Благие намерения мне никогда не помогали

      Ранее я уже мучился кислородным голоданием. И его симптомы очень были близки к тем, которыми я сейчас страдаю. Долгое время мне было тяжело дышать. А когда я прекратил это делать, я вообще не мог дышать. Легкие болели, и я закашлялся, резко дернувшись вперед. От этого лоб заболел очень сильно. И эта боль наконец дала мне силу открыть глаза.       Я сидел в автобусе. Красновато-оранжевом. Кресла были похожи на автобусы дальнего следования. Но в отличие от них он был яркий, что хорошо подчеркивал этот красный цвет, которым был обшит практически весь автобус. Да и сиденья были обшиты не дерматином, который был популярен в уличных автобусах, которыми я часто пользовался в своем городе и Воронеже, когда проезжал через него. А тканью, похожей на плющ или бархат.       Жаль только, цены выросли в последнее время даже на те автобусы, а все из-за того, что мир у нас не самое спокойное место. Да только те, кто виноват в этом неспокойствии и не чувствуют изменения, кроме меня и похожих на меня обычных жителей.       Я ещё раз осмотрел автобус. И тут понял, неожиданно для себя, его модель.       Давно, лет восемь назад, я помогал своему другу, когда он работал дворником и его местом уборки была площадь на территории Автовокзала, я, параллельно с работой, следил за теми автобусами, что стояли у своеобразных перронов в парке. Там стоял он, тот автобус.       Белый снизу, красный сверху. И когда-то был лакированный и блестящий. Сейчас же днище уже порядком проржавело. Да и колеса спущены. Мой друг сказал, что этот автобус уже не используют. Однако модель его я запомнил хорошо. И его внешний вид — особенно, этот комфортабельный, похожий на туристический, салон автобусов. — Икарус… — назвал модель автобуса, в котором я сидел.       Венгерский автобус, который производился тогда национализированными заводами Венгерской Социалистической Республики. Качественный, комфортабельный и удобный в использовании. Закупался всегда всеми социалистическими странами, СССР, в том числе.       Однако это меня не успокоило. Я не понимал одного — какого хрена я вообще делаю в автобусе?!       Я же шел по улице, в предновогодний день. Шел на свою дневную смену. Которую хотел отработать! А теперь я… — Черт…       Я упал с сиденья на пол автобуса от шока, который наступил после того, как я посмотрел в окно.       На улице были пшеничные поля, деревья у обочины дорог и яркий солнечный свет, что освещал этот весь пейзаж. И ничего бы не предвещало беды в этом пейзаже. Если бы этот пейзаж был белый!       Да! Он не был белым, каким и должен был быть зимой! Весь пейзаж, весь гребаный пейзаж за толстым окном старого автобуса был летним! Летним, в конце первого месяца зимы! Накануне Нового года! — Какого хрена здесь происходит?!       Я ударил себя что есть силы по щекам. Было больно. Но пейзаж остался прежним. Значит, мне это не мерещится. И не снится.       Помню, как я много раз пытался войти в состояние осознанных сновидений, и только затрещина помогла мне очнуться от него. Сейчас и этот способ не сработал. Поэтому прибегать к нему ещё раз я не решил. Да и желания нет — щека все ещё болела. Осмотревшись, я заметил, что правая сторона окон автобуса была закрыта шторами. Поэтому я видел только пейзаж полей, да и дорожную гладь, проходящую через холмы за стеклом водителя автобуса. И там….       У меня опять внутри будто что-то сжалось. У кресла водителя висел календарь с 1985 годом. Июлем 1985 года! До моего рождения ещё шестнадцать лет. Глубокими вдохами я успокоился и решил, что водитель просто использует его как аксессуар. Потому что я сам видел большое количество автобусов старого советского образца, где водители вешали старые календари 80-тых и 90-тых годов. И это, судя по количеству таких автобусов, любили делать многие водители рейсовых автобусов. Кроме тех, кто водил более новые модели автобусов — нулевых. Их винить в этом было сложно, многие из тех календарей были очень красивыми.       