Янтарь

Дверь комнаты открывается. Ступни шлёпают по холодным половицам коридора. На кухне тихо, пахнет тыквой и столешница поблескивает от чистоты. На сквозняке из окна покачивается прихватка над плитой. Вновь скрипят половицы коридора. Открывается дверь и голова осторожно просовывается в родительскую спальню. Кровать заправлена, в приоткрытое окно видно палисадник с отцветающими и опадающими цветами. Тоже пусто. С облегчённым выдохом Джисон семенит обратно в свою комнату. Мама ушла к подруге помогать с маринованием кимчи, но какой-то маленький параноидальный червь всё равно заставил его проверить дом просто на всякий случай. Из-под кровати достаётся коробка с мотками ниток мулине, тканью, пяльцами и прочими инструментами. Он очень старался не прикасаться к ней. Быть «нормальным». Даже забросил уже начатую вышивку, которую теперь достаёт и поправляет ткань, фиксируя напряжение пяльца. Он садится к стене на кровать и проводит подушечкой пальца по уже прошитому участку. Зелёные нитки складываются в луг. Послюнявив хвостик салатовой нити и вставив его в ушко иглы, Джисон протягивает его, выравнивая, и прикладывает с задней части вышивки. Подобрав нужное место прокола, он нажимает на иглу и вытягивает её уже с лицевой стороны. Палец придерживает кончик с изнанки, чтобы не выскочил, и через два стежка отпускает его. Рука выполняет привычные действия, комнату заполняет звук нити, продирающейся сквозь плотный хлопок. Поначалу присутствует неловкость и какое-то давнее чувство вины за это занятие. Однако Джисон отгораживается от него и позволяет себе погрузиться в процесс, от которого внутри появляется рассыпчатый покой. Его всегда завораживало то, как из мотков нити на ткани возникали полноценные изображения. Ему всегда нравилось сидеть и осознавать, что это было создано его рукой. Он мог бы часами заниматься вышивкой, если бы его за это не осуждали. Луч солнца скользит по стене, отсчитывая время. Из курятника временами доносится хлопот крыльев, долетают обрывки чужих разговоров с общей улицы. Салатовый меняется на более желтоватый оттенок, полотно постепенно заполняется. Джисон увлечённо вышивает вплоть до того момента, когда через пару часов скрипит калитка. Всё тут же летит в коробку, которая заталкивается обратно под кровать. Не то чтобы мама сильно против его хобби и будет ругаться, если застукает. Однако она каждый раз просила его не попадаться отцу, чтобы не возникали лишние проблемы, да и смотрела с каким-то жалостливым смирением. Такой уж сын, ничего не поделать. Она принимает, но не одобряет и это всё равно оставляет неприятный укол каждый раз. Поэтому когда мама заходит спросить, что он будет кушать на ужин, он держит в руках книгу. Джисон падает на подушку и вздыхает. Левая ладонь чуть ноет от постоянного держания пяльца в одном положении. Пальцы правой красные от проталкивания иглы. Приятные ощущения. Шитье как будто помогает ему на время сшить какие-то куски внутри себя. Даёт ощущение надёжности, потому что он сам полностью управляет процессом и решает, что будет дальше. Если бы ещё не было этого привкуса, как будто он занимается чем-то запретным. Глаза закрываются. Джисон медленно втягивает в себя воздух, пытаясь разделить его на составляющие. Трюк, которому научил его Минхо, чтобы быть ближе к настоящему миру, к природе, к жизни. Пахнет древесиной, которой отделаны стены. Терпкий запах никогда не исчезает. От подушки чуть тянет цветочным порошком, уже почти незаметно, со стирки прошло две недели. С улицы пахнет сеном из курятника. Джисон делает ещё один долгий вдох. Возможно, доносится лёгкий весьма специфический запах зарослей гороха под окном. Немного влажной после поливки земли. Чего-то жареного с участка соседей, которые уже начали готовить ужин. Тончайшие нити, на которые раньше Джисон не обращал никакого внимания. Это успокаивает. Даёт осознать, что вокруг целый мир с миллионом самых разных деталей. Он пробует анализировать запахи, когда кормит куриц, чистит морковь на кухне, обсыхает на улице в полотенце после купания. Это даже затягивает. Простое действие, которое приносит столько информации. На следующий день, закончив с прополкой грядок, Джисон ожидает почуять мамин парфюм, однако та, судя по всему, никуда не собирается и смотрит телевизор, попутно очищая чеснок, который собирается мариновать. Немного подумав, Джисон достаёт коробку из-под кровати, но не садится шить, а берёт рюкзак и закидывает туда всё нужное, после чего бесшумно выскакивает из дома. - Здрасьте. - Привет. Старик Чансу кивает, почёсывая острым кончиком палки спину. Джисон идёт по улице, имея в голове конкретную цель. Он не думал, что когда-нибудь целенаправленно пойдёт к Минхо домой, вся эта ситуация на самом деле даже забавная. Вышивать дома некомфортно, тем более в присутствии кого-то из родителей, которые могут в любой момент войти в комнату и увидеть это. Ведь для них это ненормально. Однако Минхо, которого все сторонятся и которого раньше сторонился он сам, вдруг стал каким-то оплотом нормальности. Заступая на поросшую травой тропу у песчаного склона, Джисон вспоминает, как на его вопрос о визите Минхо ответил «Решай сам». Он понимает смысл этих слов. У Минхо нет образа, о котором нужно беспокоиться. Отношение к нему и без того негативное за один лишь факт его существования. Однако если кто-то увидит, что Джисон общается с Минхо, то его как минимум осудят. Назовут сумасшедшим, одарят презрением. Родители вновь разочаруются. Шагая мимо лиственной рощи, полной летающих кузнечиков, Джисон приходит к выводу, что его это не особо волнует. О нём и так поговаривают всякое ещё со школы. Называют всякими словами. Если быть честным с собой и провести анализ своих мыслей и ощущений, то ему всегда многое казалось неправильным в их общине. Как минимум странным. Поэтому теперь он вдруг чувствует, как его тянет в другую сторону, туда, где, кажется, выстраивается