Янтарь

Нога в длинном чёрном носке с катышками у резинки, натянутом поверх тёмно-синих спортивных штанов, покачивается, свесившись с округлого подлокотника массивного дивана, который когда-то был нектариновым, а сейчас больше напоминал нектариновую косточку. Глухой звук от ударяющейся об обивку пятки вплетается в речь диктора, который с экрана телевизора рассказывает про бобровые плотины. Пахнет свежим мёдом, утром собранным с сот на кухне. Палец отправляет в рот сладкую сливу с тарелки, устроенной на мерно вздымающемся животе. - Солнышко, ты занят? – доносится с кухни чуть запыхавшийся женский голос. - Телик смотрю, - Джисон поворачивает голову, прикрикивая в ответ, чтобы было слышно в другой части дома. – А что? - Сбегай-ка грибов собери, а то я начала готовить и мне не хватило. - Грибов? - Да. Опят там, подосиновиков. Всё сойдёт. - Так были же в морозилке. - Да мало их, я вот тоже думала, что были, - протяжный вздох, ножик ударяет по доске, что-то шипит. – Давай по-молодецки, я пока лепёшек с луком наделаю. - Приготовь другое что-нибудь, мне так лень после пасеки в лес тащиться, - Джисон хлопает себя ладонью по лбу и недовольно трёт его пальцами, морщась. - Не пойдёт другое, ты же знаешь, что тётя Сохи очень любит мой грибной суп. Они не часто в гости приходят, так что обязательно надо их хорошенько накормить. Давай, пока темнеть не начало, половину корзинки набери и хватит на этот раз, потом ещё сходим на выходных. - Ладно. Блин… Отставив тарелку со сливами на тумбочку позади, Джисон вскидывает ноги, лениво перекидывая их через подлокотник и садясь. Пальцы скребут правый бок, приподнимая футболку. Кряхтя так, как будто ему за семьдесят, он поднимается, с шумом потягивается и бредёт одеваться. Он уже успел отшагать несколько километров по полю и двигаться совершенно не хочется. Унылая погода нагоняет дремоту, молочное небо накидывает на мир тусклую вуаль. Побрызгавшись средством от комаров и натянув ветровку, Джисон берёт из предбанника плетёную корзину, проверяет карман на наличие перочинного ножа и выходит на улицу. С заднего двора, огороженного от грядок железной сеткой, доносится кудахтанье бесцельно бродящих куриц, иногда клюющих с земли невидимые зёрна. Проходя через арку из виноградных лоз, которые цепляются за волосы, Джисон думает, что надо будет подвязать их, чтобы не раздражали и не лезли в лицо. Со скрипом распахивается калитка. - Здрасьте. - Привет. На покосившейся скамье у забора дома напротив сидит Пак Чансу – старик с густыми для своего возраста графитовыми волосами, который постоянно стругает лезвием какие-то палки. Он снимает с них кору, точит кончик на манер пики и складирует их в коробку. Каждый божий день. Всегда в своей растянутой желтоватой майке и чёрных гамашах, свисающих в районе коленей так, что те кажутся невероятно длинными. Никто не знает, зачем он это делает, и уже воспринимает это как должное. Просто часть местного уличного интерьера, такая же обязательная, как и три шины, бесцельно лежащие у голубых ворот семейства Со. Свернув на перекрёстке и переступив через рытвину со скопившимся перегноем из растений, Джисон проходит мимо похожего на амбар продуктового, на окне которого уже лет десять висит выгоревшая на солнце мишура, пересекает тонкий ручей и заступает на тропу, ведущую в ближайший лес. Он машет белоснежной козе, которая лежит на опушке у берега, но та не проявляет к нему никакого интереса, продолжая апатично жевать и дёргая ухом, у которого вьётся муха. Слышно, как на одном из участков вдали перекрикиваются мужчины, стоящие на балках строящегося дома. Конец августа тёплый, ещё не отошедший до конца от царившей летом жары, однако по лесу гуляет скользкий ветерок, облизывающий кожу. Тянет отцветшим шиповником и немного тиной с крошечного пруда, ютящегося в паре метров от входа среди зарослей борщевика. Джисон делает выпад ногой, прогоняя с дороги лежащего там чёрного ужа, и тот уползает в высокую траву. Хрустят сминающиеся шишки. Поднявшись на пригорок, он заступает на стандартный маршрут в ту часть леса, где