Наконец, я смог выровнять дыхание и успокоиться. После осмотрел автобус. В той части сидений, где сидел я, увидел портфель бежевого цвета. Он походил на мой старый, который я таскал на работу, абсолютно не переживая за его состояние, но с другим узором — на нем было лицо Че Гевары. Его лицо я прекрасно знаю, и не только история, что была моим любимым предметом, это подсказала мне. Его я полностью запомнил из-за того, что у меня была любимая футболка синего цвета с его лицом. Её мне подарила моя любимая тетя Антонина. Она купила её во время поездки в Тайланд. И я очень любил носить её. Но когда черная краска начала слезать с синей ткани футболки, я постирал её в последний раз, после убрал в шкаф и практически не надевал. В портфеле были какие-то вещи. Я решил, что осмотрю его потом. Мне было жарко и сидеть внутри автобуса ещё, я не собирался. Поэтому, надев портфель на себя, я вышел из автобуса. И невольно заметил, что мое теплое черное пальто, пошитое внутри мехом, железнодорожная форма и сапоги были заменены на другую — летнюю одежду. Светло-серая рубашка, синие джинсы и черные кеды, которые я надел на тонкие белые носки. Ну, не я надел, точнее. Да какая разница? Сейчас меня это уже не сильно волновало. Ибо больше всего меня волновал вопрос куда я попал.       Наконец, жаркий салон автобуса был позади, и я вышел на улицу. И тут у меня перехватило дыхание. Кислородное переобогащение! Или как этот эффект называется по-научному, не помню. Но суть в чем, из-за того, что в местном воздухе перенасыщение кислородом, его будет первые пару секунд трудно вдыхать. Ещё лучше. Мало того, что такой воздух я в последний раз находил только в тайге, когда от цивилизации ближайшей были сутки пути, так и в этом краю, с асфальтом и искусственно выращенными деревьями был более чистый воздух. Кошмар… Куда меня бросило…       Я осмотрелся.       Это были металлические большие ворота. По краям каждой из воротин была белая статуя мальчика в пилотке, играющего в гонг. А на шее висел он — галстук. И я готов руку дать на отсечение, что в оригинале он имел ярко-красный цвет. Пионеры. Вот кто были на этих статуях. А сверху надпись. — Совёнок… — я прочитал надпись над воротами.       Что-то мне подсказывает, что это детский лагерь. Я помню, когда мы приезжали в детский лагерь в Ермаковском районе «Салют» на выезде в лагерь тоже стояли две статуи пионеров. Но в отличие от этих статуй, те были покрыты трещинами, заросли мхом. Да и цвет тех статуй, на них уже давно не было даже штукатурки. Поэтому их я запомнил уныло-серыми. Серыми, как и воспоминания о когда-то великом прошлом многих стариков.       А эти статуи белые. Видимо, жильцы и начальники этого лагеря хотели сохранить дух этого лагеря: дух светлого и счастливого времени. В конце концов пусть время СССР и признано временем тоталитаризма, культом личности и вообще минимум свободным. Но когда начинаешь спрашивать об этом других людей, которые жили в то время, начинаешь понимать простую вещь, тогда людям нужна была гарантия, а не свобода. Гарантия того, что они отучатся, потом получат нужные знания по той профессии, которой они хотят зарабатывать всю жизнь. А после нескольких лет работы получить свою квартиру, а потом и найти ту, или того, с кем ты создашь новую ячейку общества под названием семья. Потом создать нового, достойного члена советского общества. Или даже не одного. А потом воспитать его и пустить в вольное плаванье и знать, что у него будет все прекрасно. Ведь КПСС и наследие Ленина не даст ребенку, что хочет построить светлое будущее мирового коммунизма без воин и грызни, пропасть.       Красивое было время. Хотел бы я, хотя бы на день, попасть в него.       