«Сейчас он спрячется за горкой… Нужно к ней подойти».
Чуя громко смеялся, добежав до угла площадки с резиновым покрытием и встал на самом краю, обернувшись. Осаму не было. Голова его поворачивалась из стороны в сторону, пытаясь разыскать исчезнувшего из виду нового друга, но мозг подсказывал идти вперёд. Всегда, когда спишь и видишь сны, одна часть мозга придумывает сюжет, а вторая наблюдает за происходящим — вот и случается, что воспоминания подстёрты, ведь ты смотрел свой сон одновременно и от первого, и от третьего лица. Чуя не знал, откуда знает то, что произойдёт дальше, но знал, что сейчас обнаружит Осаму где-то в игровом комплексе, тот осалит его, Чуя улыбнётся и примет эстафету во́ды. — Осаму? Ты где? — раздаётся его собственный голос словно из-под толщи воды, когда он проходит по площадке и осматривается по сторонам. — Осаму? Мальчик шагает дальше, осторожно заглядывая прямо за горку. Именно в это время показывается знакомая рука, схватив Чую за плечо, и Чуя вздрагивает от неожиданности, как будто в замедленной съёмке поворачивая голову и видя Осаму перед собой. Он неловко улыбается и говорит: — Осалил. Теперь ты водишь. — Так нечестно! — Чуя мгновенно вскинулся и подпрыгнул на месте, видя, как Осаму оттолкнулся от него и побежал в сторону. — Догоню! — Догоняй! — крикнул ему Осаму в ответ. И Чуя побежал. Осаму ловко обежал вкруг песочницы и встал по одну сторону, пока Чуя встал по другую. Чуя бросается влево, Осаму — вправо, и вот уже оба стоят там, где только что стояли сами. Тогда Чуя хмурится и ловко запрыгивает прямо в песочницу, решая достать соперника напрямик. Осаму визгливо вскрикнул в игре и вновь кинулся наутёк. Чуя спрыгнул с песочницы, но кроссовки набрали кучу песка, и, сделав несколько шагов, он остановился и стянул с себя обувь, вытряхивая песок на резиновое покрытие.«Сейчас что-то должно произойти…»
Чуя поднял голову. Сердце глухо билось в груди в ожидании чего-то страшного, чего-то, что произойдёт вопреки его привычной прогулке, но… Ничего не происходило. Чуя озирался по сторонам, ощущая, что что-то не так, но чем дольше было спокойно и пейзаж никак не менялся, тем больше Чуя чувствовал себя не в своей тарелке. Он как будто здесь уже был, и как будто в тот, прошлый, раз произошло что-то, после чего Чуя всегда должен быть настороже. Но всё было тихо. Осаму, взобравшись по ступенькам на мостик, ведущий к горке, приветливо махал оттуда рукой и звал к себе. — Ну, держись! — Чуя встряхнулся и, сжав руки в кулаки, бросился вперёд. Осаму засмеялся и перемахнул через перила, намереваясь спрыгнуть на землю, минуя горку, но Чуя вовремя подоспел и схватил нового друга за целую его руку — и Осаму повис, протянув ноги почти до самой земли, но не касаясь её даже носками. — Ой! Из взгляды пересеклись. Чуе показалось, что время на мгновение замедлилось, когда он смотрел в тёмные глаза сверху вниз. Заплатка под глазом Осаму, словно змея, каким-то образом переместилась и закрывала теперь половину его лица. Улыбчивое лицо мальчика вновь стало не то чтобы печальным, но взгляд его изменился до неузнаваемости, и Чуя почувствовал холодок на своей спине. На него смотрел теперь не новый друг, не ровесник с забавным пластырем под глазом и рукой в гипсе, не мальчишка, не умеющий играть в салки, а кто-то незнакомый, чужой, с глазами, пробирающими до самой души. Резиновое покрытие внизу стало чёрным, отдалилось, словно Осаму действительно теперь висел над пропастью в никуда и Чуя был его единственной надеждой на спасение. Но Чуя, ужаснувшись увиденному, зажмурился и отпустил, разжав пальцы. Осаму шлёпнулся ногами на площадку и с удивлением окликнул Чую: — Эй, ты чего? — Осаму? — Чуя захлопал глазами, глядя, как новый друг с озадаченным лицом и двумя светло-карими глазами, с заплаткой под одним из них, закрывающей какую-то небольшую ссадину, стоит внизу, склонив голову к плечу. — Всё в порядке? — Я… да, извини, — Чуя закивал и отшатнулся к перилам мостика на другую сторону, не желая показывать, что испугался непонятно чего. — Я тебя осалил. Ты водишь, — добавил он, стараясь унять дрожь в голосе. — Догоняй. — И догоню, — хихикнул Осаму внизу и поспешил подняться к нему по ступенькам. Чуя стоять на месте не стал и, схватившись за перекладину над горкой, вскинул ноги и с размаху съехал по винтовой горке вниз. Площадка становилась чужой. Всё окружение вокруг словно дрожало в пелене неясного тумана, и Чуя уже пожалел, что спустился со своего островка безопасности. Осаму и горка позади ненадолго забылись, когда Чуя услышал окрик знакомым голосом: — Тео! Он не хотел оборачиваться. Что-то в его мозгу говорило этого не делать — если во сне обернуться, велика вероятность, что преследующее чудовище тебя поймает. Но Чуя обернулся и попятился назад. Вот откуда шла пелена тумана. От старшего брата. Рядом с Полем, явившимся на площадку, пространство искажалось, заполнялось серым дымом и удушающей чернотой, а сам Поль медленно покрывался ярким пламенем, будто прошёл через пожар и не потрудился сбить с себя яркие искры. Стоило увидеть приближающегося старшего брата, объятого огнём, Чуя рухнул на землю, не в силах оторвать отяжелевшие ноги от резинового покрытия площадки и даже подняться. Чернота сгущалась вокруг, дым закрадывался в лёгкие, вынуждая кашлять. Чуя не мог пошевелиться, когда Поль остановился от него в шаге. — Осаму! — раздался позади менее знакомый голос, но уже не совсем чужой. Чуя снова обернулся, не в силах контролировать своё тело. Позади он тоже видел огонь. Площадка исчезла, оставив лишь дым и тьму. По другую сторону от него стояла высокая чёрная фигура лишь с одним глазом, точно так же объятая пламенем, как Поль. Позади этой фигуры стояли неясные тени, а прямо у ног пылающего одноглазого силуэта стоял знакомый силуэт поменьше, сверкая лишь одним глазом — это был Осаму. Горело всё вокруг, понемногу сужая круг языков огня у ног Чуи, и Чуя уже был готов почувствовать жуткую боль, но пламя всё никак его не касалось. — Вставай, Тео! — говорил Поль, не обращая никакого внимания на то, что сгорает заживо. — Вставай! Убей их! — Ч-что? Кого? — Чуя кашлял, утирая слёзы из глаз. — Поль! — Вставай! Убей их! Ты должен, Тео! — продолжал повторять старший брат. — Забирай мальчишку и уходи отсюда! — вторил ему голос второй горящей фигуры с одним глазом. Это был кто-то страшный, внушающий лишь ужас и трепет. — Забирай и уходи! — Догони меня! — раздался голос Осаму, и чёрное его от огня лицо исказилось в странной улыбке. — Догони меня, Чуя! — Убей их, Тео! — повторял Верлен. — Забирай мальчишку и уходи! — вторил третий голос. — Прекратите! — Чуя схватился за свои уши и забил ногами по земле, крепко зажмурившись и закричав. — Хватит! Замолчите! Хватит, хватит! — Убей их! — Догони меня! — Уходи! — Да замолчите вы все! — не своим голосом вскрикнул Чуя, задыхаясь от дыма и собственного крика.***
AronChupa — I'm an Albatraoz! updog — dying breath: as the pain takes its own form, hope I don't fight this alone, life has never been too great, until you came and broke my fall
Он резко оторвал лицо от подушки, вскрикнув, и взбрыкнул ногами, ударив ими во что-то мягкое и лёгкое и сбросив это, охнувшее, на пол, а сам подскочил и в непонимании заозирался по сторонам, не в силах понять сразу, где находится. Дадзай, мирно спящий до этого и грубо спихнутый с края постели теперь, смотрел на Чую одним широко распахнутым глазом и растирал рукой ушибленную поясницу, сидя на полу. — Ты чего дерёшься? — Осаму нахмурился, шикнув от удара пяткой почти в позвоночник, но, видя, что Накахара забился голой спиной в угол незнакомой с непривычки комнаты и схватился рукой за голову, второй держась за стену, моргнул и встал на колено, поднявшись с него уже на ноги. — Эй, тебе приснилось что-то? Услышав чужой голос, Чуя замер, прекратив шумно дышать, и вскинул голову, посмотрев на Осаму голубыми глазами, а потом постепенно став оглядываться по сторонам более осознанным взглядом: он скользнул по смятой постели, даже не разобранной, ведь они уснули вчера прямо на покрывале; по телевизору, в чёрном экране которого отражалась спина Дадзая; по пустому судачку с едой и пластиковой ложкой, по двум банкам из-под газировки и по раскрытой пачке чипсов или чего-то такого на полу; по кофейному столику и приоткрытой двери в душевую; и снова по Дадзаю. Дадзай, встрёпанный и в мятой рубашке, вылезшей из-под края брюк одним концом, одной рукой придерживал ушибленную поясницу, а вторую несмело протянул в направлении Чуи, будто мог до него коснуться с такого расстояния. Чуя шумно вдохнул носом и снова уставился в пол, накрыв лицо рукой. — Что ты здесь делал? — низко просипел он, зажмурившись и дёргано выпрямив спину. — В смысле — что я здесь делал? — Осаму встряхнул головой. — Спал, наверное? Точно. Он понемногу припоминает, что Осаму зашёл к нему поздно ночью, они включили телевизор и разговаривали о чём-то некоторое время. Вернее, говорил по большей части один Дадзай, а Накахара слушал, и рассказывал тот про внутреннее устройство их организации, но Чуя был сонный и особо не вникал. В какой-то момент он заметил, что Осаму замолк и что слышит он только шум передачи про животных с телевизора, и, посмотрев на парня, увидел, что тот, расположившись на краю его, Чуи, постели, дремлет. Был бы Чуя чуть более активен и чуть менее хотел бы он спать, он бы растолкал его и выпнул вон, но, стоило Осаму задремать, Чуя выключил телевизор и буквально упал спиной на свою сторону постели, отключившись за несколько секунд. Верлен за такое оттаскал бы его за уши, ведь Чуя мало того, что не воспользовался ситуацией и не прирезал врага во сне, так ещё и позволил себе уснуть в его присутствии, подвергнув опасности самого себя! От этой мысли Чуя невидящим взглядом уставился в пол перед собой. На справедливые опасения старшего брата, вдолбленные в голову ножом по металлу, приходило сегодняшнее утро, в котором Чуя проснулся совершенно целым рядом с Осаму. — Ах, да… — Чуя хмурился, снова закрыв глаза. — Почему у меня? У тебя есть своя конура, насколько я могу знать. — Ну, когда я уснул, ты меня не выгнал. Что мне, среди ночи уходить с нагретого места в мою холодную кровать? — Действительно… — Чуя покачал головой и поджал губы. От резкого пробуждения у него теперь болела голова, а на виске пульсировала вена в такт успокаивающемуся биению сердца. — Тебе пора к себе. Больше Чуя говорить ничего не стал. Он сделал глубокий вдох, негромко выдохнул и прошёл до постели, сев на её край полубоком к Дадзаю. Спина его взмокла, как и на лбу выступила