Бескрылый дракон

      Похотливые глаза Порочного принца внимательно наблюдали за его племянником, пока тот, ошеломлённый таким неожиданным признанием, не найдя подходящих для ответа слов, лишь выдохнул то ли с разочарованием, оттого что дядюшкина дерзость и напористость не были связаны с необузданным желанием его трахнуть, то ли с облегчением, оттого что Эймонду всё же удалось выстроить собственные границы и остаться властным над своим телом и разумом. Юноша сомневался: если бы Деймон всё же попытался его взять, то хватило бы ему силы воли оказать дяде сопротивление? Ведь с той самой ночи в лесной башне Деймона, под его влиянием, в его руках, Эймонд порой чувствовал себя бесхребетным рабом.       Не то комплексы Эймонда, не то скрытое, неизвестное ему ранее желание подчиняться чужой воле были тому причиной, но молодой принц ещё не был достаточно силён в самоанализе, чтобы это понять. И он решил, что завтра же вернётся в библиотеку и выберет для чтения работы тех философов и мейстеров, что писали о таинствах человеческого сердца и разума.       И пока Эймонд рассуждал о природе своей странной потребности в дядюшкином внимании и его теле, Деймон думал о том, как бы удержаться и не взять его силой. Быть может, если он сделает мальчишке минет, тот, разнеженный и обомлевший, будет не в праве ему отказать в ином сексуальном удовольствии.       Пусть и не в эту ночь...       Деймон всё же допускал, что у его племянника действительно болит задница и живот после прошлого секса. Быть может, Порочный принц трахал его слишком долго и глубоко, интенсивнее и напористее, чем следует брать того, кто ложится под мужчину лишь второй раз в жизни. Ведь до юного принца Деймон если и занимался сексом с представителями своего пола, то обычно те были опытными шлюхами и их задницы даже не приходилось растягивать, так что внушительный член Порочного принца помещался в них сразу и до упора.       Старшему Таргариену не хотелось, чтобы у его драгоценного племянника были проблемы со здоровьем из-за секса с ним. И ради того, чтобы помочь его узенькой заднице справиться с нелёгкой долей принятия в себя огромного члена, Деймон задумал заплатить одному из лучших мастеров Королевской Гавани, чтобы тот изготовил для Эймонда необычный, но полезный подарок. Это будет эксклюзивная вещь, под стать утончённому вкусу юного принца, дорогая и качественная, настолько же изысканная, насколько пошлая и откровенная.       И так Деймон решил, что следующим же утром он разложит пергамент на столе в своей комнате, сам нарисует эскиз и подберёт лучшие материалы из тех, что привёз с собой с Драконьего Камня, для изготовления столь уникального аксессуара. Такой красивый подарок не может не понравиться Эймонду. Племянник Порочного принца обязательно будет носить его с собой, но ни один из обитателей замка его не увидит и не задаст неуместный вопрос. Ведь кроме самого Эймонда о нём будет известно лишь его дяде, поскольку это роскошное изделие будет так же скрыто под одеждами, как и тот великолепный сапфир, что юный принц прячет в своей глазнице под куском расшитой узорами кожи.       Эймонд должен верить и чувствовать, что дядюшка о нём заботится. Ведь прошлой ночью Деймон слишком увлёкся удовлетворением своих похотливых желаний. И, вероятно, его молодого любовника это расстроило...       В красках чудесного речного пейзажа, прельщённый деймоновыми романтическими жестами, Эймонд был так податлив и уязвим во время их секса, что его дядя и впрямь решил, что дракончик теперь неукоснительно ему подчиняется. Порочный принц был уверен, что мальчишка привязался к нему слишком сильно и более не осмелится ему отказать как в регулярном соитии, так и в воплощении самых откровенных сексуальных фантазий.       Но он ошибался... Как бы Деймон не хотел обуздать юного принца, но Эймонд так и не стал игрушкой в его руках.       Или только пока? Старший Таргариен всё никак не мог понять в чём же дело. Зелье ведьмы притупляло его волю и позволяло Деймону делать со своим племянником всё, что ему хотелось, а сегодня юный принц весь день неподвластен влиянию этого яда и потому так переживает о случившемся у берегов Мандер? Или причина его поведения кроется в недостатке внимания и одиночестве...       Как успел заметить Деймон, ведя пристальное наблюдение за юношей во время их путешествия, при чужаках его племянник скромен и молчалив, по своему нраву он тяжело открывается новым людям, не проявляет инициативы в общении и не умеет находить друзей, по крайней мере, почти никогда не начинает беседу или знакомство первым. И потому в новом месте среди незнакомцев он мог доверять только Деймону, который приложил немало усилий ещё до их полёта дабы стать для Эймонда другом. И именно по этой причине мальчишка был так от него зависим?       Но, быть может, когда они вернулись в столицу, юный принц решил, что за время, проведённое вместе, он успел наскучить дядюшке, и теперь тот захочет с ним попрощаться. И потому, строя из себя недотрогу, Эймонд пытался ещё больше подогреть интерес Деймона к своей юной персоне.       Или всё дело действительно в зелье, и без его влияния разум Эймонда решил припомнить всё то, что во время их физической близости вызывало сомнения. И в таком случае обида юноши могла быть вполне настоящей. И что, если здесь, в Красном замке, в окружении своей семьи, его племянник ощущает меньше потребности в общении со своим дядюшкой? Он чувствует поддержку близких и их готовность прийти на помощь, если Деймон снова его обидит.       И если дело действительно в этом, то Порочному принцу следует разлучить его с домом. Ведь там, на Драконьем Камне, в окружении так ненавистных ему людей, никого ближе дядюшки у юноши не будет. Но, чтобы исполнить свой план и выкрасть племянника из цепких рук его матери, Эймонд должен ему доверять. Он должен доверять ему больше, чем своей семье. И, дабы это произошло, Порочному принцу предстоит стать для него не просто любовником, но самым близким человеком на свете.       Деймон был готов расцеловать Визериса за то, что за ужином он высказал такое отличное предложение: отдать своего сына на воспитание любимому брату, да ещё и отправить юношу жить вместе с ним на Драконий Камень. Осталось убедить самого Эймонда в том, что затея его отца пойдёт ему только на пользу. Но если мать принца будет вставлять палки в колёса, то, быть может, её подруга детства и по совместительству жена Деймона сможет её убедить, что их дом не станет для сына Алисенты чужим.       Убеждать саму Рейниру Деймону не придётся, её мнение никогда не было решающим в их семье. И если Деймон скажет, что его племянник теперь его подопечный и будет жить с ними, его жене останется лишь с этим смириться. Как бы Эймонду подобный разговор не казался абсурдом, но мальчишка ещё не знает, как Деймон умеет влиять на людей, насколько за годы совместной жизни с его сестрой он смог подавить волю Рейниры, внушить ей, что без своего мужа она лишь слабая женщина, презираемая знатью королевства мать бастардов, а Деймон — единственная опора, которая у неё есть. И права Рейниры на Железный Трон будут поддержаны лордами Вестероса после смерти её отца лишь по единственной причине — её брак с собственным дядей.       И даже если её муж пожелает трахнуть её милого братца у неё на глазах, то это не сулит никакими последствиями для положения Деймона. Эта женщина слишком одержима идеей стать королевой, и без поддержки Порочного принца её мечте никогда не исполниться.       Как у его жены, у Деймона Таргариена была лишь единственная цель, которая поистине терзала его душу и не давала опускать руки: заполучить трон Семи Королевств. Эта мечта принадлежала им обоим. И когда на том треклятом ужине молчаливый и задумчивый средний сын короля вдруг подал голос и съязвил, произнеся свой издевательский тост, выбив дядюшку из равновесия, буквально ткнув его носом в то, что будущая корона Деймона лишь картонная декорация (ведь незаконность детей Рейниры ставила под удар и её положение), брат короля решил, что непременно должен отомстить этому наглому юнцу и поставить его на место, хоть и до его оскорбительных слов у Деймона на мальчишку были иные планы.       Он приметил этого стройного длинноволосого парня ещё в тронном зале и, конечно, сразу его узнал. И если бы не повязка на его увечной глазнице, то Деймон мог бы легко перепутать его с собственным отражением в зеркале, но в те далёкие времена, когда Порочный принц был настолько же юн. Своим ростом, изящным и гибким станом, длинными серебристыми локонами средний сын его брата был похож на самого Деймона. Порочный принц и представить не мог, что Эймонд вырастет таким красивым. Робкий, но такой смелый мальчик, что присутствовал на похоронах Лейны, а после этой же ночью пролетел на её драконе над Узким морем, приведя в ярость не только дочь Деймона, но и сыновей Рейниры и даже самого Порочного принца. Уже тогда в Высоком Приливе Деймон понял, что юный наездник Вхагар однажды станет ему врагом.       Но, спустя шесть лет увидев своего будущего врага в тронном зале Красного замка, брат короля не почувствовал ни былой ненависти, ни зависти к его молодости и красоте. Он ощутил прилив крови к своему мужскому органу.       Деймон, будучи абсолютным нарциссом, увидев в юном принце себя самого, его возжелал.       И он не сомневался, что Эймонд испытывает то же самое. Деймон ведь видел, как тот на него смотрел, буквально пожирая его своим вполовину урезанным взглядом. Он, как и Деймон, не мог не почувствовать их такую неуловимо-естественную связь. Порочный принц был уверен: юный дракон тоже его хотел. И захотел ещё больше, когда Деймон изящным ударом отсёк часть головы Веймонду. И когда Эймонд за вечерней трапезой повторил оскорбительное обвинение уже безголового Велариона, но в весьма изощрённой форме, Деймон почувствовал, что это была провокация, высказанная мальчишкой лишь с единственной целью — дабы дядюшка на неё среагировал. Этой выходкой молодой принц безусловно хотел привлечь внимание Деймона к своей юной персоне. И после того откровенного взгляда, которым Эймонд его одарил, развязной походкой покинув семейный ужин, Деймон уже знал, что грядущая ночь закончится для них обоих бурным сексом.       Хоть Порочный принц и не ожидал получить от мальчишки отказ, но решение о наказании племянника за смелость и дурные манеры было уже принято задолго до того, как Деймон вошёл в его комнату. И даже скажи он в ту ночь Деймону "да", дядюшка не оставил бы на его теле и живого места, вся нежная кожа Эймонда была бы помечена кровавыми отпечатками деймоновых зубов.       С того самого дня, когда Визерис стал королём, его младший брат всегда мечтал занять его место. Он желал стать главным драконом в их валирийской семье. И Деймону казалось, что ничего сильнее этого желания не было. Когда первая жена Визериса, Эймма, являла на свет мёртвых сыновей, Деймон утешал брата, но в его отсутствие поднимал кубки с вином за то, что всё ещё оставался его наследником. Когда под влиянием Отто Хайтауэра Визерис сделал наследницей дочь, чтобы не допустить его, Деймона, до трона, спустя несколько лет её дядя отвёл Рейниру в бордель, в котором лишил девчонку невинности, а затем предложил взять её в жёны. Пусть в тот день Визерис ему отказал, но прошли годы, и его племянница, наследница Железного Трона, всё же стала его женой, и теперь мечта Деймона наконец могла осуществиться. И у Порочного принца появился шанс стать Порочным королём.       