Долгая история

      Все началось с проклятого дельфина. Хотя нет – все началось с кофе, сбежавшего, потому что кое-кто в халате засмотрелся на кое-кого в доспехе. Сейчас, на, без сомнения, тоже проклятой и все-таки прекрасной – какой же прекрасной! – яхте виновник инцидента с кофе и, прости Господи, любитель дельфинов разгуливает уж точно без доспеха. Кстати, судя по снимкам, полученным от детектива, с годами хоть что-то общее у них с Горацио появилось – нелюбовь к бритью. Вот только Арчи, ленившийся ежеутренне скрести щеки, немало претерпел за это от Мэделин, холостой Горацио может позволить себе гораздо больше свободы. Хотя нет, модная бородка обременительней ежедневного бритья, и причин тому, что Морган ее оставил, могло быть две: или бывшему скромняге-моряку понравилось быть стильным красавцем, ресторатором, актером и далее по списку, или таковы вкусы бизнес-леди Джулии, а значит, все у них серьёзней некуда.       Арчи Рокстон потрогал непривычно гладкую, как для съёмок, щеку и, невесело усмехнувшись, вернулся мыслями к дельфину, с которого все началось. И который вполне мог оказаться совпадением, а то и вовсе померещиться Рокстону с похмелья. Но ведь именно дельфин – гербовая фигура шотландского клана Кеннеди, хотя то, что покойный отец Арчи при жизни возглавлял этот клан, знали немногие, и среди них Морган, человек из прошлого. Человек, утверждавший, что Рокстону надо было изобразить на левой стороне груди не чертополох, а фамильного дельфина. Морган, помнится, даже в шутку набросал на клочке бумаги эскиз тату, и рисунок на белой стене кофейни напомнил Арчи тот давний дельфиний силуэт, очерченный гелевой ручкой. Горацио Морган служил на флоте, и дельфин у него получился не для актера, а для моряка.       К слову, ночной клуб рядом с украшенным гербовым дельфином и прочей шотландской символикой кафе был очень даже неплох, недаром его облюбовали актеры – и пресыщенные ровесники, и разборчивая молодежь возраста Колина Блэра. Который теперь носа не казал в такие места, словно боялся встретить там пьяного и свободного любовника. На самом деле, сразу после их с Мэделин разрыва, ещё до развода, все как ножом отрезало: ни женщин, ни, упаси боже, мужчин. Хватит, накувыркался. Ирония была в том, что с Колином они расстались до того, как Мэделин заподозрила связь на стороне. Расстались с подачи Арчи: он вовремя понял, что играет в страсть, мороча голову себе и, что хуже, Блэру. Тот был шотландцем и брюнетом, бедный парень. И неловко подкатил к Арчи во время совместных съёмок. Ничего бы, скорее всего, у него не выгорело, но та первая реклама с полуголым Морганом попадалась на глаза преступно часто, и Арчи сам не понял как вспомнил – и применил – опыт юности. Богатый, надо признаться. Смешно, но во всем, как обычно и бывает, виноват случай: Арчибальд-старший застукал сына со смазливым почтальоном и…       Но давайте по порядку. В свои восемнадцать Арчи обладал весьма строптивым характером, приводящим к постоянным стычкам с отцом, а также – привлекательностью, делавшей его неотразимым для ровесников обоих полов. Последнее обстоятельство не тяготило выпускника Феттс-колледжа – еще в его стенах юный Кеннеди понял, что не против играть за обе команды и, вернувшись в Кассиллис-хаус, не терял зря времени. Но маркиз Айлса как раз разводился с законной женой (мать Арчи, американка, таковой не являлась), которая изменила ему с молодым развозчиком молока, так что тягу сына к простым парням он, очень мягко выражаясь, не одобрил. Явившись домой раздраженным вопросами адвокатов о виновнике развода, Арчибальд-старший застукал сына с почтальоном и испытал своего рода дежа вю. Как сейчас Арчи понимал, если бы не стечение обстоятельств, все могло бы обойтись рядовым скандалом с последующим примирением, но двух плебеев в один день маркиз не вынес и в сердцах наговорил лишнего. Помнится, он сожалел, что не имеет сыновей поприличней, а при таких наклонностях единственного наследника и внуков не получить, но это, видимо, и к лучшему… Собственно, тогда же младший Кеннеди и узнал, что отец всерьез планировал сделать его наследником титула, невзирая на препятствие в лице законного племянника. Но было поздно, маркиз перешёл черту.       