Янтарь

Курсор двигается по экрану, доходит до крестика и звучит щелчок. Немного погодя он снова начинает двигаться и затем щёлкает уже два раза. С замедлением открывается новая вкладка, едва не ослепляя своей белизной. Вертится кружок загрузки, после чего всё застывает. Мышка скользит по столу, однако курсор так и не сдвигается с места. Кулер ноутбука рычит громче, экран несколько раз мелькает, а затем постепенно прорисовывается страница с видео. Ладонь Джисона касается панели под экраном – горячая. Старый ноутбук выжимает из себя всё, что может. Новую технику деревенские позволить себе не могут, поэтому пару лет назад им завезли бывшие в употреблении товары, которые подешевели в два, а то и в три-четыре раза. Им и этого достаточно, главное, чтобы работало, пусть и с перебоями. Джисон не играет в игры, не копается в каких-то программах. Ему достаточно иметь возможность смотреть разные видео и искать информацию. Вот и сейчас он с интересом слушает, как отстраивались города после Корейской войны, как росли небоскрёбы и развивались технологии их страны. Поясница чуть ноет после вчерашней поездки к дяде, где ему пришлось весь день работать в роли носильщика и держателя досок, выполняя мелкие поручения, лившиеся со всех сторон. По крайней мере, на сегодня все дела в огороде закончились и он может отдыхать, занимаясь своими делами и грызя обжаренные семечки подсолнухов, растущих за домом. - Джисон! – зычный голос отца с улицы заставляет подпрыгнуть на стуле; поджатая под себя нога сползает на пол. - Да, пап? – Джисон щёлкает по пробелу и подходит к окну. - Принеси крестовую отвёртку. - Сейчас. Выйдя в предбанник, Джисон открывает шкаф, предназначенный для инструментов отца. На дверях покачиваются повешенные на гвоздики упаковки с мелом, шурупами разных размеров, верёвки, пилы, гаечные ключи и нужные отвёртки. Взяв одну, Джисон впрыгивает в калоши и чуть шаркает, вползая в них полностью. Дверь распахивается и он выходит во двор, сворачивая за левый угол, где у калитки забора, огораживающего курятник, на коленях стоит отец в джинсовом комбинезоне. - Держи. Отдав инструмент, Джисон уже разворачивается, чтобы уйти обратно. - И чего ты мне однёрку принёс? – отец недовольно цыкает. – Чего мне ей тут делать? Голову чесать? - Ты просто не сказал, какую, вот я и… - А сам догадаться не можешь? Знаешь же, что я калитку ремонтирую, откуда тут такие мелкие саморезы? - Сейчас принесу другую. Джисон отвечает кратко, предпочитая не спорить и не доказывать, что он в жизни на крепления калитки не смотрел и понятия не имеет, какие там могут быть саморезы. Да даже если бы и имел, то неужели так трудно сказать, какая именно отвёртка нужна, чтобы наверняка? Возмущаться об этом смысла нет – он получит нагоняй ещё больше за то, что возникает. С отцом нужно просто соглашаться, чтобы избегать лишних проблем, потому как и обычных хватает. Вернувшись в дом и вновь распахнув дверцы шкафа, Джисон осматривает висящие отвёртки. Их там висит пять штук и чёрт его знает, какую из них так жаждет получить отец. Торопливо пораскинув мозгами и стараясь не задерживаться, чтобы не получить нагоняй ещё и за это, Джисон берёт последние две, надеясь не промахнуться. Снова впрыгнув в калоши, он с нервно бьющимся сердцем подходит к отцу. - Вот. Тот поворачивается, смотрит на протянутые инструменты и насмешливо фыркает. Под густыми бровями с парой седых волосков темнеют сощурившиеся глаза. - А чего сразу ящик целый не притащил? Выхватив самую большую отвёртку, он начинает раскручивать саморезы в массивных расхлябанных петлях. Потеряв верхнее крепление, калитка начинает со скрипом крениться