Из тени в свет

Земля под ногами вспучилась, пошла пузырями зеленоватой гнили, и на волю вырвался Гнев, источая от себя волны удушливого серного жара. Солас успел шагнуть в сторону, через Тень как по льду ускользнув от атаки, а вот Кассандре пришлось принимать удар на край щита. Закаленная руной сталь выдержала, даже почти не закоптилась от удара пламенного кулака, но отдача больно ударила в плечо. От жара пекло в горле, в нос как будто горсть жгучего перца швырнули; задыхаясь даже сквозь барьер, Кассандра пригнулась за щитом и медленно попятилась назад, заманивая за собой Гнева. Надо было продержаться каких-то десять шагов, может даже меньше; Кассандра приметила удобную скальную расщелину, в которой Солас мог бы запереть Гнева ледяной стеной, и тогда дело осталось бы за малым. Но десять шагов в компании демона превратились в сотню, если не меньше, и на каждом из ста плечи и загривок все больше наваливался жар. В воздухе свистели болты Бьянки и молнии Вивьен, щеку обдало легким холодком, будто мимо пронесся порыв сквозняка. – Назад, идиот! – рявкнула Кассандра, не оглядываясь. От заклинания Лероя Гнев едва ли на пару секунд замедлился, покрываясь инеем; стоило ему шевельнуться, полупрозрачная корка стаяла, а разозленный демон удвоил старания, крепче насев на щит. Кассандра сдавленно зарокотала от злости. Как же неудобно, что метка привязана к криворукому мальчишке! Лерой ее полностью устраивал, если вел себя тише воды, ниже травы, оставался с Эллендрой и Вивьен практиковать заклинания и не лез под Правую Руку, наводившую порядок подле Перекрестка. Но проклятые разрывы без проклятой Создателем Метки было не закрыть, и Кассандре казалось, она скоро поседеет и шевелюрой сможет померяться с Вестником, если еще раз (два, три, десять) ей придется драться, задним умом памятуя: за спиной бесполезный мажонок, способный разве что эль в жару охладить. Счастье, что послушный; будет стоять, где скажут, побежит, куда пнут, и все равно Кассандра предпочла бы биться без такого довеска к и так немалой ответственности. Но когда Создатель понимал ее просьбы буквально?.. Вот и сейчас все шло, как это всегда бывает, наперекосяк. Под ногами чавкала первопадная грязь, и три шага через нее дались Кассандре огромным трудом, от которого насквозь взмок загривок. Метка не справилась с разрывом с первого раза, предыдущая волна во главе с тройкой Ужасов истощила даже Верховную Чародейку, что говорить об Искательнице. Гнев же, напротив, полыхал макушкой ярко, как знаменитый маяк Риалто, и выглядел вовсе неутомимым; на пятом шагу низ его едва-едва посерел пепельной коркой, а на шестой, когда Кассандра, стиснув зубы, получила вроде бы возможность для удара в закаленный пламенем сердечник, лопнул барьер. Откуда-то даже взялись силы, чтобы выругаться. Запела выше и звонче тетива Бьянки, сразу триплетом выпустив взрывчатые болты, но Гневу от них было ни холодно, ни жарко. Этой сволочи, кажется, вообще ни от чего не могло быть холодно: дуновение от заклинания Вестника было демону что епитимья поклонами – Антиванскому Ворону, но даже Вивьен и Солас вместе никак не могли обуздать мощь Гнева. От их чар демон застыл на месте, примороженный к земле, но замах когтистой лапой не остановил. Загоняя Гнева в ловушку, Кассандра сама лишилась удобного пути для отступления; все, что она успела – выставить щит, и поток пламени, ударив в зачарованную сталь, краем все же задел плечо. Кассандра взвыла в зубы. Боль была такая, будто кусок доспеха ей пришили к коже стежок к стежку, а потом рванули с мясом. Пальцы сами собой разжались; щит не