Следующую за семейной ссорой ночь Арчи провел уже у друга, а вскорости укатил в Америку, к матери. Но оказалось, что у нее давно своя жизнь, а присутствие в этой жизни взрослого сына рисковало подорвать легенду о вечных двадцати девяти годах. Кто знает, что бы было дальше, но однажды один из новых приятелей Кеннеди восхищенно воскликнул: «Тебе бы в Голливуд!» Мать вызвалась спонсировать и поездку, и что угодно, только чтобы отпрыск свинтил наконец, а давний любовник, так и не сделавший ее маркизой, получил щелчок по носу. Но гордость Арчи не позволила взять денег больше, чем требовалось на билет до Калифорнии и скромное проживание там на первых порах. Тем более, юный Кеннеди был уверен, что успешный штурм Голливуда у него в кармане.       Карман пришлось держать шире. Арчи сменил множество работ и любовников, прежде чем согласился признать, что если он хочет стать актером, то придется возвращаться в Британию.       Смирение гордыни было вознаграждено. В Лондоне, ошиваясь вокруг RADA*, Арчи познакомился с восходящей звездой Хью Уильямсом, который пригласил его пожить у себя. А ещё убедил не надрываться, пытаясь совместить учебу в театральной школе с обычной работой, а попробовать себя в рекламе. Это уже можно было назвать удачей.       Не то, чтобы Арчи не понимал, что его соблазняют, но был не против. Тем более, Уильямс некоторое время из благородства делал вид, что не мечтает затащить молодого Кеннеди в постель – и в результате его туда первым затащил сам Арчи. У них была разница всего в десять лет, но тогда казалось, что это много. Что Хью – взрослый, интересный, талантливый. Опытный. С ним Арчи ощущал себя тем, кем и являлся на самом деле – молодым парнем в начале жизненного пути. Именно Хью Уильямс дал Арчи сценический псевдоним Рокстон, в честь лорда-охотника из «Затерянного мира»**.       Поступив в RADA, Арчи наконец-то ощутил себя в своей стихии, как во времена учебы в именитом Феттс-колледже, когда он играл в школьном театре. И, само собой, его происхождение не являлось тайной для соотечественников, что приятно грело самолюбие, как бы он это не отрицал. Денежные проблемы, благодаря Уильямсу и везению, вскоре уладились: после успеха молодежного телевизионного сериала, в котором Кеннеди-Рокстон сыграл, ещё будучи первокурсником, его постоянно куда-то приглашали, и он, конечно же, не отказывался.       Арчи блистал, где мог, ещё и назло папе, так и не сделавшему ни единого шага к примирению. А потом, уже после выпуска, его позвали в «Лейтенанты с «Фетиды», где с ним случилось чудо в виде Горацио Моргана, офицера военно-морской службы Ее Величества.       Во-первых, Горацио получил свое имя в честь знаменитого форестеровского героя, книжки о котором и вдохновили создателей сериала на историю о трех друзьях с фрегата «Фетида» и превратностях их судеб на фоне наполеоновских войн. Во-вторых, не будь один из продюсеров другом детства капитана Моргана, молодого лейтенанта никто бы не снял в шоу даже во время отпуска. В-третьих, Горацио был не просто во вкусе Арчи – Арчи впервые в жизни рисковал увязнуть в ком-то всерьез. Но Морган бредил морем, скучал по обществу какого-то сослуживца Чэпмена, а его роль предполагала всего месяц съёмок, который они потратили на танцы друг вокруг друга и, в меньшей степени, – на то, что и сексом не назовешь, строго говоря.       После того, как недособлазненный Морган, с его кудряшками, нежными губами и помрачающей рассудок манерой подставлять лицо дождю, отбыл на свой корабль, Арчи стал психовать и пытаться вышибить клин клином, но клинья подбивать на съёмочной площадке было особо не к кому. Зато потом, в Лондоне, он забывал проклятого Моргана долго и так усердно, что в какой-то момент стало не то чтобы стыдно – просто пресытился. Да и карьера пошла в гору, чрезмерно рисковать репутацией не хотелось, даже когда оставались силы и время на личную жизнь. Романы с партнершами по съемкам, вместе со съемками и заканчивающиеся, казались наилучшим вариантом, а когда он встретил Мэделин, как-то внезапно понял, что ему уже двадцать шесть и надо определяться: ты гей, плейбой или женишься. Мэдди забеременела, и он женился, почти без сожалений. А когда родилась малышка Элис, то и это «почти» исчезло. Арчибальд-старший внезапно одобрил сыновний выбор и даже, кажется, подумывал все переиграть, но Арчи не захотел. Все эти обязанности главы клана, конфликт с родственниками – зачем?       