понимание. Туда, где неправильными и странными считают те же вещи. Минхо независим от чужого мнения и из-за этого от него тянет свободой. Рука проходится по кустам гортензии. Джисон шагает по каменным плитам, стараясь не наступать на швы, заносит руку для стука, но как и в прошлый раз дверь открывается до того, как костяшки успевают коснуться древесины. - Привет. Не отвлекаю? - Нет. Чуть подумав и словно прощупав его чернильными глазами, Минхо разворачивается и уходит в сторону кухни. Разувшись, Джисон закрывает за собой дверь, скидывает рюкзак и, осмотревшись, кидает его около кровати. - Я тут сяду? Стоящий к нему спиной знахарь кивает, даже не глядя, и продолжает чем-то шелестеть на стойке. Его длинная чёрная кофта до колен покачивается. - Что делаешь? - Травы готовлю. - В плане готовишь? Не дождавшись ответа, Джисон подходит к нему и заглядывает за плечо. Лицо обдаёт хвойным дуновением. - Измельчать будешь? - Да. Минхо нарезает пучки из сухих трав, среди которых Джисон узнаёт только чабрец и чистотел. Они хорошо поговорили в прошлый раз и Минхо преодолел стену молчания, однако, судя по всему, ему требуется время, чтобы снова к нему привыкнуть. Ничего страшного в этом нет, Джисон не обижается на его немногословность, понимая, что даже односложные ответы - это уже прогресс для человека, который привык, что с ним никто не разговаривает. Он возвращается назад и садится на пол у кровати, расстёгивая рюкзак. Достав пяльце с тканью, он возится с ниткой. После чего, согнув ноги в коленях и устроив на них руки, принимается за шитьё. Осталось совсем немного поработать над травой, после чего уже можно будет крапинками вставить пару цветков и взяться за небо с толстым облаком в самом верху. Джисон впервые за несколько лет шьёт перед кем-то, однажды получив за это насмешки от соседских ребят, и потому испытывает волнение, когда Минхо поворачивается. Вдруг он спросит, какого чёрта он припёрся к нему рукоделием заниматься, как будто это собрание местных мастериц. Знахарь подходит к кровати и какое-то время рассматривает вышивку, следя за тем, как по ткани летает игла. Однако он ничего не говорит, тянется вверх и отвязывает от балки засушенный букет мелиссы, который относит на кухонную стойку и вновь начинает шуметь. Воздух начинает пахнуть свежей чуть сладковатой мелиссой. Четверть часа спустя Минхо достаёт из шкафчика каменную ступку, закидывает туда часть нужных трав и принимается измельчать их пестиком до состояния практически порошка. Постукивание соединяется с едва слышным за ним звуком проходящей сквозь ткань нити. Джисон иногда посматривает на его спину и понимает, что начинает испытывать определённое успокоение. Ему не выговаривают за вышивку, а монотонные созвучия словно притупляют острые уголки сознания. Лёгкий, но при этом многосторонний аромат летает по дому. Когда Минхо заканчивает с одной порцией, он высыпает её в заранее приготовленную банку и принимается за другую, в устойчивом темпе заполняя все склянки по очереди. Однако через полчаса слух выцепляет новый звук. Более тонкое постукивание и уже ближе. Джисон осматривается, пытаясь определить источник, а Минхо спокойно откладывает пестик, запускает руку в лежащий у холодильника мешок с семечками и подходит к окну, распахивая створку. - Что там? Джисон с любопытством поднимается, убирая вышивку на пол, и подходит к окну. На подоконнике сидит коричневая сойка с серо-синими вставками на крыльях и ест прямо из ладони Минхо. - Вау. Ты её приручил? - Срастил сломанное крыло. Теперь каждый день прилетает. Сойка неторопливо заглатывает семечки, иногда вертя головой. Джисон переводит взгляд с неё на Минхо и с удивлением отмечает, что черты его лица смягчились. Он не улыбается, однако уголки рта чуть приподнялись, брови расслабились. Второй рукой он пальцем поглаживает птицу. Вразрез с его характером это действие выглядит весьма ласково. Возможно, у него не сложились отношения с людьми, но Джисон рад, что у него есть хотя бы такие маленькие друзья, заставляющие его чувствовать что-то хорошее. Проявлять заботу. - Хочешь покормить? - Минхо вдруг протягивает ему ладонь с семечками. - Я? - вскидывает брови Джисон и, вместо ответа получив красноречивый взгляд, скребёт затылок. - Ну, давай, если она меня не испугается. - Не испугается. Знахарь пересыпает ему свои семечки. Джисон сгибает ладонь чашечкой, чтобы их удержать, и опускает руку на подоконник. Сначала сойка поворачивает голову, кажется, оценивая, насколько она может ему доверять, потом смотрит на Минхо и всё-таки начинает клевать. - Блин, прикольно, - Джисон довольно хихикает. - Никогда так близко их не видел. Ай! Склевав верхний слой семечек, сойка заезжает клювом прямо по его ладони. - Не помрёшь. Фыркнув, Минхо возвращается к толчению трав. Пестик снова постукивает по каменной ступке. Вскоре семечки на ладони заканчиваются. Сойка пару раз поклёвывает кожу и устремляет пытливый взгляд на любующегося ею Джисона. - У меня больше нет. Можно ей ещё дать? - Хватит. - Слышала? Нельзя больше. Зыркнув на него под углом и явно не удовлетворившись ответом, птица прыжком слетает с подоконника и, хлопая крыльями, мгновенно скрывается среди деревьев. Джисон почёсывает ладонь, после чего задвигает створку обратно и возвращается на своё место у кровати. Игла протыкает ткань, с шуршанием проводя болотную нить сквозь белый хлопок. Спустя восемь стежков, приходит время поменять цвет. Щёлкнув ножницами, он обрезает нить, вытряхивает остатки из ушка и принимается отмерять уже красную, чтобы наделать несколько цветков. Тем временем Минхо вскоре заканчивает со ступкой и расставляет заполненные банки по соответствующим местам на полках. Затем он оборачивается, пару мгновений смотрит на сосредоточенного Джисона, выпятившего губы от усердий, и подходит к камину. Собрав золу в совок, он высыпает её в специальное ведро, после чего укладывает