Когда-то он влюбился в неё случайно, без всяких колебаний. Думал, что понял почему так сильно полюбил. Мы крепко держались за руки в сердцах упрямо верили в будущее. Ох. Я не могу забыть твою любовь. но конец уже не изменить. Я не мог остаться рядом, не говоря уже о том, что я не мог дать тебе, как он то будущее, которое ты ждёшь. Я просто наивный юнец. «Мальчик»* / 男孩 («That boy») испол. Ван Ибо (перев. на русский от Vesna7Ника)
Друг от друга их отрывает негромкий стук в дверь. Сяо Чжань, со вздохом разочарования, отвлекается от мягких губ юноши и недовольно фыркнув отправляется открывать. А Ван Ибо стоит и осоловело моргает, так до конца и не пришедший в себя после… Чего? «Что. Это. Было?!.. Что я творю, блядь?.. Он меня околдовал не иначе… Зачем? Зачем я с ним целовался? Дубина! Дурак похотливый!..» — думает парень и развернувшись уходит в ванную, чтобы, ополоснув лицо, убрать с него выражение довольства сытого кота, сожравшего хозяйскую сметану, и хоть немного привести в порядок свои взбесившиеся мысли, а ещё губы… «Они пекут… Чёрт, этот зверюга прокусил мне губу… Сволочь ненасытная!» Юноша раздражается и с опаской ощупывает свою припухшую нижнюю губу, на которой ощутимо чувствуется металлический вкус крови. Войдя в ванную комнату Ван Ибо, с удивлением и непониманием, рассматривает себя в огромном зеркале. Бело-голубой, яркий свет, отражаясь от белоснежных кафельных стен не скрывает ничего. «Я, как будто бы голый — весь на виду! Каждая пора, точка или веснушка, каждый прыщик и морщинка, — ничего не скроется от этого яркого, мертвенного света. И я не скроюсь… От НЕГО! От этого ужасного человека… Как тогда мы не смогли уйти от того, что он натворил, так и сейчас этот мерзавец разрушит мою жизнь даже не поморщившись… Что же мне делать? ЧТО?!» Мысли несутся вскачь, кружась в хороводе воспоминаний и образов, будят неприятное, болезненное, давно и далеко спрятанное глубоко в душе… Мучают и терзают сердце Ибо, пока он пристально разглядывает себя в зеркале, но при этом совершенно не замечая своего лица, а ярко представляя совсем другие картины…***
В первый раз этого красивого мальчика Ван Ибо увидел на рождественской вечеринке, устроенной компанией, в которой работал его отец, по случаю её успешного выхода на биржу и приурочив к празднованию католического Рождества. На корпоративное мероприятие совместно с семьями и детьми позвали всех работников офиса и управляющий персонал, а также руководящие кадры с производства, вплоть до мастеров, бригадиров и даже операторов сложных новых станков, которые из-за своей высокой квалификации ценились на вес золота и всячески привечались начальством. Ибо тогда было шесть лет и родители, посчитав малыша уже достаточно взрослым, чтобы вести себя хорошо и не донимать их во время праздника, купили ему милый костюмчик, нарядную курточку и взяли с собой. Всё, что Ибо запомнил с того вечера — это толстого бородатого Санта Клауса, который подарил всем детям работников фирмы одинаковые подарки — девочкам кукол, а мальчикам машинки — и волшебно красивого мальчика, стоящего в толпе таких же нарядных и красивых детей, которые оказались внуками, правнуками и внучатыми племянниками владельца компании и которых привели на празднование, отдавая дань западной моде и традиции проводить фэмэли дэй**, следуя новым тенденциям к открытости руководства и его более тесным контактам с работниками. Мероприятие проходило в холле офисного здания компании, расположенного на территории фабрики, принадлежащей этой самой компании и отделенного от производственных и складских помещений маленьким сквером с тремя аллейками и парой скамеек. Детям запретили покидать место праздника, где для них была обустроена специальная игровая комната. Но Ибо там не понравилось: шумно и крикливо, а ещё толстый мальчик старше его на пару лет, сын мастера упаковочного цеха, больно толкнул малыша и когда он упал долго насмехался над его хрупкостью и слабостью, обзывая неуклюжей жабой, а другие дети вторили ему и показывали на растянувшегося на полу ребёнка пальцами. Ибо заплакал и под улюлюканье и обидные прозвища, которые неслись ему в спину, отправился на поиски родителей. Папу и маму он нашёл довольно быстро. Они разговаривали и смеялись, окруженные дюжиной таких же весёлых и смеющихся людей, и робкими попытками Ибо привлечь к себе внимание вкупе с его слезами особого не впечатлились, а от детских жалоб отмахнулись, велев малышу идти играть с детьми и не позорить их скандалом и плачем. От родительского равнодушия маленькому Ибо стало очень обидно и грустно. Он сильно хотел домой, хотел уйти из этого шумного и неприятного места, но родителям видимо здесь нравилось и уезжать они не собирались. Поэтому малышу ничего не оставалось, как найти себе тихий уголок и спрятаться там, дожидаясь окончания праздника и того часа, когда папа с мамой решат наконец уехать. Ван Ибо открыл двери и прошмыгнул на крыльцо, а потом, так никем и не замеченный, перебежал в боковую тенистую аллейку, где взобрался на скамейку, грустно опустив голову и болтая ногами. Сколько он там пробыл, малыш сказать не мог — просто сидел и тяжело вздыхал, чувствуя себя всеми покинутым и никому не интересным. Он весь как-то поник и скукожился, а из глаз потоком лились предательские слёзы бесхитростной детской обиды на злобного мальчишку и его таких же злобных товарищей, что насмехались над ним в игровой комнате; на родителей, занятых лишь собой и не обращавших на Ибо внимания; на этот праздник, который для него и не праздник, а сущий кошмар; и даже на эту красивую, подаренную Сантой машинку, которая такая же как у всех, как и у его обидчика, и вовсе Ибо не нужна… Малыш расплакался ещё сильнее и движимый злостью и горьким разочарованием отбросил подаренную игрушку от себя к другому краю скамейки, а потом закрыл лицо руками и всхлипнул горестно, с надрывом, как умеют плакать только дети, отдаваясь всецело и искренне своим переживаниям. Но из этого печального состояния его вывел звонкий и весёлый мальчишеский голос: — Эй малыш, чего сидишь здесь один? Детям же не разрешили выходить и бегать по улице. Иди в игровую… Ой, а чего это ты так горько плачешь? Тебя обидел кто-то? И тёплые руки погладили Ван Ибо по голове, потрепав и растрепав волосы. Он поднял залитые слезами глаза и увидел самое красивое существо в мире — мальчишку раза в два старше его, наверное лет двенадцати или тринадцати, в очень красивом и дорогом костюме, с волосами, уложенными как на рекламных щитах в торговом центре возле магазинов с детской одеждой, который склонился над ним и с выражением полного и глубокого сочувствия заглядывал в заплаканное детское