Хакнуть СПТ

— Олег, в чем, на ваш взгляд, состоит ваша главная проблема с женой и сыном? — Арсений готов дать подзатыльник этому сорокалетнему лысому пузатому мужику со взглядом кота из Шрека. Но тот пришел сюда за помощью, а Арсений — профессионал. Поэтому подзатыльники он будет давать исключительно словами. — Я же объяснял, он меня не слушается! Он слушается маму, бабушку, дедушку, учителей, прохожих, кого угодно, но не меня! И если я делаю ему замечание, он просто отвечает: «Не душни!» и никогда не прислушивается к тому, что я говорю! А я ведь желаю ему лучшего! На днях я вообще увидел, как он курит! И он даже не прятался от меня! Только попросил не рассказывать маме! Вы представляете? Он боится маму! А при мне, значит, курить можно? К концу повествования Олег перешел на визг. Арсений мысленно морщился, но прерывать тираду не стремился. — Олег, почему ваш сын не признает ваш авторитет, как вы считаете? — Потому что он видит во мне друга! — А почему он видит в вас друга? — Потому что я ему сам много раз говорил, что мы друзья. Вот он и видит во мне друга, а не отца. — И как проявлялась ваша дружба с сыном? — Ну… Мы вместе ездили на рыбалку, и я даже давал ему попробовать пиво, — Олег улыбнулся от воспоминаний. — Всегда прикрывал его перед мамой, говорил, что учителя к нему придираются. Разбирался с теми, кто к нему приставал во дворе или в школе. А сейчас он вырос и вообще от рук отбился. — Олег… — Арсений устало потирает переносицу и мельком смотрит на часы. Сегодня он ждет другую важную пациентку. — Скажите, почему вы решили быть другом своему сыну? — Ну как почему? — жиденькие брови Олега смешно подскочили. — У меня были очень строгие и гиперопекающие родители, и я решил, что буду своему ребенку другим отцом, я не буду его опекать, я стану его другом. И его такое положение дел устраивало! — А вас? — Меня тем более! Я всегда мечтал о сыне, чтобы запускать с ним радиоуправляемые машинки и вертолетики, ездить на рыбалку, пить пиво… — Да-да, про пиво вы уже говорили, — у Арсения зачесались руки от нестерпимого желания дать подзатыльник. — Олег, смотрите, Ваше желание быть другом своему сыну понятно. — Да? — улыбнулся Олег. — Да! — строго отозвался Арсений, стерев улыбку с лица этого великовозрастного ребенка. — Правда понятно. Ведь друг не должен воспитывать, не должен наказывать, не должен учить самостоятельности. Знай себе запускай радиоуправляемые машинки. Понимаете? — Ну… эээ. — Олег, другом быть легко. Поэтому у ребенка, как правило, много друзей. Много, с кем можно играть в машинки, ездить на рыбалку и, прости Господи, пить пиво. Только отец у ребенка один. А вы от роли отца самоустранились, переложив воспитательную функцию, как вы сами сказали, на маму, бабушку, дедушку, учителей и прохожих. Так мало того, что просто переложили, вы ведь еще и стали усердно защищать сына от воспитания? — Я? — удивился Олег. — Ну вы ведь сами только что сказали, что прикрывали его перед мамой, учили не воспринимать всерьез слова учителей, защищали от задир. В глазах вашего ребенка были вы — хороший полицейский и его мама — всегда плохой полицейский, правильно? — Не понял. Арсений вздохнул. Ну еще бы он его понял. — Олег, — мягко продолжил он. — Ребенок растет, познает мир и в процессе этого познания неизбежно совершает ошибки. Чтобы он их не совершал, должен быть кто-то сверху, кто говорил бы, что такое хорошо, а что такое плохо. Это должны быть мама и папа по очереди. Только вот если вы всегда говорили, что все, что он делает, — хорошо, то осуждение всех плохих