они обычно собирают грибы. Он двигается уже на автомате, сотни раз отходив по одним и тем же зарослям, выученным практически наизусть. Джисон особо не любит грибы, поэтому не испытывает такого уж восторга от их поисков. Он подрезает лезвием ножки и складывает всё в корзину, попутно отчищая шляпки от налипших листов. В нос ударяет знакомый запах. Хочется побыстрее закончить и снова упасть на диван, чтобы дальше жевать сливы и смотреть программу про животных Америки. Он слишком устал от сбора мёда и таскания сот. С приходом сезона урожая ещё и настанет пора перекапывания земли, от чего он уже заранее не в восторге. Вспомнив, что скоро нужно будет ещё нарубить дров на зиму, он тяжело вздыхает и на корячках продвигается к следующему огрызку опушки с грибами. Лезвие срезает толстую ножку подберёзовика, когда из чащи доносится глухой удар, за которым следует треск. Джисон вытягивает шею, однако с этого расстояния ничего не видит. Он выпрямляется, продолжая вглядываться в тёмно-зелёное покачивающееся море. С северной стороны слышно чуть более активный шелест, чем стандартный шум листвы. Вытерев ножик о штаны и убрав его в карман, Джисон подхватывает корзинку и идёт в сторону звука, поддаваясь любопытству. Пройдя около двадцати метров и переступив через расщелину, оставшуюся от давным-давно высохшего ручья, он проходит дальше и, наконец, видит изменения в пейзаже. Сначала взгляд выхватывает чёрную ткань одежды, после чего уже яркую янтарную вспышку, словно горящую среди зелени. Брови удивлённо приподнимаются. Среди деревьев стоит Минхо в длинной летящей кофте. Он потирает шею, после чего с недовольным шипением садится на корточки и тянет на себя сумку из мешковины, часть которой была прижата валуном с заляпанной грязью верхушкой. Тот, похоже, сполз по не выдержавшей почве и придавил его вещи, заодно и отломив кусок корзинки, из которой на траву высыпалась клюква. - Давай помогу. Отложив свою корзинку, Джисон подходит к нему и упирается руками в валун. Острый взгляд глубоких чернильных глаз пронизывает его так, что кожу обдаёт буквально физическим холодом. Минхо застывает, напряжённо рассматривая его, тени словно стачивают острые скулы. Джисон впервые видит его так близко и чувствует запах хвои. Тот продолжает молчать, кажется, даже не моргая и не дыша. Бледная кожа похожа на фарфор. - Я толкну, а ты вытягивай. Стряхнув с себя нервозный ступор, появившийся от ледяных пробирающих глаз, Джисон напрягает руки, вкладывая свои силы в рывок вперёд. Валун едва ли поддается. С шумом вобрав в себя побольше воздуха, Джисон вновь напирает на него, сжимая челюсти и почти начиная скользить сапогами по земле. Слышно шорох травы – сумка выскакивает из-под камня, приподнявшегося на жалкие миллиметры. - Фух. Джисон отшатывается назад и переводит дыхание, упираясь запястьями в бока и чувствуя, как горят мышцы. Ладони испачкались во мхе, который размазался от давления, и приходится вытереть их о штанины. Тем временем, Минхо проверяет сумку, в которой, кажется, смялись все собранные растения. - Дно сломалось, да? – Джисон смотрит на лежащую на земле корзину, у которой был отломлен значительный кусок основания, вместе со стенкой и ручкой. – Давай я тебе пакет дам, я всегда с собой на всякий случай беру. Достав из кармана сложенный несколько раз белый пластиковый пакет, Джисон встряхивает его, после чего присаживается, высыпает туда оставшуюся в сломанной корзине клюкву и начинает собирать с земли те ягоды, что рассыпались. В этот момент Минхо вдруг забирает у него пакет, перекидывает поперёк груди сумку и, развернувшись, перепрыгивает через пень, удаляясь по тропе в лес. Джисон провожает его озадаченным взглядом, выпрямляется и чешет затылок, оставаясь в тишине деревьев. Они ни разу не разговаривали. Он вообще не видел, чтобы Минхо с кем-нибудь разговаривал. И не то чтобы кто-то сам пытался это сделать. Вся деревня его сторонится. Он ведь проклятый. Первый за всю историю их края человек, родившийся с ярко-рыжими волосами. Дитя нечистой силы, как про него говорят некоторые