Тонкая красная линия

В тебе нашли последний свой приют Мне близкие и памятные лица, И все тебе с поклоном отдают Моей любви растраченной частицы. Всех дорогих в тебе я нахожу И весь тебе - им всем - принадлежу. У. Шекспир. Сонет 31. Перевод С. Маршака.

      В стремительном потоке времени события порой бурлят настолько сильно, что бросают лодчонку бытия как заблагорассудится, вопреки желаниям пассажира. И хотя судьба Рихарда действительно была похожа скорей на горную реку, чем на ленивую синюю ленту, медленно петляющую в пологой долине, она все же долго благоволила ему, давая возможность самостоятельно обходить препятствия. Пусть это далеко не всегда выходило успешно, зато все набитые шишки были исключительно его заслугой, а не волей злого рока. И даже если новая стремнина не сулила ничего хорошего, он все же надеялся, что однажды сможет учесть прежние ошибки. Чувствовать себя хозяином собственной жизни было приятно. Надежно. Правильно.       Как же он заблуждался! Этот контроль оказался иллюзией. Все предопределено. Почти все. Ему осталось только два выхода: смириться или разорвать порочный круг. Глоток Еще один И еще       Опустевший стакан с глухим стуком вернулся на деревянную столешницу. Тело быстро затопила приятная расслабленность. Вставать не хотелось. Ноги казались ватными. Голые ветви за панорамным окном проткнули яркий красный диск, дрожащий над черным горизонтом.       Стеклянная колесница засветилась розовым изнутри. Укоризненно фыркнув, лошадь вдруг сорвалась с места, и колеса закрутились. Сияние стало невыносимым. Рихард прикрыл глаза. Кончики пальцев нащупали красную нить на запястье. Этот самодельный браслет – единственное свидетельство того, что все было взаправду. Он не сошел с ума. Нет, он не собирается сдаваться! Пусть его выбор и ограничен, но он все же есть. Теперь-то он все сделает правильно. *** Полтора года назад.       Вечно бодрствующая Ораниенштрассе была наполнена людьми. Теплый июльский вечер впитывал звуки окружающих клубов и баров, наполнял легкие и отдавался в висках пьянящим летним гулом. Взвинченный после очередной ссоры с Марго, Рихард глубоко вдохнул. Сжавшая горло невидимой рукой обида постепенно отпускала. Пара бокалов пива, и он снова будет в порядке.       Звонок мобильного всколыхнул едва улегшееся раздражение. Рихард чертыхнулся и притормозил у фонарного столба, вытягивая трезвонящий телефон из кармана тесных джинсов. - Где тебя носит? – пробасил на том конце Тилль, не дожидаясь приветствия. - Буду через 10 минут. - Шевелись, а то мы тут без тебя все пиво выпьем. - Мы? – снова зашагав вперед, Рихард нащупал в заднем кармане пачку сигарет. - Я тут с парнями познакомился. Все забито было, и я к ним подсел. Одного Пауль зовут, а второго… Как тебя? – спросил Тилль куда-то в сторону. – Кристиан, да. Они тебе понравятся.       Рихард поморщился. Способность Тилля заводить друзей в любых обстоятельствах порой поражала. Иногда Рихард думал, что если отправить Линдеманна в космос, то он уже через пять минут инициирует для землян первый контакт. - Ладно, скоро буду, - буркнул он в трубку. Настроения общаться с новыми людьми не было. Да еще и дурацкая сигарета никак не хотела покидать пачку. Внутри снова нехорошо зазудело. Словно жгучим перцем посыпали. К раздражению примешалось странное возбуждение. Предвкушение.       Он нажал отбой и шагнул на проезжую часть, пытаясь прикурить на ходу. Сбоку раздался громкий гудок автомобиля, визг тормозов, а потом наступила тьма. ***       Пришел в себя Рихард уже в больничной палате. Левая рука была в гипсе. Голова раскалывалась. Сидевшая у кровати Марго тут же бросилась его обнимать и просить прощения. Ее лицо еще хранило серые дорожки слез. Рихард почувствовал горечь во рту, но не отстранился. Появившийся через пару минут Тилль только пробурчал что-то про испорченный вечер, хотя в его глазах читалось облегчение. Когда оба ушли, Рихард устало откинулся на подушки. Пару недель назад он отпраздновал сорок восемь лет, а теперь едва не погиб под колесами автомобиля. До этого он никогда не задумывался о смерти. И о том, как жил эту жизнь. Может быть, он все-таки делает что-то не так? Может, стоит что-то изменить? От тоскливых мыслей отвлекла боль, прошившая правое запястье. Наверное, повредил при падении…       Из-за легкого сотрясения врачи настояли на том, чтобы он остался в больнице. Рабочие продюсерские дела пришлось отложить. Возможно, именно поэтому всю следующую неделю его преследовала мысль будто он что-то упустил. А на седьмую ночь он увидел первый сон.       Ощущение чужого присутствия. Невидящие глаза широко распахнуты в никуда. Он протягивает руку, пытаясь нащупать хоть что-то в этой тьме. Мягкое прикосновение к правому локтю заставляет вздрогнуть. Но страх неизведанного тут же отступает. Незнакомец перехватывает его левую ладонь и кладет на плечо стоящего впереди человека. Рихард аккуратно шевелит пальцами, чувствуя под ними грубую рогожу. Сзади и чуть левее глухой голос шепчет молитву, но потом вдруг резко прерывается и громко произносит: «И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» [1].       Мужчина, за которого он теперь держится, делает шаг вперед, и Рихард послушно следует за ним. Чужой посох глухо стучит о мощеный камнем пол [2]. По тому, как рвано дергается плечо под левой рукой, Рихард осознает, что ведет их такой же слепец. Рядом продолжают шептать молитву. Они бредут в чернильную неизвестность.       Первый прикоснувшийся к нему все так же мягко поддерживает его, двигаясь чуть позади. Чужие пальцы периодически шевелятся в сгибе его локтя, словно поглаживая, а затем вдруг скользят по предплечью к ладони, вплетаются в его собственные. Живое человеческое тепло перетекает в руку, толкает вперед. Рихард сжимает чужую ладонь и пытается зажмуриться, но вместо привычных белых бликов под веками вспыхивает лишь тонкая красная линия.       