there is nothing left

— Кавински! — Ронан влетает в дом Джозефа, выбивая ногой входную дверь, которая и так была не заперта, но он слишком зол сейчас, чтобы размениваться на такую херню, как дверные ручки. Чистая животная ярость горит в его венах и грозится задушить хозяина, если он не выплеснет её на свою цель, пока чёрная, как сама ночь, кровь всё ещё стекает по спине прямо в джинсы, а футболка мерзко липнет к коже, вызывая новый приступ злости и тошноты. Пролетев два лестничных пролёта на второй этаж так, будто их и не было, Линч обнаруживает свою жертву спящей в самой дальней комнате на огромной четырёхспальной кровати с большими резными балясинами по периметру, которые, судя по висящим цепям и кожаным браслетам на них, служили только для одной очевидной цели. Вокруг кровати валялись бутылки из-под алкоголя, клочки бумаг, засохшая еда и ворох одежды, в которой, кажется, кто-то шевелился, и Ронан совершенно не желал узнавать, кто именно. Сам же Кавински спал, как ни в чём не бывало, замотанный в простыню, под которой, Ронан точно знал, не было ничего, кроме самого Кавински. — Просыпайся, ушлёпок, пока я тебя не прикончил прямо во сне! — рычит Ронан кидая в Джозефа жестяную банку из-под пива, попадая точно в голову спящего. Но тот лишь едва морщит нос и что-то недовольно бубнит сквозь сон. — Вставай, блять, я кому сказал! Нервы у Ронана сдают окончательно, когда и после третьей попытки Джозеф не проявляет никакого интереса к реальному миру, продолжая преспокойно дрыхнуть, вынуждая Линча идти на крайние меры. Забравшись сверху на Кавински, усевшись прямо на бёдра, и придавив его всем своим весом к кровати, Ронан со всей дури замахивается, влепляя такую пощёчину, что голова парня дёргается в сторону, и тот тут же приходит в себя. Ответный удар следует практически сразу, но не находит своей цели. Ронан успевает перехватить за запястье руку атакующего. Сначала одну. Потом вторую. Придавливая их со всей силы к матрасу по обе стороны от плеч Джозефа и нависая над ним с довольной гримасой, выражающей и ликующую победу, и злость одновременно. Впервые за долгие месяцы издёвок и потрёпанных нервов, Ронан ощущал себя хорошо. Он и не понимал до сих пор, как чертовски устал от Кавински и его выходок. — Ох, детка, это ты. А я уж решил, что меня убить пытаются, — Кавински успокаивается намного быстрее, чем ожидалось, и улыбается так, словно это не ему только что влепили по морде и обездвижили. А в его голосе не прозвучало даже и намёка на удивление от того факта, что именно Ронан его и припечатал, сначала по морде, потом к кровати. Это бесило. — Знаешь, в следующий раз, когда решишь прийти понежиться со мной, лучше снимай одежду сразу. Запашок от тебя сейчас не самый лучший. Ты что, в канаве купался? — Не делай вид, что не знаешь ничего об этом, — Линч взглядом показывает на свою, пропитанную чёрной кровью, футболку и стискивает пальцы на запястьях Кавински ещё туже. Наклоняется к его левому уху, продолжая говорить уже шёпотом. — Я тебя предупреждал, что будет, если ты ещё раз сунешься в мои сны? Я говорил тебе десятки раз, чтобы ты отвалил от меня нахрен. Но ты как пиявка. Продолжаешь присасываться ко мне. Несмотря на то, что получаешь отказы снова и снова. Джозеф не пытается вырваться из его хватки или отпрянуть. Он вообще не пытается ничего сделать. Он думает только о том, как вес Линча придавливает его к кровати. Как ноги Ронана сжимают его бёдра по обе стороны, а тело слегка соприкасается с его пахом, когда тот наклоняется. Как горит его кожа на запястьях от ладоней Ронана. Пусть она горит и от боли, плевать. Он готов терпеть даже это, лишь бы вот так ощущать его близость. От шепота Линча Кавински хочется застонать, да так чтобы тот слышал его. Чтобы понял наконец, что… — Я не стану больше повторяться. Ронан вновь выпрямляется, и мысли Джозефа рассыпаются под его