По весне лёд хрупок

      Эри потратила целый час, чтобы в мельчайших подробностях расписать перед Кейми все виденные ею диковинки и развлечения Сабаоди-Парка: карусели, горки, павильоны, магазинчики, угощения и многое-многое другое, что ей удалось приметить за тот вечер. При этом она невольно избегала любого упоминания про Йонджи, сосредоточившись исключительно на самих аттракционах. Правда, в части про колесо обозрения и фейерверки всё-таки споткнулась, поскольку в памяти невероятно живо всплыло отвратительное завершение этой поездки. Чтобы скрыть заминку, Эри поспешила перейти к кульминации своего рассказа, а именно — демонстрации карамельных яблок.       При виде обещанного лакомого доказательства похода в парк Кейми так обрадовалась, что захлопала в ладоши и пару раз выпрыгнула из воды юркой озорной рыбкой. Маленькая русалочка с восхищением глядела на блестящую карамель в руках подруги, подплывала рассмотреть поближе, понюхать сладкий сахарный аромат, ещё чуть-чуть — и она бы лизнула каждое, на пробу. Однако каким-то чудом устояла — ей хотелось угостить Паппага и подружек-русалок. Одно из яблок она великодушно предложила Эри, но та со смехом отказалась, уверяя, что в парке съела их целую гору. Любуясь искренним, детским весельем подруги, Эри, вопреки произошедшей вчера в кафе заварушке, была почти благодарна Йонджи. Почти — потому что, несмотря на принесённые с собой яблоки, вслух про извинения он даже не заикнулся.       Понаблюдав, как Кейми деловито перекладывает угощение из пакета в крепкий смоляной пузырь, чтобы в целости и сохранности унести с собой на подводный остров, девушка не удержалась и спросила:       — Скажи, как называется чувство, когда постоянно думаешь о ком-то и не можешь выбросить из головы?       — Это парень? — почему-то уточнила Кейми, восхищённо созерцая, как солнце отражается на покрытых гладкой карамелью яблочных боках.       — Да.       — Симпатичный?       — Э-э-э… да, наверное, — озадаченно подтвердила Эри, не понимая, куда та клонит.       Кейми захихикала:       — Эри-чин, это называется «влюбиться».       — Да ни за что в жизни! Ты меня не так поняла! — девушка едва не потеряла дар речи от подобной дикой трактовки. — Я про другое чувство. Чувство, когда тебя кто-то жутко бесит!       — Он тебя обижает, что ли?       — Да! То есть нет… То есть и да и нет! Не то чтобы он делает это намеренно…       — Это как? — русалочка в недоумении склонила голову на плечо.       — Ну, знаешь, он такой… — девушка замялась, пытаясь подобрать более точное описание…       В это же время в паре километров от них, чуть западнее, разворачивалась другая картина. Сидя в кресле в своей спальне в корабельной башенке, Йонджи задумчиво наблюдал, как сестра, просчитывая что-то в уме, пытается подобрать для него подходящий наряд на очередной раунд переговоров с Джокером. В походных условиях возить с собой обширный гардероб для обеспечения ежедневной смены одежды было затруднительно, тщательно отобранные костюмы были наперечёт. А вчера он умудрился снова разочаровать сестричку, явившись на запланированную встречу с пятнышком от мороженого на лацкане пиджака. Хоть та и не подала виду, что заметила.       Наконец Рэйджу остановила свой выбор на бледно-зелёной шёлковой рубашке с коротким рукавом и элегантными оборками вдоль ворота. Та в должной мере подчёркивала силу его крепких рук и атлетически сложенного торса и одновременно придавала облику лёгкий налёт аристократизма. Под такую обычно шёл короткий плащ, но от него Йонджи отказался, ссылаясь на жару.       Застёгивая рубашку, он спросил сестру:       — Думаешь, мы освободимся к вечеру?       — Вероятно, да. У тебя какие-то планы? Ты два дня подряд где-то пропадаешь.       — Да так, познакомился с одной девчонкой, — уклончиво ответил Йонджи.       — Вот как? — вопросительно вздёрнула бровь Рэйджу. Ей не было дела до женщин брата, разве что удивителен был факт того, что он заинтересовался кем-то со стороны, ведь обычно он привык ограничивать свои потребности безропотными служанками. Возможно, в кои-то веки не сдержался и подцепил приглянувшуюся ему девицу лёгкого поведения в одном из многочисленных местных заведений. — И какая она? — спросила Рэйджу из вежливости, поскольку вкусы братьев в отношении женщин были практически одинаковы и прекрасно ей известны: миловидные, высокие, хорошо сложенные, послушные.       — Просто ужасная! — неожиданно признался тот. — Простолюдинка с отвратительными манерами. Впрочем, если немного приодеть, довольно недурна…       — …Сноб и гордец, каких поискать! — делилась тем временем с Кейми своими впечатлениями Эри.       — …Рядится мальчишкой!       — …Вечно в своих дурацких наушниках!       — …Бледная, как моль, и тощая — без слёз не взглянешь!       — …Волосы зелёные, как лягушка! Как гусеница! Совсем не такие милые, как твои!       — …Дерзкая на язык — выше меры!       — …Вспыльчивый и драчливый!       — …Хоть и слабачка, но вступается за других…       — …Прямодушный, у него, что на уме — то на языке…       И оба закончили одинаково:       — И постоянно выдаёт такое, что ставит меня в тупик!       — …Ха-ха-ха! Не пробовала поцеловать свою лягушку — вдруг окажется зачарованным принцем? — Кейми выслушала сбивчивые разъяснения подруги и залилась смехом, чуть не выпустив из рук пузырь со своим яблочным богатством.       — Эй, это тебе принца нагадали, а не мне! И вообще, такую лягушку целуй — не целуй, лучше не станет… — подумав, Эри прибавила: — Если судить по его поведению, я бешу его ничуть не меньше, чем он меня.       — Говорю тебе, это любовь! Паппаг считает, что противоположности притягиваются!       — Ты ни капли не права! И Паппаг твой тоже не прав, — обиделась Эри. — Я знаю этого парня всего пару дней. И за такое короткое время он с полдюжины раз умудрился довести меня до белого каления. Любовь такой абсолютно точно быть не может!       — А ты прежде влюблялась, чтобы сказать наверняка? — серьёзно заметила русалочка, и Эри немного растерялась, поскольку все свои скудные знания о любви она почерпнула украдкой из дешёвых сентиментальных романов, которыми частенько зачитывалась перед сном Стелла. В каждом из них — с весьма небольшими отличиями — присутствовали прекрасная дама в беде, отважный и благородный герой, преодолевающий любые препятствия ради её спасения, и, разумеется, любовь с первого взгляда, завершающаяся свадьбой или как минимум долгожданным чувственным поцелуем.       Эри, отчего-то покраснев, попробовала нарисовать в своём воображении Йонджи: высокий, широкоплечий, с холодными серо-голубыми глазами. Потом, поразмыслив, добавила к получившемуся портрету сурово поджатый рот и нахмуренные брови-улитки и поморщилась: ну нет, стопроцентно нет, нелепица какая-то. Она помотала головой, не в силах представить себе, в каком затмении рассудка надо быть, чтобы захотеть такого лягушонка поцеловать…       — …Судя по твоему рассказу, у тебя случилось довольно занятное знакомство, — в свою очередь, выразила удивление от небывалой откровенности брата Рэйджу. — И я вижу, что ты даже не придаёшь особого значения тому, что она обычная девушка. Ты уверен, что это та, с кем следует проводить время одному из Винсмоуков?       — Тебе не о чем волноваться, — стукнул каблуками элегантных кожаных ботинок Йонджи, проверяя, удобно ли те сидят. — Я не намерен снижать свою планку. Да, она меня заинтриговала, но это всего лишь развлечение на пару дней, до нашего отъезда — не больше.       — Рада слышать, — улыбнулась кончиками губ сестра.       Покинув его комнату, она прошла в рабочий кабинет и вызвала к себе одного из разведчиков Джермы. Он мало чем отличался от прочих солдат — та же форма, то же бесстрастное выражение лица. Разве что его генетическая линия выделялась среди остальных повышенной ловкостью и скрытностью, поставляя для нужд Джермы 66 разведчиков, выглядящих настолько обычными, что после встречи с ними нельзя было вспомнить ни приметной черты внешности, ни отличительного жеста.       — Вы же отслеживаете все передвижения моего брата на архипелаге?       — Так точно, согласно вашему приказу, — голос у него, в придаток к облику, тоже был бесцветный, невыразительный. — Желаете получить полный отчёт?       — Нет, не нужно. Сегодня вечером он собирается с кем-то встретиться, скорее всего, это девушка, которой он увлечён последние два дня. Сделайте её фотографию, — Рэйджу было безразлично, как проводит свободное время младший брат, но фотографии частых либо особо примечательных контактов вместе с иными бумагами полагалось приложить к рапорту о пребывании делегации на Сабаоди — это могло быть интересно отцу.       — Предоставить изображения всех встреченных им девушек?       — Только той, с которой он общается чаще других, — пренебрежительно усмехнулась Рэйджу, прекрасно зная слабость Йонджи реагировать на каждую мало-мальски симпатичную особу женского пола. По мнению Джаджа Винсмоука, это была даже не слабость, а одна из врождённых черт истинных завоевателей, к которым он относил и потомков великих покорителей Норт-Блю, поэтому подобные редкие проявления эмоций в её братьях отец, хоть и не в открытую, но всё же поощрял.       — Слушаюсь, — разведчик вышел, по давней натренированной привычке приглушая шаги.       Принцесса подошла к распахнутому окну, за которым плескалось безбрежное море и слышался суетливый клёкот чаек. Утренний бриз легкими касаниями перебирал пряди её волос, и Рэйджу вдруг захотелось стать одной из этих беспечных белых птиц: бросить всё и воспарить невесомо над волнами, улететь далеко-далеко от набивших оскомину переговоров, непомерных амбиций отца и преданных ему, как свирепые цепные псы, братьев. Улететь прочь, вырвавшись чудесным образом из безжалостной и холодной хватки военной машины Джермы.       Где-то сверху, над головой, резко вскрикнула чайка. Рэйджу вздохнула, избавляясь от минутного наваждения. Впереди её ждал долгий ответственный день.

***

      Солнце куталось в закатный сумрак, окрашивая парящие в воздухе пузыри и невысокие белые домики, примостившиеся меж корней полосатого ствола номер «22», в оттенки оранжевого и малинового. Йонджи вышел на главную улицу квартала и прогулялся вдоль неё туда и обратно, при этом обходя по широкой дуге двери кафе с кокетливой резной вывеской «У Глории» и не решаясь подойти ближе.       В очередной свой заход он увидел выскользнувшую наружу вчерашнюю кудрявую милашку и решительно направился к ней. Та, приметив его, издала нечто, похожее на приглушённый писк, и застыла на месте, словно настигнутая хищником косуля.       — Далась ты мне! — с ходу успокоил её Йонджи. — Я к той пришёл, вчерашней, белобры… Эри, то есть.       — Вы что — за яблоками вернулись? — испуганно уточнила она.       — Почти, — Йонджи против воли усмехнулся, заметив панику, нарастающую в глазах собеседницы. Было приятно убедиться, что способность одним недовольным взглядом вызывать в людях страх всё ещё при нём. В последние два дня он почему-то начал в этом сомневаться. — Так что, позовёшь?       — А её нет! Она после первой смены в ремонтную мастерскую убежала. Это там, в конце улицы, рядом с пустырём, — она помедлила и обречённо выдохнула: — Вас проводить?       — Не нужно. Думаю, я знаю, где это, — он отпустил её от себя хозяйским взмахом руки и задумался: про мастерскую его предупреждали, но и в кафе путь тоже был заказан. Выбирать не приходилось.       Когда он добрался до окружённого грудами проржавевшего металлолома домика, солнце уже село. В подслеповатых оконцах было темно, без малейшего проблеска света. Йонджи на всякий случай стукнул пару раз в дверь, но ему никто не открыл. Он отступил на шаг, прикидывая, что делать дальше.       Откуда-то со стороны раздался взрыв детского смеха и весёлые голоса, и, обойдя покосившееся строение, Четвёртый принц оказался на пустыре, где горел яркий костёр, вокруг которого расселись с полдюжины разновозрастных чумазых мальчишек. Возле ног детей копошился толстый белый кролик.       