Благие намерения мне никогда не помогали

      Я открыл глаза и лениво потянулся к телефону. На экране горела цифра — три часа ночи. Странно это — почему я вообще так рано проснулся. Обычно в свой отсыпной, после ночной смены, сплю до обеда. А сейчас не так. В горле неприятно начало першить — хотелось пить. Надо было встать, только аккуратно.       Опустил ноги на пол и невольно вздрогнул из-за того, какой он был прохладный по сравнению с тёплым местечком под одеялом. Но жажда была сильнее какого-либо холода. Скрипя досками и затекшими суставами, я дошёл до кухни. Свет решил не включать — да и зачем? Свет уличного фонаря и так все прекрасно освещает. А учитывая, что я на кухню так и не повесил шторки — свет проникал в неё без препятствий. Наконец я нашёл стакан и наполнил его водой из-под крана.       Глоток за глотком я приходил в себя. Горло, получив порцию драгоценной влаги, перестало першить. Да и в голову возвращалось что-то, будто воспоминания, попадающие в Омут Памяти с помощью жидкости. Вода кончилась, и с последним глотком я вспомнил его — свой сон.       Мне одиннадцать. Я стою на линейке в лагере. На шее приятно шелестит жёлтый галстук, как и у всех детей нашего отряда. Вожатая что-то говорит о конце смены, но я её не слушаю. Мой интерес направлен в сторону девочки из нашего отряда. Регина — интересное и редкое имя, особенно в моем краю. Заплетенные в косы светло-русые волосы, синяя футболка и чёрная юбка, а на ногах белые кеды. И, как и у всех из нашего отряда, жёлтый галстук, но повязанный почему-то на руке, а не на шее. Те, кто стоял рядом, хихикали — верили, что я в неё влюбился. Жаль только, что они не знали правды — я старался быть спокойным и не кричать на весь лагерь из-за того, что эта девушка сделала.

«Да ты же бочка! Бочка с салом!»

      Слова, которые я до сих пор помню. Её реакция на моё предложение дружить после смены. А все из-за того, что я толстяк. Не самый толстый — в лагере были дети и реально страдавшие ожирением. Но на них косо не смотрели — а вот я оказался таким. Бочка с салом…       Следующая сцена этого сна — вечер. Прощальная дискотека, а я сижу в огороженной прозрачным пластиком беседке, за зданием клуба, звуки музыки из которого долетали и до меня, пусть рядом и был более громкий источник звука — пение ночных птиц и животных в лесу. И ежусь от неприятного чувства холода. На улице конец августа — неудивительно, что уже прохладно. Но идти внутрь не хочется — это праздник жизни и радости. Особенно теперь, когда прощальный лагерный костёр сгорел. Я, человек не испытывающий радости, там лишний. — Тут занято?       Я повернул голову. Рядом стоял силуэт, который я долго не мог различить. Но когда различия стали лучше видны, сразу понял, кто это. И не по русым или каштановым — так и не научился их различать — и длинным волосам, ни по жёлтым глазам — редким цветом глаз в Сибири. И даже не по платью и не бинту на правой ноге, который был явным следом от спортивной игры. А по ободку с кошачьими ушками и пояску, к которому крепился хвост. Странная мода, которая была у этой, по-моему мнению, не странной девочки. Лишь потом в будущем я узнал, что так любили одеваться некоторые любители аниме — мультипликации из Японии. — Юля… Ты чего тут делаешь?       Она не дождалась ответа на вопрос, который спросила у меня и села напротив. — Сижу, — она улыбнулась. — Очевидное сказала, — сказав это, я вернулся к рассмотрению жизни лагеря. — Ну так, ты сам спросил.       