упал, повиснув на ремешках на предплечье, но и защитить больше не смог. Демон боролся с чарами, лед, коркой охватив его низ, никак не мог перекинуться выше, к ревущему огнем корпусу, и Кассандра почувствовала, как маленькие злобные угольки, заменявшие Гневу глаза, смотрят ей прямо в душу. Песнь Света она читала исправно, промелькнуло в мыслях, но не настолько же, чтобы для нее, как для Пророчицы, пламя стало водой… – А-а-а! – раздался тонкий мальчишеский вскрик. Даже, скорее, вопль, резанувший уши. Кассандра понятия не имела, что Лерой задумал, заорала на всякий случай: «Не лезь, дурак!» – и все равно опоздала. Этот придурок, Создатель его помилуй и пощади Андрасте, если они выживут и Кассандра наваляет ему от души по тощему загривку, этот кусок идиота – даром, что маг, а не придумал ничего умнее, чем кувырком броситься под ноги демону. Хотя бы догадался на себя слабый до полупрозрачности барьер нацепить, только вот Гнева, кажется, много больше поразила тупость Вестника, а не его магия: демон, изогнувшись знаком вопроса, уставился на эльфа, распростертого в грязи, и любопытство его погубило. Солас и Вивьен выжали, наконец, заклинание на полную мощность, лед кристаллами прорвался сквозь шкуру демона на руках и плечах, и Кассандра, взревев от злости, ударила острием в центр груди. Гнев буквально рассыпался осколками и пеплом. Кассандра выдохнула. Варрик и Вивьен еще добивали рассеявшихся по каменистому пятачку призраков, но без Гнева они словно бы потускнели и почти не сопротивлялись, превратившись в легкие мишени. Справятся и без нее, решила Кассандра; она на сегодня уже все, а может и не только на сегодня. Горячая от драки кровь еще клокотала в висках, заглушая боль; Кассандра прошла пару шагов, тяжело вбивая грязь подошвами, к Вестнику. Последние крохи страха, что этот придурок самоубился, рассеялись; эльф умудрился расквасить нос – Кассандра не удивилась бы, если бы неловкий мальчишка стукнулся о собственный посох, неумело сгруппировавшись в падении, – но в остальном его штаны и куртка пострадали от грязи гораздо больше, чем он сам – от демона. – Чем. Ты. Думал? – с присвистом вдыхая после каждого слова, выцедила Кассандра, сграбастав его за шкирку. Лерой не сопротивлялся; даже промокший и облепленный комьями грязи он был не тяжелее подростка, и Кассандра рывком одной руки без труда вздернула его на ноги. – Ты вообще думал? – переформулировала она вопрос на более подходящий. Вестник молчал, виновато опустив голову. Из носа текла тонкая красная струйка, пачкая подбородок, но он даже не потянулся ее вытереть, а когда Кассандра для острастки встряхнула Лероя, как нашкодившего котенка, тот еще и голову вжал в плечи, чуть ли не повиснув в ее хватке. На миг в груди кольнуло; так сжимаются, ожидая зуботычины, но сколь бы Кассандра ни была зла, руки себе распускать не позволила бы. Или выглядела она так, будто позволила бы? Вот же одарил Создатель Вестничком, поди разбери, какие мысли в его голове водятся. Кассандра знала, что уже вечером за богохульную злобу ей станет стыдно, но сейчас все, на что ее хватило – разжать хватку пальцев. Лерой безропотно плюхнулся задницей в грязь, как специально дождался, пока она отвернется, и булькнул едва слышным шепотом: – Я испугался. Кассандра отмахнулась. Она, вообще-то, тоже перетрухнула изрядно, но сейчас ее терпения и сердоболия на душещипательные разговоры не достало бы точно. Потревоженный движениями ожог напомнил о себе – будто зажевавший плечо варрен потряс головой, глубже вонзая клыки. Кассандра упала на первый попавшийся камень, тяжело навалилась