Чуть поодаль от них — напротив того места, где остановился, прислонившись к стене домика, Йонджи, — громоздилась наполовину вросшая в землю платформа с отслужившей свой срок портовой лебёдкой. На краешке этой платформы примостилась Эри. Окружённая тёплым желтоватым светом стоявшей рядом с ней керосиновой лампы, она увлечённо ковырялась отвёрткой в корпусе потрёпанной механической обезьянки. Несмотря на то, что стемнело, летняя жара не торопилась уходить, поэтому девушка приспустила до пояса рабочий комбинезон, оставшись в одной короткой белой майке, в вырезе которой проглядывали тонкие ключицы.       — Хорошо, что Винни сегодня нет, а то он сюда никого бы не пустил, — пожаловался один из мальчишек, блаженно тыкая в огонь прутик с нанизанным на него кусочком зефира.       — Это точно! Вредный он стал, третью неделю наших ребят гоняет. А мы всего-то и сделали, что стащили у него горсть гаек — на грузила для удочек, — поддержал его приятель. — Эй, сестричка Эри, посмотришь потом мой паровоз? У него колесо отвалилось.       — Да, посмотри! А то ты к нам уже несколько дней не заходила! — загалдели остальные. — Гляди: Пухлик по тебе так соскучился, что аж похудел.       Отнюдь не худой на вид кролик вскинул мордочку, зыркнул по сторонам и недовольно, сердито пискнул. Йонджи показалось, что тот уставился прямо на него.       — Конечно, несите сюда, — детишки гурьбой рванулись к девушке, подавая ей очередную сломанную игрушку. Та устало повела плечами, но затем расправила их, улыбаясь каким-то своим мыслям: — Эх вы, с любимыми вещами надо обращаться бережно! Вот у меня в детстве был самый настоящий игрушечный робот, он двигал руками и ногами, светил лампочками и даже мог трансформироваться в боевую машину. Мне его отец подарил — и я этого робота просто обожала, ни на минуту не расставалась, в кровать с собой на ночь брала. Но однажды по неосторожности уронила его с большой высоты. От удара он развалился на части, а когда отец прибежал на мой рёв и собрал его — всё было напрасно. Робот выглядел так же, как и прежде, но напрочь перестал функционировать. Слишком мудрёный у него оказался механизм.       Дети огорчённо загудели.       — Но ведь, Эри-чан, мы знаем: ты можешь починить всё что угодно! Любую игрушку. Никогда такого не было, чтобы ты с чем-то не справилась!       — Рада, что вы в меня верите, ребята, но в жизни не всё так просто, — она со вздохом поставила на землю механическую обезьянку и провернула ключик в её спине. Обезьянка вздрогнула и двинулась вперёд, ритмично стуча маленькими медными тарелками. — Я усердно училась много лет, чтобы стать отличным механиком, который — да-да! — может починить всё что угодно, в том числе и сломанного «Marine-5000». Но руки так и не дошли — ведь до сих пор сомневаюсь, достаточно ли хороша для того, чтобы приступить к такой сложной задаче. Каждый раз думаю: надо бы поучиться ещё немного…       — Чего тянуть? Почему просто не взять и не попробовать? — сорвалось с языка Йонджи, который наравне с ребятишками остался разочарован концовкой этой истории. Заслышав чужой мужской голос, те обернулись, опасливо косясь на незнакомца.       — Боюсь, что моя мечта пошатнётся, если я попробую — и у меня не получится даже робота починить, — бросив быстрый взгляд на высокую фигуру Йонджи, освещаемую отблесками костра, Эри вздохнула и виновато развела руками. В отличие от мелких пострелят она не казалась удивлённой, и ему стало ясно, что девушка давно заметила его присутствие, только не подавала виду.       — Трусиха, — ворчливо озвучил он свой вердикт, попутно размышляя, одним ли детям предназначался её нехитрый рассказ…       Очень скоро мальчишки ввиду позднего часа потянулись по домам. К тому времени, как они ушли, погасив за собой костёр и забрав возмущённо верещавшего кролика, Йонджи уже пристроился без спросу на платформе рядом с девушкой, закинув за голову мускулистые руки и расслабленно откинувшись спиной на остов старой лебёдки. Их двоих разделяла уютно светившая лампа. Эри, занятая оставленным мальчишками игрушечным паровозом, нет-нет да и поглядывала украдкой на Йонджи. С одной стороны, он всё ещё был непредсказуем и опасен, с другой — она была рада его появлению. Возможно, потому что в глубине души страшилась того, что её слова, сказанные накануне Глории, могли обернуться правдой, и он никогда не вернулся бы снова. Хотя Кейми по-прежнему ошибалась!..       — А с чего ты вообще решила в механики податься? — внезапно подал голос до того молчавший Йонджи. Будучи чистокровным Винсмоуком, он ни дня в своей жизни не потратил на низкий физический труд, поскольку для членов королевской семьи это считалось предосудительным и зазорным. Но ему стало интересно: неужели простолюдины сами выбирают себе профессии? Раньше он полагал, что это похоже на то, как раздают команды слугам: «Ты — убираешь!», «Ты — готовишь!», «Ты — стираешь!» — а те слушаются.       — Хм, если подумать, с детства так повелось… — девушка приладила к паровозу отвалившееся колесо и начала смазывать поскрипывающую ось машинным маслом.       Эри помнила себя слабым, болезненным ребёнком — из тех, кого банальная простуда могла на тот свет свести, а простужалась она часто. Должно быть, поэтому отец и не баловал её именем — того и гляди окочурится, зачем такой несуразице имя давать? Звать человека по имени — это какого-то рода привязанность… Потом как-то выкарабкалась, окрепла — вероятно, организму прискучило умирать каждый божий день. Или же тому поспособствовали строгий режим дня и трёхразовое сбалансированное питание, появившиеся в её жизни с приходом мачехи.       Она улыбнулась этим смутным воспоминаниям:       — Я, когда была совсем маленькой, много болела и из-за этого бо́льшую часть времени проводила в постели. Тоскливо было — ужас! Тогда отец, чтобы скрасить мне одиночество и скуку, научил меня читать. Но почему-то в доме не нашлось других книжек, кроме как «Общего курса классической механики», ну и пары ей подобных. Я их десяток раз от корки до корки перечитала, все схемы и чертежи и поныне перед глазами стоят — наверное, с тех пор и втянулась.       — Странный выбор литературы для здешних мест, — протянул Йонджи. Его голос, ломкий и рваный, внезапно показался ей очень уютным, и Эри решила, что начинает к нему привыкать.       — Мачеха рассказывала, что отец в молодости был учёным. Но как так получилось, что он, в конечном итоге, осел на Сабаоди, подрабатывая, чем придётся, — фамильная тайна, покрытая мраком, которую он унёс с собой в могилу. Может, Рэйли-сану известно больше, но мне кажется, если отец сам не захотел поделиться — значит, стоит оставить всё как есть.       — Рэйли-сан?       — Его давнишний приятель, помогает мне временами, по старой памяти. Признаться, даже подумывала ему на тебя пожаловаться, — Эри невольно хихикнула. — Он иногда как глянет из-под своих очков — сразу отпадает всякое желание творить дичь.       — Ну-ну, — проворчал Йонджи, которому первым пришёл на ум встреченный им накануне опасный дед, но он тут же выбросил эту мысль из головы, поскольку не верил в случайные совпадения.       — Если честно, я скучаю по отцу, — она подбросила большим пальцем и ловко поймала на ладонь гайку, которую вертела в руках. — Почти не помню его, но хорошо, если рядом есть родной человек, которому ты небезразличен. В детстве часто мечтала иметь большую семью, в которой у меня куча братишек и сестрёнок.       — Хах, это у меня вот такая семья — большая. И знаешь что? Один из братьев был просто невыносим…       В неожиданном порыве откровения он рассказал ей о Санджи. Разумеется, не называя имён и не вдаваясь в детали. Впервые в жизни попытавшись выразить словами всю ту смутную, неосознанную, неоформившуюся неприязнь, что доводила его в детстве до чёртиков. Потому что тот был слабым, плаксивым, ни на что не годным и выводящим его из себя братцем. Готовящим для крыс. Пытавшимся брать ответственность за тех, кого не мог защитить. Провалом отца. Провалом Джермы.       