YUNGBLUD — parents My daddy put a gun to my head Said: «If you kiss a boy, I'm gonna shoot you dead!» So I tied him up with gaffer tape and I locked him in a shed Then I went out to the garden and I f* my best friend
— Осалил! Ты водишь! — Чуя смеялся, убегая прочь. — Эй, но ты же упал? — раздался позади голос Осаму — мальчишки со сломанной рукой. Чуя перекувыркнулся через него, когда тот резко затормозил, и упал на спину, но главное, что Чуя его коснулся и запятнал — теперь водил он. — Тебе не больно? — Не-а! — Чуя отбежал уже на приличное расстояние, развернувшись и наблюдая, как новый друг в нерешительности делает к нему несколько шагов. — Не поймаешь! Осаму ненадолго остановился, оценивая соперника взглядом, а затем утёр целой рукой нос, шмыгнув им, и наконец побежал следом: — А вот и поймаю! Чуя подпрыгнул на месте и сорвался вперёд, огибая качели и периодически оглядываясь через плечо, оценивая, насколько во́да далеко и насколько быстро Чуе нужно убегать. Но во́да пропал. На площадке его не было, как будто он сквозь землю провалился. Мальчишка остановился и озадаченно огляделся, сразу догадавшись, что соперник где-то прячется. Наверное, за горкой… Ведь больше негде!«Откуда я… это знаю?»
Здесь есть скамейки, есть песочница, по краям двора даже машины стоят, но Чуя уверенно шагает именно к горке, будто его туда толкает невидимая рука. Звуки вокруг доносятся словно сквозь пелену, не проходят через стеклянные и от того прозрачные стенки невидимого аквариума. Чуе стоит лишь заглянуть за горку, как его руку накрывает рука Осаму. Чуя не вздрагивает, только удивлённо улыбается и прижимает свою ладошку к груди. — Осалил, — тоже улыбнулся Осаму и выпрямился. — Теперь ты водишь, да? — Так нечестно, — Чуя фыркнул, но ни капли не обиделся. Когда Осаму побежал вперёд, Чуя рванул следом, уверенный, что вот-вот его поймает. Новый друг делает круг по площадке. Чуя в режиме «вижу цель — не вижу препятствий» разогнался так быстро, что кроссовки поскользнулись на резиновом покрытии и уронили мальчишку на колени. Не то чтобы Накахаре было больно, но он остановился, медленно поднявшись и отряхивая короткие штанины синих шорт. Он слышит, как Осаму зовёт его: «Не догонишь, не догонишь!»«Я… не должен был упасть в этом месте».
— А вот и догоню, — буркнул Чуя себе под нос, прежде чем поднял голову и… осёкся. Осаму стоял на мостике, ведущем к горке, и приветливо махал Чуе рукой, продолжая его дразнить и звать к себе. Вот только горка, как и сама площадка, была охвачена ярким огнём, языками отражающимся в голубых глазах. Огонь расползался, как огромная змея, и поглощал в себе все яркие краски, оставляя лишь свои ужасающие всполохи и чёрный дым, нарастающий клубами и будто выползающий откуда-то извне, окружая площадку, заволакивая дома и турники, скамейки, машины. — Осаму? — Чуя чувствовал, как сильно забилось в груди его сердце, а ноги отяжелели. — Осаму, огонь… Огонь! — Не догонишь! — как будто сквозь пелену донёсся всё такой же радостный голос Осаму, не обращающего внимания на то, что огонь уже перекинулся на его волосы и на его загипсованную руку. — Чуя, догоняй! — Осаму, уб-бегай оттуда! — Чуя в ужасе сделал несколько шагов вперёд, но линия пламени, словно кто-то чиркнул спичкой под его ногами, резко возникла перед ним и вспыхнула стеной, вынудив отскочить. Огонь кругом очертил горку, а вокруг слышались глухие крики, тонущие в чёрном дыму. Чуя закашлялся, отходя назад и оглядываясь по сторонам: где старший брат? — Осаму, беги! — Не до-го-нишь! — по слогам произнёс мальчишка из пожара, как будто не чувствовал, как пылает его одежда. Пламя лизнуло Чую по лицу, и он, испугавшись и замахав руками, потерял равновесие, упав назад. Было тяжело дышать. Острый язык пламени опалил бок — в нём резко кольнуло, и Чуя схватился за него рукой. — Ну же, вставай! Чуя ничего не говорил. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он уже не видел неба, не видел травы и жёлтых одуванчиков — везде, куда бы он ни посмотрел, был огонь. Огонь сужался кольцом, практически полностью поглотив площадку, горку и нового друга, продолжающего смеяться и преданно ждать, когда же его наконец догонят. Чуя не понимал, это слёзы ему жгут лицо или пламя? Он тёр щёки, пытаясь разглядеть вокруг старшего брата, как вдруг из дыма и стены огня позади него выступила фигура. Фигура была знакомой, сотканной из тени, и лишь светло-голубые глаза сияли ярче пламени. — П-поль! — произнёс, заикаясь, Чуя, но старший брат не реагировал. — Вставай, Тео, — произнесла его фигура, продолжая стоять на месте и взирать на мальчишку свысока. — Вставай. — Поль, п-помоги! — мальчишка закашлялся, протягивая ему руку, но фигура брата в дыму недвижимо стояла, лишь развевался хвост его волос от порывов ветра. — Вставай, Тео, — повторял он, и его яркие глаза в раздражении прищурились. — Вставай. — Ну же, вставай, Чуя! — раздался голос откуда-то позади, и Накахара вздрогнул, резко обернувшись. Из огня с другой стороны — со стороны пылающей горки — к нему выступал обгоревший друг: огонь прожёг его голову до черепа с левой стороны, а правый глаз продолжал ясно смотреть, не выказывая ни искры мучительной боли. Он протянул к нему горящие остатки гипса, из-под которого выглядывали голые кости руки. — Вставай же! — Осаму, т-ты- — Вставай! — Осаму смеялся, не замечая, как огонь поглощает его ноги. — Вставай! Вставай! — Вставай, Тео, — наперебой Осаму заговорила фигура Верлена в огне. — Прекратите! Хватит! Хватит! — Чуя, задыхаясь, в ужасе ткнулся головой в свои колени, закрыв руками уши.***
— Хватит! — выкрикнул Чуя и резко подорвался на месте, сделав глубокий сдавленный вдох и уставившись широко раскрытыми глазами перед собой. — Уй! — раздался голос рядом, а за ним — глухой грохот. Накахара, шумно дыша, тут же повернул голову вбок. Рядом с ним, буквально в одном шаге, на спине, упираясь одним локтем в пол, лежал недовольный Дадзай, вполне себе живой и ничуть не повреждённый пламенем, и прикид его был всё тем же — белая рубашка под чёрным расстёгнутым пиджаком, чёрные штаны и блестящие офисные туфли, только бинтовые повязки были свежими, на левой руке заходя на кисть и бинтуя её между большим и указательным пальцами, и плаща не было; тот-то точно сгорел во вчерашнем пожаре, в отличие от его носителя. Парень скалился и потирал спину, на которую, очевидно, упал от испуга, когда сел с вытянутыми ногами и со злобным прищуром посмотрел на Чую. Чуя, ненадолго задержав дыхание, оглядел Дадзая с головы до ног, будто не веря, что сон с явью ничего общего не имеет, и уже более спокойным взглядом осмотрелся вокруг. Не было никакого огня. Был нагретый солнцем чердак, был раскрытый с последнего этажа на чердак люк, подпёртый какой-то палкой, чтобы наверняка не закрылся, был проникающий сквозь приоткрытую дверь на крышу золотой свет, полосой раскинувшийся от ступеней наверх почти до самых ног Чуи, да и сам Чуя не был охвачен кольцом огня, а сидел сейчас на полу у той самой стены, у которой вчера и заснул. События минувшего дня начали медленно заполнять голову, и парень, выдохнув, уставился в пол, взявшись рукой за голову. До него только сейчас дошло, что тело ломило, но неясна была причина — вчерашний забег по пылающему дому с последующим побегом от его со старшим братом убежища или сон на сухом и грязном полу какого-то незнакомого чердака, в пыли и строительном мусоре, в позе «как рухнул, так и уснул»? Пошевелив плечом и взявшись за него рукой, Чуя сел нормально и ссутулил спину, разминая сустав; кажется, он отлежал его, когда перевернулся во сне. Его сны ещё никогда не претерпевали таких ужасающих изменений из-за чего либо происходящего в его жизни. Взглянув на Дадзая, испепеляющего его же взглядом напротив, Накахара нахмурился и отвёл глаза. Ему было дико смотреть на живого и говорящего человека, который в кошмаре сгорел до белых костей и всё ещё говорил. — Тебя не добудишься! — зазвучал наконец голос Осаму, и он-то как раз привёл Чую в чувства окончательно. — Пытаюсь тебя растолкать, «вставай» уже раз тридцать повторил, а у тебя ноль реакции. Я уже думал, что ты откинулся, а ты как заорёшь! У меня чуть сердце не встало, — Дадзай, всплеснув руками, кинул полный возмущения взгляд на Накахару, а затем, шумно выдохнув носом, закатил глаза и скрестил руки на груди: — Ты как здесь вообще оказался? Я все крыши в округе оббегал и даже штаны на колене порвал, пока тебя нашёл. Ещё дальше забраться не мог? — …Ты пришёл высказать мне претензии? — глухим и севшим со сна голосом произнёс Чуя и поднял на Осаму глаза. — Всегда, блядь, пожалуйста. Люблю вытаскивать людей из горящих зданий. Осаму, хмурящийся, слегка вытянулся лицом и, подумав, отвёл глаза уже сам. Чуя фыркнул и растёр закрытые веки пальцами. — Я… вообще, нет, — Дадзай вздохнул и, сложив ноги лотосом, завёл