Часть 1
23 ноября 2022 г. в 22:46
Всё начинается с испуганного вскрика Аделинды на первом этаже. За ним почти сразу следует характерный грохот, с которым тело падает на пол. Дилюк встревоженно подскакивает из-за своего рабочего стола и в три широких шага оказывается за дверью. На бегу заводит руку за спину, готовый в любую секунду призвать клеймор, опасаясь, что кто-то вломился на винокурню. Но стоит ему ступить на первую ступеньку лестницы, как он поражённо замирает, так и не опустив руку и не призвав меч. Потому что его взгляд упирается… Нет, быть не может.
Аделинда лежит посреди гостиной, судя по всему, в обмороке. На корточках возле неё сидит и пытается привести её в чувство… Дилюк. Собственной персоной. Младше того, что застыл на лестнице, но это несомненно он. Алые волосы, капитанский плащ, белые перчатки, глаз бога полыхает на боку.
— Какого чёрта?.. — только что и может выдохнуть взрослый Дилюк.
Юноша мимолётно поднимает на него взгляд и тут же возвращается к горничной, продолжая легонько похлопывать её по щекам.
— Отец, Аделинде стало дурно. Будь добр, принеси воды, — просит он, явно не разглядев, кто перед ним. Взрослый Дилюк всё ещё пытается взять себя в руки и на всякий случай щиплет себя за запястье. Его юная версия, краем глаза заметив, что фигура на лестнице так и не шелохнулась, снова поднимает на него взгляд: — Отец, я… — и тут он вглядывается повнимательней. Его взгляд так же скользит по волосам, одежде и цепляется за глаз бога на чужом поясе. Собственные глаза удивлённо расширяются. — Не отец, — заключает он.
— Не отец, — подтверждает взрослый Дилюк.
Они поражённо глядят друг на друга, почти не моргая. Но тут Аделинда начинает приходить в себя: что-то сбивчиво бормочет, чуть мотая головой и прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу. Дилюки отмирают. Взрослый спешно сбегает по лестнице и дергает младшего вверх за локоть, живо поднимая на ноги.
— В кабинет, бегом, — как можно тише командует он. — Я сейчас успокою Аделинду, и будем разбираться.
Юный Дилюк кивает, быстро сообразив, что к чему, и бежит, куда велели. Он скрывается за дверью вышеуказанной комнаты ровно в тот момент, когда Аделинда открывает глаза. Она потерянно моргает несколько раз и с трудом фокусируется на лице перед собой.
— Господин… — бормочет она, скользя пальцами по щеке Дилюка, словно проверяя настоящий ли он.
— Аделинда, что же вы так? — обеспокоенно хмурит брови тот. — Всё в порядке?
— Да я… Вы как вошли, мне примерещилось, ой… — охает она, пока Дилюк помогает ей сесть, а затем и подняться на ноги.
— Что именно?
— Да глупости. Показалось, что вы в капитанской форме, юный совсем ещё, — отмахивается она, отряхивая передник. — Даже не знаю, что это я вдруг. Извините, переполошила вас.
— Да ну что вы, пустяки, — заверяет её Дилюк, только что убедившийся, что ему самому не примерещилось. — Может, вам стоит прилечь?
— Что вы, дел невпроворот, — рассеяно отказывается та, но бедро потирает нервно и глядит куда-то сквозь Дилюка. Тот мягко качает головой.
— Подождут дела, я тут ваше главное начальство, больше отчитываться некому. И я вам разрешаю пойти полежать. Хоть до завтра, — он ласково поглаживает женщину по руке. И та, чуть подумав, всё же благодарно кивает.
— Балуете вы меня, господин Дилюк, — возвращая ему ласку, она легонько касается алых волос в жесте материнской заботы.
— Вы нас всё детство баловали, я лишь возвращаю долг, — мягко усмехается тот. В последнюю секунду он ловит себя на том, что в это предложение немыслимым образом прокрался чёртов капитан кавалерии, некогда названный брат, но решает не исправляться. Не до этого сейчас.
Аделинда ещё раз извиняется за неудобства и бредёт вглубь винокурни к своей скромной комнатке. Как только стихают её шаги, Дилюк спешно пересекает зал и заходит в кабинет, всё ещё в глубине души надеясь, что никого там не найдёт, успешно спишет всё на массовые галлюцинации и сам пойдёт приляжет.
Но массовая галлюцинация в капитанском плаще и белых перчатках обнаруживается у книжного шкафа. Стоит, едва ли не реальнее самого Дилюка, и заинтересовано разглядывает статуэтки. Оборачивается на вошедшего винодела и деловито складывает руки за спиной. Тот прикрывает за собой дверь и, оглядев свою юную версию с головы до пят спрашивает:
— Шестнадцать?
— Семнадцать, — легко отзывается тот. А затем укоризненно добавляет: — И тебе здравствуй.
— Ты это я, не проще ли опустить расшаркивания? — складывает руки на груди взрослый Дилюк. — Тем более в кризисной ситуации.
— Не нахожу ситуацию кризисной, — хмыкает тот, — но, пожалуй, соглашусь — в нашем случае обычный этикет ни к чему. А тебе, стало быть?.. — тянет он.
— Двадцать два, — хмыкает Дилюк. И парирует: — Ты каким-то образом оказался в будущем и не считаешь это кризисом? Не помню за собой такой легкомысленности. Или ты намеренно сюда заявился? — изгибает бровь винодел.