испарина; хорошо, что перед сном ему хватило сил скинуть с себя рубашку, оставив её на изголовье постели, и спать в одних брюках. Чёрные, не слишком хорошо подобранные по длине и потому скрывающие штанинами полстопы, они не придавали ни малейшей краски к настроению. На ногах хотелось бы видеть свои родные кроссовки, но Чуя помнил, что у порога его ждут чёрные туфли — точно такие же, какие носил Осаму, только на несколько размеров меньше. Чёрные… Чуя ненавидел чёрный цвет. Он внушал безысходность, отчаяние и страх. Но выбирать ему, к сожалению, не приходилось. С волками жить, как говорится… Позади слегка прогнулась постель. Чуя приоткрыл один глаз и увидел, как Осаму, повернувшись к нему, упёрся руками в постель и как будто хочет дотянуться до него ладонью, но не решается, поэтому кисть застыла в нерешительности в воздухе. Нахмурившись и рыкнув, Чуя повернулся и зыркнул на него: — Тебе неясно сказано? Вали отсюда. Это моя комната, и я хочу побыть один. Осаму вздрогнул и притянул руку к себе, отвернувшись к Чуе спиной, но с постели не встал. — Когда я нашёл тебя на чердаке, ты тоже вскрикнул, когда я пытался тебя разбудить, — заговорил он, и Чуя прислушался, смотря в пол перед собой. — Сейчас ты меня ещё и пнул. Ты же выглядел, как загнанная в клетку зверушка, когда прижался к стене. Что за кошмары тебя мучают? Чуя забыл вдохнуть, подняв взгляд и скользнув им по тёмным шторам и полоске окна. Из него на пол проливался яркий солнечный свет, едва касался тёплым золотом руки Чуи и полностью накрывал спину и тёмную голову Осаму. — Не помню. Просто плохой сон. — От просто плохих снов не вскакивают в холодном поту и не дерутся. — Я сказал тебе уходить, — Чуя резко обернулся через плечо и прожёг взглядом спину Осаму. Тот не шелохнулся. — Или тебе показать направление? Дадзай ничего не ответил. Он молча встал и прошёл к двери, щёлкнув внутренним замком, дёрнув за ручку и выйдя в тихий коридор, оставив Накахару в полном одиночестве. Дрожаще выдохнув, Чуя схватился за голову, уткнувшись локтями в колени, и вцепился пальцами в тусклые волосы. Ему не стоит забывать, ради какой цели он находится здесь. Ему нужно втереться в доверие и, когда выпадет идеальный шанс, выполнить своё предназначение. И тогда Верлен наконец будет гордиться им, скажет, что Тео Рэмбо — достойное продолжение его отца. «Ненавижу это имя», — промелькнуло в голове, прежде чем Чуя погрузился в свои мысли и замер на постели сгорбленной фигуркой. Впервые с того времени, как его телефон сел, Чуя о нём вспомнил. Он лежал сейчас на прикроватной тумбочке, присоединённый к зарядке, и Чуя, если честно, не мог припомнить, когда это он вчера подключил телефон к питанию… Но вчерашний день прошёл в жутком сумбуре, поэтому парень даже не заострил на этом внимания: он мог запросто сделать это сонным. А может, когда он выложил его из старой одежды, Коё-сан, зашедшая забрать её, любезно подключила? «Это очень мило», — проскользнуло в голове, стоило подумать об этом. Он отключил его от зарядки и разблокировал отпечатком пальца, просматривая экран. Ни одного пропущенного звонка, зато на иконке мессенджера горело ровно одно входящее. Сердце ёкнуло: может быть, это старший брат?! Чуя моментально зашёл в свои чаты, глядя на закреплённую переписку с Полем. Но сообщение было системным: требовали подтвердить номер. Поль был в сети несколько дней назад. И последним сообщением в их чате было сообщение Чуи, отправленное ещё в то время, когда он жил вместе со старшим братом. Чуя вздохнул, закусив внутреннюю сторону щеки, промотал их переписку вверх, просматривая редкие ответы Верлена со множеством разной степени удивления, восторга или страха лиц, набранных Полем из скобочек, двоеточий, волнистых линий и всего остального набора пунктуации сенсорной клавиатуры; Поль был крайне эмоциональным даже в переписке. Чуя шмыгнул носом и ткнул пальцем в экран, активируя поле написания сообщения. «Привет! У меня всё вышло! Они приняли меня к себе и ничего не узнали, представляешь? Совсем как ты и планировал!» Стёр. Так откровенно нельзя. Вдруг тот же Дадзай залезет в телефон, прочтёт и всё поймёт? «Эй, привет. Я живой. Как ты? Где ты теперь живёшь? Там же?» Стёр. Верлен не любит отвечать на вопросы о своём самочувствии. Да и опять же, если влезут — догадаются… «Привет… Я живой». Это глупо. Конечно, он жив. Верлен, скорее всего, ответит одним вопросительным знаком, намекая на то, как продвигается план. А как он продвигается? Спустя столько времени Чуя смог только попасть к ним и вроде как заручиться доверием. Или они тоже его проверяют? Если Чуя расскажет, что сам Огай Мори говорил с ним лично, не упоминая того, что его щенок постоянно отирается рядом, Верлен спросит, почему не воспользовался шансом и не убил. И это логично, ведь это главная задача, а Чуя просто тянет время. Чуя утёр рукой нос и вышел из мессенджера, выключив экран и сунув его в карман. Наверное, сегодняшний день стоит уделить изучению внутренних структур их организации и подыскать отходные пути на случай, если ему всё-таки предоставится возможность убить хоть кого-нибудь. Ему не стоит забывать, ради чего он здесь, так ведь? Полностью одевшись, он посмотрел на себя в зеркало, не забыв зацепить за карман чёрного пиджака свои тёмные очки — их любезно оставила Коё-сан, как и телефон, не понесла в химчистку, хотя, наверное, очень хотела. Штаны были длинными и комкались у краёв туфель — пришлось их немного подвернуть, чтобы случайно не наступить и не запнуться. Туфли вроде сидели нормально, но это если сильно не раскачивать ногой — в носке абсолютно пустое пространство. Рубашку можно было заправить, а пиджак вполне себе ничего, исключая то, что он был чёрным. Угх, ну почему чёрный?! Хоть бы серый или коричневый — уже лучше! Лишь ярко-рыжие волосы, выглядящие мягкими на ощупь и забранные в короткий хвост на затылке, россыпь веснушек и синие глаза остались от него прежнего. «Я выгляжу, как все они, — подумал Чуя, брезгливо наморщив нос и смотря на непривычно голые руки, тут же спрятав их в карманы. — Мне… не стоит забывать, кто я есть на самом деле». Ему показалось, что из отражения на него в этот момент посмотрело знакомое лицо со светло-голубыми глазами и светлыми волосами, забранными в полураспущенную косу, напоминающую хвост. Встряхнув головой, видение он согнал и поспешил выйти из комнаты вон. Карта, запирающая дверь, была в руке. Он уже вскинул её, готовясь провести по считывателю, но… Взгляд упал на что-то небольшое у самого порога. Чуя удивлённо моргнул и опустил голову, обнаружив в привлёкшем его внимание предмете… конверт? Парень нахмурился и, прежде чем поднять бумагу, огляделся по сторонам, желая убедиться, что это не какая-то шутка и не записка от Дадзая, поджидающего сейчас в нескольких метрах в пролёте лестницы, но никого не увидел — коридор был пуст, как будто на этаже он был совершенно один, и это несмотря на наличие других дверей в крыле. Что это? Послание от Огая Мори? Или просьба Коё-сан прийти к ней? Или… старший брат прислал весточку? Чуя не стал даже раздумывать, как Поль мог бы это провернуть и с кем послать письмецо, схватив конверт с пола и рассмотрев со всех сторон. Бумага была немного мятой, уголок оторван, а посередине была не классическая печатка, а наклейка в виде морды кота. — Что это… такое? — Чуя нахмурился, повертев конверт в руках ещё раз и осторожно отлепив наклейку с одной стороны, разворачивая наконец послание. — Если это их корреспонденция, то она крайне странная, — закончив говорить вслух, Чуя вдруг встряхнул головой и посмотрел на дверь впереди. Он делает так же, как Поль. Это ли не первая стадия сумасшествия? Перед ним предстал самый обыкновенный детский рисунок цветными карандашами. Посередине был изображён, кажется, сам Чуя, если судить по тому, что волосы человечка были раскрашены оранжевым, а брови двумя чёрточками сведены к переносице; фигура его была самой большой на листе, а руки двумя чёрточками были упёрты в бока. По одну сторону от этого человечка, за его спиной, было два человечка поменьше, и волосы их были чёрными, причём у улыбающейся фигурки волосы были значительно длиннее и на голове был бант розового цвета, а вторая фигурка сидела на полу с грустным выражением лица и, кажется, даже плакала, если судить по нескольким крупным слезам, нарисованным голубым карандашом. По другую сторону от Чуи, перед его лицом, в горизонтальном положении — очевидно, лежал — был нарисован последний, четвёртый, человечек, и волосы его были разрисованы коричневым, пол-лица перечёркнуто на манер бинтовой повязки, а единственный видный глаз был нарисован крестиком, будто он умер. На рисунке была изображена сцена, произошедшая вчера, когда Чуя пообещал Осаму сломать ему руку, если тот ещё раз поднимет руку на слабого. Это что, близнецы Акутагава нарисовали? У Чуи невольно посветлел взгляд и брови взметнулись вверх, когда он рассматривал рисунок и водил по нему пальцем, улыбнувшись. Видимо, это была благодарность от детишек, хотя он никакого ответа на свои действия не требовал — всего лишь следовал правилу, вдолбленному ему в голову с самого детства, и странно, что его не знал Дадзай. Усмехнувшись, Чуя осторожно завернул конверт, аккуратно приклеил мордочку котика обратно и занёс в комнату, спрятав под подушку. Если Дадзай тут периодически шастает, лучше не оставлять такие вещи на видных местах. Улыбаясь, он вновь вышел в коридор и закрыл своё небольшое логово, подёргав ручку и потолкав её плечом, чтобы убедиться, что дверь всё-таки заперта. Коридор, прошлой ночью такой угрюмый и мрачный, сейчас был залит солнечным светом. Не осталось ни былого дискомфорта, ни колющего чувства одиночества, ни потаённого детского ужаса перед темнотой, когда опасаешься, что из-за любого угла сейчас высунется бледная рука с длинными когтями и со скрипом утащит тебя в мир забвения и боли. Небо, голубое и ясное, занимало большую часть вида из окна, и Чуя увидел город только тогда, когда подошёл ближе к стёклам: далеко внизу сновали по магистралям малюсенькие машинки, кажущиеся отсюда игрушечными и умещающимися в ладонь, люди и подавно казались цветными муравьями. От такого вида захватило дух!.. Чуя поспешил отпрянуть от окна, пока не закружилась голова, но не успел он и нескольких шагов по коридору сделать, как его окликнул знакомый голос: — Доброе утро, Чуя-кун! Чуя замер и посмотрел вперёд: сверху лестничного проёма со ступеней, постукивая каблуками, спускалась Коё-сан. Одета она была так же, как и вчера, только в свете солнца волосы её казались ещё более яркими, почти