Если бы

Эд почти заснул на груди Ала после особенно долгого и приятно «выматывающего» вечера, когда младший Элрик, задумчиво выводя кончиками пальцев узоры на спине старшего, прошептал: – Знаешь, Эд... я часто думаю, что было бы, сложись всё иначе. В следующую секунду Альфонс уже пожалел о своих словах, потому что такого ужаса в родном карем взгляде он не видел уже давно. – В смысле... если бы мы не?.. – конечно, сна у Эдварда теперь не было ни в одном глазу. Он нависал на вытянутых руках над братом, болезненно хмурился и кусал губы. – Ты... ты меня не... – Дурак, братик, опять навыдумывал чуши! – Альфонс, недолго думая, сгрёб старшего в охапку, уложил на подушку рядом с собой и принялся покрывать его лицо на редкость ласковыми и осторожными поцелуями. – Как ты вообще... можешь?.. я имел в виду... ровно наоборот! Эд замер. У него почему-то бешено ухало сердце – как тогда, полтора года назад, в больнице. Он бы и сам не мог объяснить, почему – от щемящей нежности к обожаемому брату или же... – Что ты... имеешь в виду? – пробормотал он после вынужденного (хотя Эдвард против явно ничего не имел) молчания – из-за глубокого поцелуя в губы. Ал вообще целовался настолько хорошо, что у Эда никогда не хватало сил прерывать затянувшееся соприкосновение их губ, даже если нужно было срочно объяснить, до чего он этого самого Ала обожает. – Я имею в виду... – Альфонс тоже опустил голову на подушку и теперь лежал лицом к лицу с братом и гладил его золотые пряди, рассыпавшиеся по плечам и спине. – Я имею в виду, Эд, – а что бы было, не будь мы с тобой столько времени такими дураками? У Эдварда отлегло от сердца. Да иначе и быть не могло – под этим-то тёплым взглядом, лучащимся какой-то нереальной, бесконечной любовью, в которую до сих пор порой плохо верилось. – Не будь мы такими дураками?.. – до старшего вдруг дошло – и он даже хмыкнул, притягивая к себе младшего за талию поближе. – А мы могли?.. оба дебилы те ещё были, особенно я... – А я и не про тебя, – перебил его Альфонс, не сопротивляясь собственническим жестам Эда. Наоборот – сам ластился, как тот ещё котёнок. Только большой – мейн-кун, скажем, в полтора раза переросший хозяина. – Я про себя. Пауза. – Про себя? – Эдвард, обретя дар речи, растерянными круглыми глазами вытаращился на брата. – Но ты... ты ведь... разве ты мог... – Ты ведь сам иногда называешь меня Сатанессой, – Альфонс застенчиво хмыкнул, едва заметно кивнув. – Понятия не имею, что ты обо мне думал раньше... но не то, чтобы меня в мои восемнадцать-девятнадцать посещали одни лишь приличные мысли, – Ал опустил подрагивающие веки, зачем-то облизал пересохшие губы и совсем тихо добавил: – Было много моментов, в которые я хотел... мог... а впрочем, неважно. – Ну уж нет! – Эдвард толкнул брата в плечо, заставив того откинуться на спину, снова улёгся на него и, беззастенчиво пялясь в лицо младшему, словно Ал был восьмым чудом света или словно Эд видел его впервые в жизни, безапелляционно потребовал: – А ну колись, что за моменты?! Насколько я был дурак и проморгал всё, что мог?!.. Альфонс улыбался. Правда, отчего-то немного грустно. В этом был весь Эдвард. Но если бы он, младший брат, был в своё время чуть умнее и чуть нагловатее, если бы он понимал, что поведение старшего не истина в последней инстанции, а показное – то, что можно проигнорировать... сколько обоюдной боли можно было бы избежать? – ... ну... – Альфонс прикусил губу. – Если далеко не ходить – наша с тобой та глупая ссора... из-за которой ты ушёл из дома. Эд притих. Теперь он понял, что за печаль плещется в глазах Ала. Он сам уже отпустил эту историю и думал о ней лишь как о случайности – едва ли не счастливой, – подтолкнувшей их с братом друг к другу. Ал – другое дело. Для него это всё ещё худший кошмар. И винить его в этом нельзя. – Разве ты тогда мог что-то сделать? – Эд опустил подбородок на сложенные чуть ниже ключиц Ала ладони. – Мы ведь просто орали друг на друга... – Ну вообще-то... – Ал отвёл глаза – и ни с того ни с сего многозначительно усмехнулся. – Была у меня пара крамольных мыслей... – и, заметив ошарашенный взгляд Эда, спросил: – Рассказать? Эдвард молча кивнул. Опять лишаться дара речи было не с руки, но он ничего не мог с собой поделать. Он рос с Альфонсом бок о бок пятнадцать лет. Ещё два года искал его, ещё два года избегал... уже полтора года они были вместе во всех смыслах этого слова. А младший по-прежнему продолжал ставить старшего в тупик и изумлять. Оказывается, Эд его всё же совсем не знает.