Однако его положение всё ещё оставалось достаточно шатким, не столько из-за бастардов Рейниры, которыми она успела обзавестись во время неудачного первого брака, сколько из-за того, что, пока Рейнира рожала детей не от своего законного супруга, новая жена Визериса, симпатичная и набожная дочь Хайтауэра, подарила ему троих сыновей.       Пусть никого из них король так и не назвал своим наследником, но одно их существование давило незримой силой на плечи Порочного принца, и ненависть к юным племянникам была почти осязаема. И потому было так странно ощутить что-то кроме неё, когда спустя столько лет Эймонд Таргариен предстал перед ним таким грациозным, красивым и повзрослевшим настолько, что точно бы смог выбить Деймона из седла на каком-нибудь дурацком турнире, даже будучи одноглазым.       В Красном замке в тот день сыновей Визериса было двое, но старший брат мальчишки пусть и имел гораздо больше прав на столь желанный Деймоном Железный трон, но его дядя соперника в нём не увидел. Эйгон — лишь жалкий пьяница, ягнёнок на корм дракону, по сравнению со своим младшим братом. Но Эймонд... Эймонд — деймоново отражение, его молодость, его кровь. В нём цветёт и пробуждается всё то, что в Деймоне с годами лишь увядает. И пока он рядом, и пока он существует и дышит, Порочный принц знал, что будет ощущать лишь свою скорую смерть. И тогда за ужином, едва задерживая взгляд на своём очаровательном молодом племяннике, Деймон почувствовал: как бы он не хотел с ним переспать, он всё ещё его ненавидит. И после ухмылки Эймонда и его тоста, Деймон возненавидел его даже больше чем прежде до того, как он увидел, каким привлекательным он стал теперь. Но — что было самым неожиданным — Порочный принц ещё сильнее его возжелал.       Деймон старался не останавливать подолгу свой взгляд на мальчишке, но когда он смотрел на свою жену или куда-то вглубь обеденного зала, пред его глазами не угасала картина того, как он целует тонкие губы этого юнца, что весь вечер готовился к своему триумфу, скромно сидя в дальнем конце обставленного яствами стола; как Деймон кусает его шею, дразнит его тело своим языком и медленно проникает в его нутро своим твёрдым членом, слыша в ответ сладостный стон...       А затем Эймонд резко поднялся со своего места.       — Последний тост.       Наивная фантазия Деймона растворилась в одно лишь мгновение. Образ робкого, но смелого мальчишки, которым он запомнил его в Высоком Приливе, был разрушен ударом кулака по столу.       Ну разумеется... И как Деймон мог быть таким идиотом? Этот малыш, что однажды осмелился оседлать Вхагар, ни за что не будет перед ним трепетать. И едва ли он позволит Деймону себя трахнуть... Такие, как он, рождены, чтобы брать.       Поймав на себе уверенный взгляд, Деймон наконец понял, что, оседлав самого большого дракона, его племянник теперь решил заполучить самого харизматичного, опытного и знаменитого.       Порочный принц изменился в лице. Он вообразил, как Эймонд жадно целует его плечи и шею, стягивает с него штаны, поворачивает к себе спиной и резко бросает своего дядюшку на живот. А затем шлёпает по его заднице с такой силой, что Деймон начинает скулить и дрожать. Племянник трахает его грубо и долго. Его руки сжимаются на шее и оставляют на ней кровоподтёки. Деймон просит его остановиться, но юный принц не внемлет этим мольбам. Секс двух Таргариенов, что начинается со страстных поцелуев и нежных касаний, заканчивается грубым актом вожделения. Деймон вырывается из его рук, беря инициативу на себя. И теперь он доминирует над дерзким, таким красивым и уверенным в себе мальчишкой до тех пор, пока из-за горизонта не показывается солнце, пока Эймонд не проглатывает свой наглый язык, посмевший без страха намекать на несостоятельность деймоновых прав на престол. А затем Деймон кончает в растраханный зад племянника и уходит, оставляя его одного, объятого пламенем страсти, унижения и стыда, признавшего в дядюшке бога, лишь по воле которого он ещё жив. И более не смеющим высказать ни единого намёка, который может поставить под удар судьбу его дяди — будущего короля Вестероса.       И, когда Деймон покинул постель жены и отправился в чужие покои с полной уверенностью в том, что юноша его ждёт, он ещё не знал, что, касаясь себя в наполненной ванне, его племянник представлял вовсе не страстный секс со своим опытным и знаменитым дядюшкой, а нежный поцелуй с робкой служанкой шестнадцати лет.       — У твоих покоев нет стражников... — зайдя в комнату юноши, Порочный принц был прельщён такой трепетной подготовкой Эймонда к их сексу: его племянник искупался в ароматной воде и отозвал гвардейцев, чтобы те не настучали его матери о ночном визите дядюшки.       — Прошло столько лет, ты так изменился: стал выше, отрастил волосы, отточил своё остроумие. Я хотел рассмотреть тебя поближе, Эймонд. — Намёк Деймона был однозначен, его взгляд откровенен, а голос сладок и льстив.       И когда Эймонд надменным тоном ему отказал, эго Деймона было растоптано.       — Не думаю, что мне это интересно. — На остром лице мальчишки вместе со смущением отразились презрение и недовольство. — Я бы хотел лечь спать. От тебя пахнет вином, дядя, тебе бы стоило пойти в покои своей жены...       Деймон весь вечер представлял их тайное свидание, что неминуемо закончится страстным сексом, во время которого Эймонд сначала попытается трахнуть его сам, но затем, когда Деймон решит закончить эту игру в подчинение и приставит к горлу юноши клинок, даст ему собой овладеть и будет неукоснительно подчиняться, желая и дальше делить постель со своим дядюшкой. Порочный принц воображал, как он грубо возьмёт племянника, а после соития назовёт его грязной шлюхой за то, что позволил Деймону себя трахнуть...       Но мальчишка сказал ему "нет", и Деймон почувствовал себя невероятно униженным. Он не привык слышать отказы. Он — Таргариен. Он — дракон. И Деймон решил, что сам возьмёт то, что ему приглянулось.       И он взял, не почувствовав за это и капли вины, пока не увидел размазанную по полу кровь.       Когда Порочный принц задумал любой ценой заполучить в свою постель юное тело его племянника, он не представлял, что его действия могут обернуться трагедией, что он может лишить кого-то жизни одним лишь своим членом. Но резкий запах молодой драконьей крови так загипнотизировал Деймона, что остановиться тот уже не мог. Он понял, что совершил нечто ужасное, когда для этого осознания было уже слишком поздно, когда его ядовитое семя уже заполнило, а затем до крови прожгло чужое нутро и, испарившись бесследно, оставило после себя лишь знакомый драконий запах.       И после той незабываемой ночи, когда в Деймоне пробудился дракон и своим опасным жидким пламенем оставил раны в теле юнца, Деймон ощутил настоящую эйфорию.       И более он не мог ненавидеть племянника. В сердце Порочного принца навсегда поселилось желание им обладать. И это желание стало настолько сильным, что отнимало всё его внимание. Разум Деймона с той самой ночи был всецело поглощён преступным воспоминанием и раз за разом прокручивал тот запретный и кровавый секс в его голове.       И так ненависть Деймона переросла в одержимость.       Как бы его не мучила совесть, но уже на следующей день и все прочие дни на Драконьем Камне брат короля в ярких красках вспоминал тот вожделенный секс и свою власть над чужим телом. Покидая с рассветом дом, он пытался отвлечься от дурного наваждения, но, оставаясь наедине с собой в тёмных пещерах Драконьей Горы, Деймон оставлял на их холодных каменных стенах своё жгучее семя.       Он думал об Эймонде, о запахе его волос и вкусе его кожи, о его горячем нутре и о солёных слезах, что слизывал с его лица. О той эйфории, что испытал, завладев его волей. Вопреки желанию своего рассудка, Деймон стал денно и нощно грезить этим преступным воспоминанием, мечтая его повторить.       И он пытался. Вернувшись в Королевскую Гавань, Деймон купил в борделе юнца и трахнул его также жестоко, как он трахал своего племянника, но ничего не почувствовал. Даже сделав ему больно и увидев кровь, брат короля испытал лишь отвращение. И тогда он понял, что такое блаженство ему больше познать не дано. Никакая шлюха не подарит ему тех эмоций, что подарил ему Эймонд Таргариен.       Тем же вечером, тайно проникнув в чужие покои, Деймон решил навсегда избавить себя от этой пожирающей его разум одержимости и от будущего суда. Ещё до содеянного в ночь королевского ужина, Порочный принц был уверен, что, надругайся он над племянником, тот о случившемся никому не расскажет, ведь признаться в таком для любого юноши непозволительно стыдно. Но Деймон, совершая свой насильственный акт, и не думал, что после его преступления Эймонд окажется на смертном одре. И будучи при смерти, мальчишка, конечно, мог обо всём содеянном дядюшкой рассказать своей семье. Порочный принц знал, что, лишь убив племянника, навсегда избавит свой разум от этого маниакального наваждения и спасёт свою больную голову от плахи.       Склонившись над постелью Эймонда, увидев его неподвижно-холодным, Деймон впервые почувствовал к нему что-то кроме истязающей его порочную душу похоти. Он ощутил вину и стыд.       Эймонд — его отражение. Его кровь. Поступи Деймон в ту ночь милосердно, обуздай он свою зависть, ненависть и преступное плотское желание, и этот юноша мог стать ему другом, заменить ему взрослого сына, которого у Деймона никогда не было. Эймонд был так похож на него, что заслужил стать его продолжением. Его дядя мог столькому его научить... И Деймон задумался: что, если бы секс его не искалечил, что, если бы в ту ночь Деймон не был к нему так жесток? Быть может, поведи он себя иначе, приложи он больше усилий, и они бы смогли стать любовниками. Если бы только Порочный принц не был бы так поглощён иллюзией собственных фантазий, он мог бы постараться и узнать сына своего брата ближе, показать Эймонду, каким он может быть романтичным и чутким, прежде чем пытаться лезть к нему в постель в первую же ночь пребывания в Красном замке. Сделай Деймон тогда праведный выбор, и ему бы не пришлось убивать этот запретный и прекрасный плод, вкусив который, он ощутил момент эйфории. Он бы наслаждался им каждую ночь...       И, вытащив из ножен кинжал, Деймон пустил слезу. Была ли это жалость или раскаяние? Или ему хотелось плакать оттого, что, убив юного принца, он больше никогда не сможет им обладать?       Не окажись в Красном Замке в ту ночь треклятой колдуньи, и Деймону Таргариену никогда бы не был предоставлен второй шанс. Но, к счастью Порочного принца, её богу понадобилось его ядовитое семя. И это был честный обмен: жизнь в чреве ведьмы на его собственную жизнь. Но, как оказалось, Деймон так и не зачал в ней дитя. Значит ли это, что он по-прежнему должник Красного бога, и однажды Владыка Света отнимет у него то, чем Деймон в ту ночь так и не смог ему отплатить?       Знала ли ведьма в тот день, что, вернув племяннику Деймона его первозданное тело, лишённое ожогов, а разум — воспоминаний, подарив самому Деймону надежду на искупление, она вместе с ней дала волю его одержимости, выпустила наружу зверя, которого тот собирался убить, отняв жизнь у юного принца.       Ничего не могло быть заманчивее, чем второй шанс. И после, на острове Ликов, взяв чёрный флакон из рук ведьмы, Деймон ещё не знал, что этот шанс его так опьянит.       