розовыми; они были забраны на затылке спицами. Она улыбалась, и даже со своего места Чуя видел ярко-красную помаду на её губах. Подойдя ближе, она посмотрела на парня сверху вниз, заложив одну из рук за спину, и заговорила вновь: — Как тебе спалось? — Доброе утро. Хорошо, — Чуя тут же отвёл взгляд, прочистив горло и немного ссутулив плечи. — Это прекрасно, тебе сегодня понадобится много энергии, — она вложила одну руку в другую на уровне груди. — Идём за мной. Мори-сан поручил кое-что тебе передать. Чуя нервно сглотнул и кивнул. Коё махнула рукой и осторожно коснулась плечей Чуи, уводя его в сторону лифта. Если бы его взял за плечи Дадзай или кто-то из мужчин, Накахара обязательно бы взбрыкнул или вырвался, но против противоположного пола он не знал, что делать, поэтому молча шёл вперёд. Он с удивлением покосился на ступени, не понимая, неужели они не могут пройтись и пешком, но решил лишний раз голоса не подавать. В конце концов, на лифте удобнее… Наверное. — Мори-сама попросил рассказать тебе кое-что о нашей организации, — начала она, не убирая руки с плечей Чуи. — У нас, конечно, есть подозрения насчёт того, что твой… что Поль уже не раз что-нибудь рассказывал тебе, но никто не может знать о внутренней структуре так хорошо, как те, кто в ней работает, верно? — в зеркале открывшихся дверей лифта Чуя заметил, как напряжённо улыбается Коё-сан, но при этом старается принять непринуждённый официальный вид. Она замолчала, подняв руки и убрав их за спину, и, когда Чуя отошёл в дальний угол лифта, а двери закрылись, она опёрлась спиной об одну из стенок, выдохнула и заговорила: — Не буду скрывать, Чуя-кун: мы не можем доверять тебе полностью. Надеюсь, ты понимаешь, по каким причинам. Чуя кивнул, не поднимая глаз. Ещё бы он не понимал. «Я бы тоже сам себе не доверял», — пронеслось у него в голове, и эта мысль едва не вызвала ухмылку. Вот она бы точно его раскрыла, учитывая, среди каких людей он находится. — Однако мы знаем, на что ты можешь быть способен, и именно поэтому ты здесь, — Чуя почувствовал взгляд Коё на себе и закусил губу. Это, наверное, намёк на то, чему Верлен его учил. — Могу дать тебе совет не кусать руку дающую. Пожалуйста, не рассчитывай нам навредить, если не хочешь расстаться со своей жизнью. Мысли в голове резко оборвались. Чуя, вскинув брови и широко раскрыв глаза, медленно поднял голову и уставился на Коё — та, стоявшая со скрещенными руками на груди, не сразу обратила внимание, что «щенок Верлена» вдруг пошёл на зрительный контакт. Чуя не моргал, а затем склонил голову к плечу и сломил губы в ухмылке. — Вы мне угрожаете? — Коё смотрела на него совершенно спокойно, сверху вниз, но на одно мгновение в её взгляде промелькнуло что-то… Чуя сомневался, что именно, но описал бы он это секундное изменение так, словно правая рука Босса Мафии увидела что-то знакомое и это ей определённо не понравилось. — Даже не думала. Я просто предупредила тебя о том, чтобы не делал глупостей, — в этот момент двери лифта открылись, и Чуе предстал совершенно новый этаж; судя по всему, цокольный, раз там был один свет и не было окон. Коё, вновь улыбнувшись, словно и не говорила Чуе не рыпаться, иначе его прирежут, элегантно указала раскрытой ладонью на выход, заложив вторую руку за спину: — Пройдём. Тебе нужно забрать свою одежду. Теперь она чистая. Только одна просьба- — Сколько можно? — сквозь зубы прошипел Чуя, выскочив из лифта и мельком оглядевшись по сторонам, краем глаза замечая, как Коё-сан вышла за ним, а двери лифта закрылись за её спиной. Он не рассчитывал, что Коё-сан его услышит, и либо его план удался, либо женщина чудесным образом проигнорировала. — -не переодевайся в неё обратно, пока ты здесь. На территории Портовой Мафии следует соблюдать дресс-код. Чуя раздражённо сдул спавшую на лицо прядь, но в ответ решил не огрызаться. Совет про то, что дающую руку лучше не кусать, казался ему весомым; как иначе втереться в доверие ко всем вокруг, если будешь рычать и кусаться? Во всём длинном коридоре стояло около десятка людей в чёрных пиджаках. Раньше они все казались Чуе одинаковыми: в конце концов, какая разница, от кого убегать, пока тебе норовят прострелить спину? А сейчас парень замечал исподлобья, что, вообще-то, тут не все под копирку: кто-то выше, кто-то ниже, кто-то шире в плечах, у кого-то волосы длиннее и другого цвета; но, конечно же, ярко-рыжий Чуя здесь такой один. Коё-сан, определённо, тоже блещет цветом, но это определённо краска, да и она всё-таки девушка, им можно. Разговоры между собой у них тут же прекратились, стоило им увидеть Озаки-сан, и при её приближении все Чёрные Пиджаки забавно встали по стойке у стен, выпрямив спины и приложив руки к вискам, а вторые вытянув вдоль тела, словно Коё-сан была здесь местным генерал-лейтенантом или чем-то вроде. Чуе было очень некомфортно проходить мимо них и чувствовать на себе — да что там чувствовать — видеть! — их взгляды, не скрытые чёрными очками, которые они обычно носят на улицах при сопровождении мафиозного принца. Ни один из них не склонил головы, чтобы рассмотреть Чую поближе, но Чуя буквально ощущал в десятке пар глаз удивление, неподдельный интерес, как к какой-то новой собачонке этого самого принца, презрение и даже брезгливость. Возможно, Чуе просто казалось, ведь он привык читать во взглядах окружающих подозрение к своей личности. Возможно, это из-за того, что многие из этих людей на службе у Огая Мори уже много лет, а этот оборванец с улицы пришёл вчера, как щенок побитый, и уже не придерживается иерархии в обществе Коё-сан, даже больше — ею сопровождается. А возможно, все в Мафии действительно в курсе, кто он такой, и ненавидят заочно. Кто знает? В конце коридора стояла стойка, а за этой стойкой открывался покрытый кафелем небольшой зал со множеством одинаковой одежды, подвешенной под потолком — очевидно, это была внутренняя химчистка. Человек за стойкой, ответственный за это, также стоял с прямой спиной и рукой у виска, и, когда Коё прошла мимо колонн подчинённых, а Чуя, слегка ссутулившийся и озирающийся по сторонам, прошёл вместе с ней, она развернулась к Пиджакам лицом и неожиданно громко в воцарившейся тишине объявила: — Вольно! Разойтись. От её голоса Чуя рефлекторно вздрогнул. Люди тут же расслабились, но стали гораздо тише, и Чуя теперь был уверен, что сейчас уже точно все смотрят на него. Хотелось спрятаться, и он вынул очки за дужку из нагрудного кармана, натянув их на лицо и вновь убрав руки в карманы. Если Коё так продемонстрировала свой авторитет и намекнула на то, что Чуе не стоит делать глупости ещё и потому, что по одному её приказу его тут растерзают толпой на шкварки, то Чуя не впечатлён. Как будто он не знал этого, когда шёл сюда! Комплект его одежды, непривычно чистый, вручила ему Коё-сан, забрав со стойки. Держа его в руках, аккуратно сложенный и в полупрозрачном пакете, он с удивлением осмотрел сверху свой коричневый пиджак. Коё уже раскрыла рот, чтобы сказать, что он может распаковать свой скромный скарб через зип-застёжку на обратной стороне пакета, но не успела: Чуя одним резким движением вцепился зубами в край упаковки, разорвал её, не утруждая себя рассматриванием на наличие молнии, и быстро порылся внутри голой рукой, вынимая перчатки и тут же натягивая на свои кисти. Чуя пошевелил пальцами, оглядывая перчатки с обеих сторон, и только тогда расслабленно выдохнул, глянув на Коё и задержав на ней взгляд широко раскрытых глаз. — Там была зип-молния, — негромко произнесла она, сделав пальцем с красным ногтем жест «перевернуть», и Чуя сделал это, но, естественно, фыркнул и отвернулся, нахмурившись. — Ладно… Можешь проверить укомплектованность по возвращении к себе. Сейчас тебе нужно вновь пройти со мной. Я хочу рассказать, что тебе предстоит здесь делать. «Я только вчера сюда пришёл, а уже должен что-то делать? Блеск!» — шевельнулось в голове, и, пользуясь тем, что на нём тёмные очки, Чуя закатил глаза и бросил взгляд вбок. Точно так же, как и этаж с кабинетом Огая Мори, как и этаж с его комнатой и наверняка как все другие этажи, цоколь загибался Г-образно и вёл в другую сторону; стойка с химчисткой была в конце прямого коридора, и лампы по левую руку, в крыло, не горели. Чуя глянул туда из-под чёрных очков и невольно покрылся мурашками: в конце крыла были двери, а по стенам вокруг были отпечатки засохшей крови. Он не сразу понял, что именно это за пятна на стенах, но, осознав, нервно сглотнул, невольно задержав на них взгляд. Он чётко видел как минимум один кровавый отпечаток чьей-то ладони, не замытый и оставленный словно в напоминание остальным, чтоб оставил надежду всяк сюда входящий… Чуя не хотел знать, куда ведут запертые в темноте двери. Встряхнув головой, он перевёл взгляд вперёд и больше влево не смотрел. На обратном пути он продолжал чувствовать на себе взгляды, но под очками и с перчатками он ощущал себя как под латами, да и рядом с Коё-сан его статус явно был повышен. Невольно в голове проскользила мысль, что, если бы от него ждали точно такого же пресмыкания, он бы убежал отсюда прошлой же ночью. «Нашлись тоже — хозяева, — скользнуло в голове, когда Коё-сан вновь пропустила его вперёд, в лифт. — Я не сажусь по команде. И кусаюсь. Как Поль и учил! Но ради них нужно побыть послушным… блядь, ненавижу». От мыслей отвлёк голос Коё-сан, как будто начавшей говорить с самой собой, но, подняв глаза, Чуя увидел, что та приложила пальцы к уху: очевидно, там был микронаушник, с которого она и выслушала приказ. — Вы уверены? Я планировала- — тут она прервалась, слушая неизвестный голос и смотря в стену перед собой, а Чуя смотрел на неё, пытаясь считать с лица хоть одну эмоцию, что может послужить догадкой, кто же ей звонит… Догадка, конечно, была, но нужно подтверждение, а вот с ним уже сложно. — Что? Замечен на границах? Хорошо, поняла Вас. Через двадцать минут он зайдёт. Ну, конечно, кто ещё может отдавать приказы самой генерал-лейтенантше, или какую она здесь должность занимает, кроме одноглазого генерала? Чуя фыркнул и сдул спавшую на лицо прядь, опустив взгляд на одежду в своих руках тут же, стоило Коё-сан вздохнуть и убрать руку от уха. — Мори-сан ожидает тебя у себя, — с этими словами Коё потянулась к панели с кнопками, сбросив горящий этаж и нажав на самый последний. — Я догадался, — бросил Чуя на автомате, только потом осознав, что, вообще-то, в присутствии правой руки Босса Мафии не собирался открывать рта. Коё-сан скользнула по парню взглядом, и тот, забегав глазами по полу, решил говорить мысль до конца: — Я… Я здесь даже не работаю, а меня уже