локтями на колени, с присвистом дыша. Навстречу уже шлепал Солас, Кассандра жестом дала понять, что ничего серьезного, сама схватилась за наплечник… Зря она так. Злая Искательница рванула ремешок – а по ощущениям, содрала вместе с наплечником прикипевший к нему слой кожи. Больно было до искр из глаз. Сквозь зубы Кассандра, кажется, все же застонала, лбом практически вжимаясь в колени и хватаясь за плечо, хотя ей вполне мог и примерещиться скулеж в собственных легких. Давясь всхлипами и руганью, она кое-как стащила наплечник, вцепилась в спекшуюся ткань поддоспешника, пачкая пальцы в грязи и копоти. Надо было разрезать ткань – но для этого пришлось бы разгибаться, тянуться за ножом, шевелить плечом, удобнее пристраивая клинок к обожженной стеганке, и Кассандра, только представив, каким приступом ее скрутит, предпочла замереть недвижно. Если бы можно было лечь на холодный камень, прижаться к нему всей собой, успокаивая жгучую боль, и забыться на часок-другой от усталости… Кассандра привычно приказала себе не раскисать; в конце концов, нет времени ни отдыхать, ни страдать жалостью, да и на просто пострадать лишних минут нет. Вдох-выдох, резко, сквозь зубы, чтобы хватило решимости, потом дотянуться до ножа, спороть корку ткани, пока не приварилась к коже окончательно, а там уже… Что там, Кассандра недодумала. Чьи-то пальцы, словно слыша ее мысли, прикоснулись к плечу, оттянули поддоспешник и одним взмахом кинжала распороли многослойную ткань. Кассандра заорала бы от боли, если бы не накатившее сразу после облегчение: холодный воздух, лизнув оголившуюся плоть, на секунду оставил ее с иллюзией, будто никакого ожога и нет. Она слушала, не вслушиваясь в слова, как шептал что-то Солас, чаруя золотисто-зеленые язычки света. Прикосновение заклинания отзывалось болезненными, тянущими мурашками в загривке, но вместе с ними проходило жжение, так что Кассандра только зубами скрипела. Под этот звук, скрежещущий и неприятный, в тон загудел зашиваемый разрыв; Кассандра заранее зажмурилась, дождалась самой высокой, фальшивой ноты, с какой лопался последний зеленый росчерк в воздухе, привычно вздрогнула – ее нутро реагировало на магию такой силы ознобом, какой случается, если с холода сунуть нос в дом с жарко натопленным камином, – и встряхнулась целиком, избавляясь и от боли в плече, и от последствий магии. Было тихо, только Солас шептал наговор; потом зачавкали по грязи едва слышные легкие шаги, и Кассандра, поморщившись, открыла глаза. – Прости, – шепнул Лерой, присев на камень напротив. – Дурак ты, – пробормотала Кассандра, – под арест бы за дурость, чтоб больше так задницей не рисковал… Она запоздало прикусила язык – не стоило все же магу, прошедшему Казематы, грозиться арестами, – но Лерой даже не дернулся, пялясь на разводы грязи на штанах. Кассандра нахмурилась, сердитая одновременно за оплошность с оговоркой и за недогадливость: если подумать, Лерой, может, и рад бы оказаться снова в четырех стенах. Мальчишка шугался буквально любой неожиданности, какая встречалась ему за забором Убежища; вопрошающий окрик от солдат и выскочивший из кустов мародер могли равно вызвать у него припадок истерики или мертвого ступора, а уж как его колотило в Вал Руйао после встречи с жрицами… вспоминать не хочется, сколько баек и глинтвейна пришлось Варрику в Лероя влить, чтобы тот перестал беззвучно выть в колени, собрался кое-как с силами, вытер с рожи сопли и согласился, что Вестничью роль надо играть до конца и выдвигаться на прием к мадам де Фер. Начистоту, Кассандру он тоже боялся первую неделю. Немудрено; они с Лелианой