Сон резко оборвался. Распахнув глаза, Рихард обнаружил себя в той же палате. Солнечное утро было нереальным, блеклым как кадры на старой пленке. На минуту подумалось, что он все еще спит, но загипсованная левая рука отдалась тупой болью, доказывая обратное. Странно. Он всегда думал, что сны – это картинки. Ведь даже слепые видят во сне образы, разве не так? Оказалось, что нет. В этот раз с ним были только ощущения. Пугающе реальные. Он посмотрел на свою правую руку. Иррационально захотелось снова ощутить то теплое прикосновение, поддерживавшее его. Рихард нахмурился. К черту все! Это лишь последствия травмы. Он и так целую неделю переосмысливал собственную жизнь. Хватит копаться в себе. Нужно просто жить дальше. Хотя бы ради дочери. Он схватил лежавший на тумбочке телефон и принялся искать номер Марго. Ему захотелось увидеть Максим. ***       Пять недель пролетели в мгновение ока. Их отношения с Марго немного наладились. Рихард действительно старался. В моменты общения титаническим усилием воли прикусывал язык, чтобы не припоминать бывшей женщине старые обиды. Теперь он часто оставался посидеть с дочерью, несмотря на наличие гипса. Остальные его травмы уже прошли, но правое запястье все еще периодически тянуло.       Гипс сняли спустя шесть недель с момента аварии. В тот вечер он впервые после долгого перерыва достал из мини-бара алкоголь, решив отпраздновать долгожданное событие.       Огромная плазма на стене осветила темную комнату. Рихард быстро переключил музыкальное шоу, к раскрутке которого приложил руку. Сегодня он был сыт работой по горло.       Выбор пал на канал о живой природе. Глядя как трепещут уши оленей, живущих в окрестностях озера Хим, он развалился на диване и сделал первый глоток виски.       Пылинки лениво танцуют в недвижимом воздухе залитой солнцем мастерской. Гончарный круг поскрипывает, мерно вращая скользкую заготовку. Что получится из этого бесформенного комка? Вязкая масса тянется вверх под упрямыми пальцами. Он лепит свою жизнь [3].       Смущаясь этой странной мысли, Рихард останавливает круг. Вытирает руки о фартук, поднимается, чтобы зачерпнуть воды из стоящей в углу бочки. Жадно отпивает из кованого ковшика. Внимание привлекает одна из вещей, стоящих на полке с готовыми изделиями. Небольшая крынка с повязанной вокруг горловины красной шерстяной нитью. Рихард отставляет ковшик и тянется к сосуду. На округлом глиняном боку аккуратный геометрический узор, похожий на солнце с острыми лучами. Рихард ведет пальцами по затвердевшим бороздкам. Для кого он с такой любовью делал этот рисунок?       В дверь стучат. Он распахивает ее. Яркий солнечный свет ударяет в лицо, заставляя на секунду ослепнуть. А потом из белесой дымки проступает сочная пасторальная картинка: сияющий изумрудной зеленью луг, поблескивающее чуть в стороне озеро и нависающая над ним гора. Но Рихард уже не видит этой баварской идиллии, потому что все его внимание приковано к стоящему на пороге невысокому мужчине в ледерхозен и шляпе с пером. Тот вытаскивает изо рта колосок и широко улыбается ему. И Рихард в ту же секунду осознает, что крынка, которую он все еще сжимает в левой руке, предназначена именно для этого гостя.       Реальность дернула сознание на себя. Ударила в голову излишками алкоголя. Рихард заморгал, щурясь от яркой зелени на экране. Полосатая спина мелькнула в зарослях джунглей. Диктор нараспев процитировал Уильяма Блейка: Тигр, Тигр, жгучий страх, Ты горишь в ночных лесах. Чей бессмертный взор, любя, Создал страшного тебя?       «Любя», «создал», «тебя». Слова рыболовными крючками впились во все еще одурманенное сознание. Слабо трепыхаясь, оно отказывалось анализировать увиденное во сне. Пьяный бред, не иначе. Рихард потянулся к пульту. Непослушными пальцами нащупал кнопку выключения. В комнате стало темно и тихо.       Подхватив со стола бутылку с остатками виски, он побрел в спальню. Остаток ночи прошел без сновидений. Утро встретило тупой головной болью и звонками помощницы. Теперь все казалось пустяковым. Он просто напился, вот и все. Запястье тоскливо заныло. Кажется, стоило сходить к врачу. *** - Герр Круспе, вы абсолютно здоровы. Последствий травмы на снимках не видно. Скорей всего у вас просто туннельный синдром. Постарайтесь поменьше сидеть за компьютером, - строгий сухощавый доктор в круглых очках что-то быстро записывал в медкарте.       Рихард еще раз оглядел экспозицию дипломов за спиной эскулапа, раздраженно дернул уголком губ, но перечить не стал. Буркнул что-то на прощание и вышел из кабинета. Рука действительно не болела уже неделю как. С момента того последнего сна. Рихард замедлил шаг и остановился у зеркала в большом светлом холле. Каждый раз как он вспоминал о странных сновидениях, в районе солнечного сплетения разливалось тепло, будто кто-то прикладывал грелку. Ощущение было приятным, но его необъяснимая природа пугала. Почему они вообще так врезались ему в память? Почему казались настолько реальными? Он гончар. Смешно. Нет, это все возрастной кризис. Что теперь? Стать отшельником? Купить мотоцикл? Начать собирать модели кораблей? Бред. - Вы в порядке? – голос молодой сотрудницы клиники заставил вздрогнуть. Рихард понял, что уже несколько минут стоит и бездумно пялится на собственное отражение. - Все отлично, просто задумался, - он криво улыбнулся в ответ на обеспокоенный взгляд.       Октябрьский Берлин давил серостью. Квартира встретила удушливой пустотой. Глубоко на задворках сознания мелькнуло слабовольное желание послать все к черту и уехать в отпуск. На юг, к солнцу и морю. ***       Огонь масляной лампы танцует в душной ночи, выбрасывая копоть к матерчатому пологу. Где-то недалеко поет и обиженно плачет океан, не давая желанной свежести. Ветви окружающих деревьев тянутся к песочной ткани. Несколько обезьянок, привлеченные светом, свешиваются вниз, заглядывая в шатер. Окончательно осмелев, они затевают крикливую драку, перепрыгивают с ветки на ветку, как мысли в беспокойном сознании [4].       Рихард лежит на мягких, расшитых цветными нитями подушках. Напротив него невысокий мужчина с феской на голове сидит по-турецки на желтой шкуре. Он наливает в бокал вино из старой бутылки. Жидкость льется тонкой гранатовой струей, манит ягодным ароматом. Но Рихард жаждет не напитка, а внимания спутника. Так откровенно, так настойчиво. Пытается докричаться взглядом, передать на расстоянии мысль: «Взгляни же на меня!». Тот, будто и вправду почувствовав это, отставляет бутылку в сторону, поднимает глаза и улыбается. Его взгляд лучится веселым теплом. И Рихард вдруг слышит в собственном сознании тихое «Всех дорогих в тебе я нахожу».       Едва пробудившись, он нащупал телефон под соседней подушкой и, сонно щурясь, принялся искать в интернете прозвучавшую в голове фразу. Шекспир? Да он ведь никогда не читал его поэзии! Рихард пробежал глазами сонет и ничего не понял. Он первый раз в жизни видел этот текст.       