кто-то ждёт. Озаки долго молчала, и Чуя не осмеливался поднять головы. Ему казалось, что он явно сейчас ляпнул лишнего и ему вообще следовало молчать, но… — Узнаю воспитание Поля, — хихикнула вдруг женщина, и Чуя не успел удивлённо на неё посмотреть, как двери открылись на уже знакомом этаже и Коё указала рукой на выход: — Прошу. Но придётся некоторое время подождать, пока Мори-сан разберётся со своими делами. — Угу, — Чуя кивнул и поспешил шагнуть на красный ковёр. Реакция Коё-сан его немного выбила из колеи. Если Верлен желает лидеру всей этой организации самой долгой и мучительной смерти, а его преемника мечтает запинать по почкам до потери сознания, а потом вздёрнуть на рее, то почему его здесь так легко упоминают? Что-то с этажом было не так с самого начала. Накахара, не особо привыкший к окружению, не сразу понял, что именно изменилось, а вот Коё-сан взглянула на коридор хмуро и с прищуром: дело в том, что к одному из последних окон тянул свои руки Дадзай, сначала открывший одно стекло нараспашку и которое, как выяснилось, умело складываться пополам, а не открывать дверь в высоту и пустоту, а уже потом обративший внимание на две фигуры на этаже. Отряхнувшись, он взглянул на Чую, и единственный его глаз счастливо блеснул. — О, привет, Синеглазка, — воскликнул он, а уже потом взглянул на Коё-сан, и взгляд его стал строгим и потерял блеск. — Что? Я не пытаюсь выпрыгнуть наружу. Огай попросил проветрить, только и всего. Коё ничего не ответила. Она проводила парня взглядом до самого лестничного проёма, пока тот не исчез внизу, и Чуя краем глаза заметил, как напряглись её руки. Он помнил, как вчера из её рукава выскользнуло смертоносное лезвие кинжала и как это действие напомнило Чуе о старшем брате, но, видимо, в этот раз отгонять принца Мафии не понадобилось. Парень заметил, как Коё оскалилась, но быстро успокоилась и пришла в себя, сделав глубокий вдох и бесшумный выдох. Махнув рукой, она пошла вперёд и поманила Чую за собой, и тот, конечно же, пошёл, проходя мимо раскрытых на проветривание окон, мимо больших, но закрытых дверей в обитель одноглазого Мори и прямиком в конец коридорного крыла — там, в тени, было такое же окно, только раскрытое нараспашку, и его-то Чуя в темноте прошлой ночи не заметил. Оно выходило назад, на «задний двор» здания Мафии, и этот самый двор Чуе ещё не приходилось видеть. Он уже шёл прямо к окну, чтобы посмотреть, что там снаружи, как взгляд скользнул по приоткрытой двери — это была дверь в очередную комнату, такая же, как была у Чуи и у его соседей. В этой приоткрытой двери сначала он увидел двойняшек Акутагава. В голове ещё не уложился вопрос о том, что они могут здесь делать и их ли это комната, но уже проскользнула мысль, что что-то в увиденном не так. Чуя резко замер. Он понял, чем именно было это «что-то не так». Что-то не так — окно, обычно всегда закрытое (по крайней мере, Чуя привык видеть их в таком виде), было открыто на проветривание, как Дадзай и сказал. И прямо сейчас в это открытое окно свешивалась младшая Акутагава, держа в руках плюшевую игрушку чёрного цвета и сидя на плечах старшего из Акутагав, любезно подсадившего сестру и не понимающего опасности. Девчонка любопытно рассматривала город внизу, не осознавая, на какой высоте находится. — Итак, позволь с тобой кое-чем поделиться, раз уж у нас с тобой есть время, — заговорила женщина, встав лицом к окну, и ветер растрепал несколько её ярких прядей, выбившихся из причёски. Она, видимо, не заметила в дверном проёме ничего, что могло бы заставить её сердце выпрыгнуть из груди, а вот Чуя, не желавший думать, что к этому причастен Осаму, заметил. — Дело в том, что, стоило тебе появиться у нас, на нашей территории был замечен… В одну секунду всё перевернулось. Из головы сразу вылетел монолог Коё-сан, что-то начавшей ему говорить, и отошёл на второй план, ставший общим шумом; из головы вылетели все наставления Верлена, въевшиеся кислотными ожогами в мозг; из головы вылетело всё, и перед глазами встала колом одна-единственная цель, и если её не выполнить, Чуя точно умрёт. Ну, или не умрёт, но точно никогда не вернётся к своему прежнему состоянию. — Да, Коё-сан, — сказал он, услышав вопросительную интонацию вместо слов, и, дождавшись, когда женщина снова что-то проговорит. — Я слушаю. Озаки ненадолго прервалась, и Чуя, не смотря в её сторону, почувствовал на себе её удивлённый взгляд, прекрасно понимая, что сказал невпопад, но сейчас это волновало его меньше всего. Взгляд его был прикован к близнецам Акутагавам, одна из которых опасно свесилась в окно, неясно кем оставленное открытым, ведь дети точно не дотянулись бы даже до ручки, и, когда Коё-сан продолжила наконец о чём-то говорить, отвернувшись в сторону, Чуя, глянув на неё, сделал несколько медленных и бесшумных шагов назад. Раз — посмотрел на Коё-сан и удостоверился, что она не замечает его ухода. Два — снова посмотрел. Три — ещё раз… На четвёртый Чуя уже, склонившись к полу и не сводя взгляд с женщины, положил свой комплект одежды и метнулся в открытую комнату близнецов Акутагав, не обращая внимания на обстановку. Ветер трепал длинные чёрные волосы девочки, не убранные ни в косу, ни в хвост, ни во что там ещё девчонки превращают свои волосы. Она уже налегала грудью на самый край и пыталась приподнять ножку с плеча старшего брата, чтобы зацепиться ею за край окна и выглянуть ещё больше, и от этого действия у Чуи на секунду остановилось сердце. Он не знал, что делать, но понимал, что должен что-то предпринять, иначе он просто себе этого не простит. Он заметил взгляд серых глаз старшего из Акутагава на себе, но не обратил на него никакого внимания; в обычный момент он бы обязательно задержал свой взгляд на его лице, но сейчас внимательный осмотр самого себя проскользнул мимо него. Чуя, задержав дыхание и словно проглотив собственное сердце, задержав его в своём горле, схватил девочку руками под мышки и дёрнул назад, мягко поставив голыми ножками на пол. Неловкое движение девичьей рукой — и чёрная плюшевая игрушка, зацепившись за край узкого подоконника, выпала из маленьких детских пальчиков и за секунду скрылась за стеклом, полетев далеко вниз. Чуя тут же припал к подоконнику и выглянул наружу, наблюдая, как игрушка стремительно превращается в чёрную точку и исчезает в кроне небольшого дерева, шевельнув его зелёной листвой. Ветер на такой высоте хорошо трепал рыжие волосы, но даже через мешающие глазам пряди Чуя видел, как только что помог избежать чего-то очень страшного… Оттолкнувшись руками от окна назад в комнату двойняшек Акутагав, он взялся за раму и, стараясь не шуметь, закрыл её так плотно, что даже ручка скрипнула. Дрожаще вздохнув, он обернулся и посмотрел наконец на брата и сестру, и, если Рюноскэ он одарил хмурым взглядом и погрозил пальцем, то, взглянув на Гин, его лицо тут же разгладилось: она выглядела испуганной и расстроенной, но, кажется, не из-за того, что только что осознала ужас своего необдуманного поступка — она всё-таки ещё ребёнок, — а из-за того, что потеряла свою любимую игрушку. В глазах её блестели слёзы, и Чуя только и смог, что показать раскрытые ладони в жесте: «Подожди!» Девочка всхлипнула и потёрла кулачком глаз, пока брат подошёл ближе и обнял за плечи. — Тише, не плачь, ч-ч-ч, — почти шёпотом заговорил Чуя, оглядываясь на раскрытую дверь и на спину Коё-сан у окна, и приложил палец ко рту в попытке призвать к тишине. — Я сейчас тебе её принесу, хорошо? Не сказать, что Чуя не думал о том, что, если сопровождающая его правая рука Огая Мори увидит, что рядом с ним двойняшки Акутагавы плачут, Чуе может сначала здорово прилететь, потому что ему здесь никто не доверяет и разбираться в ситуации не будет. Но девочка, услышав заверения, моргнула мокрыми от слёз ресницами и взглянула на Чую такими глазами, что у него сердце сделало кульбит: «Я сделаю всё для этого маленького создания». Не отрывая пальца от губ, Чуя, показав ещё раз жест тишины детям, также быстро юркнул в коридор. Нужно было быстро думать, как бы ему выбраться на улицу, чтобы никто за ним не пошёл? В руках прошелестел рваной плёнкой комплект своей одежды из химчистки, на который Чуя посмотрел взглядом, оценивающим новые возможности старых вещей. Коё-сан вздрогнула, когда мимо неё что-то пролетело в окно и стремительно полетело вниз. Она с удивлением выглянула наружу, не повернув головы на Чую, появившегося рядом и проследившего за тем, как его одежда с огромной высоты приземлилась на асфальт перед зданием и даже не разлетелась из рваной упаковки. — Вот ведь… неудача, — проговорил он сквозь зубы, поглядывая на Коё и стараясь считать эмоции с её лица. — Споткнулся нога об ногу и уронил. Я сейчас сбегаю и принесу, можно ведь? — Мори-сама ждёт тебя. — Я быстро, не волнуйтесь. — Чуя! Ведомый одним-единственным желанием, Чуя бросился по коридору к лифту, минуя лестничный пролёт, и чуть не впечатался плечом в зеркало, нажимая самую нижнюю кнопку и успевая махнуть Коё-сан, проводившей его взглядом широко раскрытых глаз. Когда двери закрылись, Чуя выдохнул и затопал ногой по полу, отсчитывая этажи. Нужно быстренько снять игрушку с дерева, подобрать одежду и также быстро вернуться. Ничего сложного! Лифт ехал поразительно медленно. С одной стороны, Чуе от желания бежать и от нетерпения хотелось прыгать и пробить ногами пол. Лучше бы по лестнице сбежал! А с другой, в голову стали лезть нехорошие мысли: его сильно смущало то, что открытые окна, которые якобы попросил сделать такими одноглазый Мори, оказались открытыми не только в коридоре, но и в комнате, в которой оказались Акутагавы. И открывал их не просто какой-то работник, а именно Дадзай… Глупым себя Чуя не считал, поэтому сразу соотнёс свою угрозу сломать Дадзаю руку, если тот ещё раз прикоснётся к несимпатичному ему пацану, и попытку устроить несчастный случай. Ну какова, какова та жалкая вероятность, что Дадзай ничего не планировал и Акутагавы оказались там случайно?! От разгорающегося внутри гнева спасли раскрывшиеся двери лифта. Выскочив наружу, Чуя скрипнул ботинками по гладкому кафелю на полу в резком повороте, поскользнулся, привыкнув к удобной подошве кроссовок, и полетел руками вперёд, но успел ими оттолкнуться обратно наверх, выпрямиться и за долю секунды оказаться на улице, не обращая внимания на взгляды Чёрных Пиджаков и девушки на ресепшене. Интересно, что у них в головах в это время? Что маленький Верленовский гадёныш что-то натворил и теперь стремительно линяет отсюда? Наверняка. В таком месте и в Чуином положении вообще не стоит совершать лишних движений, а он