это предусмотрели, и Кассандра старалась поменьше попадаться Лерою на глаза, чтобы не бередить воспоминания о храмовниках и Круге. Потом привык, успокоился; начал ходить хвостиком, чуть что, по первому рыку юрко нырял за щит, не мешая в драке, и заискивающе заглядывал в глаза, выспрашивая – что думает Кассандра и про то, и про это, и как будет лучше для Инквизиции, и даже сам попятился ей за спину, словно прося о помощи, когда оказалось, что Железный Бык мало что наемник с именем, так еще и кунари… Он боялся всего, подумала Кассандра; больше даже, чем разбойников и ран, боялся обратить на себя избыток внимания и вызвать чей-то гнев. Так почему безрассудно бросился Гневу под ноги, только бы отвести от Искательницы удар? – Прости, – дав ей подумать, попробовал еще раз Лерой. Кассандра встрепенулась – обезболенное заклинанием плечо позволило, наконец, отмереть: – Ты хоть понимаешь, за что извиняешься? – Прости, – повторил Лерой, шмыгнув носом. Звук был единственной подсказкой; Кассандра пыталась извернуться, чтобы поймать его взгляд, но Лерой так низко опустил голову, что виднелся только кончик носа да подбородок с засохшими кровавыми потеками. Когда он впадал в ступор – Варрик, цокая языком, называл его «усмиренческим», – даже в глазах жизнь словно замирала, а лицо и вовсе превращалось в восковую маску: поди только догадайся, что под ней, вздох облегчения или предвестие новой истерики. Сейчас, когда Лерой замер на камне, от Усмиренного его отличал только опущенный взгляд: настоящий Усмиренный смотрел бы прямо, без колебаний принимая на себя возмездие за оплошность. – Пока сгодится, – закончив начаровывать, вмешался в неловкую тишину Солас. Кассандра извернулась, пытаясь разглядеть плечо: чары прошлись по язве ожога, словно горячая печать по застывшему неровно сургучу; еще остались трещины и недозревшие, крошечные пузырьки с сукровицей, но такое уже и травами заживлять не страшно. Шрам будет, конечно, серьезный – но последнее, о чем Кассандра волновалась, так это о шрамах; она кивнула Соласу благодарно и потянулась как-нибудь прикрыть рванье поддоспешника наплечником, как Лерой резко поднялся. На носу блеснула и, качнувшись, шлепнулась вниз капля. «О нет», – только и подумала Кассандра, торопливо оглядываясь. Они в чистом поле, до лагеря у Зимовахтенной – часа два скачки, а ведь до лошадей, оставленных подальше от разрыва, чтобы не взбесились из-за демонов, еще и добраться надо. Да, они с Лелианой говорили, да, она соглашалась, что правильнее будет дать Лерою переживать все в том темпе, как ему потребуется – чтобы не случилось, как с Фарамондом, который очень быстро тронулся умом уже безвозвратно, – но Создатель, как же невовремя! Лерой был таким умницей в Вал Руайо, дотерпев и сорвавшись уже только в гостинице, в безопасности, где все посвящены в тайну, что Вестник – не просто разусмиренный меткой, а мальчишка, у которого с головой одна сплошная беда; что мешает ему каждый раз так… Стыдно стало даже не вечером – уже сейчас; Кассандра закусила язык и заставила себя успокоиться. – Прости, – пробормотал Лерой, – пожалуйста. Я так перепугался за тебя… – Да ладно. Все же уже нормально обернулось, – попыталась Кассандра предотвратить неизбежное, но с тем же успехом она могла класть поперек реки веточку, надеясь, что та чудесным образом обернется плотиной. Лерой поднял голову – показались блестевшие влажные глаза и почти сразу пропали, когда он опустился на корточки рядом и вцепился в ладонь Кассандры, неловко оттопырив острые, шутовские локти. – Прости, пожалуйста, я так испугался, ничего не