Мозг, как застоявшийся мотор, медленно набирал обороты. Что за причудливые игры сознания? Кто этот мужчина, что снова приснился ему? Рихард узнал его в последнем сновидении, но не мог вспомнить в реальности. Черты все время ускользали, размывались, как акварель под влажной кистью. Осталась только улыбка. Словно спутник был чеширским котом, растворившимся в воздухе. И что это за дикие мысли? Эта жажда внимания. Потребность в признании. Внутренний трепет от интимности момента. Будто они были по-особому близки, как… любовники? Да он ведь даже не знает этого мужчину!       В тот день Рихард скурил в два раза больше сигарет. От никотина ломило голову. После нескольких деловых встреч он заперся дома и провел остаток вечера, просматривая фотографии в старых альбомах и на компьютере в отчаянной попытке отыскать на них улыбчивого незнакомца. ***       От прыгающих на экране строк в глазах начало рябить. Рихард снял очки и устало откинулся на спинку кресла. Завтра предстояла сложная встреча по поводу невыполненных условий одного из контрактов. Чтобы подготовиться, он просмотрел уже кучу связанных с делом документов. Это могло облегчить процесс, но все равно не избавило бы от стресса. Он был уверен, что клиент, собиравшийся превратить своего бездарного сынишку в суперзвезду, найдет остатки его продюсерского сердца и съест чайной ложечкой. А он, Рихард, пережив часовой позор, поедет в бар зализывать раны. Ему не привыкать. Но почему-то в этот раз ему претила сама мысль о том, что придется пройти экзекуцию, пусть и заслуженную. Внутри завыло так же по-ноябрьски тоскливо, как и за окном.       Холодная постель нехотя приняла уставшее тело. Он долго не мог уснуть, ворочаясь из стороны в сторону. А потом замер, различив тихий плеск воды где-то поблизости.       Он налегает на весла, слушая мерный скрип уключины, периодически бросая взгляд через плечо на себя самого, сидящего у руля [5]. Под шерстяной плащ и тунику забирается холод. Густая лесная поросль нависает с двух сторон над мутной водой. На секунду сердце екает и замирает, словно в него прилетела тонкая самодельная стрела, пущенная невидимым врагом [6]. Но голова абсолютно пуста. Признак нарастающего безумия. Наконец, заросли расступаются. Лодка утыкается носом в прибрежный ил. Рихард встает и перешагивает через борт, облегченно ощущая твердую землю под ногами. Делает десять шагов вперед, но, обернувшись, видит, что его двойник остался сидеть в лодке.       Поколебавшись всего секунду, Рихард отворачивается и неуверенно бредет вверх по склону. Стоит реке скрыться из виду, как окружающий мир мгновенно меняется. Теперь он лежит в непроглядной тьме. Вокруг лишь чужое мерное дыхание. Кто-то тихо напевает снаружи. Слов не разобрать. Часовой. Пытается отогнать звуки ночного леса, обступившего тенторий со всех сторон. Бесполезно. В лесу скрывается неуправляемая первобытная сила. Они пришли, чтобы укротить ее. Чужая земля. Дикая земля. Так далеко от цивилизации. Они умрут во славу империи, выстроившись тонкой красной линией завтра на рассвете. Он чувствует это. Тело пробивает дрожь.       На плечо ложится теплая рука. Скользит вниз к предплечью. Кто-то прижимается со спины, согревая. Знакомый голос едва слышно произносит несколько слов на латыни, а в голове само собой звучит: «Храбрость заменяет стены [7]. Спи».       Рихард открыл глаза. Белая шершавая поверхность потолка плавилась от духоты, готова была стечь вниз. Залепить лицо. Завернуть в бумажный лист камнем отяжелевшее сознание. После четвертого сна ему стало действительно страшно. Что с ним? Почему в этих сновидениях все казалось настолько реальным?       Уже сидя на пустой кухне с чашкой крепкого кофе и сигаретой, он снова и снова прокручивал в голове обрывки увиденного. Тенторий, империя, латынь… Он ведь не знает латыни! Как он вообще понял фразу? И что за место было на этот раз? Теперь он старался бережно сохранить в голове все, что мог воспроизвести на утро. Все до мелочей.       Сны не имели хронологического порядка. Их тематика была самой разнообразной. Разные места, разные эпохи. Не менялось лишь одно: его спутник, лица которого он каждый раз не мог вспомнить после пробуждения. Только голос и серо-синие глаза. Их обладатель не снился ему уже почти месяц. И вот, когда на носу была важная встреча, вдруг дал о себе знать. - Спасибо за поддержку, - Рихард досадливо ткнул окурком в пепельницу. Недопитый кофе отправился в раковину. ***       Канун Рождества выдался богатым на рабочие мероприятия: встречи, съемки, подписания новых контрактов. Грядущий год обещал быть успешным. В этой кутерьме Рихард даже ненадолго подзабыл о редких беспокойных снах. Марго предложила по-семейному провести каникулы в Альпах вместе с друзьями, и он согласился.       Когда до отъезда оставалось три дня, он принялся собирать вещи. По работающему фоном телевизору молодой Даниэль Брюль снова прощался со страной, которая существовала только в воображении его матери [8]. Рихард помнил, что присел на диван лишь на минуту…       Он идет по длинному серому коридору, привычно отсчитывая шесть окон [9], выходящих во внутренний двор. Шесть окон, и он уже у знакомой обшарпанной двери чужого кабинета. Постучать и, не дожидаясь ответа, войти. Потому что они договорились. В этот час их никто не побеспокоит.       Справа на стене портрет Маркса. В углу два флага, советский и ГДР. Знакомый ему «незнакомец» сидит за столом, заваленным красными картонными папками. Поднимает голову от очередного документа, забывая про абзац, только что перечеркнутый тонкой красной линией. Выражение лица из сосредоточенно-хмурого мгновенно меняется на улыбчивое. Рихард испытывает крамольное удовольствие, видя это превращение из винтика в государственной машине в настоящего человека.       Он садится на стул напротив. Их разделяет массивная дубовая столешница. Мужчина придвигает к нему пачку сигарет и откидывается в кресле. Они молча закуривают, неотрывно глядя друг на друга. И Рихард знает, что им даже не нужно говорить. Все работает как идеальный механизм. Лучше, чем их хваленая социалистическая система. Встречи на конспиративной квартире как по расписанию. Строго рассчитанные часы рядом на матрасе под распахнутым в высокое голубое небо окном; часы, дающие невиданное, острое ощущение свободы. Той, которую человек может переживать только при огромном риске лишиться ее навсегда. - Зиндерман [10] думает, что мы тут с тобой строим заговор. - Знал бы он, чем мы на самом деле занимаемся, с ума бы сошел, - Рихард лукаво улыбается.       