— Нет, случайно, — спокойно отзывается юноша. — Но пока ты отсылал Аделинду, я успел немного подумать над произошедшим.
Взрослый Дилюк проходит к столу, садится и делает приглашающий жест своей юной копии:
— Я внимательно слушаю.
Юный Дилюк садится, стягивает перчатки и кладёт их себе на колени. А потом не спеша, с толком и расстановкой докладывает, что утром делал обход территории и заметил недалеко от Винокурни руинного охотника. Тот агрессии не проявлял, целенаправленно двигался куда-то в лес. Юноша решил не лезть в бой раньше времени и просто проследил за ним. Тот неспешно доплыл до небольшой неприметной пещеры и скрылся в ней. Юный Дилюк осторожно прокрался за ним и успел увидеть, как тот исчезает в каком-то портале — который немедленно сомкнулся за спиной охотника, стоило тому в него пройти. Юноша внимательно осмотрел пещеру, ощупал и простучал камень стены, в которой видел портал, но так ничего и не обнаружил. Решив вернуться туда позже, после того как посоветуется с магистром, он просто покинул пещеру так же, как вошёл, и вернулся обратно на Винокурню. Распахнул входные двери, улыбнулся Аделинде… и та рухнула в обморок. Ну, а дальше взрослый Дилюк уже знает.
— И ты полагаешь, что тебя переместила эта пещера? — задумчиво хмыкает Дилюк.
— Вероятно, — кивает юноша. И в ответ на скептический взгляд добавляет: — Вывод взят не с потолка. Во-первых, вход в пещеру закрывает какое-то серебристое марево. Совсем лёгкое. Заходя внутрь, я его и не заметил вовсе. А вот когда выходил обратно — уловил. Правда, не придал особого значения.
— А во-вторых?
— А во-вторых, я вчера целый день думал о будущем и о том, как любопытно было бы увидеть нас взрослых, — он не замечает, как на секунду дёргается лицо напротив, услышав даже такое неприметное упоминание ещё не чёртового не капитана кавалерии в его речи. Лишь вздыхает, опустив взгляд: — И… меня раздосадовала моя некомпетентность с этим порталом и охотником. И когда я шёл вон из пещеры, думал, что будь я старше и опытней, то обязательно разобрался бы… — он встряхивает головой, будто недовольный своей слабостью и поясняет: — То есть, я буквально думал о взрослом себе. О тебе, по сути, — кивает он Дилюку.
— И ты предполагаешь, что пещера перенесла тебя в желаемое время? — хмыкает тот.
— Пока это единственная гипотеза, — пожимает плечами тот. — Вполне обоснованная, на мой взгляд.
— Вполне, — соглашается Дилюк. — Что ж, — заключает он. — Тогда, полагаю, нам стоит вернуться в эту пещеру?
Юный Дилюк сдержанно кивает и собирается уже подняться из-за стола, но вдруг дверь кабинета начинает открываться. Дилюк закатывает глаза ещё до того, как видит незваного гостя. Потому что только у одного человека во всём Мондштадте хватает наглости входить к нему без стука. До сих пор хватает наглости — неведомым образом.
— Кэйа! — восторженно выдыхает юный Дилюк, вскакивает со своего места и огненным вихрем бежит к капитану, чтобы обнять — утыкается носом ему в плечо и тискает без зазрения совести, пока тот, оторопев, абсолютно шокировано смотрит на алую макушку, принадлежащую человеку, которого он уже никогда в своей жизни не рассчитывал увидеть.
— Этого ещё не хватало, — раздражённо потирает переносицу взрослый Дилюк.
Эта восторженная реакция гораздо — гораздо — хуже самого появления нежеланного гостя. Хочется оттащить свою юную несмышлённую дурацкую наивную версию от чёртового капитана, чтобы не напоминал ему о том, какими их отношения были и уже никогда не будут. Чтобы он не напоминал самому Дилюку об этом. Неужели он действительно когда-то был так рад его видеть? Так самозабвенно и искренне? Дилюк уже не помнит, каково это. Зато видит. Прямо сейчас, перед собой — горящие глаза, яркую улыбку. И это раздражает. Спокойного рассудительного юношу, который только что чинно вёл с ним беседы, словно подменили — он сияет, восторгается, светится. Дилюку не хочется вспоминать, что он умел таким быть. Дилюку вдвойне не хочется вспоминать, что он был таким из-за Кэйи и, если совсем уж точно, почти исключительно вместе с Кэйей. С ним он мог себе позволить все самые яркие и искренние эмоции, без глупых правил и аристократичной жеманности.
И с ещё большим раздражением Дилюк понимает, что от его собственного отстранённого спокойствия, с которым он только что участвовал в той же самой беседе, тоже не осталось и следа. Одно только появление капитана преобразило и его: брови нахмурились, зубы стиснулись, нахлынуло недовольство и злость. Выходит, одно неизменно: Кэйа по-прежнему вызывает в нём бурю эмоций, пусть теперь и со знаком минус. Главное, Дилюк всё ещё не умеет оставаться к нему равнодушным. Как же это бесит.
А его юная версия тем временем отлипает от Кэйи и окидывает его восторженным взглядом:
— Ух ты, какой ты высокий! — выдыхает он, смеряя рукой их разницу в росте. Улыбается. Ярко, тепло, радостно. И продолжает оглядывать Кэйю с головы до ног.
