? — сморщил носик Чимин.       — Они заставляют верить таких юных созданий, как вы, что чудеса невозможны в реальной жизни, — с теплотой смотрел на него альфа, путая мысли Пака еще больше. — Но мне по силам сделать вас самой настоящей принцессой.       Мозг отчаянно твердил, что это невозможно, но где-то в глубине души Чимин надеялся, что Его Светлость, как настоящий волшебник из сказки, подарит ему такой вечер. Мечты ведь не имеют статуса, правда?       — Мне достаточно того, что вы потанцевали со мной здесь, — Чимин уставился на завязки манто и начал нервно теребить пушистые кисточки.       — А мне — нет. Если бы я довольствовался малым, то никогда не стал бы тем, кто я есть. Я жаден до вашего внимания, моя птичка. И хочу получить его полностью, — напирал альфа. — Поэтому вы не можете мне отказать. Это приказ.       — Но я бы хотел отказать, Ваша Светлость, — уперся Чимин и тихонько пробормотал: — Хотя и не смею ослушаться.       — Отлично, — на лице герцога появилась довольная улыбка. — Значит, я официально приглашаю вас на бал дебютанток в Рамсдене, — сказал герцог и, видя полнейшее замешательство на лице Чимина, добавил: — Это бал-маскарад, вас никто не увидит. В этом году герцогиня решила превзойти саму себя и пригласила столько аристократии, что яблоку негде упасть. До определенного времени все будут в масках, поэтому вам нечего бояться.       Чимин с открытым ртом и широко распахнутыми ресницами слушал то, что говорил герцог. От нервов в горле стало так сухо, что он не смог даже задать вопрос: что же ему надеть на бал, кроме своего платья, привезенного из дома? Герцог Лейнстер, умело читая эмоции по лицу, предвосхитил его вопрос.       — Я даю вам на завтра выходной день. Генри большой мальчик и с ним ничего не случится, если его любимый гувернер отлучится на один день. Мы займемся подготовкой к празднику, если вы не станете возражать, — сказал герцог, наклонился к уху Чимина и прошептал. — Моя милая пугливая колибри, это будет наш с вами секрет.       Чимин замер, когда губы герцога оказались в опасной близости к его шее. Когда-то он уже чувствовал его дыхание и ничем хорошим это не закончилось, вот и сейчас омега застыл, чтобы не провоцировать альфу на вольности. Все, что сказал хозяин Рамсдена, плохо укладывалось в его голове, а мысль о том, что он исполнит свою мечту и побывает на самом настоящем балу, заставила сердце выпрыгивать из груди. Чонгук остановился, зарылся носом в пушистые волосы и оставил на шее целомудренный, но такой обжигающий поцелуй, от которого к горящей коже захотелось приложить лед. Это было так же волнительно, как и тогда, в библиотеке, как и в гостиной, когда он поцеловал его израненную ладонь, как в спальне Генри, когда он касался Чимина совершенно не нарочно, но каждое их касание, поцелуй вызывали в омеге настоящую бурю.       — Утром я прикажу приготовить карету и буду ждать вас.       — А…       Чимин хотел спросить, что ему сказать о своем завтрашнем отсутствии, но герцог уже разомкнул свои руки и отправился в сторону поместья. Задумавшись о том, что только что произошло, Пак так и не нашел ответа. До самого вечера он старался избегать герцогской половины дома, поэтому продуктивно провел время с Генри. Пока малыш старательно выводил буквы, Чимин, подперев щеку кулачком, рассматривал смешного мальчугана и думал о том, как быть дальше. Зачем герцогу звать его на бал? Куда они завтра поедут? Почему в носу до сих пор щекочет от табака, если вот уже больше восьми часов Чимин не видел Его Светлости, и ровно столько же времени не мог прогнать его из своей головы. Кажется, он становится зависимым от присутствия герцога рядом.       — Чимин, Чимин! — заныл мальчик, дергая Пака за пышный рукав его тонкой блузки. В доме отлично топили, поэтому в любой комнате чувствовалось приятное тепло, исходящее от стен. Прислонившись к ней и нырнув в свои мечты, гувернер и не заметил, как мальчик теребил его за одежду. — Ты меня не слушаешь?       — Слушаю, мой милый джентльмен, — Чимин тут же натянул улыбку и попытался прогнать мысли о герцоге. Это получалось из рук вон плохо, но, глядя на герцогского сына, Пак попытался сосредоточиться: — Что вас интересует?       — Когда мы будем читать про пиратов? — состроив жалобную мину, мальчик наивно захлопал глазами, прося освободить его от поднадоевшего обучения. Ему нравилось получать знания, но в шестилетнем возрасте удержать Генри на одном месте было очень сложно.       — Как только вы допишете эту строчку, — омега склонился над мальчиком и помог его уставшей руке вывести последние буквы.       Остаток вечера они провели за чтением. Генри быстро поужинал, устроился в кровати и слушал тихий голос Чимина, убаюкивающий малыша. Гувернер дочитал первую часть, поправил одеяло и до глубокой ночи сидел в комнате мальчика, разбираясь наедине со своими мыслями — сумбурными и непонятными.

🌹🌹🌹

      Почти не спав ночью, а только перебиваясь кратковременными провалами в царство Морфея, Чимин встал с рассветом, распахнул шторы и открыл окна. В комнате стало невыносимо жарко. Умывшись, Пак схватил на кухне пирожок с чаем, чтобы не урчало в желудке и, как только подали карету, несмело направился к выходу. Он постоянно оборачивался, чувствуя на себе чужой тяжелый взгляд, но это был мираж. Замок еще спал, только часть прислуги с присущей ей утренней сонливостью выполняла ежедневные обязанности. Завязав шерстяную накидку и поправив шляпку, Пак подошел к карете, где его уже ждал герцог:       — Садитесь, дитя мое, — он протянул Чимину руку, помогая забраться на ступеньку. Утопая в бархатных подушках, Чимин не знал, куда себя деть, потому что смотреть на Лейнстера стало еще более неловко, чем вчера. Карета размеренно тронулась, поскрипывая колесами.       — Куда мы едем, Ваша Светлость? — позволил себе подать голос Чимин, когда Чонгук отложил выпуск утренней лондонской газеты «The Guardian».       — В графство Хэмпшир. Я не хочу, чтобы вы были одеты по прошлогодней моде лондонских девиц. Ничего оригинальнее, чем собезьянничать друг у друга, столичный свет еще не придумал, — пояснил альфа. — Но Хэмпшир удивит вас, моя птичка, а местные швеи — особенно.       — Когда вы так говорите… Мне становится неловко.       — Почему? — альфа удивился, и Чимин понял, что теперь он зависим не только от его табачного запаха и сильных рук, но и от изгиба брови, которая каждый раз выражала совсем разные эмоции — от изумления до порицания. В зависимости от этого Чимин то смеялся, то огорчался, но не мог не реагировать на Лейнстера. Сидя напротив в карете и разглядывая герцога, Чимин снова не сдержал улыбки.       — Чувствую себя неоперившимся птенцом, выпавшим из гнезда, — хихикнул гувернер и спрятал руки под накидку. Ранним утром на улице стоял ледяной холод.       — Замерзли? — кивнул герцог, глядя на то, как быстро исчезли ладошки под слоем толстой шерстяной накидки. — Давайте сюда.       Чонгук протянул руки, и Чимин, даже не противясь, сделал ответный жест. Его ладони тут же почувствовали тепло альфы — постепенное, накатывающее волнами, окутывающее не только кисти, но и все тело. Это удивительная магия, как в сказках, что он читал в детстве.       — Так лучше? — альфа склонился и подул на руки гувернера, растирая окоченевшие пальчики. — Почему вы не взяли перчатки?       — Я не знал, сколько ехать, — будто извиняясь за собственную оплошность, пробормотал Чимин. И правда, в его голове утренний воздух, ворвавшийся в приоткрытое окно, выдул все полезное, оставив там только мысли об альфе и желание поскорее увидеть герцога Лейнстера. О перчатках Чимин даже не вспомнил.       — Вы правы, мне нужно было предупредить. К счастью, наша поездка не будет долгой, потому что мы едем каретой только до Лондона.       — А как же? — встрепенулся Пак.       Он знал, где находится Хэмпшир, и точно знал, что туда ехать не менее пяти часов по хорошей дороге и столько же обратно. Приготовившись к долгому пути, Чимин удивленно захлопал ресницами.       — Мы отправимся в Хэмпшир на поезде, моя колибри.       Чимину показалось, что в этот момент у него остановилось сердце — что-то дернулось внутри, кольнуло и тут же расслабилось, приводя омегу в осознание того, что сегодня он впервые в своей жизни поедет на самом настоящем поезде. Живя в промышленном районе Лондона, Чимин знал, что недалеко от них проходит железная дорога. А когда не мог заснуть, то прислушивался к ночной тишине и всегда ждал стука колес проезжающего паровоза. Мама строго настрого запрещала ему ходить в тот район. Лишь однажды они с отцом отправились в другую часть города и увидели движущийся состав. Пак Минсон тогда посадил его, маленького, на плечи, и Чимин старался увидеть, куда же он показывал пальцем.       Последний вагон, скрывшийся за листвой, омега смог разглядеть, и с того времени у него появилась мечта — покататься на железной дороге. Но денег на дорогой билет у них не было, как и повода поехать в другой конец страны. Просто же покататься, как это делали другие, отец считал невероятным расточительством. Лишь изредка от мальчишек, воровавших уголь, Чимин слышал рассказы о настоящем металлическом монстре, который двигался по рельсам с бешеной скоростью. Омеге казалось, что мальчишки, побывавшие на железной дороге — герои, а увиденное ими — настоящее чудо.       — Я никогда не… — замотал головой Чимин. — А это не опасно?       — Почему-то я так и подумал, — усмехнулся Лейнстер, пропустив мимо ушей вопрос. — С момента, как в 1825 году начали прокладывать железную дорогу, многое изменилось. Тогда я был примерно вашего возраста и с любопытством ждал, когда же по рельсам пустят пассажирские поезда. Первую поездку сложно забыть. Я отправился в Ливерпуль к другу по колледжу. Если ранее мой путь занимал почти сутки, то в тот раз я добрался за четыре часа.       Чимин неверяще хлопал глазами, мысленно считая, сколько они потратят на дорогу.       — Мне понравилось путешествовать поездом, поэтому спустя несколько лет я выкупил долю в этом предприятии.       — Вы владеете железной дорогой?! — не сдерживаясь, прокричал Чимин. Он вполне знал, что герцог очень богат, но теперь, когда представление Чимина об альфе вышло за пределы Оксфордшира, гувернер оторопело смотрел на альфу, время от времени открывая рот, как рыба, но не издавая звуков.       — Я и господин Стефенсон, — уточнил Чонгук. — Но моя доля больше.       Пока Чимин обдумывал то, что узнал, их карета натужно заскрипела и остановилась. Омега сразу почувствовал посторонние звуки и запахи, доселе им не замеченные.       — Вот мы и приехали, — Чонгук отодвинул занавеску на окошке и посмотрел по сторонам. — Не бойтесь, здесь всегда такая суматоха. Просто следуйте за мной и не отставайте.       Чонгук вышел из кареты и подал Чимину руку. Пак, не спеша ступать на землю, так и повис одной ногой на ступеньке, а второй в воздухе, уцепившись за карету и вертя головой по сторонам. Все вокруг ужасно интересное, новое и необычное. Потянув Чимина на себя, Чонгук словил омегу в объятия и поставил на землю, умиляясь с того, насколько огромными от удивления стали глаза его спутника.       — Что это? — Пак подпрыгнул повыше, пытаясь рассмотреть строение перед ним. С его низким ростом сквозь толпу снующих туда-сюда людей он видел только железную крышу.       — Вокзал Юстон, куда нам нужно попасть, — пояснил альфа. — Прошу вас, поправьте завязки шляпки, при приближении поезда эта очаровательная вещица может отправиться вслед за ним и уехать в Хэмпшир раньше нас.       — Не может быть, — рассмеялся Пак, но на деле нахлобучил шляпку посильнее, чтобы и правда не слетела.       — Пойдемте, нам нужно посмотреть расписание, — скомандовал герцог.       Пока они шли к зданию вокзала, омега не мог насмотреться на все, что его окружало. А удивило Чимина многое: крытые платформы, массы людей разного сословия, смешавшиеся в мозаике цветов и звуков. Дамы, одетые в дорогие одежды, словно собрались в театр, размеренно плыли рядом со своими не менее нарядными джентльменами. Те же, сохраняя важную мину на лице, приподнимали шляпы и кланялись, когда видели своих знакомых, останавливались с ними поговорить, совершенно не обращая внимание на толпу оборванцев, подрабатывающих на вокзале носильщиками, грузчиками, уборщиками. Это был другой мир, о котором омега совершенно ничего не знал.       Но больше всего Чимину понравился запах. Когда в даунтауне ветер дул в их сторону, он приносил именно этот сладковато-щекочущий дым, только там он был легким, рассеянным по пути, а здесь — густым и концентрированным, кружащим голову. Чимин зашевелил ноздрями, пытаясь запомнить, как пахнет вокзал. Наверняка он сюда попадет нескоро, если это вообще случится, но точно никогда не забудет это место.       — Вы не видели самого главного, — улыбнулся Чонгук. — Давайте сюда руку, иначе в толпе я вас потеряю.       Он крепко сжал ладошку Чимина уже знакомыми прикосновениями и протиснулся сквозь толпу джентльменов, даже кивнув некоторым из них. Спустя несколько метров, когда они вынырнули из толпы, Чимин замер. Остановился как вкопанный, а Чонгук, не рассчитывая на это, больно дернул его за руку, но тут же понял, что дальше омега не пойдет.       Перед Чимином раскинулась самая настоящая железная дорога. Возвышающийся вокзал с огромными часами стоял, как немой страж, охраняя прибывающие и отбывающие поезда.       — Здание вокзала — пример классической архитектуры. Его построил Филип Хардвик, а руководили работами уже известные вам Стефенсоны. Я же заказал новый проект — нужно расширять пути, добавим еще несколько платформ, а холл я планирую перестроить с лестницами и колоннами из мрамора, — говорил Чонгук, пока Чимин не мог оторвать глаз от увиденного перед ним.       Несколько платформ под крышами, что издали видел Чимин, были заполнены людьми. Огромная железная штуковина с колесами издавала странные чавкающие звуки, а сверху из трубы валил белый дым. Фонари, подвешенные на столбах, бросали свет на блестящие металлические штуки, расположенные под паровозом.       — Какое расточительство, — пробормотал Чимин, думая о том, сколько керосина уходит на то, чтобы освещать вокзал даже днем. — Что это, Ваша Светлость? — Пак показал пальцем на блестящие полоски. Лучи фонаря, который едва-едва покачивался от ветра, играли на металле так, что делали его живым, а эти штуковины Чимину казались настоящими змеями — они двигались, извивались, а потом убегали куда-то вдаль, не имея конца и края.       — Это рельсы, по которым ходят поезда, — пояснил альфа и потянул Чимина вперед, заставив сделать его несколько шагов. — Вы же не откажетесь прокатиться по ним?       — Нет, — замотал головой омега. — То есть… да, — выдохнул Пак, признавшись, что пересилить собственную боязнь нелегко. Удивление, смешанное с испугом, порождало еще больший страх маленького человека перед огромной махиной, которой он теперь вверял свою жизнь. «Каретой все-таки безопаснее», — подумал омега и посмотрел на решительного герцога. У Лейнстера не оставалось ни тени сомнения, что им нужно сделать именно это — сесть в железного монстра и отправиться в неизвестность.       — Ваш страх объясним, дитя. Сумасбродство — доверять тому, что вы ещё не испытали лично, и мне нравится, что в этом плане вы рассуждаете так зрело, — заверил его герцог. — Но вы можете довериться мне. Ведь я буду рядом. И с наслаждением прослежу за вашим спокойствием.       Последнее вселяло омеге надежду, что ничего страшного с ним не случится. Чимин верил, что Его Светлость не даст железному монстру сожрать его.       В громоздком здании вокзала — пышном и величавом — Чимин сел на скамеечку, сложил руки на коленях и старался не дышать, пока ждал герцога, который пошел узнавать расписание. Огромную доску почти до потолка плотно исписали мелом, а специальный человек на стремянке постоянно вытирал слова и цифры и дописывал их вновь, когда к нему прибегали мальчишки, что-то кричали и быстро исчезали. Лейнстер, заложив руки за спину, изучал информацию, а Чимин сверлил его взглядом, молясь, чтобы этот день закончился быстрее. Их маленький райончик, старый центр даунтауна и Оксфордшир — вот и все места, где он успел побывать. Лондон, суетливый и шумный, наводил на него панику.       — Наш поезд прибудет через десять минут, — оповестил альфа, появившись слишком неожиданно рядом с гувернером. Чимин дернулся, но герцог сел рядом и положил руку на его колено. — Вы слишком эмоциональны, дитя мое. Сегодня ночью, гарантирую, вы не заснете от полученных впечатлений.       «И я тоже», — подумал про себя герцог, чувствуя под своей ладонью острую коленку, что впивалась в руку. Чимин выглядел таким крошечным и несчастным, испуганным и взволнованным, что его хотелось прижать к груди, спрятать под камзолом и никогда не отпускать. Заботиться, защищать, брать на себя ответственность за каждую улыбку и слезинку, отдавать нерастраченное тепло, которого в последние годы накопилось слишком много. Переполняясь им, герцог так и не смог найти того единственного, кто бы смог забрать хоть каплю его любви и ласки. Чимин — достоин всего на этом свете. Ему нельзя подарить драгоценности, платья или поместья, его невозможно осыпать золотом, потому что ничего из этого и близко не равнялось ценности омеги.       — Любви, — едва слышно пробормотал Чонгук, наблюдая за Чимином.       Приливы нежности, когда они оставались вдвоем, альфу озадачивали. Нет, не пугали, скорее задавали вопрос, что с ним не так, если этот мальчишка смог затронуть то, что давно в нем умерло дождливым ноябрьским днем два года назад. Неужели он все еще способен что-то чувствовать? Мечтать? Любить? Все ответы на вопросы неизбежно связаны с ним — хрупким омегой, дрожащим под его рукой и с беззаветной преданностью вверяющим себя в объятия другого. Получив этот шанс, он не мог позволить себе упустить его. Казалось, впервые за двадцать семь прожитых лет жизнь стала снова обретать смысл.       — Во-о-ор! Держите вора! Он украл мой кошелек!!!       От резкого голоса, прогремевшего в просторном помещении, Чимин прижался к альфе, оказываясь рядом с ним слишком близко. Так, как не должны быть рядом хозяин и его прислуга. Чонгук тут же сгреб гувернера в охапку, прижимая за плечи и пряча от зашевелившейся толпы. Все начали осматривать свои кошельки и проверять сбережения, а в толпе уже расталкивал людей какой-то мальчишка, очевидно, и стянувший деньги у одного из зазевавшихся джентльменов. Шум и крики, проклятья и зов о помощи смешались с грохотом тележек, на которых везли багаж к платформам.       — Испугались? — спросил альфа, чувствуя уткнувшийся в грудь носик омеги. — Здесь это обычное явление: вокзал лакомое местечко для воров и проходимцев.       — Немного, — Чимин смутился и отстранился от герцога.       — Пойдемте встретим наш поезд. Это гораздо более увлекательное занятие, — предложил герцог и подал ему руку.       Обрадовавшись, что они покинут зал ожидания, Чимин тут же согласился. Он не знал, что пребывание на платформе впечатлит его еще больше.       Они вышли через другой выход, который швейцары любезно открыли перед ними и поклонились важным посетителям. Чимин не смог сдержать сконфуженной улыбки, потому что впервые за все время кланялись ему, а не он. Попытавшись сделать перед швейцаром в красивой форме реверанс, Пак тут же почувствовал лёгкий тычок в бок.       — Мы не в Рамсдене, дитя мое, — усмехнулся альфа. — Не стоит кланяться рабочим, они получают заработную плату в фунтах стерлингов, а не в поклонах.       Из сказанного Чимин мало что понял, но сделал вывод, что его реверанс выглядел бы нелепо.       На платформе стояло гораздо меньше людей, чем в зале ожидания вокзала, отчего Чимину стало намного спокойнее. Поезд ждали все — богатые леди и джентльмены, рабочие в изношенных одеждах и пестрый контингент, в котором сложно угадывался род деятельности.       — А когда он приедет? — спросил Чимин, чтобы морально подготовиться к железному монстру.       — Не бойтесь, когда увидите приближение поезда. Не кричите от страха и не убегайте, иначе угодите на рельсы, — предупредил альфа. Его руки легли на плечи Чимина, сжимая худенькие косточки. Вжавшись от страха, Пак казался еще меньше, но герцог поглаживал его, передавая собственную уверенность. Предупреждение Лейнстера посеяло панику, но Чимин набрался храбрости и стоял на месте, как вкопанный. Ему казалось, он прирос к каменному полу, а ноги и вовсе перестали слушаться, словно стали не его. Хотел бы убежать — не смог.       Первым приближение поезда заметил Чимин. Он побледнел, когда откуда-то издалека раздался громкий гудок, и дернулся от неожиданности. Герцога происходящее ничуть не трогало, он сохранял невозмутимое спокойствие, и только потом Чимин догадался, что Лейнстер так часто пользовался железной дорогой, что давно перестал удивляться всему, что происходило вокруг. Крепкие руки альфы сомкнулись сильнее, надежно удерживая Пака возле себя. От ужасного предчувствия надвигающейся лавины, что может раздавить их, как жуков, гувернер сжался еще сильнее и еще крепче ощутил объятия в ответ.       — Вы услышите гудок еще несколько раз. Так поезд предупреждает о своем прибытии.       Чимин с ужасом смотрел в туман, из которого прямо на них надвигалось огромное железное чудовище. От гула, стоявшего вокруг, и скрежета железа, хотелось закрыть уши, зажмуриться и бежать. Но вместо этого он боролся с ледяным ветром, дувшим в лицо, и воздухом, наполненным запахом угля и металла. Он отнимал дыхание, заставляя Чимина открыть рот и жадно глотать кислород в предвкушении катастрофы, несущейся на них.        Паровоз был олицетворением самых страшных монстров, о которых омега даже Генри не читал сказки, чтобы не пугать малыша. Чимин не мог поверить, что рука человека сотворила эту громадину. Он ехал вперед, прорезая вокзальный туман и сметая все перед собой. Вцепившись одной рукой в края манто, а второй придерживая шляпку, которая-таки грозила отправиться вслед за чудовищем, Чимин вжался спиной в грудь Чонгука. Свет, плясавший на рельсах, больно резал в глаза, а звук закладывал уши и Паку показалось, что под уродливым железным громилой даже рельсы прогибаются, не выдерживая его мощи. Куда тут противостоять людям, если даже металл не может сделать этого!       