***
При виде Йонджи, небрежно привалившегося спиной к стене соседнего дома со скрещенными на груди руками, воспоминания о прошлом вечере нахлынули на Эри волной. Она медленно приблизилась, страшась взглянуть ему в глаза, сердце колотилось как сумасшедшее. Вместо приветствия тот осмотрел её с головы до ног и спокойно уронил, будто вчера не произошло ничего из ряда вон выходящего: — Нормальное платье, — после чего ухватил её за руку и потащил за собой бешеным паровозом: — Идём! Та только успела выдохнуть: — Куда?.. — В поисках романтики, — прилетело ей в ответ, и обескураженная Эри окончательно перестала понимать, что происходит. Просто глядела на его спину, отмечая какие же широкие у него плечи и как забавно подскакивает при отрывистом шаге острый хохолок зелёных волос на затылке. Она следовала за ним беспрекословно, и Йонджи постепенно ослабил свою хватку, мягко, но цепко обернув ладонью её запястье. — А при чём тут платье? Ты считаешь выше своего достоинства идти со мной по улице, когда я в штанах? — ввернула Эри вопрос, мучавший её с того момента, когда она развернула его записку. Ей было хорошо известно, как Стелла умела презрительно морщить нос, придираясь к её неказистой мальчишеской одежде. Ещё бы ему не было стыдно — взять хотя бы его нынешний шикарный костюм, почти такой же, в каком он заявился в кафе в прошлый раз. Рядом с Йонджи — даже в платье — Эри сама себе представлялась серой уточкой, держащейся в тени великолепного гордого селезня. — Да нет, мне просто приятно смотреть на тебя в юбке. Я запомнил, что в кафе у тебя были милые коленки. К тому же в платье у тебя ничего не перетянуто, — хмыкнул её спутник, тем самым намекая на предыдущий вечер, и Эри бросило в жар от этого сомнительного комплимента. Вскоре они вышли к стыку двух рощ. Через водную границу был перекинут невысокий обрамлённый перилами мостик, посреди которого чья-то добрая душа, не чуждая чувству прекрасного, установила маленькую деревянную лавочку. Когда Эри и Йонджи остановились рядом с ней, то в просвете между деревьями проглянула бирюзовая полоска моря, над которым низко висело ослепительно-рыжее солнце. Тягучий знойный воздух в этом месте перебивали сквозные дуновения ветерка и прохлада, исходившая от неспешно текущей воды. Где-то над головами, в ветвях деревьев, сплетённых густым шатром, переливчато пересвистывались птицы. Эри и не догадывалась, что совсем недалеко от дома находился такой красивый природный уголок, ей не случалось бывать здесь прежде. — Ну как, годится место? — Для чего? — рассеянно спросила она, перегнувшись через перила и завороженно наблюдая, как в прогретой солнцем прозрачной воде серебрится чешуя снующих под мостом мелких рыбок. — Чтобы тебя целовать. Йонджи видел, как моментально напряглись и заострились её плечи под тонкими шлейками платья. Эри медленно обернулась к нему, отводя глаза. Ему определённо нравилось, как она краснеет: сначала вспыхивали бледные щёки, а потом краска постепенно перетекала дальше, на кончики ушей, которые под коротко обрезанными светлыми прядями волос казались до смешного малиновыми. Йонджи захотелось притронуться к одному из этих малиновых ушей губами, попробовать его на вкус. — Ты, правда, думаешь, что я вчера ушла только потому, что место было неподходящее? — она не сразу нашлась, что ответить, ошеломлённая подобной бесхитростной прямотой. — Ага, разве не поэтому? — А тебе в голову не приходило, что я просто не хочу… ну, целовать тебя? Что ты меня вообще не привлекаешь? — Да ну? Мне тогда так не показалось. — Вот ничуточки! — упёрлась Эри, на самом деле сомневаясь в собственных словах, но не желая подать виду. Усмехнувшись, Йонджи уселся на скамейку рядом с ней, откинулся назад, опираясь локтями на перила мостика за своей спиной и уверенно, по-мужски, расставив