Герой на полставки.

      Адам приступает к учёбе спустя полторы недели незапланированного отпуска.       На самом деле, его выпускают чуть раньше. Температура стремительно падает и больше не поднимается через три дня, а ближе к выходным редкие периоды апатии сменяются полной меланхолией.       Он до победного отлёживается на больничной койке и слёзно жалуется медсестре на боли в груди, ушах и третьем глазе; не считайте его ленивым, всё дело в инстинктах самосохранения! Уютное помещение медицинских палат кажется таким безопасным в сравнении с чудовищным миром, где каждый так и норовит стереть Амадею память, отравить его или задушить.       Парень вздыхает и прижимает тыльную сторону ладони ко лбу.       Сказки про принцесс — бред. Всё, что достаётся герою после битвы с драконом — паранойя и нервный тик.       Школьная жизнь напоминает первые курсы института. Морган с трудом понимает, что происходит, поэтому его успеваемость летит вниз с ускорением, явно превосходящим свободное падение. Он шутит про другую вселенную и законы физики, пока Лазар трижды повторяет ему лекцию о свойствах сонной одури.       Занятия, так или иначе связанные с физической активностью, отходят на второй план.       Амадей может быть профессионалом в стрельбе или метании кинжалов, однако Адам — это Адам. Он с трудом понимает, с какой стороны хвататься за дурацкий двухсторонний меч, который ему вручают на первой практике. Можно пробежать марафон, отжаться сорок раз или подтянуться — тридцать, однако блистать полным отсутствием знаний, которым обучался долгие годы, действительно ужасный вариант.       Морган решает игнорировать существование физической культуры.       Отношения с учителями также складываются весьма посредственно. Оригинал оказывается проклятым педантом, поэтому внезапные двойки в личном деле, прогулы и опоздания значительно портят его репутацию. Адама отчитывают минимум дважды в день, назначают дополнительные занятия, однако вскоре терпят сокрушительное фиаско. Видя в расписании очередные четыре часа отработок по каждому из предметов, выставленные ровненьким столбиком после пяти пар на всю неделю, парень просто комкает лист бумаги и метким броском отправляет его в мусорное ведро. — Снова? — негромко интересуется сидящий напротив Лазар. — Ерунда, — отмахивается Морган и словно курица-наседка подкладывает сконфуженному Луке некую мясную субстанцию, похожую на холодец с зеленью.       Мальчишка выглядит польщённым. Его живот урчит от голода, несмотря на то громадное количество еды, которое тот умудряется запихивать в себя с невероятной скоростью. Амадей всерьёз беспокоится о желудке подопечного, но больше — о его манерах. Точнее об их отсутствии. — Очередные отработки, — продолжает Морган. — Тебе стоит уделять больше времени учёбе, — возражает подошедшая к столу Оливия.       Сестра грациозно опускается на стул. Она движется медленно, плавно, и Адаму кажется, что сравнивать её с глупыми лебедями будет слишком оскорбительно. Он не может отвести взгляд до тех пор, пока не получает тычок локтем.       Чёрт.       Он действительно похож на извращенца, да?       Кажется, все что-то понимают.       Чёрт.       Он не хочет становиться тем самым старшим братом из комедийных аниме, помешанных на младшей сестричке. Это отвратительно! Нет, он не извращенец!       Адам вздыхает и вновь пялится на Оливию.       Ладно, возможно он почти да. Почти.       Когда Моргану позволяют вернуться в комнату, он испытывает странные чувства.       Безукоризненно выглаженное постельное бельё, натёртые до блеска половицы, сдвинутые уголок к уголку тумбы — всё это, кажется, довольно веско вписывается в характер оригинала, однако знатно воняет ОКР. Адам осматривает полупустое помещение и понимает, что ему немного страшно находиться в этом кукольном домике. Идеально отполированные деревянные стены давят, и единственным пятном, выделяющимся из общей картины, становится засохшая кровь возле кровати.       