личико. А потом засунув руку в карман, достал оттуда пригоршню шоколадных конфет в блестящей цветной фольге и протянул их ему, предлагая без слов угощение в обмен на то, что малыш перестанет плакать и успокоиться. Такие конфеты маленький Ибо видел на столе у взрослых, где стояли бутылки и полные фужеры с шампанским, по крайней мере мама так назвала эту пенящуюся жидкость в высоких бокалах. Поэтому он очень удивился, ведь детям не разрешили ничего брать с тех столов. Им накрыли отдельно возле игровой зоны и Ван Ибо, из-за хрупкого телосложения и невысокого роста, не удалось пробиться сквозь плотные детские ряды, чтобы запустить свои маленькие ладошки в вазы с конфетами. Всё, что он смог утащить с праздничного стола — это пару яблок, которые тут же и съел. Сей факт тоже сильно расстраивал маленького Ибо, добавляя слёз в его сдавленные рыдания. Но вдруг появляется тот удивительный мальчик, из далека увиденный малышом в группе богачей и не похожий ни на кого, с кем Ибо встречался до этого в своей короткой жизни, и протягивает ему совершенно безвозмездно целую пригоршню прекрасных конфет. От такой невиданной щедрости слёзы в удивлённых, детских глазах высыхают в момент, а в маленькие пухлые ладошки, сложившиеся лодочкой, высыпаются яркие сердечки и шарики, пахнущие шоколадом и миндалём. Ван Ибо доволен. Ван Ибо благодарен и широко улыбается, а его большие и чистые глазки светятся искренней радостью абсолютного счастья. — Спасибо гэгэ, ты такой щедрый и добрый, — малыш краснеет и запинается, но мама всегда учила его быть вежливым со старшими и благодарным тем, кто пытается ему помочь. Поэтому взяв себя в руки, Ибо бодро продолжает говорить, стараясь сбивчиво объяснить свое появление в неположенном месте: — Я был в игровой, но старшие дети не стали со мной играть и обозвали жабой… Когда я упал… Вот я и ушёл… — и опять непроизвольно заливается слезами. — Ну. Всё-всё!.. Не плачь. Я никому не скажу, что ты здесь. Посиди и съешь конфеты, но потом сразу же возвращайся, чтобы твои родители не волновались. Хорошо?.. — Да гэгэ! Спасибо тебе. Ты такой добрый! И очень красивый… — Я красивый?.. Малыш, а ты льстец! — смеётся старший мальчик и опять словно щеночка треплет Ван Ибо по волосам. — Я тебе не кутёнок несмышлёный… Чего трогаешь мои волосы? — буркает малыш обиженно. А мальчишка от этих слов заливается смехом и подмигивая говорит ласково и успокаивающе: — Ну полно, полно тебе… Не обижайся, я ведь по-доброму… Просто не хочу, чтобы такой хороший и красивый мальчик плакал, а то слёзы испортят его белый воротничок. — И снова заливисто смеётся, а затем совершенно не обращая внимания на детские протесты в очередной раз гладит Ван Ибо по голове, ласково приговаривая: — Милый щеночек больше плакать не будет, а съест волшебные конфеты, наберется смелости и отомстит обидчику… — А эти конфеты действительно волшебные? — Конечно! Смотри, вот это красное сердечко для того, чтобы твое сердце стало смелым, как у льва, а вот этот зелёный шарик — в нём мудрость ворона, а этот золотой полумесяц — это сила лунного воина… Понял. Как только ты их съешь, никто больше не посмеет обидеть тебя. Поэтому переставай бояться и дай отпор наглецам. Хорошо? Ибо смотрит зачаровано на волшебного мальчика и развернув красную фольгу откусывает кусочек от шоколадного сердечка. — А тебе гэгэ, самому такие конфеты не нужны?.. — У меня ещё есть. Я много стащил, — смеётся паренёк, похлопывая себя по оттопыренному карману красивого пиджачка. — Ну я пошёл, а ты ешь и набирайся смелости. Красивый мальчик поворачивается и идёт по дорожке в противоположную от здания сторону, туда куда таким как Ибо нельзя… — Гэгэ, а как тебя зовут? — Сяо Чжань! — отвечает, не оборачиваясь мальчишка и опять заливается смехом, скрываясь за деревьями. — Сяо Чжань-гэгэ, — повторяет тихо Ван Ибо, стараясь получше запомнить имя волшебного мальчика и его красивое смеющееся лицо. Очень красивое лицо феи. «Интересно, а мальчики-феи бывают?.. Надо спросить у мамы. Потому, что я кажется встретил одного из них» — думает малыш, отправляя в рот шоколадный шарик, предварительно освобождённый от зелёной фольги… Съев все волшебные конфеты и, как ему показалось, став и сильнее, и мудрее, и даже смелее словно настоящий лев, — Ван Ибо, спрыгнув со скамейки уже совершенно не печалясь и ничего не боясь, быстро возвращается в просторный холл. Затем идёт в игровую комнату, где тут же находит сына мастера, подлетает к нему и толкает с криком: «Сам ты жаба…». После чего окинув презрительным взглядом окруживших его детей, замерших от неожиданности и пораженных произошедшим инцидентом, гордо поворачивается и выходит, твёрдо решив, что найдёт родителей и попросит прямо сейчас поехать домой. Ван Ибо не пришлось долго искать свою семью, так как они сами его нашли, прибежав на громкие вопли и жалобы, доносившиеся из детской игровой зоны и привлекающие внимание всех без исключения. Сын мастера играл на публику, как заправский актёр: тёр глаза истово, рыдал и стонал истошно, хромал как профессиональный нищий, показывая всем своим несчастным видом, как сильно он пострадал, и при всём при этом громко жаловался на жестокого и агрессивного мальчика, который избил его — тихую и нежную фиалку — просто так. А для пущего драматического эффекта, увидев в толпе взрослых Ван Ибо, задрожал словно лист на ветру и протянув руку, указывая на него, воскликнул испуганно: — Вот он! Это он напал на меня и побил… Просто так, ни за что! А ещё жабой назвал! — и зарыдал в голосину, тёр кулаками глаза, стеная истошно прямо, как приглашённая плакальщица на похоронах восточного шейха. Все взрослые обратили на Ибо возмущённые взоры, а мастер цеха подлетел к его отцу и зло выплёвывая слова закричал гневаясь, при этом отчаянно жестикулируя руками и страшно вращая глазами: — Это так вы, господин Ван, воспитываете своего сына? Растите бандита, который нападает и бьёт ни в чём не повинных детей, да ещё и ругается… Хотя ничего удивительного от человека вашего происхождения, женившегося на женщине из сомнительной семьи. Вы должны выпороть своего сына за такое поведение и не приводить его больше на корпоративные мероприятия. Ему вообще место в интернате для трудных подростков!.. Или даже в колонии для несовершеннолетних преступников!.. Разве вам не стыдно быть отцом такого плохого сына? Мастер бы ещё разорялся долго, оскорбляя родителей и угрожая Ван Ибо, если бы его не остановил спокойный и даже мягкий мальчишеский голос: — Не надо так кричать, а то может случиться удар… — Да. Как ты смеешь щенок! Я сейчас тебе задам… мерзкий невоспитанный ублюдок… — мастер замахивается и отворачиваясь от господина