длинные ноги. После чего прикрыл глаза и предложил: — Хорошо, тогда проверь! — Ты что делаешь? — Даю тебе время подумать, рассмотреть: вдруг всё-таки что-то привлекает? Можешь даже тыкать пальцем, если тебе без этого никак. Не рассержусь. Получив такое странное разрешение, по тону больше похожее на приказ, Эри помедлила, но всё же подошла ближе, наклонилась, изучая его лицо, выглядевшее удивительно безмятежным. Осторожно, едва дотрагиваясь, провела кончиками пальцев по скулам, классически прямому носу, чуть поколебавшись — по гипнотическому завитку брови, затем по другому… И наконец — по линии широкого, красиво очерченного рта, края которого под её несмелым и щекотным касанием изогнулись в улыбке. Пройдясь взглядом по этому лукавому изгибу, Эри не выдержала и легонько прижалась губами к самому его уголку. И сразу же почувствовала, как что-то сильное и крепкое обхватывает её талию и колени, — пока она отвлеклась, Йонджи коварно поймал её, заключив в кольцо своих мускулистых рук и ног. Девушка попыталась возмутиться, но он тут же перехватил неловкий, недосказанный протест губами. Постепенно отводя свою голову назад, заставляя её тем самым тянуться вслед за ним — чтобы не упасть, ей пришлось обнять его за шею. Поцелуи, начавшиеся тягуче и неторопливо, потихоньку менялись, усиливались. Теперь он почти терзал её рот, словно умирающий от жажды путник, припавший к живительному источнику. Девушка легонько дрожала, ощущая непривычную слабость в коленях от столь жаркого, стремительного напора. Ещё мгновение — и ладонь Йонджи снова скользнула не туда, обхватывая её бёдра, пытаясь задрать подол тонкого платья. Ей пришлось резко прикусить его губу, вынуждая прерваться. — Что? — Ох, и хитрый же ты! Как тебе в голову такое приходит? Мы с тобой едва знакомы, — Эри незамедлительно стряхнула цепкую мужскую кисть со своего бедра. — И что с того? — Я не такая! «А какая?» — чуть было не сморозил Йонджи, но вовремя прикусил язык. Его картина мира была проста и безыскусна: он хотел её, и, возможно (что было только на руку), она хотела его. Что в этом могло быть неправильного? Он непонимающе уставился на девушку. — Должно же у тебя быть хоть какое-то представление о приличиях, — пробормотала она, не в силах сознаться, что речь шла не только о достоинстве и добродетели. Эри покривила бы душой, сказав, что ей неприятны его прикосновения. Скорее, наоборот, чересчур приятны… Однако в его властности, в уверенности действий чувствовалась определённая сноровка. В отличие от неё самой. Как намекнуть ему не торопиться? Как дать ему понять о её, Эри, полнейшей неопытности в подобных делах? Разве это не должно читаться в её смущении, скованности, неловких движениях? Вслух произнести такое казалось абсолютно невозможным, будто стоило заикнуться о чём-то подобном — и с неба на её голову тут же обрушилась бы молния. Или даже две. Она замялась. — А не могли бы мы пока просто… — Просто — что? — Ну, это… целоваться? — выдохнула Эри, склоняясь пылающим лбом к его плечу и поражаясь собственной смелости. Следовало быть честной и признаться хотя бы самой себе, что он ей всё-таки нравился. Было трудно уловить, с какого момента слова Кейми перестали быть шуткой, — но разве это имело сейчас значение?***