Железный монстр прогрохотал быстро и жутко, одновременно пугая и завораживая гувернера. Весь испуг омеги уложился в пару секунд, из которых Чимин не помнил ничего — только устрашающий рев, пронизывающий тело холодный ветер и руки альфы на своих плечах. Наверное, это единственное, что остановило его от позорного побега. Вслед за монстром шляпку Чимина продолжили трепать проезжающие мимо вагоны. Развидеть их было сложно, но железяки снижали скорость и вскоре Чимин понял, что медленно ползущие вагончики не такие страшные, как паровоз. Со скрежетом поезд остановился. Он дышал черным дымом, гудел и громко шипел, подгоняя пассажиров быстрее занять свои места.       Люди на платформе оживились, стали заходить в вагоны, затаскивали туда вещи, корзинки, какие-то тюки. Возле поезда начали сновать рабочие, что-то выгружающие из вагонов, а вслед за ними на платформу вышли пассажиры. Немного измотанные или, наоборот, восхищенные поездкой, но живые люди, которых поезд проглотил, но не съел! Чимин с огромными глазами наблюдал за тем, как чинно ступали дамы, поддерживаемые под руку своими кавалерами, как они громко щебетали, делясь впечатлениями о поездке, и важно клали в руки подбежавшим мальчишкам несколько шиллингов за то, что они поднесут к карете их небольшой багаж. По тому, как разделились пассажиры, Чимин понял, что аристократия не ехала в одном вагоне с бедными людьми. Законы лондонского света действовали даже здесь.       — Вы могли потерять ее, — усмехнулся Чонгук, развернув Чимина к себе.       Волосы омеги растрепались, выбились из-под шляпки, и Чонгук, приподняв ее, бережно заправил локоны. Он перевязал атласный бант потуже, глядя на бледное лицо Чимина, что только начало оживать: щекам вернулась былая розовинка, в глазах снова появился блеск, бесцветные губы налились краской. Не отпуская завязки шляпки, Чонгук провел рукой по прохладной щеке Чимина.       — Вы удивительно смелы, дитя мое, — снисходительно улыбнулся Чонгук, а Чимин расцвел от похвалы.       Наконец-то заложенные от громкого гудка уши начали что-то слышать. Пак поднял взгляд на герцога, но встретился с жадной темнотой, поглощающей его. Пальцы альфы, застывшие на подбородке, медленно обводили нижнюю губу, не смея оторваться от соблазнительных контуров.       — Пойдёмте, — глухо поторопил его альфа, нехотя оторвав от спутника взгляд. Чонгук вынырнул из собственных мечтаний, заставляя себя убрать руки. Касаться Чимина — настоящая пытка, а невозможность поцеловать сродни медленной казни на гильотине тупым лезвием неумелого палача. Секунды превращались в часы, а часы в дни, будто они стоят на этом перроне уже давно и не могут наглядеться друг на друга. Восторженный взгляд омеги был тому ярким подтверждением.       Они зашли в вагон и сели возле окна друг напротив друга. Первый класс удивил Чимина своей роскошью: диванчики, обитые дорогой тканью, чувствовались очень уютными и мягкими. Присев на него, омега провалился в мягкое сиденье и тут же схватился за подлокотники с кожаными чехлами. Улыбнувшись, Чонгук подал омеге ещё одну подушку, помог устроиться, и сам уместился рядом. Вытянув вперед длинные ноги, которые не помещались в узком пространстве, он закурил сигару и посмотрел в окно.       — Сейчас будем отправляться.       Услышав это, Пак побледнел. Если эта громадина тронется с перрона, он точно распрощается с жизнью от страха. Вспомнив, что за этим они сюда и пришли, Чимин прикрыл глаза и усердно молился Деве Марии. Как и говорил альфа, вагончики спустя пару минут качнулись, где-то неподалеку раздался скрежет, тревожный гудок, и паровоз тронулся. Наблюдая за лондонским вокзалом, превращавшимся в едва различимую точку вдалеке, Чимин пришел в неописуемый восторг. Все его внимание забрали картины за окном — окраины города, осенние поля с пожухлой травой, леса, почти сбросившие свои сухие листья и снова поля — они перемежались так быстро, что Чимин не успевал налюбоваться одной картиной, как уже сменялась другая.       Двухчасовая дорога из Юстона в Хэмпшир пролетела очень быстро. Герцог развлекал его рассказами из своей жизни, которые Чимин бы слушал вечно. Ему нравилось то, что границы между ним и Его Светлостью стирались все больше, но это же омегу и пугало. Быть рядом с умным, эрудированным человеком, у которого имелись ответы на все вопросы — это одно, но с каждой минутой влюбляться в бархатный тембр его голоса, теплую улыбку, ловить огоньки в глазах и невольно тянуться к его рукам, желать оказаться в объятиях альфы — совершенно другое. Новое. Непознанное. А от этого еще более страшное и волнительное. Так, будто земля уходила из-под ног, а под ними разверзлась пропасть, в которую Чимин каждый день падал все глубже и глубже, но точно знал, что ему не дадут удариться — словят, прижмут к себе и подарят поцелуй. Самый желанный и самый запретный. Чимин бесконечно доверял герцогу и это, пожалуй, тревожило его больше всего.       — Вы не слушаете, дитя мое? — Чонгук дотронулся к руке Чимина, смотрящего будто сквозь альфу и витающего в своих мечтах. — О чем вы задумались?       «О вас», — едва не выпалил омега по собственной наивности, и только гудок поезда, что периодически нарушал стук колес во время поездки, отрезвил гувернера и привел его мысли в порядок.       — Простите, Ваша Светлость, — покраснел Чимин. — Пустое.       — Хорошо, — герцог сжал его руку, слегка растирая холодные ладони. — Тогда вам предстоит узнать некоторые правила вечера, чтобы не попасть впросак.       — Ваша Светлость, смею ли я ещё раз попросить вас отказаться от идеи пригласить меня на бал? — омега чувствовал себя крайне неловко, осмелившись на просьбу, но он, действительно, считал предложение герцога необдуманным.       — Вы смеете просить меня о чем угодно, дитя. Но я так же волен отказать вам.       — Но почему вы так этого хотите?       — Потому, что этого хотите вы, — тоном, не терпящим возражений и одновременно тёплым, произнёс Чонгук. — Итак — правила.       — Что это за правила? — удивился Чимин. — Для бала тоже нужны правила? А они строгие? — тут же разволновавшись, омега начал забрасывать герцога вопросами.       — Более чем, — нежно улыбнулся герцог, млея с неопытности и детской доверчивости Чимина. — Даже количество танцев, которое разрешено на балу, имеет свои ограничения.       Захлопав глазами от такой несправедливости, Чимин закусил губу и задумался.       — Странно, неужели я не могу потанцевать с Генри столько, сколько мне хочется? — насупился омега, понимая, что других претендентов у него и не будет, а вот подурачиться с герцогским сыном, пока того не отправят спать, он вполне готов.       — С Генри — можете. Я даже не сомневался, что моим главным конкурентом станет собственный сын, — расхохотался герцог. — Не люблю аристократию за то, что она придумала кучу правил, которые сама же и нарушает. А сверять каждый шаг с условностями света весьма утомительное занятие, — заметил Лейнстер. — Меня больше прельщает свобода.       — Но вы же тоже аристократ, — не удержался Чимин.       — В этой стране мое происхождение ничего не значит, хотя мои корни на родине прослеживаются до времен Трех государств — Силлы, Пакче и Корё. Там бы титул имел значение, здесь всех интересуют только мои деньги и не более. Лживое общество собирается в Рамсдене, чтобы посплетничать дамам и завести выгодные знакомства джентльменам. Мало из тех, кого вы встретите на балу, я могу назвать приятелями.       — А как же граф Чон и виконт Ким? Они тоже ваши приятели?       — Нет, они — друзья, — однозначно ответил Лейнстер, и в его глазах Чимин заметил теплоту при воспоминании об альфах. — По любому вопросу вы можете обратиться к ним, если меня не будет рядом.       От этой фразы у Чимина похолодела спина и пробежал неприятный морозец по коже.       — Не беспокойтесь, на них можно положиться, — многозначительно заметил альфа. — А теперь давайте поговорим о бальном этикете. Вы появитесь на вечере немного позже обычного — это считается хорошим тоном. Обычно омеги не приходят в одиночку — их обязательно сопровождает отец, супруг или опекун.       Чимин побледнел, только подумав о том, что ему придется привести Пак Минсона на бал. Герцог, видя его замешательство, поспешил успокоить гувернера.       — Опекуном буду я. Мы поздороваемся с хозяйкой вечера — достаточно будет сделать реверанс и поклониться. Маскарад хотя и позволяет немного вольностей, но все же милые леди должны быть безупречны в своих манерах. Вы получите карточку с расписанием танцев, где можете отмечать, кому уже обещали вальс или кадриль. Самое главное — не перепутать очередность. Если вас пригласят на танец — не отказывайтесь, поблагодарите кавалера реверансом. Подайте левую руку и станцуйте вальс или полонез, если хотите, а если нет — сошлитесь на головную боль и извинитесь перед кавалером. Не танцуйте с одним и тем же альфой более трех раз — это моветон. И помните, что на балу нельзя снимать перчатки.       После услышанной тирады Чимин сник. Идея с балом уже казалась ему не такой привлекательной. Голова разрывалась от количества запретов, и омега точно понимал, что всего не запомнил, а переспросить постеснялся. Хлопая ресницами, Пак с ужасом представлял, как он переживет этот вечер. Или не переживет? Сминая край накидки, он жалобно посмотрел на герцога.       — А может?       — Нет, — четко ответил Лейнстер. — Колибри — маленькая, но очень смелая птичка. Когда-то вы имели смелость принести ее в мой дом, а заодно и свет, который появился в Рамсдене в последние месяцы. Вы сумели отогреть каменное сердце мрачного хозяина замка точь-в-точь, как красавица Белль спасла любовью принца Адама, превратив его из Чудовища в человека.       — Но я не сделал ничего особенного… — пробормотал Чимин еле слышно.       — Вы даже не представляете, что вы сделали, — улыбнулся Чонгук и приложил маленькую ладошку к своей груди. — Вы чувствуете, как оно бьется? Чимин с огромными от страха глазами чуть не подавился слюной от волнения. В его ладонь гулко и размеренно стучало сердце альфы.       — Благодаря вам я снова начал жить. Вы стали моим светом и теплом, которых в Рамсдене не было с момента его приобретения. Некогда мертвый замок стал оживать благодаря вам, и теперь мне хочется возвращаться туда, чтобы слышать ваш смех, видеть вас, касаться.       — Я всего лишь выполняю свою работу, Ваша Светлость, — попытался воспротивиться Чимин. — Вы щедро платите мне за это, и я благодарен…       — Это стоит намного дороже тех денег, которые вы получаете, — покачал головой герцог. — Вы бесценны. Поэтому выпустите птичку из клетки, не томите в ожидании, и дайте ей распахнуть крылья. Вы достойны этого более, чем все остальные, дитя мое. Чимин опустил голову, потому что смотреть на герцога было ужасно неловко. В его словах читалось слишком много запретного и интимного, о котором Чимин даже думать не хотел. Вопросы об Элизабет, которые появились при упоминании мертвого Рамсдена, не давали ему покоя. Неужели герцог никогда не был счастлив? Ведь он так привязан к сыну, что любовь к его матери в голове Чимина считалась обязательным пунктом. Ведь иначе и быть не должно. Люди создают семьи и заводят детей потому, что любят друг друга.        Так было с его мамой и отцом, который до сих пор не может отойти от смерти супруги. Чимин видел, как нелегко давался Минсону каждый день, прожитый в одиночестве, да и выпивать он начал только потому, что пытался забыться от собственного горя. Чимин с ужасом думал о том, что в других семьях бывает иначе. Неужели все, что говорили про высший свет — правда? Неужели деньги стоят того, чтобы жить с нелюбимым человеком?       Видя растерянность омеги, Чонгук приподнял его подбородок и заглянул в голубые глаза.       — Не позволяйте никому другому смотреть на вас иначе, чем делаю это я. Вы — ценность. В ваших глазах пляшут океаны, гасящие пожары внутри меня. Не ручаюсь, сколь долго я еще смогу держаться вдалеке от пламени вашего костра.       Чимину казалось, он сам сейчас сгорит. Щеки запылали, в голове застучало, а ноги сделались такими ватными, что скажи ему сейчас встать — упадет на колени перед герцогом и не промолвит ни слова, потому что в пору ногам отнялся и язык, тяжелея в сухом рту. От волнения омега перестал дышать, только неотрывно смотрел на Лейнстера, сам не понимая, что ответить. Обычные слова казались излишними, а таких красивых, как говорил герцог, он в предложения сложить не мог. Его Светлость, жадно вцепившись в подбородок и принося немного боли, снова провел пальцем по губам, словно запечатывая невидимый поцелуй. Здесь, где на соседних диванчик ехала пожилая пара, а с другой стороны — веселые молодые господа, они оба сожалели лишь об одном. Очевидность во взглядах искрила разрядами тока, и Чимин инстинктивно приоткрыл губы, когда герцог подался вперёд. Если бы альфа осмелился в этот момент поцеловать его на глазах у всех, Чимин бы не нашёл в себе сил его оттолкнуть.       — Наша станция, — сказал он, подав Чимину руку.       Пак тут же плотно сомкнул губы, удивляясь собственной легкомысленности. Он никогда еще не был таким глупым и беспечным. Впрочем, никогда и не любил тоже. Больше никаких сомнений — его трепещущее, абсолютно влюбленное сердце отныне хранится в больших руках герцога. И ему решать, что с ним делать.       Хэмпшир встретил путешественников намного любезнее, чем Лондон. Здесь светило солнце, стояла тихая безветренная погода и не было оглушительной сутолоки, которой так боялся Чимин. Вежливые работники аккуратно разгружали вагоны, носили огромные тюки и корзины, которые грузили в телеги, что к ряду стояли недалеко от здания — менее величественного, чем Юстон, но очень милого и ухоженного. Белый камень создавал не такое гнетущее впечатление, а кое-где сохранилась даже зелень, не спеша уступать осени свои права. Удивительное буйство красок, запахов и впечатлений захватывали дух, лишая возможности произнести хоть слово.       — Хэмпшир отличается от Лондона, правда? — усмехнулся альфа, разглядывая оторопевшего гувернера. — Люблю его за крутой нрав и своеволие. Здесь много чего не так, как в столице — другие люди, другие идеи, новинки… Скоро вы все сами увидите, моя колибри. Карета! — крикнул герцог и приподнял руку.       К ним тут же подбежал кучер, приглашая в одну из карет, запряженных парой белых лошадей.