Короткий смешок собеседника, такой чужой для этого серого кабинета, снова отдается ласкающим теплом в груди. И Рихард, поддаваясь глупому порыву, тушит недокуренную сигарету в переполненной пепельнице, поднимается и обходит стол, чтобы поправить партийный значок на лацкане чужого пиджака.       Сон оборвался. По телевизору уже давно шли новости. Рихард поморщился от боли в затекшей шее. Запястье привычно ныло. Ладно, может быть, виноват фильм. Но почему ему снятся отношения с незнакомым мужчиной. Он сходит с ума? Тревожные мысли колесом телеги проехались по раскисшему сознанию. Он достал мобильный и нашел недавний входящий. - Тилль, привет! Мне нужно с тобой поговорить.       Видимо в интонации Рихарда было что-то такое, что заставило его приятеля пропустить привычные подначивания. - Что случилось? - Ничего серьезного. Но давай не по телефону, ладно? - Буду через полчаса.       Он рассказал Тиллю почти все. Тот долго смотрел на него и в итоге посоветовал обратиться к психологу. Рихард уже задумывался об этом. Но все равно испытал разочарование. Он и сам не знал, что именно хотел услышать от друга. Слова сочувствия? Полезный совет? Бред. Он и так поделился с ним сокровенным, хотя и не сказал самого главного: во сне рядом с незнакомцем его накрывали такие ощущения, которых он никогда не испытывал в этой жизни. ***       Зимние праздники прошли как в тумане. Марго постоянно спрашивала его, все ли в порядке. И Рихард, как назло, давал повод для подобных вопросов. Он часто застывал, погружаясь в собственные мысли. Снова и снова ловя слепки даже не образов, а ощущений, пережитых в странных снах. На Рождество глупо, по-детски, загадал желание узнать, кто же этот мужчина, вошедший в его жизнь через иную реальность. Но затяжной холодный январь принес с собой лишь белую бессонницу. Рихард стал часто просыпаться по ночам. Ему почти перестали сниться даже обычные сны. ***       Он понимал, что Марго предлагала ему вернуться. Нет, она не говорила об этом прямо, но ее поведение и отношение к нему делали ситуацию очевидной. Она все чаще просила его прийти навестить дочь в то время, когда сама была дома. Касалась его словно невзначай, смотрела с затаенной надеждой. Рихард был уверен: намекни он в ответ, и она бы загорелась как спичка. Усилила бы напор. Но у него не было никакого желания затевать этот танец. Рядом с ней он чувствовал себя просто уставшим мужчиной, чье будущее расписано по часам до самой смерти. Хотя его апатия, казалось, не смущала ее, а только раззадоривала.       Тилль говорил, что причина его состояния – банальный кризис среднего возраста. Совал ему номера каких-то знакомых молодых женщин. И, видимо, отчаявшись, даже посоветовал однажды просто снять проститутку. Но Рихард игнорировал все его предложения. Окружающий мир теперь казался ему пресным, лишенным чувственного. Каждый вечер, уже лежа в постели, он пытался вспомнить детали прошлых сновидений в надежде вызвать новое. Иногда фантазируя о том, как могли бы развиваться события.       В один из вечеров, выйдя из душа, он просто встал у зеркала и начал разглядывать себя. Тело оставляло желать лучшего. Залегшие под глазами складки выдавали истинный возраст. На висках пробивалась не закрашенная седина. Он осторожно обвел кончиками пальцев ключицы и скользнул к мышцам груди. Сколько еще он сможет вызывать чужой интерес? Лет пять, десять? Потом изношенная оболочка уже не сможет компенсировать трудный характер. И он останется один. До самого конца. Разве есть в этом мире кто-то, кто примет его таким, какой он есть?..       Где-то далеко внизу играет скрипичный квартет. Он лениво скользит взглядом вдоль приподнятого полога балдахина, замирая на красной груде шелка, растекшейся по полу. Оборка разорванного корсажа тонким алым ручейком вытекает из кринолинового озера. Позвоночник обдает теплым дыханием. Рихард пытается перевернуться на спину, но чужие руки мягко, но настойчиво удерживают его. Он лишь видит, как на подушку в изголовье падает белая карнавальная маска. Чувствует чужую кожу своей. И вдруг мгновенно пьянеет. От этого места, этого времени и человека, прижимающего его к накрахмаленным простыням.       Момент единения как ода радости. Чужое тепло повсюду. На его плечах, на бедрах, в нем самом [11]. Движения медленные, размеренные. Они качаются вместе в лунно-серебристом мареве.       Он никогда не испытывал ничего подобного наяву. Физическое сплетается с ментальным. Словно со стороны до него доносится собственный стон. Чужие пальцы чуть сильнее сжимаются на бедрах. Внутри сладко вспыхивает очередная искра страсти и тут же тонет в медовом потоке нежности от короткого бережного поцелуя в плечо. Ощущения переполняют, разрывают грудь ростками восторга.       Краем утекающего сознания он улавливает волчий вой и рассыпается на мириады серебристых осколков.       Его выбросило из сна в объятия влажных простыней. Вспотевшая кожа медленно остывала в прохладе комнаты. Все еще ошеломленный, Рихард заставил себя встать, дойти до кухни и сварить кофе. Глядя, как сигаретный дым чертит трехмерные руны в звенящем тишиной пространстве, он силился вспомнить хоть какие-то детали. Увы. Все как обычно. Только чертово алое платье на полу, белая маска и дивное ощущение жара. Жалкие крупицы. Проклятый сон оставил после себя лишь горькое послевкусие не обретённого. ***       Мартовские улицы цвели белым и розовым. Рихард поймал себя на мысли, что теперь постоянно ищет в толпе гостя из снов. Хотя он даже не мог вспомнить, как именно тот выглядел. Навязчивая идея понемногу превращалась в одержимость. Но ему уже было все равно.       Башни возвышающегося на горе замка безмолвно взирают на очередное бессмысленное побоище. Несколько десятков людей жестоко схлестнулись на опушке расстилающегося у подножья леса. Тишину разрывают звуки лязгающих мечей и рвущиеся из глоток выкрики. Кровь внутри пенится гроздьями гнева. Грудь раздувается как меха, чтоб поддерживать внутри этот выжигающий душу огонь. Убивать друг друга за власть, деньги и землю – таков их удел.       