Вана, начинает искать в толпе наглеца, так бесцеремонно его прервавшего. Но вдруг осекается, натыкаясь на ухмыляющееся лицо красивого мальчика… И запинаясь, уже совершенно другим, практически заискивающим тоном продолжает: — Это… Это вы, молодой господин? Разве ребёнок может так неуважительно разговаривать со взрослым? В наших традициях… — В традиционной китайской культуре не только младшие должны выказывать уважение старшим, но и старшие обязаны заботиться о младших… А не угрожать им и их родителям, абсолютно не разобравшись в ситуации. — отвечает красивый и совершенно бесстрашный мальчик, опять перебивая мастера, а затем обернувшись на подошедшего сзади высокого и очень импозантного господина в твидовом пиджаке в крупную клетку, изысканно-утончённого и похожего на английского денди***, продолжает уже обращаясь к нему: — Правда отец? Ты ведь всегда говорил мне быть осмотрительным и осторожным в суждениях? — Конечно А-Чжань, надо всегда выяснить обстоятельства инцидента, а уже потом делать выводы. Так, что здесь произошло? — спрашивает по всей видимости тот самый иностранный муж младшей госпожи и по совместительству отец чудесного мальчика, обращаясь к присутствующим. — Позвольте господин Сяо и не сочтите за наглость, — извиняющим тоном вежливо отвечает уже успевший взять себя в руки мастер. — Моего сына жестоко избил этот паршивец… Простите, сын господина Вана. Совершенно невозможный и несносный… — А где доказательства? — встревает в разговор сын господина Сяо, в очередной раз пресекая нелицеприятные высказывания мастера в адрес Ван Ибо. — Отец, ты только посмотри на этого хрупкого малыша… — протягивает руку и указывает пальцем на покрасневшего Ибо, а тот обиженно фыркает на это вот снисходительное «малыш», — … и на того бугая, старше малыша на пару-тройку лет. Разве худой и мелкий сын господина Вана смог бы избить, да ещё и жестоко, этого мерзкого жирдяя?.. — Мой сын совершенно не жирный — он просто крепкий и крупный. Нормальный здоровый ребёнок! Не то, что этот Вановский заморыш… И как ты смеешь, хулиган, сомневаться в словах моего мужа, ты знаешь кто он такой? А ещё не вздумай больше называть моего прекрасного мальчика мерзким? Грязный иностранец! Я вот тебе сейчас как задам… — Резко подает голос полноватая и весьма чванливая женщина, яростно протолкавшаяся вперёд и гордо занявшая место возле мастера. А потом замахивается рукой для пощёчины наглецу, обидевшему ее сыночка, явно намереваясь действиями подтвердить свою угрозу. — Вы, что себе позволяете? И мне просто очень интересно кто же такой ваш муж? — господин Сяо быстро перехватывает занесённую для удара руку, многозначительно делая упор на последнем вопросе, при этом его брови взлетают вверх в насмешливом недоумении. Женщина аж задыхается в бессильной злобе, пытаясь вырвать руку из крепкого захвата, и возмущённо обращается к своему перепуганному и посеревшему лицом мужу: — А ну врежь ему, живо! Ты, что не видишь, как он схватил меня?.. Этот грязный английский ублюдок, который ещё недавно ползал в канаве в китайском квартале сырого Лондона, а явившись сюда строит из себя важного франта… Кто он вообще такой? Я его не знаю. Как охрана может пускать на корпоратив всяких невоспитанных извращенцев, хватающих слабых леди и смеющихся над ними… — Заткнись дура!.. Пока я тебя не прибил, — тихо шипит мастер, еле шевеля губами. На что его благоверная свирепеет ещё больше и кричит уже истошно, не заботясь о том, что подумают другие: — Ты что сказал, подонок? Ты мне угрожаешь? Да мой отец тебя по миру пустит… Забыл кому ты денег должен?.. Совсем страх потерял? На коленях ползать будешь, а я тебя в дом не пущу — пойдёшь спать на улицу… Мудак! — Вам не кажется, что такие выражения не престало произносить леди и, вообще, вы ведёте себя непристойно, как дешёвая портовая… хм-м-мм… некультурная женщина. Здесь же дети! Охрана выведите её… немедленно! — Кого это ты назвал шлюхой? — верещит женщина, вырвавшись наконец из захвата и с разгона влепляя господину Сяо звонкую пощёчину. — Я между прочим училась в одном классе с молодой госпожой и если я ей скажу, то вас всех ублюдков уволят… Только подойдите и прикоснитесь ко мне! — это уже охранникам, пытающимся схватить буйную сумасшедшую, чтобы, как и было приказано, вывести её из зала. — Успокойся Лу Эньцзе! Ещё раз поднимешь руку на моего мужа или сына и этой руки лишишься… Поняла? — спокойно произносит только что подошедшая довольно молодая, шикарная женщина, одетая по последней моде во всё дорогое и брендовое. Толпа вокруг неё уважительно расступается, давая красавице место и благоговейно переговариваясь шёпотом: — …Это молодая госпожа… — …Молодая госпожа пришла… — …Жене мастера не сдабривать, как она посмела поднять руку на господина Сяо?.. — …Говорят он будущий владелец или крупный акционер компании… — …Он может даже стать Председателем… А молодая госпожа продолжает всё таким же спокойным и даже слегка безразличным тоном, подавая охране знак остановиться и пока не приближаться: — Ты забыла КТО платит зарплату твоему мужу и у КОГО твой отец арендует помещения для своих магазинов и…кх-м… сомнительных предприятий? КТО владелец складов, где твой брат хранит свои товары?.. Ты хочешь, чтобы вся ваша семья в будущем питалась объедками?.. Сейчас же встала на колени и вместе со своим дурачком мужем попросила прощения у господина Сяо и моего пасынка. Живо! А иначе вам несдобровать… — Это твой муж… и сын…? — запинаясь спрашивает жена мастера, вмиг побледневшая как смерть. — Да. — Я… Я не знала… — А если бы это был кто-то другой, например партнёр моего отца или знакомый моей семьи, приглашённый НАМИ на корпоративное мероприятие в НАШУ компанию, то что? Ты разве имеешь право оскорблять кого-то на НАШЕЙ вечеринке? Ты кто такая, а? На колени я сказала! Оглохла что ли? Мастер, трясясь от страха и уже практически рыдая, бухается на колени перед импозантным господином и его шикарной госпожой, а затем тянет за подол свою строптивую жену, заставляя и её упасть на мраморные плиты пола. — Простите мою семью господин Сяо и вы, молодая госпожа, а также и вы молодой господин Чжань… Я обязательно дома преподам урок и жене, и сыну, накажу их за доставленное неудобство и учинённый скандал. А вы, господин Сяо, можете десять раз ударить меня и мою жену в отместку за её… хм-хм… несдержанность в действиях. — Встаньте мастер, — брезгливо морщиться господин в твидовом пиджаке и продолжает, обращаясь уже к красной как рак не то от стыда, но скорее от злости и унижения женщине: — Я никогда не ударю даму, но и не хочу видеть подобное поведение у леди и вообще… Вам не место в обществе, если совершенно не умеете себя вести