вниз. - Держи, чего встал? Не видишь, что падает? – рявкает отец. Джисон спешно хватается за неё, возвращая в прежнее положение. Он напрягается, не зная, чего ещё ждать, и словно сжимаясь от замечания. Его органы слипаются вместе в одну противную чавкающую глину каждый раз, когда тот заставляет его что-то делать. Потому что Джисон не знает, о чём его попросят, и каждый раз находится то, что он делает неправильно и за что получает от него по шее за бестолковость. От каждого резкого слова появляется какое-то детское желание позорно убежать и спрятаться. Когда все петли снимаются, калитка полностью отделяется и остаётся в руках Джисона. В это время отец принимается за крылья петель, оставшиеся на рамке забора. Повернув голову, он тяжело вздыхает. - И чего ты держишь её? Поставь. Джисон послушно отставляет калитку к забору, упирая её так, чтобы не упала. Он мнётся, не понимая, можно ли ему идти, пальцы теребят подол футболки. - Всё? Мне можно уйти? - А вешать я её как буду? Ногами? Стой жди. - Хорошо. Джисон издаёт бесшумный протяжный вздох себе под нос, чуть отойдя назад, чтобы не мелькать у него перед глазами. Пытка ещё не закончилась. Всё-таки он ненавидит, когда отец зовёт его помогать. Уж лучше весь день убирать помёт или чистить для мамы ягоды, чем выполнять его поручения, потому как отец явно считает, что его мысли должны читать, и злится из-за каждого мелкого промаха. Взгляд изучает рыжих куриц, беззаботно наматывающих круги по ту сторону забора. Рука прихлопывает опустившуюся на шею мошку. Пока отец меняет петли, Джисон наклоняется к огороженной досками грядке с редисом и щёлкает пальцами ползающих муравьёв, пытаясь отвлечься, чтобы не волноваться так сильно. Солнце едва ощутимо просвечивает через ватные облака, собравшиеся в одну волнистую кучу. Слышно, как у соседей громко работает телевизор, вещающий об очередном происшествии на стройплощадке где-то в Ульсане. - Держи калитку. Голос отца заставляет мгновенно подорваться на ноги. Джисон хватается за прутья и подносит её к металлической раме. - Ровнее держи, - мужчина мозолистыми руками вставляет саморезы в резьбу и начинает закручивать их отвёрткой, уже через пару секунд раздражённо зыркая на сына. – Ты можешь крепко держать? Болтается туда-сюда, как мне закручивать её? Взрослый пацан, а сил как у девки. - Извини, я держу. Приходится прочистить горло, чтобы голос не задрожал от обиды. Плечи опускаются ещё сильнее, челюсти стискиваются. Джисон упирается калошами в землю и напрягает руки, чтобы калитка не дёргалась под давлением отца. Внутри с жаром горчит. В такие моменты он чувствует себя бесполезным глупым ребёнком, не понимающим, как пользоваться ложкой, хотя это такое обыденное действие. Теперь отец ещё больше в нём разочаруется. Слишком непутёвый ему достался помощник. - Всё, иди. И отвёртки на место повесь, как было, только попробуй свинарник оставить. - Да, пап. Опустив голову, Джисон спешно ретируется, пока ему не приказали что-нибудь ещё. Выходные, когда отец не на работе, всегда самые напряжённые. Раз он дома, то может поручить что-то сделать, а это всегда чревато испорченным настроением, как сегодня. Джисон вешает отвёртки в шкаф, после чего возвращается в свою комнату, откидывается затылком на дверь и изо всех сил сжимает глаза, которые взрываются звёздами. Опять. Опять ему влетело. Опять он накосячил. Где-то в поселении включается газонокосилка. Одна из немногих, потому как большинство косит траву по старинке, либо не косит вообще, позволяя природе самой выбирать ландшафт. Джисон отмирает и подходит к столу, чтобы выключить ноутбук. Настроения смотреть что-то больше нет. Да и настроение