🌹🌹🌹

      — Вы можете вести себя свободно, — сказал герцог, когда они вышли из кареты, что остановилась перед огромным поместьем. Чуть меньше Рамсдена, оно было таким же величавым и пышным, что Чимину инстинктивно захотелось поклониться даже колоннам. — Граф Кэнэвон и его супруга — мои близкие друзья. Немного странные, но вполне милые.       Почему-то это успокаивало. Чимин понял, что друзья герцога Лейнстера не могут быть плохими. Граф Чон и виконт Ким тому отличное подтверждение. По длинной дорожке, мощеной камнем, они прошли к особняку, минуя сад со спелыми красными яблоками. «Здесь все не так, как в Рамсдене», — подумал Чимин, вспоминая слова герцога и осматриваясь вокруг. Молодые деревья клонились книзу, тяжелея от плодов, что спешили поскорее попасть в руки людей. «Вот бы отведать хоть одно!» — помечтал гувернер, едва отводя глаза. Дольше смотреть на чужое имущество он посчитал неприличным, но мысли о сладких сахарных яблоках не выходили из головы. Во рту выделилась слюна, как только он представил, что пробует красный бочок, а в желудке заурчало, потому с раннего утра он съел только маленький пирожок.       Огромные дубовые двери распахнулись перед ними, и Чонгук вошел внутрь, посматривая назад, чтобы Чимин от него не отставал.       — Здравствуй, Эдвард! — прогремел альфа, отчего его зычный голос слышался еще громче в пустом зале с высокими потолками, и распростер руки. К нему в объятия уже спешил миловидный альфа, крепко обнявший герцога и похлопавший его по плечу. Чимин догадался, что они отлично знали друг друга. — Я заехал только на чай!       — Друг мой! Не надеялся увидеть тебя здесь раньше октября.       — Планы изменились, — подмигнул Лейнстер. — Знакомься, это Пак Чимин — гувернер моего сына. А это граф Эдвард Кэнэвон.       — Добрый день, Ваше Сиятельство, — пропищал Чимин не своим голосом. Он сделал реверанс и потупил взгляд в начищенный до блеска пол. Чувствовать себя здесь, в чужом доме, было максимально неловко. Тем более, что рядом с герцогом нет Генри и необходимость посещения столь отдаленного места вместе с гувернером вызывала больше вопросов, нежели давала ответы.       — Рад вас видеть у себя в гостях, — мужчина тут же хлопнул в ладоши и в комнате появился слуга. — Честер, дружище, прикажи подать чай в столовую. Эмма уже вернулась? Если да, пригласи ее к столу тоже.       Высокая красивая девушка появилась в столовой спустя полчаса неторопливого чаепития и сразу же внесла веселье в деловой разговор мужчин.       — Чонгук, дорогой! — издалека крикнула она, едва завидев герцога, а уже потом перевела взгляд на Чимина, который помешивал ложечкой давно остывший чай, почти не притронувшись к напитку. Он слушал о том, как альфы обсуждали дела, говорили о кораблях, налогах, Ост-Индской компании и еще много о чем другом, что Чимин уже и не помнил. Но из всего, что происходило вокруг, он сделал несколько выводов.       Во-первых, Его Светлость герцог Лейнстер, давно возведенный в ранг божества, был ужасно умным, властным и подчиняющим. Чимин краем уха слышал, как Эдвард Кэнэвон поддерживал все предложения альфы и соглашался с его доводами, считая их «рациональными и неоспоримыми, а предложения — «выгодными и перспективными». От того, как Лейнстер мастерски вел беседу, Чимин понял, что визит нанесен не зря, а на лице Его Светлости появлялось все больше удовлетворения от того, что Эдвард поддержал его идеи.       Во-вторых, Кэнэвоны действительно странные. Несмотря на то, что Чимин всего лишь гувернер Генри, его усадили за один стол с джентльменами и обслуживали наравне, будто его кровь тоже была голубого цвета. Пак мог бы подождать на диванчике в гостиной, пока альфы обсудят дела, но здесь господствовали иные правила. Или это потому, что рядом был Чонгук? Не найдя ответа на этот вопрос, Чимин удивился следующему — хозяйке дома.       Леди Эмма совершенно не сдерживала эмоций, и это выглядело ничуть не странно, скорее — живо и по-человечески. Здесь привыкли разговаривать шумно и весело, а не есть в гробовой тишине, как в Рамсдене. Честер, которого Эдвард назвал «дружище», летящей походкой вальсировал между собравшихся господ, время от времени то поправляя приборы, то меняя салфетки. И ничто из этого не вызывало в столовой напряжения или стеснения. У Чимина от воспоминаний о совместном ужине с господами в первые дни его пребывания в Оксфордшире тут же пробежал холодок по спине, и он невольно сжался, вспоминая мертвую мимику леди Элизабет. Ей бы позавидовала мумия самого фараона, потому что Ее Светлость отлично умела держать каменное лицо и источать морозный холод.       Углубившись в свои мысли, Чимин вел себя как можно тише, чтобы и эта леди не выставила его вон. Впрочем, отсиживаться в молчании и неловкости ему долго не пришлось.       — За своими делами вы совершенно забыли о том, что нам, омегам, это вовсе не интересно! — она надула губы и топнула ножкой. В то время, как платье обтянуло ее живот, Чимин заметил, что хозяйка дома ждала ребенка. — Вы скучные и совершенно невоспитанные. Прежде, чем садиться пить чай, нужно познакомить меня с нашим очаровательным гостем!       — Ты была в деревне, дорогая, — извиняющимся голосом произнес ее супруг. — Я послал за тобой сразу же, как только приехал Чонгук!       — Значит, это ты во всем виноват, Лейнстер! — хозяйка дома сложила веер и легонько ударила герцога по плечу. Чимин опустил глаза в тарелку, разглядывая цветочки, чтобы не рассмеяться. Грозный герцог может быть совсем другим, если рядом с ним друзья и люди, которых он любит. Отношение к семье графа Кэнэвона виделось омеге именно таким.       Не найдясь, что ответить, а самое главное — как вставить слово в нескончаемый поток брани, Чонгук только улыбался, глядя на графиню Кэнэвон.       — Он сведет меня с ума! — картинно простонала Эмма Кэнэвон и потянула Чимина за руку. — Пойдем, пусть эти старые сплетники остаются в гордом одиночестве.       — Мы не старые! — крикнул ей вдогонку супруг, но омега его уже не слушала. — Слышишь, Лейнстер, нас уже обозвали стариками!       Не ожидая, что его просто так вытащат из-за стола и вытолкают в сад, Пак понял третье: этот дом совершенно лишен условностей. И при этом его стены так же крепки и непоколебимы, как камни Стоунхенджа. Ничего не рушится и никому не падает на голову, убивая своеволием и несоблюдением строгих светских правил, но дышать в таком доме, однозначно, становилось легче. Почему в Рамсдене все по-другому — Чимин не понимал. Ведь Эмма даже не спросила его титул, очевидно определяя по внешнему виду, что оного у Чимина не имеется, но ничуть не остановилась в своем желании поболтать с человеком гораздо ниже по социальному статусу.       — Как ты ее терпишь?! — рассмеялся Чон, когда они остались одни. Он совершенно не переживал за Чимина — с леди Кэнэвон омега в безопасности.       — Касаемо терпения, у тебя его более всего, — похлопал друг по плечу, парируя шутку. — Элизабет не изменилась?       — А что Солнце стало всходить на западе? — поднял бровь Чонгук. — Нет, конечно. Ничего из того, на что надеются порядочные мужья, отдавая свой супружеский долг в фунтах стерлингов.       Они поговорили около часа, и Чонгук засобирался в дорогу. Карета графа Кэнэвона, поданная ко двору, приготовилась унести их вперед, в сам Хэмпшир. Послав за омегами слугу, Чонгук ничуть не удивился, когда Чимин и Эмма шли навстречу альфам и о чем-то увлеченно болтали, словно были закадычными подругами, и попутно уминали за обе щеки яблоки — те самые ярко-красные, что росли в саду. Словоохотливая Эмма громко щебетала, а Пак активно кивал головой, поддакивая. Прощаясь неподалеку от кареты, они взялись за руки и крепко сжали их, будто давая друг другу клятвы.       — Эмме идет на пользу общение, — заметил Эдвард, с любовью посматривая на беременную жену. — Смею приглашать вас почаще.       — Не сочти меня за грубияна, но я даже не прошу тебя сделать ответный визит, — парировал Чонгук, глядя на небо без единой тучки. Сегодня даже погода на его стороне.       — Премного благодарен, — съязвил Эдвард.       