***
Давина держалась рядом с Винсентом, который позволил ей взять его за руку, стараясь стать маленькой и незаметной рядом с ним. Она чувствовала Кола по ту сторону двери, и это несколько успокаивало ее. И все же под ледяным взглядом Регента ей было не по себе. Без Кола Давина словно потеряла уверенность в себе на этой встрече: он был таким спокойным и опасным перед Регентом, а Давина нет. — Мне сообщили о Жатве, — сказала Джозефина. Глаза Давины сузились. — И Кол Майклсон сообщил мне условия для ее завершения, — продолжила она. — Однако, поскольку ему уже более тысячи лет, я хочу поговорить с тобой, дитя, об этом, чтобы убедиться, что это не обман и не манипуляция с его стороны. — Это была моя идея, — сказала она, поразив пожилую женщину. — Я искала его после того, как Марсель спас меня. Я нашла его и он не причинил мне вреда и не заставлял меня ничего делать. — И теперь он могущественный колдун, — сказала Джозефина, приподняв бровь. — Из-за вещей, не связанных с моей дружбой с ним. Я пошла к Колу, потому что он знает больше обо всей магии в этом мире, и я подумала, что он сможет обратить Жатву вспять, — солгала она. — Кол не лжет мне, не манипулирует мной и не использует меня. Я доверяю ему гораздо больше, чем вам или моему Ковену. — Я слышала эти истории, дитя, — сказала Джозефина, подходя ближе к Давине. — Хитрый старый лис, непредсказуемый, худший из худших, его приключения легенда, но романтизированная, насчитывающая более тысячи лет. Ты уверена, что понимаешь силу, с которой связываешься? — Я понимаю, что он никогда не лгал мне, ни о своей природе, ни о своих намерениях. Я знаю, что он сделает все, чтобы защитить меня, и не предаст меня. — Очень хорошо, я не могу возразить тебе, поэтому я буду присутствовать на твоей Жатве, посвящу Винсента в Старейшины для проведения ритуала и обеспечу вашему Новому Ковену положение в Новом Орлеане, — сказала Джозефина, прежде чем уйти. Давина подождала, пока они убедятся, что Джозефина вне пределов досягаемости. — Что только что произошло? — Спросила она Винсента. — Думаю, ты только что обрела могущественного союзника, который не является ни Колом, ни мной, ни Бонни, — ответил он. Она прижалась к Винсенту, который крепко держал ее, пока она дышала. — Это было страшнее, чем Сайлас. — Противостоять потенциальным убийцам нелегко, — согласился он. Давина кивнула, прислонившись к нему, и он крепко обнял ее, неловко проведя рукой по ее плечам. — Спасибо, — пробормотала она, прижимаясь к нему. — За что? — За то, что ты здесь, — пробормотала она. — Кол бы остался, но он пытается вести себя хорошо, так что нам не нужно устраивать побег из тюрьмы. Она услышала, как Винсент фыркнул и обнял ее чуть крепче. — Никогда не думал, что стану союзником вампиров и ведьмы, удочеренной нашей главной угрозой. — Никогда не думала, что меня снова будут обнимать друзья… Я скучала по тебе, Винсент, — прошептала она. — Это странно, потому что, кажется, я ждал кого-то вроде тебя, Давина Клэр, — признался он. — Давно я не встречал кого-то безусловного. Она больше ничего не сказала, когда он отпустил ее и вывел из кабинета. Она вышла в холл и увидела, как уходят Бастианна и Агнес. Кол не пожал ни одной из них руку, когда они уходили, и она поняла, почему, когда увидела руку Бастианны, запутавшуюся в проклятой розе. Давина подошла к Колу, когда они ушли, и прислонилась к дверному косяку. — Я вернусь сегодня вечером с решениями семей по поводу освобождения Евы Синклер, — сказала Джозефина, уходя. — Ты ведь знаешь, что они только что пытались проклясть тебя? — Они могут попытаться, Давина Клэр, но я слишком занят, чтобы поддаться на это, — пробормотал он. — Ну, теперь, когда этот вопрос решен, я должен разобраться с нашим братом, — вздохнул Элайджа. — Удачи! — Кол помахал Элайдже. — Мы все еще можем переехать на Бора-Бора или куда-нибудь еще, где мы сможем прожить долгую и счастливую жизнь, прежде чем Ник наконец найдет нас и убьет, — сообщил ей Кол. — Мы никуда не уедем, пойдем, нам еще дерево зачаровывать, — вздохнула Давина.***