И до их путешествия, и во время него Порочный принц старался быть с племянником предельно чутким. Он знал: стоит совершить ошибку, и Эймонд его раскусит. И потому Деймон внимательно изучал его, постепенно сокращая между ними дистанцию: от дружеского комплимента его умению владеть мечом и его физической форме, до куда более интимного восхищения его внешностью; от совместного полёта на драконах и купания в озере, до чувственного массажа и занятия сексом с одной женщиной на двоих.       И одному лишь Неведомому известно, позволил бы ему себя целовать и отдавался бы ему Эймонд с такой же покорностью и без этого чёртого флакона. Быть может, именно сегодня Деймону удастся почувствовать каково это, когда его племянник не одержим им в ответ? Ведь когда Деймон знал, что юный принц под влиянием волшебного зелья, он всё чаще позволял чудовищу внутри себя собой овладеть. Он мог бы навсегда запереть непокорного зверя в клетке, но погоня за наивысшей точкой блаженства всякий раз вынуждала Порочного принца его седлать. И чем звучнее в их с Эймондом сексе были слышны отголоски их первого соития, тем чувство удовлетворения Деймона становилось сильнее, и тем сытнее себя ощущал зверь.       Но так больше не могло продолжаться. Если Деймон всё чаще будет давать чудовищу волю, то быстрее оно будет толстеть и расти, откусывая куски от самого Деймона до тех пор, пока от него не останутся смердящие кости.       Какую бы сильную потребность в насыщении внутреннего дракона не терпел Порочный принц, нуждаясь в том невероятном экстазе, что он ощутил в ночь первого проникновения в Эймонда, но даже не причиняя боль ставшему его одержимостью юноше, Деймон чувствовал себя восхитительно, когда их обнажённые тела вопреки законам богов и людей соединялись воедино.       Их секс — влажная печать небесных блюстителей, кровавая подпись на древней скрижали Семерых, что гласила о безумии и превосходстве таргариеновских принцев.       И лишь их неземной секс, гипнотизирующий и окрыляющий сильнее любых лекарственных трав, лишь он может придать нужную форму их общему проклятью. И Деймон знал: соединить их тела в неестественной для мужчин близости и есть наивысшая ступень эволюции их драконьей сущности. И не было бы материи красивее, сильнее и бессмертнее, чем физическое воплощение этого магического соития.       В последние дни Деймон был слишком счастлив, чтобы позволить зверю разрушить так кропотливо выстроенный им фундамент отношений с Эймондом. Путь всё это и было затеяно им ради животного секса, но, лишь вернувшись в Королевскую Гавань, он осознал, как им было хорошо вместе даже в дни, проведённые не в общей постели.       Давно Деймон не чувствовал себя таким наполненным радостью и нежностью, не ощущал ответственность за чужую жизнь и безопасность; его ещё никогда прежде так сильно не поглощала ревность и отчаянное желание мести.       В эту неделю, проведенную с Эймондом, Деймон чувствовал себя живым, как никогда прежде.       И к своему удивлению Порочный принц обнаружил, что просто лежать в одной постели с племянником, держа его за руку, прижимаясь своими губами к его лбу, становилось всё менее наигранно, и всё более естественно и даже правильно. Он чувствовал, что эта близость ему безусловно приятна. Сначала Деймон использовал эти романтичные жесты лишь с целью не отпугнуть и привязать к себе объект вожделения. Но теперь он всё чаще стал замечать за собой, что ему хочется касаться племянника и обнимать его без особого повода. И после того, как им удалось сблизиться не только физически, но и духовно, особенно когда Деймон узнал, что его юного любовника намеревались заразить страшной болезнью, он всё чаще рефлексировал, вспоминая об их первой ночи, и проклинал себя за тот ужас, что он с ним сотворил.       Деймон верил, что он способен исправиться. Он был готов приложить все усилия, чтобы их отношения проистекали в правильном русле, насколько это было возможно, когда у них такая большая разница в возрасте, в жизненном опыте и в моральных ориентирах.       Время за разговорами с племянником дало Деймону знание о его представлениях о жизни, власти, любви и сексе. Но в таком возрасте разум юноши ещё довольно гибок и подвластен чужому влиянию. Эймонд часто обсуждал с ним прочитанные книги, из которых легко брал на веру тезисы незнакомых и не самых умных людей. И Деймон находил особое удовольствие в том, чтобы разоблачать их, тем самым вея в чутком и отзывчивом разуме юноши сомнения.       Особенно важным он считал подорвать веру Эймонда в Семерых. Ведь в этих треклятых книжках написано, что греховно и неприемлемо спать мужчине с мужчиной. А в планы Деймона не входило, чтобы его племянник однажды решил исповедаться септону, раскрыв их с Деймоном тайну. Его набожная мать слишком сильно промыла мозги юному принцу, и Деймона раздражало, если Эймонд истерично громко в порыве гнева или неуловимо тихо, осторожным шёпотом, утопая в дядюшкиных нежных объятьях, намекал, что за всё то, что они делают в тайне от чужих глаз, однажды им обоим предстоит гореть в пекле.       Но ни в пекле, ни в драконьем пламени Деймон гореть пока не собирался. И потому Эймонд никогда не должен узнать о том, что его дядя однажды с ним сотворил.       Порочному принцу придётся держать зверя в узде, чтобы тот случайной грубостью не обидел его племянника и не выпустил на волю ненужные воспоминания. Душевное самочувствие Эймонда — материя довольно хрупкая и уязвимая. И, как выяснилось, юноша не только романтичен и мечтателен, но и злопамятен. Он, как и Деймон, склонен слишком много думать о чужих словах и поступках, анализируя их и делая порой слишком поспешные выводы. И эта рассудительность и подозрительность Эймонда не позволяла его дяде так просто им манипулировать.       Сегодня в покоях Деймона молодой принц назвал его лжецом и явно дал понять, что не верит в серьёзность его намерений, а общаться с ним исключительно ради секса не входит в его интерес. Но, кажется, Эймонд лжёт самому себе, ведь в таком случае он бы не побежал за Деймоном по тайному коридору и не сообщил об условиях, на которых он согласен и дальше вступать с ним в половую связь. Наверняка мальчишка весь вечер обдумывал каждое, и тем забавнее было их содержимое.       Эймонд так много говорил о тех мелочах, которые ему нравятся или не нравятся в сексе, но в этой неловкой речи юноша не произнёс ни слова о том, что Деймон больше не должен причинять ему боль. Быть может, его демонстративная обида на дядюшку тоже является ложью, как и представление о переоцененности физической близости в отношениях? И молодой принц просто отчаянно не хочет себе признаваться в том, что ему нравится, когда его жёстко трахают, что во время соития ему нравится подчиняться, а ещё ему доставляет удовольствие испытывать боль, ощущая себя хрупкой жертвой. И в глубине души Эймонд хотел бы почувствовать себя таковым снова: покорным и уязвимым. Но его гордость, попытки соответствия нравственным устоям общества и стереотипное представление о правильном мужском поведении мешают ему быть счастливым. Ведь во время их секса Эймонда всё устраивало: он был раскован и абсолютно податлив. И даже если некоторые вещи казались ему неприемлемыми или пугающими, он жаловался, но затем быстро прощал Деймона и снова был готов ему отдаваться.       И если факт принятия Эймондом треклятого зелья ведьмы и вносил неопределённость в его действия и реакции на поступки дядюшки, то сегодня разум юноши свободен и потому наверняка всё ещё пребывает в активном самокопании.       Эймонд, конечно, мог, сделав определённые выводы, их не озвучить, а задумать и воплотить свою месть куда более изощрённым способом, чем отвесить Деймону ответную пощечину. Он мог бы попросить закрыть его глаза во время секса, привязать его руки к спинке постели, а затем попытаться трахнуть или хорошенько отшлёпать. Деймон хоть и любил доминировать, но почему-то со странным азартом предвкушал подобный исход. Но шлепок по лицу? Какая банальность!       Высказав вслух свои обиды, Эймонд вряд ли добивался изменения поведения дядюшки. Юному принцу просто льстило, когда Деймон бегал за ним и извинялся. Ведь создавать конфликт на пустом месте свойственно людям с недостатком внимания.       Что же, сегодня этот засранец точно его получит. С этого дня Деймон будет к нему предельно чуток и нежен настолько, что Эймонду это наскучит, и тот сам однажды попросит дядюшку отшлепать себя по заднице.       Но этой ночью Деймон даст его заднице отдохнуть, как он и обещал. Эймонд не должен более сомневаться в его словах и намерениях. Племяннику Деймона нужна уверенность в том, что у дядюшки к нему нет корыстного интереса, что Деймону важно не только "присунуть в него свой член", но и доставить удовольствие самому Эймонду. И ради этого Порочный принц готов пойти на то, что никогда прежде не делал. Ни для кого.       — Позволь мне сделать тебе приятно своим языком, мой принц. — С добродушной улыбкой, успокаивающе-нежным голосом вымолвил Деймон. — А потом, как только ты кончишь, я отведу тебя в твои покои. Я обещаю.       Он мягко взял Эймонда за руку и поцеловал его запястье.       Напуганный молодой принц облегчённо выдохнул. Его напряжённые брови мгновенно расслабились, губы приоткрылись, а острые скулы подчеркнул мягкий румянец.       Юноша не открывал от дядюшки своего удивленного взгляда. Неужели он и впрямь это предложил? Эймонд не мог поверить своим ушам.       — Ты когда-нибудь это делал? — с сомнением в голосе поинтересовался он и, медленно опустившись на лопатки, принялся ползти на спине повыше к подушке, помогая себе локтями и бёдрами, чтобы по-царски расположится удобно и высоко для такого события.       — Конечно, — соврал Деймон. Он хотел было выпалить что-то про сотню раз, но быстро сообразил, что опытом в этом деле рыцари друг другу обычно не хвастаются.       — Нууу, — протяжно промычал Эймонд и, делая вид, что всё ещё раздумывает над дядюшкиным предложением, внимательно уставился на луну за окном, которая вот-вот спрячется за надвигающейся грозовой тучей. Он так долго смотрел на неё, будто небесное светило могло подсказать правильный ответ на вопрос "как ему следует поступить?". — Кажется, рассвет ещё не скоро. Что же... Этой ночью иных дел, кроме сна, я не планировал... Поэтому... — Юноша перевёл взгляд с ночного неба на ухмыляющегося его скудной актерской игре Деймона. — Хорошо. Я согласен... Так и быть. Сегодня я позволю тебе мне отсосать.       — Благодарю, Ваше Высочество, за такую потрясающую возможность, — поклонился ему Деймон, играя в этом постельном спектакле роль слуги, а затем, усевшись на колени, обхватил ноги племянника обеими руками и резко потащил его на край высокой кровати, поближе к себе.       Проскользнув вниз на спине по гладкому шёлку, Эймонд успел ухватить мягкую подушку, которую после подложил под свою шею, дабы иметь возможность внимательно наблюдать за тем, что будет происходить между его ног.       Запах дыма въелся в ноздри, заставив поёжиться, когда Деймон задул несколько стоявших рядом с постелью свеч.       И в комнате стало немного темнее, интимнее и будто бы тише.       Деймон привстал и забрался на кровать, чтобы коснуться приоткрытых губ юноши своими.       Когда их языки соединились, ладонь Деймона оказалась на макушке племянника, а тот в ответ обхватил своими руками его затылок.       