Он на дух не переносил не только Ее Светлость герцогиню Лейнстерскую, но и весь напыщенный лондонский свет с его косными устоями и ненужными условностями. Они были везде, словно пыль, которую давно следовало смахнуть и хорошенько убраться, только не в гостиных и кабинетах, а в головах тех аристократов, которые застряли во временах ублюдочного феодализма. Им с Эммой хватало развлечений и в Хэмпшире, а в преддверии появления на свет долгожданного наследника, они и вовсе вычеркнули на время все увеселительные мероприятия из своих планов на сезон. Сев в карету, Чонгук придержал дверцу, пока не подбежал Чимин и не уселся напротив. Открыв шторку, альфа помахал рукой Эмме и обещал в ближайшее время заехать снова.       — Графиня Кэнэвон не подходит близко к лошадям, — пояснил герцог поведение женщины. — Два года назад лошадь лягнула Эмму, и она потеряла ребенка. С того момента у нее появилась боязнь лошадей.       — Это ужасно! — прошептал Чимин и закрыл рот ладошкой. Ему казалось, в жизни этой жизнерадостной женщины не было никаких проблем, а ее ухоженные руки не держали ничего тяжелее вышивки и женских романов. Она так сияла и фонтанировала счастьем, что сложно было угадать грусть, скрывающуюся за улыбкой.       — Да, Эдвард бережет ее, как только может.       — Они очень красивая пара. Миледи Эмма такая… — набрав в грудь побольше воздуха, Пак хотел разразиться комплиментами, но Чонгук перебил его восхищение.       — Что это? — спросил альфа, указывая на небольшой сверточек на коленях омеги.       — Миледи Кэнэвон подарила мне книгу, — хихикнул Чимин и прижал к себе сверток. — Она сказала вам не показывать — от таких книг альфы портятся.       — Смею ли я просить вас открыть мне тайну этой книги? — с улыбкой спросил герцог.       — Вы смеете просить меня о чем угодно, Ваша Светлость, но я буду вынужден вам отказать! — лукаво вернул омега его же недавние слова. Надышавшись духом свободы, Чимин вдруг почувствовал в себе столько смелости, что даже хотел показать герцогу язык, но вовремя спохватился.       — Чимин! Я должен знать, что читает гувернер моего сына! — Чонгук прекрасно знал, что Эмма — порядочная женщина, но игра с Чимином и его упорство увлекали все больше и больше. — Дайте сюда!       — Не отдам! Это книга для омег, и Генри здесь не при чем.       — Я посмотрю и верну, — настаивал альфа, едва сдерживая веселье.       Гувернер сидел напротив и сильно-сильно прижимал книгу к груди, не желая сдаваться в неравной битве. Чонгук протянул было руку, чтобы насильно забрать книгу, но карета резко качнулась, налетев на кочку, и вместо этого он словил в свои объятия всего Чимина. Держась только за книжку, а не за дверцу кареты, Пак вмиг оказался на коленях герцога.       — Вот, — пропищал он, когда рука герцога крепко держала его за талию. Вырваться ему не удастся, поэтому стоило признать поражение. — Возьмите, — протянул альфе сверток, но Чонгук уже не обращал на него никакого внимания.       — Теперь мне не нужна книга, — прорычал Лейнстер.       Он прижал Чимина к себе и сделал то, что хотел сделать еще в поезде. А ранее — на вокзале Юстон. Еще ранее — каждое утро в собственном доме. И если быть честным — в самую первую встречу. Чимин не успевает спросить, а что же ему нужно, если не книга, как герцог показывал все сам: требовательно забирает поцелуй, жадно скользя по пугливым губам Чимина. Они, сначала плотно сжатые от испуга, тут же становятся более мягкими, как только Лейнстер напирает, крепче прижимая омегу за талию, а второй рукой проводит по шее и зарывается в волосы, не давая Чимину возможности увернуться. Сидя распятым на его коленях, омега прерывисто вздыхает, пытаясь словить хоть немного воздуха, и Чонгук инстинктивно заботится об этом, слегка отстраняясь и давая Паку перевести дух.       Лишь на мгновение, потому что все большее — неистовая пытка, терпеть которую не в силах ни один альфа. Отбросив шляпку на сиденье, Чонгук прижал Чимина к стенке и продолжил целовать медовые губы, слаще которых не пробовал никогда. Но больше поцелуя альфе нравились та доверчивость и покорность, с которой Чимин отдавался в его объятия. Без капризов или заносчивости, без спеси, так, как чувствовал и как робко желал, чтобы почувствовали его.       На пол гулко упал сверток с книгой. Джейн Остин. «Гордость и предубеждение».

🌹🌹🌹

      — У дома госпожи Рютте, пожалуйста, — крикнул Чонгук кучеру, когда они въехали на широкую улицу с рядом каменных домов не выше двух-трех этажей, которые плотно жались друг к дружке стенами. Карета заскрипела по каменной кладке и затормозила, издавая жалобный стон; лошади, заржавшие от недовольства, что кучер прервал их размеренный ход, вторили колесам.       Герцог Лейнстер открыл дверь и подал Чимину руку. Дом, представший перед ними, казался очень старинным, но ухоженным, и содержался в идеальном состоянии. Колокольчик под крыльцом с растрепанной кисточкой и стертая дверная ручка говорили о том, что от посетителей здесь не было отбоя. После второго звонка за дверью раздался шум и их впустили внутрь. Молодая девушка учтиво поклонилась посетителям и провела их наверх, в огромную комнату, где, по мнению Чимина, творились настоящие чудеса.       — Guten Tag, liebe Greta! — Чонгук вошел первым и поклонился суховатой женщине намного старше его. ⃰ Добрый день, дорогая Грета!       — Guten Tag, mein lieber! — она подставила морщинистую щеку и позволила себя поцеловать, хотя тут же недовольно поджала губы, что-то неразборчиво говоря Его Светлости. ⃰ Здравствуй, мой дорогой!       Чимин, испугавшись незнакомых слов, беспомощно переводил взгляд с герцога Лейнстера на швею и опять на Его Светлость. Омега на всякий случай сделал глубокий реверанс и поклонился, но в ответ получил снисходительный взмах руки. Очевидно, в этом доме условности тоже не почитались, и Хэмпшир Чимину начал нравиться еще больше       — Wir brauchen das beste Kleid für den Ball, — продолжил альфа, заставляя жестом Чимина подойти поближе, а не подпирать стену, сливаясь с ней одним цветом обморочного испуга. ⃰ Нам нужно лучшее платье на бал       Швея пристально посмотрела на Пака, оценивая омегу с макушки до пят. Она подошла поближе и разглядела цвет волос, цвет глаз и, кажется, даже сосчитала веснушки на его щеках — так внимательно госпожа Рютте изучала его лицо, сдвинув пенсне на кончик носа, чтобы лучше видеть. После пристального осмотра она довольно цокнула языком, очевидно, выражая только Чонгуку понятную эмоцию.       — Wunderbar! — воскликнула она. Чонгук улыбнулся Чимину, вселяя в него чуть больше уверенности, и Пак в ответ на этот возглас расправил плечи и приподнял подбородок, переставая прятаться под шляпкой. ⃰ Замечательно!       Госпожа Рютте втащила его поглубже в комнату и поставила перед окном. Обошла вокруг, провела по спине до талии, от плеча до локтя, словно оценивая омегу, как живой товар на рынке рабов. Чимин когда-то о таком читал, поэтому снова сжался в тревожном страхе.       — Welche Farbe möchtest du? — обратилась женщина к Чонгуку. ⃰ Какой цвет ты хочешь?       Омега с обидой поджал губы. На него обращали внимание не более, чем на манекен на витрине магазина господина Вуда, но он старался об этом не думать, лишь послушно стоял и наблюдал за происходящим.       — Blau, hellblau? Was denkst du, Greta? Wird es ihm passen? ⃰ Синее, голубое? Что ты думаешь, Грета? Подойдет ли ему это?       — Mehr als! — довольно цокнула языком женщина. — Ich rufe dich an, wenn du mich brauchst. ⃰ Более чем! Я позову тебя, когда понадобишься.       — Ich werde in die Bibliothek sein. ⃰ Я буду в библиотеке.       Чимин, оставшись без поддержки герцога, захлопал ресницами, но женщина впервые с момента их встречи улыбнулась, давая понять, что все будет хорошо. Она показала Чимину жестом, что ему нужно раздеться, а потом провела омегу через несколько комнат в просторный зал с чередой шкафов. Открыв один из них, Грета махнула рукой и Чимин застыл — перед ним висели десятки тканей различного качества и оттенка синего цвета. Начинался ряд с нежно-голубого и заканчивался чернильно-синим. Последние, самые темные цвета, Грета решительно отодвинула, показывая омеге, откуда он должен выбирать. Чимин показал пальцем на муслин насыщенного небесно-голубого оттенка. Легкая ткань струилась в его руке, пока он гладил ее, ощущая удовольствие от прикосновения к дорогой материи. Он никогда не мог купить себе подобного платья, лишь перешивал старые мамины, которые по ощущениям походили на подобные ткани.       