А Кэйа тем временем протирает глаз кулаком. Раз. Другой. Третий. Сосредоточенно моргает. Видимо, пытается понять, откуда у него белая горячка, если он ещё сегодня не пил.
— Что?.. — наконец выдыхает он, указывая пальцем на увы не галлюцинацию, это мы уже выяснили, и посылает взрослому хмурому Дилюку вопросительный взгляд. Того почему-то бесит даже то, что с вопросом обратились именно к нему. Он огрызается:
— Небольшая проблема, как видишь.
— Небольшая проблема? — выдыхает Кэйа. — Небольшая проблема — это очередная заявка о пропаже какого-нибудь чёртова кота, господин Дилюк, а не ты из прошлого собственной персоной.
— Господин Дилюк? — непонимающе переспрашивает его юная версия. Кэйа ойкает. Но тот не успевает осмыслить услышанное, потому что замечает кое-что гораздо интереснее: — Ого, Кэй, у тебя глаз бога?! — восторженно выдыхает он, цепляясь пальцем за его ремень, и капитан неловко дёргается, едва удержавшись, чтобы не прикрыть его рукой. — Крио? — он удивлённо поднимает взгляд. — Неожиданно…
— Ты… Может, хоть ты мне объяснишь, что происходит? — спешно переводит тему Кэйа и тон его такой непринуждённый, что оба Дилюка верят в него с лёгкостью.
Юный Дилюк кивает и охотно принимается пересказывать ему всё то же самое, что только что вещал своей взрослой версии. Только в десять раз более восторженно и ярко, шутя и активно жестикулируя. Взрослому Дилюку снова до скрипа зубов и перчаток хочется оттащить этого восторженного дурачка, который ничего в этой жизни не понимает, подальше от капитана и опустить его с небес на землю. Но тут он переводит взгляд на Кэйю, и собственная юная версия мигом исчезает из его мыслей. Потому что внезапно хочется оттащить подальше уже его. Чтобы тот не смотрел на собеседника так… Так. С невыносимой теплотой, нежностью и тоской. Жадно порхая взглядом по его лицу, словно пытаясь отложить в памяти каждую чёрточку. Словно в его ледяном сердце осталось что-то кроме язвительности и лжи. Словно он ещё способен так смотреть на Дилюка. Зубы сводит какой-то странной эмоцией до отвращения похожей на ревность, ведь Кэйа смотрит не на него — не совсем. И Дилюк скорее отворачивается, чтобы взять себя в руки и стряхнуть это чувство поскорей, совершенно не желая в нём разбираться.
А вот его юная версия, наоборот, поднимает взгляд на капитана и, кажется, наконец замечает, как тот его разглядывает. Вдруг замолкает и обеспокоенно заглядывает ему в глаза:
— Кэй, всё хорошо?
Капитан тут же встряхивает головой и спешно натягивает фирменную улыбку обратно.
— Да-да, — отмахивается он. — Просто даже не верится, что такое возможно. Я всё ещё в шоке, — усмехается он.
Он мастер маскировки, а у этого Дилюка нет причин ему не доверять. Так что тот лишь облегчённо усмехается в ответ. А вот второй Дилюк уже прекрасно знает все его трюки, и снова напряжённо сверлит его крайне хмурым взглядом.
— В общем, мы решили пойти к этой самой пещере, — подводит итог своей речи юный Дилюк. — Пойдёшь с нами?
— Не пойдёт, — отрезает взрослый Дилюк. — Что ты вообще тут забыл? — недовольно кивает он Кэйе.
Юный Дилюк хмурится, наконец начиная улавливать напряжение. Кэйа не успевает ответить.
— В смысле, что он забыл в собственном доме? — недовольно спрашивает он, оборачиваясь к взрослому себе.
— Он здесь уже не живёт, — коротко сообщает Дилюк.
— Взрослая жизнь, сам понимаешь, — поспешно поясняет Кэйа, догадавшись, что взрослый Дилюк смягчать удары не собирается.
Но, судя по взгляду, юный Дилюк не понимает. Или не хочет понимать. Снова оборачивается к взрослому себе за пояснениями. Но тот его успешно игнорирует и смотрит на капитана.
— Я всё ещё жду ответ, сэр Кэйа, — цедит Дилюк, с каждой секундой всё больше раздражаясь от того, насколько ласков Кэйа с его юной версией. — Говори, что тебе надо и проваливай. Или просто проваливай. Это меня тоже устроит.
— Сэр Кэйа? — уже возмущённо выдыхает юный Дилюк. — Проваливай?
— Я бы с радостью, но меня прислала…
— Так, а ну перестали меня игнорировать! — возмущённо хлопает своей белой перчаткой по столу юный Дилюк. — Что происходит?! Вы что — поссорились?! Так, ты, — тычет он в сторону взрослого себя, — а ну живо извиняйся, — он делает взмах перчаткой в сторону Кэйи, и тот даже как-то теряет дар речи. А Дилюк лишь складывает руки на груди:
— С какой ещё стати?
— С такой, что Кэйа тебе ни одного дурного слова не сказал. А ты хамишь.
— Хочу и хамлю, — парирует Дилюк.