Оторвавшись от глубокого и мокрого поцелуя, но продолжая едва касаться друг друга кончиками носов, принцы пристально смотрели в лица друг друга так долго, пока их взгляды не замылились, и человеческие силуэты не превратились в размытые кляксы.       Им двоим было так приятно вкушать запахи друг друга, ощущая теплоту чужого дыхания на своей коже, наслаждаясь блаженным моментом близости, что с их лиц не сходили улыбки. И как бы счастливы они ни были в этот момент, но на мгновение в потемневших фиалковых глазах обоих Таргариенов промелькнула странная грусть от осознания того, что эта ночь, как и эти отношения, однажды закончится.       Деймон, проморгавшись, чуть отстранился от племянника и взглянул на него с очарованием. При таком тусклом свете острые черты Эймонда стали мягче, делая его лицо ещё более невинным и юным. И длинные светлые ресницы на живом веке красиво затрепетали крыльями мотылька, оставляя на щеке юноши мягкие тени.       Не отрывая пристального взгляда от своего племянника, Деймон медленно стянул кожаную повязку с его головы.       Обнажённый сапфир, уловив не то последний лунный луч за окном, не то свет непотушенной свечи на стене, забликовал и нарисовал на лице Деймона синие пятна.       Эймонд хихикнул и медленно провёл по его мерцающей коже кончиком пальца.       Старший принц мягко поцеловал лоб младшего, заботливо поправил его упругую косу и прижал привставшего на локти Эймонда к мягкой постели.       — Расслабься, милый, — произнёс дядя змеиным голосом, и юноша, упав на спину, блаженно выдохнул, а затем развёл в стороны зажатые колени, позволяя своему любовнику сделать со своим членом всё то, что тот обещал.       Но Порочный принц не спешил так скоро переходить к основному десерту этой ночи. Ему хотелось сначала как следует подразнить мальчишку, возбудить его так сильно, чтобы тот изнемогал от желания себя коснуться. Но дядя, разумеется, ему не позволит. Сегодня ночью этой сладости будет достоин касаться лишь деймонов язык.       Жадные губы Деймона расцеловали острые ключицы племянника, а затем оставили свежий алый след своего присутствия вблизи его твёрдого розового соска.       Грудь юноши была идеально гладкой, как и его щёки, пах, мошонка и задница. В их путешествии Деймон ни разу не видел, чтобы Эймонд пользовался острым лезвием. Ещё одна таргариеновская особенность. У мужчин и женщин их рода часто волосы в интимных местах вырастают совсем поздно, а порой, как у самого Деймона, бывают редкими и почти незаметными, будто прозрачными. И эта мальчишеская гладкость Эймонда была ещё одним возбуждающим фетишем для его одержимого юными телами дядюшки. Деймону хотелось вылизать его всего: от твёрдых сосков до гладкого ануса, чтобы оставить сладкую пыльцу его совершенного тела на своём языке.       Влажные касания Порочного принца вынуждали Эймонда прикусывать губы, подавляя неловкие хихиканья и тихие стоны. Деймон покрывал его кожу мокрыми поцелуями от шеи до паха, пока юноша очаровательно извивался под ним, вцепившись тонкими пальцами в его сильные плечи. И юркий щекочущий язык дядюшки спускался всё ниже и ниже, оставляя на обнажённом теле Эймонда блестящие разводы, которые магией лунного света превращали его бледную кожу в кукольно-фарфоровую.       Вылизав его нагое, покрытое синеющими засосами тело бережно и кропотливо, словно кошка-мать своего котёнка, Деймон с предвкушением уставился на его твёрдый и вовсе не детский член.       Когда прошлой ночью Деймон взял его в рот в попытке вывести племянника из настигшего его оцепенения, этот член был мягок и мал.       Но сейчас...       Прежде, до этого мгновения, Деймон даже не рассматривал его так близко. Порочного принца куда больше интересовала задница племянника, чем его мужской орган. И даже во время их секса важнее, чем твердость члена юноши, для Деймона была влажность его растянутого ануса.       И, кажется, он уже не мог воспринимать его тело иначе. У Эймонда есть прекрасное личико, что становится ещё красивее, когда его щёки блестят от слёз, а рот открыт в истоме; плотно усыпанная метками Деймона совершенная кожа и мокренький зад, предназначенный лишь для дядюшкиного члена.       Но откуда у такой идеально-правильной куколки появился этот ровный и соблазнительно твёрдый орган между ног?       Мужское тело привлекало Деймона вовсе не из-за наличия у мужчин их достоинства. Обычно эта часть не была открыта его взору, ведь Порочный принц предпочитал трахать других, беря их сзади. И меньшее, что его интересовало в те моменты, это шлюшьи оргазмы.       Но его племянник не какая-то бордельная потаскуха. Он прекрасный молодой юноша драконьих кровей и его новый любовник. И, чтобы статус их отношений и дальше оставался таковым, Порочному принцу придётся не только отказаться от мрачной части себя, но и предстоит многому научиться.       И сейчас для Деймона Таргариена настало время познать совершенно новое ощущение — принятие в свой рот чужой мужской плоти.       — И долго ты будешь на него пялиться? — не выдержав этого томительного ожидания, спросил младший принц и слегка приподнялся на локтях. Лицо его дяди приняло такой сосредоточенный вид, будто вместо члена у Эймонда между ног была шахматная доска, и Деймон усердно продумывал, как выйти победителем из этой заведомо проигранной партии. — Боишься, что он не поместится у тебя во рту, дядюшка? — съехидничал юноша, припоминая Деймону его же вопрос, произнесённый во время их первого секса в башне.       Кажется, ситуация и впрямь была патовая. Теперь, после явного озвучивания вслух своего намерения, отказываться Деймону было уже поздно. Он хмыкнул и, сев на колени подле кровати, потянул племянника ближе к себе, так, что деймонова голова оказалась между коленей юного принца.       Просмотрев на своего любовника исподлобья, отведя фокус взгляда с торчащего перед своим носом его мужского органа на его румяное лицо, Деймон подмигнул и томно пробормотал:       — Я боюсь лишь того, что твои стоны будут настолько громкими, что призовут в мою опочивальню стражников или самого Неведомого. Поэтому будь паинькой и прикрой свой ротик ладонью, милый.       Эймонд закатил единственный глаз и, прикусив губу, резко опустил голову на подушку, а уже через мгновение неожиданно вздрогнул. Точно судорога пробила всё его тело, когда он почувствовал влажный дядюшкин язык на своём естестве. От этого приятного тепла и щекочущего касания Эймонд тихонько всхлипнул и, широко открыв глаз, направил его на Деймона.       Старший принц так долго и тщательно обводил головку члена племянника по кругу кончиком языка, словно плетя паутину между своих алых губ из тягучей и липкой нити его предэякулята.       И он действительно её сплёл: между его припухших губ образовалась прозрачная, тонкая и блестящая перепонка. Деймон чуть отстранился от члена племянника и, уставившись на его лицо, подмигнул, а после, расширив посильнее рот, продемонстрировал своё умение надувать из паучьей паутины рыбий пузырь. А затем Деймон, вытянув человечьи губы в поцелуе, всосал эту подрагивающую липкую сферу в себя без остатка.       Привстав на локти для лучшего обзора, Эймонд фыркнул: "Что за ребячество!" И этот человек, играющий с его членом, словно дитя с карамельной палочкой, говорил ему про шутовской колпак? Даже толпа зевак на площади Тамблтона не стала бы аплодировать такому глупому фокусу. А ведь простолюдины совсем не избирательны в поклонении чужим чудаковатым талантам.       Демонстративно закатив глаз и цокнув, младший Таргариен плюхнулся обратно на спину.       Деймон хмыкнул, сглотнув вязкую слюну, а затем, крепко зажав в кулак мошонку племянника, принялся тщательно вылизывать его твёрдый член, рисуя языком влажные круги вокруг его гладкого основания. Обсосав весь ствол разными способами и манёврами, слыша в ответ слабые хихиканья и сдержанные вздохи, Деймон был готов наконец приступить к самому ожидаемому и пугающему акту этой ночи.       Глубоко вдохнув наполненный сексуальным напряжением воздух и произнеся про себя пару молитвенных фраз, выпрашивающих благословения у святой Девы, старший Таргариен открыл пошире свой рот и, сомкнув подрагивающие губы на розовой головке, начал медленно поглощать чужое естество.       В своих мыслях Деймону этот процесс представлялся куда более лёгким, ведь ему не раз приходилось наблюдать за ним со стороны. Но как только мужской орган племянника, лишь на половину погрузившись в рот, коснулся нёба Деймона и толкнулся чуть дальше к его горлу, а лицо Эймонда осветила первая яркая вспышка молнии, старший Таргариен резко закашлялся.       Кажется, Дева ему ответила.       — Что такое, мой принц? — поднявшись в сидячее положение и широко расширив глаз, с притворной озабоченностью поинтересовался Эймонд. — Боишься грозы? Осторожнее, дядюшка, если ты от страха наблюёшь на мой член, я обещаю, что скормлю тебя моему дракону, — не скрывая злорадства ухмыльнулся он и, положив ладонь на затылок Деймона, медленно погладил его по волосам.       Порочному принцу стало неловко, ведь ещё недавно на его месте был Эймонд, и Деймон с большим удовольствием наблюдал за неумелыми попытками юноши доставить ему удовольствие и за его прекрасным покрасневшим личиком, истекающим блестящими ручейками слёз из-за невероятного давления как физического, так и морального.       Нет, Деймону вовсе не стыдно за то, что во время первого орального проникновения держал голову юноши силой, заставляя взять свою налитую плоть во всю длину, ведь в отличие от органов его дяди, горлышко Эймонда и его задница были просто созданы для того, чтобы принимать в себя член другого мужчины. И предыдущий их секс послужил тому доказательством. Всего за пару ночей Эймонд научился брать внушительный член Деймона во всё горло, и Порочному принцу было невероятно обидно, что этот умелый юноша решил отказаться от демонстрации такого редкого дара. Если бы, по какой-то ужасной случайности, Эймонд был рождён простолюдином, с такой внешностью и талантами он бы непременно выбился в люди, и слухи о таком потрясающем молодом человеке разнеслись бы от Красной Пустоши и до самой Стены, заставляли бы богатеньких лордов, что имеют пристрастие к юношам, платить немалые суммы за ночь с этим ангелом воплоти. Всё же повезло Эймонду принадлежать великому дому, ведь будь он обычной шлюхой, Деймон, без всяких сомнений, отдал бы огромное состояние, но купил мальчишку себе. Он бы запер его на тяжёлый замок и брал каждую ночь. И никакое проклятье таргариеновой крови не встало бы между ними, обрекая его очаровательного пленника на скорую смерть.       Но если и смерти в этой постели сегодня суждено было случиться, то причина ей была бы куда прозаичней, чем немилость богов, которые однажды решили, что ничего нет более неестественного для земного представителя драконьих кровей, чем недобровольное совокупление с себе подобным, которое непременно должно повлечь смерть слабейшего, подобно тому, как во время небесной схватки между двумя драконами с большей вероятностью победит самый крупный. Другому же суждено потерять крылья, а затем и жизнь, и его тело окажется лишь кусками гниющей плоти между чужими зубами.       Из двоих драконов в этой постели хоть и сильнейшим, по его собственному ощущению, был Деймон, но даже самые крупные твари способны умереть, подавившись застрявшей в горле костью врага.       Член Эймонда костями явно не обладал, но сам по себе являлся настолько твёрдым, что им впору было бы переломить деймоновы зубы.       