Когда он закончил свою неуклюжую историю, Эри поглядела на него округлившимися глазами:       — Так ты, получается, травил в детстве собственного брата — и так спокойно мне об этом рассказываешь?       — Ну, ты со мной поделилась чем-то. Я тоже хотел в ответ. Поделиться.       — Делиться надо чем-то схожим, а не признаваться, что в детстве был мелким чудовищем, — поперхнулась она от такой наивности. — Или это такой намёк, что ты вырос, и теперь, гм, крупное чудовище?       — И вовсе я не чудовище, — начал закипать Йонджи.       — Тогда, может, откроешь секрет, в чём вообще удовольствие издеваться над другими?       — А кто сказал, что это удовольствие? Это само собой выходит. Я просто показываю слабому, что он слабый.       — А ты сильный?       — Ну да.       — То есть твой брат сам виноват в том, что родился слабым? — продолжала допрос Эри.       — Если он разочаровал отца, то да — виноват.       — Значит, ему всего лишь нужно было быть сильным и не разочаровывать?       — Ага.       — Ну, знаешь ли!.. — не выдержала наконец Эри: абсурдность его уверенных выкладок зашкаливала. — Что у тебя за черта такая особая? Только я начинаю забываться и думать о тебе как о нормальном человеке — и ты в один миг развеиваешь мои иллюзии полностью! Киборг — как он есть. Где у тебя кнопка?       — Да что я такого сказал? Какая кнопка? Зачем?       — Выключить хоть на минутку тот бред, который ты несёшь, гусеничная башка!       После такого словесного пассажа правая рука Йонджи на автомате сжалась в кулак, он даже успел замахнуться, чтобы треснуть простолюдинку, имеющую наглость открыто оскорблять принца Джермы. Но тут он перехватил взгляд её расширившихся от испуга серых глаз, и вновь внутри него что-то необъяснимо щёлкнуло. Пальцы медленно разжались, рука опустилась.       Давно такого не было, чтобы Йонджи приходилось сдерживать себя — и, заметьте, не раз! И, главное, ради чего? Ради кого? Конечно, если присмотреться — она довольно симпатичная (особенно в том платьишке, хех!), но вот знойным поблядушкам из свиты Джокера — особенно той партии, что он приволок с собой сегодня — в подмётки не годится. Метр с кепкой, худая, стриженная, плоскогрудая… хотя вчера в кафе ему показалось, что грудь всё-таки была.       — Тц! Бесишь! Чёрт, как же ты бесишь! — он вскочил, уткнув руки в бока, всем своим видом напоминая выпускающий пар чайник, после чего не сдержался и буркнул едва слышно ответное: — Седая башка…       Этого Эри вынести уже не смогла. Пусть бы он цеплялся к бровям — это ладно, не он первый, не он последний. Но волосы-то здесь при чём? Обычные же волосы, ну пусть чуть светлее, чем у многих… ну пусть даже белые… Неужели вся её внешность настолько оскорбляла его чувство прекрасного?       — «Седая башка», говоришь? Как не поседеть от ежедневного общения с болванами… — голос предательски дрогнул. Она отшвырнула в сторону ненужную гайку и быстрым шагом пошла прочь, смаргивая навернувшиеся от внезапной обиды слёзы. И что он сочтёт недостатком в следующий раз? Раскрасневшиеся уши? «Росток-с-вершок»? Вдруг выдаст, что у неё грудь слишком мала? С такого идиота станется. Хотя почему её вообще должно тревожить, что думает о ней этот зеленоволосый сноб? Нормальная у неё грудь! Так, стоп, с какого перепугу она заранее начала сочинять оправдания? Да и при чём тут грудь, в конце-то концов?!       — Эй, постой! Я хотел сказать «снежная»! Снежная башка! Голова, то есть… Снежинка, в общем! Эй, ты меня первая гусеницей обозвала!       — А как ещё назвать твою зелёную головушку? Огурцом? Кузнечиком? Лягушкой?.. И вообще, оставь меня в покое! Не ходи за мной, гусеница!       — Агр-р-р! Чёрт! — он остановился, растерянно глядя на её удаляющуюся спину. — Чёрт…       Йонджи Винсмоук был не мастак в понимании женщин. Прямо сейчас уровень его непонимания можно было смело возводить в квадрат. В куб. В спираль.       В дурацкую, закрученную, словно нарисованный усик бабочки, спираль.       