оставаться дома испарилось, так что он надевает кроссовки, быстрым шагом доходит до входной калитки и тихонько выходит, лишь приоткрывая её, чтобы не издавала никаких звуков. Шнурки он завязывает уже на общей улице, как обычно поздоровавшись со стариком Чансу, точившим ножик. Ноги бесцельно доносят его до перекрёстка. Джисон запускает руки в ореховые волосы и озадаченно скребёт макушку. Куда идти вообще? Чем заниматься? Друзья вроде как заняты, кто-то со своими вторыми половинками, кто-то на рыбалке, кто-то уехал развеяться. Идти в деревне некуда. Здесь есть всего одна забегаловка, да и та обычно заполнена стариками, играющими в Го, либо карты под соджу и сушёных кальмаров. В груди просыпается назойливое сверлящее чувство, от которого он пытается отмахиваться последнюю пару лет. Чувство разочарования в своей окружающей обстановке. В посёлке нечем заняться в свободное время, кроме книг, телевизора и ноутбука. Сходить некуда, смотреть больше нечего, всё выучено до последнего камня. Нет никаких особых мероприятий, только если ярмарки и празднование дня основания, но всё это крайне уныло и представляет собой не более, чем общее пиршество на рынке. Варианты работы тоже скудные: близлежащие заводы и фабрики, либо работа фельдшером и ветеринаром в райцентре. Здесь ничего не меняется, здесь никто не хочет ничего менять и Джисон ловит себя на том, что ему начинает становиться душно. Он не знает, куда себя деть, и хотя раньше казалось, что он на своём месте и знает, как жить, то теперь всё размылось. В нём начала расти неприязнь к родной земле, потому как она больше ничего ему не может предложить. Загрузившись ещё сильнее, Джисон бредёт к ручью, шаркая ногами по пыльной дороге и срывая попадающиеся по пути травинки. Он останавливается, чтобы погладить белого кота на заборе, однако это не намного улучшает настроение. Спустившись по берегу и проверив почву на сухость, Джисон садится на отцветшие одуванчики. Внизу шелестит чистая чуть пенящаяся вода. Тонко тянет тиной. Иногда крошечные капли долетают до кожи. Посидев, он возвращается к дороге, собирает в карманы мелкие камешки и возвращается обратно, начиная швырять их в воду. Занятие максимально непродуктивное и неинтересное, но лучше ничего не находится. Джисон придумывает себе игру для разнообразия и кидает камни в пузырьки, которые образовываются на поверхности ручья. Один карман пустеет. Достав камни из второго, он продолжает увлекательное занятие. В шум юрких потоков вплетается шелест сбоку, заставляя поднять голову. - Привет? На том берегу стоит Минхо, одетый в расстёгнутую чёрную кофту поверх серой футболки. В его руках несколько стеблей рогоза, сорванных полностью: от соцветий до корней. Он кидает на него взгляд, однако игнорирует приветствие и начинает собирать рогоз уже здесь. Джисон смотрит на сторону ручья, которая была ближе к его дому. Наверное, там он уже весь собрал и пришлось продвинуться дальше. - Зачем тебе столько рогоза? Чтоб я спросил? - Да. - Ага, ясно. Какое-то время Джисон наблюдает за ним, отмечая, что при таком освещении янтарь выглядит чуть более приглушенным, чем обычно. Затем он продолжает уныло швырять камни в воду, только уже левее, чтобы капли не летели в сторону другого человека. Даже поговорить не с кем. Взгляд следит за кругами, появляющимися в местах прорезанной воды. Те быстро сносит течение. За ручьём начинается небольшое поле, перерастающее в лес, огибающий поселение полукругом. Деревья покачиваются, мерно шелестя. Доносится кукование кукушек. Вот и всё развлечение. Дома недовольный отец, которому лучше не попадаться, а за пределами ворот – ничего. Наверное, надо