и забываете, что находитесь рядом с детьми. Вы же мать! Мой сын всего лишь вступился за мальчика и его семью, попросив беспристрастно разобраться в инциденте, а вы устроили балаган… Фу, как неприятно и невоспитанно. — И поворачиваясь к своему сыну спрашивает того с лёгкой и приязненной улыбкой: — Так, что ты там говорил А-Чжань? — Папа, я сказал, что весьма сомнительно, чтобы сын господина Вана действительно избил сына мастера цеха, так как, во-первых, сын мастера значительно старше и намного крупнее малыша. Я просто хотел попросить разрешения опросить детей, которые всё это время находились в игровой комнате. Потому что, отец, я сам лично видел, как горько плакал этот малыш Ван после того, как сын мастера сильно ударил и толкнул его, а затем стоял с друзьями и глумился над тем, что бедный ребёнок не мог сразу встать со скользкого пола и называл его жабой. — Не правда это!.. — запальчиво закричал сын мастера, разозлённый всей этой ситуацией и прилюдным унижением родителей, всё ещё стоящих на коленях перед этими мерзкими, на его взгляд, и гадкими иностранцами. — Он врёт! Грязный врун… Ты сам жаба! — Яблоко от яблони не далеко падает… Похоже Лу Эньцзе ты воспитала сына под стать себе: такого же грубого и наглого. Ну-ну… — заметила гневно молодая госпожа всё это время стоявшая рядом и, обращаясь уже к охране, произнесла четким и спокойным голосом: — Уберите отсюда этот бесполезный мусор и больше никогда не пускайте этих людей ни в нашу компанию, ни в наш дом! Мастер, я попрошу отца подыскать вам замену и надеюсь он согласится со мной. Так, что в понедельник передайте дела старшему бригадиру и получите расчёт. — Но госпожа… как же моя семья… как нам жить?.. — Об этом надо было думать раньше, когда вы и ваша… кх-м-хм… так называемая жена открывали рот и учиняли скандал на нашем мероприятии. А мой пасынок определённо прав утверждая, что сын господина Вана не мог избить вашего недоросля 11 лет, ведь ему всего шесть. Шесть! Поэтому извинитесь перед господином Ваном. И, что вы там говорили о его семье и жене?.. Не вам мастер, имеющему настолько невоспитанную и шокирующую жену и сына, говорить плохо о других людях… Я вообще не понимаю, как ЕЁ можно приводить в общество. — после этого молодая госпожа Сяо поворачивается к родителям Ибо и ласково улыбнувшись всей семье произносит: — Уважаемые господин и госпожа Сяо наша семья и компания приносят свои глубочайшие извинения вам и вашему сыну за неприятный инцидент, устроенный на нашем корпоративном мероприятии некоторыми сомнительными личностями. Я надеюсь, вы всё забудете, и мы больше никогда не будем к этому возвращаться. А ты малыш в следующий раз не плачь, а смело иди к взрослым и говори о том, что тебя задирают старшие. Обижать маленьких стыдно… Слышали дети? — На этом молодая госпожа поворачивается и махнув охране, разрешая ей вывести семейство мастера из холла и вообще с территории предприятия, весело обращается к присутствующим, тут же приглашая их пройти к столам с закусками и на танцпол. Досадный инцидент исчерпал себя, а обрадованный и немного гордый своей пусть и некрасивой, но справедливой выходкой Ибо, уже совсем не хочет ехать домой, а смотрит во все глаза на волшебного мальчика, который как настоящий рыцарь пришёл ему на выручку и заступился за его родителей. Ван Ибо влюбился в этого героя всем сердцем, той наивной искренней любовью, которая бывает только в детстве, когда жизнь кажется прекрасной и удивительной. Долгой-долгой… Весь вечер маленький Ибо ходил за Сяо Чжанем хвостиком, краснел и бледнел, если тот обращался к нему с вопросами или протягивал ему сладости. Сладости малыш брал и складывал в карман курточки, не решаясь есть их и сохраняя на память. А потом отец Сяо Чжаня вместе с молодой госпожой уехали, забрав с собой и своего прекрасного принца, а Ибо остался в грустном одиночестве. Тогда он пошёл к родителям и тоже попросил их поехать домой. Волшебного мальчика Ван Ибо запомнил крепко. Он просто врезался ему в память намертво, и малыш ещё очень долго расспрашивал о нём своего отца, слёзно умоляя того взять его с собой на работу, чтобы опять увидеть Сяо Чжаня и поиграть с ним. Но господин Ван всегда отвечал одинаково. Говорил, что это пасынок — кто такой пасынок Ибо не знал — младшей госпожи, сын её нового мужа, который живёт в США со своей матерью и к отцу приезжает лишь на праздники, а сюда и того реже. Хотя папа бывало переговаривался с мамой Ибо, рассказывая ей последние сплетни и сообщая многозначительно, что слышал где-то от кого-то краем уха о том, что младшая госпожа со своим американским мужем-китайцем, собираются перебраться в Гонконг навсегда, так как у него — у мужа — здесь есть свои бизнес-интересы. А ещё, что именно ему, по всей видимости, старик завещает личный пакет акций компании в обход двух своих непутёвых сыновей. Ибо мало, что понимал в словах отца, но запомнил главное, что красивый и добрый мальчик живёт очень далеко и им больше не встретиться, пока тот не вернётся в Гонконг. Это очень печалило малыша, и он даже бывало плакал. Но постепенно воспоминание стиралось, превращаясь во что-то нереальное почти фантазию, а образ волшебного мальчика потихоньку приобретал черты Маленького Принца из сказки, которую мама иногда читала Ибо на ночь — странной и непонятной сказки, но очень красивой.***
Ван Ибо встретил своего принца почти через полтора года на корпоративе, посвященном Китайскому Новому году, который компания опять устроила для сотрудников в том же офисном здании. Вытянувшийся, тоненький и гибкий как тростник юноша, весело болтал со своими сводными кузенами и кузинами, окружённый толпой восторженных подростков, смеялся радостно, шутил и стрелял глазами, от чего окружающие млели и вились вокруг него словно пчёлы вокруг сахарного сиропа. Маленький Ибо так и не решился подойди ближе к своему принцу, и смотрел на него издали, прячась за колонной и тая от этой самой красивой на свете улыбки, и млея от звуков его чудесного звонкого голоса. Сяо Чжань похоже Ван Ибо забыл и не признал в худеньком мальчике с большими внимательными глазами и милыми ямочками, на всё ещё по детски округлых щёчках, но на уже не по детски серьёзном личике, того восторженного ребёнка, которого пожалел и накормил конфетами храбрости и за которого заступился отчаянно. Он казалось вообще Ибо не заметил, чем вызвал у малыша — «Я уже не малыш, а школьник» — горестные вздохи разочарования и досады. Но мальчишка, хоть и не решившись подойти к своему кумиру, всё равно держался поблизости, прячась то за колонной, то под столом, наблюдая и прислушиваясь — страстно впитывая в себя всё, что так или иначе связано с его