(Не)стандарт

Мы просидели на диване почти час, разговаривая на простые темы. Я немного проголодалась, да и Борис тоже. Мы пошли на кухню, решив сварить обычные макароны с сыром из готовой смеси. - Борис,- говорю я, наливая воду прямиком из под крана в кастрюлю. Я ставлю её на плиту. - А что не так с тем парнем... эээ... Джейком? - внезапно спросила я. Этот вопрос не покидал моей головы уже пару дней, но я все забывала спросить это у Бориса. - Ааа, этот... - Борис усмехается, сжевывая между зубами сигарету и откидываясь спиной на спинку стула. - Просто бабник и просто противный тип. Ходят слухи, что он пытался изнасиловать девочку, но это так и не подтвердили. - его голос слегка помрачнел. Я сглотнула, по спине прошёлся неприятный холодок. Все таки это довольно неприятное и страшное дело - изнасилование. Я поняла, что мне стоит держаться подальше от Джейка. Я ничего не сказала, засыпав макароны в кипящую воду и облокотилась поясницей о столешницу, выдыхая. - Мы завтра пойдём в школу? - спрашивает Борис, смотря на меня странным взглядом. - Что за вопрос, Борь. Конечно, - говорю я и подхожу к нему, садясь на соседний стул. - Маааш, а давай не пойдём завтра, а? - говорит Борис, строя мне глазки. Я усмехаюсь и мотаю головой. - Ты же знаешь, что нам влетит за это? Мне так точно, - говорю я, складывая руки на груди. Павликовский не отчаиваться и ложит голову мне на плече, хватая меня за руку обеими холодными ладонями. - Ну Маша, ну один раз, - говорит он умильно и смотрит мне в глаза, строя брови "домиком". Я вхдыхаю и снова мотаю головой. - Борис, нет, - не сдаюсь я, упрямо хмуря брови. Он по-кошачьи льнет ко мне, пытаясь меня задобрить. Даже в щеку целует, но я непреклонна. Выдыхает, опускает взгляд на свои руки, что все ещё сжимаюсь мою ладонь. Задумчиво разгибает и сгибает мои пальцы, проводит кончиками пальцев по внутренней стороне моей ладони, аж щекотно. - Борь, не обижайся, но я не могу пропустить школу. Ты можешь остаться дома, если хочешь, я не сдам тебя, - говорю я, чувствуя лёгкую тень вины. Бросаю на кудрявого извиняющийся взгляд, кусаю нижнюю губу. Целую его в макушку, он мотает головой, насупившись. - Если ты поедешь в школу, то я тоже, - бурчит, утыкаясь лицом в изгиб моей шеи. Задумчиво сопит. Я слегка улыбаюсь и привычно касаюсь кудрявых, немытых волос. <Нужно будет погнать его мыться.> - думаю про себя, и издают тихий смешок. Павликовский коситься на меня взглядом, но молчит. Я молчу и он молчит. Но это не неловкое молчание; во всяком случае, не для меня. Вздыхаю и глажу парнишку по волосам. Для меня это особое молчание — холода нет, наоборот, звук чужого дыхание согревает, запах чужого присутсвия наполняет, обжигает легкие, выходя тихим фантомным звуком из груди, дуэтом с моим умеренно быстрым сердцебиением. Чужое тепло, чужое тело прижавшееся к моему боку. Чужое ли? Уже не чужое. Почти родное. Мы знакомы не так давно, но ведём себя как будто это не так. Ведём себя, как будто знали друг друга с того момента, как впервые раз взглянули на этот большой, уродливый, но прекрасный мир. Мы порой как одно целое — две половинки чего-то значительного; каждая половинка важна для другой. Молчание как будто усиливало эту связь между нами, как будто отсутствие звуков наших голосов могло позволить невидимой нити намертво связывать нас, сшивать нас, и эта нить могла порваться, но это было сложно. Эта нить могла сгнить, прорваться, или попросту развязать, если что-то пойдёт не так. Я не хотела этого допускать. Не хотела отпускать его. Никуда, никогда. Почему то сердце сковывало липкое, ледяное чувство отчаяния и ядовитой ревности, когда я думала, что он может в раз променять меня на кого-то другого, на человека, который будет лучше меня. Я не хотела об этом думать. Мы два урода. Один, отвергнутый обществом, обделенный любовью родителей, одинокий, желающий казаться недоступным для чужих людей. Ледяным, пронизанным безразличием взглядом прожигающий незнакомцев, и согревая нежным, солнечным взглядом близких для него людей. Второй, наивный, желающий внимания, но почти одинокий в чужой, незнакомой