Я посмотрел в ту сторону, где была дорога. По бокам от него были огромные и старые линии ЛЭП. Такие я видел часто, когда отправлялся в командировки в Якутск и Архангельск. Старые металлические конструкции, которые сейчас активно изменяют. Эти, судя по всему, ещё не успели модернизировать. Только вот что странно, я видел полно таких вышек и большая часть из них уже была ржавой. А эти не только не имели ржавчины, но ещё и были покрашены бордовой краской. Будто за ними следят.       Странно это всё. И подозрительно.       Наконец, я услышал новый звук в этом «царстве» безумия.       Со стороны ворот в приоткрытое пространство между дверями стальных ворот вышла фигура. Яркий солнечный свет засветил мне глаза, поэтому я не смог рассмотреть этот силуэт.       Тут поднялся ветер, и ветка дерева прикрыла солнце. Я убрал руку от глаз и наконец смог рассмотреть силуэт. Да только это уже был не силуэт — это был человек. А точнее девушка.       Девушка возраста где-то семнадцати лет с солнечными, я никогда не видел более яркого оттенка желтого волосами. И эти волосы, мало того, что были практически до колен, так ещё и заплетены в две плотные косы. Яркими голубыми глазами… Это линзы что-ли?       Типичная славянская внешность. Хотя мою тоже называли типичной, хотя и волосы были не светло-, а темно-русые. Да и глаза карие, а не голубые. Помню, на уроках анатомии в восьмом классе нам рассказывали, что у славян два типа внешности — голубоглазые блондины и кареглазые русаки. Но как они называются по-научному я уже не помню.       Белоснежная рубашка с красным значком. И лицом Ленина? Красный галстук на шее. Синяя юбка… Чуть выше колена. Что-то не припомню, чтобы пионеры или члены комсомола носили такую одежду. Белые носки и сандалии. И что самое главное — эта великолепная фигура девушки!       Она модель? Так как девушек с такой идеальной внешностью я видел только на плакатах у магазинов одежды, на них были девушки с такой же красотой, в нижнем белье.       А ещё это чувство… Такое чувство, будто я нахожусь рядом с генератором энергии. И, судя по всему, не я один это чувствую… Педофил ты, Дима… Девушка улыбнулась, явно не замечая моего состояния. И слава Богам… — Привет. Ты, наверное, только что приехал? — Да… — как только я сказал эту фразу, я офигел — мой голос стал немного выше, чем был раньше. Такой голос у меня был с семнадцати по двадцать двух лет. Тогда я ещё не сорвал связки, работая в порту во время шторма, поэтому голос не был таким грубым, какой он был у меня сейчас. Что-то тут не так. — Ты последний пионер, кто приехал. Всех уже расселили, да и форму всем выдали. Тебя ждем. А ты наконец приехал.       Меня ждут? Где я? — Слушай, а ты знаешь… — Тебе к вожатой надо, она все расскажет… — заторопилась девушка — Подожди. Можешь ответить на один вопрос? — Конечно, — она опять улыбнулась, а у меня от этой улыбки что-то стиснуло где-то в груди. Так… Ну-ка, цыц! Сердцу работу не давали! Тебе двадцать шесть лет, манаВася! Двадцать шесть лет! — А какая сегодня дата? Мне… — и тут я вспомнил о том, что у меня в моих часах есть ещё и циферблат дат, которые меняются после полного круга часов, и мне повезло, что сейчас они остались на моих руках. — Мне просто нужно часы завести, а я не помню сегодняшнюю дату. Календарь потерял.       Блондинка засмеялась. Но не так, как я привык. Это был искренний смех. Не над тем фактом, что человек тупит. А просто потому, что ей эта ситуация показалась забавной. — Вот уж действительно глупый вопрос, — она посмеялась, но все-таки ответила на мой вопрос. — 25 мая 1987 года от рождества Христова.       Лучше бы не отвечала. Честно слово.       Настроение и так было не к черту. Но теперь я понял одну страшную вещь. Мало того, что я запропастился непонятно куда, так ещё и в прошлое попал. В то время, когда ещё моя мама в куклы играла, а меня даже в мечтах не было! Ну и влип.       И оказалось я был прав, водитель действительно перестал следить за календарем. Да только не так давно, как я думал в начале.       