***

– ... и уйду! – прошипел Эд, метнувшись в прихожую – чтобы схватить своё пальто и выскочить за дверь. – Тебе же плевать... Его душили гнев, даже ярость. После всего, что он сделал?.. после всего, через что он прошёл, Ал говорит, что его, Эдварда Элрика, не волнуют чувства его младшего брата? Да и пошёл он тогда к... Додумать, куда поязвительнее (а главное, побольнее) послать Альфонса, Эд просто не успел – как не успел, схватив-таки плащ, сделать и шага к двери. Неожиданно сильные руки схватили его сзади за плечи, развернули и резко толкнули к стене. – Эй, что за!.. – возмутился было Эдвард, но поднял голову – и понял, что не сможет сейчас выдавить ни слова. В горле пересохло, сердце, и без того стучавшее в бешеном ритме, теперь грозилось совсем проломить рёбра. Нет, в самом деле, какого чёрта?! – Никуда ты не пойдёшь, – глухо процедил Альфонс. Он сейчас буквально нависал над старшим братом, прижав его к стене. Глаз младшего Элрика видно не было – голова опущена. Но в голосе... в голосе чего только нет – боль, злость... и надрыв? Эд, которому вдруг отчего-то стало страшно, попытался вывернуться: – Хочу и пойду, ты мне не мать! Отпусти!.. В следующее мгновение Эдвард окончательно перестал понимать, что происходит что с ним самим, что с братом, потому что Ал внезапно до боли сжал его плечи, с силой тряхнул и истерично не то выкрикнул, не то всхлипнул: – Не смей уходить от меня! Я так долго... долго тебя искал – и ты опять уходишь?! Эд, почему ты снова меня бросаешь?! Что я делаю не так?! Вся злость, вся обида, весь гнев старшего растаяли, как по щелчку пальцев. Ал поднял глаза и смотрел сейчас на брата исподлобья. Смотрел – и плакал? Почему?.. И этот взгляд... Эдвард столько раз ловил себя на мысли, что он не заслуживает и капли того тепла, которым светятся лучистые карие глаза Альфонса. Он даже боялся этого взгляда. Вернее, не так – боялся, что не сможет под ним сдержаться, поэтому избегал смотреть в лицо младшему. Но сейчас, когда они так глупо ссорятся (ещё ссорятся, да и ссорятся ли?), сбежать от взгляда не получится. Голова у Эда соображала совсем плохо. Она отключалась. Альфонс был слишком близко. Не просыхающие мокрые дорожки на его, Ала, щеках, трясущиеся ладони, лежащие на плечах Эда... Эдварду остро хотелось отвесить себе подзатыльник. За то, что довёл любимого младшего брата до истерики. За то, что поддался эмоциям, наговорил глупостей и поверил в те глупости, которые на эмоциях ему наговорил Ал. Пробовал ли он, «умный и рассудительный» старший брат, по-настоящему понять, что чувствует младший, всем пожертвовавший ради него? Нет, он просто замкнулся в себе, зациклился на своих чувствах, решив, что так сможет уберечь Ала от ненужной боли. Ведь второе желание, с которым отчаянно боролась едва соображающая голова Эда, – было податься вперёд и осыпать заплаканное лицо Ала поцелуями. – Ал, ты... – только и сумел выдавить из себя Эд, потерянно глядя в глаза Альфонса. – Почему ты... – Почему ты меня постоянно бросаешь, Эд?! Я же тебя так люблю! – так же, не то криком, не то судорожным всхлипом выпалил Ал. Голова Эда махом опустела. От слов брата было физически больно... и сладко. Бросал?.. разве он мог его бросить? И Ал... любит его? «Конечно любит. Как брата, кретин, – отчеканила в мыслях последняя выжившая, по ощущениям, клетка мозга. – Держи себя в руках. Не смей. Не смей». Эд зажмурился. Да, как брата. Какого чёрта сердце колотится так бешено, может, у него тахикардия?.. или это... стоп. Но почему так дрожит Ал?.. и почему... Эд широко распахнул глаза. Щёки его младшего брата полыхали багровым румянцем, словно у того поднималась