У его юной версии глаза лезут на лоб. Он решает ничего не отвечать. Просто разворачивается к Кэйе и виновато складывает брови домиком:
— Никогда не думал, что мне будет настолько за себя стыдно, — бормочет он, мимолётом касаясь своих и впрямь горящих ушей. — Давай тогда я за себя извинюсь…
На этих словах Кэйа слишком уж очевидно меняется в лице. Благо, юный Дилюк в этот момент смотрит не на него, а буравит смущённым взглядом пол. А вот взрослый подмечает и лёгкую дрожь ресниц, и нервно дёрнувшийся кадык, и резко ухнувшие вниз уголки губ. В душе что-то отзывается, и это вовсе не упоительное злорадство, на которое Дилюк рассчитывал. Но разрастись эта эмоция не успевает — Кэйа берёт себя в руки и спокойно, даже без поганой ухмылки произносит:
— Люк, не надо. Тебе извиняться не за что.
И взрослого Дилюка снова накрывает бесконечным раздражением. От ласкового Люк, оставшегося в беззаботном детстве, от искреннего тона и от совершенно очевидной претензии в его — взрослого Дилюка — сторону, спрятанной в этом предложении.
— Я погляжу, вам и без меня хорошо беседуется, — фыркает он, совершенно по-детсадовски напоминая о себе. Его юная версия посылает ему испепеляющий взгляд:
— Очень даже, — соглашается он. — И, пожалуй, это не Кэйа с нами не пойдёт, а ты.
— Доверяешь ему больше, чем самому себе? — фыркает Дилюк. — А хотя, всё верно. Помню, было дело.
— Дилюк… — шипит Кэйа, посылая ему какой-то панический взгляд.
— Идём, — подхватывает его под руку юный Дилюк и уже собирается направиться к двери, но капитан его тормозит:
— Нет, Люк, прости, — тот удивлённо замирает и поднимает на него взгляд. Кэйа качает головой с грустной усмешкой: — Ни к чему это. Всё же это ты, — он кивает на крайне недовольного винодела, сложившего руки на груди. — Ворчливый и взрослый, но ты. Не могу же я тебя бросить.
Взрослому Дилюку аж плеваться хочется от этого напускного благородства. Бедный несчастный сэр Кэйа, злой плохой господин Дилюк. Как удобно играть святую невинность, когда человек не знает всей картины. Он буравит Кэйю исключительно недовольным взглядом, а тот вдруг поднимает взгляд и кивает ему.
— Дилюк, выйдешь со мной на минутку? — и пока тот удивлённо хмурится и соображает, чего это вдруг, Кэйа поясняет не менее удивлённому юному Дилюку: — Я полагаю нам всё же следует переброситься парой слов по поводу того, что нам допустимо рассказывать прошлым себе, а что — нет.
Юный Дилюк ожидаемо надувается. Как и взрослый Дилюк минуту назад он прекрасно понимает, что его обида иррациональна, но поделать с ней ничего не может. Что ж, ещё одна вещь, которая осталась неизменной.
— Если бы я мог, я бы рассказал тебе все секреты, — говорит Кэйа. — Но некоторые лучше сохранить ради твоего же блага. Сам понимаешь.
Юный Дилюк недовольно, но понимающе кивает. Взрослый Дилюк тоже понял, прекрасно понял, на что ему намекают. И какой же невыносимой издёвкой это встаёт ему поперёк горла. Кэйа косится на него и отчего-то закатывает глаза. Затем вздыхает и снова повторяет, глядя уже прямо ему в глаза:
— Так идём?
— Идём, — недовольно цедит тот, нехотя поднимаясь из-за стола.
Кэйа снова поджимает губы и глядит на его юную версию, будто извиняясь. А затем выходит в гостиную. Дилюк на юного себя не глядит. Молча проходит мимо и присоединяется к Кэйе. Дверь за ними закрывается.
— Что, вытащил меня убедиться, что не запятнаю твой светлый образ в своей памяти? — недовольно складывает руки на груди он, разворачиваясь к Кэйе. Но глядит намеренно в сторону, не желая снова встречаться с ним взглядом.
— Убедиться, что не наделаешь глупостей, — равноценно недовольно отзывается тот, и Дилюк краем глаза подмечает, что он тоже складывает руки на груди. — Прекрати на меня огрызаться всего на полчаса. Отправим его домой и обязательно вернёмся к нашим увлекательнейшим перебранкам, — конечно вворачивает язвительный укол он, и Дилюк хмурится сильнее. Но потом вздыхает и добавляет уже совсем другим, тихим и серьёзным тоном: — Ему ни к чему всё это знать. Это ничего не изменит.
— Как ты отлично всё за всех решаешь, — фыркает Дилюк, всё же поднимая на него взгляд.
Он и сам не собирался ничего рассказывать юному себе — слишком многое придётся объяснять. Но то, что Кэйа так на этом настаивает, раздражает. Как в прочем и всё, что с ним связано. Ничего нового.
— Мне казалось очевидным, что не стоит просто так отбирать у него беззаботное счастье, — укоризненно щурится капитан. — Горя он ещё успеет хлебнуть. И довольно скоро.
— Конечно, ты ведь так о нём печёшься, — кривится Дилюк, которого просто наизнанку выворачивает от этой напускной заботы.
— Он мне всё ещё лучший друг, знаешь ли.
— О, он друг, — соглашается Дилюк. — Вот только не тебе.
Их взгляды искрят такими молниями, что удивительно, как их ещё не благословил электро архонт, заменив их Глаза Бога на более подходящие.