Только слепой бы не заметил моего нынешнего состояния. Меня будто в ванну с ледяной водой спустили. Да, не смертельно. Но неприятно. — Ты в порядке? — в глазах девушки я увидел беспокойство. Так… Срочно включаем режим идиота… Давай же! Ведь ты это умеешь! Сколько раз тебе говорили, что когда ты думаешь или улыбаешься, ты походишь на идиота? Вспоминай и сделай так! — Да понял, что проспал слишком много. Я-то хотел пять минут поспать… — переборщил с тупостью.       Но девушка это не заметила, она опять засмеялась. Ну, зато понял, что идиота я всё ещё могу сыграть. Жаль только Короля из Маленького принца больше не сыграю. Хотя хочу. Хотя, нет, роль Бабы Яги мне лучше подошла. Бабы Яги, которая сперла мешок с подарками Деда Мороза. — Ну, не переживай, здесь тебе будет не до сна.       Прозвучало двусмысленно. Хотя… Эх, мало того, что пошляк, так ещё и великовозрастный. Ибо это только мне показалось двусмысленным, девушка и бровью не повела.       Неудивительно, насколько я помню, в Советском союзе двусмысленно никто не говорил. Все говорили прямо и по делу. Ну, по крайней мере старались. Прямо как я и люблю. — Ну, если у вас будет клуб готовки — я только за… — я любил готовить, а в том лагере даже хотел создать такой кружок.       Жаль, отдыхающим не разрешили ходить на кухню. Блондинка посмотрела на меня с округлившимися глазами. — Ты умеешь готовить? — Я не только умею есть еду — умею и готовить, — сказал это с гордостью.       Впрочем, неудивительно, я всегда хвастался тем, что в студенческие годы не заработал гастрит, ибо готовил сам. А бич пакеты презирал и ел их только после того, как приготовил из них суп или что-то максимально похожее на него. — Удивительно… — сказала девочка — Что удивительно?       Взгляд девушки стал другой. То ли изучающий. То ли… Да я даже назвать его не могу. — Что парень умеет готовить. — Подумаешь, — я усмехнулся. — Ещё и вязать могу.       И я не врал. Я действительно умел вязать. Научился в последний год учебы в техникуме. А когда летел в самолете во Владивосток, в командировку, умудрился этим способом заработать слишком активное внимание от китаянок, что сидели на соседних сидениях. Да такое активное, что из восьми часов полета два часа они меня фотографировали. — Ух ты … — девушка удивилась ещё сильнее. А я, увидев её выражение лица, засмеялся. Да, было трудно поверить в это. Но я действительно засмеялся. Жаль ненадолго. Я вспомнил критику других людей. И их слова.

«Тебе это не надо!», «Найди себе повариху!», «Не мужское это дело!»

      Так… Не время ловить плохие воспоминания. — Ой … — девушка ойкнула — Что случилось? — я поинтересовался её неожиданному действию.       Или как это по-другому назвать? Пожалуй, да — действию. Ибо если бы «ойкнуть» не было бы действием, его бы глаголом не называли. Что я несу…. — Забыла представиться. Я Славя. Вообще полное имя Славяна. Но все зовут меня Славей. И ты тоже зови.       Славянская внешность… Славяна по имени. Что-то многовато славянских вещей на квадратный метр. — А я Дима. Дима Гордеев. Полное имя Дмитрий. Все зовут Димой. И ты тоже зови, — практически дословно я повторил её фразу, изменив только важную информацию. Ну, в самом деле, не буду же я называть себя Славяной? Хотя имя-то красивое… А ну цыц!       Славя захихикала. — Хорошо… Дима. Рада знакомству.       Она опять улыбнулась. — А теперь извини, мне действительно пора идти. Как только зайдешь внутрь, пойдешь вперед, там на площадь выйдешь. Там у кого-нибудь спросишь, где домик Ольги Дмитриевны. Хорошо?       Я кивнул. — Надеюсь, ещё увидимся, Дима Гордеев, — произнеся моё имя и фамилию, она захихикала, а после скрылась за воротами. А я так и остался недоумевать из-за причин моего смеха. Неужели моё имя ей показалось смешным? Или фамилия?       Ай, ладно, хватит над такой мелочью думать. Я уже стою тут полчаса, а решил подумать о «великом» вопросе на тему, смешная моя фамилия, или имя, или нет… Глупо.       Да и в конце концов, у многих имя и фамилия намного смешнее. Та же Даздраперма, или Даздрасмыгда. Или фамилия — Советов. Пххх…       Ладно. Не до шуток сейчас.       