поступков, очевидно, легло на плечи мамы, так? — Нууу… Эээ. — Так. — Арсений сам ответил на свой вопрос, потому что сил ждать, пока шестеренки в голове этого крупного мальчика прокрутятся до конца, у него не было. — В итоге ваш сын начал воспринимать маму как вечно недовольную всем и вся женщину, а вас — как человека, которому всегда нравится все, что он делает. Какое-то время это работало, за исключением того, что жена обижалась, что наказывать сына всегда приходится ей. Я прав? — Правы. — сухими губами отозвался Олег, выпучив глаза. — Таким образом ваш сын вырос с этим пониманием и вступил в сложный пубертатный период. И сейчас ему по-прежнему кажется, что достаточно скрыть от мамы все свои плохие поступки, спрятать сигареты, а вы его прикроете, вы же друг. Он привык получать от вас защиту, а не нагоняй. — И что мне делать? — схватился за лысую голову Олег. — Я боюсь, Олег, что авторитетным отцом в глазах сына вы уже не станете, — с сожалением ответил Арсений. Он точно знал, о чем говорил. — Если вы резко станете ругать его за сигареты и плохое поведение, то скорее станете врагом, чем человеком, к мнению которого ему захочется прислушиваться. — Я все испортил, — всхлипнул Олег. — Олег, — Арсений подошел и мягко погладил пациента по плечу. — К детям не прилагается инструкция. И никто из нас не рождается с четким пониманием, как растить детей. Мы все совершаем ошибки. Вместо самобичевания попробуйте поговорить с сыном по-дружески, как привыкли. Объясните, что сигареты оказывают сильный вред на его организм, покажите картинки, расскажите примеры. — И вы думаете, он меня послушает? — голосом, полным надежды спросил мужчина. — Вряд ли, — честно признался Арсений. — Не ждите, что один разговор по душам изменит десяток лет, предшествующих этому разговору. Так не бывает. Но начать с чего-то стоит. Поговорите с ним. Скажите, что недовольны его поведением. Объясните, что желаете ему только добра. Предложите альтернативу в виде спорта, например. Но не осуждайте. Друзья ведь не осуждают, верно? — Да, — упавшим голосом проговорил Олег. — Олег, наш сеанс на сегодня окончен, — Арсений в тысячный раз взглянул на часы. — Жду вас на следующей неделе. Расскажете, как прошел разговор с сыном. — Спасибо вам, — затряс руку психотерапевта мужчина. — Я обязательно поговорю с сыном. Спасибо. Распрощавшись с пациентом, десять раз ответив на его рукопожатие, Арсений попросил Валентину — секретаря — сварить ему кофе, а сам сходил в туалет, чтобы умыться холодной водой. Скоро придет еще одна пациентка. И работа с ней очень важна для Арсения. Арсений допивал, он уже сбился со счета, которую за день чашку кофе, когда зашла Валентина и уведомила, что пациентка уже в холле. Попов распорядился пригласить ее. Неизвестно, кто волновался больше — Арсений или пациентка. Но в отличие от нее, трясущейся от переживаний, Арсений — профессионал. Он собрался, улыбнулся и очень доброжелательно поздоровался. — Здравствуйте, Майя Олеговна! Проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Чай, кофе? — Чай, если можно, — дрожащим голосом попросила мама Антона. — Зеленый. — Валентина, принеси, пожалуйста, — распорядился Арсений, отвлекшись на секунду, а затем снова сосредотачивая внимание на взволнованной пациентке. Не прошло и минуты, как Валентина зашла с белой чашкой чая Greenfield Green Melissa и двумя конфетами, поставила ношу на чайный столик и бесшумно удалилась, плотно закрыв за собой дверь. — Майя Олеговна, не волнуйтесь так, — постарался успокоить пациентку Арсений Сергеевич. — Давайте просто поговорим.