понял. Я знаю, что не должен лезть, я сам не хочу, я трус паршивый, но за тебя было страшнее, чем за себя, и я… я… – он говорил сбивчиво, сгладывал слова, будто торопился успеть до того, как ком поперек горла заткнет его наглухо. Кассандра переплела свои пальцы с лероевскими, ободряюще – как ей казалось, по крайней мере, – сжала, эльф сглотнул, шумно дернув кадыком: – У меня… «хватка»… я подумал, может так… ты бы успела, ты же и не такое можешь, я же видел… как ты тех, на складах… чуть-чуть только задержать… Кассандра сжала пальцы крепче, но и у самого сильно заклинания есть предел: Лерой больше ни слова толком выжать не смог, пока клекот в горле окончательно превращался в череду жадных, задыхающихся вздохов. Что с этим делать, Кассандра не представляла; вот сидит она посреди пустоши, держит за руку пацана, которого Андрасте – неужто в шутку? – облекла в Вестничий свет, и старается не оборачиваться, чтобы не нарваться случайно на сочувствующий взгляд Варрика или, того хуже, скорбную гримасу Вивьен. Та каким-то чудом умудрилась ни разу еще не влипнуть в ситуацию наподобие этой, в то время как Варрик или сама Кассандра оказывались, на ее вкус, в подобной перипетии слишком уж часто. Она вздохнула, сдув щеки, попыталась успокоиться; в конце концов, если его быстро сорвало, то все быстро и закончится, а как доберутся до лагеря – трава не расти, пусть Варрик с этим всем возится. И заслужил, и получается у него в разы лучше… Кожей Кассандра ничего не почувствовала. Заметила краем глаза тогда лишь, когда расползавшееся по ее руке заклинание засветилось, стремительно, как накатывавшая морская волна, полнясь сочной голубизной. И Солас, который наверняка сообразил раньше, не подумал предупреждать; Кассандра, зашипев, попыталась выдрать пальцы из хватки Лероя, но тот держал неожиданно крепко, даже не шевельнувшись, а Солас… Кассандра подняла на него взгляд, полный немого укора – и укор тут же сменился удивлением. Солас смотрел широко распахнутыми глазами, а когда заметил шевеление Кассандры, приложил палец к губам и строго покачал головой, скорчив такую гримасу, будто от одного ее неверного движения должна была разорваться вторая Брешь. «Что происходит?» – одними губами прошептала Кассандра, но Солас то ли не понял, то ли не захотел понимать. Он еще строже свел брови к переносице, жестами потребовав тишины и неподвижности; и Кассандра, оторопев, смирилась с тупым ожиданием. Заклинание ползло вверх медленно. Зато когда свечение коснулось нижнего края раны, голубизна объяла все плечо; свет был еще более яркий, чем у чар Соласа, и ощущение… Кассандра даже описать это не могла толком: прикосновение света к ожогу не было нежным или ласковым, но и прохладная, колючая от искр свежесть не ранила. Что удивительно, ушла боль; Кассандра была уверена, что с этим справился еще Солас, но, как оказалось, легкое жжение осталось даже после его чар, Кассандра лишь смогла притерпеться к ним так хорошо, что почти не замечала. Теперь же боли не было вовсе, плечо ощущалось как абсолютно здоровое, и когда она, вывернув шею, лучше разглядела рану в прорехе поддоспешника… Наверное, глаза у нее стали такие же круглые, как у Соласа. Кожа стянулась, как будто ожогу было не несколько минут, а несколько лет, да и белесых рубцов оказалось гораздо меньше, чем если бы плечо заживало само – разве что на месте самых крупных трещин. Свободной рукой Кассандра потрогала рубцы – ничего. Ничего особенного, в смысле. Как будто она тыкала себя в здоровое плечо. Солас зашипел, но Лерою, кажется, ее движения вовсе не мешали; заклинание постепенно