пронёсся, как вихрь, словно убил кого-то и хочет тактично сбежать. Солнце ярко ударило в глаза, и Чуя поспешил поправить очки, бросившись за угол здания и глазами находя аллею тех самых деревьев, в одно из которых улетела игрушка. Притормозив возле зелёного ряда, он, шумно дыша, задрал голову и упёрся руками в бока, пытаясь рассмотреть потерянную вещицу, но в густой листве чёрную кошечку с красными глазами видно не было. Или это была собачка? Динозавр? Словом, монстрик надёжно спрятался в ветках. Деревца были невысокими, декоративными, но лезть на них всё равно нужно, если не получится стрясти. Чуя обернулся и посмотрел на окна здания, примериваясь, в какое именно дерево могла попасть игрушка, и начал в буквальном смысле ходить вокруг да около, высматривая хоть что-то чёрное. Наконец взгляд зацепился за красное пятнышко глаза — и вот он: монстрик застрял в птичьем гнезде. Да как же, блин, удобно! Вздохнув, Чуя размял плечи и, согнув одну ногу в колене, хорошенько вдарил по нетолстому стволу. Дерево совсем слегка покачнулось в кроне, но игрушка как застряла в гнезде, так и не пошевелилась. Чуя оскалился и ударил по стволу ещё, а потом, схватив его руками, попытался раскачать, но падали листья и раскачивались тонкие веточки, а красноглазый монстрик никак не хотел спускаться с небес на землю. — Какая идиотская ситуация, — сквозь зубы бросил Чуя, сжав руки в кулаки. Он бы, конечно, подумал о том, что разговоры с самим собой — это уже звоночки о том, что он начинает течь чердаком, как его слегка безумный, но всё-таки всё ещё любимый старший брат, но не успел. Он увидел, как из-за угла здания выбежала толпа Чёрных Пиджаков. Они что-то бурно обсуждали между собой, а один из них, лидирующий в группе, указал куда-то в сторону зелёной аллеи — именно туда, куда убежал Чуя. Ну, точно, они что-то заподозрили и побежали за ним! Потрясающе, Накахара Чуя, ты умеешь влипать в проблемы со скоростью света! Одной этой чёрной тучи на периферии зрения хватило, чтобы в мгновение ока оттолкнуться ногами от земли и в одну секунду забраться по стволу на дерево, подобрав ноги на одну из ветвей и вцепившись в ветку потолще. Крона была густой, и, если в неё не всматриваться, человека там и не видно. Топот Чёрных Пиджаков стремительно приближался, как и их разговоры о том, что периметр следует перекрыть и перебежчика поймать. Чуя только нервно сглотнул, замерев, и даже глаза закрыл, когда вооружённая группа пробежала прямо под его ногами, на его счастье не вскинув вверх ни одной головы. Он видел, обернувшись, как они разделились по разные стороны, и вскоре шум от них стих и аллея вновь погрузилась в городскую тишину с ветром, птицами и далёкими человеческими разговорами. Чуя дрожаще выдохнул. Птичье гнездо, прошлогоднее и без признаков жизни, было рядом, и парень легко дотянулся до чёрной игрушки, отцепив её от ветки и убрав за пазуху большого пиджака. — Что у них там вообще в голове? — он шмыгнул носом, медленно свесив ноги книзу. — Держать меня на коротком поводке и не отпускать даже из здания? Я на это не подписывался. Почему меня никто не преду- — Эй, пацан! Привет-привет! От этого обращения сердце ушло в пятки. Что там ушло — рухнуло с грохотом литавр и барабанов так, что на нижнем этаже под оркестровой ямой обрушилась штукатурка. Голова едва ли не со скрипом повернулась на отдалённо знакомый голос, и взгляду Чуи предстала человеческая фигура, точно так же сидящая на соседнем дереве и улыбающаяся ему. Это был не Дадзай и даже не Верлен. Это был Белый Плащ. — Вот так встреча! Ну ты чего, не узнал? — Плащ широко улыбался, приспустив чёрные очки с глаз. — Совсем одичал у этих головорезов, а? Этот парень был самым молодым из оставшегося Восстания, самым шумным и самым активным: растрёпанные во все стороны светлые волосы, убранные в небрежную косу, вечная беззаботная улыбка на лице и мех на капюшоне дутой жилетки — таким Чуя запомнил того, кого среди своих зовут Альбатросом. Чуя, если честно, понятия не имел, в чём связь этого Плаща и морской птицы, но предпочитал не спрашивать, а сейчас уже и как-то… не очень хотел интересоваться. Настоящих имени и фамилии его никто не знал, как и у всего Восстания. Чуя запомнил его гиперактивным и всегда навеселе; Верлен упоминал даже, что «есть чувство, словно он всегда под лёгкими веществами». Тем не менее, у этого парня, единственного из Плащей, был мотоцикл — ярко-розовый, будто девчачья модель. Чуя даже несколько раз на нём катался! Первые два раза вместе с Альбатросом, а уж потом — сам, но под чутким его присмотром. Сначала Верлен наблюдал, как идут уроки вождения, а потом махнул рукой и стал полностью доверять этому участнику Восстания. Почему бы и не верить? Когда Чуя вырастет и займёт своё место, на свои законные места вернутся и Верлен в роли регента, и все Плащи, став новым исполнительным комитетом. По сути, они им и были, только… только в отставке. Впрочем, Альбатрос вызывал у Чуи более-менее дружеские чувства. Шумный и активный, он привлекал детское и подростковое внимание и был, казалось, самым безобидным и доброжелательным. Это уже, конечно, Чуя взрослым понял, что за маской веселья и «лёгких веществ» скрывались наёмнические умения, ведь не зря Альбатрос состоял в отставном исполнительном комитете. Коса, мех на капюшоне и мотоцикл — вот и всё, что описывало этого парня с кличкой морской птицы в их стае наёмников, оставшихся без покровительствующего им Артура Рембо. Плащи не называли парня ни его настоящим именем, ни фальшивым — вот Чуя и вздрогнул, когда услышал это обращение. Вот, кажется, по кому били тревогу местные. Перебежчиком был не Чуя. Проникшим на территорию Портовой Мафии был Белый Плащ по кличке Альбатрос. — Что ты здесь делаешь? — Чуя схватился руками за ствол дерева и громко зашептал, как можно ближе к Плащу подавшись вперёд. — Они же с тебя шкуру спустят! — Для начала им нужно меня поймать! — Альбатрос махнул рукой и покачнул ногами, совсем, кажется, не беспокоясь о том, что его в любой момент могут изрешетить из автоматов, если заметят. — Ты чего по деревьям лазаешь? Я не рассчитывал, что мы с тобой перетирать будем в такой… ветвистой обстановке. — Да я… — Чуя слегка шевельнул плечом с той стороны, за пазухой которой пряталась игрушка маленькой девочки, но, подумав, решил в объяснения не пускаться. — Ну, знаешь ли, как-то не хочется подохнуть под их ногами, когда они бегут прямо на меня. Я ж не знаю, что у них там в голове. — О-от оно как… Ничего себе они тебя запугали — от одного их вида на дерево лезешь. Они что, обижают тебя? — Не, — Чуя махнул рукой и неловко улыбнулся уголком губ, смотря в асфальт в трёх метрах под собой. — Просто предпочитаю сделать, а потом уже разобраться, за мной это или не за мной. — О, ну… Слушай, логично. — А ты тут что делаешь? — голубые глаза взметнулись на Альбатроса. — Даже Поль не заходит так близко. — Так мусью Верлен прислал тебя проведать, а что мне тебя, в городе чёрт пойми где искать? Прямо здесь и решил подождать, а ты — вон, по деревьям лазаешь. Ну точно одичал среди них, — Альбатрос усмехнулся и встряхнул головой. — Ну, рассказывай, как ты тут? Не обижают тебя? У Чуи замерло сердце. Верлен просил его проведать?! Он не забыл, не забыл! Чуя прижал ладонь к лицу, скрывая под ней нервную улыбку. Брат всё-таки его не бросил! Стараясь поджать губы и не показывать, что немножко счастлив, Накахара хотел было уже заговорить, как вдруг Альбатрос чересчур резко прижал ко рту обе свои руки, а потом агрессивно замахал ими, призывая Чую молчать. Чуя с удивлением вскинул бровь, одним выражением лица спрашивая: «Что случилось?» — Поди прослушка где?! — Альбатрос произнёс это одними губами и едва слышным шёпотом. Чуя сначала нахмурился, понимая, что не подумал об этом, но, пребывая в восторге от того, что Поль беспокоится о нём, мысленно махнул на это рукой и отрицательно покачал головой. В конце концов, если его прослушивают и он это поймёт, он убежит — только и всего. Ещё и жизни парочки людей отсюда с собой прихватит. Верлен будет доволен! — Уф, а то я уж забеспокоился… Ладненько, давай, скажи коротенько, как ты тут, да побегу. — Всё хорошо, — Чуя спокойно выдохнул. — То есть, всё хорошо настолько, насколько может быть здесь. — Кормят хоть тебя? — Пф, конечно. — Ты это, если не выйдет, хоть съешь всё, что можешь, — Альбатрос приспустил очки с носа и подмигнул. Чуя улыбнулся, а потом встряхнул головой. — Не может не выйти. Поль в меня верит. Я справлюсь. — Вот это настрой! Вот это я понимаю! — Альбатрос, всплеснув руками, так сильно отклонился назад, что начал было падать, но зацепился за ветку, на которой сидел, ногами и повис вниз головой. Раскачавшись корпусом, он сел на место, и это всё под чутким взглядом Чуи из-под тёмных очков. — Упс! Бывает. Слушай, а скажи, щенок-то местной шишки — он там не сдох? А то как ни увижу, то всё как будто вот-вот издохнет. Болезный он какой-то, как с реанимационной койки подскочил и в город вышел. — Дадзай-то? Ну… Нормально. Он только кажется хилым, а на деле, хоть бегать не умеет, не дал себя убить, когда у меня была возможность. Бойко отбился. — Как-как ты его назвал? Дадзай? — Он самый. Осаму Дадзай. — Хм! — Альбатрос почесал светлый затылок. — Это что, получается, болезный его вид — прикрытие всего лишь? Ишь, какой умный! А казалось бы, пацан совсем. — Умный, ага… — Чуя задумался, уставившись впереди себя. — Но странный немного. — Ой, я тебя умоляю, в этой их Мафии все наглухо отбитые. Не видел, они там человечину не едят, случаем? А то не удивлюсь! — Нет, — Чуя усмехнулся и утёр рукой в перчатке нос. — Обыкновенная еда. Даже не отравленная. По крайней мере, когда Дадзай первым её ел, он не упал и не умер. — О-хо-хо, вот за такое решение уважаю! — Альбатрос, судя по его ликующему виду, готов был если не рассмеяться, то так стукнуть Чую по спину и плечам в дружеском похлопывании, что Чуя перекувыркнулся бы через голову, если б не успел пригнуться, да расстояние и ситуация не позволяли шуметь. — Правильно, пусть они сначала отравятся все и передохнут, а мы со своими судачками придём. — Ну… Осаму не такой уж и плохой, чтобы ему подыхать. — Что? Они молча уставились друг на друга, и Альбатрос даже очки приспустил с глаз, а улыбка исчезла с его лица. Чуя, не отводя от него взгляда, нервно сглотнул и попытался улыбнуться уголком губ, но вышло максимально неловко. — Пацан, ты будь осторожнее, окей? — у Альбатроса даже светлые его брови взметнулись вверх, когда он говорил это вкрадчивым и непривычным для себя голосом. — Они тебе мозги запудрят, хорошими