руку за шею. — Я это… Наверное, пришёл сказать спасибо. Если только это не было коварным планом от тебя и твоего братца-красавца, чтоб его грузовик переехал. На мгновение взгляд Чуи остекленел, уставившись в одну точку, а сердце пропустило удар, и он вздрогнул, с ужасом глянув на Осаму. Осаму в свою очередь, подперев подбородок ладонью, совершенно спокойно глядел на Чую, пока не вздохнул и не отмахнулся. — Да шучу я. Какой больной ублюдок пошлёт своего воспитанника в открытый огонь? — Чуя продолжал смотреть на Осаму широко раскрытыми глазами. Дадзай хлопнул себя по коленям и усмехнулся: — О да, предупреждая твоё возмущение, что Мори ничуть не лучше! Он, конечно, со своими приколами, — Осаму покрутил пальцами у своего виска, — но не настолько. Да и я бы не согласился, если бы ему вдруг такая чушь в голову пришла. В общем, да, спасибо, что избавил меня от мучительной смерти. Я тут тебе принёс кое-что, — он вдруг как будто что-то вспомнил и повернулся назад, чем-то шурша. — Ты же наверняка голодный, как собака, да? Чуе было тяжело переваривать услышанное. Информацию свалили на него непомерным грузом, а его плечи и так были истерзаны вчерашним — словом, ему показалось, что этот огромный ком сказанного Осаму придавил его к полу и еле-еле давал продохнуть. Слова про больного ублюдка резанули прямо по сердцу, но лицом Чуя ничего не показал. Он слишком устал и слишком резко проснулся, чтобы переживать. Даже Мори так не сделал бы… да как это возможно? — На вот, поешь, — Осаму вытащил откуда-то из-за спины бумажный пакет, немного порванный с одного из нижних краёв, и Чуя тут же переключился на новый объект, выпрямившись и упёршись одной из рук в пол. Он бы отодвинулся, но смог лишь прижаться спиной к стене. — Не парься, там ничего не тикает. Если бы тикало, я бы давно убежал отсюда. — Что это? — Накахара с непониманием глядел на бумажный пакет, невольно ощущая запахи… еды? Он осторожно принюхался, совсем слегка подавшись головой вперёд и с подозрением глядя то на Осаму, то на пакет. Его живот изобличающе заурчал, и пришлось тяжело сглотнуть на пересохшее горло. — Открой да посмотри, — Дадзай продолжал сидеть напротив, вновь подперев щёку ладонью и прикрыв второй рукой рот в зевке. — Не знаю, что ты ешь, а что нет, так что брал на свой вкус и надеюсь, что ты не особо привередлив. Накахара, вскинув бровь, выслушал Дадзая, пока тот не замолчал и даже рукой указал на пакет, мол, пробуй уже, и Чуя, поджав губы, осторожно протянул руку к пакету и потянул за его край, издалека заглядывая внутрь. Там была белая пластиковая миска, чьей испариной от чего-то некогда горячего под крышкой покрылся изнутри пакет, бутылка воды, что-то неясное в небольшом полупрозрачном кульке и пластиковые столовые приборы — палочки, ложка, вилка и нож. Чуя заинтересованно склонился к пакету ниже. В животе снова заурчало. Осаму смотрел на него, не отводя глаз, будто боялся, что только пошевелится — и Чуя тут же откажется от небольшого подарка. — Откуда мне знать, что ты не подсыпал туда яда? — Чуя бросил на Осаму взгляд прищуренных глаз, но Осаму, отшатнувшись спиной назад и схватившись за грудь, выглядел таким оскорблённым, будто Чуя бросил в него что-то физическое вроде камня и совершенно несправедливо. — Ты вытащил меня из огня, а я тебя травить? Да за кого ты меня принимаешь? — Дадзай наморщил нос, вдруг схватил пакет и вынул оттуда бутылку воды, открутив крышку и сделав большой глоток, а затем со стуком поставил бутылку на пол, расплескав немного из открытого горлышка, и нарочно громко сглотнул. — Видишь? Я не умер, значит, ты тоже живой будешь. Ешь уже! Накахара хмыкнул, нагнулся вперёд и взял бутылку с водой, присмотревшись сначала на само горлышко одним глазом, затем — на Дадзая, ожидая, не скрючится ли тот и не пойдёт ли пена из его рта, но, так ничего и не дождавшись, сделал глубокий вдох и в несколько больших глотков осушил бутылку целиком. Бутылка хрустела, мялась, по мере того как из неё исчезала вода, и с не менее громким хлопком распрямилась, когда Чуя отнял её ото рта и шумно задышал. Если честно, вкуснее этой воды он не пил ничего, но это, наверное, от того, что он никогда раньше не бегал по горящим зданиям и не ночевал на пыльных чердаках, падая на мусор без чувств. Откинув бутылку в сторону и утерев стекающую с губ на подбородок воду, он уже с гораздо более живым интересом глянул в пакет, притянув его к себе поближе, и достал белую пластиковую миску, с хрустом открыв крышку. Внутри был самый обыкновенный рис, желтоватый от специй и ещё пахнущий теплом, с варёными овощами и кусочками… чего-то розоватого, и как бы Чуя ни принюхивался — определить не смог. — Похоже на мясо. Что это? — он поставил миску на пол и глянул на Осаму, вскинув бровь. Осаму, рассматривающий свои ногти, прижав пальцы к ладони, встрепенулся и с непониманием поглядел в миску. — Краб. Ты что, никогда крабов не видел? — Если бы я хоть раз побывал на морском дне, сомневаюсь, что смог бы быть сейчас здесь. — Ах, ну да, я забыл, что твой братец не особо тебя баловал, — Чуя на это злобно прищурился, но Осаму не обратил внимания. — Это вкусно, поверь мне. Попробуй. Чуя неуверенно закусил губу, принюхавшись ещё раз, чувствуя, как один только запах ласково обволакивает всё его нутро, сжимающееся от голода, а затем, с усилием отодвинув от себя, словно от сердца отрывая, вдруг придвинул миску ближе к Дадзаю. — Сначала ты, — буркнул Чуя и утёр рот, надеясь, что Осаму не увидел блеснувшую в уголке слюну. — Хм? — Раз не отравил воду, то мог отравить еду. — Ты серьёзно? — Дадзай закатил глаза, но всё-таки сунул в пакет руку, доставая палочки и распечатывая их из бумажной упаковки, а затем поддевая ими кусок крабового мяса и закидывая в рот, стараясь не задевать палочки губами. — Вифишь? Не отфавлено. Еф давай. — Глотай. Осаму цокнул языком с набитым ртом, но молча проглотил и развёл руки в стороны, мол, теперь-то всё? — Открой рот. — Чё? Зачем? — Хочу убедиться, что ты не оставил кусок под языком. — Я уже жалею, что что-то тебе принёс. Как же сильно тебя запугал старший братец, а? — Осаму сопротивляться не стал, намеренно подавшись вперёд и раскрыв рот так, будто был на приёме отоларинголога, и Чуя, тотчас отодвинув голову назад, бросив беглый взгляд, протянул руку и, слегка ударив ладонью Осаму по нижней челюсти, захлопнул ему рот. Дадзай выпрямился и закинул обе руки за шею, выгибаясь грудью вперёд и потягиваясь. — Всё, убедился? — Посмотрел бы я на тебя, поживи в моей шкуре, не так бы ещё подозревал всех вокруг. — Ну-ну. На. Жри уже, — с этими словами Осаму протянул Чуе палочки, повернув их в пальцах и перехватив посередине, чтобы юноша мог взяться за ту часть, что держат в руках, а не за ту, которой нужно есть. Вот только Чуя лишь бровь вскинул и, глядя Осаму в глаза, сунул руку в пакет, вынимая оттуда пластиковую ложку. — Ты чего? — Ложкой как-то привычнее, знаешь ли. — А, ну да, точно, — Осаму хлопнул себя ладонью по лбу и бросил палочки обратно в пакет, — я забыл, что тебя- — Ещё одно слово про Поля, — Чуя резво вынул из пакета ещё и пластиковый нож, ткнув им в сторону Осаму, — и я прирежу тебя вот этим. Будет долго и больно, — пластиковый нож ткнулся Дадзаю едва не прямо в солнечное сплетение, царапнув по пуговице рубашки. — А ты, я так понимаю, не хочешь помирать долго и больно. — Тише-тише, я понял, — Дадзай показал раскрытые ладони в сдающемся жесте. — Сказал бы, что ты любитель поесть в тишине. Чуя фыркнул, подняв пластиковую миску на левой руке, а ложкой в правой зачерпнув рис. Нечто съедобное впервые коснулось его языка и упало наконец в желудок спустя несколько суток голодовки. Словно мёд богов! Не то чтобы он никогда не ел в забегаловках и не то чтобы братец не носил ему ничего подобного, но этот рис с крабовым мясом… Чуя не соврёт, что ничего вкуснее не ел. Наверное, это наложился голод и стресс. Ему и вода вкусной казалась, хотя она в большинстве случаев безвкусная. Дадзай действительно больше не сказал ни слова. Он сел к Чуе вполоборота и, пока тот ел, сделал уже всё что мог: рассмотрел ногти второй руки, сковырнул заусенец и с шипением сунул палец в рот, чтобы кровь не растекалась, потрогал рваную дырку на колене, о которой говорил и по размеру которой можно судить, что он на что-то напоролся или за что-то зацепился, вынул палец изо рта, вытер его о штанину и уставился в одну стену, в другую, в третью… Сразу видно — телефон на смену ему не предоставили, раз уж даже кнопочный умудрился уничтожить. Он уже стал покачиваться с закрытыми глазами взад-вперёд, что-то напевая себе под нос, когда Чуя отставил наконец пустую миску с рисом и сыто выдохнул, откинувшись спиной на стену и спокойными, полными временного умиротворения глазами уставившись в потолок. — Там ещё десерт, — Осаму, продолжая сидеть