***

Майя ходила на терапию вот уже полгода. Арсений с огромным трудом уговорил ее сходить в поликлинику и сдать необходимые анализы. Антон, конечно, рассказывал, что его мама не доверяет медицине, является подписчицей газеты ЗОЖ с 1991 года, на всех подоконниках выращивает золотой ус, алоэ и подорожник, а любые болезни лечит тертым хозяйственным мылом и вставлением лука в ухо, но Арсений не очень поверил этим рассказам. Ну не может же взрослый человек лечить воспаление легких дыханием паром над вареной картошкой, правда же? И только пообщавшись с Майей поближе, он точно узнал, что ятрофобия передается генетически. Майя использовала те же отговорки, что и Антон. Она наотрез отказывалась идти в поликлинику, пыталась приносить поддельные справки, на вопросы о том, что именно ее пугает, она не отвечала — вместо ответа Майя начинала плакать и причитать. Но все-таки под напором психотерапевта, обладающего огромным даром убеждения, она сдалась и позволила воткнуть в свое тело необходимое количество иголок. И то только потому, что он сопроводил ее в родную тридцать вторую поликлинику, за ручку провел по кабинетам врачей, завел в процедурную и взял необходимые анализы лично. Антон слишком похож на маму. После проведения большого количества психологических тестов, сбора анамнеза и изучения результатов обследования, Арсению не составило труда подобрать пациентке подходящие антидепрессанты, нейролептики и транквилизаторы. Постепенно жизнь Майи вернулась в привычное русло. Она смогла найти стабильную работу, и на горизонте даже замаячило первое повышение. У Майи получилось если не простить мужа, то хотя бы отпустить. Бог ему судья. Счастья ему, но подальше от Майи. У нее есть другой мужчина, которого нужно любить — Антон. Впрочем, возможно, скоро появится и еще один: начальник на выходных пригласил ее в театр, а после даже подарил цветы. Антон долго подкалывал маму по поводу букета, но в целом был очень за нее рад. К слову, Антон все эти полгода усердно готовился к ОГЭ. Если с математикой, физикой и информатикой никаких особых проблем у него не было, то с русским пришлось повозиться. Павел Алексеевич никогда никому не говорил «ты не сдашь», но Антон и сам чувствовал, что у него проблемы. Благо, зарабатывал он достаточно, чтобы оплачивать частные уроки русского языка. Минимум раз в неделю он забегал к психологу. Не поныть, не пожаловаться на горькую судьбу, а просто поговорить. При ближайшем рассмотрении психолог оказался неплохим парнем, если не воспринимать его, как врага, стремящегося узнать потаенное, разворошить проблемы и залезть в мозг. Психолог рассказывал, как сам готовился к экзаменам, травил байки из студенческой жизни, тактично умалчивая медицинские подробности, а чаще всего просто слушал. Слушал, поддакивал, что-то объяснял. Шастуну реально становилось легче после таких сеансов. В какой-то момент Антон стал видеть в Арсении друга. Шастун даже пару раз приглашал его вместе с Серегой, Димкой и Лехой на квест. Благо, у Сереги, как обычно, в кармане куртки из ниоткуда появлялись купоны на скидку. На квесте Арсению лучше всего удавались задания, где нужно было найти потайные двери и подсказки в книгах. В целом, он реально стал своим парнем для ребят. Антон согласился сотрудничать и пройти несколько тестов, которые должны были послужить материалом для диссертации Арсения. Психолог просил Леху и Антона проходить эти тесты каждые пару месяцев и с удовлетворением объявлял результаты. Оказалось, что за полгода работы психолога по превенции суицидального риска у них на несколько пунктов снизились показатели «суицидальный риск» и поднялся показатель «антисуицидальный фактор». Как восторженно объяснил Арсений, его трехсторонняя модель превенции суицидального риска оказалась даже лучше, чем он предполагал изначально, и анализ показателей субшкальных диагностических концептов по Т-критерию Вилкоксона показал наличие значимых различий до применения модели и после применения модели, по крайней мере, по 6 показателям: «Демонстративность» — желание привлечь внимание окружающих к своим несчастьям, «Аффективность» — мгновенное безрассудное эмоциональное реагирование, «Несостоятельность» — отрицательная концепция собственной личности, осознание свей ненужности, «Социальный пессимизм» — отрицательная концепция окружающего мира, восприятие как враждебного, «Слом культурных барьеров» — оправдание и принятие культа самоубийства и «Максимализм» — распространение неудачи на все сферы жизни. Ни Лехе, ни Антону эти результаты и названные Арсением конкретные цифры показателей не сказали примерно ни о чем. Зато они видели, как искренне рад Арсений, и радовались вместе с ним. Кроме того, Арсений рассказал Антону, что до превенции его, Шастуна, копинг-стратегии характеризовались в основном как «Манипулятивные», «Импульсивные» и «Агрессивные действия», а после того, как он открылся Арсению и позволил применить на нем модель превенции, копинг-стратегии превратились в «Поиск социальной поддержки» и «Вступление в социальный контакт». К этому моменту Антон понял точно, что результаты психолога на 100% верны. Если раньше он был импульсивным и агрессивным, а для себя оправдывал это холерическим темпераментом, то после работы с Арсением он с удивлением узнал, что он вообще-то сангвиник, который просто долгое время подвергался стрессу. Если бы он изначально знал, что консультации с психологом настолько ему помогут, никогда в жизни он бы не стал хакать СПТ.