четыре маленьких полена, вставляет между ними пару щепок и запихивает рогоз. Чиркнув спичкой, он поджигает его в нескольких местах, затем встаёт и достаёт стоявший на холодильнике чугунок с рисом. Взяв две металлические миски, Минхо ложкой накладывает в них рис, закрывает их крышками и отправляет в уголок камина, куда не доходил огонь, но зато шло достаточно жара. Через пару минут котелок в камине начинает булькать. Минхо открывает крышку и его лицо обдаёт паром, подкидывающим янтарные пряди. Половник помешивает прогревшийся вчерашний суп. - Поставь стол. - Стол? Только-только закончив со скоплением белого клевера, Джисон отвлекается на голос и озадаченно вертит головой. Наконец, справа он замечает небольшой низкий столик вишнёвого цвета, приставленный столешницей к стенке у комода. Опустив его за ножки, он двигает его в середину этой части комнаты и наблюдает за тем, как Минхо половником наливает в тарелку дымящийся суп. - Помочь? - Сиди. Минхо ставит перед ним тарелку и идёт наполнять вторую. Желудок в предвкушении сжимается от парящего в доме пряного запаха. Джисон не думал, что его будут кормить. Обед с Минхо - это определённо ещё одно из самых неожиданных событий. Вместе с супом появляются прогревшиеся миски риса, баночка кимчи, маринованные листья периллы и стаканы с колодезной водой. - Приятного аппетита. Взяв ложку, Джисон загребает рис, опускает его в бульон, подцепляя бобовые ростки и кусочек курицы, после чего отправляет всё в рот, начиная с аппетитом жевать. Суп, хоть и пряный с явными отголосками имбиря, оказывается очень мягким на вкус, мясо буквально тает. Захватив ещё и кимчи палочками, Джисон довольно морщится. - Вкусно просто жесть, - он тут же набирает ещё ложку, только теперь закусывает всё жевательной периллой. - Не знаю, что там с твоими снадобьями, но готовишь ты классно. Минхо на это лишь кивает, жуя рис и запивая его бульоном. Взгляд иногда поднимается на уплетающего за обе щёки Джисона. Непривычно есть с кем-то ещё. Странно слышать чужое чавканье, видеть, как палочки летают над столом, чувствовать пульсирующую теплом энергию живого тела. Куда исчезла пустота, где эхом отдаётся клацание собственных зубов? - А ты курицу у кого покупаешь? У бабки Джимин? Я слышал, что она их кормит чем-то непонятным, лучше у бабки Хёрин брать. - У меня свои. - В смысле свои? - ложка останавливается на полпути и Джисон недоуменно замирает, наклонившись. - В курятнике у дома живут. - У тебя есть курятник? - Как видишь. - У дома… - Джисон хмурится, шевеля мозгами. - С левой стороны? Где у тебя травы висят? - Да. Там калитка. - Офигеть, я думал там кусты и роща сразу. - Нет, там всё огорожено. - Ого, так их даже не слышно. Вообще никакого кудахтанья и не воняет. - Зачем им кудахтать, если всё хорошо? И всегда убрано. Они спокойные. - У нас тоже, но… - на какое-то время Джисон задумывается. – У тебя с ними своя связь, короче понятно. Удовлетворившись таким умозаключением, Джисон продолжает есть. Горячий бульон приятно заполняет желудок, рис придаёт сытности. Деревенские наверняка бы ужаснулись, узнав, что он ест еду, приготовленную знахарем, который был для них колдуном, так ещё и за одним с ним столом. Однако еда и правда отличная, сидеть так вместе с некогда призраком, легендой по-своему завораживающе. При этом мысли в голове продолжают возиться. - Слушай, я понимаю, что это очень в лоб вопрос, но мне тупо интересно. Откуда у тебя деньги? Ну, ты же всё равно что-то на рынке покупаешь, да и куриц где-то взял. - Мама присылает. - Подожди, она разве не… - Джисон вновь замирает с ложкой, только в этот раз в полнейшем замешательстве, от которого словно кусок мяса застревает в пищеводе. - Бросила меня и убежала подальше? – усмехается Минхо, кривя губой. – Да. Свалила, чтобы не стать таким же изгоем у местных, да и матерью она быть никогда не хотела. Может, это и к лучшему. Не разрушила свою жизнь. Но она начала присылать деньги, как на работу устроилась. Наверное, чтобы совесть успокоить. Мне и этого хватит. - Вы общаетесь? - Нет. Она даже на похороны бабки не приехала. Да и не надо. Пусть лучше своей жизнью живёт, а с моей не путается. Денег даёт и ладно, если её это устраивает. - Мне жаль. - Не надо. Нечего тут жалеть, всё уже случилось. В чернильных глазах сложно что-либо прочитать. Минхо звучит достаточно отстранённо, рассказывая о чём-то наверняка очень неприятном. Возможно, ему так комфортнее. Огораживать себя от того, что ранит, так, чтобы казалось, что ему всё равно. Но Джисон думает, что это не может не причинять боль. В конце концов, разве ему не хотелось бы, чтобы мама осталась с ним в сложное время? Или хотя бы навещала иногда. Непонятно, что говорить в такой ситуации и нужно ли что-то говорить вообще. Минхо не похож на того, кто примет жалость к себе. Ложка скребёт по дну тарелки. Джисон допивает остатки бульона и соскребает всё до последней рисенки из миски. В это время Минхо разливает по чашкам кипяток из чайника, который ранее повесил на место котла. Начинает пахнуть мятой и мелиссой. Джисон заглядывает в кружку с тёмно-коричневым чаем, над которым вьётся пар, с наслаждением вдыхает, чуть дует и делает глоток, обжигая язык. Даже так получается ощутить тонкий пробирающий вкус. Руки приятно греют керамические стенки. В треск угасающего в камине огня вплетается частое мелкое постукивание. Джисон оборачивается и видит на окне крошечные капли. - О, дождь начался. - Через час закончится. - Откуда ты знаешь? Минхо молча, но красноречиво смотрит ему в глаза, отпивая из чашки. - Ты и такое чувствуешь. - Естественно. Это же природа. - А как ты это чувствуешь? В плане, что это за ощущение такое? - Просто знаю и всё. Ты же знаешь, что будет больно, если полоснуть себя ножом. Вот и я знаю, что через час дождя уже не будет. - Как-то это не очень сопоставляется, - Джисон озадаченно сводит брови, но в итоге пожимает плечами. - А