Создавать неловкое молчание я не собирался, поэтому решил спросить у неё причины отсутствия на дискотеке. Она пообещала, что скажет, но взамен попросила рассказать ей причину моего отсутствия. Не знаю, что меня толкнуло — но я ей все рассказал. И про моё предложение дружить, и про смех. И про то, как меня обозвали бочкой. После всего этого мне не хотелось вообще с кем-либо видеться. Юля слушала внимательно. — Так, значит, ты хочешь побыть один и погрустить из-за того, что с тобой такое случилось, — она все прекрасно поняла, даже не дав мне закончить рассказ. Я лишь кивнул. Это в Юле мне и нравилось — пусть она и выглядела несуразно из-за того, что любила носить странные вещи, но легко могла понять невысказанные слова. Она встала и села рядом. Её рука касалась моей руки, и я почувствовал, какие они у неё холодные. — Давай тогда вместе побудем одни.       Она села рядом и положила мне голову на плечо. А я понял, что так и не узнал причину её хождений здесь и посиделок со мной. Да и не очень-то и хотелось уже, честно говоря. — Ты пойдёшь со мной? — Куда? — я повернул голову и вопросительно поглядел на неё. — Узнаешь, — она улыбнулась.       Здесь я уже ничего не мог вспомнить. Даже свой ответ.       Мне снилась смена в летнем лагере. Уже больше пятнадцати лет прошло. И почему сон решил мне напомнить именно это событие из моей жизни? В тот лагерь я ездил только на три недели, давно. В третью смену — практически в самый конец лета. Много лет назад. Давно уже это должно было забыться. Но нет — мой разум иногда неожиданно «радует» меня далекими воспоминаниями прошлого. Зато как отличить бракованную автосцепку от рабочей не могу, пока не открою книгу и не повторю!       Вода закипела, и я залил её в чайник с заваркой. После налил себе в кружку чай. На наручных часах было полчетвертого утра. Я понял, что больше не засну. Поэтому решил пойти и посидеть в комнате.       Пройдя мимо разложенного дивана, что служил мне кроватью, я сел в кресло, находившееся у двери балкона, и отпил немного чая       Через окно лениво плыли снежинки, а яркое свечение разноцветных гирлянд, которые висели как на улице, так и в окнах соседей показывали, что на улице сейчас канун Нового года. Да и календарь у меня на стене, где был зачёркнут весь декабрь, кроме тридцать первого числа, сегодняшнего дня, говорили об этом. И, к сожалению, я только сейчас вспомнил ещё об одной не очень приятной вещи. — Идиот, — сказал в пустоту я, отпив остатки чая, и вернувшись в постель, пытаясь заснуть. До звонка будильника оставалось ещё три часа. Надо спать. Даже если не хочу — надо. А то я не поднимусь на работу. Как оказалось — у меня сегодня смена. Дневная смена, а я не сплю.       Натянув одеяло на голову и положив сверху подушку, я закрыл глаза и начал тяжело засыпать. В голову вкрались старые образы, и я невольно вспомнил свою жизнь. Впрочем — вспомнил не я. По крайнем мере, у меня не было желания. Жизнь ведь не надо постоянно вспоминать. А то она прекращает быть хорошей.       Впрочем, я не уверен в этом — можно ли мою жизнь вообще назвать хорошей? Я не добился ничего великого. Не стал успешным, как мечтал. Не сделал ничего сверхвыдающегося. Не помог большому количеству людей. Не сохранил абсолютно со всей семьей хорошие отношения. Да что там — даже личную жизнь не построил. А ведь было все… Да не было ничего хорошего…       Вырос, пошел в школу. Кое-как окончил её в девятом классе — благо помогло прекрасное знание дат, цифр и прочих фактов из истории и обществознания. Жаль, в будущем эти знания мне только вредить будут.       Вспоминается детство — сейчас лето и в школе организовали что-то типа лагеря для школьников. Можно было прийти, бесплатно позавтракать и пообедать, а после либо шахматы, либо конкурсы, либо просто сидим в кабинете каком-нибудь и смотрим фильмы, которые притащили кто-то из других детей. А на июль я выбрал отработку в школьном огороде — мне повезло, что месяц выдался дождливый, поэтому в огороде я только пощипывал травку, а в августе в настоящий лагерь в лесах — это было самое интересное на события лето. Лето без проблем.       