полубоком, указал пальцем на пакет. Чуя, заинтересованно встрепенувшись, дважды моргнул и скорее подгрёб пакет поближе, вспоминая о полупрозрачном кулёчке. Его глаза сверкнули, а зрачки, кажется, чуть-чуть даже расширились, когда он осторожно, словно драгоценность, взял в руку мягкий шоколадный маффин в обёртке и с кусочками шоколада сверху, на мягкой и ароматной тёмно-коричневой шапке, потрескавшейся от высокой температуры в печи. Шумно сглотнув и утерев рот рукой, Чуя не сразу заметил, как с другой стороны от десерта вдруг появилось лицо Осаму в расфокусе. Встряхнув головой, Накахара нахмурился и чуть отодвинулся назад. — Эй, а как же проверка на яд? — Дадзай, прищурившись, почти ткнул пальцем в маффин, но Накахара вовремя его отодвинул, прикрыв рукой. — А вдруг я действительно его отравил? Я мог втереться тебе в доверие через воду и рис. — Нет, на этот раз я уверен, что это не отравлено, — твёрдо заговорил Чуя, посмотрев на маффин и покрутив его в руке, рассматривая со всех сторон. Настоящая драгоценность! — Нет, я настаиваю, вдруг я его всё же отравил? — Осаму, шаркнув по деревянному полу чердака, придвинулся ближе и хитро улыбнулся, подперев лицо обеими ладонями и упёршись локтями в коленки. — Дай попробую, заодно вспомню. — Он и так маленький, тут яд сыпать некуда. — Поверь мне, люди точно так же умирают от щепотки мышьяка, как и от целой горсти. Нет, ну, если ты хочешь корчиться тут в муках… Чуя рыкнул сквозь зубы, но всё-таки вновь поднял маффин на уровень своего лица и, вздохнув и сдув спавшие на лицо рыжие пряди, протянул его Осаму. Тот, улыбнувшись ещё шире, уже было раскрыл рот, как Чуя отдёрнул маффин назад — и зубы Осаму клацнули в воздухе, пока сам он на секунду стал по-детски удивлённым и обиженным. — Пасть свою не разевай так сильно, слышишь? — Жадина! Ладно. Давай уже сюда, — Осаму вдруг взялся рукой за запястье Чуи, вытянув его руку с десертом к себе вновь поближе и прямо в его руке откусив шоколадную верхушку с одной стороны. Шоколадные крошки остались на его лице, когда он облизнулся, медленно прожевал и, утирая уголок губы большим пальцем, наконец заговорил: — Мм… Нет, знаешь, яда здесь нет, можешь спокойно есть. — Какое самопожертвование, — Чуя цокнул языком и покрутил маффин в руке, оценивая ущерб. — Спасибо, ага, что б я без тебя делал. — Обращайся! Всегда рад пожертвовать собой. Чуя только рот раскрыл, чтобы попробовать наконец, но Осаму поспешил добавить: — И жуй быстрее, — он подвигал плечами и встрепенулся, нервно оглядевшись по сторонам. — Пофему эфо? — пускай Верлен учил не говорить с набитым ртом, мол, его — Тео, будь он проклят — крови это не пристало, но Чуя пренебрёг этим правилом. Была мысль, что Дадзай опять сбежал и его опять ищут его Чёрные плащи, но… — Что-то мне со вчерашнего дня на чердаках некомфортно. Чуя усмехнулся, но ничего отвечать не стал. Интересно, это поэтому люк на чердак не только остался открытым, но ещё и подпёртым каким-то куском деревяшки так, чтобы точно случайно не захлопнулся? Стоило лишь юноше доесть и сыто выдохнуть, Осаму тут же поднялся на ноги и поспешил по ступеням наружу, на крышу. Чуе хотелось немного посидеть и переварить съеденное, но сытым его настроение чудесным образом не колебалось, и он спокойно, только закатив глаза в знак молчаливого раздражения, последовал за Дадзаем наверх. Пускай солнце и светило, но, стоило Чуе оказаться вне душного, пыльного чердака, его лицо тут же обдал прохладный ветер — он судорожно вдохнул полной грудью, прикрыв глаза, и замер на месте, наслаждаясь чистым и свежим воздухом. Волосы, присыпанные пеплом со вчерашнего дня, всколыхнулись угасающим пламенем, в чьё кострище подбросили свежей древесины, и в солнечном свете будто стали разгораться. Утерев глаза и моргнув, Чуя не без удовольствия огляделся, словно напоследок давал напиться свежестью ещё и глазам, подпитывая их синевой, и задрал руки за голову, стягивая резинку с ослабевшего хвоста и перевязывая его потуже и повыше. Голова прояснилась окончательно. Дадзай стоял у края крыши ярким чёрным пятном, контрастируя с окружением, и даже на его фоне Накахара выглядел невзрачно и пыльно. Чуя окинул себя взглядом до самых ног, брезгливо отряхиваясь наконец от пыли и подходя ближе. Осаму куда-то смотрел. Не задавая вопроса, Чуя постарался проследить за его взглядом, смотря теперь куда-то вперёд. Тёмные очки всё ещё были при нём (видимо, машинально вчерашним днём убрал их в нагрудный карман и сумел не выронить), но предпочёл он всё-таки приложить руку ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза, и взгляд тут же отыскал объект созерцания Дадзая: это была сгоревшая дотла чёрная крыша того самого дома через улицу в виде ряда других домов отсюда, и сейчас, кажется, был тот редкий момент, когда по ней никто не ходил и никого рядом на пожарных лестницах видно не было. От одного только вида этого чёрного пепелища у Чуи пробежали по спине мурашки — он поёжился, нехотя вспоминая вчерашний день. По Осаму видно не было, но Чуе казалось, что ему тоже максимально некомфортно туда смотреть. Однако же смотрит? Не то чтобы Накахара сильно переживал, но… — Ты как вообще? — спросил он и закашлялся, приложив кулак ко рту. Осаму заинтересованно глянул на него. — Ну… После вчерашнего. — А, это, — Дадзай махнул рукой и вновь повернулся к виду сгоревшей крыши. — Порядок, к сожалению. — Нигде не обгорел случаем? — Ого, а ты чего интересуешься? — Осаму прищурился и хитро ухмыльнулся, снова посмотрев на Чую. — Проверяешь, насколько ты со своим братцем были близки к моему убийству? — Чт- Блядь, нет, конечно! — Накахара в возмущении даже отступил на шаг назад, нахмурив брови, и глаза его теперь метали молнии над разбушевавшимся морем. — Какой тогда вообще мне был резон вытаскивать тебя и рисковать собственной жизнью? Дадзай остановил на Накахаре взгляд. Чуя шумно дышал через нос, как будто перед быком махнули красным платком и тотчас его же убрали, и сжал одну из рук в кулак, но при этом его сердце оглушительно билось в груди. Накахару гложило одновременно и то, что вина, по сути, на его старшем брате, ведь Чуя знал, что тот что-то задумал, и то, что Чуя понятия не имел, как именно Верлен подстроил свой план. Если бы Чуя был посвящён в детали, он бы мог, в конце концов, отговорить Верлена поступать так… жестоко! В голове всплыли слова Дадзая о том, что «даже Мори не стал бы так делать». Но Дадзай вдруг вздохнул и прикрыл глаза. — Вот это я и пытаюсь выяснить. Нет, у меня, конечно, есть догадка… — Чуя вскинул на Осаму голову, но тот уже не смотрел на него, вновь отвернувшись. — Что за догадка? — Ага, так я тебе и сказал. А вдруг ты возьмёшь то, что я скажу, на заметку и исполнишь? Я же не знаю, что у тебя в мозгах творится, — Дадзай прикоснулся ладонью к своей голове и резко вскинул руку вверх, имитируя жестом взрыв. — Твой братец-красавец наверняка знатно в них покопался. — Ещё одно слово про него — и я сброшу тебя с этой крыши. Не вчера помер, так сегодня помрёшь, — Накахара рыкнул и зацепился большими пальцами за карманы своих брюк, фыркнув и отвернувшись. — Хм… Тогда я могу предоставить тебе такую возможность! — Что ты- Чуя не успел договорить. Он услышал подозрительный звук и повернул на него голову, и на глазах его только успело отпечататься, как Осаму повернулся к краю крыши спиной и, расправив руки в стороны, как безумная птица, с улыбкой и закрытыми глазами отклонился назад, начав падать вниз. У Накахары была ровно секунда, и этой секундой он инстинктивно воспользовался, сделав выпад вперёд и схватив Дадзая за рубашку на его груди, рванув на себя. Послышался треск ткани. Осаму ойкнул и всем телом, не удержав равновесия от рывка, полетел вперёд, прямо на Чую, а Чуя уже не успел отскочить и рухнул вместе с Дадзаем на крышу. Если бы Осаму был хоть ненамного тяжелее, он бы вышиб из Чуи весь дух, но Чуя только болезненно зашипел. Дадзай, не получивший никакого вреда, приподнялся на руках, смотря на Накахару сверху вниз. Его тень почти полностью скрыла Чую. Голубые глаза, как только распахнулись, ещё одну секунду с испугом и одновременно злостью глядели прямо в один карий, ведь второй был скрыт бинтами. Лицо Осаму, словно окунутый в кипяток градусник, постепенно краснело, а затем он нервно сглотнул, и Чуя мог видеть дёрнувшийся вниз кадык под бинтовыми повязками на шее. А потом Накахара резко оттолкнулся руками от крыши и быстро отполз назад, случайно стукнув коленкой Дадзая по челюсти. Дадзай, неясно от чего покрасневший, ойкнул снова и сел на колени. — Ты чё, идиот?! — Накахара часто-часто дышал, сидя от Дадзая в двух шагах, и, если бы его глаза могли метать молнии физически, Дадзая бы давно убило. — Какого хера ты творишь? — Вот по лицу бить меня было необязательно, — недовольно пробурчал он в ответ, потирая ушибленную челюсть