— А ещё я не хочу, — цедя каждое слово, говорит Кэйа, — чтобы он чувствовал вину за то, чего ещё не сделал, в то время как ты не чувствуешь ничего.
Дилюк щерится в ответ:
— О, как мы запели. Хочешь сказать, ты у нас такой белый и пушистый?
— Нет, куда же мне до вас, ваше праведное благородие, — пафосно, театрально, в своих лучших традициях, язвит Кэйа. — Я грязь под вашими ботинками, а вы единственный луч света во тьме этого мира.
— Что? — переспрашивает Дилюк, наигранно прикладывая ладонь к уху, будто плохо его расслышал. — Прости, не разберу слов. Слышу лишь шипение змеи, пригретой на шее.
— Ты… — яростно вдыхает Кэйа.
Но его перебивает стук в дверь:
— Я даже не подслушиваю, но слышу, что вы ругаетесь. Немедленно прекратите, иначе я выйду!
Кэйа чертыхается. Дилюк не имеет ни малейшего желания продолжать этот разговор. Возвращается в комнату, недовольно пихнув его плечом по дороге. До чего они договорились — не понятно, но оба выходят мрачнее тучи. У Кэйи даже не получается натянуть фасадную улыбку.
Юный Дилюк смотрит на них очень недовольным взглядом и складывает руки на груди.
— Кэй, подожди нас в зале, пожалуйста? — обращается он к капитану. — Я бы тоже хотел переговорить с собой наедине.
Он смеряет взрослого себя осуждающим взглядом. Взрослый Дилюк кривит губы, отворачиваясь от него, и ловит ещё большее недовольство от того, как легко и беспрекословно Кэйа слушается его — юного его, когда с ним взрослым всего секунду назад препирался. Ох, как же, как же его сейчас раздражает буквально всё в этом чёртовом мире.
Кэйа уходит. Юный Дилюк поворачивается ко взрослому себе и коротко бросает:
— Объясняйся.
— А больше ничего не хочешь? — фыркает тот.
— Нет, — отвечает он так, будто вопрос был вовсе не риторическим. Затем обходит взрослого Дилюка, чтобы поймать его взгляд, и, сурово сдвинув брови, интересуется: — Что происходит? Что произошло? — он тут же взмахивает рукой, обрывая все очевидные возражения, и добавляет: — Без подробностей, без раскрытия больших тайн. Хотя бы в общих чертах.
— Нечего там объяснять, — лишь огрызается Дилюк.
Он не хочет, не может и не в настроении вальсировать вокруг этой темы. Но его собеседник сейчас — он сам, а значит шансов, что на этом разговор окончится, примерно ноль, и даже меньше.
— Вы поссорились, — категорично хмыкает юноша.
Что и требовалось доказать. Он не просто не отступает, а переходит от вопросов к утверждениям. Логичная и весьма себе Дилюковская стратегия. Взрослый Дилюк недовольно цыкает.
— Допустим, — нехотя хмыкает он под прожигающим взором. Он не такой дурак, чтобы отрицать уже и так очевидное.
— И?
— Что «и»? — закатывает глаза Дилюк.
— Почему не миритесь?
— На то есть свои причины.
— Я не понимаю… — вдруг как-то совершенно искренне потерянно говорит он. Не хмуро, не требовательно, а словно правда пытается разобраться. — Какие могут быть причины? Мы же его любим. Так?
Взрослый Дилюк вздрагивает. Слышать это не в собственных мыслях, а голосом — да, собственным, но в какой-то степени всё же чужим — до одурения странно и горько.
— Так? — настойчивей переспрашивает его юная, но не менее упрямая версия.
Что тут ответить? Конечно, можно гордо фыркнуть нет. Но мало того, что это вызовет целый океан ненужных вопросов, так это ещё и не совсем правда. Да, он бесится от одного вида Кэйи, огрызается на любую мелочь и время от времени хочет его придушить. Но вон тайну не раскрыл, вазу не выкинул и даже волнуется за его питейные привычки. Черти бы его побрали.
— С этим всё сложно, — наконец хмыкает винодел, решив остановиться на максимально размытой формулировке. Но его юная ипостась парирует:
— Нет тут ничего сложного. Либо да, либо нет.
— Что ты вообще понимаешь, — кривится взрослый Дилюк.
— Уж побольше твоего, — младший складывает руки на груди. Дилюку нестерпимо хочется подойти надрать своему двойнику уши. Обоим Дилюкам хочется. — Что он мог такого сделать, что ты так зол? Это же Кэйа. Кэйа! — возмущённо плещет руками он. — Нет таких обид, с которыми бы мы не разобрались. Разве что он пытался тебя убить!
Лицо взрослого Дилюка дёргается всего на долю секунды. Он мгновенно берёт себя в руки. Но себя не проведёшь, ему ли не знать. Юный Дилюк меняется в лице. Бледнеет так, что заметно даже на его аристократичном фарфоровом профиле.
— Он… пытался тебя убить? — неверяще шепчет он. — Не может быть… Кэйа бы никогда…
— Нет! — резко, слишком резко перебивает его Дилюк. Верно, Кэйа бы никогда. А вот он… — Не пытался он меня… Не неси чушь.
— Тогда что?..
— Не твоего ума дело.
Юный Дилюк смеряет его неверящим взглядом, а потом его брови укоризненно сходятся на переносице — ещё не так профессионально, но в их изгибе уже чувствуется знакомый почерк, что так чётко выведен на лице напротив.