было книгу с собой взять, но возвращаться уже не хочется, мало ли – поймают и заставят что-то делать, попутно навешивая больше упрёков. Дурак. И правда бестолковый, раз не догадался захватить что-то с собой. Камень с силой летит в ручей. - Хватит портить воду, - хвойный голос разбивает тишину. - Это просто камни. - Я про твоё поганое настроение. - А что оно? – недоумённо хмурится Джисон. - Вода впитывает энергию. И твоя её портит. Взгляд с озадаченностью изучает янтарные пряди. Хрустит вырываемый из почвы рогоз. Джисон вздыхает, высыпая камешки в траву, и устраивает руки на коленях. В небе снова парит то ли сокол, то ли ястреб. Со спины доносятся дальние отголоски детских голосов и звон колокольчика на велосипеде. Он пытается отгородиться от мыслей, но для этого нужно на что-то переключиться. Чуть подумав, он поднимается на ноги, отряхивает задницу и тоже начинает выдирать рогоз. Пыльца забивается в нос, заставляя несколько раз чихнуть. Ощущение знакомое, потому как в детстве они с друзьями иногда рвали пушистое соцветие рогоза и жгли его, радуясь огню как дикари. Джисон хватается за стебли и тянет на себя, пару раз опасно покачиваясь и едва не падая в холодную воду. Спустя две минуты Минхо останавливается и удобнее перехватывает собранные растения, поднимаясь с берега наверх. - Всё? - Джисон пытается поймать его взгляд. - Мне перейти? Или как передать? Откинув волосы с чернильных глаз, Минхо внимательно смотрит на него, а затем разворачивается и шагает вдоль берега. - Пошли. - Мне за тобой идти? - Джисон чуть ускоряется, чтобы нагнать его и идти параллельно по другой стороне ручья. - Опять молчишь? Местный колдун продолжает безмолвно пробираться через высокую траву, даже не поворачивая головы в его сторону. - Ты можешь хоть какие-то указания мне давать словами через рот? Откуда мне знать, что ты от меня хочешь? - Я от тебя ничего не хочу. - Ты хочешь, чтобы я отнёс к тебе рогоз, так? - Можешь себе оставить. - И что делать с ним? Я вот понятия не имею, а ты не говоришь. Перешагнув через какую-то кучу веток, Джисон поглядывает на идущего по другой стороне человека. Лицо Минхо непроницаемое, взгляд сосредоточен. Он говорит только тогда, когда считает нужным, что явно бывает крайне редко. В траве проползает уж, спасающийся от грозящихся затоптать его ног. Ручей становится тоньше. - Вот и как с тобой общаться, когда ты молчишь? Я что-то говорю, а ты не реагируешь. Штанина цепляется за колючки чертополоха и Джисон ойкает, тряся ногой, чтобы отцепиться. Отпрыгнув, он бредёт дальше по клеверу и обходит кустовые вставки из широких лопухов, оплетённых паутиной, где ещё остаются капли утренней росы несмотря на послеобеденное время. Солнце слишком блокируется облаками, чтобы иметь достаточно сил для выпаривания. - Пух для розжига, - голос спустя минуту тишины заставляет голову удивлённо повернуться. - Стебель и корень можно есть. - Так ты со мной разговариваешь? Ни через пять секунд, ни через десять ответа так и не звучит. Джисон с улыбкой фыркает. Это даже забавно. Он опять его игнорирует, делая вид, что его не существует. Но хотя бы изредка одаривает его парой слов, что уже хорошо. Ручей обрывается, уходя под землю и теряясь где-то в прибрежных кустах. Два берега сливаются в поляну с протоптанной дорожкой. Минхо двигается вправо, фактически переходя на сторону Джисона, чтобы перестроиться на тропу, ведущую мимо песчаного склона к его дому. Запах хвои, который едва щекотал нос у воды, вновь окутывает сознание прохладным шёлком. Мимо проносятся сцепившиеся бабочки-капустницы, каркает ворона, слетевшая с берёзы на землю, по округе эхом разносится стук топора