и морща нос. — Да какое… — Чуя буквально задыхался от возмущения, стараясь подобрать слова. — Д-да какое лицо?! Дадзай! Нахрена ты чуть вниз не прыгнул?! — Расслабься, я тебя просто проверял, — Осаму подвигал нижней челюстью и неспешно поднялся на ноги, смотря в сторону. — Что ты проверял? Мою реакцию? Я мог и не успеть, придурок! — Чуя тут же вскочил на ноги следом, и от его ярких, разгоревшихся на солнце волос словно веяло паром негодования, как от свистящего на плите чайника. — Я проверял, хочешь ты моей смерти или нет. — Что? — Накахара осёкся, с прежней злостью, но теперь уже с удивлением глядя на Дадзая, и где-то на подкорке сознания он услышал голос Верлена со скрещенными на груди руками, неудовлетворённо покачивающего головой: «У тебя был прекрасный шанс…» — Проверку ты прошёл. Не знаю даже, рад я или разочарован, — Осаму пожал плечами, растерев ладонью щёку и посмотрев потом на свою руку, словно краснота, как свежая краска, могла сойти и остаться на кисти. Накахара не произнёс ни слова. Дадзай ещё с минуту постоял перед ним, растирая горящее лицо, а затем развернулся и зашагал к распахнутой двери на чердак. Стукнув ладонью по верху дверного косяка, он остановился и повысил голос, продолжая при этом смотреть куда угодно, но только не на Чую: — Пойдём отсюда. На крышах мне тоже не слишком комфортно. Шаги Дадзая быстро удалились. Он даже не обернулся. Накахара ещё некоторое время постоял на крыше, не торопясь идти следом, и смотрел на свои ноги, думая о том, что Верлен точно не одобрил бы такого порыва… Но Верлена здесь не было и быть не могло. Чуя теперь сам по себе, и что ему делать — решать тоже только ему. В каком-то неясном устремлении мыслей Чуя подошёл к краю крыши, тому самому месту, с которого Осаму чуть не упал, и поглядел вниз. Донизу лететь было довольно далеко — разбиться как нехер делать, как выразился бы старший брат. От такой высоты у Чуи несколько закружилась голова, хоть и не так сильно, как в самый первый раз, когда он взобрался на ещё целую, не тронутую пламенем крышу по пожарной лестнице, и парень, зажмурившись и отпрянув назад, поспешил к двери на чердак. На ровной земле, когда упасть можно лишь с высоты собственного небольшого роста — всего-то сто шестьдесят, — всё-таки поспокойнее будет. Дадзай сидел на крыльце, когда Накахара наконец спустился. Обернувшись на Чую через плечо, он, выглядя привычно бледным лицом, поморщился и протянул недовольным тоном: — Ты там полз по ступеням, что ли? Чего так долго? — А ты чё, соскучился сильно? — Чуя процедил сквозь зубы, хмурясь и частично всё ещё пребывая в своих мыслях. — Не твоё собачье дело, что я так долго. — Какая-то у тебя хреновая благодарность за то, что я не дал тебе сдохнуть с голоду, — Дадзай фыркнул и встал, отряхнув сзади штанины и спустившись на тротуар. — Я думал, хоть чуть-чуть ласковым побудешь, а ты всё ещё кусаешься. — Я тебе не собака, — Чуя убрал руки в карманы, опустив голову. — Ну да, ну да… Собаки по крышам обычно не лазают же, — Осаму зевнул и закинул руки за голову. — Пойдём уже. — Куда? — Какая разница? Куда угодно, кроме замкнутого пространства, которое может в любой момент охватить огонь. — Резон, — Чуя хмыкнул и, пожав плечами, спустился по крыльцу на тротуар следом, зашагав рядом. Город как город, словно и не было вчерашнего происшествия с пламенем до небес. Солнце светило, но не разогревало асфальт до кипящего состояния, неизменно ходили туда-сюда люди — взрослые и старики, дети и подростки. Некоторые подростки были одеты чересчур ярко, некоторые взрослые носили яркий цвет волос, кто-то громко говорил и смеялся, кто-то танцевал в такт музыки в наушниках; однако Чуе всё равно казалось, что он среди толпы самый примечательный. Улица была самым-самым краем нейтральной территории, и Чуе не слишком нравилась близость к участку города, целиком и полностью принадлежавшему Портовой Мафии во главе с Огаем Мори. Он беспрестанно оглядывался вокруг, скрыв глаза под тёмными очками, и в какой-то момент ему даже показалось, что высоко на крышах что-то промелькнуло — что-то явно больше простой птицы, — но, тут же вскинув взгляд, он никого там не увидел. Они уже подошли к светофору, как вдруг Дадзай, что-то увидев сбоку, тут же унёсся в сторону — Накахара только пятки его туфель и увидел, прежде чем нагнал и поймал у тележки с мороженым. С блестящими глазами тот что-то выбирал, улыбаясь, как ребёнок, и Чуя только глаза закатил, оставшись ждать его в стороне, в тени одного из домов. Живот его уже не урчал, а значит, прожить этот день можно без последствий. Стало быть, такое подношение на чердак было своеобразной благодарностью за спасение. Не совсем равноценно, но Чуя не жаловался. В его жизни вообще мало что было равноценным. Когда Дадзай подошёл, перед лицом Чуи вдруг возник фруктовый лёд, но так неожиданно, что парень вздрогнул и отшатнулся назад. Осаму стоял рядом, зажав свой лёд, покороче, прямо во рту, а Чуе он протягивал тот, на кончике которого осталась небольшая верхушка льда-пары — видимо, Осаму неаккуратно оторвал. Однако Чуя брать не спешил. — Зачем? — настороженно спросил он, глядя то на мороженое, то на Дадзая. — Я не голоден. — Господь всемилостивый, — Осаму фыркнул и вынул лёд за палочку изо рта, — ты что, не знаешь священного правила про «дают — бери»? — Знаю, но- — Вот и бери, пока даю. Оно сейчас мне на руку потечёт уже. Дадзай встряхнул рукой, но мороженое протягивать не перестал. Накахара, нервно покусав губы, всё-таки взял за самый край деревянной палочки и покрутил голубоватый лёд в пальцах. Он блестел в отблесках солнца, исходя последними парами холода от верхушки. Рот непроизвольно наполнился слюной. Чуя посмотрел сначала на Осаму, снова сунувшего свой небольшой лёд себе в рот, на свой лёд, приоткрыл рот и резко откусил целую верхушку. Дадзай, увидев это, поёжился. — Зубы-то пожалел бы свои! — он зажмурился и прикрыл рот ладонью. Чуя уже понял, что зря не поскупился на укус: зубы мгновенно пронзило неприятной болью, и дёсны на секунду онемели, но челюстей парень не разжал и мороженого не выплюнул, втянув голову в плечи и проглотив, благо что лёд быстро растаял на тёплом языке. Встряхнув головой, Чуя проморгался. — Ешь нормально, я не отберу, — сказав это, Дадзай откусил от своего мороженого совсем чуть-чуть. — Да и никто не отберёт. Чего ты как дикий? — Нормальный я, просто поторопился. — Ну-ну. На твоём безденежном месте я бы растянул момент. Чуя уже было раскрыл рот, чтобы сделать такой же небольшой и аккуратный укус, как Осаму, но тут же бросил на него хмурый взгляд синих глаз, сдвинув брови к переносице. — Какого чёрта вообще ты думаешь, что у меня нет денег? — Не думаю, что, когда твой братец прогонял тебя с ножом, он напоследок подкинул тебе немного карманных. Дадзай как ни в чём не бывало сразу после этого зашагал вперёд, будто он и не сбивался с маршрута из-за тележки с мороженым, и Накахара, пребывая в шоке от услышанного и понимая, что пазл в голове никак не складывается, рванул с места и перегородил собой Дадзаю дорогу: — Ты! — Чуя подлетел так близко, что Дадзай вынужден был притормозить на носках, чтобы не врезаться в парня вновь. — Как ты узнал, что вчера было?! — Упс! Я что, проговорился? — Осаму, выглядя совсем невинным, прижал руку к груди и элегантно обошёл Чую кругом. — Какой я неловкий. Я ничего не говорил, ты ничего не слышал, окей? Никакого «окей», естественно, не было. Больше: Накахара был более чем уверен, что Дадзай, эта хитрая его и перебинтованная наполовину физиономия, по которой наверняка плачет розыск, сказал это специально. Если бы Верлен не предугадал, что за ними будут наблюдать, Чуе бы сейчас точно не поздоровилось! Однако вот так, на улице средь бела дня, когда вокруг есть люди в виде потенциальных свидетелей, Дадзая не схватишь и в подворотню не затащишь, поэтому Чуя, скрипнув зубами, сначала поборол желание выбросить к чёрту это мороженое, а затем в два прыжка преодолел расстояние до ушедшего Осаму, подхватил его под рукой, будто по-дружески, и крепко вцепился пальцами в его левое запястье — то самое, которое сегодня было обмотано бинтом. Чуя догадывался, что Осаму всё-таки мог получить лёгкий ожог, и если он был именно на левой кисти, то у Чуи теперь было преимущество. Да даже если и не ожог, то какая-нибудь свежая рана или недавняя травма! Всё равно этому мерзавцу будет больно. — Говори, откуда знаешь, — спокойно и негромко проговорил Чуя, как ни в чём не бывало откусив подтаявшее мороженое, и пока что не сильно, но сжал пальцы, стараясь давить ногтями. Осаму, к его чести, не подал вида, что ему больно, только незаметно дёрнул рукой в попытке освободиться. — Я же ничего не говорил, что я там могу знать? — Осаму, сдёрнув остатки мороженого с палочки, зажал деревяшку зубами и опустил руку в карман, отведя