стране, цепляющиймя за единственного человека рядом с собой, как за последнюю нить, что не давала мне падать, тонуть, захлебываться в страхе, липком чувстве отвращения от незнакомых людей. Не замечаю, как слеза катиться по щеке и вздрагиваю, когда она попадает на губы. Смотрю вниз, на мирно сопящего Бориса, что уткнулся лицом в мою шею и прижался к моему боку, обхватив обеими руками моё предплечье. Он не спит, я вижу как дрожат его ресницы. Улыбаюсь, отчего заставляю слезы потечь по моим щекам. Беззвучно, словно не плачу, а просто позволяю воде вылиться из глаз. Борис вздрагивает, видимо, капелька моих слез попала на него. Открывает глаза и моргает, привыкая к свету. Его смятение сменяется тревогой, когда он видит моё лицо. Наверняка, мои глаза сильно покраснели, а лицо немного распухло. - Эй, что... - начинает он и я, склоняя голову, мои волосы прячут моё лицо. Я закусываю губы, чтобы не начать громко всхлипывать и прирывисто дышать. Он приподнимаеться и с тревогой касается моего подбородка кончиками пальцев. Я дёргаю головой, не желая показывать свои слезы. Я злилась на себя, злилась на свою слабость. Почему я не могу быть сильной? Я чертовски слаба, я не могу держать эмоции. Сжимаю кулаки, ногти впиваються в ладони. Плачу из-за мысли о потере парня, которого я знаю меньше, чем месяц. Плачу о мысли, что этот может парень отдалится от меня. А он сидит рядом, касаясь моего плеча кончиками пальцев. - Маш, Маш, посмотри на меня, - говорит он ровным, но немного дрожащим голосом, кладя руку мне на щеку. Поднимаю на него глаза. Его взгляд — самый нежный, самый заботливый взгляд, который я когда либо видела. Его глаза шоколадного, нет, коньячного цвета, с текущими словно мед переливами, с изящными длинными, даже немного женственными ресницами, с слегка видным заплывшим синяком на левом глазу. Щеки с россыпью бледных веснушек, их обрамляют слегка отросшие кудри. Он слегка гладит меня по щеке и я снова вспыхиваю с ненавистью к себе, что плавлюсь под его прикосновениями как грёбаный пломбир на солнце, что моё сердце разбивается и снова восстанавливаеться под его участливым взглядом. Разве можно мне, его просто подруге, так себя чувствовать? Можно ли? Льну к его ладони щекой, прикрывая глаза и позволяя слезам вольно скатываться по моим щекам. Прирывисто вздыхаю и подаюсь вперёд, обнимая Бориса за шею и слегка наваливаясь на него. Он замирает, видимо не ожидав, зависает на пару секунд, а затем я ощущаю, как он осторожно ложит ладони на мои лопатки. Я утыкаюсь лицом в его плече, рядом с шеей, втягивая носом запах его футболки. Пахнет табаком, алкоголем и потом. Как часто я подмечаю запахи? Не знаю. Просто, мне нравилось. Он пахнет потом. Хихикаю сквозь слезы. - Помойся, - говорю я не с того ни с сего и смеюсь в его плече, цепляясь руками за его худощавый скелет. Он сначала оценил, а затем заливисто рассмеялся. - У меня душ забился, - говорит он ставя подбородок на мою макушку и тихо вздыхая. Я была на все сто уверенна, что он ухмыляется. - Отец набухался и не вытерпел все внутри. Я слышал звуки, когда его рвало. Как в кино, знаешь? Типо, буэээ... - он высунул язык, а затем снова хрипло засмеялся. Я прикусила язык, сдавленно хихикая. - Помоешься у меня. Все равно ночуешь со мной, м? - я хмыкаю и похлопываю его по худощавому плечу. - Ага, как скажешь, миледи, - он ерошит мои волосы и смотрит свысока, с мягкой усмешкой. - Ой, пошёл ты... - я пихаю его в плечу и снова смеюсь, утирая подсыхающие слезы рукавом. **** Мы нашли какую-то замороженную пиццу из Волмарта на дне морозильника и решили сожрать её, так как готовить что-то на ужин было лень. Я поставила духовку а Борис читал информацию с упаковки. - Она просроченная на полмесяца, - говорит он. Я цокаю и разрываю упаковку, перекладывая пиццу в форму для выпечки, так как противень был "в какой-то залупе", как выразился мой многоуважаемый Павликовский. - Похрен, - я закрываю духовку и смахиваю с рук оставшуюся на пальцах муку. - Продукты тут нас переживут ещё, ты увидишь. Борис хмыкает и скептически коситься на меня. Через пятнадцать минут мы достали пиццу из