***

Наступил долгожданный июнь. Антон вышел из школы, в которой только что сдал последний экзамен, подставил лицо летнему солнцу и замер, улыбаясь. Как долго он ждал этого момента! Сколько стремных аббревиатур он пережил за этот учебный год: ВПР, СПТ, УС, ГТО. И вот наконец он сдал ОГЭ. Теперь только небо, только ветер, только радость впереди. — Сдал? — из-за спины послышался уже ставший родным голос школьного психолога. Антон обернулся. Перед ним стоял улыбающийся Арсений в белой футболке, светлых джинсах-джоггерах, белых кроссовках и с папками в руках. — Сдал, — расплылся в улыбке он. — И, надеюсь, даже не на ноль. — Ну, в этом-то я уверен, — рассмеялся Арсений. — Это последний экзамен? — Дааа! — довольно отозвался Антон. — Поздравляю! — Спасииибо. — Какие планы на лето? — Нууу, в июне–июле хочу активно поработать, подать документы в десятый класс. А в августе у мамы первый отпуск, может, съездим с ней куда-нибудь. — Да, Майе не помешает отдохнуть на море, — согласился Арсений, щурясь от солнца. — Хоть у нас с ней и закончилась терапия, но я все же за нее переживаю. — Спасибо вам за это, — искренне благодарен Антон. Какое-то время они молчали, просто наслаждаясь тем, как теплый ветер обдувает их лица. — А у вас какие планы? — поинтересовался Антон. — Мне надо еще пару раз опубликоваться в ВАК-овских журналах, — охотно поделился планами Арсений. — Потом бегать подписывать бумажки и выходить на защиту. — А когда защита? — Ориентировочно в феврале следующего года. — Так долго еще, — вздохнул Антон. — Это да. Пока бумажки соберу, автореферат напишу, оппонентов найду, это все не так просто Антон. — Понимаю, да. Они помолчали еще пару десятков секунд. — Вот уволился, кстати, — Арсений кивнул на папки в своих руках. Сердце Антона рухнуло в желудок. — Уволились? — спросил он удивленно. — Да, — кивнул Арсений. — Выход на защиту будет отнимать 100% моего времени. А в школе летние каникулы, психолог уже не нужен. Да и материал для диссертации я уже собрал. Антон почувствовал, как к горлу подступает ком. Арсений увольняется. Психолог, которого он так боялся в начале года, который уговорил родителей подписать согласия на прохождение их детьми СПТ, которого он обвел вокруг пальца на тесте, к которому он боялся ходить на консультации, который бесил его тем, что эти консультации назначал, перед которым он изображал обморок, который отвел его в поликлинику и лично сделал два укола, защитив от медсестры, который вместе с ним танцевал у балетного станка, который записывал все наблюдения в файл и тем самым манипулировал, который помог ему открыться и рассказать все, что терзало душу больше года, на плече которого он рыдал, который согласился поработать с его мамой и вылечил, который в конце концов снизил его суицидальные риски… Лучший в мире психолог увольняется. Хотелось так много сказать, но все слова, как назло, будто вылетели из головы стаей глупых воробьев и бесполезно расселись на ветвях деревьев. Антон приподнял руки и вопросительно взглянул на психолога, которого искренне стал считать своим другом. Арсений понял без слов. Он подошел к мальчику и крепко обнял его. Антон почувствовал, как по его щеке скользнула предательница-слеза. — Арсений Сергеевич, — прошептал он надломленным голосом. — Спасибо вам. Если бы не вы, я бы… я бы… — Шшшш, — прошептал Арсений, сжимая худое тело крепче. — Я знаю, Антош, знаю. Они простояли так несколько десятков секунд. Но когда бесконечно неравнодушные прохожие стали коситься, пришлось разорвать объятия и отодвинуться друг от друга. Они стояли рядом, не глядя друг на друга, и просто молчали. — Арсений Сергеевич, — нарушил тишину Антон. — М? — отозвался Попов. — Мы с вами больше никогда не увидимся? Арсений задумался, посмотрел в одну точку, усмехнулся собственным мыслям и ответил: — Никогда не говори «никогда», Антон.