К горлу Амадея подкатывает тошнотворный ком.       Он выбегает на улицу.       Он не хочет возвращаться.       Комендант общежития клянётся, что это простая краска, и Адам соглашается, хотя совершенно точно не находит в комнате предметов красного цвета. Чёртова капля алеет на светлом древесном покрытии, словно насмехаясь. Если приглядеться, в её расплывчатых краях почти можно увидеть намёк на улыбку. Айлу говорит, что это странно. Адам считает это первым признаком шизофрении.       Вместе с Лукой они двигают широкий резной шкаф. Кровать с посторонней помощью перемещается ближе к окну, а Камелия, пытаясь подружиться со всеми сразу, притаскивает потрёпанный жизнью кусок ковра. Он заметно косит на один бок, однако быстро находит пристанище посреди комнаты.       Тем же вечером, лёжа в постели и глядя в потолок, Амадей понимает, что здорово оплошал.       Как он мог перейти дорогу Каллисто? Почему полез спасать алхимика? Что это за чертовщина с блокировкой памяти? Система молчит как партизан, поэтому вопросы тонут в тишине общежития.       Внезапно со стороны двери раздаётся тихий шорох.       Морган не успевает испугаться. В темноте дверного проёма друг за другом возникают три долговязых силуэта старшекурсников, которых мозг парня идентифицирует как друзей оригинала. Троица, словно группа заправских шпионов, оглядывается по сторонам, не находит никого подозрительного и начинает шептать: — Амадей, мы думали, ты уже не выйдешь из медицинского крыла! Мы слышали, что тебя нашли на улице в снегопад! — Там уже все собрались, ждут только тебя! Не шуми! — Оливия уже на месте! Говорят, будет даже господин Иль Каллисто!       Парень не до конца понимает, что происходит, однако его руки уже насильно засовывают в рукава рубашки, а ненароком брошенная фраза про сестру действует подобно спусковому крючку. Он успевает завязать шнурок только на правом ботинке.       У Моргана возникают крошечные подозрения.       Спустя минуту нарушители крадутся по кустам в сторону города.       Чуткий слух Амадея улавливает громкие, нетрезвые вопли; кажется, где-то в стороне играет музыка. В его руку впихивают бутылку чего-то, терпко пахнущего кислым спиртом, и да, его ведут на студенческую попойку, и он пребывает в полном восторге от этой мысли.       Вместо ночного клуба и диджея здесь огромная городская площадь, наполненная сотнями людей. Толпа кочует из стороны в сторону, сбивая друг друга с ног. Слышатся песни, плеск пролитого алкоголя и незнакомые крики. Амадея пихают в бок и выталкивают куда-то в центр. Он жмурится, ощущая на своём лице жар магических огней, словно тысячи крошечных звёзд парящих над головами студентов. Промозглый ветер дразнит разгорячённую кожу, однако из-за скопления народа холод почти не чувствуется; дыхание десятков людей сливается один единый голос.       Лицо Моргана освещает блеклый, пробивающийся сквозь тяжёлые тучи свет луны.       Он не делает ни глотка, однако его лицо заливает лихорадочный румянец, когда незнакомая младшекурсница утягивает его в толпу и кружит в замысловатом танце, отдалённо напоминающем некий самобытный вальс. Адам сжимает стройную талию незнакомки ладонями, громко смеётся, и этот отчаянный хохот эхом разносится по площади. Его подхватывают другие голоса.       Морган не может понять, откуда доносится музыка. Он не видит ни музыкантов, ни музыкальных инструментов. Живая, быстрая словно горный ручей мелодия растекается вокруг, разливается струящимися потоками вина и пролитыми каплями горького пива. Ноты тонут в брызгах настоек и поднимаются в воздух вместе с паром, который слетает с губ Адама, когда он полной грудью вдыхает морозный воздух. Улицы пахнут гарью костра, спиртом и отчаянной, бурлящей жизнью.       Его голос тонет в буйстве целого моря чужих. — Амадей! — грубо восклицает знакомый голос.       