Рихард здесь только ради своего спутника. Они прошли вместе долгий путь до гроба Господня. Молились под куполом Святой Софии. Видели усеянное звездами небо над Анатолией. Умылись кровью врагов в переулках у Храмовой горы. На то была Божья воля [12]. Они вросли друг в друга. И ни один меч не сможет разрубить эту связь. Поэтому, когда Рихард краем глаза замечает, как его спутник падает на землю, как враг заносит над головой боевой топор, он бросается вперед, чтобы предотвратить смертельный удар. Увы, у всякой благодати есть свой срок. В ключицу впивается арбалетный болт. Еще один, прошивая доспехи как масло, вонзается в грудь. Из пробитого легкого со свистом выходит воздух. Третий прилетает в левый глаз [13]. Но это уже не важно, потому что угасающее сознание вопит от ужаса и отчаяния, видя, как из чужой шеи хлещет тонкая красная струя.       Марго открыла дверь и, увидев его бледное лицо, взволнованно прижала руку к груди. - Рихард, что случилось? - Можно войти? - Конечно!       Ту ночь они впервые после долгого перерыва провели вместе. ***       Рихард прекрасно понимал, почему снова сошелся с Марго. Никакой романтики, никакого трепета. Она и Максим стали для него якорем в этой реальности. Иллюзией нормальности. Глупо было отрицать. Он ждал очередного сна. Сна, в котором судьба снова и снова сводила его с улыбчивым незнакомцем. Словно там, по ту сторону призрачной грани его все глубже затягивала неизведанная спираль. А здесь, наяву он затягивал петлю у себя на шее.       Они прожили вместе почти месяц в еще одной попытке построить хоть какое-то подобие семьи. Но когда в очередной вечер на Рихарда навалилась душная, пахнущая гнилью тоска, он написал Марго короткое сообщение, соврав, что останется у Тилля, выключил телефон и поехал к себе.       Жажда, жажда, жажда. Неуемная. Иссушающая сердце и душу. Лишь чужое прикосновение может утолить ее. Он грешен. Строгие лики смотрят на него с образов. Они все знают. Знают каждую его порочную мысль. В этих монастырских стенах невозможно ничего утаить. Губы исступленно шепчут послание к Галатам: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство…» [14]       Чужие руки, грубые и теплые, обхватывают его собственные, сложенные в молитвенном жесте, прерывая поток слов. Сегодня они уже принимали у него чашу с вином во время причастия [15]. Сегодня они протягивали ему облатку, когда он стоял на коленях и во все глаза смотрел на их владельца. Сегодня они вновь зажгли огонь похоти внутри. А он ведь думал, что ему удалось укротить голос плоти навечно! «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие…»       Этот голос… Так говорит его погибель! Чужие ладони по-прежнему сжимают его собственные. Он еще помнит терпкий вкус крови христовой на чужих губах и тепло этих рук на собственной коже. И грех, который он сейчас замаливает, в том, что он смотрел на этого мужчину как на Бога. И любил его сильнее…       Рихард перевернулся на спину. Помассировал веки, привыкая к свету. Пахнущий чистотой апрель за окном казался далеким и нереальным. Вставать не хотелось. Пить и есть тоже. Зачем он здесь? Какой в этом смысл, если он не может ощутить и доли того, что испытывает по ту сторону?       Время в каменном мешке кухни застыло безвкусным желе. Телефон завибрировал, подскочив на столешнице. На дисплее высветилась фотография Марго. Рука потянулась к аппарату, замерла в нескольких сантиметрах от него, а потом двинулась к сигарете. Рихард глубоко затянулся, задумчиво глядя на разрывающийся телефон. Марго звонила еще дважды. Он так ни разу и не ответил. ***       Рихарду казалось, что теперь он живет в воображаемом мире, и только редкие сны, приходящие раз в три-четыре недели, являются настоящей реальностью. После того раза, когда он остался ночевать у себя, ему пришлось пережить очередной разрыв с Марго. Он просто молча сидел и слушал, как она кричит на него. Наблюдал позорную сцену словно со стороны. Марго и сама вдруг выдохлась. Плечи ее безвольно опустились, а огонь в глазах погас. Казалось, она внезапно догадалась, что теперь вся эта игра в отношения бесполезна. А он, после того как наступила тишина, попросил только о разрешении видеться с дочерью.       Продюсерские дела по инерции еще шли сами собой, но многие коллеги уже начали смотреть на него с тревогой. Кристоф, отвечавший в их команде за рекламу, даже не выдержал и спросил, не подсел ли Рихард снова на какой-то наркотик. Вопрос вызвал дурацкий приступ смеха, из-за которого отрицательный ответ, видимо, прозвучал неубедительно. На следующий день Шнайдер всучил ему контакт нарколога. И теперь Рихард сидел на все той же пустой кухне и пялился на бежевый прямоугольник визитки. Ему бы больше пригодился контакт психиатра. Или же просто большая пачка снотворного…       Щетка скребет о сапог. Тупая головная боль ввинчивается в висок. Отвлекает. Путает мысли. Пятеро. Еще не мертвы, но уже и не живы. Его взгляд прикован к звезде на тощей груди. Иудово племя! Глупцы! Этот щит [16] никого из них не убережет. Он превратился в клеймо на каждом богоизбранном. Грязно-желтое. Тусклое. На засаленной полосатой ткани.       Он презирает их всех. Всех. Но не этого, с петлей на шее. Что такого в этом изможденном еврее? Желанный мой мне принадлежит, а я ему, он пирует и нежится среди лилий [17]       Шесть белых лепестков. Шесть лучей. Звезда сияет. Слепит ярче полуденного солнца. Откуда этот жар летнего сада посреди стылой осени? Бархатная кожура персика под пальцами. Стоит лишь коснуться, и спелый плод сам отрывается от ветви. Рука привычным движением отправляет его в отяжелевшую суму на плече [18]. Острый запах лилий. Пробирается в нос. Кружит голову. Становится удушающим. Сильней чем хваленый Циклон Б…       Он чувствует на себе чужой взгляд. Наконец поднимает глаза, сталкиваясь с серо-голубой хмарью. Как небо над головой. Плод запретный. Плод желанный. В этой жизни есть лишь один способ сорвать его… Пальцы на мгновение нервно взлетают к серебряным дубовым листьям на воротнике. Бесполезно искать ненависть в своем сердце. Снова к желтой лилии, к невыносимому сиянию. Куда же делась вся патина? Он должен покончить с этим. Должен ослепнуть, чтобы выбить наконец колоду из-под ног и услышать предсмертные хрипы.       Чужое тело конвульсивно дергается в объятиях смерти. Он больше не видит ничего и никого вокруг. Как закончилась казнь? Как прошел остаток дня? Это уже не важно. Он в своем кабинете. Свет настольной лампы вяло сопротивляется подступающим из углов тенями. На пустом столе перед ним лежит заряженный Walter. Он берет его и подносит к виску. Он уже видит себя со стороны. Видит повисшие плетьми руки, широко распахнутые тусклые глаза и дыру в виске, из которой к подбородку бежит тонкая красная струйка.       