божеством, его доброй феей — прекрасным волшебным мальчиком из детских грёз Ван Ибо. Поэтому, от его внимательного взгляда не укрылся момент, когда этот самый фей грёз спёр со стола с фуршетом для высшего руководства компании, две бутылки иностранного алкоголя и в сопровождении своего не то друга, не то очередного кузена, приблизительно одного с ним возраста, быстро выбрался из здания под шумок всеобщего новогоднего веселья и повальной корпоративной пьянки. Ван Ибо не задумываясь бесстрашно последовал за ними. Парни бежали, оглядываясь и прислушиваясь, сначала по аллейкам небольшого скверика за офисным зданием, а потом по проходам между заводскими корпусами и складами, уходя всё дальше и дальше в глубь территории. Ван Ибо не знал как далеко они зашли и ему было страшно, но он крался быстро, смотрел остро и всячески старался не выдать своего присутствия, но и не отстать. После очередного поворота и тёмного замызганного прохода они оказались под фонарями на автостоянке возле склада готовой продукции. Прячась в тени кустов и деревьев, окаймлявших этот участок заводской территории и скрывавших неприглядный пейзаж производственных цехов от взглядов часто заезжающих сюда клиентов и их представителей, парни дальше двигались мелкими перебежками, держась по краю парковки, чтобы не засветиться на камерах видеонаблюдения. Достигнув угла здания и повернув за него, они быстро заспешили прочь от оживлённой стоянки, вглубь широкого переулка, расположенного между ангарами, а затем дальше на задний двор склада, который примыкал к цеху упаковки и комплектации. Добежав до небольшого внутреннего двора, окружённого с трёх сторон плотно примыкающими друг к другу зданиями, Сяо Чжань и его напарник остановились, выдохнули с облегчением и отойдя к дальней стене, вдоль которой стояли какие-то бочки и большие пластиковые емкости, заговорили громко совершенно не скрываясь. А Ван Ибо замер, как мышка тихо притаившись за углом, и весь обратился в слух и в зрение, стараясь всё получше рассмотреть и расслышать, мучимый любопытством и ревностью. — Чжочэн, ну ты и мастак бегать! Утомил, блин… Насилу за тобой успевал и чуть не отстал… Вот же мудила, — весело бранился Сяо Чжань хлопая по плечу своего спутника. А тот ржал аки конь и извернувшись, ускользая от настойчивой руки, легко пнул Чжаня в живот. Конечно, не сильно, а так в шутку. Затем отбежав подальше, видимо боясь ответных действий, заговорил быстро, захлёбываясь от смеха: — Это тебе за мудилу. Мудила!.. Ах-ха-хах… Ну давай посмотрим, что ты там стыбзил у наших стариков со стола?..- Он тут же бесстрашно вернулся назад, протягивая руку и беря у друга одну из бутылок. После чего внимательно ее разглядывая и прицокивая языком произнёс, расслабленно растягивая слова: — Ого-го, у нас тут вискарь подъехал и коньячок. Ну что же, я возьму себе «Хэннесси Х.О.»****, конечно это не самое крутое пойло, но сойдёт. А ты давись вонючим вискарём! Чего, кстати, там удалось стянуть? Надо же, у нас тут «Джемесон»***** — отличный ирландский самогон! Отец такой дома держит для гостей. Мне он не нравится. Я как-то открыл бутыль и нюхнул — мерзость… Коньяк явно лучше… Пахнет точно лучше. — А мне нравится виски, наверное… — задумчиво произносит Чжань, — Отец всегда его пьёт и говорит, что это напиток настоящих мужчин… А я мужчина! — Пхах, тоже мне мужчина? — громко ржёт второй парень, которого Сяо Чжань назвал Чжочэном. — А мужественность уже выросла у мужчины? Дай я проверю и посмотрю насколько ты уже… хм-хм… мужчина! — и тянет свои ручонки к Чжаневским штанам. Всё ещё смеясь заливисто и звонко. — Лапы убрал придурок!.. Не дорос ещё, чтобы гэгэ лапать, — орёт Сяо Чжань, уворачиваясь от цепкой Чжочэновской руки. — Давай лучше выпьем. — И открутив крышку с почти непочатой бутылки, хлебает из горлышка смачно и жадно. — Хорошо пошло… Сейчас бы сигаретку… «Он ещё и курит?» — тихо про себя удивляется Ван Ибо и буквально весь обращается в слух. — У меня есть, но я подумаю давать тебе или нет… — дразнится Чжочэн, тоже отхлёбывая из своей бутылки и лезет свободной рукой в карман широких брюк видимо за сигаретами. Достаёт пачку и выбив одну длинную и узкую сигарету подносит её ко рту Сяо Чжаня, давая тому возможность извлечь её самостоятельно губами, что он и делает. А потом вынув из кармана широкого худи зажигалку, парень подкуривает и громко удовлетворённо затягивается. После пяти глубоких затяжек, закашлявшись от дыма Чжань снова тянется к бутылке и делает большой глоток виски, фыркает и чуть просевшим голосом, медленнее чем обычно и слегка растягивая слова, произносит не обращаясь ни к кому конкретно: — Как же хорошо, блядь, свалить от этой шумной толпы старпёров… Родители задолбали своими придирками, а я устал изображать приличного мальчика двадцать четыре часа в сутки. Тако-ой хороший, тако-ой послушный А-Чжань… Тьфу ты! Я не послушный и не хороший — я подросток и хочу жить свободно! А ещё хочу трахаться… Тебе нравятся девушки Чжочэн? А? Мне вот нравятся… и девушки и даже мальчики… Знаешь у меня в американской школе есть друг и он открытый гей. Классный парень, между прочим. Совершил каминг-аут****** на своё четырнадцатилетие. Я ему признался, что иногда засматриваюсь не только на девчонок, но и на мальчишек и он сказал, что так бывает и я, наверное, би… Ты слышишь Чжочэн?.. Чего притих? — Не… неважно… Всё нормально! Нет мне парни не нравятся только девчонки… И, если честно, только одна девочка. Очень нравится, я прямо спать не могу. Еще с прошлого года. — Ну так это же прекрасно парень! Ты влюблён… И ты красавчик, — легкомысленно отвечает Чжань, сделав последнюю затяжку, отбрасывает горящую сигарету куда-то в угол. Затем отпивает ещё один большой глоток из принесённой бутылки и его слегка ведёт в сторону. — Осторожнее бро, смотри не упади… да ты уже набрался похоже! — Смеётся Чжочэн, но всё-таки поддерживает своего друга за руку, придавая ему вертикальное и более устойчивое положение. — Спасибо Чэн, ты настоящий друг, — икнув, благодарит парень почти трезвого товарища. — Ты пей, пей… А то, что я даром рисковал своей шкуркой, когда воровством алкоголя промышлял? — пьяно ржёт Сяо Чжань и вновь покачнувшись заваливается на стоящие сзади пластиковые канистры. — Тьфу ты, чёрт, разлил какую-то байду… Воняет блин… теперь кроссы придётся выкинуть… Что это за фигня? — Не знаю… — задумчиво тянет его напарник и протягивает руку, помогая Чжаню подняться. — Запах похож на керосин… или бензин… Не… Не бензин точно, но что-то такое неприятное. — Ну и хрен с ним! Давай-ка лучше выпьем друг… Ты же мне друг? Самый близкий? Правда? Тогда чего не пьешь?.. Я чувствую себя куском говна, когда