Спиной я уже начал чувствовать влагу и мне это ну вообще не нравилось. Потеть начал — надо поскорее покинуть открытое место. Надеюсь, впереди я так и сделаю. Воротина лениво и с громким скрежетом отошла в сторону, когда я её толкнул. Наконец, я оказался на территории лагеря. И первым делом, на левой стороне от меня, меня встретило здание кружков.       В том лагере, где я отдыхал в прошлом, здание кружков было с левой стороны. В нем я занимался созданием поделок с помощью нити и иголки — изонитью. Жаль только я не попал на закрытие, не получил свою пачку пластилина, и не забрал грамоту за участие в этом кружке. Единственный из всех, кто не забрал.       Дверь здания кружков зашевелилась и оттуда вышла другая девочка. Фигурка… Цыц!       Как и Славяну, эту девушку не обделили красотой. Но внешность её была другая — черные, практически фиолетовые волосы, заплетенные в два хвостика сверху. И зеленые глаза. Посмотрев на эту девушку в первый раз, я испытал какую-то жалость к ней. И то ли дело в её глазах, в которых будто отпечатались муки души, что только на мгновенье попала в Мукэн Дзигоку — ад бесконечного страдания. Или эти еле заметно дергающиеся плечики, на которых повисла грусть из-за чего-то.       Так, что-то меня понесло куда-то не туда. Мне двадцать шесть! Так какого фига я веду себя как мелочь, у которого из-за завершения полового созревания мозги начали закипать от обилия гормонов? Девочка остановилась и посмотрела на меня. И тут же её выражение лица изменилось на, наверное, 180 градусов. Как так? А всё просто, она пристально посмотрела на меня. Её щеки порозовели. Так, я не понял. Я что, уже успел кого-то напугать? Рекорд — ничего не сказать. Я, как мог, состроил виноватое лицо и помахал рукой. — Извини, не хотел пугать. Я пошел… — я это сказал как-то слишком виновато, как будто я четвероклассник, который двойку получил.       Я отвернулся от девочки и уже собирался пойти дальше, как вдруг услышал голос. — Нет…       Я повернулся к девочке. Она отрицательно махала головой. — Нет… Ты меня не напугал. Честно… — тихий голосок мне напомнил игру на флейте.       Такой же тихий, такой же мелодичный и приятный звук. Неудивительно, что всех своих персонажей, которых я любил создавать в партиях по DnD и текстовых ролевках, я «учил» играть на этом музыкальном инструменте. Тогда можно, прикрываясь отыгрышем, включить музыку и наслаждаться ей. И никто не мог воспрепятствовать — отыгрыш же! — А, ну, тогда извини, ты просто замерла. Я подумал, что испугал тебя, — я остановился и уже хотел подойти ближе, как вдруг мимо меня пробежал кто-то. Я посмотрел на этого незнакомца.       Это была… Девочка. Лет четырнадцати, с двумя ярко-рыжими, практически до красноты, тугими хвостами на голове. На ней была алая футболка с надписью СССР на груди. И голубые глаза. Везет мне на редкости, я редко видел голубые глаза. А тут прям навалом.       Девочка СССР что-то громко рассказывала темноволосой девочке, живо жестикулируя. Пантомимой, что ли, любит общаться? Грустняшка замолчала и долго выслушивала её. И тут увидела в её руке что-то, что сначала заставило её вздрогнуть. А, классика — насекомые в руках. Меня так часто пугали до того момента, пока я кузнечика не поймал с побитыми лапами. И не выходил. И не отпустил, все время держа его в руках. — Ииииииии!!!       Грустняшка резко дропанула, а я в этот же момент схватил руку красноволосой девчонки. Она посмотрела на меня шокировано и с замешательством. От этого она даже не удержала живность в руке, и я увидел, что в её руке была саранча. — Пугать других хорошо — да только за своими руками следи. — Чего? Ты это про что?       Я ей показал левую руку, где у меня на большом пальце что-то типа бородавки, из-за чего у меня на нем отпечаток пальцев был особенным. Меня она раздражала, поэтому я её постоянно откусывал. Сейчас там был струп. Это-то мне и нужно было. — Вот меня однажды саранча укусила. До сих пор не зажило.       