— Я не знаю, что с нами случилось, но это просто невыносимо. Я не собираюсь с тобой говорить больше ни секунды, — кривит губы он. — Боюсь, мне пора домой. Не хочу задерживаться здесь ни минутой дольше необходимого.
Не дожидаясь ответа, он просто разворачивается и идёт на выход. Дилюку хочется запустить ему в спину какой-нибудь книжкой. Кто бросается такими категоричными заявлениями и не даёт оппоненту ответить? Кто просто берёт и уходит? Дилюк яростно стискивает кулаки. Ну да. Он сам. Именно так и делает. Просто он впервые находится по другую сторону такого взаимодействия. И как же это бесит. Бесит этот упёртый, мелкий…
— Ты идёшь? — спрашивает юный Дилюк, оглядываясь в дверях на так и зависшего на своём месте винодела. А потом пожимает плечом и хмыкает: — Впрочем, уверен, мы с Кэйей и без тебя прекрасно справимся.
Засранец.
Дилюк яростно сверкает взглядом и шагает за ним прочь из комнаты.
— Засранец, — озвучивает он уже вслух, когда они оба оказываются возле Кэйи.
— Ты что, даже с самим собой умудрился поссориться? — изгибает бровь тот. — Нет, ну это уже талант, я считаю.
— Заткнись. Не до твоего паясничества сейчас, — огрызается Дилюк.
— Сам заткнись, он ничего такого не сказал, — до единой ноты точно таким же тоном отзывается его юная версия.
Кэйа обеспокоенно переводит взгляд с одного на другого, но быстро возвращает себе лицо.
— Я уже привык, Люк, — почти беззаботно отмахивается он. Почти. — Просто не обращай внимания.
Тот категорично качает головой:
— Я уже сказал, единственным оправданием его поведению может быть только попытка убийства, — хмуро чеканит он, нарочито не глядя на свою взрослую версию. — Он сказал, что ты его убить не пытался. А раз так, пусть ведёт себя прилично, — выразительно сдвигает брови он. — Как вы там будете, не будете мириться — дело ваше, так уж и быть. Но такого откровенного хамства я не потерплю.
Кэйа удивлённо хмыкает.
— О, то есть ты считаешь хамство уместным в ответ на попытку убийства? — усмехается он. А затем переводит заинтересованный взгляд на взрослого Дилюка: — Слышали, господин Дилюк? Или твои взгляды слегка поменялись за последние несколько лет?
Тот испепеляет его взглядом. Юный Дилюк предупреждающе выставляет вперёд руку.
— Я гляжу, ты решил выложить все карты, сэр давай-не-будем-ему-ничего-говорить Кэйа?
— Я ничего такого не сказал, господин Дилюк, — недовольно парирует тот. — Это вы себя компрометируете.
— Компрометируете?.. — растерянно бормочет юный Дилюк, переводя взгляд с одного на другого. Догадка начинает закрадываться. Но она настолько ужасная, настолько не умещающаяся в его голове, что просто отказывается окончательно оформляться в его сознании.
— Сейчас тоже ничего такого не сказал? — шипит Дилюк.
— А что, только тебе дозволено на меня огрызаться? — окончательно теряя свою фасадную беззаботность, фыркает Кэйа.
— Я на тебя сейчас так огрызнусь! — рычит Дилюк, угрожающе делая шаг вперёд.
Но внезапно его юная версия встаёт между ним и Кэйей. Загораживает собой капитана.
— Я знаю, что ты физически сильнее и мечом наверняка владеешь лучше, — тихо, размеренно и очень серьёзно цедит юный Дилюк. — Но не думай, что я не полезу с тобой в драку, если ты не перестанешь на него нападать.
— Люк, пожалуйста… — каким-то внезапно дрогнувшим голосом бормочет Кэйа. — Ты не знаешь всего. Не надо… — он мотает головой и делает шаг в сторону, выходя из-за его спины, чтобы разрушить их линейную конфронтацию. Встаёт рядом со своим Дилюком, заглядывая в глаза юному. — Давай я тебе пообещаю, что я виноват во всём. Вообще во всём. И каждое его дурное слово в мою сторону заслужено и оправдано…
— Берёшь удар на себя? — раздражённо фыркает взрослый Дилюк. — О, как благородно. Спасибо, не нуждаюсь.
— Вау, тебе не просто не угодишь, это уже какой-то новый уровень, — неверяще выдыхает Кэйа, переводя на него взгляд.
Дилюку не ясно, что за игру ведёт этот чёртов капитан кавалерии на этот раз, но чтобы он сам наконец признал, что именно он заварил всю эту кашу — это что-то за гранью фантастики. А тот ещё и глядит так, будто правда не понимает, почему Дилюк недоволен.
— Что ты задумал? — недовольно цедит он.
— Задумал? — ещё более неверяще переспрашивает Кэйа, заглядывая ему в глаза, будто пытается найти там ответ.
— С чего ты решил это ляпнуть?! — огрызается Дилюк, окончательно оборачиваясь к нему. Едва держится, чтобы не встряхнуть его за грудки. А тот вдруг взрывается:
— С того, что я не могу, не могу смотреть, как он за меня вступается, чёрт тебя возьми! Как ты за меня заступаешься! — он тычет взрослому Дилюку пальцем в грудь. — Пусть уже думает обо мне что угодно, если так будет проще!
