And when you go away
I still see you
The sunlight on your face in my rearview
* * *
Девушки чувствовали себя родными. На удивление, несмотря на свои разные характеры и жизненные ситуации, они действительно прекрасно понимали друг друга, словно знакомы если не всю, то половину жизни. Те самые «родственные души».
— Противоположности притягиваются, — с улыбкой говорила Виолетта каждый раз, когда Андрющенко в слух упоминала, что ей очень комфортно с Малышенко.
Они просто ходили по городу, заходили в магазины и даже каким-то образом попали в кино на недавно вышедший
фильм ужасов. Индиго правда было очень интересно и, можно считать, занимательно, в то время как её аппонентка боялась открывать глаза на сеансе дольше, чем на секунду. Благо, людей было немного и они сели в конец зала.
«Жаль, что не на последний ряд» повторяла в своих мыслях татуированная. Тем самым они хотели не мешать другим наслаждаться фильмом своими разговорами.
Хотя, по правде говоря, не мешать другим хотела только Андрющенко. Виолетте было глубоко плевать на других людей. Сейчас для неё была только она и Лиза.
— Ахах, у него такое ебало забавное. Эта «гримаса ужаса», — кареглазка скорчила рожицу, пародируя и тем самым высмеивая актёра, паралельно показывая кавычки где-то в воздухе, но в ответ получила еле выдавленный и очень тяжкий смешок.
— Ты боишься что-ли? — факт того, что такая харизматичная и, во всяким случае так казалось, бесстрашна девушка как Вилка боится обычного низкосортного ужастика, который пугает разве что детей лет так десяти, мягко говоря очень удивил и возможно немного позабавил Лизу.
Ви долго отнекивалась, всячески пыталась доказать, что ничего она не боится, чтобы в случае чего у Андрющенко не было возможности напугать или «угрожать» чем-то (в шуточной форме, конечно), но её предательски выдал громкий и резкий крик с экрана. Татуированные руки рефлекторно закрыли глаза, а голова опустилась на колени, тем самым формируя такую позу, будто девушку ударили в живот и сейчас она корчилась от крайне тяжкой боли.
— Боже мой, я ж не знала, что всё на столько плохо.
Солнце, пойдём может? Тут всего двадцать минут осталось, зачем оно нам? — «Солнце» отголосками слышалось это ласковое и приятное обращение от кареглазки в адрес Малышенко. Последний раз, если не считать Рони, её так называла мамочка очень давно, лет пять назад точно.
Некое тепло приятно прошлось по телу, вызывая мурашки и будоража рассудок татуированной.
— Малых, всё хорошо. Двадцать минут я точно дотерплю, — расплывшись в самой доброй улыбке, которую она смогла выжать из себя при сложившейся ситуации, Ви продолжила пялиться на большой экран. Лиза поверила подруге, если её вообще можно было считать таковой. Она хотела, чтобы Вилка была её подругой
, жаль, что не девушкой, и надеялась, что Малышенко ответит на её желание взаимностью. Если быть точнее, она сделала вид, что поверила. Индиго дальше смотрела фильм, изредка бросая краткие взгляды на взволнованную Ви. Такое детское поведение забавляло девушку и возможно отдалённо казалось милым, в какой-то степени детским и вызывающем приятное тепло где-то в груди.
Очередной резкий шум и Вилка опять спрятала лицо в руки. Постепенно это переставало быть смешным и попросту вызывало у Андрющенко обычное человеческое,
возможно влюбленное беспокойство. До конца киноленты оставались считанные минуты, но она не выдерживает и схватив Малышенко за руку, выводит её из этого тёмного, немного пугающего зала, словно ангел, который протянул руку раскаявшемуся во всех своих грехах алкоголику, давая ещё один шанс, чтобы прожить жизнь по другому.