покажутся, а потом — оп! — Плащ едва слышно хлопнул в ладоши. — И получишь пулю промеж глаз. Мы тебя ещё терять не готовы, мы за тебя им знаешь, что сделаем? Если уж не защитим любым способом и не вернём тебе твоё законное место, то сожжём здесь всё дотла. — Могу представить, — Накахара пожал плечами. — Я и так осторожен. Просто говорю, что Дадзай не выглядит ужасным, каким мы его представляли. — Услышь меня и запомни мои слова — не верь никому из них, — он погрозил Чуе пальцем в наставление и задержал на нём взгляд из-под очков, ничего не говоря. Накахара огладил рукой шею и в нервном жесте почесал кадык, чуть задрав голову. — Хватит о них. Как там Поль? — Мусью-то? — Альбатрос, вернув очки на глаза, пожал плечами и потянулся руками вверх, хрустнув спиной. — Да как обычно, знаешь ли. То нормально, то чуток флягой свистит. Не так, как мафиозные эти черти, а так, как у него всегда бывает. Ничего необычного. — Что? — Чуя нахмурился, и на лице его отразилось беспокойство. — Ему плохо? Почему? — Да никто не сказал, что ему плохо, чего ты? — Альбатрос широко улыбнулся, и Накахара, наверное, впервые подметил у него щербинку между передних зубов. — Что ты, не знаешь его? То ха-ха, то не ха-ха. — А таблетки он продолжает пить? — Чуя царапнул пальцами в перчатке по стволу. — Да чёрт его знает. Я ж ему не нянька, не слежу. — О, я… — Чуя закусил губу, думая, как верно выразить появившуюся мысль, а потом шмыгнул носом и заговорил: — Ты можешь передать ему, что, если что-то нужно, я вернусь? Меня здесь ничего не держит. — Тихо-тихо, пацан, ты чего? — Альбатрос закачал раскрытыми ладонями. — Он явно чердаком потечёт больше, если ты вернёшься ни с чем. Давай так, — он щёлкнул пальцами, указывая указательным на Чую, — я ему передаю, что тебя беспокоит его состояние, а потом тебе как-нибудь кто-нибудь весточку передаст, успокоился ли он. Идёт? — Чуя утвердительно кивнул. — По рукам! Ну, тянуться к тебе не буду, но мысленно — пожимаю. Ладненько, давай, побегу. Надо ж отвлечь этих мафиозных шавок, — Чуя не отводил взгляда от Альбатроса, видя в нём отголоски своей прежней жизни и на секунду даже забывшись, что сейчас он — приверженец Портовой Мафии и изгнанник Восстания. — Ой, чуть не забыл! Ветки всю голову стрясли, пока прятался здесь, — вдруг стукнул себя ладонью по светлой голове Плащ и полез в карман своих штанов, перебрав что-то небольшое в пальцах и швырнув прямо в руки Чуе — тот едва успел поймать брошенные ему ключи. — Это тебе на случай, если тоже придётся удирать от этих псов позорных! Мало ли, вдруг на улице где увидишь? А вообще, он обычно в гараже через улицу у вашего логова, как и всегда, — Альбатрос подмигнул. Чуя от неожиданности даже сказать ничего не успел, как тот спрыгнул на землю и, вставив пальцы в рот, громко свистнул: — Эй, черти! Сюда, я здесь! Со всех сторон тут же раздались выстрелы. Альбатрос в одну секунду обернулся белым плащом за своей спиной, и пули не прошли сквозь него, оставив на теле носителя лишь синяки. Потому-то члены Восстания и звались Белыми Плащами — особая тяжёлая ткань, разработка комитета под руководством Рэмбо, была готова ввести их в эксплуатацию при принятии Рэмбо поста, но в ту роковую ночь разработка попала в руки Верлену. Очень легко спорить с огнестрельным оружием, когда твоя одежда пуленепробиваема. Альбатрос скрылся, и вскоре Чуя услышал, как где-то вдалеке взревел его мотоцикл. Как только шум вокруг стих, он осторожно слез с дерева и в неясной прострации пробежался до места, куда упала его одежда, а подняв её, поспешил вернуться в опустевшее главное здание. В кармане брюк тихо звякнули ключи зажигания с брелоком морской птицы — чёрная краска на распростёртых в стороны крыльях была немного стёрта. В дверях он едва не столкнулся с Коё-сан. Правая рука Босса Портовой Мафии выглядела одновременно и обеспокоенной, и злой. Она окинула Чую взглядом, полным сомнения, но ни одной ноткой в голосе не выразила своего негодования. Если бы парень не столкнулся с ней лицом к лицу, он бы и не знал, что она чем-то недовольна. — Где ты был так долго? — спросила она спокойно и ровно. «Вещи разлетелись — искал», — проскользнула первая мысль. Чуя уже было раскрыл рот, чтобы её озвучить, но голос Верлена в голове учтиво подсказал: «Она видела падение и видела, что ничего не разлетелось. Соврёшь — узнает!» И Чуя прикусил язык. Иногда разум, имеющий голос старшего брата, не отчитывал, а говорил вполне себе правильные вещи. Коё-сан тем временем ждала. Прошло всего несколько секунд, а Чуя уже чувствовал, что слишком долго молчит на допросе под светом ламп. Ложь — она, конечно, хороша во спасение, но, когда она точно не поможет и только усугубит ситуацию, можно говорить галимую правду. Недоговорить и солгать — это ведь разные вещи, верно? — Я думал, они побежали за мной, — буркнул он, а в голове всё ещё стояло улыбчивое лицо Альбатроса с щербинкой между зубов. — Спрятался на одном из деревьев на аллее, переждал и вернулся. Странно, но от этой правды не закололо в груди и не похолодело в животе. Камня, однако, с души тоже не свалилось. Мельком он успел увидеть, как у Коё-сан двинулась рука, и он резко дёрнулся, зажмурившись и выставив руку предплечьем вперёд. Воздух, казалось, замер. А потом Чуя приоткрыл один глаз, когда почувствовал едва заметное прикосновение к своей голове — и в пальцах Коё-сан был зажат зелёный листок. Он с удивлением проводил его, падающий на асфальт, взглядом, а потом поспешил выпрямиться и прочистить горло, приставив кулак ко рту. — А я гляжу, что-то у тебя вид отрешённый… — проговорила она смягчившимся голосом, и лицо её разгладилось, а тонкие брови несколько взметнулись вверх — это она, наверное, так отреагировала на реакцию Чуи и предпочла ничего не говорить по поводу увиденного. — Идём. Мори-сан тебя ждёт. — Угу, — Чуя кивнул и зашагал вперёд. И почему он решил, что она его схватит или ударит? Это был какой-то странный рефлекс. Одежду в порванном упаковочном пакете он наконец смог оставить в своей комнате — Коё дождалась его вне её пределов и сопроводила до знакомых широких дверей, вот только стоило ей шагнуть за порог, Огай Мори, стоящий у своего стола лицом к окнам, остановил её жестом руки и взмахом попросил удалиться. Чуя было отступил назад, но, судя по тому, как Коё-сан придержала его за спину и вышла в коридор одна, поговорить с ним снова хотели тет-а-тет. Чуя нервно сглотнул, отряхнув края пиджака, и, убрав руки в карманы, бесшумно прошёл до самого крайнего из стульев, встав рядом. Босс Мафии наконец предстал перед Чуей в своём привычном и от того ужасающем виде, из-за которого душа ребёнка глубоко под рёбрами начинала трепетать: длинный и чёрный, как ночь, плащ с высоким воротником, красный шарф, накинутый на шею и свешенный концами с обеих сторон почти до колен, руки в белых перчатках, сцепленные за спиной, высокие сапоги на ногах и чёрные, как смоль, волосы, убранные в короткий низкий хвост. Огай Мори стоял к Чуе боком, потому Чуя видел лишь чёрную повязку на его лице, скрывающую невидящий — или вовсе отсутствующий? — левый глаз, но почему-то он был убеждён, что правый глаз устремлён далеко за пределы неба за окном. На самом деле, Накахаре хотелось бы сейчас меньше всего, чтобы Босс Портовой Мафии вперил в него свой взгляд единственного тёмного глаза, прожигающего, казалось, насквозь. Но желания Чуи мало когда учитывались в его жизни. Мужчина повернул на него голову, осмотрел с головы до ног, случайно встретился взглядом с голубыми глазами и снова развернулся к окну. Для Мори этот жест ничего не значил, а вот по позвоночнику Чуи словно разряд тока прошёлся. Чёрт возьми, и как Дадзай его терпит каждый день?! Или… Стоит задать другой вопрос: чувствуют ли окружающие взгляд Верлена таким же, как чувствует Чуя взгляд Огая Мори? — Насколько хороши были твои отношения с членами Восстания, руководимого твоим старшим братом? — разлился вдруг по кабинету низкий бархатный голос Босса, и Чуя сполна ощутил, как в его кишках похолодело, словно его выпотрошили наизнанку ещё живым и подвесили остывать в холодильнике для забойных туш скота. В голове сразу пронеслась встреча с Альбатросом, и пронеслась она от и до. Узнали? Увидели? Подслушали? Ложь во спасение — это хорошо. Правда бывает очень горькой и может обернуться макабрическими последствиями. Но ведь солгать и быть честным, но недоговорить о чём-то — это разные вещи, верно? Верно же?.. Если и узнали, то лучше не отступаться. Нужно прощупать почву и узнать, насколько долго можно говорить правду. — Не могу сказать, что очень близкие. Они выполняли роль стражи, не более. — В отрыве от твоего старшего брата, как они к тебе относились? — Мори не изменял положения, и Накахара несколько расслабился, скрестив руки на груди и упёршись бедром в закруглённый край стола. — Как бы ты мог охарактеризовать ваше общение? Хорошо? Плохо? — Иногда — хорошо. Иногда — никак, — Чуя пожал плечами, на мгновение даже забыв, что щупает, вообще-то, почву и не должен сказать лишнего. — Я бы сказал, что Поль — связующий между ними и мной. Они относились ко мне, как… как… — Чуя пощёлкал пальцами, подбирая верное слово. Как к младшему брату? Нет. Как к малолетнему наследнику престола при регенте, который этот престол никогда не получит? Тоже нет — слишком громко. Подходящего слова Чуя так и не подобрал. — В общем, преимущественно мы пересекались лично только тогда, когда Поль был со мной. — Есть ли из них кто-то, кто особенно тебе дорог? Чуя моргнул и уставился в пол перед собой. Он одновременно и не понимал, к чему Огай Мори клонит, и боялся смириться с тем, что понимает, на что тот намекает. Он нервно сглотнул и взялся руками за край стола, перебрав по тёмному дереву пальцами. Настало время напомнить о легенде. — Нет. — Ты уверен в этом? — Сложно не быть уверенным в таком, после того как они преследовали меня в попытке убить, когда Поль прогнал меня. Босс ничего не ответил, лишь оттолкнулся от стола и прошёл до окон, глядя теперь вниз, на город. Сердце, так яростно забившееся в груди, постепенно начало утихать. Мужчина молчал достаточно долго (или Чуе так показалось), поэтому Чуя, весь на нервах, прокашлялся и подал голос: — Почему Вы интересуетесь? Мори не ответил и сейчас. Вместо этого он круто, по-армейски, развернулся на каблуке и носке сапогов и прошёл по кабинету до Чуи, и Чуя машинально отошёл на несколько шагов назад, не спуская с Мори взгляда. Тень Босса постепенно накрывала его, а тёмный глаз нехорошо сверкнул, когда он остановился на том месте, где раньше стоял Чуя, и заговорил, не