ещё дождь будет? - В следующие два дня нет. Потом смотреть надо. - Блин, жаль, - вздох. - Без дождя так сухо и пыльно. Ещё и сад каждый день поливать надо. Какой-то сухой месяц. Он делает ещё несколько глотков чая. Рука трёт затёкшую шею. Чёрные озёра под янтарём пытливо наблюдают за ним, чуть поблескивая. - Вызвать дождь не проблема. - А? - Джисон отрывается от стакана, распахивая круглые вопрошающие глаза. - Ты… можешь вызвать дождь? - Да. Хочешь? - А что для этого надо? - Продай мне свою душу. Джисон застывает с открытым ртом, вперившись в него оторопевшим взглядом. Диафрагма тревожно сжимается. - Шучу я, - Минхо довольно щерится. - Сдалась мне твоя душа, своей хватает. Допив чай, знахарь поднимается на ноги и убирает грязную посуду в стоящий у выхода тазик. Джисон наблюдает за ним, после чего с шумом выдыхает, качая головой. - Нельзя так шутить. - А то что? Испугаешься и убежишь? - Обижусь. - Обижайся. Достав металлическую чашу, Минхо наливает в неё колодезную воду и ставит на обеденный столик, с которого Джисон настороженно убирает свою кружку с недопитым чаем. Затем он открывает один из шкафчиков, чем-то шуршит и достаёт засушенный цветок камелии. Сев на пол перед столом, Минхо опускает её в воду, после чего лезет в карман и достаёт оттуда маленькую железную коробочку, в которых обычно продают леденцы. Вот только наружу он достаёт не конфеты, а блестящую иглу. Ни секунды не колеблясь, он чётким движением прокалывает указательный палец правой руки, убирает иглу и начинает выдавливать кровь. - Это что, прям ритуал? - Джисон наблюдает за всем этим с замершим сердцем, боясь лишний раз дыхнуть, чтобы не разбить волшебство момента, к которому ему позволили прикоснуться. - А ты думал у меня есть волшебная палочка? Когда на подушечке пальца появляется толстая алая капля, Минхо подносит его к воде и рисует вертикальную линию, затем рядом рисует ещё одну, только наверху добавляет к ней короткую диагональную полосу справа. - Это что? Какой-то символ? - Руны Иса и Лагуз. - Что они значат? - Молчи. Закрыв глаза, Минхо удерживает ладонь над водой. В стенах вдруг начинает завывать сквозняк, наверняка вызванный дождём и ветром снаружи, однако Джисон чувствует, как по позвоночнику пробегают мурашки. Ему кажется, что рёбра начинают вибрировать, когда по воде в чаше пробегается рябь. Такими же лёгкими волнами от Минхо тянет хвойной прохладой. - С водою жизнь бесплотной стала, За грань ступил расцвет полей. Вернись, как прежде бушевала, Заполни чахлость мёртвых дней. Подушечки пальцев опускаются на воду с кровавыми рунами, под которыми покоится иссохшая камелия. Через мгновение пальцы распрямляются и ногти ударяют по металлу, пуская круги по поверхности и издавая яркий звон. Минхо открывает глаза. - Будет тебе дождь ближе к ночи. Он встаёт и отодвигает столик вместе с миской к стене у камина. Джисон потирает грудь, продолжая ощущать странный резонанс, как будто все эти волны прошли прямо через него. От осознания того, что он, похоже, своими глазами узрел настоящую магию, дыхание слегка спирает. Он смотрит на Минхо и ему кажется, что его чернильные глаза на пару секунд полыхают каким-то зеленоватым огнём, однако стоит проморгаться, как тот исчезает. - Почему ты дал мне посмотреть? - Почему нет? - Это разве не тайна? - Попробуй повторить, я посмотрю, что получится, - насмешливо хмыкает Минхо, после чего с нажимом добавляет. - Человек. - Для меня ты всё равно тоже человек. Просто особенный. Знахарь на пару секунд замирает, услышав последние слова. Затем садится за письменный стол, достаёт из стопки толстую чёрную тетрадь, половина страниц которой была чуть волнистая, и начинает что-то писать. - Что делаешь? - График посева. Нужно готовить осеннюю рассаду. Какое-то время посверлив янтарный затылок любопытным взглядом, Джисон допивает чай, относит стакан и возвращается к кровати, поднимая вышивку с пола. Перерыв закончен. По окну и крыше продолжает барабанить мелкий дождь, напоминающий звук кунжута, сыплющегося на тарелку. Появившаяся от ритуала взволнованность постепенно затихает. Минхо не придаёт ему особого значения и ведёт себя так, как будто просто помыл посуду, а не обратился к природным силам с просьбой, поэтому и Джисон решает, что на этом не стоит зацикливаться. Раз в этом доме это норма, то и он будет относиться к этому как к норме. Дождь и правда заканчивается спустя час. Появляются блёклые лучи запрятанного за тучами солнца. Джисон расправляется с верхней частью неба, меняя серо-голубую нить на более яркий оттенок. Минхо продолжает что-то усердно записывать, два раза подходя к шкафам и что-то пересчитывая. В умиротворённой тишине, пахнущей мятой и мелиссой, наступает вечер. - Спасибо за обед, было очень вкусно. Закинув вещи в рюкзак, Джисон обувается и благодарно кланяется Минхо. Тот молча кивает в ответ, сложив руки на груди. - Если дождя не будет - с тебя банка волшебной мази. Я постоянно калечусь, мне не помешает, - Джисон с весёлым смешком грозит ему пальцем. - Не забывай, где находишься. Будешь капать мне на мозги - превращу в жабу, - фыркает Минхо. - Не боюсь я тебя, не пытайся. Пока. Помахав ему, Джисон шагает по каменной дорожке и исчезает за поворотом, провожаемый задумчивым взглядом. Капли с высоких трав украшают штанины спортивных штанов многочисленными крапинками. Во влажном воздухе царит переменчивая прохлада, ощутимо грозящаяся перерасти в духоту. Джисон смотрит на небо. Оно напоминает мутный омлет, подгорающий по краям. Время приблизилось к ужину, поселение наполняется запахами масла и временами перечной пасты. По дорогам шагают возвращающиеся с работы люди. Внутри Джисона плавает непривычное удовлетворение. Он шил в своё удовольствие, в кои-то веки не испытывая за это дурацкую вину. Потому что Минхо, кажется, было всё равно, чем он там занимается, до тех пор, пока он ему не мешает. И было банально интересно наблюдать