Он тряхнул головой и в десяток резких шагов догнал её, почти на самом пороге мастерской, хватая за худенькие плечи и разворачивая к себе. Йонджи не представлял, что намеревался сделать или сказать дальше, он просто не хотел отпускать её так быстро. Та негодующе вскрикнула и дёрнулась вбок, пытаясь выкрутиться из его рук, однако вынуждена была замереть, осознав насколько прочна их железная хватка. От этого неловкого движения вырез её простенькой майки сполз на плечо, и в нём мелькнула полоска ткани — повязка?..       Эри порывалась что-то произнести, но передумала и лишь возмущённо сверкнула на него серыми глазищами. В шатком свете уличного фонаря было заметно, как раскраснелись от быстрой ходьбы её щёки. На левой блестело пятнышко машинного масла, и Йонджи бездумно наклонился, приподнимая кончиками пальцев её голову и проводя по нежной коже скулы большим пальцем, чтобы стереть его. После чего палец не остановился и пробежался вдоль овала её лица, спускаясь к подбородку. Почему-то это показалось ему единственно правильным завершением спонтанного жеста. Йонджи помедлил и нехотя опустил руку обратно на её плечо. Эта девушка, Эри, — она раз за разом выводила его из себя, но тем самым притягивала. Притягивала больше, нежели любая безотказная, покорная его воле или деньгам девица.       Пожалуй, стоило что-то сказать, иначе молчание грозило затянуться и стать неловким.       — А зачем ты перетягиваешь грудь? — выдал Йонджи первое, что пришло ему в голову, завороженно созерцая, как она нервно покусывает нижнюю губу. Эх, в каком надо было быть редкостном помрачении сознания, чтобы принять её в парке за мальчишку?..       Он вдруг понял, что хочет её.       — Чтобы не приставали всякие идиоты. Посмотри вокруг: мы же в Зоне беззакония, а не на Собрании Королей. Проще быть невидимкой, — Эри от подобной его бестактности, что на словах, что в делах, заалела как маков цвет. Лицо Йонджи было так близко, что она видела, как его зрачки слегка расширились, в них промелькнуло что-то дикое, пугающее, и она поспешно отвела взгляд в сторону: — Поумнее ничего не можешь придумать, гусеница?       — Почему же? Могу.       — Да ладно! И что же?       Вместо ответа Йонджи наклонился ещё ниже и поцеловал её. Губы Эри оказались мягкими и сладкими, с едва уловимым привкусом ванили. Как он себе и представлял — даже лучше.       Плечи девушки, которые он по-прежнему сжимал, напряглись, она замерла — словно окаменела. Секунду спустя Йонджи почувствовал, как ему в грудь упёрлись её ладони — это было непривычно, никогда прежде он не встречал от женщин сопротивления. Хотя сопротивление было так себе — руки её ощутимо дрожали.       Поцелуй прервался, Эри молча смотрела на него снизу вверх, в её взгляде плескались смятение и растерянность. Боль от недавнего жестокого удара — и лёгкий аромат мяты в его дыхании, страх при виде чистого бешенства в его глазах — и его внезапное и непредсказуемое желание поцеловать её… Вдобавок, ко всему прочему, утренний разговор с Кейми про лягушек и зачарованных принцев — всё это переплелось в её голове в единый противоречивый клубок мыслей и эмоций. Разве её первый поцелуй должен был быть… таким? Странным? Более того — с ним?..       Йонджи напрягся, не зная, чего ожидать: обвинений, очередных дерзостей или… слёз? Однако она не предпринимала ни малейшей попытки высвободиться из его рук, лишь неуверенно прошептала:       — У тебя из носа кровь идёт.       — Бывает, — пожал он плечами.       Девушка подняла руку от его груди, её пальцы замерли на мгновение в каком-то сантиметре от его лица, будто колебались в ожидании разрешения, потом осторожно вытерли выступившую каплю крови. И — так же как он сам сделал недавно — в продолжение своего дерзкого порыва легонько скользнули тыльной стороной вниз по его щеке. Эри чувствовала на них его тяжёлое прерывистое дыхание.       Не в силах сдержаться, Йонджи опустил руки на её узкую талию, резко притягивая к себе, и снова поцеловал: мягко, но требовательно, проводя языком по её сомкнутым губам, легонько покусывая их и заставляя раскрыться, ответить ему.       