Герой на полставки.

      Адам не считает себя «совой». Даже в самые тяжёлые сессионные периоды он выкраивает час-другой на то, чтобы вздремнуть вечером, а не встречать рассвет перед настежь открытым окном. Среди ночных смен бесчисленных подработок, которыми парень промышляет почти всю сознательную жизнь, он спит в перерывах между заказами и доставками.       Сейчас, сидя на полу в той же позе, в которой упал на него полтора часа назад, Амадей ощущает ни с чем не сравнимую апатию. Вдали возвышается горный хребет, разделивший плодоносные земли восточной части империи на две неровные половины. В свете предрассветного зарева он горит подобно пожару. Блики солнечных лучей омывают вершины скал текучим жидким золотом, слепят белоснежным сиянием снегов.       Фамильное поместье рода Морган располагается на границе.       Отец семейства, некогда прославленный генерал армии, в последнем сражении получил страшное ранение, рассказы о котором строгая издательская критика посчитала не столь важными. После мужчина отбыл сторожить порученную ему территорию и канул в лету. Что касалось матери, то с ней дела обстояли ещё хуже. Если у пропавшего папаши имелась за плечами хоть какая-то более-менее интересная история, то молодая женщина играла роль даже не второстепенного, а третьесортного персонажа. Парень мог вспомнить лишь одно её появление: в одной из веток бедняжка поспособствовала встрече главной героини с четвёртым фаворитом — наречённым мужем Оливии, наследником древнего вампирского клана с севера. — Эй, — Адам невозмутимо щёлкает пальцами, будто пытаясь приманить дворовую собаку, — Слушай, голосовой помощник, ты здесь?       Ответ от персонального робота-бога не следует.       Сцепив руки в замок, Морган устраивается на твёрдом дощатом полу поудобнее, подкладывает сомкнутые ладони под голову и жмурит глаза, прислушиваясь к звукам снаружи. Приятный, мелодичный щебет местных пичужек завораживает. Амадей провожает взглядом пёструю птицу, после чего вновь погружается в медитативное состояние.       Негромкий шорох шагов за дверью заставляет напрячься. Щёлкает дверной замок. — Амадей? — заглянувшая в дверной проём девушка ахает и пулей влетает в комнату, судя по грохоту, запнувшись о подол собственного платья, — Брат, всё в порядке? Тебе плохо? — Оливия… — хрипло бормочет старший брат, накрыв глаза ладонью, — Почему ты не спишь?       Смотреть на младшую сестру… не хочется.       Точнее, на самом деле хочется невыносимо. Сколько человек продадут душу дьяволу за то, чтобы сейчас оказаться на его месте?       Адаму момент кажется переломным. До этих самых пор парень воспринимает остальных героев новеллы, исключая самого Амадея, коим теперь является он сам, как неких отдалённых, возможно где-то существующих людей, к нему не имеющих ровным счётом никакого отношения. Сейчас виновница грядущей смерти сидит напротив, скорбно хлюпает носом и наверняка утирает слезящиеся глаза рукавом ночной рубашки.       Отношения между родственниками оставались тёплыми ровно до того злополучного дня, когда несравненная главная героиня влюбилась в жениха младшей наследницы рода Морган. Амадей-из-игры, тот, чьи решения являлись набором команд, указанных создателем-программистом, решил не вмешиваться. Он изначально не был хорошо прописанным персонажем, поэтому любителям «Легенды» оставалось лишь догадываться, что именно время от времени щёлкало в мозгу заботливого старшего братца. Спустя несколько месяцев, когда в конец лишённая всякого благоразумия девушка попросила помощи напрямую, он вызвал изменщика на дуэль. Такое решение проблемы Оливию не устроило. Дружба между ними окончательно разладилась, вампир-муженёк благополучно сбежал к другой, затаив на обидчика злобу; в итоге скандал вылился в одну из самых жалких, почти что идиотских в истории новеллы смертей.       