ты так правильно смотришь на меня… — А-Чжань, может тебе хватит? А бро? Ты уже здорово набрался… — Ни хрена подобного — я трезв, как стекло… Лучше дай ещё одну сижку. — Да, пожалуйста, травись на здоровье… — и Чжочэн достаёт из пачки ещё одну сигарету, передавая ее Сяо Чжаню. Тот подкуривает, слегка пошатываясь, и в этот самый момент из-за двери, ведущей на задний двор из цеха упаковки, слышатся голоса. — Ох-ты-же-боже-мой, охрана… Валим Чжань! Кидай на хрен своё пойло и сигарету, а то несдобровать нам с тобой! Отец меня изобьёт до кровавых соплей… Слышь бро, не тормози… Погнали! — И он бросает свою почти полную бутылку коньяка в угол, где стоят пластиковые бочки и звук бьющегося стекла разносится по всему двору словно гром. — Вот чёрт. Чёрт… как громко! — кричит Чжочэн уже пулей летя к углу и чуть не сбивает притаившегося Ибо с ног, но в темноте не замечает сжавшееся в комок мальчишеское тело, пролетает мимо и на ходу подгоняя задержавшегося во дворе товарища, опять орёт благим матом: — Хватит копаться там… Слышишь!.. Сяо Чжань не тормози! Давай, ноги в руки и погнал… Не подставляй нас урод!.. Последовавшую за этим сцену Ван Ибо запомнил на всю жизнь и даже сейчас она стоит перед его глазами отчётливо и живо, как и в тот самый миг… Сяо Чжань после диких криков друга, встряхивает головой отмирая и слегка покачиваясь вынимает только, что прикуренную сигарету изо рта и бежит… Неровно качаясь и спотыкаясь делает несколько быстрых не то шагов, не то прыжков. Матерится и отбрасывает недокуренную и всё ещё тлеющую сигарету назад… Туда, где только что стоял и где несколькими минутами ранее разлил что-то по неосторожности. Нет, ничего не взорвалось, по крайней мере не сразу… Всего лишь тоненькая струйка огня побежала вдоль ряда пустых и не очень пластиковых канистр и бочек… Взрыв случился чуть позже, когда они уже неслись через кусты прочь от стоянки возле склада, а маленький Ибо стараясь не отстать бежал в нескольких шагах сзади так до сих пор никем и не замеченный. Невольный свидетель чужой… Шалости? Оплошности? А может быть преступления? Свидетель и молчаливый соучастник… Раз не сказал никому, не выдал своего волшебного мальчика…***
Взрыв, а за ним и пожар, уничтоживший склад готовой продукции и серьёзно повредивший цех упаковки, особенно ту его часть, где хранились уже полностью собранные и готовые к отгрузке клиентам товары, унёс жизни трёх человек и ещё четверых серьёзно покалечил. Неосторожно сгруженные — вот, буквально на пару дней — на задний двор бочки с легковоспламеняющимися химическими веществами загорелись от чего-то, возможно от сигареты, и вспыхнул очень сильный пожар рядом с газораспределительным узлом, который и взорвался… Все, кто был в здании и в непозволительной близости от него пострадали… А отвечать за всё произошедшее пришлось отцу Ван Ибо, который будучи начальником склада, дал разрешение поставить туда эти материалы буквально на один день, но где они задержались, как минимум, на неделю… Полицейское расследование, кроме всего прочего, выявило и финансовые махинации, что привело ещё и к внутреннему аудиту, который в свою очередь вскрыл систематические хищения в цехе комплектации. И эти хищения выражались в очень больших сумах с множеством нулей. На допрос вызвали бывшего мастера цеха, уволенного чуть больше года назад, так как именно при нём воровство достигло своего апогея, и он дал показания, обвинив в подстрекательстве к совершению преступления господина Вана. Мол, это по его наущению бывший мастер и его подручные воровали и сбывали ворованную продукцию. Да, к тому же большую часть денег им типа приходилось отдавать начальнику склада. А когда запахло жаренным и хищения стали грандиозных размеров, то господин Ван и задумал устроить пожар, воспользовавшись новогодним корпоративом, который обеспечивал ему алиби. Хитрый мастер врал так умело, так старательно выгораживал себя и своих подельников, выставляя их жертвами козней отца Ибо, так искренне разыгрывал отчаяние и готовность сотрудничать со следствием, что полицейские ему поверили. А уже во время суда, случай на позапрошлогоднем корпоративе с дракой между сыновьями начальника склада и мастера, с последовавшим за ней увольнением последнего, адвокат мастера подал, как специально задуманную господином Ваном провокацию, чтобы вообще всё прибрать к рукам. Отца Ибо осудили на пятнадцать лет. А морального и материального ущерба насчитали на миллионы. Всё, что было у семьи Ван: дом, ателье матери, мастерская дедушки, загородный дом — абсолютно всё было описано и забрано за долги. Но этого тоже оказалось мало и выплачивать наложенный судом штраф пришлось матери Ван Ибо. Бедная женщина работала как проклятая, бегая с работы на подработку и ещё на одну работу, но ей так и не удалось обеспечить сыну и родителям достойную жизнь. Первым в мир иной отошёл дедушка, старое сердце которого, не выдержав позора и потери всего, что было нажито годами упорного труда, сдалось перед наступившим обширным инфарктом. Бабушка пережила своего мужа почти на два месяца и скончалась тихо во сне, как сказали врачи тоже из-за сердечного приступа. У мамы Ибо родители умерли давно, но своих свекра и свекровь она любила как родных и поэтому искренне и сильно горевала, подрывая своё итак весьма хрупкое здоровье. Отец Ибо, господин Ван, отсидев три года в колонии для особо опасных преступников и не выдержав чувства стыда и разбитых надежд семьи, а так же угнетаемый неизбывной виной перед родителями, в смерти которых он обвинял себя непрестанно, — повесился в камере на годовщину кончины своей матери. И это стало последней каплей горя для мамы Ибо. Красивая и цветущая женщина, на которую засматривались все от мала до велика, стоило ей только появиться на улице или в общественном месте, вдруг превратилась в неопрятную, замученную жизнью и работой старуху. Всегда печальную и немного странноватую. Про таких говорят, что они не совсем от мира сего. Именно в таком состоянии «сна с открытыми глазами» госпожа Ван чуть не попала под машину, но была спасена тётушкой Пэн, принявшей удар на себя. «Господи, сколько же людей пострадало из-за одного глупого поступка и неосторожности пьяного подростка, который даже не понял, что это его рук дело?.. А сам-то ты, Ибо, разве лучше? Мог рассказать, что видел, но молчал… Почему? Из-за глупой детской привязанности? Из-за чувства благодарности к богатому мальчишке, когда-то заступившемуся за тебя, а потом не вспомнившего как ты выглядишь?.. Он ведь даже не поинтересовался твоим именем, просто называл тебя малыш… Как и сейчас… Как и сегодня! Пиздец! Он ведь так и не догадывается, что я всё видел? Что я