погасло, будто прогорели угольки костра, всхлипы стали почти беззвучными, а Лерой так и не поднял головы. Кассандра пялилась на плечо. Она не удивилась бы, увидев такие чары в руках духовного целителя хотя бы с парой лет опыта. С натяжкой, как раз пара лет обучения могли сыскаться у Лероя, но разум упорно отказывался верить, что с заклинанием справился мальчишка – потому что разум помнил, что совсем недавно Лерой бросился под ноги демону, не справившись с обычной «ледяной хваткой». Окончательно устав удивляться, она проморгалась, перевела взгляд и просто смотрела, как Солас, обогнув насиженный камень, присел рядом с Лероем и положил ему ладонь на загривок: – Помнишь, как надо дышать? – Вестник дергано, как на марионеточной нитке, кивнул. – Хорошо. Я помогу, сам о числах не думай, просто слушай голос и дыши, как практиковались. Шесть, пять, четыре… Солас считал – как пел заклинание. Лерой послушно вдыхал и выдыхал, дожидаясь, пока счет дойдет до шести и вернется к единице; потом счет замедлился, потом стал тише, пока не превратился в шепот и не замолк окончательно. Кассандра смотрела, как проясняется взгляд Лероя, как он почти не трясется, с помощью Соласа поднимаясь на ноги, как вытирает влагу с щек, размазывая засохшую кровь под носом, смотрит на выпачканные ладони – и, вздрогнув, снова успокаивается, поддерживая ровный тон дыхания. – Лучше? – спросил Солас. Лерой говорить еще боялся, обойдясь, одним кивком, Солас ответил проблеском улыбки: – Молодец, отлично справился. У Варрика фляга с собой, может, хочешь умыться? Лерой затряс головой часто и мелко, будто пытался избавиться от влаги в волосах. – Тогда иди, – Солас, наконец, убрал руку с плеча. – Сосчитаешь, сколько до Варрика шагов, потом мне скажешь. Пока Лерой медленно волок ноги, тишина стояла попросту неприличная. Солас смотрел ему вслед с тенью улыбки на лице, Кассандра, подождав, пока Вестник не сможет их слышать, хмыкнула: – Может, теперь объяснишь, что все это значит? – Всего лишь повод перестать хмуриться так сурово, как ты, Искательница, – Солас оглянулся, выбирая камень под себя. Кажется, ему доставляло удовольствие тянуть с ответом, подразнивая – по крайней мере улыбка с каждым мгновением расцветала все ярче. Наконец, он нашел удобное, а главное, сухое местечко, примостился так, чтобы не мешал пристегнутый за спиной посох, и заговорил, с точностью до секунды нащупав границу, после которой Кассандра перестала бы изображать терпение. – Видишь ли, Искательница, мы с Вивьен три недели бились, чтобы у него получилось хотя бы одно духовное заклинание, но все, что у нас вышло – более-менее напомнить основы стихийной магии. Каждая попытка прикоснуться не просто к Завесе, а позвать за нее, заканчивалась в лучшем случае неудачей. Лерой боится идти глубоко, ему… – Солас замялся, подбирая подходящее слово, нахмурился, будто сам чувствовал нечто похожее, – физически сложно перешагнуть какой-то внутренний барьер. Так как он сам не до конца осознает свои внутренние мотивы, ему еще труднее объяснить, что именно мешает. Это последствие Усмирения? Уверенность, что его усмирили именно за духовную магию? Страх ошибки? Страх самой Тени? Мы пробовали несколько десятков раз, но единственный результат – теперь я и Вивьен знаем, как выводить его из… хм… ты называешь это «истерикой», – Солас покосился на Кассандру, но задерживаться на этой теме не стал, развел руками, завершая долгое вступление. – Словом, задачка та еще. А теперь оказывается, что всего лишь надо было ранить тебя. – Всего лишь, – фыркнула, передразнив, Кассандра, но неловкость так просто