Единственное, что напоминало о прошлом – сделанная ещё в Штатах татуировка. Нет, она напоминала не о том, что Арчи Рокстон никогда не станет Арчибальдом Кеннеди, и не о том, что ему на это плевать: он наполовину self-made man, наполовину – шотландец, которого «никто не тронет безнаказанно». Она напоминала, как Горацио, шало блестя чернющими глазами, то ли робко, то ли нежно ласкал этот цветущий у сердца чертополох, будто бы случайно задевая и задевая левый сосок, заставляя Арчи шутить про склонных к пыткам над шотландцами англичан. Шутить вместо того, чтобы сграбастать обнаглевшего Моргана за кудри и отодрать как следует. Рука не поднималась. Кое-что другое поднималось и не падало, а вот рука – руки – нет. Руки иногда позорно подрагивали, хорошо хоть неопытный Горацио не замечал. А то бы понял, что партнёр по фильму в него втюрился, и поматросил, как у моряков водится. Арчи ведь был не просто гражданским, он был актером. Для заинтересовавшегося парнями военного потренироваться на лицедее – самое оно, но вот честь отдать… Арчи был уверен, что осознавший свою природу лейтенант Морган собирается вручить свою драгоценную невинность Чэпмену или другому «настоящему мужчине» в погонах – и бесился от бессилия что-либо изменить. Не будучи готов лечь под Горацио, пока тот не станет об этом умолять, Арчи предпочел вообще не проявлять инициативу. Морган никак не давал понять, что хочет зайти дальше, полностью довериться Арчи, и временами Рокстону даже казалось, что на самом деле Горацио никогда не продвинется по стезе порока, и все, что у будущего адмирала будет – парочка девушек поприличней и скучная жена. Ладно, не скучная – милая, как Мэделин. Это справедливо. Разумный выбор, проза жизни, простое человеческое счастье.       Но спустя годы, когда воспоминания об этих отношениях поблекли, чувство, которому Арчи никогда не знал точного названия, неожиданно воскресло. Точнее, проснулось, как чертов Дракула. И, протянув когтистую лапу прямо с экрана, взяло за горло. На экране красовался Морган – возмужавший, раскрепощенный. Чужой. Арчи навёл справки, узнал доступные публике крохи, сгоряча совратил Колина, очнулся и решил, что аматорское недопорно в исполнении офицера в отставке не должно влиять на его жизнь. Пусть любители поучатся у профессионала – спустя неделю Арчи ради спасения медведей, которых пускали на гвардейские шапки, разделся на камеру, да так успешно, что, не нагрянь следом за фотосессией актерская слава, он мог бы прокормить семью съемками в рекламе. Мог бы, да… но случилось то, что случилось. Мэделин, уходя, заявила: «И чего я только от тебя ждала! Вы, Кеннеди, все с придурью, твой предок вообще сбежал с цыганкой». Насчёт фамильной придури возразить было нечего, а напоминать супруге о том, что сбежал не лорд Кеннеди, а его жена, и сбежала она с цыганским королем, Арчи счёл неуместным. От отца сбежало целых две женщины, и никто не был повешен или брошен в темницу, так что Кеннеди уже не те. Как и их возлюбленные.       Арчи понимал, что шанс помириться с женой у него есть, ведь она даже не была уверена в измене. Но боялся, впервые в жизни боялся, что его связь с мужчиной раскроют. Что придется объяснять, как в «Горбатой горе»: мне изредка это нужно. Что этим он скажет правду, да не всю: всю правду, про Горацио, он бы не выдал и под пытками. Арчи не хотел себе признаваться, что слишком поздно понял: Мэделин хотела от него тех чувств, которые он не мог ей дать. И что пойми он это раньше, не женился бы. И не было бы Элис… Но он и так потерял ее. И эта потеря жгла сильней всего. Арчи никогда не сможет объяснить дочке, почему всё так сложилось. И себе-то не мог. В юности казалось, что отец наворотил дел, но Арчи даже его переплюнул.       Кто знает, куда Рокстона завели бы виски и бессонница, если бы однажды на экране опять не появился Горацио. В этот раз не просто полностью одетый – закованный в броню. Морган смотрел прямо в душу непривычно, неприлично дерзким взглядом, будто насмехался. Дельфин из кофейни показался Арчи как минимум знаком судьбы, и Рокстон принялся выяснять, кто оформлял интерьер «Кружевной Джин» и кто ею владеет. Помимо прочего выяснилось, что домыслы Арчи про будущую милую жену Моргана тоже потерпели крах. Если сам Горацио теперь походил на Ланселота из фильма Фукуа, то, стоило признать, его невесте позавидовали бы хоть королева Гвиневра, хоть Кира Найтли. То есть шансов у Арчи было ноль. И всё-таки он не мог не сделать самый последний шаг, пусть даже и в никуда.       …Что ж, хватит медлить. Глубоко вздохнув, Арчи на несколько мгновений задержал дыхание и начал взбираться на борт.