Грета сняла отрез, а потом еще один — более темный, и они вернулись в комнату. Взгромоздившись на стульчик, Пак долго стоял, пока с него снимали мерки, а потом, накинув манто, чтобы не мерзнуть, наблюдал за тем, как ловко женщина обращалась с тканью. Ему хотелось когда-нибудь научиться такому. И если после того, как Генри уедет в колледж, услуги гувернера герцогу больше не понадобятся, Чимин мечтал пойти в подмастерья к лондонским швеям, чтобы и его научили волшебству.       Напевая песенку на немецком, Грета быстро раскроила материал и подозвала Чимина к себе. Он вновь стал на стульчик, пока она собирала детали платья. На это ушло немало времени, но, как оказалось, пышная юбка уже готова, осталось оформить верх и расшить низ по желанию омеги. Приложив ткани и закрепив их иголками, Грета повернула огромное зеркало, показывая омеге себя. Чимин застыл, не веря в свое отражение. Оттуда точно смотрела Золушка — слегка измученная работой, но такая счастливая, что Чимин не мог не улыбнуться своему отражению. Единственное, что его очень смущало — платье. Он никогда не носил столь открытой одежды, поэтому чувствовал себя совершенно голым. Плечи, грудь, руки — все виделось чересчур откровенным. Омежьи формы, что он старательно прятал под платьями с высоким лифом и формой гувернера, теперь выставлены напоказ.       Читая восхищение, смешанное с разочарованием, Грета рассмеялась и к удивлению Чимина закурила трубку. Открыв окно, она сделала несколько затяжек, пока гувернер приходил в себя. Видно, что своей работой швея осталась довольна, и Чимин повиновался ей, хотя и не пытался скрыть изумления. Лиф, оформленный гофрированными складками, придавал дополнительного объема недавно оформившейся груди, корсет, от которого Чимин едва дышал, утягивал и до того тонкую талию до нереальных размеров. Ниспадающая вниз юбка разноцветным морем разлилась на полу… Единственное, что тешило Чимина — мамина цепочка с кулоном, улегшимся между холмиков. Она оставалась последней защитой, не выпячивая наготу Чимина, а наоборот — целомудренно скрывая ее.       Грета потушила сигару и громко крикнула:       — Euer Gnaden, Sie können einen Blick darauf werfen! ⃰ Ваша Светлость, вы можете взглянуть!       Отойдя к двери и оценивая омегу издали, она подмигнула вошедшему альфе:       — Gefällt mir sehr. ⃰ Мне очень нравится       — Greta, das ist bezaubernd! Du bist eine echte Zauberin! — воскликнул Чонгук, только увидев Чимина. ⃰ Грета, это восхитительно! Ты настоящая волшебница!       Он подошел поближе и осмотрел омегу, жадно скользя взглядом по телу, ранее недоступному для него. Чимин в панике искал, чем можно прикрыться, но слишком поздно — герцог уже обошел его по кругу и остановился напротив.       — Вы великолепны, моя птичка! Грета отлично справилась со своей работой!       — Но Ваша Светлость, а нельзя ли… — голос Чимина из просящего превратился в умоляющий. Он не мог даже представить, что в таком виде его кто-то будет разглядывать, приглашать на танец, обнимать и касаться… Щеки снова вспыхнули огнем, и Пак даже не заметил, как Грета оставила их в комнате одних.       — Касаемо фасонов платьев тоже есть строгие правила, — не соврал альфа. Ему жаль Чимина, но ничего не поделать — на балах только открытый верх, декольте и обнаженные руки. Омеги, одетые в иные одежды, грозили навлечь на себя десятки подозрительных взглядов, а потом и сплетни на несколько месяцев вперед. — Смею вас уверить, это платье произведет фурор. Мода в Хэмпшире более раскованная. Грета приехала сюда из Германии, где омеги меньше всего зацикливаются на платьях.       — Мне ужасно неловко, Ваша Светлость! — Чимин готов был топать на стульчике от негодования, но понимал: от него ничего не зависело. Любопытство разгорелось, пробегая тысячей крохотных иголок по коже, и он осмелился посмотреть, какое впечатление произвел на альфу.       — Вы — ценность, — Чонгук обошел сзади и стал так, что Чимин видел в зеркале и его тоже. — В вас говорит неуверенность в себе, но вы даже не представляете, что творите с теми, кто находится рядом, — добавил он с взглядом сытого кота, поймавшего добычу и предвкушающего сытный обед.       — Ваша Светлость, — пробормотал омега, покачнувшись на невысоком стульчике. — Вы меня смущаете.       — Запретите себе даже думать об этом, — прохрипел герцог Лейнстер, понизив голос. — Благодаря вам я снова могу чувствовать, что я альфа.       Ничего не говоря больше, Чонгук склонился ниже и поцеловал Чимина в плечо. Пак дернулся, словно ему поставили клеймо, но альфа удержал его, обвивая талию руками.       — Смотрите в зеркало и наслаждайтесь вашей властью, Чимин, — омега едва расслышал его слова и почувствовал на коже горячее дыхание. Где-то возле позвонков, у линии роста волос, где герцог касался его губами, начало сильно жечь, а после Пак ощутил влажный язык, вмиг остудивший огненный пыл.       Чонгук целовал каждую косточку, спускаясь вниз, пока платье давало ему такую возможность, а Чимин едва держался в его руках на вмиг ослабевших ногах. По телу пробежали мурашки, а организм физически потянулся к альфе, когда Чонгук вернулся к плечу, прикусил шею и вырывал из Чимина первый стон. Испугавшись собственных звуков, омега открыл глаза и посмотрел в зеркало, в которое до этого смотреть стеснялся. В нем не изменилось, казалось, ничего: они также стояли в центре комнаты и не сдвинулись ни на шаг, только глаза Чимина блестели, затопленные страстью и желанием.       — Что вы делаете, Ваша Светлость? — пробормотал зачем-то Чимин, когда альфа потерся носом у ключицы, в опасной близости к запаховой железе.       В улыбке альфы блеснули зубы, которыми он был бы не прочь впиться в белую кожу, чтобы оставить метку и присвоить этого омегу навсегда. Горячие губы выбивали из равновесия, лишая Чимина последних моральных устоев, что он впитал от матери, а тело вдруг стало гореть, как при простуде. К лицу прилила кровь, руки ослабли и задрожали, покрываясь мурашками от плеча до кисти. Нет, ему совсем не холодно, ему очень даже жарко…       — Уговариваю вас надеть это платье, — ответил Чонгук, не отрываясь от бархатной кожи. — Или я недостаточно убедителен? Я не остановлюсь, пока вы не согласитесь.       — Я… Я… согласен, — еле выдавил из себя Чимин, когда герцог провел руками по животу, поднялся вверх и замер под грудью. В этот момент Чимин был готов на все, лишь бы освободиться от его ладоней, так опасно путешествующих по телу. Сердце трепетало обессиленной птицей, принимаясь колотиться о ребра, как о клетку, и замирало в холодеющем ужасе от близости альфы. Дышать вдруг стало нечем, комната, пропахшая табаком, лишала его возможности вдохнуть свежий воздух, а знакомый запах горького миндаля, который он уже где-то слышал, снова сгустился в воздухе.       — Здесь мы наденем ожерелье с сапфирами, — Чонгук зарылся носом в волосы, положил руки на шею Чимина и провел пальцами вниз по груди, замирая в паре сантиметров от холмиков. Лейнстер задел старенькую мамину цепочку, которую Чимин никогда не снимал, и вытащил кулончик.       — Что это? — спросил альфа, рассматривая кулон.       — Подарок. От дорогого мне человека, — прошептал Пак.       Разнеженный и разомлевший, он еще не мог понять, чем дешевое украшение привлекло герцога Лейнстера. Да, оно с виду ужасное — старое и потемневшее, за таким нужно ухаживать, но Чимин не имел на это средств, да и снимать мамин подарок даже на один день не хотел.       — Чимин! Откуда это? — герцог сжал в руке кулончик, а его костяшки побелели от того, как сильно он стискивал пальцы.       — Половинка сердца — мамин подарок, — пожал плечами Чимин. — Думаю, вторую отец давно продал, когда у нас закончились деньги, но эту я спрятал даже от Ёндже.       Чонгук ничего не сказал, он только разжал ладонь и посмотрел на половинку сердца на старенькой цепочке. Он не мог его не узнать, потому что вторая половина кулона надежно хранилась в его лондонском доме.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.