Первые же капли воды, вырвавшиеся сверху из душа и прохладно упавшие на разгорячённую кожу, подарили Йонджи временное подобие облегчения. Почти четверть часа он простоял под освежающими струями, невидяще уставившись в стену, вместо которой перед ним мелькали одни лишь тонкие белые плечи и манящие, чуть приоткрытые в улыбке губы. — Йонджи-сама? — тихий голос служанки вырвал его из задумчивости. Та стояла у двери душевой, заученно потупив взгляд и держа на вытянутых руках принесённое свежее полотенце, и Йонджи, сначала машинально потянувшись за ним, внезапно передумал и ухватил её за запястье, притягивая к себе, вдавливая бёдрами её мягкое, несопротивляющееся тело в слегка запотевший кафель стены. Девушка стояла молча, склонив голову на бок и опустив руки вдоль тела, привычно готовая удовлетворить любую прихоть младшего принца. Он не знал её имени, как давно она прислуживает на корабле, как часто ему случалось брать её до этого, — все они были на одно лицо. От форменного серого платья пахло крахмалом и свечным воском. Рука Йонджи, поначалу жадно мнущая округлые женские ягодицы, неожиданно остановилась, затем и вовсе — оттолкнула от себя это безвольное создание, отбросила его на влажный пол душевой. — Прочь, — глухо уронил он, впервые в жизни не в силах вынести этой вялой податливости, чуждого ему запаха, чуждого ему тела. Она не могла дать ему того, чего он жаждал от той, другой женщины, которая сдерживала его своим безыскусным сопротивлением, своей нарочитой робостью — и доводила тем самым до исступления. Горничная, покорная его грубому приказу, поднялась и, поклонившись, тихо выскользнула за дверь, ни словом, ни жестом не выразив обиду. Четвёртый принц упёрся локтем в стену и выдохнул сквозь сжатые зубы, всё ещё полный тягостного, почти выматывающего физического возбуждения. Потом, опустив руку на напряжённый член, обхватил и начал двигать по нему ладонью, дёргано, резко, пытаясь как можно скорее высвободиться от избытка переполнявшего его желания. Прежде он не любил ласкать себя сам, находя это недостойным, — зачем, если в любой момент поблизости нашлась бы женщина, готовая раздвинуть перед ним ноги?.. Йонджи стиснул челюсть, глубоко, прерывисто вдыхая и выдыхая носом. Пара десятков яростных движений — и наконец-то накатила острая, короткая разрядка. Вопреки обыкновению она не принесла ему истинного наслаждения и только приглушила на время тянущее, томительное чувство неудовлетворённости, с недавних пор обосновавшееся на периферии его сознания. …На ужин с Рэйджу он явился в весьма мрачном состоянии духа. Та вначале без особого интереса наблюдала, с каким равнодушием младший брат жуёт любимый стейк, запивая его терпким дорогим вином, присланным в подарок от семьи Донкихот, — будто обычной водой. Но после того как он, даже не притронувшись, отодвинул от себя тарелку с десертом, Рэйджу заподозрила, что с ним творится что-то неладное. — В чём дело, Йонджи? Ты сам не свой. Йонджи поднял голову, хмуро, но вместе с тем пытливо глядя на неё. Старшая сестра была самым умным человеком, которого он знал (и оттого порой побаивался, несмотря на то, что физически та была на порядок слабее). Вчера, во время утреннего разговора, он не лукавил, говоря, что воспринимает Эри лишь как развлечение, средство занять себя, расслабиться после нудной дипломатической суеты. Однако с той поры, казалось, миновала целая вечность, и всё вокруг встало с ног на голову — стоило ему осознать, что за первоначальным лёгким и поверхностным интересом таится необъяснимое влечение. И, пожалуй, только сестрёнка Рэйджу с её цепким умом могла бы помочь ему расставить всё по местам. К тому же она тоже была женщиной — кому как не женщине ведомо, что творится в голове у другой. — Это из-за той девушки, — нехотя признался он, ковыряясь ложечкой в нетронутом лимонном парфе. — Она мне не даётся, и я не знаю, что предпринять. Дальше поцелуев дело не идёт… — Ох, умоляю, избавь меня от подробностей, — поморщилась сестра. — Ладно, будем считать, ты поняла. Суть в том, что будь она в моём подчинении — я мог бы ей приказать, будь она шлюхой — я мог бы честно заплатить ей. Но она ни та, ни другая. Знаешь, у меня недавно проскочила мысль открыться ей, что я Винсмоук, принц, ведь отец всегда утверждал, что перед королевской кровью не устоит ни одна женщина… — Ни в коем случае, — безжалостно