— Не ломай комедию! — кривится Дилюк, ударом убирая его руку от себя.
— Да ты меня слышишь вообще?! — Кэйа вцепляется в лацканы его камзола, Дилюк щерится, ответно вцепляясь в него.
— ДА КАКОГО ЧЁРТА?! — рычит юный Дилюк, отпихивая их друг от друга.
Они отшатываются и переводят на него взгляд, будто только вспомнив, что не одни в комнате. Юный Дилюк пышет той же яростью, что и взрослый — хмурится агрессивно, раздувает ноздри, метается возмущённым взглядом между их лицами.
— Знаете что, — выплёвывает он. — Пошли вы оба. Мне ничего от вас не надо, — категорично встряхивает головой он. — Я сам отсюда выберусь, а как окажусь дома, обниму своего Кэйю и забуду это всё как страшный сон. Захотел посмотреть на себя в будущем, как же…
Он разворачивается и быстрым шагом направляется вон из винокурни. Кэйа с Дилюком переглядываются, обжигая друг друга взглядами и, капитан бросается следом за юношей. Дилюк чертыхается и тоже выходит за ними следом. Юный Дилюк быстро пересекает виноградники и целенаправленно шагает вперёд по тропе в сторону леса. На оклики Кэйи не отзывается и не оборачивается. Взрослый Дилюк нагоняет капитана, бубня ругань себе под нос:
— Что ты прилип к нему, как банный лист? — выплёвывает он, стараясь не сбиваться с быстрого шага. — На службе дел мало? Пусть катится на все четыре стороны. Ему здесь всё равно не место.
— Тебе надо, ты и катись на все четыре стороны, — ответно огрызается Кэйа. — А мне нужно с ним поговорить.
— Не о чем тебе с ним разговаривать!
— Прекратите! Это просто невозможно! — рычит юный Дилюк, ещё сильнее ускоряя шаг.
— Люк, пожалуйста, не убегай, — просит Кэйа.
— Не зови его так, — шипит взрослый Дилюк.
Кэйа лишь раздражённо отмахивается, и ныряет в чащу следом за его юной версией. Чтобы не потерять алую макушку из вида, приходится ускориться ещё больше. Дилюк — в любом возрасте Дилюк, поэтому идёт к своей цели упрямо и целенаправленно. Проворно ориентируется в пространстве, лишь несколько раз корректируя свой маршрут за счёт ему одному известных ориентиров. В какой-то момент останавливается, чтобы как следует оглядеться, и Кэйа почти нагоняет его. Но едва он открывает рот, чтобы что-то сказать, как юноша, вдруг срывается на бег. Кэйа сперва удивлённо тормозит, а затем тоже срывается следом, решив, что тот так хочет оторваться от преследования. Взрослый Дилюк же понимает — его юная версия просто вышла на финишную прямую. А значит до пещерки рукой подать. Поэтому лишь закатывает глаза, не желая участвовать в этих крысиных бегах, и просто идёт, как шёл. Скоро всё это закончится. И слава архонтам.
И действительно, всего через какую-то сотню метров юный Дилюк резко сворачивает вправо и заскакивает в совсем небольшую, крайне неприметную пещерку. Кэйа едва не проскакивает мимо, но вовремя тормозит и залетает следом. Внутри, на стене, как и ожидалось, светится открытый портал. Юный Дилюк шагает к нему уверенно и хмуро, так что Кэйа едва успевает ухватить его за руку всего в шаге от него.
— Стой, пожалуйста, постой, — молит он, разворачивая юношу к себе. — Не надо так… не уходи так… — сбито бормочет он, порхая по его лицу взглядом полным отчаяния.
— Я не хочу больше смотреть, как вы грызётесь, как собаки, — укоризненно сводит брови юноша и недовольно выдёргивает у него свою руку. Кэйа болезненно морщится.
— Я понимаю, но дай хотя бы… я… — он мотает головой. Затем прикрывает глаза, делает глубокий вдох и продолжает уже спокойней: — Прости. Тебе и правда лучше уйти, а я действительно не могу тебе ничего толком рассказать. Но… всё, что случится… — хрипло выдыхает он, и нервно потирает лицо ладонью. — Просто знай, что да, я виноват. Правда виноват, во многом, — говорит он, с печалью глядя в алые глаза. — Но как бы это не выглядело в итоге с твоей стороны… я правда никогда не хотел, чтобы всё вышло так… Я клянусь тебе, я не хотел…
Юный Дилюк невольно смягчается. Боль в голосе Кэйи эхом отзывается в груди, лицо зеркалит его печаль. Он всё ещё ничего не понимает. Не понимает, что же такого случилось — случится. Не понимает, почему Кэйа просит прощения у него, а не своего Дилюка. Не знает, за что именно прощать. Но готов простить. Сейчас, заранее — что бы там ни случилось в будущем. Ведь он говорит так отчаянно, так искренне. Почему взрослые они до сих пор не помирились, если Кэйе так плохо? Неужели взрослому ему не больно от того, что больно Кэйе? Как такое возможно?
Но тут этот самый взрослый он, тоже наконец заходит в пещеру. Оглядывает их. Оглядывает проход за их спинами. Недовольно складывает руки на груди.
— Портал, как я вижу, нашёлся, — хмыкает он.
— Нашёлся, — тут же снова щетинится юный Дилюк, переводя взгляд с Кэйи на него.