Пробуждение. Судорожный вздох. Рихард сел в кровати и растер грудь, пытаясь избавиться от ощущения сковавшего ее стального обруча. За окном занимался бледный майский рассвет. Как он вообще добрался вчера до кровати?..       Плитка на кухонном полу холодила ступни. Он нервно постукивал зажигалкой по столешнице, прижимая трубку к уху. Нужно было выговориться. Хоть кому-то! Долгие гудки наконец оборвались. - Черт, Рихард. Что-то случилось? - Я убил его.       По ту сторону на секунду воцарилось молчание. Ком, скопившийся в груди, двинулся вверх. - Кого? О ком ты? - Его. Во сне.       Динамик дохнул облегчением, но тут же, раздраженно дребезжа, выплеснул: - Ты в курсе, который час?       Рихард поморщился, отодвигая трубку от уха. - Почти год с того момента. Что если… - Рихард поколебался, - что если он мне больше не приснится? Что если это был конец?       Тяжелый укоризненный вздох. - Я ведь тебе уже говорил, что ты у меня в печенках сидишь со своими бредовыми снами. - Тилль, послушай… - Нет, это ты послушай! Я тебе еще тогда сказал, что тебе надо к мозгоправу, и говорю сейчас. Ты скоро окончательно свихнешься.       Остальное Рихард уже не слышал. Медленно опустил трубку и нажал отбой, прерывая поток звуков из динамика. Наверное, он и правда сошел с ума. ***       Он не праздновал день рождения. Наврал друзьям и коллегам, что улетает на выходные на курорт со случайной подружкой по совету психолога. Ни к какому психологу он, конечно же, не ходил. И подружки тоже никакой не было. Он просто отключил все телефоны и заперся на несколько дней дома, топя тоску в алкоголе.       Два запойных дня пролетели как в тумане. Он не планировал пить в воскресение. Даже привычно завел будильник, чтобы приехать вовремя в офис в понедельник. Но трезвое сознание давилось одиночеством пустой квартиры, поэтому оставшаяся в шкафу бутылка коньяка быстро перекочевала на стол.       В голове снова был только мужчина из сновидений. Неужели он так и будет приходить к нему во сне каждый месяц до конца жизни?! Самое страшное, что теперь он тосковал по нему как по своему возлюбленному, даже не помня лица. Даже не зная, существует ли тот на самом деле! Черт возьми! За что ему это? Какое-то наказание?       Потерявшая вкус жидкость прокатилась по пищеводу. Пьяное сознание не выдержало очередной порции алкоголя.       Теплый летний вечер. Мощный прожектор подсвечивает середину сцены. Огромный стадион забит народом. Огоньки мобильных словно светящиеся медузы в ночном море. В руках гитара, и Рихард точно знает, что нужно играть. Пальцы сами собой перемещаются по ладам. Он видит в первых рядах в толпе девушку в наряде невесты [19]. Она машет ему маленьким букетом темных роз, перевязанных тонкой алой лентой. Указывает на кого-то на сцене. Он поворачивается и сталкивается взглядом с приближающимся к нему вторым гитаристом. Ну конечно! Это он! Рихард так ждал новой встречи! Он жадно наблюдает, как на чужом лице, покрытом гримом и потом, расцветает привычная широкая улыбка. Гусиные лапки морщинок тянутся к вискам. Последняя нота смолкает и Рихард забывает про свидетелей. Притягивает своего спутника за шею и целует, с восторгом чувствуя, как тот отвечает. Многотысячная толпа взрывается криком, перерастающим в звон...       Рихард с досадой нащупал телефон, пытаясь выключить выставленный вчера будильник. Нет! Только не сейчас! Он ведь почти запомнил, как выглядел его спутник! Виски взорвались болью. Он уткнулся лицом в подушку и застонал, проклиная похмелье. ***       Он битый час вертелся у зеркала, пытаясь завязать тонкий красный галстук, идеально сочетавшийся с черной рубашкой. Сегодня был ровно год с момента аварии. Они с Тиллем снова договорились увидеться. Тот жаждал подробностей о незабываемом отпуске. Рихард уже придумал отличную легенду. Но чтобы ему поверили, выглядеть следовало свежо.       После еще пяти минут и двух кривых узлов он досадливо сорвал галстук. Для кого он вообще наряжается? И так сойдет! Все равно внутри он давно ощущал себя сморщившимся яблоком, забытым на дне садовой корзины.       В этот раз он был предельно осторожен на улице, ведомый каким-то странным суеверием. Огромный бар был полон людей. Рихард зашагал вглубь, ориентируясь по постерам, висящим на стене. Уже подходя к нужному столику, он замедлил шаг. Спиной к нему и лицом к Тиллю сидел невысокий мужчина в бежевом свитере и светлой шапочке. Он качнул головой в ответ на какую-то реплику, отчего дрогнули висевшие в ушах серебряные серьги. Запястье заныло и Рихард обхватил его пальцами левой руки. Тилль наконец заметил его и махнул. Загадочный собеседник обернулся. Рихард столкнулся с чужим взглядом и застыл на месте. Серо-синее марево. Как небо в предпоследнем сне. На секунду сознание затопило чувство узнавания, а затем грудь сковал страх. Незнакомец дернулся и пристально вгляделся в его лицо. А потом улыбнулся. Сердце Рихарда ухнуло вниз. Его будто дернули за щиколотки, переворачивая вверх тормашками.       Тилль что-то сказал, видимо поприветствовал его, только Рихард уже не слышал. Он застыл, глядя на невысокого мужчину. Тот протянул руку, чтобы поздороваться. - Пауль, - прозвучало тихо.       Голос! Он не мог спутать этот голос! Рихард на автомате ответил на рукопожатие. Сердце пустилось вскачь от чужого прикосновения. - Ты в порядке? – Тилль нахмурился.       Титаническим усилием воли Рихард взял себя в руки. Натянул на лицо улыбку и кивнул. Сел рядом с Тиллем. Тот бросил на него недоверчивый взгляд. - Боялся, что сегодня опять не доберусь. Представляешь, если это стало бы традицией? Каждый год попадать в больницу, - Рихард перевел взгляд на Пауля и снова почувствовал, как волнение сжимает горло.       Тилль, кажется, расслабился после его реплики. Хлопнул по плечу и улыбнулся. - Кстати, об этом. Помнишь, я говорил, что в тот раз познакомился с парнями? Так вот, Пауль – один из них. Столкнулись сегодня снова совершенно случайно. Так что я тоже дежа вю поймал. - Что тогда произошло? – полюбопытствовал Пауль. – Я помню, как Тиллю позвонили, и он убежал. Мы даже контактами тогда не успели обменяться. - Да. Рассказывай давай, - Тилль ткнул его локтем в бок.       