за тем, как он живёт, чем занимается, кушать вместе с ним за одним столом. Такое обыденное человеческое действие. Такая обычная еда. Почему-то Джисону очень нравится видеть его в таких банальных действиях. Хотя и ритуал тоже был чем-то будоражащим до костей. Потому что он сам физически почувствовал, что что-то произошло. Был какой-то сдвиг того, что наверное можно назвать энергией. Вокруг Минхо парили определённые всполохи, заставляющие клетки трепетать. Скрипнув родной калиткой, Джисон возвращается домой, ощущая, как на него снова начинает что-то давить. Становится душнее, движения сковываются. Он начинает думать о том, как ведёт себя и что готово сорваться с языка, чтобы не выдать чего-то лишнего. В доме Минхо такого не было. Пусть это и был фактически чужак, отреченный от народа, в его присутствии Джисон ощущал свободу. - Солнышко, где был? - из кухни выглядывает мама, отряхивающая покрытые мукой руки. - Гулял с Чанбином. - Он разве не на ферме работает? - Э… сегодня там какая-то проверка была, их пораньше отпустили, - Джисон врёт, лихорадочно шевеля мозгами. - А, из райцентра? - Наверное, я не спрашивал. - Ну понятно. Как у него дела? - Всё хорошо. - Вы покушали? - Да. - Что кушали? - Суп куриный. - Хорошо как. Я вот кимчи ччиге собираюсь готовить и оладушки картофельные испечь. - Супер, мам. Позовёшь. Кивнув ей, Джисон уходит в свою комнату, со вздохом закрывая дверь. Ему немного противно, что пришлось соврать. Как будто он стыдится Минхо. Но дело в том, что он просто не хочет создавать лишних проблем и ухудшать свои отношения с родителями. Они просто его не поймут. Они даже не попытаются узнать Минхо получше, для них он уже всегда будет проклятым колдуном, желающим вреда всей деревне, когда это вся деревня желает вреда ему. Затолкав рюкзак под кровать до следующего раза, Джисон ложится, с шумом потягиваясь и зевая. Хрустят позвонки. Выгнувшись дугой, он падает на матрас, ощущая приятное ледяное пламя в районе поясницы. Спина устала несколько часов сидеть на полу, копчик начал подвывать. Повалявшись, он достаёт из-под подушки книгу, решая почитать до ужина. Увлёкшись сюжетом очередного детектива, Джисон проводит за переворачиванием страниц весь вечер, после еды сразу же возвращаясь к себе и устраиваясь с подушкой для поясницы. Даже когда глаза начинают слипаться, он теребит пальцами оставшиеся двадцать страниц и решает, что лучше дочитать всё за раз, пока в нём дребезжит напряжение. От заглатывания букв отвлекает разве что стук по окну. Джисон проворачивает голову, несколько раз моргая, и в свете прикроватной лампы видит, что по стеклу несутся потоки дождя. Под рёбрами что-то с восторгом трепещет, заставляя подняться и чуть ли не упереться носом в окно. И правда зарядил настоящий ливень. Время перевалило за полночь и слова Минхо превратились в реальность. Он на самом деле вызвал ему дождь. Приоткрыв створку, Джисон ловит капли ладонью. Его обдаёт прохладным порывом, забирающимся под домашнюю футболку. Он смотрит на затянутое тучами грязно-фиолетовое небо и начинает улыбаться. Ему кажется, что этот дождь идёт специально для него. Природа подчинилась Минхо ради него. Словно по его коже сейчас льётся настоящая магия. Судя по всему, магия сработала даже слишком хорошо. Потому что дождь не прекращается весь следующий день, который Джисон без сожаления проводит дома, выходя разве что куриц покормить. Он поочерёдно то смотрит видео, то читает книги, грызёт семечки и жуёт горох. Никакой поливки, никакого обрезания растений на осень, никакого сбора урожая. Обычно в деревнях выходных не бывает, но этот день превратился в ничто иное как полноценный отдых. Особенно учитывая, что отец дома появляется только вечером после работы. Следующий же день, когда дождь всё же заканчивается, наполняется делами. Джисон копается в огороде с самого утра и после обеда, то спасая овощи и фрукты от набравшейся воды, то мучаясь с подвязками в теплице, то помогая маме со сбором и раскладыванием лука для сушки. Он освобождается только около четырёх вечера и, немного поразмыслив, решает всё-таки наведаться к Минхо, чтобы немного пошить и сказать, какой он крутой. Закинув рюкзак за плечи, Джисон покидает дом, здоровается со стариком Чансу, постелившим на скамейку под себя клеёнку, чтобы штаны не промокли, и в приподнятом настроении шагает по улице. Даже усталость после дневной беготни его особо не волнует. Он как будто направляется за продолжением вчерашнего отдыха. Пыль, наконец, улеглась, сапоги притаптывают постепенно твердеющую грязь. Все растения по-свежему блестят из-за медленно соскальзывающих с них капель. Воздух лёгкий и плавно скользит по коже. Небо идеально выбеленное, немного прохладно, но не до озноба. Джисон собирает дождевую воду рукой, проходя мимо лиственной рощи. Под ногами чавкают накопившиеся на тропе лужи. Повернув у забора, Джисон шагает по дорожке из камней, на которых образовались несильные земляные разводы. Он встаёт у двери, в этот раз не занося кулак для стука, однако ничего не происходит. Минхо решил больше не встречать его заранее? Костяшки стучат по двери. Ответа нет. Может он вышел? Поколебавшись, Джисон решает проверить и хватается за дверную ручку. Та свободно поддаётся. Он открывает дверь и осторожно заглядывает внутрь. Оказывается, Минхо дома. Вот только он с явным усилием садится в кровати, смотря на него чуть поплывшим взглядом. Лицо бледное, янтарные струны прилипли к покрытому потом лбу. - Тебе плохо? Скинув сапоги, Джисон закрывает дверь и обеспокоено подходит к нему. Минхо ёжится, тяжело вздыхая, и натягивает одеяло повыше. - Простыл. - Простыл? Но… - Джисон растерянно водит руками, не понимая, что делать. - Подожди, это же не из-за ритуала? - Нет. - Если ты из-за меня… - Не из-за тебя это. Крыша в ливень обвалилась и… - Минхо промаргивается, с трудом собирая мысли в кучу. - Пока чинил, весь промёрз. Джисон