замаскировать не смогла. Все было так серьезно, а она, далекая от магических тонкостей, могла разве что догадываться о всей сложности ситуации. Метка досталась магу, который боится то ли магии, то ли самого себя, то ли еще демоны чего знают; магу, который простенькие стихийные чары колдует по минуте, еще не привыкнув работать с Тенью; и который, однако – она не удержалась и покосилась на плечо, – вспомнил о духовном целительстве, когда ее задело… – Полагаю, тебя интересует тот же вопрос, что удивил поначалу и меня. – М? – Кассандра приподняла бровь. – Почему разусмиренный маг в приступе кинулся спасать Искательницу? Не похоже, что Лерой сильно страдает от компании храмовников в Убежище, но все же воспоминания о людях Церкви должны быть достаточно болезненными… – Ты уже или говори прямо, или не говори вовсе, – перебила Кассандра. Они скрестили взгляды; миг ей показались в глазах Соласа затаенные то ли ненависть, то ли презрение, но она могла и ошибаться в таких тонких материях, как чувства других; а Солас, моргнув и стерев всяческую двузначность в голосе, ответил уже дружелюбнее: – Собственно, вариантов два. Или тебе просто не повезло первой пострадать достаточно сильно, что бы его это это спровоцировало. Или… Хм… Ты же одна из первых, с кем он общался после пробуждения?.. – Я и Лелиана, – уточнила Кассандра, фыркнув – на общение это было мало похоже, мальчишка, как был, разрыдался прямо в цепях, требуя вернуть его обратно, и Лелиана почти час не могла вытащить, что под «обратно» он имеет в виду, Храм, Казематы, сон или состояние усмирения, – а потом поняла, что Солас опять водит ее кругами, и встрепенулась. – Так! Или говори прямо, лысая твоя морда, или… Или что – она не сообразила сразу, а Солас засмеялся негромко и жестом примирения вскинул ладони: – Хорошо, хорошо. Хотя, боюсь, прямо у меня не получается не по моему желанию. Вещи, о которых мы говорим, случались или редко, или вовсе никогда, я сам еще не знаю, как многие из явлений, которые наблюдаю, называть. Так что прости мне язык метафор, Искательница, у меня нет намерений злить тебя специально. Ты видела когда-нибудь, как цыплята ходят за уткой? – Утята, – поправила Кассандра и замерла, силясь понять, куда, как и почему их привел этот разговор. Она поскребла шрам на щеке, соображая все еще туго, будто через силу, Солас с тихой улыбкой смиренно ждал, не спуская с нее взгляда. – То есть, – выговорила Кассандра, не веря, что действительно собирается это сказать. – Ты пытаешься… сравнить меня… с… мамой-уткой? В любое другое время с любым другим собеседником это не закончилось бы ничем хорошим; но она расспрашивала таинственного отступника об разусмиренном мальчишке, и, в целом, в таких условиях планка нормальности ожидаемо оказывалась где-то у церковного порожка. – Не то что бы сравниваю, – Солас и сам, видимо, осознав, как все это звучит, усмехнулся, потер подбородок. – Я хотел лишь сказать… а хотя… А впрочем почему бы и нет? Это грубое округление, конечно, но зато оно очень наглядное. Посмотри только со стороны – и действительно выйдет похоже. Нет, подумала Кассандра, нет, ни на что это не похоже; но Солас умел говорить убедительно, и стоило ей вспомнить, как ненароком жался к ней Лерой в толпе на рынке Вал Руайо – стало понятно, что спорить имеет смысл только по одному вопросу: утка или все же курица-наседка. – Но почему я? – со стоном выдохнула Кассандра, зарывшись ладонями в волосы на висках. – О, тому множество причин, – Солас принялся загибать пальцы, будто того и ждал. – Ты была одной из первых, с кем он общался сразу после