А ещё в это лето я понял, что судьба у меня злодейка.       Была весна, ещё до этого лета. Я опять новенький, на этот раз в четвертом классе. Родители переехали прямо в четвертой четверти — под конец обучения. Но мне удалось хоть как-то влиться в коллектив. И ещё больше — мне понравилась одна девочка. Её звали Даша. Отличница, спортсменка. И, так уж получилось, что первое время, пока она сидела со мной, она мне и помогала с уроками. Математика? Даёт тетрадь, где все расписано. Английский? Даёт тетрадь с переводом. Контрольная? Легко дает списать, стоит только попросить. А после окончания обучения в начальной школе мы все перешли в среднюю школу. А перед этим было лето. Мы в лагере много времени провели рядом — она этого не знала, но самым большим желающим поучаствовать в её идеях был я. Даже конкурс танцев, где она была единственным участником — без моей импровизации конкурс бы состоял из одного участника. А так — и я и она стали легендами того года. Она — как участник всего и вся. А я — меня помнили за танцы. В конце концов, не каждый даже взрослый осмелиться потанцевать под трехминутное «Я тебя Бум-Бум-Бум». Потом осень — сентябрь выдался холодным. Дожди и ветра, а в этот вечер — последний вечер первой четверти — в школе проводили что-то похожее на осенний карнавал. Я и Даша вновь были участниками конкурса — на самое лучшее выступление, которое начинается со слов «Это было осенью». Победить мы не смогли, но порадовать многих получилось. А тут и дискотека. Я вновь танцевал, пока ноги не заболели. Все смеялись и просили меня продолжать. Я уже отмахнулся и тихо ушёл. Но прекрасно видел, что все, как и я, радовались дискотеке. Ну, а как иначе? Учителя боятся, что от дискотеки одни проблемы и их вообще нужно запретить, явно сталинское воспитание, когда лишний показ эмоций или слишком резкое движение приравнивались к слову «плохо». Все радуются, я радуюсь за других. Хорошее настроение до конца каникул обеспечено. Но всё мое замечательное настроение разбилось об одну лишь фразу. — Они смеялись над тобой       Это сказала соседка — Ира. Она училась в этой же школе и была старше меня на три года. — В каком смысле надо мной? — мелкий, что с меня взять на тот момент — таких странных вещей не понимает. — Ты вышел, я вещи собирала и слышала. Все смеялись над тобой, называли клоуном.       Я сомневался, да только её слова подтвердились. Особенно после каникул. Я начал замечать, что она не врала, а на меня действительно смотрели как на идиота. Но самое худшее, что произошло на уроке литературы, где нам рассказывали про любовь, все в классе смотрели на меня и смеялись. Гадко смеялись — было противно смотреть на них. Она тоже была среди них.       Это была моя первая любовь. Первая и болезненная.       И чего я так часто начал вспоминать прошлое? Надо думать о будущем! Хотя… А чего о нем думать.       Будильник прозвенел. А это значит, что пора вставать на работу. Я выключил его и пошёл в ванную.       Горсть ледяной воды на лицо и в зеркале прекрасно отражалось лицо — карие глаза, короткие русые волосы, небольшая щетина трёхдневной давности. Явно человек уже давно не молодой, но и не старый.       Это портрет Гордеева Дмитрия, то бишь меня. Мне двадцать шесть лет.       Сегодня Новый год и именно в этот день я иду в смену. Нет, я не испытываю раздражения. Наоборот, работать в Новый год я только рад, ибо ставка увеличивается в два раза. А деньги лишними не бывают. Но тот факт, что я, вместо отдыха с кем-нибудь, решил идти на работу — меня это допекает. А что поделать.       Родители в другом городе. Родня вообще в другой части страны, до которой ехать четверо суток. А если потратиться на самолет, то придется расстаться со всей своей зарплатой. Братец на вечеринке с однокашниками. А девушки у меня нет.       