Мелкая поверила, судя по её шокированным глазам. Я отпустил её руку. — А я и не знала, — она отряхнула руки об ткань шорт. — Тогда больше вообще их ловить не буду. Ну их — этих насекомых.       Я улыбнулся — шалость во имя добра удалась. А это значит, больше эта девочка насекомыми баловаться не будет. Правда, судя по её моське, это известие её расстроило. — Не огорчайся, — я порылся в заднем кармане портфеля, надеясь там что-нибудь найти.       И нашел. Там был пакетик конфет «Золотой Степ». Мне его подарили коллеги в честь Нового года, но я не любил после армии сладкое, поэтому отдавал конфеты спокойно. — Держи и не расстраивайся, обязательно найдешь себе новое дело. — Ух ты, — девушка с округлившимися глазами посмотрела на меня. — Спасибо. А, кто ты? Я тебя первый раз здесь вижу. — Узнаешь потом, — я отвесил небольшой поклон, а после подтянул лямку портфеля. — Ладно, до встречи.       Мелкая до сих пор смотрела на меня как-то странно. Так неужели я своей внешностью ещё одного человека напугал? М-да…. Чудище — это призвание.       Наконец я оказался на площади. А там направо. Так же? Надеюсь. А то заблудиться на улицах этого лагеря я не хочу. Да и улицы этого лагеря были какие-то странные домики, судя по размерам, рассчитаны не более, чем на двух человек. Любопытное решение. Значит, здесь все дети живут попарно. У нас было по-другому домов было шесть, как и отрядов. И в каждом домике жил только один отряд. А уже внутри был туалет с умывальником, четыре спальни: две для мальчиков и две для девочек. И ещё одна для вожатого и воспитателя. Я спал в угловой комнате, там было меньше всего парней. Только я и ещё четверо пацанов. Поэтому свободного места у нас было больше.       Внезапно меня кто-то ударил между лопатками. Я повернулся.       Это тоже была красивая девушка. Ростом почти со Славю. Тоже с рыжими волосами, но в отличие от мелкой у этой рыжие волосы походили на янтарь. Как и её глаза — такие же янтарные. И лицо, она зло смотрела на меня.       Но не это меня впечатлило больше всего. Больше всего я прифигел от её метода ношения пионерской формы. Галстук повязан на руке, а рубашка у груди завязана на узел. Это в советское время так любили девушки ходить? Любопытно… Хотя, да, сейчас же 87 год — самое горнило перестройки. Поэтому такой внешний вид мог быть у многих бунтарей. А это девушка как раз на такого и походила. Дать бы ей ещё электронную гитару, да темные очки. И запеть про группу крови на рукаве…       Так! Гормоны, цыц! Брома надо будет наесться, а то эти гормоны уже совсем с ума сходят, будто у меня второе половое созревание началось. И не просто началось, а переусердствует с действием. — Челюсть с пола подними… — зло бросила она.       И только тут я понял, что рот у меня открыт. — Да я бы рад, да только она немного заржавела, — глупо пошутил я. — Видишь?       Я, будто доказывая свои слова, попытался руками закрыть рот. И специально не закрывал его. Будто у меня он и вправду заржавел. — Могу помочь, — она все ещё была раздражена. — Да ладно тебе, я же пошутил, — поспешил я успокоить девушку. — Извини, конечно. Пойду я, раз я так сильно тебя раздражаю. — Да не то, что бы… — она начала говорить, но я уже не обращал внимания, ибо уже заворачивал по улице.       Мое внимание привлек куст сирени, который только начал цвести, но уже большую часть домика покрыл своими цветами фиолетового цвета. Или лучше сиреневого? Да, сиреневого и вправду лучше, не зря этот куст назван сиренью. Помню, мне рассказывали, да я и сам видел, что сирень цветет только в начале лета. Поэтому я ещё больше удостоверился в том, что слова Слави были правдой, сейчас был конец мая.       Есть у меня подозрение, что это и есть дом вожатого. В самом деле, кто ещё в здравом уме будет держать снаружи велосипед, кроме как вожатый? У него его точно никто не украдет. Да и велосипед этот — это же как проверка на вшивость.       