взгляд. — Если хорошо попросишь — скажу. — Ты же знаешь, что с тобой я цацкаться не буду. Откусив мороженое, Чуя резко вдавил пальцами и ногтями прямо в бинтовую повязку на кисти, и Осаму, вздрогнув, покрылся мурашками, выронил палочку изо рта и крепко сжал зубы, сдавленно зашипев. Чуя смотрел на его покрасневшее лицо с зажмуренными веками краем глаза, выглядя при этом совершенно спокойно и будто вовсе не он доставляет Дадзаю боль. Чуя много раз видел, как корчится человек, когда испытывает страдания — спасибо старшему брату. Эту искреннюю эмоцию он ни с чем не перепутает. Однако Дадзаю можно отдать должное — он продолжал шагать вперёд, не показывая, что хочет освободиться. — Если ещё раз попрошу тебя, то сразу после этого сломаю тебе руку, — проговорил Чуя, взяв лёд в рот и вновь откусив большой кусок. Зубы снова пронзила неприятная боль от холода, но уже не такая сильная, как была в прошлый раз. — На счёт три: раз, два… Чуя впился ногтями в кожу кисти Осаму со всей силы, и тот, взвыв и дёрнув рукой, наконец заговорил: — Ладно, ладно, только отпусти! — Сначала говори. — К-какой ты убедительный сукин сын, — Осаму болезненно вздохнул, расправив пальцы левой кисти и хоть как-то пытаясь ослабить боль, но Чуя был непреклонен. — Люди Мори следили за тобой, когда ты убежал, и стали свидетелями, как он напал на тебя и н-назвал предателем… Теперь-то отпустишь?! — Мм, подожди, — Чуя чувствовал, как огонь ярости внутри него слабенько тушит мороженое, и, неспешно доев лёд и швырнув палочку в мусорное ведро у скамейки, мимо которой они проходили, продолжил: — Неужели они нарушили пакт о разделе территорий и зашли на территорию Верлена? — Если бы ты попал в ловушку, а тебя вытащил бы я, Верлен тоже отправил бы своих людей в шпионаж, мы-то знаем, — Дадзай говорил сквозь зубы, сильно жмурясь, и на покрасневшем лице его проступила испарина. — Он уже так делал… — Ясно. Дерьмовый, значит, пакт, — Чуя цыкнул сквозь зубы и разжал наконец хватку. По телу Дадзая прошла сильная дрожь, и он, взмахнув больной рукой, тут же прижал её к груди и ссутулился, сев на корточки прямо на тротуаре. — Не зря, значит, дозорные брата начали перестрелку с людьми твоего Мори, когда появилась возможность, — Осаму не отвечал. Он так и сидел скрючившись, баюкая руку и не поднимая головы, а Чуя, увидев, что, кажется, переборщил, вздохнул и упёрся спиной в стену дома, скрестив руки на груди и ткнув носком кроссовка в одну из туфель Дадзая. — А говорил, что в порядке после вчерашнего. — Был… До тебя и этого момента, — прохрипел Осаму и, обхватив правой рукой левое запястье, начал понемногу сжимать-разжимать пальцы, разгоняя боль. Чуя только сейчас увидел, как на белых бинтах руки проступает сукровица. — Тебе вообще знакомо слово «пожалуйста»? — И ты хочешь сказать, что выдал бы мне всё это за простое «пожалуйста»? — Чуя даже бровь вскинул. — Не смеши меня. Ты выглядишь, как тот, кто расколется только от боли. Ты же её не любишь, как я понял. — Зуб даю, — Осаму не ответил сразу, осторожно поднявшись и начав помахивать рукой, — твой братец думает так же, когда ему случается пытать наших людей. — Ну… за нарушение границ и получение новой информации он так и делает. Неужели Мори не делает того же самого? Дадзай хмыкнул. Видимо, это можно было счесть за «один-один». …Чуе было семь лет, когда Верлен впервые привёл его в какой-то подвал, в разговоре со своими информаторами назвав его «пыточной», но мальчик не придал значения незнакомому слову. Он уже не так хорошо помнил, но в памяти возник образ тёмно-серого и красного цветов, а именно — побитого и окровавленного человека в рваной белой рубашке, сидящего на стуле с завязанными сзади руками и уронившего голову на грудь. Чуя тогда не понимал, почему «дяде плохо», на что Поль рассмеялся и сказал: «Смотри!» И со всей силы, оставив воспитанника рядом с Белыми плащами, пнул человека прямо по груди, уронив его вместе со стулом на пол. Тот закашлялся, застонав, и изо рта его брызнула кровь. Чуя помнил, как начал понимать, что происходит что-то страшное, но старший брат на него не смотрел: кровь летела на его лицо, белую одежду и светлые волосы, а губы застыли в безумной улыбке, когда он пнул с размаху ещё, и ещё, и ещё, а потом, склонившись и резко схватив несчастного за воротник, замахнулся рукой и впечатал кулак в нижнюю челюсть. Незнакомец, которого Чуя видел впервые, но от вида избиения которого уже не мог сдержать слёз и непонимания его вины, хрипло вскрикнул, когда Верлен снова бросил его на пол. Кровь из его рта брызнула снова, только теперь в неё вмешалось два белых зуба. «Что ты делаешь?!» — вскрикнул тогда мальчик, выйдя из оцепенения, и уже было бросился к старшему брату, но кто-то из Белых плащей схватил его за руку, не позволив приблизиться и, кажется, сказав что-то про то, что Полю лучше не мешать. Чуя помнит, как продолжал упираться ногами и тянуться к Верлену, будто мог что-то изменить. «О, милый Тео! — Поль, выпрямившись и утирая чужую кровь с лица рукой, продолжал улыбаться: — Этот человек совершил страшный грех! Не принадлежа к нашим рядам, он был замечен на наших землях! А ты ведь знаешь, что так делать нельзя? Учись, пока я жив!» Чуя что-то кричал в ответ, но уже не помнит, что именно. А потом Верлен вынул пистолет и выстрелил человеку не в голову, а в плечо или, кажется, правую сторону груди, доставив ещё больше боли, но так и не убив. И Чуя, потеряв контроль над ситуацией окончательно и не желая присутствовать при этом, вывернулся из хватки Белого плаща, укусил его за руку и убежал на улицу прочь. Этот эпизод был стёрт из памяти Чуи ровно до этого момента. Теперь, глядя на Осаму, раскачивающего больной рукой, которую Чуя же повредил ещё больше, он вспоминал забытое в новых красках. Он вспоминал безумно спокойное, улыбающееся лицо Верлена, пытающего человека, но при этом не убивающего его, словно играющего со своей жертвой и не реагирующего на крики. Поль причинял боль, чтобы добиться нужного. Поль наслаждался этим. Чуя чувствовал, как его сердце глухо стучит в рёбра, а воспоминания уносят далеко от этого места. На какое-то мгновение он даже забыл, что Дадзай рядом. Сам Осаму Дадзай, воспитанник самого Огая Мори, и их обоих Чуя должен будет убить, как только предоставится возможность. Может ли Чуя считать свою должность убийцы благословением для тех, что их убьёт именно Чуя — одним точным ударом и, главное, без пыток и издевательств над телом, а не Поль? Выстрелом в голову или ножом прямо в сердце — так Чуя сможет. Это точно не принесёт таких страданий. Он же сможет, верно?.. — …эй, ты слышишь меня вообще? — сквозь пелену мыслей раздался голос, а затем — резкий хлопок по щеке. Мысли оборвались, и голова Чуи невольно повернулась от удара в сторону. Место пощёчины покраснело, но жгло его совсем чуть-чуть, как будто Чуя ещё не до конца вернулся из воспоминаний. — Чуя! Накахара медленно приложил руку к лицу, подушечками пальцев проведя по горящей скуле, и проморгался, включившись в то, где он сейчас и с кем. Память, восстановившая стёртое воспоминание из детства, вернулась в свой уголок в голове, и Чуя с удивлением, будто его разбудили, уставился на Осаму. Тот, оглянувшись, смотрел куда-то за спину, и, не глядя на Чую, уже было протянул правую руку к его плечу, попытавшись встряхнуть, но Чуя перехватил его руку за запястье и крепко сжал. — Я слышу. Можно было не орать. — Тцк! Что за ступор? — Дадзай нахмурился. — Прячься быстрее! Накахара ничего не успел сказать — Осаму толкнул его в плечи и завёл за угол дома, а сам зашёл следом и встал впереди, будто скрывая незаконного для себя дружка от чужих глаз. Выглянув обратно и взявшись правой рукой за угол, Дадзай замер, так и не объяснив, от кого прятаться и зачем, и Накахара, хмурясь, выглянул тоже как раз под его головой, продолжая прикрывать ладонью покрасневшую от оплеухи щёку, но никакой прямой опасности не увидел. — Вот по лицу было бить совсем необязательно, — негромко проговорил он, растерев скулу. — Кого ты увидел? — Туда смотри, — Осаму сверху взялся правой рукой за Чуину макушку, осторожно повернув в сторону — и Чуя увидел наконец знакомых Чёрных пиджаков в количестве трёх штук в самом начале улицы. Чёрные пиджаки внушали страх раньше. Сейчас Чуя прекрасно помнил, как они, будучи готовыми убить его, опустили автоматы в землю по приказу одноглазого ублюдка и не стреляли в спину, когда Чуя убегал. Они его отпустили, хотя могли пристрелить одной пулей. Нет, Чуя по-прежнему испытывал неприятный трепет внутри, когда живот поджимается и дрожит, но сердце уже не колотилось так бешено. Тем более, раз они следили за Чуей и имели прекрасную возможность застрелить и Верлена, и его самого заодно, но, видимо, без приказа Мори не стали… Чуя напрягся, но уже не испытывал неумолимого желания развернуться и