смотрит наверх. В участке над комодом со свечами видно новые доски, прибитые в два слоя и явно выбивающиеся из интерьера. - Блин, это ведь я дождь попросил. - Она бы в любом случае обвалилась с дождём. - Ну всё равно… А ты разве не можешь намешать себе какое-то снадобье, чтобы лучше стало? - Оно так не работает, - тяжело выдыхает Минхо. - То есть? - Знахарям нужно в два раза больше сил, чтобы вылечиться. Потому что ты пытаешься починить энергию той же энергией, а так быть не должно. Мне надо больше времени. Поморщившись, Минхо с усилием трёт лоб. Губы сухие, движения слегка неуклюжие, его продолжает потряхивать. - Как мне помочь? Тебе чай может или ещё чего? - Джисон мнёт пальцы, ощущая себя как никогда бесполезным, потому что он может только смотреть на то, как знахарю плохо. - Там на столешнице банка с липовыми цветами. Иди нарви малины, разомни в чашке и залей кипятком с липой. Вода в чайнике ещё должна быть горячая. - Хорошо. Джисон активно кивает и, схватив кружку, торопливо впрыгивает обратно в сапоги, выходя на улицу. Он пробирается к кустам за домом и пытается высмотреть оставшиеся ягоды, потому что в прошлый раз ему показалось, что вся малина отцвела. Шипы царапают кожу. Продравшись поглубже и намочив футболку дождевыми каплями, он всё же видит несколько редких ягод и наполняет ими кружку до половины. Затем он так же спешно возвращается домой. Минхо лёг обратно, укрывшись до самого подбородка. Джисон достаёт из ящика пестик, он помнит, где тот лежал в прошлый раз. Хорошенько размяв малину и превратив её в подобие джема, он насыпает сверху липовые цветки, а затем снимает чайник с крючка в камине и заливает всё дымящимся кипятком. Ложка помешивает отвар, гоняя малину по кругу и растворяя её сок в воде. - Может холодной разбавить? Горячее же. - Нормально. Когда Джисон приносит кружку, Минхо приподнимается на локте, что явно даётся ему с трудом, его покачивает. Слабо подув, он делает пару глотков, пропуская кипяток через зубы и шипя, после чего откидывается обратно на подушку. - Оставь на тумбочке. - Хорошо, - Джисон ставит чашку рядом с той, что уже была пуста. – Что ещё сделать? - Ничего. Минхо прикрывает глаза и выдыхает, однако даже его дыхание слегка рваное от озноба. Над губой собрались крошечные крапинки пота, вена на шее вздулась. Он стискивает зубы, явно стараясь не показывать, что изнутри его трясёт намного сильнее. Видеть его в таком уязвимом состоянии крайне странно. - Мне уйти? Джисону не нужно быть телепатом, чтобы понимать, как тому неловко и непривычно показывать свою слабость другому человеку. Учитывая, что ему и так плохо, он не хочет надоедать и приносить лишний дискомфорт. Минхо открывает глаза и какое-то время в явных раздумьях, затруднённых туманом в голове, смотрит в пустоту в углу балдахина. Затем он как будто сдаётся, отводя взгляд и отворачиваясь. - Как хочешь. Ответ тихий и словно немного неловкий. Джисон чувствует покалывание в груди. Если бы Минхо был настроен категорично, то сразу бы попросил его уйти. Раз он раздумывал и вновь дал ему расплывчатый ответ, значит, он действительно не против его присутствия. Возможно, потому что ему по какому-то глубинному инстинкту хочется, чтобы рядом кто-то был, когда ему тяжело. Хотя бы раз после смерти бабушки. Возможно, он всё-таки начал доверять Джисону, убедившись, что он не пугается его способностей и не обзывает его чёрным колдуном. - Спи. Зови, если что-то нужно, я буду тут. Подтянув со спины одеяло повыше, Джисон встаёт с кровати, достаёт из рюкзака вышивку и садится за письменный стол. Он ощущает внезапную ответственность и твёрдое намерение позаботиться о человеке, который так смело доверился ему в момент слабости. Минхо для него априори сильная самостоятельная фигура, которая ни от кого не зависит, поэтому увидев его в другом положении, Джисон понимает, что не хочет оставлять его без поддержки. Тем более, когда он оказался в такой несправедливой ситуации, что даже помочь себе полноценно не может. Игла методично протыкает ткань, нить шуршит, скользя сквозь материю. Один раз Минхо просыпается, чтобы допить отвар, после чего снова закутывается в одеяло. Джисон старательно вышивает небо, пытаясь придерживаться одинаковой длины стежков и вписывать их максимально плотно друг к другу, чтобы потом не пришлось подправлять, добавляя лишние слои. Тени, скользящие по стенам и полу, становятся шире, плотнее. Из углов дома начинает постепенно выползать тьма. Джисон придвигается поближе к окну, чтобы ухватить последние лучи уходящего дня полотном. Оборвав ставшую крохотной нить, он вдевает в ушко новую и успевает сделать лишь пару закрепляющих стежков, как слышит стон со стороны кровати. Отложив пяльце на стул, он подходит к Минхо, вглядываясь в сумрачную тьму, царящую под балдахином. Знахаря трясёт так, что его зубы колотятся, глаза плотно сомкнуты, по покрасневшей шее течёт пот. Он мычит, дёргаясь в бреду и сипло втягивая воздух. - Минхо? – Джисон обеспокоенно трясёт его за плечи. – Минхо, слышишь меня? Тот лихорадочно мотает головой, определённо не вылезая из пограничного состояния. Его тело горячее, жар кожи буквально плавит ладони через мокрую футболку. Колотит так, что его невозможно удержать на месте. - Минхо, проснись! – чувствуя подкатывающую панику, Джисон похлопывает его по щеке, пытаясь привести в себя. – Эй! Минхо! Членораздельной реакции не следует. Знахарь не открывает глаза, а лишь морщится, продолжая крупно дрожать. От беспомощности сводит желудок. Джисон нервно осматривается, как будто помощь может лежать где-то в комнате. Пальцы леденеют. - Так, думай. Он встаёт на ноги. Что нужно делать? Точнее: что можно сделать? Из-за наваливающейся на поселение ночи почти ничего не видно. Нужен свет. Джисон приходит к выводу, что электричество здесь вряд ли есть, а значит нужно делать всё по старинке. В кухонных ящиках посуда и травы, поэтому он начинает