старейшины. Рыжие волосы – это признак колдовства, которого нужно всеми силами избегать, чтобы не навлечь на себя беду. Про Минхо ходят разные слухи, говорят, что он устраивает шабаши с чертями в полнолуние и занимается чёрной магией в своём доме на отшибе деревни. Тот отделён от остальных небольшой рощей, выросшей на месте полянки, которую просто перестали косить и дали ей зарасти. Взрослые всегда запрещали с ним общаться. Джисон поначалу тоже старался не подходить к нему близко, но не столько из-за какой-то личной неприязни, сколько из-за того, что его так учили. Как учат не подходить к диким кабанам в лесу, чтобы их не провоцировать. Дети всегда уходили на другую сторону улицы, стоило им завидеть рыжие всполохи. Однако со временем, когда Джисон стал старше и больше ознакомился с миром посредством технологий и появившегося в поселении интернета, он начал думать, что это немного глупо. Он ни разу не видел, чтобы Минхо делал что-то плохое, не слышал лично от людей, чтобы тот конкретно кому-то навредил, поэтому стал относиться к этому проще. Живёт человек и живёт. Правда народ всё равно старается не ходить в стороне, где тот обитает, и косится на него, стоит ему прийти на рынок за продуктами. Дома мама жалуется, что Джисон долго бродил, и выгоняет его с кухни, вновь утопая в процессе бесконечной готовки. Через пару часов приходят гости, с завода возвращается отец и они ужинают, устроившись за большим столом в зале. Пришедшая тётя с мужем и двумя детьми рассказывает про новую корову, которую они купили, и воодушевлённо хвастается ремонтом, который запланировали. Разговоры длятся до самой темноты, пока им не приходит время уезжать обратно, чтобы успеть встретить животных с пастбища. Грызя печенье из жжёного сахара прямо в постели, Джисон читает детектив про серийного убийцу пожилых людей в Лондоне, который взял в библиотеке несколько дней назад. Дома всё затихло, родители уже легли. Слышно, как звенит цепь соседской собаки, которая, вероятно, с чувством чешется. Когда глаза начинают слипаться, Джисон откладывает книгу, выходит на улицу, чтобы сходить в туалет на ночь, и возвращается обратно, устраиваясь под тяжёлым одеялом, пахнущим мылом. Уставшие от ходьбы ноги назойливо гудят. В мыслях всплывает чужое лицо с острыми чертами, обрамлённое янтарём. От взгляда местного колдуна действительно стало не по себе. Слишком уж чёрные и холодные были у него глаза. Он держался так напряжённо и дико, что казалось, будто заметив подозрительное движение, он оскалится и либо сорвётся с места, либо стремительно набросится. Он напомнил Джисону лису, которую тот однажды видел, когда отец повёл его на охоту. Размышления уносит с собой накативший сон. Утро сопровождается кормлением скота и выводом гусей к речке, где они обычно проводят свои дни, радостно гогоча и копаясь в траве. Джисон погружается в стандартные будни, полные работой на участке и перерывами на личное время, когда он может просто отдыхать, а не возиться во дворе, укрепляя теплицу слоем нового плотного полиэтилена. Главное, что не перебирание ягод, он больше всего в жизни ненавидит возиться с вишней или земляникой, после которых трясутся пальцы и дребезжит позвоночник. Впрочем, в списке нелюбимых дел появляется ещё одно занятие. В среду отец приносит ему с работы огромный ящик погнутых гвоздей, которые накопились после разбора старых сараев и пристроек. Он выдаёт ему молоток и велит выпрямлять их, отбивая на рабочем столе за домом под нужным углом. Джисон возится с этим два дня, практически не сомневаясь, что его барабанные перепонки начали трескаться после постоянного грохота, вырывающегося из-под его рук. Поэтому, закончив с этим дурацким занятием, он заваливается на кровать с книгой, давая отдохнуть как спине, так и своим бедным ушам. В библиотеке скоро новое поступление из города, а он ещё со старой порцией чтива не разобрался. Впрочем, надолго утонуть в процессе не получается. Мама вспоминает, что у них накопились растительные отходы, и просит его отнести их в специальный контейнер в главной мусорной зоне, где