Флирт с драконом

      — Ваша светлость, мы послали всадников во владения, расположенные ближе к столице, чтобы призвать их лордов и леди ко двору присягнуть вам и вашим притязаниям, усилив армии, которые мы намерены отправить, чтобы вернуть Харренхолл и Драконий Камень. — десница, к которому обращались, пока я вертел перед собой глаз дракона, задумчиво положив подбородок на сгиб большого и указательного пальцев. Членство в зеленом совете было источником информации. Каждый кусочек более информативен, чем предыдущий, и все это помогает мне вернуться к моей жене. Матушка настояла, чтобы я еще несколько дней полежал в покое и позволила моим новым украшениям зажить. Я настаивал на том, что необходимо принять меры, и это не произойдет без моего присутствия. Эйгон проявил инициативу, объявив о проведении праздника в честь Дейрона и в мою честь за то, что я раз и навсегда вывел Люцериса из этой войны, отчасти сменив поле боя.       — Надеюсь, чтобы затащить эту вероломную шлюху обратно в ее башню. — самодовольное лицо лорда Тиланда выражало мысли о его собственном уме. — До тех пор, пока у нее не родится ребенок, конечно. — пробормотал он, поймав мой убийственный взгляд и напряженный хмурый взгляд. — Тогда, я говорю, пусть палач сделает с ней все, что он может.       — Что насчет этого нападения на Харренхолл? — спросил я, ожидая ответа скорее от десницы, чем от своего брата. — Есть ли среди них лидер?       — Ты хочешь возглавить атаку, брат? — Эйгон ухмыльнулся, когда я пробудил его интерес.       — Я хочу отблагодарить свою… — я многозначительно взглянул на Тиланда. — Предательскую шлюху и ее семью обратно в десятикратном размере.       — Конечно, при сложившихся обстоятельствах ваш брак признан недействительным перед Семеро, — настаивала мать, меняя тему, глядя на мейстера Орвила. — Должно быть что-то такое, что освобождает его от клятв.       Мейстер неловко заерзал под взглядами всех за столом, избегая конкретно моего.       — К сожалению, Ваша светлость, из-за завершения брака и отсутствия реальной вины в глазах Семерых… оснований для аннулирования нет.       — Она зарезала моего мальчика. — сказала матушка, для пущей убедительности хлопнув ладонью по столу, и ее глаза умоляюще посмотрели на Орвила. — Вы сами видели раны и порезы, мейстер. Она намеревалась убить его, но отделалась лишь увечьями. — я бы вряд ли счел это увечьем… Учитывая, что мне пришлось умолять ее сделать это в первую очередь, черт возьми.       — И все же принцесса носит в себе ребенка принца Эймонда, — перебил Отто, казалось, взволнованный сомнениями моей матери. — Очевидно, что у них не было проблем с совокуплением после их завершения. — в то время как моя мать продолжала защищать меня, я видел сомнение в глазах лорда Десницы и его тоне. Он с самого начала скептически относился к побегу Висеньи, и его было труднее всего убедить, несмотря на мои усилия. Он пытался проникнуть в мою психику под влиянием лекарств и зелий, данных мейстерами, но моя мать быстро выпроводила его, чтобы помочь моему выздоровлению и прекратить его непрекращающиеся допросы. Мне стало ясно, что либо я должен вызвать у него притворную неприязнь, либо покончить с ним сам, прежде чем он расскажет о своих сомнениях моему брату.       Для Эйгона этой раны было достаточно. Грязные и мерзкие слова, которые я не имел в виду, но выплевывал как яд, убедили моего брата в моем отвращении и абсолютной ненависти к принцессе, несмотря на правду — что мысль о том, что она родит моего ребенка под любым таким давлением, без меня, находящегося на расстоянии вытянутой руки, чтобы утешить или попытаться успокоить ее, даже если результатом были только проклятия и ногти, впивающиеся в мои руки, когда она кричала на меня, выжигая страдание в самой моей сердцевине.       — Это было до того, как она замыслила убить моего сына. — снова подчеркнула она, поворачиваясь к Эйгону. — После Рейниры, с Висеньей нужно разобраться по всей строгости закона.       — После поимки принцессы Висеньи и как только ребенок будет доставлен в целости и сохранности, она будет в распоряжении моего брата. Хотя у меня есть несколько собственных методов, тебе нужны идеи о том, как с ней справиться, Убийца родичей. — предложил Эйгон со зловещей ухмылкой на губах, отпивая из своего кубка. Убийца родичей. Титул, ошибочно присвоенный мне, к большому огорчению Дейрона. Я мог видеть бурлящее негодование каждый раз, когда имя Эйгона срывалось с губ в похвалу моей работе. О работе Дейрона. Настоящий Убийца родичей. Я сам хотел посвятить его в рыцари с этим титулом. Оторвавшись от похвалы и волнения, которые вызвали в глазах Эйгона, но сейчас был прецедент. Прецедент, который я создал гораздо раньше, чем когда началась вся эта война, и которому пришлось следовать до самого конца.       — Я хотел бы услышать ваши предложения, мой король… возможно, после того, как я покончу с ней… — эта идея, несмотря на то, что сорвалась с моих губ, заставила мою кровь вскипеть. Идеи и мерзкие мысли о том, что Эйгон намеревался сделать с моей женой после ее поимки, танцевали в глубине его глаз, только еще больше разжигая огонь, который рос внутри меня. — Расскажите мне больше об этой крепости в Харренхолле, — приказал я, немного откидываясь на спинку стула и слегка напрягая рану в боку.       — Принц Деймон и черные уже некоторое время оккупируют замок. Говорят, что Речные земли, так же как и Долина, присягнули на верность притязаниям принцессы Рейниры. — вмешался лорд Ларис Стронг с противоположного конца стола.       — Что насчет Севера? — спросила матушка, приподняв бровь и глядя на меня в поисках подтверждения. — Лорд Старк согласился присягнул на верность Эйгону во время вашего пребывания в Винтерфелле, не так ли?       Это была самая сложная часть. На самом деле он поклялся в верности делу, которое решила поддержать Висенья, никогда не уточняя, на чьей стороне она намеревалась быть, заключив сделку с нашим ребенком, а не с Джейхейрой. Варвар также совершенно ясно дал понять, что его обещание будет на стороне моей жены, несмотря на шумиху, которую мы придумали вместе. Ворон, однако, загадочно заявил, что Винтерфелл присягнул принцессе Висеньи и делу принца Эймонда, никогда прямо не намекая, на чью сторону был сделан выбор. Но я знал. Висенья знала.       — Хранитель Севера написал клятву верности после нашего визита, да, — подтвердил я, слегка постукивая кончиками пальцев по прохладному камню.       — Но было ли это обещание дано по воле твоей жены? — Отто бросил на меня суровый взгляд, заставляя меня уступить под тяжестью его нынешней власти. — Или истинная преданность Эйгону и его притязаниям?       — Симпатия лорда Кригана к принцессе не влияет на его обещания, данные короне. — не ложь. — Он соберет свои знамена, когда его позовут. — тоже не ложь. Когда Рейнира планировала заявить о своих правах и поднять тревогу на весь Север, единственной возможной вещью, которая заставила бы гору-человека быстрее поднять своих знаменосцев, была бы просьба моей собственной жены.       Пекло.       Только Семеро знали, когда я смогу снова увидеть свою жену в этой жизни, но поскольку Хранитель Севера был так согласен с ее условиями и нравом, так охотно приходил, когда его звали, он мог так же легко обслуживать ее в мое отсутствие. Ее прихоти и желания в отношении трона и ее матери… ее другие желания…       Я покачал головой, отгоняя ядовитую мысль. Я просто убью и его тоже.       — Тогда у нас более чем достаточно людей, чтобы оправдать нападение на Харренхолл, — заключил Эйгон, игнорируя протесты десницы. — Эймонд разработает стратегию со стражниками и знаменосцами, от которых мы получили преданность в Королевских землях и Штормовых землях. — с точки зрения стратегического мышления, я никогда не считал своего брата таковым. Как будто приветствия и крики маленького народа пробудили в нем какое-то чувство долга, только усугубленное волнением от кровопролития и перспективой войны. Быть таким же, как его тезка — Завоевателем.       — Это было бы честью для меня, Ваша светлость. — я одобрил кивком, еще раз поймав пристальный взгляд десницы. Если он решил вмешаться в мои военные планы, так тому и быть. Я бы продолжал играть роль хорошего солдата, как бы это ни было сочтено необходимым. С планами стратегии сражения, намеченными на ранний вечер со знаменами и обещанием изучить земли и текущее местоположение позже той же ночью, Эйгон распустил совет на вечер.       — Как ты себя чувствуешь, любовь моя? — спросила матушка с неизменным выражением беспокойства на лице, взяв меня за руки, когда мы спускались по ступенькам.       Я посмотрел вниз на легкую хватку, которую она держала на моем предплечье, и накрыл ее руку своей.       — Дискомфорт приходит волнами. Мне приходилось гораздо хуже… — я заверил ее, когда мы достигли внешних залов тронного зала, с легкой болезненной улыбкой, которая остановила ее на полпути.       — О, — она сочувственно прищелкнула языком, осматривая мое украшение, которое я так решил оставить на всеобщее обозрение. — Мы должны найти замену. — я слегка схватил ее за запястье, когда она потянулась к моему шраму.       — Оставь это. Острое напоминание, которое каждый день насмехается надо мной из зазеркалья. Это подпитывает меня… движет моей целью сражаться. — это не ложь. Каждый день мое отражение было напоминанием о ней.       От моих новых шрамов и отметин до сверкающего знака, которую я заменил в ее честь. Ночной сон ускользал от меня в течение нескольких дней подряд, отчасти из-за периодической боли от моих заживающих ран, а отчасти из-за неизвестности. Я не мог послать ворона узнать о ее прибытии, и я, конечно, не мог подняться на Вхагар в моем прежнем состоянии. У меня не было возможности узнать, действительно ли она добралась до Драконьего Камня или нашла свое собственное безопасное убежище на побережье или даже за морем в Эссосе. И с нашим ребенком. Бывали вечера, когда я представлял, как она лежит в моих объятиях, царапая ногтями мой затылок, пока я шепчу ей на ухо валирийский, знакомя малыша со своим голосом. Ассоциируя меня с чем-то спокойным и безопасным. Ощущение защиты и места прибежища.       Чем-то, чем мой отец никогда не был для меня.       Матушка грустно улыбнулась, понимающе поглаживая большим пальцем мое запястье.       — Ты считаешь себя достаточно здоровым, чтобы присоединиться к нам за ужином? Хелейна и я планировали провести его с твоим дедушкой в башне с детьми. Возможно, угостишь их одной-двумя сказками, пока ночи в замке еще мирные. — она с надеждой сказала, что ее мучает беспокойство о неизбежном пожаре и сере, которые обрушатся на это массивное сооружение, которое мы все привыкли называть домом.       — Я мог бы внести кое-какие изменения в своем расписании. — я мягко улыбнулся, удовлетворяя ее просьбу. — Хотя, мне придется уйти пораньше вечером, чтобы лучше ознакомиться с текущей боевой стратегией.       — Я уверена, что десница был бы наиболее сговорчив, если бы показала тебе текущие планы. — она улыбнулась, ее взгляд остановился чуть выше моего плеча, когда знакомый звон металла о металл приблизился. — Тогда я буду ждать тебя сегодня вечером. — она запечатлела материнский поцелуй на костяшках моих пальцев, уходя с Колем следом. Была бы возможность, уходя с десницей, просмотреть карту стратегии. Могло бы быть множество возможностей, если бы я планировал вечер именно так. Доступ к информации был ошеломляющим… что делать с этой информацией — это совсем другое дело.       