Клаус прогуливался по Кварталу, своему дому, и был в ярости. Он ничего не мог с собой поделать, ощущение предательства и агонии было еще свежо в его памяти, и он ненавидел это. Вызвавшая его ведьма Деверо оказалась мертва, что было для него неожиданностью и приводило в ярость. Еще хуже было то, что Клаус видел фирменный знак Марселя по всему Кварталу. Он был в ярости, узнав прошлой ночью, что Марсель не просто управлял Кварталом, а был королем города, что чуть не привело Клауса в ярость и он не напал на Марселя. Он сдержался только потому, что все еще чувствовал облегчение и восторг от того, что Марсель жив. И все же Никлаус не мог избавиться от чувства предательства и гнева, а также от ощущения, что им манипулируют, которые он ненавидел. Но он не мог найти ни одной чертовой ведьмы Французского Квартала, чтобы расспросить о том, что, черт возьми, нужно Джейн-Энн Деверо! Все ведьмы просто исчезли. Музыка была в самом разгаре, так как Марсель любезно пригласил Клауса провести ночь на Скотобойне, тем поздним утром в Квартале. Марсель не пригласил его на Плантацию. — Доброе утро, Элайджа, — вздохнул он, почувствовав запах и услышав тихое появление брата. — Никлаус, — равнодушно поприветствовал его Элайджа. — Какой нежелательный сюрприз, — проворчал он. — И совершенно нежелательный прием, — ответил Элайджа. — Пойдем со мной. — Я никуда не пойду. Пока не узнаю, кто устроил против меня заговор, — отмахнулся он от брата, отворачиваясь, чтобы посмотреть на просыпающуюся улицу. — Думаю, я только что выяснил это для тебя, — сказал Элайджа. — И покончил с этим. Это заставило Никлауса вздрогнуть, когда он впился взглядом в своего брата. — Ты знаешь, почему меня вызвали сюда, и знаешь, что это невозможно, — усмехнулся он, пока они шли. — Обычно я бы согласился, но, как красноречиво сказал наш младший брат, нет ничего невозможного. — Эта маленькая сучка была с кем-то еще! — Зашипел он. — Я заставлю ее признаться, а затем уничтожу ее, — прорычал он. Его не волновала связь на одну ночь, и ему было все равно, нравится волчица его младшему брату или нет, никто не мог так оклеветать его жизнь. — Ты не поднимешь на нее ни руки, ни пальца, иначе тебя ждет мой гнев и гнев Кола, — ледяным тоном предупредил Элайджа. Это его остановило. Кол и Элайджа никогда ни в чем не были едины, и Элайджа никогда не стал бы выступать против него. Но Клаус был ошеломлен серьезным выражением лица брата, его челюсть была выпячена так, как он всегда делал, когда был полон решимости. — Твои утверждения невозможны! Вампиры не могут размножаться! — Огрызнулся Клаус. — Магия сделала нас вампирами, Никлаус, но ты родился оборотнем, как сказал Кол, этот ребенок лазейка в Природе, а значит, Природа благословила тебя, — объяснил Элайджа. — Этого не может быть! Должно быть, она была с кем-то другим. — Сомневаюсь, поскольку единственными ее партнерами в постели были бы я или Кол, а это маловероятно, — возразил он. — Я… — Я уже поклялся нашему младшему брату, что не позволю тебе причинить вред матери твоего ребенка или твоему ребенку, — сказал Элайджа. — Я не нарушу своего слова. — Это чепуха! Это невозможно! — Кол смертен, твое проклятие снято, ты гибрид, и мать не умерла на Другой Стороне, это невозможности Никлаус, этот ребенок тоже невероятная невозможность, созданная Природой. — Ты лжешь! — Прорычал он, уходя. — Это какая-то уловка! — Это не обман, это дар, брат. — Дар? — Усмехнулся он. — Да, дар, шанс, наш шанс. — На что? — Начать все сначала, вернуть все, что мы потеряли, все, что у нас отняли, построить дом, семью! — настаивал Элайджа. — Это, как и смертность Кола, шанс стать семьей, настоящей семьей! — Это ложь! — Прорычал он в гневе. — Никлаус, наши родители презирали нас, наша семья была разрушена, мы были разрушены, и с тех пор все, чего ты когда-либо хотел, все, чего мы когда-либо хотели, это семья. Это шанс, у нас не будет бесконечного времени с братом, и ребенок в нашей семье это шанс… — Для чего? — Прорычал он. — Начать все сначала. — Я не позволю манипулировать собой! — Это не манипуляция, брат! Это возможность! Неужели тебе так важно, чтобы ты был самым ненавистным злом? Неужели тебе так важно, чтобы люди дрожали от страха при одном только звуке твоего имени? — Люди дрожат от страха, потому что у меня есть сила, чтобы напугать их! Что даст мне этот ребенок? Даст ли это мне силу?! — Семья это сила, Никлаус, — оборвал его Элайджа самым суровым голосом, который он когда-либо слышал от своего брата. — Любовь, верность, вот сила. Это то, в чем мы поклялись друг другу тысячу лет назад, до того, как жизнь вырвала у тебя то немногое, что осталось от человечности! До того, как эго, гнев, паранойя зародились в этом человеке передо мной, в котором я едва могу признать своего родного брата. — Ты говоришь так только потому, что Кол смертен, — усмехнулся он. Он не стал раскрывать, как глубоко ранили его слова брата. — И что с того, что он смертен? Мы Первородная семья. И мы останемся вместе, всегда и навечно. Я прошу тебя остаться здесь, я буду помогать тебе, я буду поддерживать тебя и снова стану твоим братом. Мы вместе создадим здесь дом. Но только если ты примешь своего ребенка, — твердо сказал Элайджа. — Нет.