броситься наутёк. Вряд ли эти шестёрки действуют без приказов начальства. — Скажи мне, — Чуя заговорил так же негромко, как и Осаму, — это твой Мори нанимает таких непрофессионалов, что они каждый раз тебя теряют, или это ты можешь утечь в любую дыру, как жидкость? — Второе, конечно, — Осаму втянул голову за угол дома обратно, и Чуя, не решившись откровенно пялиться на Чёрных пиджаков на той стороне улицы, тоже выпрямился и отошёл в тень. — Ты что, сомневаешься в моих способностях? — А я всё-таки склоняюсь к первому, — Чуя пожал плечами и развернулся. — Иди к ним. Я побегу. — Нет-нет, стой, — Дадзай выглядел озадаченно, а глаза его бегали, как будто план в его голове зрел прямо сейчас, и зрел весьма активно. Накахара поглядел на него с немым вопросом в глазах и сдул спавшие на лицо пряди. — У меня есть кое-какая идея. Поможешь мне? — О нет, я отказываюсь, — Чуя махнул рукой и отступил на шаг, но Осаму показал руками жест «стоп», с нервной улыбкой посмотрев ему в глаза. — Зачем мне тебе помогать? И так уже помог ценой… предательства, — Накахара нервно сглотнул, поджав губы, но это было всего на секунду. — Ты поможешь даже больше не мне, а себе. — Не понимаю, к чему ты клонишь. — Поверь мне! Или ты хочешь и дальше ночевать на помойке? — заметив изменившийся взгляд Чуи, Осаму поспешил исправиться: — Хорошо, не на помойке, но где угодно, где людям спать не пристало. Хочешь? — Да с чего мне тебе верить? — Чуя фыркнул и поморщил нос, готовый чуть ли не зубы показать. — Откуда мне знать, что это не ловушка? — Ну… пожалуйста? Чуя, подняв уже ногу для второго шага назад, замер и прищурился. Осаму, заметив это замешательство, улыбнулся ещё шире, и брови его сломились умоляющим «домиком», а глаза блеснули, как у уличного котёнка. Левая рука его на ладони пропиталась сукровицей на бинтах, и ма-а-аленькое чувство вины кольнуло прямо в живот. В конце концов, если логически поразмыслить, это может быть призрачным шансом попасть на территорию логова одноглазого ублюдка… Он вздохнул и поставил занесённую для шага ногу обратно на тротуар. — Почему я должен верить, что меня не пристрелят? — Так ведь у тебя есть я, — Дадзай выпрямился и подмигнул. — Без моего приказа они и с места не сдвинутся! — И что я должен делать? — Пожалуй, только слушаться меня. И не задавать вопросов. Догадка пронзила голову. Чуя всё-таки отступил назад, нахмурившись. — Ты что, планируешь взять меня в плен? Плен — это тоже приближение к логову Мори, только не такое, какое Чуя себе воображал. За спасение наследничка ему меньше всего хотелось бы провести какое-то время в каком-нибудь затхлом карцере! — Что? Нет, конечно! Я планирую сделать наоборот. — То есть? Тут Дадзай уже не ответил. Бросив: «Жди тут!», Осаму выскочил из-за угла дома и, добежав до края тротуара у дороги, запрыгал и замахал руками. Он что, привлекал внимание своей же охраны? Чуя внимательно наблюдал за этой клоунадой приблизительно минуту, как вдруг Осаму сорвался с места обратно к нему, забежал за угол дома, схватил за руку и потащил бегом за собой. Миновав целый дом, прежде чем завернуть уже за его угол, Чуя обернулся: Чёрные пиджаки оказались быстрее, чем он предполагал, и уже сократили расстояние наполовину. Они увидели их вместе! Сердце ёкнуло, но не от страха, а от того, что Дадзаю, судя по всему, это и было нужно. Обогнув дом, Осаму оказался в полупустом дворе. Чуя, позабыв о том, что задавать вопросы не стоит, спрашивал прямо на бегу, какого хера Осаму творит, но, когда Осаму выбежал во двор и свернул под тень деревьев, остановившись, чтобы отдышаться, он всё ещё не отпустил руки Чуи. Чуя нервничал, что сейчас окажется один на один с Чёрными пиджаками как минимум потому, что сейчас Белых плащей на его стороне не было, как максимум — то, что охрана Дадзая засекла врага рядом, собственно, с Дадзаем, причём в том свете, будто этот враг его и преследовал. Догадка Чуи, в принципе, была недалека от истины: когда Чёрные пиджаки оказались во дворе, Дадзай сделал кое-что, чего Накахара ожидал, но… с другой стороны. Чуя понятия не имел, как Осаму так провернул, но в один взмах правой руки, провёдшей по всей груди Чуи, он пальцами вынул его нож, будто всегда знал, где Чуя его хранит, вложил в его же руку и прижал эту руку к своей шее, согнув ноги и вжавшись спиной Накахаре в грудь. Выглядела поза так, словно это Чуя схватил наследника Мафии в заложники, приставив оружие к горлу во имя спасения от мгновенного окружения, а Осаму схватился за его руку в попытке освободиться. Вот сукин сын! Вот подставил! — Дадзай-сан! — вскрикнул один из мужчин, и тут же все трое вынули из-за пазух пиджаков пистолеты. Чуя, сообразивший, в какую паршивую ситуацию попал, хотел было дёрнуть рукой и оттолкнуть Дадзая от себя, но Дадзай держал крепко. Вот что он, блядь, имел в виду под пленом наоборот! — Какого хера ты творишь? — сквозь зубы сдавленно процедил Чуя, с ужасом смотря на направленные на него дула, но Осаму продолжал свой гениальный план. — Не стрелять! Не стрелять! — выкинув так удачно окровавленную руку вперёд в жесте «стоп», он выкрикнул так сдавленно, словно Накахара действительно давил ему на шею, а потом вдруг прошептал сквозь зубы, чтобы только Чуя и услышал: — Скажи, что требуешь аудиенции Мори. — Да мне сейчас башку прострелят! — Накахара, понимая, что деваться некуда, начал отступать назад, и выглядело это так, будто он тащит Дадзая за собой. — Скажи! — чуть ли не прорычал Осаму. И Чуя, вскинув полные ужаса синие глаза на охрану наследника, нервно сглотнул и, нахмурившись, рявкнул: — Я требую аудиенции у вашего босса! — Чёрные пиджаки будто и не слышали, шагая ближе, на что Чуя резко отшагнул назад и крепче сжал нож, прижимая его к горлу Осаму тупой стороной. — Иначе я его прирежу! — Хорошая импровизация, — прошептал Дадзай в ответ, как будто даже улыбнувшись, а затем снова изобразил страдальческое лицо и выкрикнул охране: — Не приближаться! Выполнить его требование! — Если мне за это мозги наружу выпустят, — Чуя, продолжая грозно смотреть на охрану, переговаривающуюся сейчас по гарнитуре за ухом со штабом или другими своими людьми, склонился к уху Осаму, — я тебя с того света достану и в ад утащу, ты понял? — Понял, понял. Хороший мальчик, хвалю, — зашептал Осаму в ответ. — Они сейчас вызовут машину, а ты мне к спине нож приставь и веди, они не выстрелят. — Без тебя разберусь. Твой план всё ещё отдаёт дерьмом. — Я просто советую! — Советовать Мори своему будешь, а сейчас заткнись. Всё действительно было так, как Дадзай и сказал: по улице, видной через просвет между домами, проехало три чёрных машины, и охрана Дадзая, не спуская с «щенка Верлена» и наследника глаз, остановилась у одной, первой, двери пригласительно открылись у второй, а третья была, очевидно, замыкающей. Пускай Чуя и был сейчас якобы опасным террористом, схватившим в заложники самого наследника Босса Портовой Мафии, но чувствовал он себя сейчас в западне; словно хищник, провалившийся в яму с острыми кольями, но при этом чудом даже не поранившийся и оставшийся целым и живым. Но он всё ещё был в яме, из которой, если ты не птица, нет выхода. Оставалось лишь ждать своей участи, пока охотники не заглянут в свою ловушку и не увидят, что добыча на них скалится, но при этом ничего не может сделать. Чуя заломил Осаму руку за спину — правую, — ткнув кончиком ножа ему между лопаток, и толкнул вперёд, скомандовав идти, озираясь при этом и жалея, что не умеет заставлять жертв замирать от одного взгляда в свои синие глаза. Первым в кожаный салон он втолкнул Дадзая, а следом зашёл сам и поспешил закрыть двери, не убирая из рук ножа. Дадзай, кажется, специально наклонился чуть вбок, чтобы Накахаре было сподручнее снова прижать нож к его шее. Чуя даже съехал по сиденью несколько вниз, чтобы сзади ему в затылок не прилетело пули из замыкающей машины. Салон водителя скрывала глухая перегородка с окошком, и сейчас оно было закрыто. Парни словно были в машине одни, когда она тронулась и медленно поехала вперёд. Теоретически, в заложниках сейчас как раз был Дадзай. На практике прямо в плен направлялся Накахара. За тонированными окнами мелькала неизвестная сторона города. Верлен всего несколько раз показывал Чуе эту половину города, и если в самый первый раз, когда мальчишке было около десяти лет, он только приблизительно понимал, чем может обернуться вылазка на чужую территорию, то по достижении ему тринадцати, когда он уже якобы научился стрелять и быть самостоятельным и когда Верлен вновь взял его с собой в ночь, они уже бежали обратно быстрее ветра, когда их засекли и раздался град пуль. Самоуверенность Чуи сразу куда-то улетучилась, и делать вылазку на чужую территорию ему больше не хотелось даже со старшим братом, который всегда прикроет, всегда поможет и всегда вытащит из самой хреновой