Разве это успех? И можно ли отсутствие личной жизни считать успехом? Вряд ли. Сколько себя помню, меня всегда преследовала такая жизнь.       Каждый год переезд и как итог — восемь школ за девять лет. Добавлялись в копилки неудачника ещё и те факты, что я был из бедной семьи, поэтому у меня не было денег на карманные расходы; я был толстяком, хотя и недостаточно. А пока другие рассуждали о том как «О, это игра просто супер — мои родители завтра мне купят новый процессор для компьютера, чтобы она не зависала», или «Новый фильм на новом телевизоре просто суперский, его завтра показывают на одном из каналов по тарелке, ты обязательно должен посмотреть», или даже «Я этим летом поеду в Петербург», мне приходилось молчать и ничего не говорить. Кому понравится рассказ про то, как я на своем старом компьютере строю фермы, на старом телеке с собственноручно сделанной антенной смотрю каналы с помехами или летом езжу к бабушке или купаюсь в речке, в которую тридцать лет назад неработающие в данный момент заводы сливали химию. И самый главный гвоздь — отсутствие самооценки. Кто-то говорит «низкая самооценка». А у меня её просто не было. Я не мог вообще ничего хорошего сказать о себе. Только минусы, неумелая самокритика, ирония. Ну и унижения самого себя. А тот факт того, что я, вообще-то, любил читать, изучать историю и гулять по заброшкам, где ходить вообще-то опасно — это я за плюсы не считал. Меня за это никто и никогда не хвалил, как я пойму, что это хорошо, когда над тобой за это смеются? Так и продолжалось долгое время. А там и школьные года шли стремительно.       Первый класс — ударил только старшеклассник. Не помню, из-за чего, ибо уже много времени прошло. Помню только, что за меня потом заступились родители и учитель, поэтому больше меня трогать он не посмел.       Второй и третий класс — я опять в новой школе, кроме того, смог стать ударником — учился на одни четвёрки и пятёрки, даже грамота была. Но уже тогда я понял, какой я на самом деле никчёмный. Ибо я смотрел на своих родственников-сверстников и понимал это — кто-то имеет уже три битком набитые папки с грамотами, кто-то одну толстую папку. А кто-то имеет грамоты не за учёбу без троек, а за олимпиады с первым местом. На региональном уровне. А ведь это не только признак успеха — это и признак состоятельности семьи. Ведь участие в олимпиадах было платным. А где взять деньги? А там и унижения начались из-за того, что я вообще драться не любил. Меня били, а я только отталкивал других. А потом и учитель ушёл от нас и перевёлся на работу в детский сад. Один из немногих людей кто всегда, пусть она и была очень строгой, меня поддерживал.       Четвёртый класс — сменил две школы в этом году. В первой школе я учился в первом классе ранее и ничем плохим или хорошим я её не мог вспомнить, кроме одного — начал учиться хуже. Но была и обратная сторона, я полюбил читать. Ибо после уроков я всегда уходил в библиотеку либо школьную, либо сельскую. Так как возвращаться домой и слушать очередную лекцию матери о том, как «Ты плохо учишься! А вот у Лены Аня с одними пятерками! А у Насти Илья каратист! А ты вообще не стараешься!», или слова отчима «Как мне надоела эта семейка!». Или речи матери отчима «Неблагодарный!». И именно те дни, наполненные тишиной и затхлостью в библиотеки и стали моим спасением. А вот вторая школа, в которую я умудрился попасть в конце года запомнилась тем, что я впервые влюбился. Неприятно, больно. Но этот опыт, я думаю, каждый должен был пережить. Но не советую.       