духовки. Не смотря на то, что овощи на пицце были не очень после длительной заморозки, а мясо было как в заварном 'Дошираке', пицца была неплоха. Пока что, во всяком случае. Затем мы завалились ко мне в комнату и расселись на той кровати, что у окна, и на которой будет спать кудрявый. - Ты обещал помыться, - приподнимаю брови и ухмыляюсь. Борис закатывает глаза. - Сейчас? - Сейчас. Смотрю на него, не моргая. Подмечаю как слегка дергаються его губы, наверняка, сдерживая ухмылку. - Где полотенце? - он ломается и я улыбаюсь. - В ванной на полочке. Можешь взять мой шампунь, он в белой полупрозрачной банке с дозатором. На третей полке. - говорю я, махнул рукой в сторону ванной комнаты. Борис кивнул, потушил сигарету о косяк двери и вышел. Я откинулся на кровать и прикрыла глаза. *** В итоге, как не трудно было догадаться, я заснула. Проснулась, когда Борис уверенной походкой зашёл в комнату и скрипнула половая доска. - Поздравь меня, я помылся впервые за три недели!! - он победно машет руками. Я заметила, что он почти полностью обнажен, только на бёдрах слегка свободно держалось полотенце. - Я вижу, ты полотенцу настолько сильно доверяешь, а, Тарзан? - говорю я и приподнимаю бровь. Борис прыскает и хватает белье, штаны и футболку из сумки. Снова скрываеться в ванной, до этого махнул мокрыми волосами прямо в мою сторону, поэтому я недовольно бурчала, что теперь на мне неприятно ощущаличь капельки воды. Борис быстро вернулся и сел рядом со мной. Продвинулся ближе и подставил макушку мне под нос. - Что? - я непонимающе смотрю на Бориса. - Я голову помыл. - Звучит, как будто это твое лучшее достижение в последние дни. - Именно. Я вздыхаю и послушно втягиваю носом влажный запах волос кудрявого. Пахли они сейчас моим шампунем с мятой. Я усмехнулась и потрепала его по мокрой гриве. - Тебе нужен фен, или само высохнет? - спрашиваю, ставя подбородок на макушку парня. - Посуши меня, а? - косит на меня щенячий взгляд, дуя покусанные губы. Я хихикаю и киваю. Фен лежит в родительской комнате, в тумбочке. Я принесла его и подключила к розетке у кровати. - Садись на пол, чучело, -я хмыкнула, подзывая к себе кудрявого. -Чего сразу чучело? -недовольно хмурится, садясь передо мной, сидящей на кровати, на колени, спиной ко мне. Я включаю фен и направляю его на макушку парня. Он расслабляет плечи и сутулится немного. Я пропускаю пальцы сквозь его волосы, замечая, что кое-где волосы подстриженны не ровно. -Ты сам стрижешся? - я говорю громко, чтобы перекричать звук включенного фена. Он неоднозначно мотнуо головой и затем сказал, его голос слегка хрипел, когда был повышен. - Ага. Я у парикмахера последний раз был года два назад. Отец вообще уже на такие детали внимания не обращает, и мне надоело ходить с отрозшими волосами. С тех пор стригусь сам. - он пожал плечами. Я задумалась и представила Бориса с длинными блестящими волосами, как в рекламе шампуней. Я прыснула. - Чего ржешь? - Борис задрал голову, смотря на меня. - Прикинь тебя с волосами как у Диснеевской принцессы? - я заржала ещё громче, выключая фен, теперь комнату наполнял только мой смех, но через пару секунд, видимо, Борису удалось это представить и он засмеялся со мной. Я тем временем продолжала задыхаться и еле выдавила из себя шутку, что только подлила масло в огонь нашему хохоту: - Бориска Прекрасная, спусти свои волосы! Бориса прорвало и он уже хохотал во всю. Мы смеялись как идиоты, я все ещё держала в руках фен, а Борис сыпал капельками воды с недосушенных волос по своим обнаженным рукам и моему ковру. Через несколько минут наш смех стих. Сил говорить не было и я просто притянула Бориса обратно за плечи и продолжила сушить его волосы. Когда я закончила со своей задачей, мы единогласно решили разходится по кроватям. Я забралась под одеяло и отвернулась к стенке. Через пару минут я услышала возню и шорох одеяла, затем небольшой скрип кровати и снова через одеяла. Вздох. - Спокойной ночи, - тихий голос Бориса прорезал тишину . Я открыла на мгновение глаза, впиваясь взглядом в стену. - Спокойной ночи, - шепнула я и закрыла глаза. Я любуюсь абсолютной темнотой