Пролог
7 ноября 2022 г. в 04:59
Он снится ей слишком часто для того, кого обрекла на участь худшую, чем смерть.
Порой эти сны наполнены ненавистью, она льется через край, отравляет, оставляет на губах привкус пепла. Этот пыльный и горький вкус не спутать ни с чем. Вкус разбившихся надежд, чьи осколки так больно ранят, осыпаясь колким крошевом, оставляя кровавый след даже спустя десятилетия, вкус разрушенной жизни, так и не успевшей толком начаться. Это вкус крови на ее губах, металлический и тошнотворно-сладкий, привкус железа, терпкий, пряный, удушливый, от которого ее выворачивает наизнанку. Это вкус ее ночных кошмаров, в которых так много чернильной тьмы, в которой она слепнет, теряется, путается, как в самом изощренном лабиринте, придумать который не под силу человеческому разуму.
Тьма льется через край, затапливает все вокруг и не дает дышать. В ней прячутся чудовища, которым нет названия, те, которым еще только предстоит возникнуть.
Иногда тьму раскалывает свет, что можно было бы счесть за благо, но он слепит и режет глаза, он безжалостен, холоден, жесток. Он слеп в своей ненависти, он выжигает глаза и сжигает кожу, заставляя ее пузыриться болезненными ожогами, которые никогда не заживут, оставят уродливые шрамы, которые не скрыть даже самой умелой портной. Свет подобен клинку, рассекающему покрывало тьмы, разрывающему ее бездушно.
У тьмы нет сердца. У света нет души.
И все же они части одного целого, связанные едкой ненавистью острые грани, которые ранят любого, кто рискнет к ним прикоснуться. Таких находилось немало.
В этих снах сама смерть, холодная, но, отнюдь, не равнодушная, ведь тогда это было бы благословением святых. Но святые безжалостны в своей чистоте. Они не благословляют грешников. И все, на что можно надеяться, это проклятие.
Есть и другие сны.
В них те моменты, которые ей хотелось бы вытравить из своей памяти, как вытравливают из чрева нежеланный плод. Ей бы хотелось выпить ядовитое горькое зелье, чтобы забыть, но таких зелий нет на свете.
Память - ее главный друг. Она не дает ей отступить. Память - ее главный враг. Она сводит ее с ума.
Память насмехается над ней, танцуя калейдоскопом тех воспоминаний, от которых мурашки бегут по коже, и сжимается что-то в груди так сильно, так больно, так сладко.
И вот уже свет оборачивается мягким теплым покрывалом, вот уже тьма становится верной спутницей, лукавой подругой. В ней есть все: смех и мимолетные улыбки, озорные взгляды и легкие ласковые прикосновения. И откровения, и забота, и нежность. Там совместные прогулки погожим осенним днем, когда сухая, пестрая листва завораживающе шуршит под копытами лошади, там свежий ветер, бьющий в лицо, раскинутые руки и теплые объятия. Там доверие, надежда и кристально чистая правда, прозрачная, как вода горного озера, на дне которого видны мельчайшие песчинки, сверкающие золотом и багрянцем в лучах заходящего солнца. Там солнце переливается всеми оттенками алого, багрового и красного, желтого, оранжевого и золотистого. Там солнце греет, а не жжет. Там тьма не слепит, но укрывает, давая столь желанную свободу. И дышится легче и больше не стискивает грудь ненависть. В этих снах касания и поцелуи, объятия и хриплые стоны, раскалывающие тишину ночи.
То, что было, и то, что могло бы быть.
Доверие.
И имя.
Сильное, красивое, чарующее имя, которое она назвала обычным. И солгала.
Эти сны она ненавидит больше. Они изводят ее, насмехаются над ней, заставляют кожу гореть. Она просыпается, задыхаясь от ненависти и отвращения к самой себе, это презрение пропитывает каждую клеточку ее тела, возводит отвращение к себе в абсолют.
В такие минуты ей хочется, чтобы жизнь ее была конечна, чтобы можно было прекратить эти страдания единым махом. Пусть будет яд или кинжал, пуля или дикий зверь в лесу. Но не так-то просто убить ту, что обречена на вечность. Не так-то просто убить ту, что связана с монстром. И связь эта крепче любой цепи, когда-либо выкованной на этом свете. Эту связь не разорвать, не уничтожить, не разрубить. Она все еще жива. Она напоминает о себе ноющей болью и уродливым шрамом на плече.
Он снится ей слишком часто, и в глазах его мерцает знакомая насмешка, приправленная высокомерием, которое она так ненавидела, словно он все еще хозяин положения, словно он не сломлен, а как и прежде силен.
Он никогда не зовет ее по имени, а ей так хочется услышать его голос, в котором будет и ласка, и боль.
Это то, что они принесли друг другу и миру. Боль, которой не будет конца, ведь перед ней расстилается вечность, мерцая причудливым узором переплетенных нитей чужих судеб.
И как бы она ни старалась быть вне этого полотна, но она - долевая нить. Потяни - и полотно распустится.
Это ее долг, пригибающий к земле. Это ее бремя, которое так тяжело нести. Это ее кара, которую она заслужила.
Это ее проклятая вечность.