был там и помню по чьей вине произошёл взрыв? А если бы догадался?.. Долго бы ты и твоя мама прожили бы на этом свете?.. Подумай о господине Сяо…» Господин Сяо за два года стал председателем, полностью прибрав к своим рукам компанию, принадлежащую семье тестя, а за последние лет пять похоже устранил и всех потенциальных наследников и претендентов на его пост. Сначала по очереди ушли из жизни непутёвые и разгульные братья младшей госпожи, которые, судя по отчётам коронера, умерли вроде бы естественной, но не вполне обычной смертью. Старший отравился ядовитыми грибами, вот только совершенно не понятно, где он их нашёл. А среднего убил анафилактический шок, наступивший после укуса дикой пчелы, что ещё более странно, ибо, скажите на милость, в каких небоскрёбах Гонконга встречаются дикие пчёлы. Молодая госпожа, к сожалению, ненадолго пережила своих братьев и умерла, как писали в газетах, от лейкоза три года назад. Тоже вроде бы по естественной причине… Но Ван Ибо думает, что всё это очень странно и подозрительно, так как старшие сыновья обоих братьев младшей госпожи в течении небольшого промежутка времени тоже погибли при загадочных обстоятельствах. Один из них занимаясь сёрфингом утонул у берегов Австралии. Затем буквально через пару месяцев, другой разбился на машине в Швейцарии, не справившись с управлением на скользкой горной дороге. Ну, а третий наследник, второй сын старшего брата, любимый внук бывшего председателя и самый перспективный и талантливый из всего младшего поколения семьи, тот кого дед прочил в будущие президенты компании и кому хотел передать все свои именные акции, — покончил с собой в прошлом году в возрасте 25 лет, выбросившись с открытой террасы своего пентхауса. Хоронили его в закрытом гробу, так как отскребать от асфальта мостовой было особо нечего. Две дочери покойных братьев покойной жены господина Сяо претендовать на акции компании не могли. Одна из них — старшая дочь старшего брата молодой госпожи — была исключена из завещания отца по причине сомнений в кровном родстве так, как его первая жена оказалась весьма неразборчива в связях и попалась несколько раз на измене, за что получила развод, мизерные алименты и непризнание семьёй мужа своего ребенка. Вторая дочь от среднего брата была рождена вне брака. Её мать выходить замуж за отца ребенка отказалась наотрез, жила безбедно в Канаде и называла себя феминисткой и открытой лесбиянкой. Дочь воспитывала в свободных нравах и с семьёй своего бывшего любовника никаких дел вести не хотела. А три с половиной года назад, ещё до смерти младшей госпожи, как рассказывала маме Ибо её давняя знакомая, работающая секретаршей одного из руководителей среднего звена в старой компании отца, эта бывшая любовница с незаконной дочерью приезжали в Гонконг по приглашению госпожи Сяо. Их принимали по высшему классу, да и гостьи вроде бы были всем довольны, но на настойчивые уговоры остаться здесь жить, чтобы влиться в семью и в будущем выдать дочь замуж за пасынка младшей госпожи, того самого Сяо Чжаня, дали чёткий и недвусмысленный отказ. После чего, по настоянию господина Сяо, они обе согласились подписать юридический документ, в котором добровольно отказывались от претензий на наследство. Тем не менее, оставалось ещё два потенциальных претендента на деньги и влияние в компании. Первый — это сам бывший председатель, вышедший девять лет назад на пенсию и передавший бразды правления господину Сяо, но он уже почти три года прикован к постели и живёт в роли растения после перенесённого тяжёлого инсульта, спровоцированного смертью любимой дочери. Говорили, что когда старого господина хватил удар, рядом никого не оказалось и он упал на ступеньки крыльца, где пролежал под холодным проливным дождём несколько часов. Чудом не умер, но шансов на не то, чтобы полное выздоровление, а просто на частичное восстановление хотя бы речевой функции, было не много, если не сказать, что они вообще практически отсутствовали. Вторым претендентом и угрозой абсолютной власти господина Сяо являлся сын младшей госпожи от первого брака, очень нервный и ранимый юноша, который проживал со своим отцом в Европе и никакого интереса к делам семьи матери не проявлял и в Гонконг не приезжал никогда. Он был экзальтированным художником-авангардистом, наркоманом после реабилитации и в принципе не плохим парнем, но ничего в бизнесе не понимал и учиться этому не хотел. Младшая госпожа сразу после его рождения открыла для сына трастовый фонд, за счёт которого тот и жил, а после развода оставила своего отпрыска на попечение бывшего мужа и окунулась в бурные волны новых отношений и построения семейной империи. Невероятно талантливая была женщина, однако сын пошёл не в неё и именно поэтому, возможно — только возможно — был ещё жив и здоров… Исходя из всех сложных жизненных обстоятельств, повлёкших за собой практически полное уничтожение молодой поросли семьи младшей госпожи, несомненно единственным будущим наследником и одним из уже действующих успешных руководителей гигантской империи, теперь гордо носящей фамилию Сяо, есть и остаётся Сяо Чжань, горячо любимый своим отцом, его надежда и опора. Для того, чтобы защитить своего сына — Ван Ибо просто уверен в этом на сто пятьдесят процентов — председатель Сяо готов пойти на всё. Поэтому Ибо прекрасно понимает, что для собственной безопасности и безопасности матери ему лучше помалкивать о том, что увидел двенадцать лет назад, и о делах минувших вообще больше никогда не вспоминать… Но рассуждать хорошо, а вот как это воплотить, когда причина всех мытарств и страданий семьи Ван находится за тяжёлой дверью ванной комнаты и собирается провести романтический вечер или вернее жаркую ночь в объятиях того, чью жизнь разрушил походя одним неосторожным и глупым, а по факту преступным, поступком.***