ситуации. Отругает, правда, что полез без него, но всё равно своя шкура будет целее. А тут — прямо на вражеской машине колесит по вражеской территории! Быть не может. Главное, без наручников и мешка на голове, как Верлен запугивал и рассказывал. Хотя кто знает, может, именно это Чую и ждёт… Нужно прощупать почву, а потом уже действовать, раз старший брат больше пока не поможет. Машина притормозила спустя полчаса езды, и, когда всё стихло, двери спустя минуту также неспешно открылись. Чуя от неожиданности даже вздрогнул, не будучи привычным к таким технологиям, и уже было хотел высунуться и оглядеться, но, подумав, схватил Дадзая как «заложника» за шкирку и высунул первым, чтобы не думали стрелять. Осаму-то на его территории нечего бояться, а вот Чуе — ещё как! Выстрелов не последовало, как и людей в чёрном вокруг не показалось, и Накахара выскочил на тротуар следом, выглядывая из-за спины Осаму. Взгляд невольно остановился впереди… Чуя даже сглотнул на пересохшее горло. Здание Мафии, полупрозрачная высотка с огромными и панорамными окнами по всему периметру, наверняка пуленепробиваемыми, уходило далеко в небо. Накахара никогда ещё не чувствовал себя настолько ничтожно маленьким. Пространство перед ним было заасфальтированным и напоминало большую парковку — на ней стояло несколько чёрных машин с тонированными окнами; ближайшие жилые дома вовсе находились достаточно далеко. Если тут и была полноценная парковка, то только, вероятно, подземная… Или Чуя её пока просто не видел. Этот ряд высоток в виде четырёх штук на расстоянии метров двухсот друг от друга каждая, образовывающих квадрат, Чуя видел только издалека или на фотографиях и теперь впервые так близко. Где-то под рёбрами, у желудка, по животу расползлась дрожь как благоговение перед чем-то величественным и огромным. Это были единственные высотки такого типа в городе и на незнающий глаз походили на стеклянные бизнес-центры, на первых трёх-четырёх этажах которых располагались торговые центры, а выше — офисные помещения. Верлен говорил, что одноглазый ублюдок держит на коротком поводке все проверки и даже местную полицию, поэтому ни у каких властей не возникает вопросов по поводу такой отличной от всего города застройки и по поводу деятельности внутренней организации, а деятельность в этой высотке была ого-го — Верлен со своими подпольными кознями не сравнится, ведь он хотя бы не светится перед властями. Над главным входом в здание, близко к которому припарковалась их чёрная машина, красовалась большая буква М, значащая для простых граждан не более чем название компании, но Чуя-то знал, что заправляющий всем этим клоповником Мори не стал мудрить и взял первую букву от своей же Мафии. Верлен, правда, предполагал, что такое названьице досталось ему от прошлых Боссов, но звучало всё равно максимально глупо. Задрав голову максимально высоко, Чуя смотрел на самые верхние этажи и представлял, что оттуда на него, такого маленького, но такого опасного для его наследника в данный момент, смотрит недобрым взглядом единственного глаза Огай Мори и ждёт, когда же можно отдать приказ стрелять на поражение. И это вот здесь Дадзай живёт?.. — Иди вперёд, — шепнул ему Осаму и дёрнул заведённой за его спину рукой. — Не стой на месте. — Пасть захлопни, — громко рявкнул Чуя и правдоподобно закрыл ладонью Дадзаю рот, а уже потом шёпотом добавил: — Не нагнетай мне тут… Осаму что-то промычал, но двинулся вперёд первым. Со стороны выглядело так, будто это Чуя ведёт наследника, взятого в заложники, вперёд, на требуемую аудиенцию, но чем ближе Чуя подходил в тень высокого здания, тем больше понимал, что ему, мягко говоря, страшно. Не то чтобы он не распрощался с жизнью вчера, когда вытаскивал Дадзая из огня, но прощаться с жизнью каждый божий день было крайне странным для Накахары хобби. Чуя нервно сглотнул, когда подошёл совсем близко к дверям и остановился в нескольких метрах. Из машин позади никто не выходил, и тишина вокруг царила такая, будто всё окружение внезапно умерло. В рыжей голове проскользнула шуточная и столь неуместная мысль, что Огая Мори просто нет дома. А потом Дадзай вдруг дёрнулся и так же легко, как он руками Чуи взял в заложники сам себя, вывернулся из его хватки, и Накахара, чтобы случайно не поранить «заложника» ножом, вскинул руку, отскочив на шаг. — А вот сейчас — извини, но так было нужно, — бросил Осаму, и у Чуи ёкнуло сердце. Был ли он удивлён? Ни капли. Больше — он был готов к тому, что этот дерьмовый план обернётся ловушкой. На высоте второго и третьего этажей синхронно открылись окна, задвинувшись специальным механизмом верхней частью назад, в здание, а нижней открывшись для прекрасного обзора асфальтированной площади, и только сейчас Чуя понял, что окна были не просто панорамными — они были зеркальными и не показывали, что было внутри. А внутри второго и третьего этажей сидели на изготовке люди в чёрных пиджаках и автоматами на плечах, чьи красные прицелы мелко подрагивали прямо на груди Чуи. Машины позади, заревев моторами и убив тишину, тут же разъехались, хотя Чуя ожидал, что ему и в спину уткнутся эти несчастные красные точки. В центральном окне, расположенном над буквой М, над сидящими на одном из колен силовиками виднелась знакомая фигура в чёрном плаще и с повязкой на глазу. Одна рука его была заведена за спину, а второй он прикоснулся к уху — очевидно, к гарнитуре — и что-то в неё сказал. Чуе даже гадать не надо, что именно одноглазый ублюдок сказал. — Да ладно, блядь… — только и выдохнул он, перед тем как красные точки прицелов метнулись вниз, к его ногам, и раздались первые очереди. Думать времени нет. Верлен учил действовать неожиданно. Тот, кто стреляет, всегда ведёт выстрелы следом за бегущим, и чем дальше бегущий удаляется, тем легче понять его траекторию. Чуя впервые помянул старшего брата добрым словом, бросившись не назад, в пустое пространство парковки, а вперёд, к дверям, не преминув возможностью вдарить Осаму, не ожидавшему налёта спереди, прямо по скуле кулаком за подлость и спрятавшись под козырьком входа, переждав первую волну. Град пуль прекратился, как только Дадзай упал, и Накахара метнулся вбок, держась стены. Пули отбивали бетон асфальта прямо по пятам, пока Чуя не спрятался за одной из машин. Он не настолько дурак, чтобы убегать по открытому пространству, пусть даже и парковке; машины имеют свойство взрываться, а под таким арт-обстрелом Чуя не успеет даже отбежать на достаточное расстояние, чтобы взрыв его не задел. Ха! Кто ещё из них с Дадзаем, мать его, Осаму сукин сын?! Но не то чтобы Накахара не рассчитывал на такой исход. Выглянуть из-за временного укрытия он не решился, рискуя поплатиться целостностью головы, зато в руках его всё ещё был нож, и именно его полузеркальное лезвие Чуя вытянул вперёд и посмотрел, что происходит за его спиной. Кажется, происходила перестройка с центрального на левый фланг, и это было отличной возможностью сбежать — каждая секунда на счету! Накахара выскочил из полуприсяда, как разогнувшаяся пружина, и рванул вперёд, к аллее деревьев, ведущей к жилым домам. Чёрные пиджаки не издавали ни звука, только стреляли. Тяжело дыша, Накахара бросился в город, стараясь поскорее достичь деревьев и скрыться наконец от преследования. В какой-то момент нога дрогнула, как от небольшой взрывной волны, и подлетела вверх, но боли не было, и без осмотра повреждений возникло чувство, что какая-то пуля умудрилась попасть точно в подошву кроссовка или пройтись по касательной. Почему никто из них не попал ему хотя бы в плечо? Парень снова чувствовал это жжение в спине и необъяснимое ожидание, что вот именно сейчас ему прошибут грудную клетку с лопаток насквозь, но… Он подпрыгнул на месте и перекатился, упав на плечо, в тень аллеи, скрывшись за стволом одного из деревьев — они хотя бы не взрываются, в отличие от автомобилей. Переводя дыхание и держась одной рукой за грудь, он задрал одну ногу кверху, согнув её в колене и чуть не стукнув пяткой себе по копчику, и поглядел на масштаб повреждений — действительно, пуля снесла ему половину резиновой подошвы на пятке и осталась, очевидно, где-то в асфальте. Это ему просто повезло или?.. Либо его догадка о том, что Мори зачем-то нанимает непрофессионалов, была всё-таки верной, либо чего-то Дадзай недосказал… Но разбираться в этом сейчас не было ни малейшего желания. Накахара бежал. Опять бежал, спасая свою жизнь. Ни на один чердак он больше не сунется, ни в один дом больше не зайдёт по доброй воле. Нужно было спрятаться, затеряться в улицах города основательно и переждать — может, что-нибудь да прояснится.***