рыться в комоде. К его радости, в первом ящике перекатываются толстые белые свечи. Он захватывает сразу несколько и помещает две на прикроватную тумбочку, а одну на кухонную столешницу. Взяв спички с каминной полки, он поджигает их и дом расчерчивают золотые покачивающиеся круги, охровой пудрой расползающиеся по интерьеру. Минхо не становится лучше, он дёргается в пропитанной потом постели, тяжело дыша, мыча и иногда словно даже всхлипывая. Джисон смотрит на него со сжимающимся сердцем, собственная бестолковость буквально сдавливает лёгкие. Как ему помочь? Как справиться с лихорадкой, если он обычный ни на что не годный человек? Нельзя же просто оставлять его так и надеяться на лучшее, когда его откровенно колошматит. В голове вспыхивает воспоминание. В детстве мама приносила ему холодное полотенце, когда он болел. Идей получше всё равно не находится. Джисон открывает шкаф, светит внутрь фонариком и находит маленькую полку с кухонными полотенцами. Взяв одно, он подтаскивает к кровати ведро с водой, промакивает его, отжимает и, откинув одеяло, заталкивает под футболку, протирая грудь, как делала мама. Затем, сполоснув его, он протирает полотенцем шею и лицо. Кожа Минхо словно горит изнутри. Не похоже, что это на что-то влияет, но Джисон вновь споласкивает полотенце и поочередно прикладывает его к щекам, а затем ко лбу. - А может… Глаза распахиваются от пришедшей идеи. Джисон оставляет полотенце на его лбу и подходит к столу, начиная перебирать лежащие там тетради и книги. Телефонный фонарик скользит по страницам, взгляд отчаянно выхватывает фразы. Наконец, в одной из толстых тетрадей находятся какие-то рецепты. Джисон смачивает пальцы слюной и спешно листает, ища что-то про лихорадку или температуру. - Ага! Искомые слова прижимаются пальцем. Джисон просматривает составы всяких отваров, но к его разочарованию все они длинные и состоят из трав, которые без помощи Минхо он не найдёт. Тяжело вздыхая, он продолжает читать дальше и щёлкает пальцами. На одной из страниц находится что-то простое: имбирь и мёд. Вчитавшись, он бросается к камину, чтобы развести огонь. И как он раньше не догадался этого сделать? Затолкав к дровам щепки и рогоз, он чиркает спичкой, поджигает рогоз, после чего идёт копаться в ящиках. Банка мёда находится быстро и даже вызывает улыбку. Она уже была на четверть пустая, значит, Минхо его ест. С имбирём выходит проблема. Джисон нигде не может его найти, потому как почти всё здесь засушенное, либо уже находящееся в каких-то смесях. Тогда он решает проверить холодильник, где на полке находится целый нетронутый корень имбиря. Отрезав кусок и очистив его, Джисон натирает его на тёрке, отправляет в стакан и туда же добавляет ложку мёда. Из носика чайника как раз начинает идти пар. Залив всё кипятком, он приносит чашку на тумбочку и даёт настояться, пока что споласкивая нагревшееся полотенце. - Минхо, тебе нужно это выпить. Минхо! Реакции по-прежнему никакой нет. Знахарь мечется в бреду, совершенно не реагируя на внешний мир, что, на самом деле, пугает. Джисон шлёпает себя по щекам, заставляя собраться. От паники толку не будет, надо пробовать что-то делать. Он берёт с полки другой стакан, переливает туда часть настоявшегося отвара и разбавляет холодной водой. Раз Минхо не может пить сам, значит, придётся заставить его, а для такого кипяток не подойдёт. - Давай-ка, нужно попить. Приподняв дрожащего знахаря одной рукой, Джисон подносит стакан к его губам, чуть нажимает, опуская челюсть, и вливает в рот немного разбавленной жидкости. Минхо кашляет, пара капель стекает по подбородку, но большая часть отвара всё равно уходит внутрь. Повторив это ещё два раза, Джисон осторожно опускает его обратно на подушку, которую переворачивает сухой стороной, и продолжает делать холодные компрессы. - Ничего, я здесь, слышишь? Я с тобой. Отжав полотенце и сложив его, Джисон кладёт его на полыхающий лоб. Трясущийся Минхо морщится, жмуря глаза сильнее, и глухо всхлипывает. Видеть его в таком состоянии даже больно. Внутренности продолжают тревожно скручиваться. Поддавшись какому-то порыву, Джисон поглаживает мягкие янтарные волосы, влажными полосами прилипшие ко лбу и вискам. - Всё-всё, уже почти прошло. Скоро станет получше. Я тут, если что. Щёки на бледном лице порозовели от подскочившей температуры. Танцующий свет от горящих на тумбочке свечей рисует треугольники на скуле с наружной стороны кровати. Джисон гладит его по волосам, рассматривая лицо, которое ещё пару недель назад было призрачным. Взгляд выцепляет родинку на кончике носа с левой стороны, которую раньше не замечал. Длинные ресницы подрагивают, отбрасывая тени. И всё-таки он страшно красивый. Даже когда Джисон его сторонился, поддаваясь говору толпы, он всё равно всегда поражался его красоте. Ведь даже сейчас, когда он бьётся в лихорадке, та просматривается в каждой черте. Пугающе красивый, просто до безумия. Вздохнув, Джисон меняет компресс. А потом ещё раз. Вскоре начинает казаться, что Минхо трясётся меньше. По крайней мере, его уже не кидает по кровати, он перестаёт всхлипывать и просто сипло дышит. Решив, что холодных компрессов достаточно, Джисон кидает полотенце в ведро и отставляет его. Задумчиво посмотрев на измученного знахаря с покрытой каплями пота кожей, он забирает со стола вышивку и садится на пол у кровати. Достав из кармана телефон, он открывает сообщения с мамой, покусывает губу и всё-таки решает написать. «Я сегодня ночую у девушки» Становится как-то некомфортно от такой лжи, но Джисон приходит к выводу, что это лучший вариант. Правду он сказать точно не может. Смысла ночевать у друзей нет – они все живут максимум через две улицы, мама явно будет задавать вопросы, причём не факт, что только ему, а не родителям того, чьё имя он назовёт. А так, по крайней мере, к нему не будет претензий. Наоборот. Ему кажется, что его родители ждут подобного сообщения уже