Но и эта травма не заставила бы сердце Порочного принца остановиться, в отличие от потопа в собственном рту, вызванного наивкуснейшим лакомством — эймондовым предэякулятом. Слюной этим вечером Деймон уже давился, но не хватало ещё умереть от обилия её на языке, водопадом истекающей в горло. Об этой нелепой смерти барды спели бы песню. И Порочный принц навсегда был бы запечатлён в истории не королём Ступеней и Узкого моря и даже не Лордом Блошиного конца, а лишь неумелым любовником.       И почему Деймон раньше не решался попробовать этот восхитительно сладкий член? Не от диеты ли юного принца, предпочитающего обычной еде пирожные да фрукты, его мужской орган истекает таким приторным соком?       На вкус Деймона, конечно, сладковато, но чего не сделаешь ради любви?       Ради любви к себе и своему будущему удовольствию... Деймон безусловно нарек себя великим стратегом, когда впервые в жизни положил твёрдое чужое естество себе на язык. Оставалось лишь научиться пользоваться последним, чтобы великолепный план Порочного принца сработал так, как и был задуман.       Откашлявшись и глубоко вобрав в лёгкие свежий дождевой воздух, Деймон почувствовал, как он наполнил всё его тело, каждую клеточку кожи потрясающей бодростью, сладостным предвкушением чего-то абсолютно манящего. Как небесное омовение даёт природе реинкарнацию, Порочный принц надеялся, что новый опыт подарит его душе шанс на искупление.       Нарастающий дождь за окном принёс в покои Деймона и ветер. На стенах затанцевали тени от дрожащего пламени свеч. Слабо заскрипели открытые оконные ставни и закрутились в такт шуршащей музыке листвы подолы длинных бархатных штор. Выбившаяся из причёски Эймонда серебристая прядь порхнула вверх и защекотала его переносицу. Холодный воздух покрыл кожу обоих принцев рябью, соски их затвердели, и раздетые тела пожелали согреться.       Новая яркая вспышка мгновенно вытащила Деймона из пучины собственных мыслей, отразившись кошачьим зрачком в блестящем сапфировом оке напротив. Недовольное лицо его обладателя на миг стало старше. Идеальные скулы Эймонда приобрели новую, куда более глубокую и изысканную остроту, а смотрящий не на Деймона, а куда-то в бездну его души неморгающий гранёный глаз будто пытался высосать из неё черноту.       Такая погода явно ему подходит, подметил Деймон. В ночи, окутанный раскатами грома и ледяным мерцающим пламенем дождевых облаков, Эймонд будто сам спустился с тёмных небес.       Порочному принцу хотелось любоваться им бесконечно.       И демон его грёз, вытянув губы, сдул надоедливую прядь со своего лица. А после он показательно вздохнул, закатив фиалковый глаз, и, предвкушая блаженство ночи, натянув улыбку на покрасневших губах, бесшумно откинулся на спину в мягкость постели.       Не смея более заставлять своего неземного любовника ждать, Деймон припал губами к его естеству.       Брать глубоко и резко более он не пытался. И теперь сладкая пытка Эймонда началась с невинных касаний его мошонки кончиком языка. Расщекотав и омыв своей обильной слюной самый нежный орган юноши, Деймон принялся его согревать. Он медленно обсасывал каждое яичко племянника, поочерёдно помещая их в своём разгорячённом похотью нового ощущения рту.       И эти мучительно-приятные действия дядюшки вызывали волны эйфорической дрожи по всем конечностям юного принца. Дабы не издавать громких всхлипов, заглушающих умиротворяющую песню дождя, Эймонд сжимал губы так сильно, что они онемели.       Он чувствовал слабые всплески покалываний, ручьями вен разносящиеся вдоль позвоночника вверх до основания шеи и по ней до загривка, от мягкой мошонки к упругому естеству и напряжённым ягодицам, к колечку мышц между ними. И оттого, что вся его кровь стараниями чужого рта прилила к его горячему члену, молодому принцу казалось, что немеют не только его губы, но и всё его разморённое лаской тело.       Потрясающая картина, изображённая на полотне высокой кровати, радовала глаза Порочного принца, пусть в такой позе он и смотрел на неё снизу вверх: тонкие белые пальцы красиво сжимали синий шёлк простыней, и глубокие складки под сомкнутыми ладонями юноши напоминали Деймону тихие морские волны.       Эймонда несло по ним, пока ещё живого, но от выгибаний его обнажённого тела и глубоких частых вздохов в попытке выцепить из влажного воздуха кислород казалось, что он вот-вот начнёт тонуть, воронкой затянутый в бездну чужой постели.       Лицо его искажалось морщинками от натужных попыток подавления стонов. Деймонову взору по очередности открывался то живой, то бессмертный глаз, чья глубокая синева в эту ночь была насыщенной как никогда, подчёркнутая морским цветом скользких простыней и время от времени подсвечиваемая вспышками белых небесных огней.       Напряженная ладонь Эймонда внезапно разжалась, выпустив смятую ткань, и тут же резко схватила его член. Молодой принц начал грубо ласкать себя, быстро водя зажатыми пальцами по ноющему стволу снизу вверх, пока его дядя старательно вылизывал его яйца.       От такой неожиданности Деймону захотелось вцепиться зубами в его запястье и оттащить руку юноши от предназначенного лишь для дядюшки лакомства. Но, нехотя отклеив свой раздразненный язык от чужой мошонки, Порочный принц вдруг передумал ему мешать. Он поднялся на ноги и принялся наблюдать, как юноша потрясающе сексуально себя ублажает. И смотря на его потуги, Деймон вцепился в собственную требующую стимуляции плоть сквозь штаны.       — О нет, дядюшка, — томно пробормотал Эймонд. — Кажется, ты ещё не закончил. — Он дёрнул бровями, указывая Деймону взглядом на свой мужской орган, и, выпустив его из капкана собственных пальцев, сложил обе руки замком под своей головой. — Продолжай, — наказал он. — Ну же, возьми его в свой рот, Деймон. А если откажешься... в моей сумке есть плеть. И я накажу тебя за невыполненное обещание.       Деймон ухмыльнулся и, облизнув губы, снова сел на колени подле кровати.       — Как будет угодно моему принцу, — прошептал он на сексуальном валирийском и, положив ладони на колени Эймонда, развёл их соблазнительно широко.       Пока старший Таргариен сосредотачивался, приценивался и робко подкрадывался губами к недетской игрушке, её хозяин успел заскучать.       Эймонд зевнул и уставился на дождливое небо.       — Ты решил, что сможешь тянуть время, пока не наступит рассвет? В этом и был твой план, дядя? — не поворачиваясь на Деймона возмутился он. — Ведь с первым солнечным лучом мне придётся уйти.       Вся эта ситуация Порочного принца и смущала, и злила. Сам он любил глубоко и в упор, балансируя на грани насилия. Ему нравилось смотреть на юные лица, по подбородкам которых стекали слёзы, слюни и сперма. Когда Эймонд кашлял и дрожал от напряжения в его руках во время минета, это вызывало в Деймоне невероятные чувства. Заставляя других давиться своим мужским естеством, брат короля ощущал себя королём. Полная власть возвышала над людьми и над миром, она заставляла чувствовать себя неуязвимым и даже бессмертным.       Но желание доставить счастье другому очеловечивало и приземляло. И именно оно привело Деймона к этому моменту. И желание это теперь необратимое (поскольку стараниями деймонова дурного языка имело неосторожность стать обещанием), но со вполне предсказуемым окончанием (белым, солёным и вязким...), пусть и тактически морально тяжёлое, но стратегически верное.       Но... верное ли? Что, если после этой ночи племянник Деймона ощутит, каково это — помыкать другими в постели, и этот опыт вожделения ему понравится? Эймонд ещё птенец... Но учится он невероятно быстро. Прошлой ночью мальчишка закрепил навык глубоко сосать и изящно выгибать спину, покорно принимая в своё нутро дядюшкин член. А сегодня Эймонд познает всю сладость командования и умения подчинять?       Но и этот опыт имеет вероятность быстро наскучить. По крайней мере, Деймон на это надеялся, несмотря на то, что ему самому главенствующая роль не надоест никогда.       И пока Деймон раздумывал о том, не допустил ли он ошибку, позволив Эймонду над собой доминировать, член второго успел обмякнуть. И, быть может, эта ошибка Порочного принца куда серьезнее предыдущей? Что же... Зато в таком состоянии мужской орган юноши теперь точно поместится во рту дядюшки без остатка.       Дабы не показать ни единого намёка на стыд или неуверенность в собственных способностях, Деймон быстро отвёл растерянный взгляд с омрачнённого тенью грусти и разочарования лица Эймонда на его лишённый нужного возбуждения мужской орган. И, склонив голову над вялым членом племянника, Порочный принц полностью его поглотил, открыв пошире свой рот и не помогая себе руками. Своим же пальцам он позволил крепко удерживать юношеские бёдра, пока с каждым интимным движением головы во рту Деймона твердела чужая плоть.       Эймонд всхлипывал себе в ладонь не только от влажности тёплого рта, но и от таких внезапных, но столь желанных прикосновений дяди к своим ягодицам. Он хотел почувствовать его ладони именно там, на своей обнажённой заднице с тех пор, как Деймон пригласил его в свою постель для массажа. Но тот только дразнил юного любовника всё это время, когда своими пальцами нежно ласкал его обнажённую кожу от шеи до поясницы. И всякий раз доходя до таза, дядины руки прекращали свои нежные движения вниз по его телу, заставляя Эймонда злиться и тем самым взращивая в нём желание отмщения.       И теперь дядюшка был полностью в его власти: рот его более не язвил, занятый членом, пальцы, что проскользнули ещё глубже под задницу Эймонда и, нисколько не смущаясь, имели наглость добраться до расщелины меж его ягодиц, оказались в их оковах неподвижными, стоило младшему Таргариену свести вместе свои половинки со всей имеющейся у него силой, дабы чужие фаланги не посмели дотянуться до его нутра или ускользнуть обратно к его члену и подольше оставались на его бёдрах. И лишь одно неловкое движение, и шея Деймона тоже окажется плотно зажата, но теперь между ляжками юного принца.       Ухмыльнувшись замешательству дяди, пальцы которого угодили в тесный горячий капкан, а рот с каждым глубоким рывком вбирал в себя всё меньшую площадь набухающей мужской плоти, Эймонд вцепился свободной рукой в его платиновые волосы и с силой насадил едва поддающиеся чужой воле губы на своё естество.       Ощутив давление упругой головки члена племянника внутрь собственного горла, Деймон закашлялся, и тогда юный принц позволил ему отстраниться.       — Дыши носом, дядюшка... — томно прошептал Эймонд и погладил его по волосам. — Быть может, тогда ты не задохнёшься.       — Какая же сильная у тебя задница, милый, — продрав горло от скопившегося в нём чужого предсемени, ухмыльнулся старший Таргариен, а затем он демонстративно облизнул свои высвободившиеся горячие пальцы. — Я уж подумал, что останусь без половины фаланг. Настолько сильно ты жаждешь, чтобы я тебя трахнул, что держишь мои руки в плену своих упругих ягодиц?       — Тебе бы стоило поблагодарить меня, Деймон, что я со всей рыцарской доблестью подарил свободу твоему рту! — надменно бросил юноша.       — Не забывай что в этом рту есть зубки, солнышко... И откушенный член вряд ли вырастет снова, — фыркнул Деймон.       — Знай, дядюшка, я позволил тебе отдышаться лишь потому, что теперь ты мой наставник. — Эймонд чуть присел и, вытянув вперёд руку, дотронулся кончиками пальцев до подбородка старшего принца, приподняв его, чтобы иметь возможность повнимательнее осмотреть влажные чужие уста. — И я желаю преуспеть в каждом из важных дел, научиться быть лучшим во всём, быть гордым сыном государства, Деймон, как пожелал мой любимый отец. Будь так милостив и в качестве наставника преподай мне первый урок: покажи, как правильно доставлять удовольствие мужчине своим горлом и языком.       — Боюсь, что в этом деле ты давно меня превзошёл.       — Так ты признаешь, что в этом мире есть вещи, что не под силу великому Деймону Таргариену?       — Я бы ни за что не назвал твой прекрасный член вещью, милый... — Деймон обхватил мужской орган племянника и нежно его погладил, двумя пальцами отодвигая крайнюю плоть. — Но, кажется, его длина и впрямь не подстать моему горлу. Увы, я не столь талантлив, как ты... — Порочный принц мягко коснулся открытой головки члена юноши и, чуть надавив на его уретру кончиком пальца, тихо добавил: — Это великий дар.       — О! — Эймонд медленно простонал и, закатив единственный глаз, откинулся обратно на спину.       — Но, пусть моё горло и не обладает умением принимать в себя мужскую плоть, мой язык ещё может тебя удивить, — утешил племянника Деймон и, придвинувшись ближе к постели, приставил свои губы к его естеству.       Твёрдо сомкнув пальцы у основания чужого члена, Деймон вновь принялся его ублажать. И теперь он более не думал о том, на какую длину сможет поглотить мужской орган племянника, а особое внимание Порочный принц уделил движениям одной из самых сильных и важных мышц своего тела, что находится за его зубами.       Он кропотливо обводил языком вздутые венки на члене юного принца, дразнил его мошонку и уздечку и будто случайно проникал в алую ямку уретры, заставляя Эймонда потрясающе вздрагивать и кусать собственное запястье в попытках подавить скулящие стоны.       Согнутые в коленях длинные ноги младшего Таргариена то смыкались, упираясь в чужие плечи, то широко разъезжались в стороны от них, а то и вовсе резко выпрямлялись, пока его напряжённые бёдра приподнимались над кроватью, а тело, наполняясь горячими вибрациями, сладостно дрожало.       Деймон и правда сумел его удивить. И с каждой новой волной подступающего экстаза Эймонд чувствовал себя безвольным пленником его порочного языка. И оттого, что этой ночью юного принца всё же не настигло разочарование, в перерывах от длительных стонов он улыбался в собственную ладонь, которую всё никак не решался убрать со своих губ, чтобы не дать стражникам замка обнаружить себя в дядиных покоях.       Лежа в чужой смятой постели он отдавал своё тело во власть самым красивым на свете сильным рукам и неожиданно нежному языку, что до этой ночи не баловал Эймонда подобной роскошью прикосновений к его мужскому естеству. Юноша уже и не мечтал о таком восхитительном подарке, оттого дядины действия были столь потрясающими и особенными. И Эймонд уже вовсю захлебывался в стонах, когда дядя только наращивал темп и глубину поглощения его члена своим таким неумелым, но безумно старательным влажным ртом.       Эймонд крепко вцепился в простыни и зажмурился, предвкушая скорую разрядку. Он вдруг подумал о том, что, как только он кончит, вместе с выплеском его семени небо отдаст земле последние капли дождя, эта страстная ночь тут же оборвётся, и наступит сонный рассвет. Но Эймонду хотелось растягивать её как можно дольше. И ему стало даже грустно от мысли, что дядюшка уснёт со сладостным соком на своих устах, а сам он сегодня так и не попробует семя Деймона. А ведь оно такое вкусное...       И Эймонд задумался о том, что он уже сдержал обещание, данное самому себе. Секса ведь не было? По крайней мере, Деймон в него не проникал. Но юный принц не запрещал себе ему отсосать... Да и увлекаться он не намерен. Он лишь коснётся члена дядюшки своим языком, чтобы убедиться, что его жидкость всё такая же потрясающая. А может быть, в этот раз ему не понравится? И тогда Эймонду больше не придётся утопать в сладостно-пыточных воспоминаниях о её чудесном вкусе и запахе...       Эймонд резко приподнялся с лопаток на задницу и опустил руку на затылок старшего Таргариена. Он обхватил пальцами копну дядиных взъерошенных волос и потянул за них его голову вверх, вынуждая того остановиться.       Выпустив изо рта член племянника, Деймон поднял удивлённые глаза вверх на его лицо и встретился с ним взглядом.       — Я делаю что-то не так, мой принц, тебе уже это наскучило? — с осторожностью спросил Порочный принц.       — Нисколько... — игриво прошептал в ответ юноша.       Эймонд загадочно улыбнулся, манящим жестом призывая Деймона к себе ближе.       Старший Таргариен послушно залез на кровать, и, с жадной нежностью впившись в чужие искусанные губы, выпросил у них поцелуй.       Глубоко втянув в свой рот слизкий и солоно-сладкий от собственного предсемени язык дяди, Эймонд до боли вцепился ногтями в нависающие над ним обнажённые плечи, а затем с силой перевернул Порочного принца на спину, грубо впечатав его рёбрами в синий шёлк простыней.       Оторвавшись от требовательных губ, Деймон удивлённо охнул, почувствовав зуд от оставленных Эймондом царапин на коже.       — Где ваши манеры, мой принц? — подмигнул он.       — Закрой глаза, Деймон, — прошептал юноша, слизав капельку пьянящей драконьей крови с кончика пальца.       — Ну уж нет, второй раз я на это не... — начал было возмущаться старший принц, как его рот грубо зажала чужая ладонь, не позволив завершить фразу.       — Ты ведь даже не знаешь, что я задумал! — фыркнул Эймонд, низко склонившись над его лицом. — Молчи и закрой глаза, дядюшка. Не бойся, я не настолько предсказуемый, чтобы во второй раз за эту ночь огреть твоё лицо пощёчиной. Хотя ты, безусловно, её заслужил. И не одну.       Младший Таргариен медленно убрал руку с губ дяди, а затем неожиданно перевернул своё тело от него на сто восемьдесят градусов.       — Ты подглядывал! — возмутился юноша, поймав на себе заинтересованный взгляд, когда, сделав пару шагов по кровати на четвереньках, обернулся на старшего принца.       — Ага. — Деймон не стал отрицать очевидного. — Какого Неведомого ты вытворяешь? — хихикнул он, внимательно наблюдая, как племянник укладывается на бок, подгибая колени, пряча от больших дядюшкиных глаз такой прекрасный вид на свои восхитительные округлые ягодицы.       Когда хорошенько поёрзав, сминая под собой простыни, младший принц улёгся в нужной позе, Деймон наконец понял, что за фокус тот учудил, ведь теперь член его племянника оказался аккурат у деймонова плеча, в то время как мужской орган самого Деймона обнаружился напротив лица юноши и был уверенно зажат его ладонью сквозь плотную ткань штанов.       — Тебе стоит лечь на бок, дядюшка, — наказал Эймонд и, чуть приподняв голову, приблизил свои губы к каменному паху старшего Таргариена.       Эймонд сначала мягко, едва касаясь, поцеловал твёрдый член дяди сквозь одежду, а после тщательно вылизал покрывающую его мужское естество ткань, так что та стала совсем мокрой не только внутри от привычного предэякулята, но теперь и снаружи от неожиданной слюны.       Деймон, чуть ли не скуля в мучительном предвкушении, приподнялся на локтях и схватил за подбородок племянника, увлечённого этой влажной игрой, что была вовсе не свойственна Его Брезгливости.       — О, боги, Эймонд! — прошептал он, мягко одёрнув от своего паха блаженное лицо юноши. — Не мучай меня и будь так милостив, стяни с меня штаны.       Эймонд кивнул и с нетерпением выполнил просьбу дяди.       Увидев свою обнажённую, сочащуюся липкой влагой плоть и приближающиеся к ней вытянутые губы юного принца, Деймон вдруг замер в оцепенении.       Этим вечером Эймонд отказался пить отравленное колдовским снадобьем вино. Так значит, племянник хочет его и без зелья?       Прекрасные чувственные губы вот-вот коснутся члена Порочного принца. А ведь этот сладкий юноша и не подозревает, что влага на мужском органе Деймона способна нанести ему раны глубже, чем сталь его клинка. Лишь искреннее желание Эймонда отделяет его от мучительной боли.       — Милый... — Деймон широко расширил глаза. Его сердце забилось быстрее, и голос тревожно дрогнул. — Ты точно уверен, что хочешь мне отсосать? — серьёзно спросил он, приподнявшись на локтях, и тут же отдёрнул Эймонда от своего члена, словно от летящего в него копья.       — Что ты такое говоришь? — удивился юноша.       — Если я сделал это для тебя, то это не значит, что и ты тоже должен, — вполголоса изрёк Деймон, будто пытаясь отговорить племянника от этого действа.       — Но я хочу... — улыбнулся Эймонд и, поднявшись в сидячее положение, обхватил шею дяди обеими руками, после чего, нежно поцеловав его губы, уложил Деймона обратно на спину. — Я хочу, чтобы мы сделали это одновременно, дядя, — с предвкушением прошептал он и, подмигнув своему любовнику, поменял положение тела, вновь расположив голову напротив чужого естества.       Твёрдым хватом обеих ладоней Эймонд зажал основание члена дяди под его мошонкой, так что яйца Деймона, соединившись вместе под натиском тонких пальцев, приобрели упругую форму сердечка.       Облизнув свои губы, юноша разомкнул их пошире и медленно поместил между ними горячее кожаное сердце пурпурного цвета.       От такой неожиданной ласки, идеально тёплой влажностью поглотившей его самое чувствительное место, Деймон пискляво зашипел сквозь зубы, и тело его непроизвольно вздрогнуло.       В это мгновение он почувствовал себя по-настоящему уязвимым, что было так непривычно, ведь во время оральных ласк он любил заставлять чувствовать таковыми других. Но именно сейчас, предоставив на милость племянника свой самый сакральный орган, Деймону захотелось на как можно большее время растянуть этот блаженный момент. Он знал, что Эймонд будет относиться к его мошонке и члену предельно бережно, потому что это его самая любимая дядюшкина часть. С таким трепетом он каждый раз к нему прикасался, будто деймонова плоть сделана из хрупкого хрусталя, и юноша боялся случайно её разбить.       Укрыв мошонку Деймона своими губами бережно и тщательно, словно мать под тёплым одеялом прячет колыбель своего дитя от бродящих по комнате призраков и сквозняков, Эймонд принялся её убаюкивать медленными покачиваниями своих влажных прикосновений щёк и языка.       Пульсация его мокрых губ то нарастала, заставляя Деймона сжимая кулаки в ладони морщиться от удовольствия и растворятся в окутывающей всё его тело неге, то угасала, становясь совсем незаметной, отчего Порочный принц просяще скулил.       Согрев кожаное сердце теплотой влажного рта, Эймонд вынул его мокрым и бьющимся в такт настоящему. И молодой принц точно знал, что ритм подлинного дядюшкиного подрёберного органа ускорен, ведь он, прикоснувшись к вене на мошонке Деймона своим языком, почувствовал его пульс.       И, заглянув в глаза своему любовнику, Эймонд отчего-то ощутил чужой страх.       — Я не укушу тебя, Деймон, — игриво прошептал он. — Расслабься.       Как же тут было расслабиться, подумал Деймон. Ведь вот-вот случится непоправимое, и их отношения приобретут новый статус. Из принудительных, основанных на магии и односторонней одержимости, они станут настоящими... И семени Деймона на губах юноши суждено стать печатью, доказывающей их добровольный характер.       Старший Таргариен резко повернулся со спины на бок, тем самым чуть отведя свой член от приближающихся к нему губ юного принца. Но отдалить неизбежный момент надолго не вышло. Эймонд с предвкушением улыбнулся и тут же обхватил дядин орган своей тёплой ладонью.       — Продолжай делать то, что ты делал своим языком, дядюшка, — игриво прошептал юноша, — и пока ты ублажаешь меня, я позабочусь о тебе в ответ.       — Как пожелаешь, сладкий... — с волнением выговорил Деймон, сглотнув слюну, подался вперёд к чужому члену и плотно сомкнул губы вокруг его влажной головки.       И одновременно с ним Эймонд медленно взял в рот его естество сразу на половину длины.       Почувствовав приятную влажность потрясающего рта племянника, Деймон низко простонал, держа в собственном рту лишь кончик его горячей и твёрдой плоти. И своим стоном он послал ласкающую вибрацию к члену Эймонда, которая сладостной волной удовольствия разнеслась по всему его телу.       Эймонд с такой отдачей и радостью сосал его член, что Деймон наконец смог преодолеть дурные мысли о том, что вот-вот изо рта юноши польётся алая кровь и запачкает собою всю покрытую синим шёлком постель.       Больше член Деймона для него не опасен. Семя Порочного принца теперь не оставит на этом прекрасном теле неизлечимых ран.       И осознав это, старший Таргариен ощутил небывалый восторг, а вместе с ним в его голову пришла и тревожная мысль о том, что теперь, без зелья ведьмы, Деймону придётся обращаться с юным принцем крайне бережно и осторожно. И особенно ему следует быть сдержанным и чутким во время секса, внимательно следя, чтобы тот носил лишь добровольный характер. Иначе... если Деймон позволит своим тайным желаниям вырваться наружу и заставить Эймонда сделать то, что ему не захочется, это может его погубить.       Сосредоточившись на потрясающих ощущениях, Деймон чуть не позабыл о том, что в его собственном рту ожидает внимания возбуждённый член племянника. И, дабы не допустить неловкого курьёза и не позволить плоти Эймонда снова обмякнуть, старший Таргариен втянул его в свой рот на ту глубину, на которую был только способен, а затем, плотно зажав его упругими стенками щёк, попытался высосать из него весь оставшийся липкий сладостный сок.       Эймонд невозможно приятно стонал в член дяди и двигал бёдрами навстречу его податливому рту. И от этих непрекращающихся вибраций на своём естестве, и от тяжести чужой плоти на своём языке по спине Деймона расходились потоки мурашек, щекочущих кожу до самого загривка.       Когда оба принца пришли к нужному темпу и комфортной для каждого глубине, их возбуждение начало нарастать быстрее, каждый чувствовал поступающее напряжение в паху, и члены обоих Таргариенов приятно пульсировали.       Не ощущая больше дискомфорта в своём рту, а лишь тёплую заполненность и сладость, Деймон наконец смог расслабиться и перевести сосредоточенный взгляд с члена Эймонда за его бедро, ведь прямо за ним, напротив постели стояло большое зеркало. И ничего не могло сделать момент оргазма Порочного принца волшебнее, чем восхитительный вид на упругие ягодицы его племянника.       Будто почувствовав своими губами приближающуюся разрядку Порочного принца, Эймонд принялся обсасывать его член ещё интенсивнее. Он так увлёкся вытягиванием деймоновых соков, что развратные звуки причмокиваний спрятали собою утихающую песню дождя.       Теплота и сладость дядиной плоти на языке и вместе с ними упорство его губ на члене возбуждали Эймонда до мерцающих мушек в глазу. И молодой принц был так увлечён втягиванием своих щёк и движениями языка, что терялся в понимании, что из этого ему нравится больше: чувствовать губы Деймона на своём естестве или сосать самому. Вряд ли Эймонд когда-нибудь в этом признается, но его голову просто невероятно сносило от очумело-прекрасного ощущения горячего члена дядюшки во влажности своего рта.       Мягко обхватив рукой уже успевшую растрепаться косу племянника, Деймон чуть потянул за неё, привлекая внимание юноши к своему лицу. Кивнув несколько раз и соблазнительно дёрнув бровью, Порочный принц намекнул на то, что Эймонду стоит приготовиться принять в себя его семя.       Вытащив из ножен своего рта готовый извергнуться в любое мгновение дядюшкин член, Эймонд показал Деймону, что понял его намёк. И, облизнув свои губы, юноша с новой силой насадил их на влажную плоть Порочного принца, уверенно и тщательно помогая себе руками, чтобы чужой оргазм случился быстрее.       И уже через несколько цикличных движений тонких пальцев племянника и его языка давно сдерживаемая страсть полилась из Деймона сладостным и неудержимым потоком.       Всякая мысль покинула его разум, все ощущения в собственном теле растворились, будто оно нагое и не лежало вовсе на этой кровати, а было уже где-то там наверху, под высоким потолком, жаждущее расправить крылья и улететь повыше к звёздам. И старший Таргариен не чувствовал теперь ничего кроме приятной, но быстро угасающей судороги в собственном члене.       Налакавшись своего любимого липкого сока, Эймонд вдруг с упоением осознал, что вместе с потрясающе вкусным дядиным семенем на языке неприлично близко был и момент его собственной эйфории. Быть может, обильная сперма Деймона являлась её катализатором даже в большей степени, чем его дразнящий язык.       И только Эймонд почувствовал, что язык дядюшки уже совсем не двигается, да и рот его, кроме насыщения приятным теплом, не дарит иного блаженства, утягивая молящий об освобождении от скопившегося напряжения член в глубину упругих щёк, как Деймон вспомнил о ещё не получившем свой оргазм племяннике, который под тяжестью собственной мошонки скоро точно утонет в синем шёлке деймоновых простыней.       И Порочный принц, нежно дотронувшись до груди и плеча племянника, перевернул его, податливого, обратно на спину. А затем, когда Эймонд удобно расположился и мягкой подушкой прикрыл свой развартный ротик, Деймон быстро принялся его ублажать.       Теперь ничего не отвлекало старшего Таргариена от удовлетворения своего юного любовника, а того — от всецелой отдачи желанному наслаждению.       И деймоновы губы, а вместе с ними и его щёки, и даже руки, и его уже уставший от кропотливой работы натёртый язык совместными усилиями изобрели абсолютно новый метод доведения до оргазма его молодого любовника.       Так, пока руки Порочного принца ласкали член юноши вдоль ствола, язык Деймона дразнил его мягкую мошонку, а иногда, будто невзначай, дотрагивался до его напряжённого ануса. Но стоило юркому языку дядюшки погрузиться глубже, как Эймонд начинал этому сопротивляться, сжимая сильнее своё явно помытое и подготовленное к сексу нутро. И тогда Деймон тут же прекращал свои действия, а его рот сосредотачивался на обсасывании головки члена юного принца. И всё это продолжалось по кругу несколько циклов, пока Деймон не почувствовал, как колечко мыщц между ягодицами племянника начало слабо пульсировать.       И искренние усилия Деймона дали свои плоды. Корни абсолютно нового удовольствия обжигающей истомой проросли в каждой клеточке юного дрожащего тела. И в ответ оно расцвело, покрыв заревом розового румянца обнажённую кожу.       В момент наивысшего удовольствия Эймонд резко откинул подушку и снова перевернулся на бок, а затем обхватил ладонью дядюшкин член и тут же засунул его, ещё неуспевший высохнуть и достаточно обмякнуть, поглубже в свой рот, чтобы дядиным органом заткнуть свои несдержанные уста, желающие издавать звуки удовольствия на весь замок.       И, не выпуская изо рта любимую сладость, Эймонд, чуть ли не умерев от охватившей его неги, излил в дядюшкину ладонь и на его припухшие губы белую благодать и сдавленно застонал, вибрирующим горлом заставив и тело Деймона тоже вздрогнуть.

***

      Счастливые старший и младший Таргариены прижимались друг к другу укрывшись общим одеялом и глубоко дышали свежестью последождевого воздуха, наполненного ароматами летних цветов и сырой земли. Тишина ночи, пронизанная лишь едва уловимыми звуками ниспадающих капель с оконных ставен и крыш, очищала мысли и давала надежду на абсолютно новую, волнующую и совсем непредсказуемую жизнь.       Ночь была исключительной. Наполненная страстью и откровениями, как в мыслях так и на языках, к счастью, она не закончилась слишком скоро.       Луна вновь показалась на небе, стоило тучам рассеяться, и во второй раз за эту долгую ночь она засветила ярче обычного, озарив покои Деймона серебряным светом.       Запах Эймонда в этот момент казался его дяде особенно сочным, а его кожа, по которой старший принц мягко водил кончиками пальцев, — потрясающе нежной.       Как земля впитала в себя всю влажность небес, дабы не дать погибнуть от засухи растущим на ней цветам и деревьям, так и тело Деймона, приняв в себя вязкий эликсир племянника, напиталось живительной силой, и он почувствовал себя моложе на десять, а то и пятнадцать лет.       Деймон пребывал в абсолютно приподнятом настроении и был всё ещё бодр, в отличие от уже засыпающего Эймонда, голова которого лежала на дядюшкиной груди, а глаз всё чаще закрывался в сладостной полудрёме.       Мысли о том, что его племянник отдался ему без зелья, не давали Деймону расслабиться и забыться, провалившись в беспамятный сон. Неужели мальчишка теперь и правда в него влюблён?       Порочный принц поцеловал его в щёку, а затем погладил по голове и крепко обнял, словно пытаясь ещё сильнее прижать к себе его нагое тело.       Эймонд улыбнулся и протяжно зевнул, а затем он приоткрыл сонный глаз и, медленно обведя кончиком пальца ореол дядюшкиного соска, тихо спросил:       — Насколько то, что мы только что делали, соответствует кодексу рыцарей, дядя?       — Боюсь, милый, это было совсем из другой книжки... — ехидно ответил Порочный принц.       — Думаю, твоё наставничество провалилось, — без всякого сожаления вздохнул юноша. — Ты ведь обещал моему отцу, что воспитаешь меня рыцарем, так? Рыцари так не делают... Особенно те, что давали свои обеты под сенью Семерых.       Заметив на лице юноши промелькнувшую тревогу, Деймон попытался его утешить.       — Неужели? — подмигнул он. — Спроси у своих гвардейцев. Белым плащам нельзя возлежать с женщиной. Ты об этом знал? А вот про мужчин в их клятве ничего не сказано...       — Когда я был мал, я видел, как два белых плаща целовались в купальне, — осторожным шёпотом поделился Эймонд.       — И кто это был? — с интересом спросил Деймон.       — Это уже не важно, — вздохнул в ответ юноша.       — Почему же? Думаешь, я не знаю, кто из твоих гвардейцев предпочитает мужчин? Это были сир Роберт и сир Оливер, так? Что-то я не видел их с тех пор, как вернулся с Драконьего Камня.       — Не удивительно, ведь именно их двоих казнили за то, что позволили служанке меня опоить. Но они не были виноваты. Я отозвал гвардейцев той ночью, как и обычно. Этим бедолагам просто не повезло... — В голосе Эймонда промелькнули тревожные нотки. Разговор стал серьёзней, и молодой принц явно взбодрился, делясь со своим новым любовником волнующим его мысли откровением. — Это я виноват в их смерти. На их месте мог быть кто угодно. Я часто думаю, что если бы это оказался сир Кристон...       — Сир Кристон? — сквозь зубы переспросил Деймон. — И как часто ты о нём думаешь?       — Что? — Эймонд поднял голову с груди дяди и, смотря в его глаза, положил руку в область его сердца. — Ты с ума сошел! Ревнуешь меня к Кристону? — почувствовав учащённое сердцебиение дяди, удивлённо воскликнул Эймонд.       — Держись от него подальше, — фыркнул старший Таргариен, наморщив нос.       — Ещё чего! — Эймонд широко расширил глаз и возмущённо цокнул. — Как ты смеешь так говорить?       — Я видел, как он на тебя смотрит, Эймонд, — с нежностью обхватив запястье племянника, томно прошептал Порочный принц. — Как он тебя касается... Прижимает к себе при малейшей возможности. Скажи мне, он когда-нибудь трогал тебя там, где трогаю тебя я?       — Что?! — юноша был явно ошарашен таким наблюдением дяди и его отвратительным вопросом.       — Эймонд. — Деймон отпустил его руку и вздохнул, закатив глаза. — Я знаю этот взгляд. Твой гвардеец тебя хочет, — поправляя волосы племянника, тихо произнёс Порочный принц, не поднимая на него своих глаз. — Просто его мнимая честь не позволяет ему тебя взять. Но однажды ты и не заметишь, как его объятья станут теснее и дольше. Он будет прижимать тебя к своей груди, пока под его доспехами будет твердеть и пульсировать мужская плоть.       Эймонда так поразили дядины слова, что он от волнения и возмущения едва сам мог вымолвить что-то тому в ответ. Но, собравшись с мыслями, он наконец сумел ему возразить:       — Никогда больше не смей говорить нечто подобное, Деймон. Он держал меня на руках, когда я был младенцем. Он бы никогда... — голос юноши задрожал, ему даже захотелось заплакать. Едва сдерживая слёзы Эймонд глубоко вдохнул и отвернулся от дяди, отодвинувшись от него подальше на свою половину кровати.       "Так же никогда, как он однажды не тронул Рейниру..." — подумал Деймон. Жаль, что он не может рассказать Эймонду о том, насколько благородный Коль верен своим клятвам.       — Я беспокоюсь о тебе. Мне важно, чтобы у окружающих тебя людей были лишь благородные намерения, — погладив спину племянника, успокаивающим голосом произнёс Деймон.       На эти слова Эймонд повернулся и рассмеялся ему в лицо.       — Твоя ревность меня забавит! — бросил он и, поднявшись в сидячее положение, отчитал своего мнимого дядюшку. — Если ты хочешь меня трахнуть, это не значит, что этого же хотят и все остальные. Иногда людям ты действительно небезразличен. И за их заботой не обязательно скрывается желание с тобой переспать... Не нужно мерить людей по себе, Деймон. Мудрецы говорят, что часто в других людях нас раздражает то, что мы ненавидим в нас самих. Подумай, почему, когда другие меня обнимают, ты видишь в этом намёки на секс?       Деймон сглотнул слюну. Кажется, племянник видит его насквозь... Этот юнец читает слишком много умных книжек. Но как жаль, что при своей начитанности и мнимости он не замечает желаний своего поганого гвардейца.       — Сира Кристона я знаю с самого детства, дядя. А вот тебя... — Эймонд задумался.       — Хмм, а ведь я совсем не знаю тебя, Деймон, — с подозрением смотря в лицо любовнику, протянул он. — Всю мою жизнь ты был в этом замке лишь легендой, о чьих военных подвигах рассказывали мне чужие уста, пока ты не задержался здесь так надолго. Почему ты всё ещё здесь, Деймон? Почему ты до сих пор не улетел домой?       — Сначала из-за твоего отца, — соврал Порочный принц. — Его здоровье меня тревожило. Но сейчас ему лучше, и я остаюсь здесь лишь из-за тебя, милый... Я желаю как можно дольше с тобой не расставаться. И я готов жить здесь с тобой, потому что тебе это важно: быть с твоей семьёй. Несмотря на мою собственную потребность быть с моей.       — Ты любишь её? — твёрдо спросил Эймонд и напряжённо прикусил губу.       — Рейниру? Пусть былой страсти между нами больше и нет, но я всё ещё испытываю к ней нежные чувства, — признался Деймон. — Но я люблю наших детей. Визерис и Эйгон совсем крохи. В таком возрасте им важна забота отца. И если меня долго не будет рядом, то меня им заменит какой-нибудь симпатичный гвардеец...       Эймонд вздрогнул.       — Так ты больше меня не ревнуешь? — удивился он. — К Кристону...       "О! Кристон! Кристон! Сколько можно о нём говорить!" — возмутился Деймон в своей голове.       — Это не ревность, а лишь обеспокоенность, — положив ладонь на запястье юноше, мягко произнёс он вслух. — Этот мужчина кажется мне подозрительным, а его повышенный к тебе интерес вызывает во мне неприятные чувства. И если бы мой брат уделял своим детям достаточно внимания, то ты бы не был так привязан к гвардейцу. Но теперь твоим наставником буду я, и я буду за тобой приглядывать.       — Мне не нравится, как это звучит, дядя, потому что эта фраза навевает на мысль о том, что ты намерен за мной следить, — возмущённо произнёс юный принц.       — Глупости! — возразил старший Таргариен. — Я лишь хочу, чтобы ты был в безопасности, милый. Если вдруг кто-то посмеет приставить клинок к твоему горлу...       По спине Эймонда пробежал неприятный холодок. Он вспомнил свой недавний сон про белого дракона и поёжился, а затем схватил одеяло и натянул его до самого подбородка.       — Ты хоть понимаешь, насколько странно это звучит? — спустя паузу презрительно спросил он. — Ты боишься, что кто-то злой посмеет меня обидеть, и хочешь, чтобы я меньше времени проводил с сиром Колем, но ведь благодаря ему, а не тебе, я сам могу постоять за себя! И мне уже осточертело, что в последнее время все пытаются меня опекать... Сначала мать и Кристон, а теперь и ты! Но ни его, ни твоя охрана мне не требуется! — Эймонд надул щёки и укутался одеялом теперь по самый нос.       — Я знаю, Эймонд, — ровным тоном ответил Порочный принц. — Ведь я помню, как ловко ты пырнул Гарибальда.       — Жаль, что я не добил его сразу... — отведя взгляд в сторону окна, глухо буркнул юноша в теплую и плотную ткань. А затем он вновь посмотрел на Деймона, и глаз его расширился и заблестел. — Расскажи мне, как он умирал, — заворожённо прошептал младший Таргариен, стянув одеяло со своего лица на плечи. — Это было волнующе? Ты испытал радость, когда жизнь медленно покидала его тело?       — Радость? — удивился Деймон. — С чего ты взял, что лишение кого-то жизни вызывает такие эмоции? Об этом писали в твоих глупых книжках?       Эймонд сглотнул слюну.       — Когда ты впервые кого-то убьёшь, ты ощутишь власть... — улыбнулся Порочный принц и, высвободив руку племянника из-под одеяла, положил его ладонь между своими. — Но вряд ли это принесёт тебе радость, милый, скорее облегчение, — вздохнул он.       — Это ты почувствовал, когда убил его? — с недоверием спросил Эймонд. — Облегчение?       — Именно это.       — Ты лжец, Деймон. Я видел блеск в твоих глазах, когда ты отсёк голову Веймонду Велариону. Его казнь вовсе не была тебе в тягость. — Эймонд так откровенно улыбнулся, точно наслаждаясь тем, как ловко раскусил чужую ложь.       — Это моя ответственность — защищать семью, — оправдался старший принц. — И наказание того, кто посмеет на неё покуситься, не может быть ни радостью, ни тягостью. В таких вещах мною движет чувство долга и справедливого возмездия.       Деймон придвинулся ближе к племяннику и, приобняв его за плечи, потянул на себя, желая расцеловать этого любопытного засранца. И подразнив его шею своим языком, Порочный принц уложил его голову себе на колени.       — Тебя так сильно интересует, что я почувствовал, милый. Кажется, в тот день ты внимательно за мной наблюдал? — спросил он, медленно расплетая запутанную косу племянника. — И что же почувствовал ты, когда увидел, как я отсекаю его паршивую голову?       — Моё сердце стало биться сильнее. Это было неожиданно, но даже чуточку возбуждающе, — признался Эймонд. — Я почувствовал, что это был вызов. Мой дед организовал это представление, чтобы лишить прав на престол твою жену. Он знал, что Веларион попытается объявить Люка и Джейса бастардами. И потому, убив его, ты победил в этой партии. Смотря в твои хитрые глаза, я и восхищался тобой, и завидовал, и ненавидел...       — И тогда ты решил, что следующий ход за тобой? Признайся, подняв свой кубок за ужином, ты хотел меня спровоцировать? Но какой реакции ты ожидал?       — Именно той, что последовала.       Сердце Деймона чуть было не остановилось. Его тело задрожало, и трясущиеся руки выпустили из своих пальцев волнистые пряди. Он начал тяжело дышать и почувствовал подступивший к горлу ком.       — Я хотел спровоцировать не тебя, а Рейниру и этих засранцев, — признался Эймонд. Лёжа на коленях у дядюшки он и не заметил, насколько сильно тот побледнел. — Мне хотелось показать Стронгам, что и в моей семье есть тот, кто может за неё постоять. И что я не боюсь ни их самих, ни их нового папочку... И мне не страшно намекнуть Рейнире, кем она на самом деле является, — перебирая свои мягкие волнистые локоны, разоткровенничался юноша, а после, не услышав строгого ответа на свои вызывающие признания, удивлённо повернул голову и, задрав подбородок, взглянул в лицо дяде.       — Моя жена — наследница Железного трона, как бы тебе ни было сложно это признать, — наконец, спустя паузу вымолвил Деймон. — А её законные дети — Веларионы и Таргариены, Эймонд. Тебя, должно быть, смущает цвет их волос или оттенок кожи, но в природе есть вещи, устроенные очень сложно...       — Природа как раз предсказуема! — возмущённо перебил его Эймонд. — А вот женщины...       — Боги. У тебя был единственный секс с женщиной в жизни. А ты с таким надменным лицом о них говоришь!       — А мне хватило и этого раза, чтобы понять, что у них есть свои секреты и цели. А у тебя женщин было много, и ты должен бы знать, что некоторые из них лживы. Но ты до сих пор веришь в верность своей жены её бывшему мужу? Это просто смешно! Ты и правда пытаешься убедить меня, что они дети Велариона... Я думал, мы стали достаточно близки, чтобы ты мог довериться мне и не врать. Как и я доверяю тебе свои мысли и некоторые секреты. Можешь, как и мой отец, притворяться идиотом, Деймон. Но меня ты не обманешь. О да, я понимаю, почему ты так озабочен её воображаемой честью.       — Я несколько удивлён распущенности твоего языка... — прошептал Деймон на валирийском, твёрдым хватом зажав плечо племянника. — Если мы трахаемся, то это ещё не значит, что ты можешь позволять себе произносить вслух такие вещи. — А затем он перешёл на общий язык. — Можешь делиться со мной чем угодно, и я буду этому только рад: своими снами о драконах, рассуждениями о женщинах или о рыцарской чести. И я даже ни разу не возразил, когда ты зачитывал мне цитаты из Семиконечной Звезды. Можешь сколько угодно обвинять меня во лжи или иных смертных грехах, но не смей повторять услышанную тобой грязную сплетню о моей семье. Сегодня этот разговор зашёл слишком далеко, Эймонд. Я не намерен обсуждать с тобой мою жену или её детей, не говоря уже о контексте этого обсуждения. И впредь я хочу, чтобы ты никогда больше не поднимал эту тему ни со мной, ни с кем-то ещё. Иначе я обещаю, что ты будешь наказан. И поверь, солнышко, моё наказание тебе не понравится.       Эймонд цокнул и, скинув со своего плеча ладонь дяди, поднял голову с его колен и резко спрыгнул с его постели. А затем, взяв со стола наполненный кубок, вытянул его вперёд.       — За Деймона Таргариена — будущего короля Вестероса! — произнёс он, с вызовом взглянув на своего дядю. — За любящего брата, прекрасного отца, самого лучшего наставника и верного мужа!       Деймон ухмыльнулся и закатил глаза.       — А ведь вино и правда было дерьмовым, дядюшка, — брезгливо фыркнул юный принц. А затем он, не сделав ни единого глотка, опустил руку с кубком и демонстративно вылил красную жидкость прямо перед носом Деймона на пол рядом с его кроватью, после чего тихо добавил: — По сравнению с твоим семенем — просто помои...