Пятый класс — три школы сменил и переехал в первый раз в этот край. Степь с протекающей через неё рекой Волга. Только чуть южнее. Да ещё и в деревне, у себя на Родине умудрился поучиться. Лучшее время тогда у меня было. А ещё знакомство с интернетом. До сих пор помню, как часто лазил по нему и читал статьи на любые темы, ибо постоянно жаждал информации. Ну, а как по-другому пытаться говорить со сверстниками, если ты не знаешь, чем они увлекаются? Иронично, что мне это вообще не помогло. А так как скорости интернета не хватало на Ютуб, я постоянно сидел на имиджбортах и сайтах, где были собраны фанаты разных произведений искусства. Читая информацию о какой-нибудь игре или фильме, или даже сериале, я считал её хорошей, только потом я понял, что это называется спойлер. А я с тех пор отношусь к ним нейтрально. Плохо, что спойлеров к моей жизни интернет не дал.       Шестой класс — вновь вернулся в родную деревню, жаль, только, на этот раз учился не так хорошо. Ибо стал изгоем. Даже лучшего друга умудрился два раза подвести — первый раз, когда кинул его ноги на пол и тем самым сильно ушиб его колени. А во второй раз, когда я хотел подставить того, кто меня злил и с кем я дрался, я сунул ему в ботинок сухой клей. А свалил на друга. До сих пор за это стыдно, ведь получается так, что я предал его. — Предатель… — его голос и выражение лица. Я запомнил это. И сейчас помню, а вот он не помнит — хороший ты друг, Андрюха.       Да и опять год больше запомнился большим количеством переводов — опять три школы сменил.       Одно хорошее воспоминание с того года — знакомство с новым учителем по информатике, который в будущем станет мне хорошим другом. И который привьет мне любовь к сюжетам и сценариям во всех произведениях искусства.       Седьмой класс — новый класс, новая школа. Случилось так, что я стал изгоем. Ага, опять. Самым худшим, ибо из-за депрессии, связанной с проблемами в семье, когда развод матери и отчима был уже не призрачной угрозой, у меня не было сил противостоять задирам и моральным уродам из класса и школы. Подумать только — надо мной издевались школьники из более младших классов. Самый мой худший год. Даже вспоминать его нету сил, до сих пор. И лето этого года не задалось. Почему? Летом меня опозорили на всю родную деревню, куда я вновь приехал в гости к своей бабушке, вторая влюблённость. Но я уже не так сильно расстроился, ибо — ну, с кем не бывает?       Восьмой класс — вернулся в ту же школу, в которой учился во втором и третьем классах. Старые, но при этом практически новые знакомые. Ведь прошло уже пять лет. Кто-то добился более высоких достижений. Кто-то, наоборот, съехал в плане оценок. Ну, а я на этот раз влюбился по-взрослому. Написание стихов, рассказов и конфеты в рюкзак. Все это прилагается. Она презирала меня, и это мягко сказано. Но я терпел. Она болела — я ей кидал домашнее задание или передавал, что рассказывали учителя. А под конец года даже стерпел тот факт, что она меня втянула в её разборки с подругой. Потому что верил. Верил, что всё её сволочное поведение — это маска. Верил, что она притворяется. И что она на самом деле добрая. Ведь не может красивая девочка быть злой. Ведь не может, правда? Но когда она, прямо когда в кабинете были все, начала смеяться надо мной, узнав, что я в неё влюблен, я не стерпел. Я встал, посмотрел на неё и сказал отсутствующим голосом, смотря на неё как ничтожество. — Было, но теперь жалею, что это было. Влюбился в уродливую… Суку…       Да, я так и сказал. Потом посмеялся, да так, что она сидела в кабинете до конца урока в тишине. А потом не могла смотреть в мои глаза. И до самого конца этого года тишина и игнор всего класса по отношению ко мне. Ну а дальше ещё один переезд. Последний в школьной жизни, но не последний в общей.       Отчим уехал от нас. Но мама всё равно любила его, поэтому, когда у меня было начало каникул, она однажды спросила меня: — Дим, а, может, вернемся в европейскую часть России? Покинем Сибирь навсегда?       