того, как сознание начало восстанавливать себя. Ты его защищаешь. В Храме, спешу напомнить, ты задвинула его в угол щитом и так красноречиво смотрела на демона, что, клянусь, я и сам был бы не против никогда не отходить от такой защитницы ни на шаг… Кассандра застонала, и Солас, ехидно на нее посмотрев, не стал развивать мысль дальше, перешел к следующему аргументу: – Наконец, ты очень понятная и предсказуемая. – Это я-то?! – Ты не скрываешь своих мыслей, говоришь честно и предпочитаешь решать конфликт сразу, а не откладывать на потом. В общих чертах понятно, чему ты будешь довольна, а какие решения осудишь, – пять пальцев оказались загнутыми, и Солас принялся их разгибать, начав с мизинца. – Ты незлопамятная и отходчивая. В момент, когда ты переживаешь сильные эмоции, Лерою нелегко, конечно; но такое может случиться почти с каждым из нас. Ему по крайней мере нетрудно понимать по тебе, что ты чувствуешь и как реагируешь… Чем больше говорил Солас, тем глубже Кассандра прятала лицо в ладони и тем громче кричала внутри. Очень-очень хотелось что-нибудь сломать, чтобы избавиться от дрожащего натяжения в пальцах и руках, и одновременно на час расхихикаться как последняя дура. У них тут конец света, небо пока лишь чудом не развалилось, маги в Редклифе готовят какую-то очевидную магическую гадость – а она вынуждена не только разгребать все это как Правая Рука, но еще и следить за привязавшимся к ней цыпленком. Или утенком. Создатель да простит Соласа и эти его путаные метафоры, тут и Ужас ногу сломит… – Достаточно аргументов? – поинтересовался Солас, заметив, что его уже не очень-то внимательно слушают, и Кассандра, отняла ладони от лица, скупо кивнула. – Давно уж достаточно. Толку только, если делать непонятно что?.. – А по-моему, тут как раз все понятно, – сказал Солас, и тон его, миг назад снисходительный до ехидности, стал вдруг серьезным и тихим. Кассандра моментально оправилась, ловя его взгляд: такой непривычно прямолинейный для Смеюна, что она с трудом не вздрогнула. – Собственно, – вздохнул Солас, – все очевидное – просто. Метка – ключ к Бреши и поиску убийцы Джустинии, ключ к Метке – Лерой, а ключ к его магии и разуму – скорейшее восстановление всех функций, обыденных для сознания… ну, понимаешь, обыденных магов. Не прошедших через то, что прошел он. Ему нужно сейчас восстановиться с минимумом потрясений, и любая помощь и забота, которые мы окажем, дадут определенно положительный эффект для всего остального. Толще намеков Соласа могли быть разве что его прямые советы, обычно – как ни бесилась с этого Кассандра, – разумные, но сейчас она легко пропустила мимо ушей всю подоплеку про «нормальных магов» и просто выжидала, что еще добавит Солас к своей речи. – То есть, в твоем случае, – заметив, видно, ее взгляд, томить дальше он не стал, – делать то, что ты и так делаешь превосходно. Защищать, когда приходится. Ругать за глупость, если нарвался. Заботиться… в твоей… своеобразной манере. Звучало так, будто Солас не договорил; но Кассандра выждала паузу, потом паузу подлиннее, а Солас так ничего и не добавил, рассеянно глядя куда-то в сторону, где Лерой и Вивьен, каждый занятый своим посохом, слушали Варрика: одна с независимым видом, а второй – с открытым, по-детски незамутненным любопытством. – Заботиться, ага, – кивнула Кассандра, посмотрев туда же, и хмыкнула. – Хотя бы звучит проще, чем «спасти мир». Спасибо за совет, что ли? И хотела бы она добавить, что ненавидела себя за единственную нотку тепла, сквозившую в ехидном ответе; хотела бы, но лгать Кассандра не умела вовсе, даже самой себе.