температура. В который раз Эд в ужасе чертыхнулся на самого себя. До чего он довёл человека, которого любит больше жизни? И почему тот смотрит такими невозможными глазами? И почему наклонился так близко к его, Эда, лицу, что горячее, сбивчивое дыхание обжигает старшему кожу... стоп. Что?! Ал в самом деле наклонился так, что Эд мог видеть лишь его глаза – огромные, виноватые, странно сверкающие в тёплом свете лампы после недавних слёз. – Эд, прошу тебя, – Ал больше не кричал, не плакал, хотя голосом ещё владел плохо, и срывался то на шёпот, то на судорожный вздох, – пожалуйста, братик, умоляю – не уходи. Не отталкивай меня. Ты... ты мне нужен, – Альфонс на секунду замолчал, чтобы справиться с пропавшим голосом. – Эд, я правда тебя люблю. Люблю, понимаешь, дурак?.. Эд не знал, что Ал тоже плохо соображал, вернее, уже не соображал совсем. Не знал, что в голове младшего тоже билась в конвульсиях мысль: «Он твой брат, какого Уроборосса ты творишь?!» И всё-таки Ал оказался и слабее, и сильнее Эда в этот момент. Потому что то, на что Эдвард не мог решиться вот уже два года, у Альфонса получилось само собой – он просто закрыл глаза и поцеловал Эда в чуть приоткрытые губы. Старший Элрик в это мгновение почувствовал, что у него подкашиваются ноги и темнеет в глазах. Плащ выскользнул из рук на пол, и Эд вынужден был схватиться за плечи Ала, чтобы не упасть. В голове остался лишь фейерверк из отдельных вспыхивающих искрами обрывков фраз и мыслей: «Истерика?.. люблю... почему?.. разве ты?.. а если...» Всё расплывалось и терялось. Губы Ала вкусом напоминали Эду вишню – ту тёплую летнюю вишню, которую они ещё детьми обрывали, лазая по веткам казавшихся высокими деревьев. Ал первым пришёл в себя – и, со страхом распахнув глаза, торопливо отстранился. Правда, не слишком далеко – далеко ему не позволили руки Эда. – Я, я... прости, пожалуйста, Эд! – Альфонс зажмурился. Господи, да что же он натворил? – Я не знаю, что со мной... только не уходи, прошу, пожалуйста, не уходи, я... такого больше не повторится – только не оставляй меня, умоляю, хочешь, на колени встану!.. – Ал, – голос Эдварда звучал на удивление мягко и ласково, хотя ощутимо дрожал. На щёку младшего Элрика легла прохладная, даже холодная, но не стальная ладонь. – Альфонс, братик, посмотри на меня. Ал, растерявшись (ему казалось, Эд должен быть в ярости), открыл глаза – и изумлённо выдохнул. Он так часто старался поймать взгляд брата, боясь, правда, почувствовать в нём холод и раздражение, что сейчас оказался не готов к потрясающим свету и любви, которыми буквально лучились карамельные глаза старшего. Секунду – но ведь он целовал Эда долго... не думал, сколько, но это явно было не торопливое прикосновение – потому что у Альфонса даже мелькнула мысль, что губы Эдварда напоминают ему малину, которую срываешь ранним летним утром с огромного куста, усеянного алыми крупными ягодами, и всё не можешь наесться, хотя и знаешь, что мама будет ругаться... Эд не только не был холоден. Не только его не оттолкнул. Он отвечал на поцелуй. И как отвечал!.. – Ал, я не уйду. Я больше никогда не уйду, обещаю, – Эдвард смотрел снизу вверх прямо в глаза Альфонса. – Прости, что так испугал тебя. Прости, что тебе казалось, что я тебя бросаю, – пауза, совсем тихо: – Ал, я... скажи только одно, – Эд облизал вдруг пересохшие губы. – То, что ты... – голос дрогнул, но надо было договорить, поэтому Эдвард упрямо продолжил, не отводя глаз и даже не моргая, хотя становилось уже больно. – То, что ты сейчас сделал... я не спрашиваю, почему, но скажи – ты это... сознательно? Альфонс выдохнул. В глазах Эда читалась... мольба? Неужели и