отрезала Рэйджу. — Ты, кажется, забыл, что мы на важной миссии и не можем рисковать своим инкогнито ради первой встреченной тобой девицы? — Да помню я, помню… — проворчал он с кислым видом, выдававшим его тайную надежду на иной ответ. — Чёрт, даже понять не могу, приглянулся я ей или нет. Держит меня на расстоянии, чересчур близко не подпускает — говорит, что плохо меня знает. — А ты уверен, что она не пытается тобой манипулировать? — припечатала его своей прямотой сестра, которая была невысокого мнения о женщинах, живущих в подобных местах. Во всяком случае, об их воспитании и моральных качествах. Хотя бы потому, что Дофламинго по окончании сегодняшней встречи предложил ей небольшую прогулку по окрестным достопримечательностям, как по заказу включавшим в себя кварталы с дешёвыми барами и сомнительными хостес-клубами. Эту очередную уловку, чтобы попробовать сбить её с толку, было видно невооружённым взглядом, поэтому она ускользнула при первой же возможности, вежливо сославшись на внезапную головную боль. Дофламинго же, осознав, что провести её не удалось, в качестве компенсации за неуклюжую попытку провокации прислал вдогонку целый ящик изысканного вина Дресс Розы. И сейчас, с удовольствием смакуя это самое вино, Рэйджу невольно вспоминала хитрые, холодные и расчётливые глаза местных красоток, с улыбками зазывающих в свои заведения видных клиентов. — Быть такого не может! — отмахнулся Йонджи с лёгкой ноткой неуверенности в голосе, которую тут же постарался подавить. В памяти воскресли те застенчивые взгляды, которые совсем недавно бросала на него из-под пушистых ресниц Эри, когда он, сжимая в своей ладони её тонкие пальчики, вёл её за руку, провожая до дома — так и не позволив себе ничего большего, нежели простые поцелуи. В голубых глазах Рэйджу блеснула редкая искра заинтересованности. На минуту ей даже стало любопытно, как выглядит девушка, умудрившаяся настолько сбить с толку её непрошибаемого братца. Фотография уже лежала в запечатанном конверте, приложенном разведчиком к основному рапорту. Если бы пожелала — вскрыла бы в любой момент… Впрочем, что ей было за дело до мнимых душевных терзаний брата? Мнимых — потому что Рэйджу не допускала и мысли о том, что близнецы могли испытывать хоть толику настоящих глубоких чувств. Генетический эксперимент, проведённый над ними отцом, должен был выжечь подобное на корню. — Положим, ты мог бы взять её силой. Как военную добычу, — будто невзначай уронила она. На самом деле Рэйджу питала искреннее отвращение к подобным методам, но ей вдруг захотелось проверить, насколько далеко в своих эгоистичных желаниях был способен зайти её брат. Насколько он был бессердечен. Безжалостен. Будь на месте Йонджи обычный человек, Рэйджу могла бы решить, что его смутные терзания — это всего-навсего первая влюблённость. Но Джадж Винсмоук, намеренно или нет, взрастил чудовищ в облике идеальных сыновей, готовых сложить свои головы ради призрачного величия Джермы. То, что младший брат был готов убивать по приказу и убивал — хладнокровно, без колебаний, не терзаясь по этому поводу, — она видела не раз. Поэтому в данный момент ей было интересно лишь то, на какую низость он был готов пойти в своей предположительной бездушности. Бессердечный, безжалостный и бездушный Йонджи, только что решившийся отправить в рот ложку многострадального парфе, чуть ли не поперхнулся от такого предложения. Он что — даже не задумывался о подобном? Губы Рэйджу впервые за день тронула настоящая, нефальшивая, улыбка: брат не был джентльменом, но, похоже, ещё был способен её удивить. — Получше идей нет? — откашлявшись, с явной досадой переспросил он. — Что ж… Почему бы тебе тогда не вспомнить, ради чего ты здесь, и не начать думать головой? Кажется, ты хотел попрактиковаться в искусстве дипломатии. Так что же ты за переговорщик, если не можешь склонить одну-единственную девушку к взаимовыгодному… хм… сотрудничеству? Изложи ей свои доводы и попробуй действовать рационально. — А что? И правда… Мы же взрослые, разумные люди, — зацепившись за эту мысль, Йонджи повеселел — во всяком случае, парфе он с удовольствием доел.***