с чьего-то участка. - Что у тебя всегда за камень на штанах? - Джисон двигает руками, чуть перестраивая рогоз, чтобы было удобнее держать. - Что-то особенное или просто украшение? На бедре Минхо как обычно подскакивает белый шарик с едва заметными желтоватыми прожилками. Он двигается с каждым шагом, летая на прочной чёрной верёвке. На тропу слетает пара цветков с сиреневых дельфиниумов, которые они проходят. Вскоре они полностью осыпятся до следующего года. - Это белый янтарь, - когда надежда на какую-либо реакцию гаснет, Минхо вдруг решает ответить. - Защита от тёмных сил. - А они бывают, да? Тёмные силы, - с интересом уточняет Джисон. - Если я скажу «да», то что? Ты никак не проверишь. - Поверю, что ещё? Ты-то лучше знаешь. Мазь же ту ты как-то намешал, значит, разбираешься. А откуда, кстати? Бабка твоя ведьмой была, что ли? Как ты научился? Лиственная роща перешёптывается, провожая их машущими ветками. С растений снова слетают кузнечики, по овсянице проносится рябь. Джисон поначалу ожидает продолжение диалога, но по возникшей тишине приходит к выводу, что исчерпал лимит и задал слишком много вопросов. Впрочем, полученные до этого ответы уже как-то ободряют, значит, Минхо не настолько против разговоров с ним. Возможно, ему непривычно, поэтому он иногда отмалчивается. Да и недоверие играет свою роль. Свернув за угол, они проходят сквозь ворота в сад, приветствующий их шуршанием гортензий. Открыв дверь и толкая её локтем, Минхо проходит внутрь и кидает рогоз на пол в левой части дома недалеко от кровати. Пройдя за ним, Джисон тоже опускает свою охапку сверху. Он выпрямляет спину и отряхивает ладони от суховатой пыльцы, переминаясь с ноги на ногу и ожидая каких-то комментариев. Нужно сходить нарвать ещё? Нужно собрать что-то другое? Нужно убраться? Минхо, не придавая его существованию никакого значения, копается в шкафу. - Так и… мне уйти? Погремев чем-то, Минхо достаёт два ведра, проходит мимо него, даже не глядя, и ставит их около кучки рогоза. Вернувшись в кухонную зону, он достаёт из ящика два ножа. - Пух в левое, нижнюю часть стебля и корень в правое. Сев на пол, Минхо берётся за первое растение и начинает умело его разрезать. Джисон какое-то время стоит, осмысляя такую отрывистую краткую команду, после чего опускается по другую сторону кучи и берёт положенный рядом нож с деревянной рукоятью. Возможно, Минхо слишком не любит с этим возиться, поэтому позволяет ему остаться, ставя ценой работу. В принципе, Джисон не против. Это в любом случае лучше бесцельного швыряния камней в ручей и тем более возвращения домой. Влажный запах тины, пропитавший рогоз, растекается по зданию. В вёдра летят отрезанные куски. - Бабка была обычной и учила только обычным вещам, которым учат всех детей, - Минхо вновь начинает говорить спустя несколько минут и не отрываясь от работы. - А как тогда ты научился всем этим штучкам? Тут же нет, ну, школы для ведьм или вообще ведьм, у которых можно учиться, - Джисон задаёт давно интересовавший его вопрос. - Эти знания во мне. Их просто нужно растормошить. - В плане… Они в тебе как бы… из прошлого? - Прошлое и настоящее варятся в одном котле. Они просто есть. Удивительным и новым оказывается то, что слова, оказывается, могут обладать своим духом, пронизывающим окружение. Джисону кажется, словно его кожу обдаёт каким-то ветром, обогнувшим планету миллионы раз. Как будто в него проникли частицы чего-то древнего, как будто перед ним приоткрыли дверь гробницы, хранившей бессмертные вечные истории. Минхо же невозмутимо снимает ножом кожицу со стебля и отбрасывает её к куче мусора. Пальцы умело летают прямо у лезвия, ни разу