Чья-то крепкая рука хватает парня за край плаща и вытаскивает из людского потока. Щёки Моргана жжёт ледяным ветром, когда вокруг не остаётся пылкого жара тел. Он обнимает плечи руками и моргает, глядя в прищуренные глаза Лазара. Алхимик стоит прямо, покачивает в руке маленький полупустой бокал пива и выглядит довольно расслабленно для кого-то с новой ссадиной на подбородке. — Снова? — злобно спрашивает Амадей. Парень не помнит, чтобы брал в рот хоть каплю, однако в его крови бурлит алкоголь вперемешку с праведным гневом. — Ерунда, — возвращает ему собеседник. — Идиот.       Морган запрыгивает на край помёрзлого железного забора и ленивым жестом закидывает одну ногу на другую. Теперь они с алхимиком почти одного роста. Амадей осматривает множество сплетённых друг с другом тел всех возрастов, движущихся в безумной синхронизации звуков и движений. Он замечает Лив с наречённым мужем и слегка хмурится. Вампир, кажется, ощущает буравящий спину взгляд: оборачивается, бегло оглядывается по сторонам и перемещает свои загребущие руки чуть выше, чем те были изначально. — Я хотел поблагодарить тебя, — негромким, разборчивым голосом произносит Лазар. — Ты уже благодарил, — отзывается Амадей. Музыка сменяется более медленной мелодией, его внимание сосредотачивается на вальсирующих парах. — Я хотел поблагодарить тебя, — с нажимом повторяет алхимик.       Парень несколько секунд бесцельно хлопает глазёнками, прежде чем обернуться на собеседника и неоправданно жалобным голосом пробормотать: — Подожди, ты же не думаешь, что я…       Чёрт.       Оригинал же именно да.       «Да» со слугами, «да» с императором, наверняка «да» с кем-то ещё, про кого сам Адам ещё не слышал. — Нет, — твёрдо произносит он, — Нет, нет, нет. Нет. Нет. Я сделал это, потому что так вышло. Ты мне ничего не должен. Просто совпадение обстоятельств. Ничего большего. Я от тебя ничего не жду.       Поток бессмысленных оправданий не иссякает, когда на плечо Амадея опускается широкая ладонь. Алхимик мягко, понимающе улыбается. На мгновение кажется, что в этой улыбке есть что-то разочарованное; уголок чужих губ слабо дёргается, словно пытаясь сохранить то положение, в котором замер в данный момент.       Морган вздыхает.       Он и сам в себе разочарован.       Мог подружиться с одним из фаворитов, а в итоге просто… Чёрт! Чёртов оригинал со своей продажной репутацией!       Адам стискивает ладони в кулаки настолько сильно, что костяшки его пальцев бледнеют от недостатка крови. — Не хочешь потанцевать? — с лёгкой насмешкой в голосе произносит Оден. Он смотрит в глаза собеседника и залпом опустошает бокал, не позволяя себе сказать хоть слово для отступления.       Площадь постепенно пустеет. Сигнальные огни, больше не поддерживаемые присутствием студентов, слабо мерцают словно перегоревшие лампочки. Улицы озаряются бледными всполохами огней, которые вскоре окончательно затухают, погружая редкие скопления оставшихся людей в ночную темноту.       Парень несколько долгих мгновений смотрит на лицо алхимика, озарённое тусклым светом пробивающейся сквозь облака луны, и соглашается.       Чужая рука сухая, а хватка крепкая, в отличие от вспотевших ладоней самого Моргана. Он не до конца понимает, почему соглашается, однако царящая вокруг вакханалия невольно нежно гармонирует с интимностью момента. Он делает шаг вперёд, перешагивая осколки разбитой бутылки, и не может сдержать широкую улыбку.       Всё это до странности приятно.       Адам вспоминает, как кружил в танце свою лучшую подругу на выпускном балу в университете. Вспоминает, как сверкало в свете софитов её жемчужное платье, и свой чернильный пиджак, испачканный пролитым пуншем. Лазар не похож на его подругу детства; более того, его сложно принять даже за простую девушку, однако сердце парня колотится также быстро, как и в тот день.       Он несколько раз заметно болезненно наступает на ноги своего партнёра, однако тот даже не кривится. Его недовольство выдают лишь прерывистые вздохи, однако на лице алхимика до последней секунды держится расслабленная ухмылка.