местные органы управления собирают со всей деревни остатки естественных продуктов, чтобы потом перерабатывать их в удобрения для близлежащих полей, принадлежащих общине. Поворчав, что его снова дёргают, Джисон заставляет себя подняться с кровати и выйти на улицу. Хлюпающее ведро оттягивает руку. У соседских ворот снова сидит старик Пак Чансу, неизменно стругающий палки и в этот раз пожёвывающий табак. Компания детей собирает с дороги гальку для рогаток. На участке семьи Ким на ветру хлопают белоснежные постиранные простыни. Джисон направляется к мусорной зоне, в глубокой задумчивости размышляя над тем, что он хочет поесть на ужин. Он пытается вспомнить, какая рыба лежит в морозильнике, потому что услышал, как проходящие мимо женщины обсуждают цены на скумбрию, от мысли о которой рот тут же начал наполняться слюной. Мама давно не готовила рыбу. Пройдя мимо последнего ряда домов, он идёт по пыльной песочной дорожке, поднимается по не очень крутому склону и подходит к бетонному заборчику, который отделяет контейнеры с разными видами мусора от поселения. Пройдя мимо полных отсеков для пластика, Джисон задерживает дыхание, открывая огромную ярко-розовую бочку, в которую сливают растительные отходы. Оттягивая голову назад, чтобы точно не вдохнуть отвратительную вонь из всего подряд, что несколько дней усиленно гниёт, пока за ним не приедут специальные службы, он опустошает ведро. - О, господи! - Джисон дёргается от неожиданности, когда сбоку вдруг появляется коричневая собака, вышедшая откуда-то из глубин мусорок. – Дружок, ты так не делай больше, а то… Когда он улыбается, собираясь отставить ведро и погладить животное, оно вдруг начинает рычать. Следом появляется ещё одна собака, чуть крупнее, вся в репейниках, и тоже скалится, морща нос. На звук выходит третья собака, вся чёрная и с откушенным левым ухом, которое покрылось толстой коркой. Она выплёвывает кость, торчавшую из пасти, и угрожающе двигается вперёд, массивными лапами поднимая собравшуюся пыль. - Тихо-тихо, я ухожу. Джисон с забившимся от тревоги сердцем медленно пятится назад, понимая, что это не их деревенские псы, с которыми обычно играются дети. Это дикие собаки, пришедшие непонятно откуда. В прошлом году такие погрызли им скот и их перестреляли, но, похоже, образовалась новая стая, пришедшая на запах еды. - Спокойно. Я вас не трону. Шаги медленные, осторожные. Джисон опасливо сглатывает, понимая, что если он как-то их спровоцирует, то они просто загрызут его. Если с одной ещё можно справиться, то с тремя явно никак. Ножик тоже остался дома. Словно почуяв его мысли, коричневая собака начинает рычать громче и делает выпад вперёд, клацая зубами, из пасти вытекает густая болтающаяся слюна. - Не надо! Джисон испуганно поджимает к себе руки, прикрываясь ведром и отскакивая. Ногу обдаёт жжением. Кусок штанины свисает вниз, по правой икре течёт кровь. Кожу не глубоко, но всё равно успело задеть зубами. Коричневая собака облизывается и явно собирается повторить попытку. Две другие гавкают и тоже начинают подбираться к нему активнее, яростно скалясь и, кажется, готовясь к атаке. - Стоять. Голос сзади заставляет вздрогнуть. Джисон оборачивается и видит треплемый ветром янтарь. По дороге идёт Минхо, чьи полы кофты развеваются, на поясе на верёвке покачивается небольшой белый камень. Он направляется вперёд, кажется, игнорируя обозлённых собак. - Не подходи, они дикие. Надо позвать на помощь. Джисон пытается предостеречь его и в этот момент животные вновь делают выпады вперёд с громкими рыками, он едва умудряется отпрыгнуть. Они чуть пригибаются к земле, готовясь сорваться с места. Дело плохо, очень плохо. - Отошли. Минхо никак на это не реагирует. На его фарфоровом остром лице не проскакивает и тени страха. Он доходит до Джисона, которого вновь обдаёт хвойным дуновением. Ветер подбрасывает рыжие пряди. Чернильные глаза твёрдо сосредоточены на собаках. - Я сказал: отошли. Его голос сам по себе негромкий, даже какой-то гладкий, вот только полон жёсткой силы и уверенности. Собаки зло смотрят на