На дворе было пасмурно, небо затянуло серыми, быстро бегущими тучами, в разрывах которых проскальзывало бледно-голубыми лоскутками небо. Близился сезон штормов, однако погода пока что лишь настраивалась на грядущие бури: ветер был порывистым, но не сильным, а тучи временами прорывались коротким освежающим ливнем. Чтобы переждать один из таких ливней, Эри со смехом затянула Йонджи под широкую, высоко выпиравшую арку мангрового корня и там, в этом небольшом природном укрытии, доверчиво прижалась спиной к его груди. С обеих сторон вокруг них, на расстоянии вытянутой руки, с шелестом падали дождевые капли, отрезавшие их на время от всего мира. Мокрые смоляные пузыри, прибитые к земле водной пеленой, напоминали россыпи округлых шляпок гигантских грибов. Изредка под арку залетали случайные брызги, и каждый раз, когда они оседали на ничем не прикрытых руках, плечах или щеках, Эри вздрагивала от неожиданности. Йонджи, будучи чересчур рослым для этой арки, даже в самой верхней её части, вынужденно склонил голову, уткнувшись носом в короткие белые волосы, от которых едва уловимо пахло ванилью и корицей, и обхватывая предплечьем уязвимо трогательные девичьи плечи. Несмотря на некоторое неудобство этой позы, она была весьма уютной — так он мог свободно ощущать себя защитником, покровителем. Хозяином. С каждой минутой Йонджи всё больше укреплялся в принятом накануне решении. Он был в узких кожаных перчатках, и Эри с любопытством дотронулась до массивного кольца-печатки поверх его правого безымянного пальца. Кольцо было стальным, со вставленным в него плоским квадратиком из бледно-зелёного нефрита, на котором была вырезана стилизованная птица, похожая не то на орла, не то на ворона, расправившего по бокам крылья, обрамлявшие цифру «4». — Это феникс, — ответил на невысказанный ею вопрос Йонджи. Кольцо он брал этим утром на заключительную встречу с Небесным Демоном, чтобы официально утвердить многостраничный итоговый контракт. — Обычно я запечатываю им письма, — он помедлил и снял его, после чего к величайшему изумлению Эри, опустил на один из её тонких пальцев. Кольцо было тяжёлым, чересчур крупным, вызывающе дорогим; оно явно не подходило ей — или она ему. — Я хочу, чтобы оно было у тебя, — сказал Йонджи, пока она пыталась понять, что значит этот неожиданный жест с его стороны. И прибавил: — Мои дела на Сабаоди завершены, я уезжаю сегодня вечером. Сердце застыло в груди, словно забыло биться, а затем, навёрстывая, заколотилось быстро-быстро. Только что на короткое мгновение она почти допустила невероятную мысль о том, что он хочет сделать ей предложение руки и сердца — глупая девчоночья фантазия, годящаяся разве что для сказок или любовных романов. Но для чего ещё тогда девушкам дарят кольца?.. Однако сообщение об отъезде отрезвило её. — Так это что — прощальный подарок? За приятно проведённое время? — Эри произнесла это спокойно, но кто бы знал, каких усилий стоило ей сдержать дрожь в голосе. Она попыталась выскользнуть из его рук, но Йонджи, предугадав это, покрепче перехватил её плечи, делая объятия почти болезненными. — Послушай… Я вернусь примерно через месяц, всего на один день. И через месяц увезу тебя с собой. Эта очередная пара безыскусных фраз ошеломила Эри. Вначале она даже решила, что это всё-таки признание в любви — своеобразное, хотя и вполне в его духе. И молчала, не находя подходящего ответа. Они были знакомы всего несколько дней, из которых бо́льшую часть ругались