У меня здесь были друзья, родня, работа, велосипед. Но я, увидев выражение её глаз сказал только одно слово: — Да.       И мы уехали. Навсегда покинули Сибирь и уехали вновь на луга реки Волга. На этот раз более северней — поближе к Москве. А я вновь сменил школу.       Девятый класс — самый лучший класс в моей жизни. Были и друзья, и подруги, с которыми я до сих пор иногда переписываюсь. Ещё и популярность из-за того, что я мальчик из Сибири. Единственный мальчик из Сибири за много лет. В общем, этот год таким и был, как я и всегда и хотел все время учёбы. Я был простым школьником. Да, неординарным, как меня называли все, но не изгоем. И не ненормальным. Поэтому даже сейчас, спустя одиннадцать лет я с радостью вспоминаю этот год.       Сразу после этого ещё один новый переезд — родители решили сменить тишину станичной жизни на жизнь в городе в другой области. Поэтому на этот раз не пришлось привыкать к другому менталитету людей и климату. Народ был тот же самый — казаки. Но я оставаться в этом городе не собирался. Мне нужно было образование. И ради него мне пришлось ехать в другой город, поближе к областному центру. Там я поступил в железнодорожный техникум, где проучился четыре ярких года.       Признаться честно, оглядываясь на всё остальное прошлое, я смею заверить — это были самые лучшие года моей жизни. Я наконец достиг того, что хотел. Конечно, с личной жизнью только опять не задалось. На этот раз судьба оказалась ещё более злой в этом плане.       Я познакомился с одной девушкой — Катей. Мы были студентами одной группы, и на почве схожих интересов быстро нашли общий язык. Она постоянно умела меня развеселить, а мне всегда удавалось найти тему для разговора с ней. Но под конец, когда мы стали чем-то похожим на лучших друзей она, как человек, максимально доверявший мне, доверила мне свой самый главный секрет — она была гомо. От такого поворота судьбы я был готов заорать. Но сдержался. А судьба лишь зло смеялась над моими потугами не обращать на её существование внимания. Напоминала только весомо — ударами стотонных кулаков.       С успехом отучился, стал лучшим студентом своего направления за последние десять лет, защитил красный диплом. И на следующий день свалил в армию….       От неприятной боли я остановил зубную щетку и вытащил её изо рта. На белой, пахнущей мятой зубной пасте, была отчетливо видна кровь. Судя по всему, опять слишком сильно нажал на десну, и она начала кровоточить. — Придурок, — я отмыл щетку от пасты и крови и поставил обратно в стакан. После ополоснул рот ледяной водой, и тупая боль от раны в десне усилилась. С полки я достал ополаскиватель рта. Им я его и обработал. Теперь рана точно не воспалится. Да и боль стихла.       Пройдя руками по подбородку, я невольно ощутил остроту волос на лице. — Завтра надо будет побриться, — сейчас мне это было откровенно лень. Да и времени не так много.       Достав дегтярное мыло, я намылился им. А после смыл холодной водой следы с лица и рук. В глаза не попал — и слава богу.       Следующие полчаса я был занят тем, что готовил завтрак. Бутерброды с вяленым мясом и сыром, подогретые на сковороде. Вприкуску с кефиром. Отличный завтрак. Обед уже лежал в портфеле, в котором лежал жилет для ходьбы по путям, записная книжка и повербанк с зарядкой. Телефон был у меня любитель разряжаться зимой. А на плечиках в коридоре, рядом с теплым зимним пальто висела моя форма — синяя рубашка, железнодорожный китель и штаны. Внизу стояли ботинки и сапоги. Сейчас была зима, поэтому ботинки я не трогал. И на смену ходил в сапогах.       