он?.. задвинув беснующуюся разумную часть сознания куда подальше, Ал решил, что терять больше нечего – и если признаваться, то сейчас. – Да, Эд. Сознательно, – Ал позволил себе всё-таки поднять руку и коснуться тонкими пальцами шеи Эда – во время ссоры тот машинально расстегнул пару пуговиц рубашки, чтобы было не так жарко, и Ал большую часть времени боролся тогда с желанием уставиться на ключицы старшего... а теперь воротник не скрывал и шею. Эд даже вздрогнул от неожиданного прикосновения, и Ал испуганно отнял пальцы. Но старший торопливо отрицательно помотал головой, младший несмело снова коснулся горячей кожи – и впервые за вечер улыбнулся. Грустно – но улыбнулся. – Если честно, я давно боролся с желанием тебя поцеловать. Правда. Если совсем честно... чуть не с того момента, как пришёл за тобой в тот мир, – Альфонс опустил глаза и сглотнул. – Я... знаю, что это неправильно, Эд. Я знаю, что я дурак, а может, и псих. Поверь, я могу держать себя в руках. Я тебя люблю, – он вновь поднял глаза и прикусил губу, – наверное, люблю неправильно. Прости. Но ты мне нужен. Прошу, не уходи. Я смогу держать себя в руках – только будь рядом. Обещаю, если ты не... тебе не... то я... – Не держи себя в руках. Ал, я полный идиот. Я столько времени убегал от себя, от своих чувств... и от тебя. Прости меня, – Эдвард заворожённо смотрел на лицо Альфонса и не мог насмотреться. Как он мог быть настолько слепым? – Я думал... что это я псих. Я думал, что должен уберечь тебя. Что ты отвернёшься, едва поймёшь, что я на самом деле к тебе испытываю. Я ведь тоже... тоже тебя люблю, Ал. И тоже – неправильно. Но – как умею. Они стояли так – лицом к лицу, глаза в глаза – долго. Наверное, очень долго – по ощущениям, всю жизнь. За окном в темноте бесновался промозглый февральский дождь. Что было бы, если бы один из них сбежал сейчас в эту темноту, а второй его бы не остановил?.. думать не хотелось. Эта ночь могла обернуться трагедией. Но теперь судьба складывается иначе. Эд не отнимал ладони от щеки Ала. Ал не убирал пальцы от шеи Эда. – Эд... ты это... всерьёз сейчас? – наконец, тихо проговорил Ал. Хотя всё уже понял по глазам – всё равно не верилось. – Серьёзнее некуда, Ал, – Эд кивнул. Ему тоже не верилось. Разве это возможно? Но не верить этим глазам на самом деле было невозможно. Теперь была его очередь. Он смешно привстал на цыпочки, закинул стальную руку на плечо Альфонсу и едва слышно спросил: – Можно? Пауза. – Нужно, – так же тихо, уже совсем в губы Эду выдохнул Ал, обвивая талию старшего обеими руками.

***

– Ты серьёзно, Ал?.. – Эд уткнулся брату в ключицы и издал неопределённый страдальческий звук вроде «мя». – Ты-ы... хотел тогда так сделать? – Ага, – Ал по-прежнему пальцами задумчиво выводил на плечах Эда замысловатые узоры. – Мне, понимаешь ли, ужасно хотелось тебя, дурня такого, поцеловать... как почти всегда во время ссор, между прочим. – Ах ты!.. – Что – я? – ... конченый идиот! – Я?! – Нет, я! – Эдвард почти взвыл, не поднимая головы. – Как я мог этого вообще не заметить? Дебил, шизик, идиот, придурок!.. – Расселу бы понравилась твоя самокритичность, – хихикнул Альфонс, стискивая Эда в объятиях и успокаивающе целуя его в макушку. – Ну Эд, не страдай... – Да как не страдай – мы могли бы поцеловаться чуть не на месяц раньше! – ... то есть, если я скажу, что был шанс сделать это на полтора года раньше, ты тут вообще в обморок грохнешься?.. Эд поднял голову и, в ужасе вытаращившись на Ала, сипло переспросил: – На полтора года?.. – Ну да, – Ал смущённо улыбнулся, перебирая золотые пряди брата. – Помнишь, тогда, в поезде... Эд, ну ты серьёзно решил потерять сознание?!