Фанаты оказались разочарованы. Адам в том числе. — Я просто волнуюсь, — негромким, смущённым голосом шепчет собеседница, будто боясь, что их могут услышать, — Сегодня днём мы уезжаем в академию. Последний год учёбы, ты уйдёшь, будешь заниматься делами рода и совершенно про меня забудешь. Мне будет так одиноко… — С тобой будет Рассэль, — вспомнить имя неблаговерного стоит меньших усилий, нежели произнести его без рвотных позывов, — И Лука. — Лука тоже будет занят, — опечаленно произносит Оливия, однако тут же ахает, совсем по-детски дёргая старшего за рукав, — Посмотри, там Нитарáда! Говорят, если увидеть её до полудня, то будешь жить дольше!       Амадей сдаётся, однако смотрит на не тупую Нитараду. Нечто, отдалённо напоминающее крошечного павлина, вспархивает вверх и молниеносно теряется в густой кроне дерева под окном.       Накрутив одну из пушистых, блондинистых кудряшек на указательный палец, Лив оборачивается и пронзает хрупкое сердце брата тем самым взглядом небесно-голубых глаз, в который влюбились не сдавшиеся под обаянием главной героини фавориты.       Младшая из Морганов привлекала Адама ещё будучи нарисованной персоной.       Глядя на новоявленную сестру, такую счастливую и совершенно не похожую на заплаканный образ из концовки каждой ветки, он хочет смеяться. Довольно иронично: попасть в тело брата героини, с которой ему ничего не светило, а теперь подавно.       Тупая Нитарада на ветке под окном приказывает долго жить. — Лука… Да, наверное ты прав, — наконец отстранённо соглашается девушка и тут же переводит тему диалога, — Так что ты делаешь на полу?       Совсем забывший о своём неоднозначном положении Адам тут же подскакивает на ноги, бегло отряхнув пыльные спальные штаны. Солнце за время диалога успевает подняться высоко над горизонтом и теперь освещает профиль стоящей напротив окна девушки подобно ангельскому нимбу. — Я в порядке, — благоговейным шёпотом отзывается Амадей, после чего, откашлявшись, всё же справляется с собственной истерикой, — Я в порядке, тебе не нужно волноваться. Лучше вернись в комнату и отдохни, юной леди не пристало появляться на публике с отёкшим лицом.       Последние слова вылетают сами собой, будто вписанные на подкорку сознания чьей-то злостной рукой. Девушка вспыхивает: шея с кончиками ушей пылают всеми оттенками алого, щёки и нос покрываются яркими карминовыми пятнами, из-за чего старший брат несколько секунд ошарашенно косится на сестру, а после зажимает рот рукой, чтобы не рассмеяться. Такой резкий контраст между абсолютной идеализацией нарисованной картинки и почти реальным человеком бьёт под дых. Оливия не заслуживает быть отвергнутой любимым из-за какой-то посредственной идиотки, наделённой обаянием главной героини. — Не смешно! — злится она, после чего вскакивает и, топнув тонкой ногой, обутой в аккуратные белые туфли, похожие на пуанты, выбегает прочь.       Должно быть, для молодой девчонки, выросшей в выдуманном дворянском обществе, внешность занимает если не первую, то одну из возглавляющих рейтинг позиций. Как тягаться с очаровательной соперницей, если не обладаешь абсолютной, непобедимой привлекательностью?       Амадей падает обратно на пол.       Ему следует извиниться. Потом.       Тихий стук в дверь раздаётся спустя долгие четыре с четвертью часа. Солнце давно в зените. Амадей продолжает валяться на полу, за всё время пошевелившись лишь единожды: перевернувшись со спины на живот, утыкается носом в сгиб испачканного пылью локтя, вдыхая терпкий запах лекарственных трав.       Молодой слуга входит в комнату гораздо раньше, чем парень успевает не то что ответить, — даже осмыслить необходимость ответа; приоткрывает дверь, быстро проскальзывает внутрь, как заправский шпион, бегло осматривается и, наконец, натыкается взглядом на хозяина. На мгновение чужое лицо искажает вся та гамма эмоций, что юноша испытывает: тонкие чёрные брови выразительно изгибаются, рот слегка приоткрывается. Незнакомец выглядит достаточно озадаченным, чтобы Адама добил новый приступ неконтролируемого смеха. Не задав ни единого вопроса, гость делает маленький шаг назад, мнётся на месте, после чего подходит поближе и аккуратно склоняется над Морганом. Тот лениво приоткрывает один глаз. — Амадей… ты… вы…       Раз обращается по имени, значит знаком лично — думает парень и вытягивает левую руку вверх, чтобы ухватиться за тут же подставленный локоть. Раз знаком лично, значит работает долго. Лежать на полу становится действительно неудобно. Копчик неприятно саднит, спина давно затекла, а сцепленные ладони, подложенные под голову, успели онеметь от постоянного давления. Своё состояние он оценивает на шестёрку по шкале от одного до десяти.       