Рихард пересказал прошлогоднее происшествие. Потом все трое заказали еще пива. Разговор пошел веселее, и Рихард даже смог немного собраться. Пауль вызывал в нем смешанные чувства: притягивал и отталкивал одновременно. Энергичный, постоянно улыбающийся, колкий. Он моментально залезал под кожу. В жизни такие люди Рихарда обычно бесили. Но сейчас мысль о потенциальной словесной перепалке внезапно возбудила. В голове вспыхнула картина «горизонтального» примирения, и Рихарду стало жарко. Он поспешно отвел глаза от лица сидевшего напротив мужчины и наконец заметил на левом запястье того красную шерстяную нить. Слишком много совпадений. - Извините, мне сегодня нужно пораньше сбежать. Не напивайтесь тут без меня, - слова Тилля прозвучали как удар грома. С Рихарда тут же слетела все напускная расслабленность. Он хотел было запротестовать, но Пауль уже пожимал протянутую ладонь, прощаясь.       Когда Тилль ушел, между ними повисло неловкое молчание. Рихард крутил в руке зажигалку. Его взгляд блуждал по сторонам, иногда опасливо перескакивая на лицо Пауля. Тот смотрел в столешницу перед собой, о чем-то размышляя, а потом вдруг сказал: - Я знаю тут неподалеку одно заведение. Там музыка хорошая. Пойдем туда.       И не добавил «если хочешь». Рихард послушно кивнул и сразу поднялся. ***       Бар был гораздо меньше предыдущего. Уютный, со стенами, обшитыми темным деревом и добротной барной стойкой. Разве что белые скатерти в тонкую красную полоску смотрелись чужеродно на квадратных столах. Народу было достаточно. Играл рок-н-ролл.       Они сели в дальнем правом углу. Заказали виски. После пары глотков наконец-то завязалась непринужденная размеренная беседа. Пауль рассказал о себе. О своей работе в фирме по производству музыкального оборудования. Потом стал задавать вопросы. Рихард охотно отвечал. Смеялся в ответ на забавные комментарии. Упорно доказывал что-то. И вдруг почувствовал, что жив. Впервые за последние полгода. Неужели все дело в этом невысоком мужчине в шапочке и бежевом свитере, с тускло поблескивающими серьгами в ушах и улыбкой, от которой хочется сделать шаг с крыши?       Налившееся теплом запястье мягко покалывало. После второго стакана разговор неуловимо изменился. Из легкого стал вязким. Слова патокой растекались в спертом прокуренном воздухе. Источали мёд. Истончались, проявляя сокрытое, дымкой ложились на душу. Казалось, что границы реальности вот-вот сотрутся.       Повисла короткая пауза, а затем Пауль произнес, глядя на остатки виски в своем стакане: - Всегда любил такую атмосферу. Когда сидишь в приятной обстановке с приятным собеседником…Так значит ты сейчас один?       Рихарду показалось, что он услышал свист лески. Чужие глаза оторвались от янтарной жидкости и метнулись к его лицу. Стальной крючок впился в сердце. - Да. И пока меня все устраивает.       Чужой уголок рта скривился в подобии ухмылки. В глазах что-то вспыхнуло и угасло. - Я вот тоже наслаждаюсь свободой. И всегда готов хорошо провести вечер.       Пауль многозначительно приподнимает брови. Но улыбка такая осторожная, точно вокруг минное поле.       Рихард не понимает, что с ним. Голова словно ватой набита. Когда рок-н-ролл успел смениться блюзом? Почему свет такой приглушённый? Почему все так… Интимно? Их руки на столе в десяти сантиметрах друг от друга.       Он нервно сглатывает, глядя на этот короткий отрезок. Тонкая красная сетка на белой скатерти. Тонкая красная линия. Протянулась между их руками. Дотронуться. Нужно просто дотронуться. Доказать себе, что это все не сон! Запястье сжимает невидимая нить. Время замедляется. Пальцы сами тянутся к чужой руке. Подрагивая, ложатся сверху на тёплую кожу. Что он делает?! Он снова смотрит на Пауля. Тот замирает. Что это? Надежда? Но почему он тогда молчит? Неужели он все не так понял?!       Рихард одернул руку и резко отодвинулся от стола. Вскочил. В уши тут же ударил шум бара. Шарканье, смех, музыка. - Извини. Я сейчас, - он широкими шагами пересек зал, не оборачиваясь.       Холодная вода обожгла кожу. Рихард распрямился и посмотрел в белесое зеркало. На его лице отразился страх. Ошеломление. Непонимание. Что с ним? Он только что ответил на флирт едва знакомого мужчины. Лишь из-за слепой веры в судьбу! Или это вообще был не флирт?! А вдруг он просто напридумывал себе какую-то ерунду из-за этих дурацких снов?! Вот именно! Он выдает желаемое за действительное!       Выйдя из уборной, он свернул не налево, в зал, а к выходу. Нужно было покурить и собраться с мыслями. Боковой переулок был пуст, несмотря на теплый летний вечер. Не успев достать пачку, Рихард услышал, как распахивается дверь за спиной. Обернулся. Пауль сделал несколько шагов к нему и замер. Привычный мир вокруг оплавился и потек.       Пески времён шевелятся, наползают громадными дюнами. Ветер срывает с них настоящее. Они стоят друг напротив друга и смотрят в глаза. А вокруг лязгает оружие, пылают пожары, поднимаются и рассыпаются империи. Тела лишь сосуды. А души, вот они. Изранены. Посекло острыми камешками времени. Исцарапало щепками пространства. Столько шагов друг к другу. Раз за разом. В попытке укоротить навсегда эту чертову алую нить.       Где-то на периферии сознания Рихард отметил, как сломалась напряженная линия чужих плеч. Уловил встречное движение и вот уже сам подался вперед. Они столкнулись подобно двум волнам и крепко сжали друг друга в объятиях. Руки запутались в волосах. Рихард уткнулся носом в чужой висок и прошептал: - Пойдем ко мне. ***       Пальцы скользят по щеке к виску и вплетаются в волосы. Сжимают и чуть тянут. В груди разрастается необъяснимый вибрирующий восторг. Миг подобных ощущений точно стоил ожидания длинною в вечность. Их руки слепо блуждают по телам друг друга в странной попытке изучить физическую оболочку. Чужие губы словно откровение. Как человеческое тепло может быть таким всепоглощающим? Рихард слепо тыкается носом в чужую щеку, крепче сжимает объятия, чувствуя прошивающую тело судорогу, и, зажмурившись, снова теряется во времени и пространстве. ***       Когда солнце добирается до его подушки, он наконец открывает глаза. На миг пугается, думая, что это был сон. Но шум кофеварки на кухне заставляет успокоиться. Все детали головоломки идеально встали на свои места.       