холодным взглядом. Он хотел ему ответить, выплюнуть всю грязную правду в это жестоко красивое лицо, но сил лишь хватило на кривую ухмылку. Кавински до сих пор волнами бросало в жар от каждого мимолётного движения Линча на нём. Он не мог даже пошевелиться, не говоря уже об ответных словах, что просто застряли комом в его горле. Ебучий случай. Надо же было ему так втрескаться в этого фермера. Который даже сны свои нормально контролировать не умеет, каждый раз пуская его к себе. А теперь ещё и виноватым его делает, хотя мог бы хоть раз просто выслушать. — В следующий раз, когда ты решишь наведаться в мои сны, в мой дом, в мою жизнь — я убью тебя. И тогда ты сдохнешь на все сто процентов, а не как в прошлый раз, лишь на девяносто. Может хоть тогда твоя мамаша приедет, чтобы убедиться в твоей смерти. Кивни, если понял. Кавински не кивнул. Он не собирался доставлять Ронану такое удовольствие. Только не теперь, когда яд капал из его рта, разъедая всё, чем дышал Джозеф. Слова Ронана просачивались под кожу, оставляя ожоги на каждом воспоминании, где тот был. Где сам Джозеф говорил ему, что он пережил в тот день, когда огненный дракон прошёл сквозь его тело. Как он едва выкарабкался с того света, и, как оказалось потом, что даже родная мать не приехала к нему чтобы хотя бы убедиться, что он жив. Ронан бил по самому больному, прекрасно осознавая вес своих слов. Он не был идиотом. А вот Джозеф, кажется, был. Он надеялся, что Ронан даст ему возможность всё исправить или хотя бы загладить вину. И только теперь стало до смешного очевидно, что у него никогда не было ни единого шанса. Линч же, так и не дождавшись ответа, сделал вывод, что молчание — знак согласия, и до Кавински наконец дошли все его слова. Он понял, что это была победа, по тому, как Джозеф смотрел на него. В его глазах больше не горел огонь. Теперь в них была пустота. Разжав наконец ладони и отпустив Джозефа, Ронан намеревался тут же уйти, но всего на секунду задержал взгляд на руках парня, которые остались в том же положении. По спине пробежал холодок. Красные отметины в форме его пальцев обрамляли тонкие, бледные запястья, смыкаясь со всех сторон как браслеты. Ронан едва отдавал себе отчёт, когда сжимал их всё сильнее и сильнее, и теперь, после всего сказанного и сделанного, он не знал, как себя вести и что сказать. До абсурдности глупо, но Линч не хотел причинять ему физической боли, несмотря на угрозу смертью. Он был уверен, что хватит только слов. Его мысли от увиденного спутывались всё сильнее, а сам он всё продолжал сидеть верхом на Кавински, не отводя взгляда от его рук. Это, конечно же, не утаилось от внимания самого Джозефа. — Не переживай, Ронан. Это пройдёт. Как и всё в нашей жизни, — тихий смех Кавински пронзил тишину комнаты, выводя Ронана из оцепенения. А когда он рывком соскочил с него и с кровати — хохот парня только усилился, становясь всё безумнее. Джозеф смеялся и смеялся, сгибаясь пополам на своей огромной кровати, будто всё это было до ужаса уморительно. Вот только не было. Не для Ронана. — Ты чёртов псих, — сжимая кулаки, Линч направился поскорее к выходу, чтобы этот больной на голову ублюдок больше не посмел забраться к нему в голову и посеять хоть каплю сомнения и чувства вины. — Придумай уже наконец что-нибудь новенькое, Линч! Это чертовски утомительно, слушать одно и то же, — бросил ему вдогонку Кавински, вновь заливаясь смехом. Он продолжал смеяться даже тогда, когда Ронан уже покинул дом. Ронан слышал его смех даже когда проехал десятки километров. Смех Кавински впечатался ему в подкорку, словно заевшая старая пластинка, проигрывая одно и то же, снова и снова и снова, пока он, наконец, не отключился, забываясь во сне, в котором не было ни смеха Джозефа, ни самого Джозефа. Он не пришёл. Ронан получил что хотел. Но когда наступил новый день, он уже не был так уверен в своей победе.