под него не попадая. - Не все знания можно так добыть. Есть разница между навыками, духовными знаниями и практическими знаниями. Бабушка выкупила мне некоторые книги из библиотеки, чтобы я мог сам заниматься, она к этому всё равно боялась близко подбираться. - В нашей библиотеке бывают такие книги? - Они не про магию. Про кристаллы, про камни, про природу. Было что-то со старыми ритуалами. Всё ведь привозят кучей, никто особо не следит, лишь бы было. - Может, тебе тогда заказать что-то, если тебе ещё надо? Должны же быть, ну, другие… - Джисон стопорится, не понимая, какое слово лучше подобрать, чтобы не задеть его. - Знахари. - Да, знахари. - Я уже сам разобрался. Да и заказывать что-то денег стоит. Я не богач, как ты. - С чего ты взял, что я богач? – Джисон удивлённо вскидывает брови, едва не роняя нож. – Мы не богатые. - Говоришь, что не богатый, а сам в футболку с мудрёным орнаментом вырядился. Она же не с неба упала такая, такие денег хороших стоят, раз ручная работа, - Минхо насмешливо дёргает уголком губ. - Так это я её расшил. - Что? Не заливай. - Не заливаю. Правда я. Джисон тупит взгляд и неловко ведёт плечом, срезая пух, с которого сыпется пыльца, остающаяся на пальцах, и скидывая его в ведро. Это была его маленькая тайна. Хобби, о котором он старается никому не рассказывать и заниматься им за закрытой дверью. От которого он пытается огородить сам себя и потому уже давно к нему не прикасался. Нахмурившись, Минхо пронизывает его чернильными глазами, словно проникая через нити материи и фантомными руками шарясь в чужой душе. - А чего смущаешься тогда? Смущаются, когда врут, а ты не врешь. Почему тогда? - Ну… - Джисон ковыряет ногтем потёртость в полу. - Батя, вон, дома строит, сараи, мебель. Друзья мои кто металл варит, кто стекло дует, кто рыбу мешками в море удит. Чан, вон, по интернету учится и собирается в городе технологиями заниматься. А я… с нитками ковыряюсь. Как девки. - Кто сказал? - Батя. - А ему кто сказал? - Его батя, наверное. - А ему? - Да откуда ж я знаю? Тоже его батя и тому его батя. Какая разница? Так все говорят. - Да в том разница, что есть законы, по которым вселенная работает, и ни в одном нет пункта «Мужикам с нитками возиться нельзя». Если нравится и хорошо получается, то что ж в этом плохого? - Ну, так принято. Что мужики рукоделием не занимаются. - Так вы сами это придумали. Странные вы, люди, - Минхо хмыкает, качая головой и обрубая ножом корень. - Придумали себе какие-то законы и сами от них маетесь. - «Вы, люди»? - с любопытством поднимает голову Джисон. - А ты не человек, что ли? - Я знахарь. - Так и знахарь человек. - Знахари другие. Это люди себе постоянно всякую фигню придумывают. Мы видим мир по-другому, так, как вы себе представить не можете. И я не могу представить, как вы свой видите. Вы друг друга унижаете, ограничиваете, чего-то нестандартного шугаетесь, забиваете его, друг друга ради удовольствия мучаете. Я вас не понимаю. - Тогда научишь меня быть не странным? - Чего? Минхо вскидывает голову; янтарные пряди подлетают. Чернильные глаза сквозят искренним недоумением. Кажется, эта фраза оказалась настолько неожиданной и сбивающей с толку, что его шипованный забор приспустился под напором неизведанной атаки. Ветки деревьев с шорохом проходятся по крыше дома, какие-то птицы поют прямо в саду. - Ну, я тоже хочу быть нормальным. Как ты, - Джисон слегка наклоняется вперёд, с энтузиазмом смотря на него. - Знахарем-то я не стану, это понятно. Но, может, ты попробуешь научить меня видеть мир, как ты его видишь? Хоть чуть-чуть. - И как ты себе это представляешь? Минхо продолжает озадаченно хмуриться, полный