спуская с него взгляда: — Мне нужно кое-что тебе показать. Идём со мной. «Опять с кем-то идти», — пронеслось в голове, стоило Мори пойти прямо на Чую, но обойти его и выйти в двери первым. Чуя с удивлением проводил его взглядом, прежде чем понял, что не хочет оставаться в этом огромном кабинете один, и ударил в двери плечом, вылетая в коридор следом и спеша за одноглазым Огаем Мори. У того был широкий и быстрый, но в то же время статный шаг с прямой спиной, и Чуе пришлось бы ускориться, чтобы нагнать его, как вдруг… он вспомнил об игрушке. Проводив Мори взглядом, он глянул вбок, встретившись взглядом с выглядывающими из комнаты Акутагавами — серьёзный, как и всегда, молчаливый мальчик и девочка с блестящими глазами. Вынув чёрного монстрика из-за пазухи, Чуя покачал его в руке и кинул по дуге над полом прямо к ним. Рюноскэ вытянул руки первым и схватил сестринскую игрушку, вскоре отдав Гин, и там, крепко прижав дракончика-кошечку-собачку с красными глазками к себе, широко заулыбалась и убежала в комнату. А старший брат её, на мгновение изменившись во взгляде, по-взрослому кивнул Чуе в знак благодарности, прежде чем исчезнуть за стеной. Накахара хмыкнул и резво поспешил следом за Боссом Мафии, ускорив шаг. «Он подставил тебе спину. На этаже никого нет. Идеальный момент!» — заговорил в голове знакомый голос, но угас так же быстро, как и появился. Если вонзить нож между лопаток в спину Огая Мори прямо сейчас, Чуя никогда не узнает, что Мори хочет ему показать. С этой мыслью Чуя юркнул в лифт, и двери закрылись. Перед его глазами всё ещё стояла улыбающаяся младшая Акутагава и кивающий ему старший из них. Выходит, мальчишка всё понимал… Только почему-то не говорил. Или, может, он просто повторял это действие за взрослыми? Кто знает. Он же всё равно не ответит, даже если задать ему этот вопрос. Эта мысль помогала отделаться от пугающе удушающего, сужающего пространство чувства, что он настолько близко сейчас находится к одноглазому Огаю Мори, ужасу в ночи и убийце его родителей. По крайней мере, когда двери распахнулись слишком рано и не на том этаже, на Чую тенью с распростёртыми руками было готово обрушиться нечто большое, но Чуя, взвинченный и будучи настороже от присутствия Мори, резко присел и ушёл вниз — и это «что-то» промахнулось объятиями мимо и чуть было не упало, но Чуя вовремя выставил руку вверх и придержал это «что-то» ладонью в живот. Это был, конечно, Дадзай, охнувший и недовольно протянувший: — Ну-у чего ты? Я хотел дружеских объятий! «Собака вшивая из подворотни тебе друг», — хотел было сказать Чуя, но в присутствии Мори поостерёгся сыпать оскорблениями, потому, выпрямившись и отступив на шаг вглубь лифта, он пропустил Дадзая внутрь. — Что ты здесь делаешь? — раздалось два голоса одновременно, и Чуя с ужасом округлил глаза, бросив взгляд на Огая Мори, задавшего этот же вопрос. Мори посмотрел на Чую в ответ более спокойно, склонив голову, и Чуя, приложив кулак ко рту и откашлявшись, отвёл взгляд и махнул рукой на Осаму, мол, продолжайте. Дадзай, переведя взгляд с Чуи на одноглазого дядюшку и обратно, скрестил руки на груди и закатил единственный видный глаз: — Это худшая синхронность в мире, которую я мог когда-либо услышать! — проворчал он, а потом ткнул Чую пальцем в плечо. — Когда вы успели так спеться? Не хватало мне одного чтеца нотаций! — Я попрошу быть осторожным в выражениях, — Мори нахмурил чёрные брови, и если бы он так сделал по отношению к Накахаре, тот бы раскрыл двери лифта руками и убежал на какой бы то ни было этаж, лишь бы не находиться вместе с ним в одном помещении, ещё и таком маленьком. Осаму же недовольно зыркнул в ответ. — Я просил тебя остаться у себя. В каком месте мой приказ был непонятен? — Мм… — Осаму даже приложил палец к подбородку в фальшивой задумчивости. — Пожалуй, в месте: «Останься у себя», — Чуя мельком увидел, как у Мори дёрнулось нижнее веко. — Ты серьёзно? Остаться у себя и пропустить такое? Да за кого ты меня принимаешь? — Что пропустить? — Чуя поднял голову, нахмурившись и понимая, что не улавливает сути разговора. Вот только Осаму посмотрел на него с таким нескрываемым удивлением, что даже Мори отвернулся и предпочёл устремить взгляд в угол потолка. — Ты не сказал ему? — Осаму указал на Чую руками, и тут уже Чуя вскинул бровь, поглядев на Мори. Правда, на плечи Накахары тут же приземлились ладони Осаму, встряхнувшего его и вынудившего взглянуть на себя. — О-о-о, сейчас будет такое! Ты точно не пожалеешь! Это зрелище никого не оставляет равнодушным. — Осаму, немедленно прекрати, — прервал вдруг восторженную речь Осаму Мори, и Осаму осёкся, заслышав в его голосе металлические нотки. Бинтованные до запястий руки опустились вдоль тела, а потом вновь скрестились на груди. Чуя шмыгнул носом. Ему казалось, что он догадывается, но догадка настолько его пугала, что он не хотел формулировать её даже в мыслях. В конце концов, какова вероятность, что догадка сбудется?.. Среди абсолютно незнакомых по поведению ему людей может случиться что угодно и даже то, о чём Чуя подозревать не может. Оставалось надеяться, что эти люди хотят устроить фестиваль с едой и выпивкой в честь присоединения к ним Чуи. Шанс ведь этого гораздо более велик, чем то, о чём Чуя думает?.. Лифт вновь остановился на цокольном этаже. На этот раз он был пуст, а стойка, за которой располагалась химчистка, в конце длинного коридора была тёмной; зато горел одинокий свет именно оттуда, где Чуя часом ранее видел кровавые отпечатки. — Идём! — воскликнул вдруг Осаму, словно его привели к игровой центр, и уже хотел было схватить Чую за руку, как вдруг его запястье перехватила рука в белой перчатке. Взгляды Мори и Осаму пересеклись, и Осаму, насупившись и сдвинув брови к переносице, вырвал свою кисть из хватки и пошёл вперёд один, громко топая ногами. — Ну и пожалуйста, зато первым всё увижу. Подумаешь! Чуя проводил Осаму взглядом. Он чувствовал спиной взгляд Босса Портовой Мафии, но почему-то не решался сделать шаг вперёд. Он вообще никуда не хотел идти, хотел остаться здесь как в землю вкопанным и простоять до самого времени ночного сна. — Что я должен сейчас увидеть? — низким голосом спросил Чуя, не отводя взгляда от коридора и не сходя с места. Лифт, дрогнув дверьми, бесшумно закрылся, оставив парня с Боссом Портовой Мафии наедине вновь. — Видишь ли, — Огай Мори, негромко вздохнув, приложил к лицу руку в белой перчатке, и голос его разлился по замкнутому пространству кабины. — Я не зря поинтересовался твоим отношением к Восстанию. Несмотря на то, что, по твоим словам, они хотели тебя убить, — на этом Чуя почувствовал взгляд себе в спину, но продолжал смотреть перед собой, — ты всё-таки рос среди них. Однако, раз уж ты осмелился к нам прийти и заявить, что с Восстанием тебя больше ничего не связывает, моя воля будет такова, что я хочу, чтобы ты присутствовал сейчас на допросе. — Доп… рос? — Чуя проговорил это почти шёпотом, сделав паузу прямо посередине слова — его худшая догадка приобрела более ясные черты. Внутри всё переворачивалось и кололось, пока внешне необходимо было держать лицо. — Идём, — только и сказал Мори, нажав на кнопку раскрытия дверей, и коридор вновь предстал перед ними. Чуя не сразу шагнул вперёд, но, к чести одноглазого Босса, он не сдвинулся с места, пока парень перед ним не вышел наружу. Стук каблуков высоких сапог его отдавался эхом в пустых стенах, и Накахара следовал за ним тенью, глядя перед собой невидящим взглядом. Ему хотелось сорваться с места и на ватных ногах убежать отсюда, но он упорно шёл за Огаем Мори. Он устал бегать. Но иногда это сделать очень хочется, чтобы не видеть того, что тебя ведут на заклание. Вот только заклание — не твоё. Двери раскрылись перед ним, явив за собой стеклянное окно прямо в стене. К этому стеклу, словно к решётке вольера в зоопарке, припал Дадзай, стоя к вошедшим спиной и прижав к окну ладони. Сбоку от окна располагалась железная и жуткая, обшарпанная, тяжёлая дверь с тяжёлой задвижкой снаружи, спереди окна — узкая, но длинная панель с кнопками и микрофоном, а за окном стояло несколько Чёрных Пиджаков, смотря на что-то по центру. То, что было в центре — вернее, того, кто там был, — видно не было из-за Дадзая, и Накахара в первые секунды мысленно поблагодарил парня, что заслонил ему обзор. Он бы так и остался стоять в слепой зоне, если бы Мори не подошёл ближе к стеклу и если бы Дадзай не отреагировал на него, повернувшись и посмотрев сначала на дядюшку, а потом обернувшись на Чую. — Ну наконец-то! Иди скорее сюда, ты всё пропустишь, — он с блестящими глазами махнул рукой, поманив ближе, и отошёл в сторону, уступая своё место Накахаре. И Накахара, не сдвинувшись с места, увидел. В центре, за стеклом, именно там, где загораживал собой Осаму, в небольшой комнате с голыми серыми стенами, плохо замытыми кровавыми пятнами и двумя динамиками по углам потолка, сидел, привязанный к стулу и низко склонивший голову, Альбатрос. Меховой воротник с его колета был сорван, рука в разорванном рукаве была кровавым месивом, светлая его, но грязная от пыли и земли коса низко свешивалась к полу, как и голова — к груди, с лица на штанины стекала кровь, а под одной из ног скопилась приличная красная лужа. Очевидно, выстрел пришёлся как раз по ноге. У Чуи перехватило дыхание, когда он приблизился к стеклу. Рука перестала дрожать только тогда, когда он прижал её, в перчатке, к окну, забыв о своём окружении. В голове завертелись события того самого дня, когда Верлен впервые притащил его узреть, как добивается информации от пленного, и Чуя тогда с истерикой убежал, не желая смотреть, как мучают невиновного — в его глазах — человека. Тогда Чуя мог убежать. Сейчас Чуя не мог ничего сделать. От Мафии не стоило ожидать ничего другого, кроме… этого. За красивой обёрткой скрывались вывернутые из распоротых животов кишки и тысячи трупов. — Моим подчинённым удалось попасть в колесо его мотоцикла. Шина взорвалась, его завалило на бок и протащило несколько метров. К его чести, несмотря на повреждения, ему почти удалось скрыться, если бы не наши люди в городе, прострелившие его ногу, — мерно заговорил Огай Мори, но половина его слов пролетала сквозь рыжую голову и не откладывалась в памяти. Чуя ничего не ответил, поглощённый зрелищем, открывшимся ему за стеклом. Он видел, что грудь Альбатроса ещё вздымалась. Он также заметил окровавленный мех воротника на полу и разбитые вдребезги чёрные очки. Очками это уже назвать нельзя; если бы Чуя не знал прежде, что это очки, он бы не идентифицировал их в чёрных осколках. Раздался негромкий