него, продолжая рычать, однако не нападают, останавливаясь и выжидая. Через пару секунд Джисон замечает, что Минхо сам чуть опускает голову и его взгляд становится твёрже, глаза поблескивают. На носу появляется складка, он словно тоже начинает скалиться. Тени на лице придают ему какой-то животной дикости. - Убирайтесь отсюда. Металлический голос пускает неконтролируемую волну мурашек по коже. Джисону кажется, что слова эхом проносятся внутри головы. Ветер становится сильнее, он пробирается под толстовку. Собаки вдруг замолкают. Они продолжают смотреть на Минхо, только уже не яростно, а настороженно. Когда он делает шаг, они прижимаются к земле, после чего брыкаются назад и убегают куда-то в поле. - Чуть не сожрали. Джисон шумно выдыхает, опуская ведро и оседая в плечах. Сердце бешено колотится, пальцы все поледенели от страха. Быть растерзанным животными – это одна из самых страшных смертей, которую он хотел бы избежать всеми силами. Похоже, теперь нужно всегда носить с собой как минимум нож и сообщить об этом старосте деревни, иначе кто-то может серьёзно пострадать. В этот момент Джисон вспоминает о своей ноге. Наклонившись, он касается кожи, пытаясь оценить ущерб, однако из-за крови ничего не видно. Он чуть сжимает горящую область и шипит от болезненных ощущений. Ещё и штаны порвала, скотина. Минхо, чьё лицо вернуло прежнее холодное выражение, наблюдает за ним. - Иди за мной. - А? – Джисон удивлённо вскидывает голову, услышав, что к нему обращаются, однако тот уже развернулся и шагал по дороге. – За тобой? Эй! Не получив ответа, Джисон чертыхается, подхватывает ведро и нагоняет его, морщась от жжения в ноге. Тот факт, что с ним заговорили, поражает в разы больше диких собак. - Куда мы идём? Минхо молчит, не поворачиваясь и полностью игнорируя его существование. Камешек на его бедре подскакивает с каждым шагом, шелестит сминаемая трава, когда они сходят с песочной дороги и заступают на тонкую тропу, ведущую к роще у окраины. - Мы идём к тебе? Джисон оборачивается на остающиеся позади жилые улицы. Над некоторыми домами вьётся печной дым. Видно, как кто-то едет на велосипеде с привязанными к багажнику досками. Ладони щекочут высокие травинки, заполонившие всю поляну, которую не косили уже второе десятилетие. Пахнет душицей, раскинувшейся вокруг жёлтыми фейерверками. Джисон первый раз в этой части деревни. Ему строго запрещали здесь появляться. И тем более находиться рядом с тем, кого считают колдуном. - Ты что, правда животных можешь контролировать? Как и раньше, Минхо игнорирует его вопросы. Он целенаправленно идёт по известному ему пути, не обращая на своего спутника никакого внимания. Его янтарные пряди отбрасываются назад. Джисон понимает, что чувствует лёгкое волнение от того, что как будто нарушает закон, однако продолжает послушно идти за ним. Он вроде как его спас. Становится интересно. Неужели он и правда приведёт его в своё жилище? В то, что называют логовом колдуна? Пройдя мимо лиственной рощи, они сворачивают направо. Там, среди рассаженных вокруг плетёного деревянного забора яблонь и отцветших сиреней, находится не очень большой одноэтажный дом с бетонными стенами. По бокам от ведущей к нему каменной дорожки растёт ухоженный сад, полный разных овощей, фруктов и цветов, большая часть из которых уже осыпалась. Изнутри вдоль забора идут пышные кусты голубых гортензий. Боковые стены дома и часть крыши покрыты ползучим плющом. Слева, под пристроенным к дому навесом, сушатся букеты из каких-то растений, а внизу стоят закрытые чугунные горшки, в которых обычно что-то маринуют. Минхо открывает выкрашенную в белый дверь, разувается и проходит внутрь. Джисон замирает у порога, вдыхая запах хвои, который здесь ощущается в разы ярче. Он перебирает пальцами, не понимая, может ли войти следом или нет. Не дождавшись ни приглашения, ни приказа стоять на месте, он всё-таки отставляет ведро на дорожку и входит внутрь, решая, что если что, то просто выйдет обратно. В доме нет комнат. Он представляет собой вытянутый прямоугольник, заставленный самыми разными