и дерзили друг другу, а Йонджи, оказывается, был готов на столь решительный поступок? После десятка — пусть и восхитительных — поцелуев? И ни разу не упомянув, что она ему нравится? Эри до сих пор не представляла, как разобраться с собственными противоречивыми чувствами, а тот уже всё решил за них обоих… Тем временем Йонджи, обнадёженный её молчанием, поторопился развить свою мысль, пришедшую ему в голову прошлым вечером после разговора с Рэйджу. Растерянная и покрасневшая, Эри вслушивалась в его дальнейшие рассуждения, не в силах поверить в то, что он действительно говорит подобное. С необыкновенным жаром, подтверждающим его искренность, Йонджи открыто поведал о своём случайном, но выматывающем влечении к ней, усилившемся от её неуступчивости. О неравенстве между ними, усугублявшемся её низким происхождением. О том, что его семья никогда бы не одобрила подобной связи — и потому он готов был это скрывать, закрывая глаза на всё остальное. Лишь бы Эри поехала с ним и со временем — да, он готов дать ей время! — отдалась бы ему и покорилась его воле. Про влюблённость или привязанность он не упомянул ни разу, в его словах читались только чистая гордость и страстное желание обладания. — То есть ты оказываешь мне честь стать твоей тайной… любовницей? — тихим и каким-то бесцветным голосом подытожила Эри, ощущая, насколько невыносимо удушающей стала уютная прежде тяжесть чужих рук на её плечах. — Если тебе нравится такая формулировка… — задумчиво протянул Йонджи и поторопился прибавить ещё несколько пунктов к воображаемой оферте: — Я всё предусмотрел. Ты не будешь ни в чём нуждаться. Тебе никто не причинит вреда, поскольку ты будешь под моей защитой — и да, я постараюсь держать всё в тайне. Более того, даже если ты когда-нибудь мне прискучишь, то не выкину тебя на улицу, как использованную вещь, а готов обеспечить всем необходимым, чтобы помочь благополучно вернуться домой, — судя по его уверенному тону, столь великодушное рациональное предложение вообще не предполагало отказа. Последняя циничная фраза — особенно пренебрежительные «прискучишь» и «вещь» — окончательно переполнила чашу её терпения, и в запоздалом взрыве негодования, придавшем ей наконец сил, Эри вывернулась из кольца его рук. В её застывшем лице не было ни кровинки, когда она глядела на Йонджи, отчаянно пытаясь найти малейший намёк на то, что всё сказанное было скверной шуткой. Но единственное, что ей удалось обнаружить, — плохо скрытое недоумение. — Должно случиться что-то поистине невероятное, чтобы я когда-нибудь ответила на такое «да», — после затянувшегося напряжённого молчания вымолвила она, медленно и чётко — чтобы он осознал каждое произнесённое ею слово. Наклонившись и подпирая локтем приземистый древесный свод, Йонджи пристально смотрел на неё. Его лицо вытянулось, выдавая крайнее замешательство. — Я не понимаю… — Ты что — и в самом деле не понимаешь?.. — выдохнула она. — Небо! Как же я могла так обмануться? Как могла хоть на миг довериться такому глупцу, как ты? — Что ты имеешь в виду?! — Да ты только что оскорбил меня, унизил ужаснейшим образом! Хотел, чтобы я прыгала от радости, поманившись комфортной жизнью да кошельком с деньгами? Небось, и количество монет в этом кошельке рассчитал заранее… А от меня всего-то и требуется малость — задирать подол по щелчку твоих пальцев, всякий раз гадая, не прискучила ли я тебе… — голос у Эри сорвался. Девушка сделала шаг назад, натыкаясь лопатками на влажную древесную кору, — Йонджи опять вознамерился приблизиться к ней. — Не подходи! — она в отчаянии всплеснула руками, и позабытое кольцо сорвалось с пальца, укатилось в примятую траву под его ногами. Тот вздрогнул и присел, подбирая его с земли, после чего взглянул на неё снизу вверх со смешанным выражением злости и недоверия. В голове