Ставишь велосипед и ждешь когда его кто-нибудь постарается украсть. А раз ты вожатый, ты таким образом можешь вылавливать потенциальных преступников.       Ведь обычному человеку, который приехал просто отдохнуть, велосипед не нужен. У него есть кое-что лучше — ноги. Лагерь-то небольшой. Хотя, это, наверное, только мне показалось. Будет время его исследовать.       Дверь домика скрипнула, и на крыльцо вышла девушка моего возраста. Тоже красивая. Глаза зеленые, а волосы каштановые, не такие яркие, как у остальных обитателей лагеря. Наверное, единственные волосы, которые мне не показались искусственными. Она посмотрела на меня изучающим взглядом. — Ага. Вот и ты, прибыл наконец, — она сказала так, будто ей позвонили и сообщили о том, что к ней едет ещё один пионер. — Меня зовут Ольга Дмитриевна. Я вожатая твоего отряда. Если будут вопросы — обращайся. — Да, прибыл. Не знаю только, что я тут вообще делаю.       Девушка усмехнулась. — А не переживай, никто по началу не понимал. Но теперь все нашли свое дело, хотя и прошло-то только двенадцать часов.       Она осмотрела меня. — Так, Дима. Ты прибыл последний, поэтому тебе пары не досталось.       Прозвучало как-то грустно. — Будешь в домике один жить, — сказала девушка и дала мне ключ с номерком. — Один?       Она посмеялась. — Ну или можешь с какой-нибудь девушкой вместе начать жить. Только, если она не против.       Знакомый юмор, когда тебе семнадцать лет тебя подкалывают тем, что ты начинаешь активно интересоваться противоположным полом. И с помощью таких шуток тебя стараются смутить. Жаль только, что на меня такой метод шуток не работает, меня от него тошнит. Да и общаться со мной, своим сверстником, будто мне до сих пор гормоны в одно место жалят. Как не стыдно… — Форма в шкафчике, постельное — тоже. Располагайся там. И не забудь, в шесть — ужин. Знаешь, где столовая находится? — Нет, — я отрицательно покачал головой.       Вожатая задумалась, а потом сказала. — Хорошо. Располагайся пока в домике. Пришлю к тебе кого-нибудь, устроят тебе экскурсию. — Да-да. Я могу идти? — Иди, торопыга. Только про ужин не забудь.       Я кивнул и пошел вдоль улиц домиков искать домик с цифрой, которая совпадает с номером бирки на ключе. Было это не очень просто. Однако наконец это препятствие было пройдено, и спустя пять минут я возился с замком и открывал свой дом на ближайшие…       А сколько я вообще здесь собираюсь пробыть? Надеюсь, что недолго. Меня ещё смена ждет — рабочие без меня будут скучать.       Наконец я открыл домик и зашел внутрь. Два шкафчика по сторонам, две тумбочки, две кровати, два стула и стол в центре домика. Не богато, но и не бедно. В самый раз для жизни. А учитывая, что здесь в нормальном состоянии должны были жить два человека, а я живу здесь один, вообще неплохо. Рюкзак я положил на стул с правой стороны, там же я и занял кровать.       А потом подошёл к шкафчику с левой стороны. Там и должна была лежать форма. Я не хотел переодеваться. Но пока решил, что уж лучше так. Не хотелось портить одежду.       Блин. Надо было спросить у Ольги Дмитриевны, где находятся душевые, перед переодеванием хотелось бы в душ сходить.       Я открыл дверцу и с удивлением обнаружил там отражающую поверхность. Зеркало, судя по всему, встроенное в дверцу шкафа. Я посмотрел в него… — Твою налево…       В зеркале был я. Но другой. Не было щетины, не было шрамов от бритья на щеках. А прическа была не такая короткая, как я привык носить после армии. Я выглядел так в семнадцать лет. Казалось бы, с таким преображением нужно долго паниковать.       Но мне это преображение меня самого в меня семнадцатилетнего позволило понять одну вещь — теперь я понял, почему гормоны в моей голове начали так активно действовать.       