вещами. Беспорядка нет. Просто Джисон первое время не понимает, куда смотреть. Под потолком, так же, как и на улице, висят разные связки сухих растений. У окна покачивается музыка ветра из каких-то мелких камешков, некоторые из которых полупрозрачные и похожи на кристаллы. В левой части дома находится высокая кровать, окинутая приоткрытым балдахином из оранжево-коричневой ткани, имеющей узор из солнца и месяца. Дальше идёт стол, на котором лежат тетради, книги и стопка с бумагами. Есть несколько комодов, заставленных свечами и какими-то очередными камнями. Посередине имеется камин с висящим внутри котлом. В правой же части есть стеллаж и несколько полок с различными банками, бутылками, коробками и мисками. Кухонный уголок полон посуды и ваз с цветами. Маленький холодильник в углу выглядит максимально не к месту. - Вытри кровь. Минхо, копавшийся в одном из ящиков на кухне, протягивает ему марлю, после чего снова отворачивается. Джисон послушно поднимает штанину, стараясь не задевать ногу, после чего утирает алые разводы, продолжая с любопытством осматриваться. - Это какие-то талисманы? Его внимание привлекает кусок бумаги с какими-то китайскими иероглифами, который висит на одной из балок в окружении белых перьев. На другой балке покачивается несколько цветных лент. Вопрос вновь остаётся без ответа. - Намажь. Заживёт быстро. Подойдя к нему, Минхо отдаёт маленькую баночку с какой-то желтоватой мазью внутри. Джисон принюхивается, но чувствует только стандартные травяные ноты. Вытерев кровь, которая скрывала под собой два небольших следа от клыка, которые ещё чуть поблескивают, наливаясь новой порцией, Джисон наносит на них мазь. Как ни странно, она не жжёт, но болезненные ощущения от нажатий всё равно вызывают жгучее покалывание. - А это что вообще? - Какая разница? - Так ты умеешь отвечать. Минхо прожигает его взглядом, после чего забирает баночку и возвращается обратно в зону кухни. Выпрямившись, Джисон подходит к камину. Там на полке стоит белый бугристый камень, который напоминает солёные блоки для коров. Вокруг находятся огарки от чёрных свечей и пара монет. Ноготь соскабливает тонкую полосу воска. - Это типа алтарь какой-то? - Не трогай, - обернувшись, Минхо поджимает губы и подходит к нему, одаривая грозным оскалом. – Не забывай, где ты находишься. - Вот я и спрашиваю: что это? Я-то не знаю, что здесь что. - Не твоё дело. - Почему? Чернильные глаза поблескивают в приглушённом медовом свете. Янтарная прядь цепляется за длинные ресницы. Взгляд Минхо как будто пробирает насквозь. От хвои чуть плывёт сознание. - У тебя с головой проблемы? - В плане? Мне ведь интересно, здесь столько всего, - Джисон касается камня. - Ещё раз тронешь и пожалеешь. - Почему? - Это мои вещи. - И что? - Ты совсем страх потерял? – щурится Минхо. – Ты понимаешь, где ты? - У тебя дома. И раз уж так вышло, то почему не познакомиться нормально? - Со мной? - Ну да. - Тебе точно мозги отшибло. - А что такого? - Ты дальтоник? – Минхо с кривой усмешкой показывает на свои волосы. – Тебя мама не учила не приближаться к этому цвету и вести себя осторожно, чтобы проклятье не отхватить? - Твоя красота никогда меня не пугала. Взгляд чернильных глаз замирает. Лицо удивлённо вытягивается. Кажется, он ожидал чего угодно, был готов ко всему, к любой реакции, только не к этим словам. На пару секунд пронизывающий холод рассеивается, после чего Минхо вновь сводит брови. Челюсти сжимаются. - Иди отсюда. - Хорошо. Спасибо за помощь. Джисон кивает, после чего обувается. Он спиной чувствует на себе взгляд. Когда дверь за ним закрывается, он оборачивается, вновь осматривая дом, затем подбирает ведро и бредёт обратно по тропе. Он не соврал. Он и правда его никогда не боялся. Но он понимал, почему его боятся остальные. Из-за поверья. Рыжие волосы – знак ведьм. Красота – тоже знак ведьм. А красотой Минхо обладает такой, что она всех пугает. Вот только Джисон не видит в ней ничего плохого. Даже если за ней скрывается настоящая магия, эта магия сегодня ему помогла. И до этого уже несколько раз крала взгляды.