У лорда Лариса была паутина по всему Замку, не говоря уже о Королевстве. Лучший способ передать сообщение Висенье — это отправиться самому на передовую. К сожалению, это был также самый безрассудный образ действий, который оставлял возможность для верной смерти на каждом углу.       Но это был единственный способ.       И я должен был вернуться к ней до того, как они вернут ее мне.       Я отпустил Рикарда ранее вечером, несмотря на его настойчивое желание проводить меня в башню. Он знал об очевидных сомнениях и опасался моей компании наедине с десницей с того момента, как они отнесли мое окровавленное тело обратно с побережья. Без Висеньи у меня не было настоящих союзников, но с Рикардом я мог рассчитывать по крайней мере на одного человека. Кто-то, кто был бы моими глазами там, где мне не хватало, и ушами там, где я остался неуслышанным.       Башня сама по себе была путешествием, которое стало более приятным только после того, как я освободился от меча лорда Хайтауэра, когда я приблизился к тому месту, где он стоял в дальней нише коридора.       — Твоя мать упомянула о том, что ты наконец удостоил нас своим присутствием… — я наблюдал, как он постукивал пальцем по камню, искоса поглядывая на меня с обычным подозрением.       Я слегка нахмурился.       — Милостью Семерых и практикой мейстера ожидается, что я снова буду в полном здравии.       — Как скоро? — в его голосе звучало удивление.       — Достаточно скоро, чтобы повести людей против Деймона в Харренхолле. Вести наши войска и знамена в бой и славу. — десница рассмеялся, как будто мои намерения были каким-то представлением пьяниц из Блошиного дна.       — Против отца твоей любимой жены. Приготовился принести его голову королю. — Отто покачал головой, глядя на Королевство, солнце в нескольких шагах от того, чтобы скрыться за скалами. — Я должен был заставить твоего брата разрушить ее с самого начала. Возможно, тогда злобная сука все еще была бы прикована цепью к своей башне.       — Ты бы пожелал ей племенную кобылу… — мой глаз покраснел от ярости, я был слеп к окружающему миру, когда представлял его желанную фантазию. Тело моей жены заковано в цепи, чтобы мой брат и его мерзкие мечты могли делать все, что ему заблагорассудится.       — Лучше, чтобы ублюдки короля вышли из королевского чрева, чем из чрева обычной шлюхи. — прямо сказал он с легкой ухмылкой и невеселым смешком. — Валирийский род, который унаследует корону, как это сделал Мейгор и его отец до него. Я боюсь только того, что мы запятнали тебя до такой степени, что возврата нет. — он почти хмыкнул, когда знакомое выражение промелькнуло на его лице. Таким же взглядом он сердито посмотрел на Висенью с правой стороны Эйгона. Тот самый взгляд, который сопровождал злую ухмылку, когда мой брат потребовал, чтобы ее отправили в темницу.       — Я не…       — Не отрицай этого, мальчик. — он плюнул в попытке запугать меня и заставить подчиниться. — Этот фарс, это представление, которое мы все тщательно состряпали, обернулось для тебя. Твоя преданность искажена, это так же очевидно, как этот шрам на твоем лице. — он наклонился ближе, понизив голос чуть выше шепота. — Возможно, тебе и удается обмануть свою простодушную мать, но я вижу правду в твоих глазах.       Я стоял во весь рост, его слова не имели большого значения, поскольку я возвышался над ним.       — И какой правдой это было бы, лорд Десница? — прошипел я, подстрекая его к этому. Скажи это. Скажи это и покончи с этим сейчас.       — Возможно, ты и пострадал от ее руки, но это был твой собственный план, который помог ей сбежать, ты, вероломный трус. Она вонзила в тебя свои когти, и ты поддался ее колдовству. Ты действительно веришь, что чувства, которые она, по ее словам, питает к тебе, как и ты к ней, истинны? Мальчик без целостности своих частей, как тактично выразился Порочный принц? — он задохнулся от своих слов, когда я обвил руками его шею, прижимая его спину к своей груди, когда я сжал, отступая нашими телами в тень от главного зала.       — Мальчик без целостности своих частей, держащий жизнь мужчины без какой-либо власти, которую он утверждает, что держит в своих руках. — я зашипел сквозь стиснутые зубы, ослабляя хватку. — Моя жена передает тебе привет, — пробормотал я ему на ухо, пока он продолжал бороться, хватая ртом воздух и отбиваясь всем, чем мог, чтобы снять меня со своей шеи.       — Ты сумасшедший, мальчик. — Отто задохнулся, хватая ртом воздух и царапаясь, чтобы освободиться от захвата. — Она сделала это. Она сама виновата.       Наконец-то он все понял правильно. Во всем была виновата Висенья. Если бы я не был так раздосадован, так очарован и не страдал от ненасытного желания к одному из единственных людей, который осмелился проявить ко мне искреннее переживание, а не сочувствие, возможно, все сложилось бы по-другому.       — Возможно… Но если я был доведен до безумия из-за нее, я с радостью утону в этом. — я вскипел сквозь стиснутые зубы, быстро извернувшись, с легкостью свернув ему шею и почувствовав, как его тело обмякло рядом с моим собственным. Выворачивающее наизнанку чувство облегчения, смешанное с чувством вины, охватило меня, когда я опустил его на землю.       Убийца… это была такая же легкая ложь, как…       Леденящий кровь крик оторвал мое внимание от моих собственных замыслов, достаточно мучительный, чтобы у меня внутри все сжалось, когда я узнал вопли.       — Хелейна! — закричал я, бросаясь так далеко, как только позволяли мои ноги, вверх по винтовой лестнице навстречу ее крикам. Дверь, забаррикадированная изнутри, едва сдвинулась с места, когда я навалился всем телом на дерево. — Хелейна, открой дверь! — это был не крик, который так напугал меня. Это было то, что в нем содержалось. Я уже слышал, как моя сестра кричала раньше. Я слышал ее плач и муки агонии, когда вскоре после этого она родила близнецов и Мейлора. Это было леденящее душу зрелище. Это была глубокая и мучительная агония, подобной которой я никогда не испытывал и не желал своему злейшему врагу. Я снова и снова ударял плечом в дверь, каждый раз издавая легкий треск, но этого было недостаточно, чтобы пробить ее. Это казалось безнадежным, когда крики Хелейны превратились в скорбные и глубокие рыдания, рыдания, которые были достаточно сильными, чтобы сотрясать даже мое собственное тело с противоположной стороны двери. Сделав последний толчок в центр дверей, я прорвался внутрь, упав вперед на конструкцию, и мой желудок сразу же скрутило в ожидании худшего от открывшегося передо мной зрелища.       Матушка, избитая и окровавленная, с Мейлором, прижатым к ее груди, прижимающим его маленькую головку к ее телу, когда ее охватили неглубокие и полные ужаса вдохи. Ее глаза оставались пустыми от шока, она глубоко и с ужасом смотрела на Хелейну, рухнувшую у дальней колонны, прижимая к себе крошечные обезглавленные тела Джейхейриса и Джейхейры, когда она выла и визжала.       Я застыл — мое тело не желало утешать или подчиняться моему стремлению к порядку или помогать моим скорбящим матери и сестре, которые теперь держали на руках своих мертвых детей.       Послание черных моей семье было ясным…       Эта война не пощадила бы даже самых невинных из нас.