Пожилой дворецкий Дентон — единственный работник поместья, чьё имя упоминается в новелле. Молодой румяный шатен соскальзывает на колени, с нажимом ведёт по бёдрам, стряхивая пыль с мелким мусором, а на знакомого ворчливого старика походит всё меньше и меньше. Когда чужие ладони с явным намёком ложатся на пах, Амадей отшатывается назад и срывающимся голосом сипит: — Я хочу принять ванну. Один.       Не до конца ясно, кто напуган больше: Морган — внезапным домогательством, или незнакомый юноша — не менее неожиданным отказом; оба пялятся друг на друга считанные секунды, которые тянутся в разы дольше вечности, потом слуга быстро подскакивает на ноги, пятится назад, отчаянно, судорожно кивая, и убегает прочь.       Его никто не останавливает.       Огромный мраморный бассейн занимает добрую часть открытых купален. Немногим дальше находится их закрытая часть. Вокруг валяется сорванная ночным штормом мокрая листва, обломки сухих веток, вырванные клочья травы. В полном одиночестве, среди совершенного беспорядка, вызванного самой природой, Амадей чувствует себя на удивление комфортно. Тёплое полуденное солнце приятно ласкает бледную, не тронутую загаром кожу, а парень почти стонет от удовольствия, подставляя усталое лицо мягким лучам.       Глаза предательски слипаются, тело против воли заваливается на бок. Змей-искуситель жарко шепчет на ухо что-то вроде «Почему бы нет, что ты теряешь?», и Адам полностью отдаётся этому дьявольскому соблазну, запрокидывая голову назад, жмурясь.       Сон настигает медленно, тягуче, словно яд — такой же сладкий и смертоносный. Разомлевшее в горячей воде тело охватывает блаженная нега, любое лишнее движение обещает быть ужасно мучительным. Влажный, прохладный бортик под щекой кажется настолько мягким, лучше любых королевских перин, словно был создан с одной только целью: позволить Адаму, наконец, расслабиться и забыться в царстве Морфея.       Моргану ничего не снится. Он даже не уверен, спит ли вообще? Чьи-то взволнованные голоса на заднем плане звучат колеблющимся эхом, то отдаляясь, то приближаясь, похожие на прилив могущественных морских волн. Плотный поток затмевает собой всё сущее, будто парень находится на дне океана, на глубине тысяч лье, под давлением сотен Паскалей. Уважаемый хост, поздравляю вас с успешным завершением миссии! — внезапно гремит в ушах.       Амадей распахивает глаза, ощущая только адскую боль в лёгких и удушье. Судорожный вдох тонет в толще воды из бассейна. Чьи-то руки тянут его наверх, вон из темноты рокового плена, навстречу приветливым, таким родным, близким лучам горячего солнца. Уважаемый хост, за успешное завершение миссии вам начисляются очки опыта в количестве…       Парень не слушает.       Реальность перед глазами плывёт, словно он до сих пор находится там, внизу, а сверху — лишь колышущаяся под слабыми порывами ветра бесконечная водная гладь.       На грудь ощутимо давят. Вроде бы делают непрямой массаж сердца, но Адам не будет возражать, даже если его сейчас препарируют без наркоза, лишь бы избавиться от разъедающего глотку бесконечного жжения. Кислород подобен кислоте; он пытается сделать вдох, однако выходит лишь слабый, задушенный всхлип, после чего начинается судорожный кашель. Широкие, покрытые грубыми мозолями, явно мужские ладони придерживают его за плечи, не позволяя упасть. Лишь благодаря им Амадей всё ещё держится на коленях, не съехав лицом в только что собственноручно- собственноротно выкашлянную лужу смеси содержимого бассейна и желудочной кислоты. Кажется, в какой-то момент его начинает рвать. Глаза слезятся. Организм, доведённый до критического состояния голоданием, бессонницей и, вероятно, второй за сутки смертью, выворачивает наизнанку всё то, что ещё осталось в несчастном настрадавшемся теле. — Всё нормально, всё хорошо, — шепчут в самое ухо, и парень снова отключается, в кои-то веке не беспокоясь за свою никому не нужную жизнь.