противоречий и растерянности. Рогоз и нож застыли в руках, он не понимает, что происходит, куда это ведёт и зачем. Чутьё прощупывает тюль чужого энергетического фона, выискивая дырки и грязь, с потрохами сдающие ловушку, однако всполохи человеческой души, пропитывающей пространство дома, чисты. Такого никогда не было. - Ну, не знаю, это ты должен в таком разбираться, - Джисон чешет шею. – Что ты чувствуешь, что я не могу чувствовать? - Всё. - Например? - С чего я должен тебе рассказывать? - Жалко? Мне просто интересно. Чернильные глаза не перестают сканировать гостя, который, кажется, больше не тушуется пауз и застывшего выражения лица. Минхо возвращается к работе над рогозом, делает надрезы, сортирует части и берёт новый. - Я знаю, что в кустах за домом сидит ёж. - Ты его слышишь? - Нет. Чувствую энергию. - Да ладно? – Джисон недоверчиво щурится. – Это невозможно. Никакого комментария за этим не следует. Любопытство разгорается сильнее. Не удержавшись, Джисон подрывается на ноги, открывает дверь и надевает кроссовки, не влезая в них полностью, а пятками придавливая задник. Шоркая подошвами, он обходит дом, пробираясь сквозь заросли уже отцветшей малины и отмахиваясь от паутины. Он понимает работу с травами и создание мазей, снадобий, знание того, как устроена природа и всё подобное, но ощущать живых существ на расстоянии? Как тогда, когда он почувствовал его после рынка? Это всё ещё кажется чем-то за пределами понимания мира. Кроссовка приминает опустившуюся ветвь и вдруг впереди раздаётся шорох и недовольное фырканье. Коричневый ёж с жёлтыми иголками недовольно топает дальше, убегая от вторжения в личное пространство. - Охренеть. Сердце начинает биться быстрее, появляется порхающее волнение. Как будто он соприкасается с чем-то волшебным. Джисон задом выбирается обратно, даже не замечая, что у него приоткрыт рот, и какое-то время просто стоит, окружённый чириканьем птиц и летающими мошками. Затем он скидывает кроссовки и возвращается в дом, опускаясь на пол и откровенно пялясь на Минхо, взгляд которого стал жёстче от напряжения в ожидании реакции. Испугаются ли его? Назовут проклятым помощником дьявола, как раньше? Убегут? - Офигеть, ты прям реально чувствуешь? И тогда, когда я за тобой шёл, ты меня тоже как бы почуял, да? - Я что, собака? - Ты понял, про что я, я не знаю, как это обозначить. - Твою энергетику сложно не заметить. Тем более, когда она направлена на меня. - Направлена? А, ты в плане… - Джисон задумывается, анализируя слова, и когда уже чувствует понимание сути, до него доходит ещё один факт. – Слушай, а то есть ты… ну… когда все люди вокруг тебя… как бы… - Чувствую, что они меня боятся и хотят, чтобы я ушёл, - холодно констатирует Минхо, чёткими движениями обрывая стебель и сосредоточенно смотря на разрез. - Мне жаль. Правда, это так тупо, что из-за цвета волос тебя… - Это неважно. Плевать. Я научился от этого огораживаться. Пусть думают, что хотят. По жёсткости в его голосе и корке льда, которой покрылись чернильные озёра, Джисон понимает, что на самом деле это очень даже его трогает. Приносит постоянную боль. Ведь он не просто знает, что его избегают, он каждый раз ощущает это пренебрежение везде, куда ни пойдёт. Ощущает в душе, пусть даже Джисону это представить сложно. - Так что, научишь меня чему-нибудь? – он решает сменить тему, чтобы не теребить рану. - Нечему мне тебя учить. - Да ладно тебе. Вот что бы ты хотел, чтобы люди умели? Чувствовали? Последний корень летит в ведро. Минхо поднимается на ноги и относит его к кухонной стойке вместе с ножом. Ведро с пухом же он помещает около камина, который начинает затапливать, используя