Раньше моя одежда была менее чистая и ухоженная — ибо я был простым работником. Сейчас же я даже часы на руках начал носить. Ведь статус начальника, пусть и малого звена, надо подчеркивать. Для этого я хожу с часами на правой руке. Старые, антикварные часы на механическом приводе. Мне их подарила мама, когда узнала, что меня повысили. С тех пор я тщательно слежу за их состоянием и завожу каждый вечер перед сном. Или в двенадцать ночи, если ночная смена.       Да и одежду теперь привожу в порядок с помощью утюга. Чем раньше, к большому стыду, я часто пренебрегал. Да и зачем его надо было часто использовать? Футболки быстро ложились хорошо и без глажки, а рубашки я редко носил.       Наконец, дожевав последний кусок бутерброда, я запил его кефиром и помыл кружку. Если я это не сделаю, то вечером придется отскабливать его от засохшего кефира. А это было малоприятное, и вообще, отвратительное зрелище. На часах было ровно семь утра. Как раз пешком пятнадцать минут. А в полвосьмого надо будет планерку провести с рабочими моей смены. Поэтому и надо прийти пораньше, пожалуй, единственный минус того, что я начальник, точнее заместитель начальника малого звена — вечно надо приходить раньше.       Впрочем, ладно, зато меня мужики из нашей смены зовут или Боссом, или Димонычем. Что меня всегда смешит. Не все — другие смотрят на меня со злостью. Ну, а как иначе? У них стаж более двадцати лет, а ими командует бывший студент.       Я вышел из квартиры и закрыл дверь. Рукой поправил уже изрядно подросшие волосы на голове. До конца зимы так и хожу, ибо не люблю носить шапку. А без волос это чревато застуженным мозгом. Не хочется мне быть одним из тех «счастливчиков», что заболели этой болезнью.       Я вышел на улицу, машины продолжали ездить по городу. Было очень тихо, никого не было. А те люди, что были, я проходил мимо них. Идя по дороге, я хрустел, наступая на глубокий снег, который за эту ночь выпал ещё сильнее. С каждым хрустом было всё больнее. Опять началось…       Депрессия. Старая духовная болезнь многих людей. И я тоже стал тем, кто начал ей страдать.       А ведь начиналось все спокойно.       Просто проходил ежегодный медосмотр, а там психолог выяснила, что у меня психологическое расстройство, депрессия, из-за того, что у меня уже нет пары. Идиотская причина, звучит как воспаление хитрости. Но психолог смотрел на это заключение серьезно. Ведь «Депрессия может вызвать желание наложить на себя руки». Естественно, с этой болезнью меня могли не допустить к работе. Пришлось чуть ли не умолять её не писать об этом в проф. карте. Врач так и поступил, но советовал мне полностью занять себя, чтобы она не начала прогрессировать.       Я так и сделал. Первое, чем я решил занять себя — полностью отдаться работе. Даже начал с усердием изучать техническую литературу, что раньше предпочитал не делать. И как итог, стал висеть на доске почета, как самый результативный ремонтник. В выходные занимался саморазвитием с помощью курсов в интернете. Вернулась старая любовь к книгам. Кроме того, я начал ходить в спортзал.       Дело в том, что и до армии, и после армии я страдал ожирением второй степени. Да, по внешнему виду было практически незаметно, пока не снимал футболку. Но факт оставался фактом. И я очень сильно хотел этот факт исправить. Пару недель занимался с тренером и вот, спустя год мучений и боли, я сделал свое тело мускулистым. Да, массивность не исчезла, но мышцы не только выросли, но и укрепились. В народе такой тип телосложения называют упитанный силач.       В отпуска постоянно ездил в гости к родне и к родителям. Помогал с многочисленными младшими родственниками, а родителям с огородом.       Да только с каждым годом депрессия усиливалась. И даже постоянная занятость не помогала. Я даже компьютерные игры включил в график. А благодаря постоянным заработкам и премиям я увеличил количество электроники у себя дома. Вдобавок к моему старому ноутбуку, который у меня был ещё со студенческих времен, я приобрел одну из приставок линейки Xbox, новый более мощный ноутбук и начал постепенно собирать ещё и мощный компьютер, угробив в него более ста тысяч рублей — три моей зарплаты на то время. Но если с премиями — две.       