Я не был похож на идиота, у которого началось половое созревание. Я был им — этим идиотом. И именно из-за этого так пристально всматривался на тела юных красавиц. Гребаные гормоны…       Я напряг мышцы на груди и ткнул в них пальцем. Твердые — любопытное омоложение. Меня омолодили, так ещё и оставили телосложение таким, какое оно было у меня в мои двадцать шесть лет. Теперь понятно, из-за чего гормоны бушевали не так, как в мои семнадцать лет, а сильнее. Из-за большого количества тестостерона. Да и реакцию грустняшки можно легко понять, я выглядел как амбал-хулиган. Особенно с такой внешностью — страшила и бугай.       М-да. Попал. Мало того, что возраст мой забрали. Так ещё и внешность такая, на которую без подозрений не взглянешь. Зашибись началось путешествие.       Ладно, потом погрущу. Меня ждет ещё портфель, в котором что-то лежит кроме моих вещей из моего времени.       Я сел на кровать, стопка с формой лежала справа от меня. А сандалии слева. Портфель был на стуле. И, расстегнув его, я начал вытаскивать из него вещи. И класть их на стол.       Мой повербанк, мой телефон с 100% заряда. Удивительно, как он ещё не разрядился за это время. Комплект нижнего белья, среди него затесались и мои плавательные трусы. Весело — нечего сказать. Бумажный пакет, внутри которого я увидел банку и бутылки. Судя по всему, умывальные принадлежности. Было и три полотенца. Белое, синее и зеленое. Уже сама судьба намекала мне на то, что мне надо принять душ. В конце концов радует, что не я один считаю, что носить чистую выглаженную форму на грязное тело — это кощунство.       Я взял зеленое полотенце, замотал в него трусы и начал копошится в бумажном пакете. Там был футляр с жидким мылом — дегтярным. Шампунь — тоже дегтярный. Ну и одеколон советский, помню такой продавался в чайной в армии — тройной одеколон. Любил его использовать и для обработки лица после бритья, и для того чтобы подмышки не потели. Жаль только, что щиплет очень больно.       Ай ладно, можно и потерпеть. Вон, женщины, когда рожают, более сильную боль испытывают, и ничего. Живут же как-то потом. Что я, слабее женщины буду? Двадцать шесть лет прожил, а рассуждаю о том, как мне больно обезопасить кожу, чтобы не воспалилась. Позор, Дима… Удивительно, как ты заместителем стал…       Я взял одеколон и шампунь, их тоже завернул в полотенце. А после вышел из домика. Может, сам найду душ, а, может, спрошу кого.       На удивление этот «кто-то» сразу же появился рядом, будто по моему желанию. У домика стоял парень, моего нынешнего возраста. С кудрявыми волосами. Тоже голубоглазый и светловолосый. Напомнил мне одного из кумиров советских девчонок — Сыроежкина Сережу. Да что там напомнил, он был практически его копией. Парень улыбнулся. — А ты, должно быть, Дима. Рад познакомится — я Электроник, настоящий.       Я пожал его руку, но не спешил отпускать. — Так. Давай без прозвищ. Свое настоящее имя назови. — А. Ну, хорошо, — мы пожали руки, и я отпустил её. — Сережа меня зовут. — Ну, мое имя ты знаешь, — я кивнул. — Ольга Дмитриевна попросила тебя по лагерю провести. Показать, где тут всё.       Я красноречиво показал на полотенце и одежду с намеком, мол, я занят. Но этот кудряш, судя по всему, не понимал, что я имею в виду. Поэтому, слегка ударив меня по плечу, пошел вперед. Я понять не могу, неужели я тоже в свои семнадцать лет был таким дубоголовым, что намеки не понимал. — Пошли, устроим тебе экскурсию! — сказал он с запалом.       Я уныло поплелся за ним. Проклиная тот факт, что я не могу добраться до душа и помыться. Даже обидно, что в такую жару не могу помыться. Да и, как я понял, здесь полно девушек. А с ними в общении я меньше всего хочу показаться с плохой стороны. Одно радует, судя по тому, что этот паренек такой веселый, с ним мало кто общается, поэтому тот факт, что я — новенький, его не сторонюсь и плетусь за ним, его искренне радует.       Ай, ладно. По крайней мере, есть на кого свалить неприятный запах. Его-то вряд ли кто-то ругать будет. Он то уже здесь уже давно. А мне слава вонючки в первый же день не нужна.