— Прости, что помешала нормально посмотреть. Я просто не заметила какие билеты ты брала, — опустив глаза в пол, как провинившийся школьник, брюнетка перебирала в руках край своей толстовки, боясь поднять взгляд на девушку, стоящую напротив.
— Не переживай ты так, всё хорошо, — она соврала. Хорошо не было. Это
«Солнце», что вырвалось совершенно случайно между делом, эхом раздавалось в голове последние минут пятнадцать, а странное ощущение, отдалённо напоминающее страх, не давало сосредоточиться. Ей было страшно от своих же слов и действий. Её предали когда-то, а сейчас она наступает на те же грабли. Это страшно, глупо, в какой-то степени мерзко и даже, можно считать, низко для Андрющенко.
Обе девушки беспокоились, когда находились рядом с друг другом, но из-за разных причин. Одна не могла понять, что она чувствует, а вторая боялась, что она может начать что-то чувствовать. Они знакомы всего два дня, а увидели друг друга впервые месяц назад. Разве может это «случайное» знакомство перерасти во что-то большее? Нет. Точно нет. Во всяком случае, Индиго была уверена в этом, а возможно просто надеялась, что этого не случится. «Кому я могу понравиться?» — из раза в раз успокаивала себя девушка, стоило подобным мыслям всплыть в её голове.
— Точно всё хорошо? Ты выглядишь подавленной, — Малышенко видела, что что-то не так, но не могла понять, что именно. — Я что-то не так сделала, да? Прости меня, пожалуйста. Я очень хочу, чтобы ты улыбалась. Тебе правда идёт, — как всегда она начала винить себя. Она привыкла, что если в её жизни что-нибудь идёт не так, как хотелось бы — причина в ней. «Сама виновата», «Не нужно было нарываться» и прочие фразы, что Ви слышала тысячу раз от своей матери ещё в самом глубоком детстве. Всегда была виновата она. Избиение со стороны одноклассников — сама виновата, подралась с кем-то — ты агрессор, а другие жертвы. И другие случаи, что оставили свой яркий отпечаток на девушке в будущем. Именно поэтому она агрессировала первая, именно поэтому она травила несчастных тихонь в школе, именно поэтому она
была такой жестокой по отношению к другим. Её не волновало, что кому-то будет больно. Она хотела отыграться за своё детство, в котором агрессором сделали её, хотя она была жертвой. «
Всё вышло так, просто потому что так получилось» — из раза в раз Малышенко оправдывала ужасные поступки и такое отношение матери к себе. Она действительно верила, что была не права. Она вбила себе в голову, что виноваты обстоятельства, она сама и всё-всё на свете, кроме её любимой мамочки, которую она приравняла к богу.
А Лиза смотрит сквозь зелёные глаза, прямо в душу. Лизе говорить много и не нужно. Лиза просто чувствует, что сейчас с её собеседницей что-то не так.
— Пойдём по домам. Поздно всё-таки, — она старалась отвлечь её от переживаний и тем самым помочь. Вытащить её из этой небольшой ямы, в которую она по непонятным причинам сейчас себя зарывает своим же беспокойством. Она надеялась, что если они разойдутся, то всё станет опять хорошо. — Во вторник тебя ждать с латте, если я правильно понимаю? — хитрая, в какой-то степени игривая, но в то же время добродушная и действительно искренняя улыбка мелькнула на лице. Она была короткая, буквально одно мгновение, но чертовски обворожительная. Даже этой секунды Вилке хватило, чтобы влюбиться. Ей захотелось ещё хотя бы один разочек вывести Индиго на эмоции, чтобы опять почувствовать эту эйфорию хоть на мгновение. Эти странные ощущения приятно согревали душу и отвлекали от переживаний. Она не понимает, что это, но
хочет ещё.
— Естественно, кис, — поддавшись непонятным для неё чувствам Малышенко растаяла. «Кис» — именно так она хочет называть её. Только так и никак иначе.