— И почему же ты до сих пор здесь? — угрюмо интересуется он, игнорируя укоризненный косой взгляд Кэйи.
— Уже ухожу, — цедит в ответ юноша. Потом переводит взгляд на Кэйю и вновь, чуть смягчив изгиб бровей, кивает ему: — Я услышал тебя. Хоть пока и не понимаю…
— Что он там тебе напел? — хмуро перебивает его взрослый Дилюк, тут же подходя ближе.
Юный Дилюк снова хмурится сильнее и переводит на него исключительно недовольный взгляд:
— Не твоего ума дело, — цедит он ему его же недавнюю реплику. — И чтобы ты знал, я буду несказанно счастлив больше никогда тебя не видеть. Категорически не рад знакомству.
Взрослый Дилюк лишь фыркает:
— Я твоё непосредственное будущее.
— Я никогда не стану таким как ты, — сурово произносит юный Дилюк. Взрослый щерится и возвращая ему полный неприязни взгляд, говорит:
— Как скоро твоё восемнадцатилетие?
— Через четыре месяца. Причём тут это? — непонимающе сводит брови тот.
— Да так, — хмыкает Дилюк. По ужасу, блеснувшему в алых глазах юноши, он понимает, что тот намёк уловил.
— Ну ты и мразь, Дилюк, — тихо и горько произносит Кэйа.
И тут же понимает, что хоть замахивался он на взрослого Дилюка, пощёчина прилетела юному. Тот смотрит на него совершенно убито. Кэйа поспешно открывает рот, чтобы как-то загладить свою резкость, но юноша лишь укоризненно качает головой и шагает в портал. Тот мгновенно смыкается за ним, снова разделяя их навеки. Протянутая рука Кэйи упирается в холодный камень.
Он стоит так в воцарившейся тишине ещё пару секунд. Потом наконец опускает руку, нервно сжимая дрожащие пальцы в кулак. Быстро моргает, отвернувшись куда-то в сторону. А затем поглубже вдыхает и оборачивается к единственному Дилюку, что остался вместе с ним.
— У тебя вообще сердца нет? — хриплым, севшим голосом спрашивает он. — Даже самого себя не жалко?
— Зато вы, я смотрю, милосердней всех сестёр собора, сэр Кэйа, — язвительно цедит он, раздражённо потирая висок. Он и сам понимает, что поступил отвратительно. Глупо и жестоко. Как же. всё. бесит. — Всё из-за тебя, — выплёвывает он, бросив на капитана презрительный взгляд.
— Что?.. — выдыхает Кэйа.
— Что слышал. Ничего бы не было, если бы черти не принесли тебя на винокурню! — огрызается Дилюк.
Кэйа вздрагивает, как от удара. Голубой глаз на секунду распахивается в каком-то поражённом неверии. А затем его взгляд тяжелеет, мрачнеет, мутнеет. Лицо оседает вслед за ним, сползая в горечь, а потом в апатию. А затем вдруг на лице вновь, как по щелчку, появляется привычная сладкая, почти игривая ухмылка. И он склоняет голову в жесте наигранной покорности:
— Виноват, господин Дилюк, — затем разворачивается и, не говоря больше ни слова, направляется к выходу из пещеры.
Через серебристое марево они проходят практически вместе. И по дороге бредут тоже практически вместе. Молча, угрюмо и держась друг от друга так, будто совершенные незнакомцы. Пожалуй, и хотелось бы разойтись, но увы, им в одну сторону. Пойти из принципа другим путём и сделать крюк Дилюк не может, потому что пока они были в пещере невесть откуда налетели тучи, и их тяжесть пророчит скорый ливень. Когда они выходят к винокурне дождь капает уже во всю, но никто из них совершенно не заботится о том, чтобы как-то накрыться или поторопиться.
У развилки, где стоит вывеска винокурни, им предстоит наконец разойтись. Доходя последние шаги, они не смотрят друг на друга. Ни говорят ни слова. Кэйа не просится переждать дождь, хотя до города идти больше часа. Дилюк не собирается предлагать. Не собирается, но вспоминает, что Кэйа вроде как приходил по делу и надо бы выяснить, по какому. Он торгуется с собой, не желая заговаривать первым, но тут вдруг Кэйа застывает, как вкопанный и совершенно меняется в лице: на нём сменяются шок, неверие — затем Кэйа щурится, словно пытаясь сообразить что-то.
Он смотрит не на Дилюка. А на вывеску винокурни. Дилюк тоже переводит на неё взгляд. И тоже удивлённо расширяет глаза. Вывеска старая. Настолько старая, что Дилюк едва вспоминает, когда видел её в последний раз.
Они не в своём времени.
Капитан угрюмо хмыкает и, всё так же не говоря ни слова, разворачивается и идёт не в город — а обратно в лес. Дилюк закатывает глаза и плетётся за ним. Придётся снова возвращаться в пещеру, раз она выкинула их в другое время. Кэйе очевидно хватило встреч с прошлым, раз он так легко выбрал маршрут. И Дилюк с ним в этом солидарен. Как показал сегодняшний инцидент, ни к чему хорошему это всё равно не приводит. Лучше просто вернуться домой.
Вот только к своему удивлению, через добрую сотню метров Дилюк понимает, что Кэйа идёт вовсе не к пещере. А постепенно отклоняется восточней и начинает сходить с тропы прямо в лес…