несколько лет. «Сынок только аккуратно всё» Естественно. Никаких вопросов, никаких возмущений, что он ночует не дома. Ведь для них он наконец-то проявляет адекватное поведение. Как другие сыновья. Становится горько, даже язык вяжет. Но ничего, он стерпит. Он понял, что не может оставить Минхо одного в таком состоянии. Ему может понадобиться помощь, неизвестно, когда он поправится. Главное, чтобы ему стало лучше. Никто, кроме Джисона, ему не поможет. Иногда поворачиваясь, чтобы проверить чужое дыхание, Джисон сосредотачивается на вышивке. В подрагивающем свете свечей шить не очень удобно, приходится как следует вглядываться, но это всё равно лучше, чем вышивать дома, готовясь в любую секунду спрятать всё под одеялом и схватиться за книгу. В камине трещат поленья, за окном тянут песни сверчки. Когда глаза устают от постоянного напряжения, Джисон решает, что пора заканчивать. Убрав пяльце и нитки на стол, он осторожно нависает над Минхо, оценивая его состояние. Тот дышит медленно и шумно, приоткрыв рот, но зато больше не дрожит, мышцы лица относительно расслабились. Откинув янтарные пряди с его лба, чтобы не мешались и не лезли в глаза, Джисон задувает свечи и садится на полу полубоком, положив руки на кровать и устроив на них свою голову. Он посчитал, что не имеет права без спроса лезть в чужую постель, так что это был срединный вариант. Центр дома подсвечивается почти полностью погасшим пламенем камина. Только лишь небольшие всполохи, да горящие угли окидывают пол охровыми волнующимися кругами. Воздух наполнен теплом и запахом ясеневых дров. Джисону кажется, что он не сможет нормально заснуть в таком непонятном положении, однако его сознание словно уносится куда-то ветром, стоит ему лишь прикрыть глаза. Его тело обмякает и не меняет положения вплоть до рассвета, когда на улице вовсю переговариваются давно проснувшиеся птицы. Голова с трудом приподнимается, словно веся целую тонну. Джисон минуту не может полноценно разлепить глаза, ему кажется, что он спал неделю, потому как выползание из сна даётся с большим трудом. Тело ватное и непослушное, сил после сна как будто убавилось. Он кряхтит, опираясь руками о кровать и пытаясь выпрямиться. В этот момент с плеч соскальзывает одеяло. Он недоумённо смотрит на него, после чего, опомнившись, поворачивает голову. В постели никого нет. Пальцы трут глаза. Джисон потягивается и едва не падает. Голова закружилась, перед глазами замелькало. Он приходит в себя половину минуты, после чего откидывает одеяло полностью и, держась за кровать, поднимает себя на ноги, ловя равновесие. Где Минхо? Кожу обдаёт утренней прохладой и он зябко ёжится. Натянув толстовку, оставленную на стуле, Джисон чешет голову и решает проверить огород. Дверь открывается, обдавая его запахом росы и лесным ветром, заставляющим передёрнуть плечами. Джисон надевает сапоги и выходит, осматриваясь. Грядки пустуют. Только два воробья сидят на заборе и улетают, завидев его. Тогда он вспоминает про то, что участок на этом не кончается. Обогнув дом слева и пройдя через покачивающиеся пучки растений, он видит калитку, ведущую в тот самый курятник, о существовании которого он и не подозревал. Толкнув калитку и войдя в окружённый высокими кустами, растущими вдоль сетчатого забора, дворик, он, наконец, видит Минхо. - Доброе утро. - Привет. Минхо всё ещё выглядит более бледным, чем обычно, под глазами тёмные круги, щёки словно впали. Однако его больше не трясёт от лихорадки и он раскидывает зерно, кормя вьющихся вокруг него коричневых куриц. Всего около десяти, но для одного человека это более, чем достаточно. - Толкнул бы меня, я бы их покормил. - Я и сам могу. - Ты как себя чувствуешь вообще? - Нормально. - Ну слава Богу, - Джисон потирает шею. – Тебя так сильно начало колотить, я вообще перепугался и не знал, что делать. Намешал имбирь с мёдом у тебя из тетрадки, компрессы делал. Извини, я вообще бесполезный в такие моменты. - Наоборот. - В смысле? Я всё правильно сделал? - Да, но суть не в этом, - опустошив мешок и повесив его на забор, Минхо поворачивается к нему; ветер подхватывает янтарные пряди. – Как ты себя чувствуешь? - Я? – удивляется Джисон и недоумённо осматривает себя. – А я тут при чём? - Нет слабости? Тяжести? Головокружения? Ты быстро отключился? - Ну… вообще да. Я как будто… спал так долго, что по ощущениям, как будто вообще не спал. Не отдохнул. - Моё энергетическое поле было повреждено, истощено, так всегда происходит во время болезни. Поэтому когда ты остался рядом со мной и уснул, опустил защиту, моя энергия потянулась к ближайшему источнику – к тебе. Я напитался твоей энергией и поэтому почти полностью восстановился. Поэтому ты сейчас без сил. Взгляд Джисона переходит на свои руки. Те чуть подрагивают. Он на самом деле чувствует себя уставшим, похоже на слабость, которая появляется после болезни. Вроде не болен, но сил на что-то тяжелее ходьбы на короткие расстояния ещё нет. Так получается из него их словно высосали? Использовали его как источник. Минхо пытливо смотрит на него, ожидая реакции. Чернильные глаза поблескивают. - Так значит хорошо вышло, - Джисон улыбается, поднимая на него голову. – Хоть как-то помог. Если надо, ты ещё бери, я вроде на ногах стою. - Не надо разбрасываться своей жизненной энергией. Тебе самому теперь надо её восстанавливать, - Минхо указывает ему головой на выход, закрывает калитку, и возвращается во двор. – Иди умойся, я приготовлю завтрак. - Давай я может лучше? Ты же болеешь ещё. - Я сказал: иди умойся. Встретившись с непоколебимой твёрдостью в чернильных глазах, Джисон кивает и идёт в сторону умывальника, на который ему показали. Холодная вода царапает руки, зато отлично приводит в себя, когда он начинает ополаскивать лицо. - Эй, - негромкий гладкий голос заставляет приподнять голову; с подбородка в раковину стекают капли. – Спасибо. Дверь закрывается. Дрова заталкиваются в камин.