— Хорошо, — опять эта отстранённость. Очередной удар под дых. «Ей неприятно?» эта мысль отголосками отзывалась в разуме Вилки, мешая думать о чём-либо другом.
— До встречи, Вилли, — помахав рукой в знак прощания и не дождавшись ответа собеседницы, Андрющенко буквально убежала, оставив Виолетту один на один со своими переживаниями. Вторую уже не напрягало это противное детское прозвище, ей даже было
немного приятно слышать его
от неё. Совсем чуть-чуть, но приятно. Не будет же Малышенко признавать, что она готова пойти против своих принципов и перестать испытывать неприязнь к этому, просто потому что её так назвала какая-то девчонка. Хотя, ей было действительно приятно.
* * *
— Боже-боже-боже, что это было? «Кис»? Это даже звучит странно. Пошлятина, блять, — нервозно перебирая связку ключей в поисках нужного, Индиго недовольно бормотала под нос, озвучивая все свои мысли и очень ярко, эмоционально комментируя через чур необдуманный поступок Вилки.
— Сука, Лиза, возьми себя в руки и успокойся наконец-то. Ты ребёнок что-ли? Двадцать четыре года, пора взрослеть, — и вот опять. Паника. Порочный круг из которого невозможно выбраться. Что бы она не делала всё сводится к этому.
Она сама загоняет себя в этот ад.
«Лизонька, пора взрослеть. Никто не полюбит тебя так как я» из раза в раз повторял он, стоило ей только сделать что-то необдуманное и как он считал «детское». Он считал, что она — глупый ребёнок, не заслуживающий уважения, с которым можно обращаться как вздумается. Сейчас она считала так же. Тогда она действительно была достаточно глуповата, немного наивна, но всё равно не заслуживала такого отношения к себе. Понять ей это, к сожалению, сейчас
не дано. Она всё ещё винила себя в том, что позволяла себе быть ребёнком и очень старательно игнорировала факт того, что её сломали.
Она отрицала его вину.
Звон ключей прекратился и после лёгкого толчка худой изящной руки старая и немного ржавая железная дверь открылась, представляя взору хоромы девушки. Из квартиры повеяло теплом, которого не хватало на улице в октябрьские дни. В помещении стоял лёгкий запах кофе, которое девушка каждое утро пила, дабы взбодриться и приятного кокосового шампуня, которым каждое утро она мыла волосы. На подоконниках стояли суккуленты и алоэ, о которых Андрющенко старательно заботилась, а вешалка полная вещей стояла прям возле входа, немного мешая спокойно проходить. Этот дом успел стать Лизе родным за крайне короткий срок. Приятная атмосфера, которую она сама же и создала, очень хорошо успокаивала.
Разувшись, Индиго сняла верхнюю одежду и кинула её на комод, что стоял возле входной двери и еле дойдя до ещё с утра разложенного дивана, обессиленно упала на него, моментально отключаясь.
Её выматывало общение с людьми и она не любила долго в нём находиться. Можно считать, что она была социофобом. Продолжительный контакт с людьми был одним из главных страхов и, возможно, пыткой для Андрющенко. Что ей дал социум, кроме старых и мешающих жить детских комплексов и травм, что отголосками отзывались в её голове при любом удобном случае? — ничего.
Всё ещё переживая из-за странного обращения к себе от Малышенко, Лиза уснула, не разослав диван, так и не сняв с себя одежду, которая успела пропахнуть Виолеттой из-за её очень едкого и приятного парфюма.
В её подсознании сейчас боролись страх и радость, ведь она впервые за долгое время нашла человека, который проявил к ней сильный неподдельный интерес и тем самым показывал, что она не неинтересное и бесполезное создание.
Она
не осознавала это, но
радость действительно била через край, оставляя лёгкий, немного сладкий «шлейф» после себя. Это был тот самый «мёд на душу», которого ей очень не хватало в последние пару лет и который она правда заслужила.
