Тю мё манк

IV

             На улице темно и холодно. Дорожки, засыпанные снегом, огромные сугробы по обеим сторонам. Юра шагает, слушая, как под ногами скрипит свежий снег. Он даже не стал включать музыку в наушниках. До него здесь ещё никто не прошёл, и от этого на сердце почему-то становится тепло. Он на миг снова ощущает себя маленьким мальчиком, которого дедушка ранним утром ведёт в детский садик.              По дороге проезжают машины. Юра выходит в более людное место, где прохожие, спешащие на работу, уже истоптали весь снег, и достаёт телефон с наушниками из кармана. На автобусной остановке стоят люди, немного напоминающие пингвинов, притоптывают, чтобы немного согреться в ожидании транспорта.              Юра перебирает в голове, всё ли взял с собой. В шуршащем пакете, болтающимся на запястье, сменка, в рюкзаке — записная книжка, раздаточные материалы, пенал, портативка и ещё куча всякой фигни, которая может случайно понадобиться. Сегодня должен вернуться с конференции его наставник. Отабек Как-его-там-по-батюшке Алтын. И Юра представляет себе почему-то препода в возрасте, который будет его гонять и в хвост, и в гриву.              «Главное, чтобы не под хвост», — думает Юра, останавливаясь на светофоре. Машины проносятся по дороге. Люди проносятся мимо.              И Юра вдруг ощущает острое чувство тоски и усталости, которое сдавливает горло. За эти три с половиной года он чертовски сильно устал. Он вспоминает, каким заряженным и энергичным он был на четвертом курсе, как горел идеей изучать языки и преподавать их, как ему нравилось работать с детьми. Но потом случилась одна практика, потом другая, за ней следом ещё одна. И его запал как-то сам собой немного притух. Зато после практика в лагере из всех желаний осталось только одно — уехать куда-нибудь в лес, жить в норе с лисой и больше никогда не возвращаться работать в образование.              Юра притормаживает на пешеходном переходе, бездумно пялясь на запрещающий сигнал светофора, который довольно сильно расплывается в глазах. Он уже не раз думал о лазерной коррекции зрения, но каждый раз читал отзывы к данной процедуре и передумывал. Ему пока и в очках хорошо.              На пешеходной переходе его обгоняет какой-то школьник, который бежит, подпрыгивая и забавно согнувшись под тяжестью своего огромного рюкзака.              К тому времени, как Юра подходит в воротам гимназии, в которой от гимназии только название, на улице немного светает. Плисецкий здоровается с охранником, привычно показывая ему свой студак, и направляется к учительской раздевалке, где терпко пахнет несвежей обувью и духами, аромат которых чем-то напоминает «Красную Москву», которой пользовалась его бабушка.              Повесив куртку на вешалку и переобувшись, Юра несколько бесконечно долгих минут сидит в раздевалке, медитируя и разглядывая полупрозрачную дверь. Не то чтобы эта практика доставляла ему проблем, нет. Просто он устал.              Наконец за пятнадцать минут до звонка Юра поднимается с места, подхватывает рюкзак и идёт в свой кабинет. Охранник на вахте говорит, что ключи уже забрал Отабек Нурланович, вернувшийся из командировки. С одной стороны, Юра радуется, что наконец-то познакомится со своим наставником. А с другой, он ведь и сам неплохо справляется. А теперь на его уроках будет сидеть старый дед, подмечающий каждую его ошибку, каждое неверно сказанное слово, и делающий свои бесконечные пометки у себя в записной книжке. И который в конце практики влепит ему «четыре» в оценочный лист и скажет: «Вы, конечно, молодец, но вам недостает практики, Юра. Старайтесь лучше».              Юра, накрутивший себя по дороге до кабинета, хватает за дверную ручку и сжимает зубы до боли в челюсти. Он открывает дверь и видит пустой кабинет. Горит свет, включен проектор, вместо старого ноутбука на столе стоит дорогой, игровой. На спинке стула Юра видит черный пиджак. На подоконнике термокружка с принтом Ведьмака. Либо его куратор слишком продвинутый дед, либо Отабек Нурланович все-таки не так стар, как думал Юра.              Плисецкий проходит в кабинет, раскладывает свои вещи на столе, несколько раз протирает очки, чтобы не было разводов. И садится за учительский стол, замирая в ожидании человека, который в конце этого месяца будет решать его судьбу.              Но Отабек Нурланович не появляется ни тогда, когда в класс заглядывают сонные девятиклассники, ни даже когда звенит звонок. Юра начинает урок, первое время поглядывая на дверь, но потом расслабляется. В конце концов, срать он хотел на то, что про него думают другие. Он себя считает не то чтобы прям охуенным учителем, но по крайней мере не законченным дебилом уж точно.              Куратор не объявляется и к концу урока. Юра выдает домашнее задание и отпускает девятый класс на перемену. В кабинете остаются только пять человек, которые планируют сдавать экзамен по английскому языку. Юра из своих распечаток выдает им задания, которые он искал полвечера, обозначает сроки сдачи и выгоняет школьников из кабинета.              