у Йонджи не укладывалось, что его отвергли, впервые в жизни, — вот братья повеселились бы, прознай про это! — и он лихорадочно перебирал варианты того, как переиграть ситуацию, повернуть её в свою пользу. И ненароком, словно наяву, услышал голос сестры с её равнодушным: «Взять силой — как военную добычу…» Йонджи даже зажмурился на секунду, обуздывая себя, гоня прочь этот настойчивый, безумный, но такой приятный в своей простоте порыв. — У тебя будет месяц, чтобы всё обдумать, — глухо напомнил он, поднимаясь на ноги. — Ни через месяц, ни через год, ни через сто лет! — она топнула ногой и отвернулась, не способная больше выносить вида его дурацких, напряжённо сведённых к переносице завитушек. — Ты и вправду не человек, а киборг, бесчувственная, эгоистичная машина… Прошу, уйди! Видеть тебя не хочу! Никогда в жизни! — Посмотрим, что скажешь потом, — с этими словами Йонджи вынырнул из-под арки и отрывистым шагом двинулся прочь, скрываясь за серой пеленой дождя. Не сумев сдержаться, Эри опустилась на корточки, полностью обессиленная, её душили рыдания. Ведь только что её первую, хрупкую, не оформившуюся до конца влюблённость растоптали самым что ни на есть циничным и унизительным образом. И — хуже всего — тот, кто это сделал, даже не смог сообразить своим бездушным, насквозь рациональным умом, в чём именно заключалась его ошибка.***
— Эй, мальчики, дождались! Вот он! — Стелла высунулась из переулка и вскинула руку, указывая остальным на высокого парня в дорогом костюме, вышагивающего с угрюмым видом по улице и совершенно не обращающего внимания на моросивший дождь. Вчера подкараулить обидчика не удалось, но сегодня ей явно улыбнулась удача. Сопровождающие её «мальчики», хмурыми небритыми мордами походившие на натуральных головорезов, переглянулись с кривыми ухмылками, доставая кастеты и держа наготове крепкие дубинки. — Одет хорошо — наверное, ещё и при деньгах. Крошка, ты же не возражаешь, если мы заодно пороемся у него в кошельке? — спросил у Стеллы её нынешний ухажёр, свободно обнимая при всех за талию. — Да и костюмчик мог бы прийтись мне впору. — Делайте, что хотите, только не убивайте. Ну, или постарайтесь совсем уж не калечить, — та раздражённо повела плечами. — Эрнесто, пойми: мне важно, чтобы ему хорошенько досталось за то, что недавно посмел унизить меня на глазах у всех. Помимо всего прочего, ей также не хотелось, чтобы невзрачная сводная сестрица утёрла ей нос, открыто расхаживая всюду под ручку с этим красавчиком, — но этого их недалёким умам знать было совершенно не обязательно. Она со снисходительной улыбкой позволила Эрнесто, приходившемуся племянником самому дону Филиппо и потому державшему под своим началом с десяток дюжих лихих ребят, по-хозяйски облапать себя напоследок за грудь. Остальные скабрезно загоготали, подталкивая друг друга локтями в бок, но это была ничтожная цена за предвкушаемую ею месть. Мужчины — вообще-то глупые создания, Стелла давно это поняла. Помани их такой малостью — и они готовы прыгать перед тобой на задних лапках. И сейчас она была намерена воспользоваться преимуществами, которые давала ей эта невидимая власть. — Увидимся завтра, детка! Парни, выбравшись из-под навеса, вразвалочку потянулись вперёд, обходя полукругом направляющегося им навстречу незнакомца. Стелла удовлетворённо усмехнулась, раскрывая зонт и бросая последний торжествующий взгляд на их будущую жертву. Тот смотрелся довольно потерянно для человека, возвращающегося с предполагаемого свидания, и Стелла по дороге домой даже ощутила некое подобие жалости пополам с типично женским любопытством: неужто поругались? Или же сестрёнка его отшила? С этой недотроги станется… — Эй, богатенький мальчик, что забыл на наших улицах? — выступил вперёд с привычной, отработанной годами фразой Эрнесто — массивный, бородатый, длинными руками и каменным выражением лица неуловимо напоминавший крупную гориллу. — Никак, заблудился? Йонджи, тем временем в очередной раз раздражённо прокручивающий в голове состоявшийся недавно разговор — в попытке уловить, где же он допустил просчёт, вызвавший столь непредсказуемую ответную реакцию, — зыркнул на громилу, как на прицепившегося шелудивого пса, и хотел молча пройти мимо. Однако тот заступил ему дорогу, упираясь в плечо: — Оглох, что ли? Или тебе эти штуковины мешают? — Эрнесто сделал попытку сорвать с его головы наушники. И тотчас же отлетел в сторону, с грохотом сшибая стоявшие на пути мусорные баки. Остальные не успели даже осознать, что произошло, настолько это было быстро: этот странный парень, казалось, едва-едва дёрнул плечом, а их предводитель уже катался по земле, скуля и прижимая к груди сложившуюся под неестественным углом руку. Они инстинктивно отступили на шаг назад, ошарашенно переглядываясь и чувствуя себя неуютно под побелевшим от гнева взором незнакомца, но тут же стряхнули наваждение и навалились все разом: — Ты что творишь?! Эй, покажем ему, как наших обижать! Будь хоть кто из них поумнее — то сбежал бы, едва заметив, насколько радостно их предполагаемая жертва оскалилась в предвкушающей улыбке. Будучи полон жгучей, раздражающей злости от недавнего категоричного отказа, Йонджи был бесконечно счастлив выплеснуть её на первых попавшихся на его пути отморозках. На Четвёртом принце не было рейдового костюма, однако это не помешало ему раскидать волну противников с лёгкостью, словно беспомощных котят. А после того как те, озверев от бешенства, рванулись на новый заход, он полностью отпустил себя: эти слабаки, в подмётки не годившиеся тренированным солдатам Джермы, нападали — и нападали первыми. Значит, безусловно квалифицировались как враги. Значит, их следовало уничтожить: быстро, любыми подручными средствами. Двум накинувшимся на него верзилам он свернул шеи голыми руками, ещё парочке проломил головы о стену ближайшего дома, а последнему, кто осмелился — или же кому не посчастливилось — подобраться на расстояние руки, Йонджи впечатал в грудь кулак, вдавливая, сминая, с хрустом ломая и выворачивая хрупкие человеческие рёбра. Ни на секунду не запыхавшись, он развернулся к остальным. Дорогие кожаные перчатки были густо усеяны брызгами чужой крови. Кто-то в панике выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в него. Пуля разбилась о череп, даже не поцарапав железную кожу Винсмоука. — Фруктовик! Это точно фруктовик! Его пули не берут! — послышались испуганные крики. Нападавшие запоздало осознали, что нарвались не на того человека. И, пожалуй, из охотников сами неожиданно превратились в добычу. Йонджи зло расхохотался от такого предположения, не торопясь, впрочем, их разубеждать. Он сделал шаг по направлению к оставшимся противникам, и те наконец отшатнулись, ринулись от него в панике по сторонам, спасая никчёмные жизни. Йонджи двинулся было следом за ними, но остановился, недоумённо разглядывая багровое пятнышко, расплывавшееся потёками по рукаву промокшего пиджака. Он опять был неаккуратен и испортил парадный костюм, Рэйджу останется недовольна. Кровь, колотящаяся молоточками в его висках от короткого и приятного всплеска адреналина, постепенно успокаивалась, затихала. Он оглядел мокнущие под дождём недвижимые тела бандитов и в последнем накатившем приступе ярости, выпуская пар, шандарахнул кулаком по стене дома, безучастно наблюдая, как от образовавшейся дыры разлетается по сторонам крупная кирпичная крошка. Несмотря на полученный нелепый отказ, Йонджи действительно был намерен вернуться через месяц. И единственное, о чём он сейчас думал: чем можно было заменить в этот месяц ставший почти привычным дразнящий аромат корицы и ванили?..