Ван Ибо злится… и думает, думает… Опять злиться… Смотрит остро, нервно, переживает, трёт глаза и щёки, а мысли не отпускают, мучают воспоминаниями, будоражат фантазиями… Путают и беспокоят, терзают душу, распаляют тело. Он уже ничего не понимает, но надо что-то решать и вырабатывать какую-то стратегию поведения. Эмоциональные качели — это тяжело и зыбко… Не надёжно. А Ибо хочет конкретики. Но как на эту конкретику решиться или как решить?.. Опять задумывается и смотрит. Всматривается в своё отражение, пугается покрасневших, воспалённых глаз — нет он не плакал, ни в коем случае — видимо краснота возникла от аллергии на всё вот это вот безобразие… Умывается и собравшись с духом принимает наконец решение, важное, болезненное, но по-другому сейчас не видится — он пойдёт на эти заказные добровольно-принудительные отношения со своим врагом и будет молчать, терпеть и ждать. А потом при случае отомстит больно и сладко. И пусть Сяо Чжань не винит его, а винит себя… Ван Ибо вытирает лицо душистым и хрустящим морской свежестью, пушистым отельным полотенцем, в последний раз оглядывает себя в зеркале, попутно поправляя волосы и отдёргивая одежду, натягивает самую лучшую свою улыбку «сексуальный красавец на миллион» и выходит в гостиную, где тут же попадает в кольцо горячих и ищущих рук… ЕГО рук… и губ. «Какой же ты непроходимый дурак Ибо! Неопытный и наивный мальчик…» — проходит бегущей строкой по краю сознания юноши и растворяется в жадном поцелуе, а настойчивые руки уже обнимают, мнут и тянут за собой в другой конец комнаты, к спальне, к темноте и хрустящим простыням, к жару тел и тайным желаниям… к НЕМУ. Примечание от автора: *«Мальчик» / 男孩 («That boy») — песня, спетая Ван Ибо в рамках съемок женского шоу на выживание «创造101» («Produce 101 China») для канала Tencent, куда Ибо был приглашен в качестве наставника по танцам. Вот видео, специально созданное фанатами для группы Тёмные пути Старейшины Илина \\ Mo Dao Zu Shi (https://vk.com/mdzscult), с этой песней и русскими субтитрами, переведенными ими же: https://www.youtube.com/watch?v=1xliHt8RPSM **Фэмэли дэй (англ. Family Day) — это концепция семейного праздника, когда сотрудники компании имеют возможность пригласить на праздник всю свою семью, познакомить их с коллегами и показать культуру и ценности компании, в которой они работают. Его обычно проводят на день рождения фирмы, в день профессионального праздника, 15 мая на международный День семьи, в День защиты детей 1 июня, для женского коллектива на День матери, для мужского на день отца, но в принципе причина для проведения мероприятия в таком формате может быть любой и зависеть от выбора и желания руководителей предприятия Сценарий Family Day может быть различным: в формате семейного фестиваля, спортивного мероприятия, загородного выезда или пикника. При правильной подготовке такого мероприятия надо обязательно учитывать пол и возраст всех членов семьи, чтобы на празднике было интересно и комфортно всем без исключения. . Место проведения также обязательно подбирается под количество гостей и тему праздника. ***Денди (англ. dandy) — социально-культурный тип XIX века: мужчина, подчёркнуто следящий за эстетикой внешнего вида и поведения, изысканностью речи. Денди воспроизводит манеры аристократа, хотя по происхождению чаще всего принадлежит к среднему классу. Тем самым он демонстративно и парадоксально, даже саморазрушительно противостоит принципу уравнительности, диктатуре буржуазной «середины» и посредственности. Дендизм возник в Англии в XVIII — начале XIX века как реакция на возросшую роль в общественной и культурной жизни сословия богатых буржуа и распространился по всей Европе. Дендизм ответил на изменившиеся условия культом личности, которая раскрывает своё превосходство над обществом через моду. Для настоящего денди считалось дурным тоном быть одетым в костюм, новизна которого бросалась в глаза. Чтобы придать ткани фрака вид слегка потёртой, его отдавали носить слуге или обрабатывали абразивными материалами (наждачной шкуркой, стеклом). Большое внимание уделялось личной гигиене. Чистота рубашек и перчаток должна была быть идеальной. Из письма князя Германа Пюклер-Мускау — одного из современников — элегантный мужчина должен менять в течение недели «двадцать рубашек, двадцать четыре носовых платка, десять видов брюк, тридцать шейных платков, дюжину жилетов и носков». ****Hennessy (Хэннесси) — один из известнейших французских коньячных домов. Вместе с французским производителем шампанских вин Moët & Chandon входит в состав французского холдинга Louis Vuitton — Moët Hennessy. Hennessy X.O. (Extra Old) — создан в 1870 году Морисом Хеннесси для своих друзей, как первый коньяк с указанием возраста eXtra Оld cognac на лицевой этикетке бутылки. В ассамбляж входит более 100 коньячных спиртов, возрастом от 7 до 30 лет. В 1947 году для коньяка была создана специальная бутылка, украшенная орнаментом из виноградной лозы. *****Джемесон (англ. Jameson) — бренд традиционного ирландского виски. Винокурня Джона Джеймесона была основана в 1780 году в столице Ирландии — Дублине. В настоящее время виски производится в New Midleton Distillery в графстве Корк. Самый популярный ирландский виски в мире, в 2019 году было продано более 8 млн ящиков. Ирландский виски (англ. Irish whiskey) — с ирландского переводится как вода жизни — виски, произведённый в Ирландии. Он является одним из старейших крепких напитков в Европе. Первые упоминания о нём относятся к середине XII века. Большинство сортов ирландского виски — тройной перегонки, в отличие от Шотландии, где такой способ используется редко. При сушке солода, используемого для производства ирландского виски, редко используется торф, поэтому привкус дыма, характерный для многих шотландских сортов, у ирландского виски встречается крайне редко. В Ирландии производится несколько видов виски: — односолодовый виски, который изготавливается из стопроцентного ячменного солода при помощи перегонного куба; — однозерновой виски — его делают из зерна при помощи колонного перегонного аппарата. «Чистый виски из перегонного куба» (англ. Pure Pot Still) — это уникальный сорт виски, изготавливаемый только в Ирландии. В его состав входят как ячменный солод, так и зелёный непророщенный ячмень, который придаёт напитку особый вкус. К выпускаемому в натуральном виде «Pure Pot Still» относятся виски марки Redbreast, некоторых элитных сортов марки Jameson, и марка Green Spot, которая доступна только в магазине Mitchell and Son в Дублине. Все эти марки выпускаются в Мидлтоне. Купажированный виски, который является смесью трёх предыдущих сортов, при этом не делается различий между купажированным виски, изготовленным с использованием односолодового или «Pure Pot Still» виски. Различные сорта ирландского виски имеют выдержку от 3 до 28 лет. ****** Каминг-аут, также камин-аут и каминаут (от англ. coming out «раскрытие; выход») — процесс открытого и добровольного признания человеком своей принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству, либо результат такого процесса. Термин «каминг-аут» применяется преимущественно по отношению к лесбиянкам, геям, бисексуалам и трансгендерным людям, которые перестали скрывать от окружающих свою сексуальную ориентацию или гендерную идентичность. Выражение «каминг-аут» является прямым заимствованием устоявшегося англоязычного выражения coming out (сокр. от coming out of the closet — букв. «выйти из шкафа», по смыслу «выйти из потёмок; открыться»).