И не грустил. Но все было тщетно. Депрессия только начинала развиваться и углубляться в моей психике. Словно корень липы, который всё никак не хотел погибать. Сначала я начал видеть мир более бледным. Потом начинал пропадать ко всему интерес, и я только силой воли заставлял себя не отказываться от спорта и саморазвития. Но в это году даже это стало очень трудно, поэтому сейчас я бросил это дело.       А потом я заметил, что перестал улыбаться.       И не только я.       Многие мои знакомые также говорили об этом. Я не верил, пока сам не проверил. И действительно — я уже сам не мог даже натянуть улыбку. Мышцы на лице будто перестали работать. А потом случилось самое страшное.       Я начал замечать, что меня почему-то начинает тянуть к отравляющим веществам. Я проходил мимо алкоголя в магазине или сигарет и нет, да возьму пачку и, или, бутылку. Сам организм будто требовал отравы. И это при том, что я с рождения был убежденным трезвенником, чем гордился.       А уж когда я в армии смотрел на то во что превращался плац от любителей закинуть переработанный куриный навоз в рот, ненависть и неприязнь к этой дряни у меня возрастала ещё сильнее.       Боль — вот что помогло мне контролировать себя.       Не помню, когда я начал это делать. Но однажды меня достал тот факт, что я забываю тот момент, когда покупал отраву. И дело было даже не в отвращении, а в том, что я начал тратить на это свои деньги. Поэтому я придумал способ бороться с этим. С помощью ударов по лицу. Самому себе…       Выглядело глупо. И я надеюсь, что за много лет моих садомазо действий никто не заметил. Но это помогло. Я перестал покупать отраву. Хотя и тело требовало срочно утолить эту жажду — жажду организма в отраве.       Наконец, я дошел до моста, пройдя через который я попаду в зал информирования своего депо. Шел я осторожно, ибо внизу был весь вагонный парк. И упасть — гарантированная смерть. А мне этого не хотелось. А в мозгу приветливо всплыла мысль о сегодняшней теме инструктажа «Трещины в ободе колёсной…» — Не лезь ко мне!       Я шел по мосту, залипая в новостную сводку на телефоне и невольно вспомнил тему инструктажа на сегодня, как вдруг услышал женский, то ли крик, то ли возглас. Это меня смутило, и я поднял голову. Девушка, в белом пальто. Капюшон покрывал её голову, поэтому я не видел её лица. И эту девушку волокли куда-то двое незнакомцев. Один из них был лысый, с хорошо заметными, в свете прожекторов парка, татуировками на руках. Второй в шапке с сигаретой во рту. Лысый волок куда-то в сторону старого района девушку, которая яростно сопротивлялась. Тот, что в шапке лениво смотрел на них. — Не лезь! — Пошла! Иначе пинками погоню! — лысый угрожал девушке кулаком. Мне стало тошно смотреть на эту картину. Не знаю, что на меня нашло.       Сейчас, что удивительно, была хорошая зима — со снегом и льдом. Мост в свое время тоже был покрыт льдом и спрессованным снегом. Сейчас этого не было — следы недавней уборки моста, куски льда и снега, валялись неподалеку. Было понятно что их откалывали с помощью ломов. Я согнулся и взял в руку один из таких кусков льда, а после со всей дури запустил в лысого. Судя по глухому звуку и громкому мычанию — я угодил прямо в цель. — Бегите! — я крикнул девушке. Дважды просить не пришлось — только её освободили от рук лысого, она побежала на перрон, к которому приблизилась электричка. Я заметил только как она спустилась вниз. И в ту же секунду, как её белое пальто пропало за поездом, я ощутил, как голова отяжелела из-за резкой боли в районе затылка.