Они завтракают вместе. Разговаривают, не чувствуя абсолютно никакой неловкости. Словно они уже давно живут бок о бок. И если еще вчера Рихарда терзали какие-то сомнения, то теперь он уверен, что им предначертано было встретиться. Судьба сыграла с ним злую шутку год назад, но теперь-то он наверстает упущенное. - Знаешь, странно так, но ты ведь мне снился, - усмехается Пауль, отправляя в сушилку вымытую кружку. – Ерунда, да? - Нет. Ты мне тоже снился, - Рихард встает и подходит к нему. – Я боялся, что мы никогда не встретимся. Что все так и останется во снах.       Пауль молчит. Смотрит с усталой серьезностью, не отводя взгляда. Пытается понять, правду ли говорит Рихард или решил просто поддержать романтическую игру. Скептик и материалист, ему сложно принять это. Рихард же точно знает, что их пути пересеклись не просто так. Нужно просто показать это еще раз. Поэтому он находит указательным и средним пальцами сгиб чужого локтя и медленно скользит вниз вдоль вен к запястью под красный шерстяной шнурок. Надавливает, чтобы ощутить пульсацию крови. В ответ Пауль кладет другую руку ему на грудь. Биения сердец успокаивающе вторят друг другу. Этот диалог сейчас гораздо правдивей, чем любые слова. В сознании проносятся отрывки жизней из бесконечной вселенной. Рихард выныривает в свой мир и сталкивается с удивленным взглядом Пауля. Тот отмирает и заключает его в крепкие объятия. Похоже, его сомнения тоже рассеялись. ***       Месяц с момента встречи пролетел в мгновение ока. Рихард думает, что не жил раньше. Нет. Существовал. Был статистом. Но теперь наконец-то все изменилось. Он чувствует окружающий мир. Подмечает каждую дорогую ему мелочь: игру света и теней в вечернем парке; головокружительную синеву августовского неба; смешинки в глазах Пауля. Они проводят все свободное время вместе. На публике их сложно отличить от старых приятелей. Только за закрытыми дверями они позволяют себе большее. При этом Рихарду до смешного странно осознавать, что физическое в их отношениях оказывается второстепенным. Ему нужно спорить с Паулем утром по поводу выбора рубашки. Нужно ощущать душевное тепло, когда тот ободряюще целует его в висок. Нужно медленно гулять по вечернему городу плечом к плечу, разговаривая обо все подряд. В этом он видит новый смысл своей жизни. ***       Они выходят из бара далеко за полночь. Пауль собирается заказать такси, но Рихард останавливает его. - Давай пройдемся. Тепло так. - Ты уверен? Идти через полгорода. - Уверен. - Не встанешь же завтра. - Плевать. - Ага. А спину твою лечить я буду, - Пауль шутливо ворчит, но сам уже тянет его за локоть вперед по тротуару.       Они решают срезать путь переулками. - Хочу сказать о нас остальным, - выпаливает Рихард после затянувшейся паузы. - Уверен? – Пауль бросает на него пытливый взгляд. - Абсолютно. - Отлично. Потому что я уже сказал Олли и Флаке.       Рихард только усмехается и качает головой. Он уверен, что друзья Пауля спокойно восприняли эту новость. Насчет Тилля он тоже уверен. А вот Марго и некоторым коллегам скорей всего будет тяжело осознать подобное.       Перед поворотом в очередной переулок Пауль чуть притормаживает, поворачиваясь к нему: - Знаешь, я сегодня видел странный сон. Какой-то сгорбленный старик нес на спине мертвое тело [20]. Было жутковато.       Рихард прирастает к месту и чувствует, как холодеет внутри. Он сам не понимает, почему. Сердце будто сжимает ледяная рука. Из переулка раздаются женские крики о помощи. Пауль дергает его за рукав и бросается вперед. Застывший на месте, Рихард не успевает быстро среагировать. - Нет, стой! – кричит он, наконец обретя голос, и тут же бросается вслед.       А дальше все происходит как в худшем кошмаре. Короткая потасовка, пронзительный визг жертвы, убегающие прочь бандиты и оседающий на брусчатку Пауль. Рихард подхватывает его подмышки, пытаясь удержать. С ужасом слыша тихое хриплое «Риш».       Кровь на руках. Алая. Красный свет заливает сознание. И запястье больше не тянет. Нить. Нить оборвалась. ***       Три месяца в этом мире. Три пустых, никчемных месяца только при поддержке родных и друзей. Как будто всем было так важно, чтоб он дотянул хотя бы до пятидесяти. Тилль насильно запихнул его в клинику. Таблетки притупили душевную боль, лишая воспоминаний. В надежде на то, что уютные вечера в кругу близких смогут стать дополнительной терапией, врачи отпустили его домой на праздники.       Рождество было похоже на дурацкий спектакль, где все натянуто улыбались, пытаясь поддержать иллюзию нормальности. Следующим утром он вышел из коттеджа, чтобы покурить. Заметил, как на балконе появилась кутающаяся в пуховик Марго. Она следила за ним. Боялась, что он наделает глупостей. Рихард прошел к кустам у дальней ограды, оставляя следы на тонком слое снега. Под ногами рассыпались мелкие красные ягоды. Чуть поодаль обнаружился закоченевший трупик синицы. Неестественный излом крыла. Попалась кошке. Из вспоротого брюха тонкой красной линией протянулся кишечник, пачкая белое полотно розовыми разводами. Рихард долго смотрел на этот трагический натюрморт, снова и снова размышляя о том, что смерть – это не конец. Теперь он был в этом уверен. Он поднял голову к серо-голубому небу и глубоко вдохнул морозный воздух. Тихое утро. Он знает, что следует делать. ***       Все должны были вернуться не раньше десяти вечера. Он блестяще сыграл человека с оттаивающим сердцем. Даже Марго, кажется, поверила. Поэтому позволила ему остаться одному. В записке он отдельно попросил ее не винить себя.       Пригоршня снотворного на ладони – белое отчаяние. Кресло показалось невероятно уютным. Алая нить покалывала запястье, имитируя утраченное ощущение связи. Если этот мир не принял ее, то Рихард найдет другой. Он просто дождется мига, когда покинет это тело. Взгляд приковала подаренная кем-то из знакомых стеклянная колесница с запряженной в нее лошадью. Многогранная фигурка преломила лучи зимнего солнца, засветившись изнутри. Не отличишь от алмаза [21]. Сияние стало невыносимым, и он закрыл глаза…       Высокая фигура без лица в черном балахоне. Гигантские песочные часы. Где-то раздался крик роженицы, а затем плач младенца [22] . ***       Пьяная вечеринка только набирает обороты. В полутемную комнату врывается свет. Яркий, обжигающий. Безбашенный. Стоит подойти, сгоришь и не заметишь. И Рихард забывает, что за окном ночь. Щурится ослеплённо. - Привет! Я Пауль! - чужое крепкое рукопожатие.       Почему так ноет запястье?..