рогоз и лежащие с левой стороны у кирпичной кладки дрова с щепками. Джисон продолжает сидеть на полу, наблюдая за его действиями и не торопя. Кажется, он постепенно начинает понимать, как функционирует коммуникативный навык Минхо. Он отвечает, когда считает нужным, а если не отвечает, то, значит, дёргать его смысла нет. Значит, нужно ждать, пока он примет решение. - Выйди из дома. - Что? - Выйди. Джисон встаёт, отряхиваясь. Видимо, в этот раз ответа он не дождётся и время визита вышло. Он обувается, поправляя смятые до этого задники кроссовок, и шагает по каменной дорожке, однако дверь позади него не закрывается. - Стоять, - Минхо выходит следом и подходит к нему. – Закрой глаза. - Зачем? Чернильные глаза, гулко полыхающие под янтарными струнами, с упором смотрят на него. Царящая в них сила звучит громче любых слов, заставляя подчиниться. Джисон закрывает глаза. - Вдохни как следует и выдохни. Лёгкие наполняются воздухом до предела, после чего пустеют. Плечи оседают. - Чем пахнет? - Травой. - Ещё. - Гортензиями. - Ещё. - Э… тобой. За этим ответа не следует. Джисон не решается открыть глаза и проверить без позволения. Возможно, он сказал что-то не то? - То есть? – голос Минхо вновь звучит только спустя четверть минуты. - Хвоей. Ты хвоей пахнешь. Очень… свежо. Очередная пауза. - Ещё. - Я не знаю. Ну… - Джисон делает второй глубочайший вдох. – Дымом немного тянет. Ты же камин затопил. - Ещё. - Больше ничего нет. Травы, ну, и дым. Тут ничего и нет больше. - Вдохни ещё. И сделай это вдумчиво, ухватись за запахи. Джисон не совсем понимает, что именно от него хотят услышать, однако делает, как велено. Он снова сосредоточенно дышит, теперь уже намного острее фокусируясь на своих ощущениях и чуть морщась. Всё то же самое, но если напрячься сильнее, если попытаться разбить то, что он чувствует, то от этой ленты получается отделить ещё несколько тончайших нитей. - Укроп. И от одежды тиной тянет. И цветами какими-то, которые у тебя тут растут. И… не знаю, может, это мыло? Или порошок? Ты стирал что-то утром, наверное. - Открывай. Джисон промаргивается и поворачивается к стоящему рядом Минхо, который внимательно изучает его взглядом. Оказывается, он на пару сантиметров выше. - И что это было? - Ты когда-нибудь замечал, сколько вокруг запахов? - Ну… нет. - Вот именно. Вы ничего не замечаете. Вся информация есть вокруг, а вы её не берёте. И не цените. Пробуй иногда замирать, дышать и осязать весь мир вокруг тебя. Он намного шире и ярче, чем все эти ваши непонятные запреты и загоны для самих себя. Это не только про запахи. Звуки тоже. Физические ощущения. Жизнь не плоская. Сделав шаг назад, Минхо разворачивается и шагает домой, заканчивая разговор. Джисон оборачивается следом за дуновением хвои. - Можно я ещё приду? Я не буду мешать. Просто дома… душно. Пересекая порог, знахарь разувается, входит внутрь и хватается за дверь. Та поворачивается, однако закрывается не до конца. В прорези как будто поблескивают жидкие затягивающие чернила. - Решай сам. Меня уже все ненавидят, мне хуже не будет. Дверь закрывается. Какое-то время Джисон стоит, вслушиваясь в загремевшую в доме посуду. Быт, к которому он не имеет никакого отношения. К которому доступа нет. Чужая уединённая жизнь на краю всей деревни. - Я не ненавижу. Сорвав небольшую ветку пастельно-голубой гортензии, он выходит за пределы участка и бредёт по тропе, растирая пальцами листья. Ощущая, как комочки лепестков скользят по коже. Принюхиваясь к запаху, который из этого образуется. Выцепляя отголоски сырой земли в порыве ветра. Мир начал обзаводиться деталями, которые раньше прятались за плотным занавесом.