Он плюхается на стул, смотрит в потолок. Ну и где ходит этот Отабек Нурланович? Неужели он из тех, кто спихивает всю свою работу на студента-практиканта, а сам гоняет чаи в учительской? Но кто Юра, чтобы судить его. Он, наверное, и сам бы так делал. У учителей не сильно-то много времени, чтобы поесть или сходить в туалет в течение дня.              После третьего урока к нему заглядывает Мила, которая снова поет дифирамбы своему наставнику, которого он называет Жан-Жак. Юра закатывает глаза. Имя этого человека такое же пафосное, каким его Юра себе и представлял.               — А твой где? Так и не приехал? — Мила сидит на краю учительского стола.               — Приехал, — Юра кивает в стороны термокружки на подоконнике. — Только я его пока так и не видел. Наверное, в учительской свою командировку отмечает.              Бабичева хмыкает и со звонком упархивает в свой кабинет и дальше влюблять детей во французский язык.              Юра отводит ещё один урок, теперь уже с началкой. С ними прикольно, они забавные. Но от песенки про части тела его через две минуты начинает тошнить. Он представляет, как глупо выглядит со стороны, пропевая коленки, плечи, руки ноги и одновременно прикасаясь к этим частям тела. Но дети в восторге, и это самое главное.              После звонка, оставшись в кабинете один и уже собираясь в столовую, Юра замечает сообщение от Милы, которая, едва попадая по клавишам, сообщает, что не сможет пойти с ним поесть, потому что её куратор попросил её сводить один из классов в музей вот прям щас. И Мила, конечно же, не смогла отказаться. Юра её понимает, не осуждает и даже немного завидует. Потому что его куратор похоже забил на него болт.              В столовой как обычно не протолкнуться. Плисецкий не рискует влезать в очередь со словами «Я учитель, пропустите», потому что какой-нибудь пятиклассник обязательно пошлет его нахуй и правильно сделает. В очереди за едой не должно быть иерархии. Кто успел — тот молодец.              Он разглядывает на витрине немногочисленные булки и салаты в пластиковых контейнерах, которые ещё не успели разобрать, сжимая в руке сотку. Юра уже собирается было попросить буфетчицу продать ему последний салат оливье, как вдруг мимо него протягивается рука, а голос сзади просит: «Оливье, пожалуйста».              И буфетчица, как будто ничего такого и не произошло, забирает у него деньги и отдает последний салат. Последний! Мать его! Салат! Который хотел Юра!              Плисецкий медленно разворачивается, натыкается на слегка насмешливый взгляд, который словно говорит «Кто успел — тот успел, а ты — лох». В столовой уже почти никого нет, все разбежались по кабинетам. Парень стоящий перед ним не сильно выше него, все пара сантиметров. Белая рубашка, галстук, черные джинсы и идеально белые кроссовки. Юра осматривает его, глядя поверх очков. Встречается с ним взглядом. То ли казах, то ли китаец. И Юра ни разу не расист, но за последний салат оливье он готов как минимум убить, как максимум развязать войну.              Плисецкий протягивает руку и под охуевшим взглядом стоящего перед ним человека забирает у того контейнер с салатом, вкладывая вместо него в чужую ладонь сотку. Парень удивленно поднимает брови, глядя то на сотку в руке, то на салат, который держал Юра.               — Не понял… — начинает было он, но Юра его перебивает, сам удивляясь своей наглости.               — В следующий раз этот салат окажется у тебя на голове, ферштейн?              И, обойдя парня по широкой дуге, направляется к выходу. Сердце в груди бешено колотится, разгоняя адреналин по венам. Юра терпеть не может конфликты, особенно после того случая в школе. И всегда старается их избегать. Но видимо в этот раз салат стал последней каплей. И дело даже не столько в салате, сколько в наглости. Если Юра выглядит как школьник, это не значит, что с ним можно так обращаться.              В кабинете Юра жует холодный салат, в котором местами попадаются кусочки льда, и чувствует невероятный эмоциональный подъем. Вкуснее обычного шашлыка, только украденный шашлык, однажды сказала Мила и полезла воровать груши на частную территорию. И пусть Юра салат не украл, но свою позицию отстоял.              Доедать салат Юре приходится, активно работая челюстями, пока дети раскладывают учебники и тетради на столе. В середине урока ему приходит сообщение от Лилии Александровны с просьбой зайти к ней после урока, чтобы познакомиться с куратором.              Наконец-то, думает Юра, этот товарищ про него вспомнил. Он закрывает кабинет на ключ и идёт к завучу. Та сидит за своим огромным столом, что-то бодро печатая на клавиатуре.               — Лилия Александровна, вызывали?               — Да, Плисецкий, — отвечает она, не отрываясь от экрана компьютера, только машет рукой куда-то ему за спину. — Знакомьтесь, ваш куратор — Отабек Нурланович. Прошу любить и жаловать.              Юра поворачивается и чувствует, как сердце пропускает удар. Перед ним, скрестив руки на груди, стоит тот самый парень, у которого Юра отобрал салат. Отабек Нурланович смотрит на него, чуть приподняв брови. Юра пытается выдавить из себя хоть что-то, похожее на улыбку.               — Приятно познакомиться, Юрий Алексеевич, — говорит Отабек Нурланович.              И Юра понимает, что хорошей оценки за эту практику ему не видать.