звуковой сигнал — это Мори нажал на кнопку, заговорив в воздух, и голос его, улавливаемый тонким микрофоном, разлился по комнате пыток из динамиков: — Поднимите его голову. Один из Чёрных Пиджаков вышел вперёд. Седой и с острой бородкой, с прямой спиной и выглядящий чрезвычайно авторитетно, словно это он руководил всеми Пиджаками, он приблизился к пленнику и, взяв за грязную косу волос, потянул его голову вверх, позволяя взглянуть на лицо. С кровоточащими ссадинами с одной стороны, Альбатрос приоткрыл глаз с другой и сплюнул кровью на пол вперёд себя. — Ну-у-у, бывало и хуже, — прокомментировал вдруг Дадзай, но и его слова прошли сквозь сознание Накахары ветром. — Он нас не видит, — продолжил Мори. — Зеркала отражают внутреннюю часть, когда как снаружи полностью прозрачны. На лице Чуи отражался ужас, и он же был виден в отражении стекла. Стоило в динамиках прозвучать голосу, Альбатрос, до этого безучастный, встрепенулся и дёрнул головой вбок, пытаясь высвободить свою косу из чужой хватки. — Не трогай меня, — прохрипел он и ухмыльнулся. Руководитель Чёрных Пиджаков, не расслабивший хватки, лишь взглянул через окно, но взгляд его не был куда-то направлен — те, кто находились внутри, не видели тех, кто был снаружи, как Мори и сказал. — Я не разговариваю с теми, кто так жестоко обошёлся с моим железным жеребцом! Раздался звуковой сигнал, и Мори отпустил кнопку громкоговорителя. В этот же момент кто-то вскинул автомат на плечо, а в комнате раздался выстрел — пуля с мясом пробила целую ногу, вынудив Альбатроса вскрикнуть. Чуя вздрогнул. Седой руководитель Пиджаков одним движением руки отпустил косу пленника и ударил по спинке стула — и тот упал на бок, прямо на повреждённую руку. Чуе не нужно было слышать, с каким влажным звуком ударилось голое мясо о бетонный пол. Его глаза начали сохнуть, и только от резкой боли он смог моргнуть, царапнув пальцами по стеклу. — Он был замечен на нашей территории в утренние часы. Для Восстания, действующего преимущественно в тёмные часы суток, это странно. Мы смеем предполагать, что твой старший брат готовит почву, чтобы активно действовать, после того как ты оказался у нас, — Мори упёрся руками в край панели с кнопками, а потом снова включил микрофон: — Скажи мне, Чуя, — заговорил он, — ты узнаёшь в этом человеке участника Восстания? Можешь сказать, как его зовут? От услышанного имени в комнате пыток Альбатрос, молча лежащий на полу и истекающий кровью, дёрнулся и раскрыл глаза. — Кого я слышу! — вдруг неожиданно вскрикнул Альбатрос, словно и не он находился здесь с ужасными травмами. — Этот щенок здесь? Он правда убежал сюда, после того как натворил всё это? Да я сейчас помру от смеха! У Чуи затряслась нижняя челюсть. «Да мы за тебя знаешь что сделаем? Если уж не защитим любым способом…» — пронеслось в голове знакомым голосом. Альбатрос продолжал легенду, с которой Чуя сюда пришёл. Если Альбатрос, самый быстрый и ловкий из всех, попался… не сделал ли Верлен из него верного смертника? Чуя понимал, что, если он выдаст свои чувства, его обман раскроется. — Чуя, ты знаешь его? — повторил свой вопрос Мори, повернув голову на парня и не обращая внимания на оживление пленника. — Знаю, — сломанным голосом бросил Накахара и прочистил горло. — Ой, да, действительно, узнаю этот голос предателя! — заголосил снова Альбатрос. — Жаль, жаль, что мы тебя не застрелили тогда, когда гнали к чёртовой матери! Да просто пули тратить жалко было. Раздался звуковой сигнал. Мори отжал кнопку. Один из Пиджаков размахнулся и ударил ногой по плечу пленника — раздался хруст. Альбатрос снова вскрикнул. — Я думал, снова выстрелят! — послышался жалобный голос Дадзая. А Чуя вжал обе руки в стекло. — Пожалуйста, прекратите, — севшим голосом начал он, стараясь не дать дрожи себя проявить. Мори, уже занёсший палец над кнопкой микрофона, остановил руку и посмотрел на Чую. — Он… — Нет-нет, пусть продолжают! — Дадзай стукнул ладонями по стеклу в требовании дальнейшего действия, но без звукового сигнала никто из Пиджаков не двинулся с места. — Эй, ну чего они встали? Мори не обратил на возглас Осаму внимания. Он не отводил взгляда единственного глаза от Чуи, нажав на кнопку микрофона, и голос его зазвучал в динамиках. — Что ты можешь о нём сказать? — начал он ровным голосом. — Разве он не участвовал в облаве на тебя? — Я… Я не видел. Меня преследовали все, — Чуя говорил быстро, и зрачки его пульсировали в такт биения сердца. — Но меня никто не тронул, я успел убежать. — Ты уверен, что тебя хотели убить? — Мори нахмурил брови. — Или твой старший брат не отдавал приказа? По нашим данным, выглядело всё так, словно сначала убить тебя хотел он, а уже потом он спустил на тебя оставшееся Восстание. — Да, т-так и было, но… — Не видеть меня? Не слушайте его, меня невозможно не увидеть! — вновь чистым и громким голосом заголосил Альбатрос и взбрыкнул ногами, неожиданно для Пиджаков сумев перевернуться на спинку стула и лицом к потолку, издав глухой стук. — Если бы он, как крыса, не скрылся в канализациях вновь, мы бы нагнали его в тот же день! Научился ведь у кого-то… Жаль только, что навыки свои использует не пойми как. — Поднимите его, — заговорил Мори в микрофон, и пленника действительно подняли обратно, громыхнув четырьмя ножками стула по полу. Только подняли его за косу, отчего тот зашипел и задёргал ногами. — Чуя, скажи мне, о каких планах твоего старшего брата может знать Восстание на данный момент? От этой информации может зависеть и твоя жизнь, если под угрозой удара находимся мы все. — Поль не посвящает в свои планы никого, пока не настанет время атаковать. Даже меня, — пока Мори не спускал взгляда с Чуи, раздался звуковой сигнал отжатия кнопки: и в приглушающих все звуки стенах Альбатроса ударили прикладом автомата по затылку — он отлетел на стуле вперёд и упал лицом на пол. Светлые его волосы постепенно окрашивались алым. — Он точно ничего не знает! Он не расскажет! Зачем вы продолжаете? — В кои-то веки… — раздался хриплый голос Альбатроса — он закашлялся и сплюнул, медленно повернув голову на бок, — …щенок говорит дельную вещь. Надо было вам всем сразу отрезать мне язык, чтоб точно не ждали, что я что-то скажу. Мори нажал на кнопку, отдав приказ вновь поднять пленника. — Что ты можешь сказать о планах Поля Верлена? — обратился он к Альбатросу. — О его планах? Ни-че-го! — Альбатрос говорил с закрытыми глазами, но продолжал улыбаться. — Но могу рассказать анекдот! — Что ты можешь сказать о словах Чуи? — продолжал Мори, игнорируя насмешки. — Кого-кого? Чуи? Кто такой? А-а-а, понял! Может быть, вы имели в виду Тео? Тео-Тео-Тео! Вот Тео Рембо я знаю. Снюхался с вашим болезным уродцем и сбежал к вам, — Альбатрос, словно не чувствуя боли в ногах, раскачивался на стуле в разные стороны, но это было похоже на конвульсии. — Это кто ещё болезный уродец?! — вскрикнул вдруг в возмущении Осаму, ударив кулаками по стеклу. — Я всё слышу, вообще-то! Сам не красавец! — Конечно, он вам ничего не скажет! — продолжал между тем Альбатрос, напоминая теперь безумца. — Он даже братцу своему признаться не мог, что испытывает к вам жалость, вот и не убивает! А вы — про планы! Мно-ого хотите от него, много… Мори нахмурился, поглядев на Чую вновь. Парень стоял бледный как смерть, на виске его пульсировала жилка, а опустошённые глаза больше напоминали кукольные, глянцевые, неживые. Руки были напряжены до того, что даже под перчатками проглядывали выступающие костяшки. — Жалость?! У вас — к нам?! — вскрикнул Дадзай снова, и стекло от удара кулаками во второй раз содрогнулось с такой силой, что Накахару ударило по ладоням. — Я тебе сейчас покажу — испытывать жалость! — Осаму, стой! — гаркнул вдруг Мори, не успев выключить динамик. Дадзай стоял близко к двери. Он в один прыжок оказался рядом, одним рывком сдвинул засов и со скрипом отворил тяжёлую дверь, оказавшись внутри пыточной. Альбатрос, казалось, сошёл с ума, раскачиваясь на стуле влево-вправо и продолжая говорить какую-то несуразицу: «Тео-Тео-Тео! Вот ведь мусью-то разочаруется — кого воспитал, а! Может, он у Рембо приёмный…» Дадзай тем временем выхватил из кобуры ближайшего Чёрного Пиджака пистолет, игнорируя обращение к нему: «Дадзай-сан, прекратите, что Вы делаете?» Встрепенулся даже седой начальник, сделав попытку подойти и отнять оружие: «Дадзай-сан, верните, пожалуйста, это Вам не игру-» Мори отжал кнопку динамика, широким шагом пройдя к двери. Альбатрос вдруг открыл глаза. На мгновение глянув в сторону столпотворения и новых людей в его камере пыток, он посмотрел вперёд, прямо в отражающее его стекло, и, словно бы видел Чую, улыбнулся и подмигнул ему. Улыбка была та самая, и принадлежала она человеку, который ни разу не обращался к Чуе тем именем, которое ему так не нравилось. А потом раздался выстрел, и Альбатрос, резко вскинув голову, отклонился на спинку стула назад — пуля прошибла его череп, выпустив фонтан брызг вверх. А потом раздался выстрел снова, и снова, и снова. Дадзай с широко раскрытыми глазами спускал в бездыханное тело всю обойму, пока затвор не перестал щёлкать впустую. На полу растекалась лужа крови, и в в ней отражались лампы, два динамика по углам потолка, Чёрные Пиджаки и сам Дадзай, чью руку с пистолетом схватил Огай Мори и поднял вверх. Чуя содрогнулся. Он даже не успел прикрыть рот — его вырвало прямо на пол. В глазах застыли ужас и слёзы. Шумно дыша и ещё дважды содрогнувшись в рвотных позывах, он отшатнулся назад, чудом не наступив в содержимое своего же желудка, схватился за стены и, поймав на себе взгляд единственного глаза Мори из-за раскрытой двери, развернулся, бросившись опрометью вон из этого злосчастного коридора. Он побежал по лестнице. Он бежал и бежал вверх, не встречая никого на своём пути. Его лёгкие, казалось, были нескончаемы. Он бежал туда, где никого не может быть, и бежал, казалось, вечность, оказавшись в какой-то момент на знакомом этаже и слетев на него с лестницы, споткнувшись о последнюю ступень и налетев коленями и руками в ковёр. Оттолкнувшись от пола и выпрямившись, как пружина, он бежал по коридору вперёд, на ходу вынимая карточку из кармана и с грохотом, со всей силы, с болью в запястью прикладывая её к считывателю. Попав в свою комнату, он захлопнул дверь и бросился к ванной комнате, закрывшись в ней на замок. Он чуть не задохнулся, когда, восстанавливая дыхание, его снова вырвало в раковину. Нужно было убить Дадзая ещё тогда, в самый первый день. Когда он сполз спиной по двери, в кармане звякнули ключи от мотоцикла с брелоком морской птицы с потёртыми чёрными краями крыльев.