Спустя миг Йонджи поймал робкое прикосновение её языка к своему и усилил натиск. Языки встретились, сплелись, поцелуи стали яростнее и жарче. Его правая рука проникла сзади под её майку и остановилась, натолкнувшись на плотную повязку. Не прерывая поцелуя, он нащупал удерживающий её зажим и осторожно ослабил его, после чего просунул под слой ткани руку, с удовлетворением отмечая, как девушка вздрогнула, когда он медленно провёл ладонью снизу вверх по её обнажённой спине.       Эри инстинктивно выгнулась, прижимаясь к нему. Она прикрыла глаза, и всё происходящее виделось ею сном, безумным мороком. Вкус чужих губ на кончике языка порождал какую-то неведомую ей прежде дрожь, расходящуюся волнами по телу, это пьянило и будоражило, и, ощущая, как чужие пальцы ласкают её голую кожу, проходя вверх-вниз по позвоночнику и рассылая вдоль него мурашки — удивительно горячие, почти обжигающие пальцы, — ей отчего-то совсем не хотелось просыпаться. Она чувствовала непривычное напряжение во всем своём теле, в груди тянуло от смутного предвкушения чего-то большего. Словно в ответ на этот невысказанный призыв, Йонджи убрал руку с её спины и переместил вперёд, легко скользнув под высвободившуюся ткань и властно накрывая горячей ладонью округлый холмик её груди.       Его пальцы захватили и чуть сжали сосок — и внезапное осознание творящегося бесстыдства вкупе с каким-то глубинным потаённым страхом отрезвили Эри, заставляя её широко распахнуть глаза и наконец-то оттолкнуть его, отшатнуться самой, обхватить себя за плечи руками в беспомощной, запоздалой попытке защититься. Её бросило в краску при мысли о том, что она позволила столь откровенно трогать себя прямо посреди улицы — всё равно что продажную женщину. Едва ли не незнакомцу. Который ещё этим утром ей даже не нравился!       Йонджи непонимающе смотрел на неё тяжёлым затуманенным взглядом. Он привык, не задумываясь, брать то, что ему приглянулось, без каких-либо затруднений. Но в этот раз всё изначально шло наперекосяк. Ведь она только что сама тянулась к нему и отвечала на его объятия, так почему же сейчас уставилась на него волком? Разве он был груб? Напротив — довольно терпелив, хотя вплоть до сегодняшнего дня он никогда не старался быть нежным со случайными партнёршами, обычно обходясь без излишних глупых ласк. Он двинулся было к ней, всё ещё влекомый желанием, но та выдохнула дрожащим шёпотом:       — Не надо, Йонджи… — и тот заколебался, удерживаемый на месте её робкой мольбой, подействовавшей на него сильнее любого приказа. Кажется, потому что она впервые назвала его по имени.       Воспользовавшись этой короткой заминкой, Эри поспешно отступила назад и скрылась за спасительной дверью мастерской. Генетически улучшенный слух Винсмоуков позволил Йонджи различить тихий щелчок замка и её сбивчивое тревожное дыхание — она была там, стояла по ту сторону, прислонившись к двери спиной. Разделяющая их хлипкая деревянная преграда не была для него ощутимой помехой, при желании он запросто пробил бы даже стену одним-двумя ударами кулака. Но это казалось неправильным.       Ей же было слышно, как он чертыхнулся и обронил вполголоса:       — Наверное, прав был дед: не лучшее место для романтики… — потом прошуршали камешки под подошвами ботинок, и всё стихло — он всё-таки ушёл.       Эри сползла вдоль двери на пол, ноги отчего-то отказывались её держать. И какое-то время посидела так: одна, в темноте, изредка недоверчиво прижимая кончики пальцев к слегка припухшим от первых в её жизни поцелуев губам.       Наконец, прерывисто вздохнув, она уткнулась лицом в колени, страшась признаться себе, что в тот момент испугалась не только его горячих пальцев на своей груди — как раз эта непристойная ласка ощущалась как нечто приятное и естественное, — но и того, что он мог захотеть обнажить эту самую грудь и увидеть отвратительный, уродующий её синяк, который сам же и оставил.