В последний раз Накахара Чуя ел два дня назад. Он не знал, в каком месте города находится и насколько долго идти до нейтральной территории. Днём шляться по улицам — велик риск наткнуться на вездесущего сукиного сына Осаму, который опять мог придумать «гениальный» план и привести в ловушку, а ночью можно было наткнуться на Мафию — тёмное время суток было её временем властвования над Йокогамой. В тот день он бежал вперёд, пока не устал, петлял и уходил дворами в надежде запутать след, а когда устал бежать, то стал идти, а когда устал идти, то доволок ноги до подворотни, невероятно захламлённой пустыми коробками и обломками гнилых деревянных поддонов, пованивающей от огромного тёмно-зелёного контейнера с мусором, дополз до угла и подложил коробку у стены, рухнув на неё и закрыв руками лицо. Через пятнадцать минут запах мусора приелся и не отнимал внимания, а ещё через какое-то время стало темнеть. Чуя не смыкал глаз, беспокойно озираясь и выглядывая с места своего привала на тротуар, видя в каждом человеке преследователя с автоматом, но люди были просто людьми. Когда опустилась ночь, Чуя поставил у стены наиболее целый деревянный поддон на манер крыши и лёг на развёрнутую коробку. Ему хотелось обратно домой, но в логове Верлен его точно не ждал. Чуе хотелось обратно на свою постель — лечь, закрыть глаза и спокойно проспать до утра. Хотелось принять душ и наконец поменять одежду, а эту — выкинуть. Вместо этого у него снова не было ничего. Ему казалось, что Верлен зря понадеялся на то, что Накахара сможет выполнить его план. Может, стоило сдаться? Всего-то поднять руки… Эту мысль Чуя отринул, ворочаясь с одного бока на другой. Он сдастся только тогда, когда будет лежать хладным трупом на земле. Пока он жив, он что-нибудь придумает и обязательно выживет. Следующим утром Чуя вынырнул из своего укрытия и пробежал ещё несколько дворов. В утренних сумерках он попробовал открыть несколько гаражей, попавшихся на пути, в надежде переждать какое-то время там, где сухо и хотя бы есть крыша, но ни одна дверь не поддалась, а портить единственный нож на попытку вскрыть замок не хотелось. Проходя днём мимо прилавков с фруктами, он хотел было украсть хотя бы одно паршивое яблоко с самого края, но рука не поднялась. В конце концов, он не так уж сильно и голоден! Вот завтра уже будет хуже, вот завтра можно и… одолжить навсегда. Наткнувшись на фонтан в одной из зелёных аллей, Чуя не побрезговал напиться, вымыть руки и лицо, а затем поспешил ещё дальше — ему казалось, что люди неодобрительно на него смотрят. Конечно, парень потасканного вида пытается умыться в фонтане… Нужно было искать ночлег. Как бы ему ни хотелось на нейтральную территорию обратно, он понимал, что там его найти легче всего. Но куда ему, блядь, ещё идти? В стане врага страшно, зато парень точно отсрочит нахождение Мафией самого себя — это ведь так глупо, прятаться в стане врага. Нужно было просто схорониться до поры до времени, а потом думать, что делать. Ночью в очередной подворотне ему очень хотелось вернуться к старшему брату. Тот поругал бы и сказал, что разочарован, но вряд ли выгнал бы. «Нет, тогда я приму поражение», — проскользнула мысль. Он жив? Жив. Сбежал от смерти? В который раз. Значит, и это переживёт. Просто нужно было убить Дадзая, когда была возможность, и тогда Верлен не стал злиться так, как мог бы злиться, если бы Чуя явился совсем ни с чем. Ночью от голода скрутило живот, но есть было нечего. Последний раз он ел два дня назад. Здесь не было ничего, на что он мог бы сесть, не запачкав штаны, и чем мог бы прикрыться. Когда пошёл дождь, Чуя даже не стал нигде прятаться, лишь согнул ноги в коленях, обхватил их руками и уткнулся лицом в предплечья. Прохладные капли мочили волосы и затекали за шиворот, но Накахара только ёжился и ничего с этим не делал. Может, он хотя бы под дождём сможет помыться? Пусть вода заодно смоет все его, блядь, ошибочные решения и оставит только правильные. Когда дождь превратился в ливень и чуть не придавливал к земле, Чуя лишь крепче обхватил колени руками и закрыл глаза. Ему очень хотелось домой, но план старшего брата ещё не был выполнен. А как его выполнить, если при каждом шаге его пытаются убить? Чуе ещё, помимо всего прочего, хотелось жить. Смог бы он сбежать из города насовсем? Оставить эту вражду, оставить всех знакомых людей, оставить опасность, да хотя бы уплыть на грузовом корабле из порта и никогда сюда не возвращаться. Смог бы?.. Когда сверху почему-то перестало капать, Чуя ненадолго приподнял голову и посмотрел на ручьи, обтекающие носки его мокрых кроссовок и стекающие по тротуару подворотни вниз, к улице. Напротив себя он увидел чьи-то ноги в блестящих чёрных туфлях. Накахара нахмурился и вскинул голову с липнущими на лицо тусклыми прядями волос, вглядываясь в человека — тот стоял в шаге от него и держал над его головой зонт. Первой иррациональной мыслью было то, что за Чуей наконец вернулся Верлен!.. Но это точно был не он. Чуя не видел светлых волос и голубых глаз, смотрящих сверху вниз с толикой разочарования. Чуя видел лишь чёрное пальто и, кажется, тёмно-красный шарф, закинутый одним концом за плечо. Высоко в чёрном небе сверкнула молния, и с раскатом грома Чуя увидел знакомое лицо с повязкой на глазу. По спине пробежал холодок, и парень вжался в стену, мгновенно оскалившись и не скрывая ужаса в своих глазах. А потом из-за угла дома, ведущего к подворотне, послышался знакомый звонкий голос, и в просвете появилась фигура в таком же чёрном плаще, с зонтом и наполовину перебинтованным лицом. — Я устал и пошёл в машину! Мы его не найдём, я днём обсмотрел все чердаки. Пойдём уже! Эй, ты слышишь меня? — Я его нашёл, — заговорил вдруг бархатным и низким, даже каким-то уставшим, голосом человек с зонтом, и Чуя нервно сглотнул. Его искали. И нашёл его даже не Осаму Дадзай, а сам Огай Мори. И сейчас одноглазый Мори держал над головой беглеца и «щенка Верлена» зонт, не убирая руки. — Что? — Дадзай быстро оказался рядом и высунулся из-за спины Мори — глаз его, стоило увидеть Накахару, радостно блеснул. — Вау, и правда! Какого чёрта ты делаешь не пойми где и здесь, когда должен был быть где-нибудь на крыше, а? Чуя не отвечал. Оцепенение прошло, но он понимал, что даже если встанет — бежать некуда. Он продолжал сидеть на мокром асфальте и смотреть Мори в лицо в ожидании, что же будет дальше. — Я даже представить не могу, что должно случиться, чтобы тебя вышел искать он, — Осаму с недовольным лицом указал свободной чистой левой рукой с белыми бинтами на Огая. — Имей совесть, а? Подумаешь, постреляли в тебя. Не задели же! Я же сказал, что так нужно, — Дадзай нахмурился и указал пальцем на свою щёку, на которой красовался квадратный кусок пластыря. — Кто это сделал, не знаешь? А главное — за что? — Всё, хватит, — заговорил наконец Мори, и голос его проникал в самую душу. — Нет, не хватит, — Осаму с возмущением поглядел на Мори, будто Мори и не имел никакого авторитета, а затем снова переключился на Чую: — Он мне чуть нос не разбил! А я ведь даже попросил прощения, прошу заметить. Но нет, сначала мы дерёмся, а уже потом разбираемся, что к чему. — Дадзай, прекрати, — впервые лицо Огая изменилось со спокойного на недовольное, и чёрные его брови сдвинулись к переносице, а сам он поглядел на Осаму сверху вниз. — На твоём месте я бы тоже разбил скулу тому, кто привёл меня в западню. — О, ну отлично, давай ещё и ты меня ударишь, — Осаму закатил глаза. — Он и так думает, что ты меня бьёшь и режешь целыми сутками, раз я весь в бинтах, а теперь ещё и убедиться сможет. Дальше произошло то, чего Накахара ожидал меньше всего. Мори, раздражённо вздохнув, поднял свободную руку и резко стукнул воспитанника по затылку. Дадзай ойкнул и даже вперёд наклонился, схватившись за голову. — Да, блин, за что?! — Иди в машину, — строгим голосом сказал Мори, пригвоздив Дадзая взглядом к одному месту, и Осаму, всегда гордый и такой высокий, вдруг показался таким маленьким под этим взглядом единственного глаза… Он фыркнул и действительно зашагал назад. — Скажи, чтобы пригнали ближе к этому месту. — Скажу, — угрюмо буркнул Дадзай, прежде чем скрыться за поворотом. Пускай Осаму и был… специфичным по характеру, но с ним было как-то поспокойнее. Теперь, оставшись с Мори наедине, Чуе вновь стало страшно. Мори посмотрел на него, и лицо его разгладилось, когда он приподнял зонт. — Здравствуй, Накахара Чуя, — заговорил он, и парень, сглотнув, понял, что этим незначительным жестом его просят подняться — и он поднялся, продолжая жаться спиной к мокрой стене. — Не думал, что наша встреча произойдёт так, но знаю, что ты в курсе, кто я такой, — Чуя только молча кивнул. — Мне нужно с тобой поговорить. Хочешь сделать это в машине или продолжишь мокнуть под дождём? Когда Мори сказал это, за его спиной, в просвете улицы, на тротуаре показалась чёрная машина — почти такая же, какая везла Чую и Осаму как заложника ко зданию Мафии. И Чуя понял без слов, что иного выбора, кроме как пойти за Огаем Мори, у него особо и нет.