Лесник

Он сидел на деревянной приступке, свесив с нее одну ногу и курил одну за одной. В груди болело. Все тело будто огнем жгло, кажется, поднялась температура. Но, если честно, то сейчас ему было глубоко плевать на собственное самочувствие. Сильнее сейчас болела душа. И боль эту невозможно было угомонить никакими известными ему способами. Герман затушил окурок о приступок и бросил в ведро. Коснулся пылающим лбом перил, рвано выдохнул и посмотрел в небо. Горло раздирал надрывный кашель, а в стремительно темнеющем небе холодным светом озарилась практически полная уже Луна, заставляя пробудиться самые дикие из инстинктов. Наступало тяжелое время. Ему не было холодно, хотя торс мужчины был обнаженный. В ближайшие дни холод — это последнее, что могло его заботить. У него обострились все инстинкты и по телу шла мелкая дрожь. Он надрывно закашлялся и положил голову на бок, так как в этот момент сзади раздался стук закрываемой двери. — Зайди, пожалуйста, ты болеешь, — Катя встала сзади и прикоснулась к его обнаженной спине, — какой ты горячий! Лесник вздрогнул и отпрянул в сторону. Из горла его раздался приглушенный, клокочущий рык. — Оставь меня, пожалуйста! — пророкотал он. — Оставлю, если пойдешь в дом. А я пойду в баню. Я же все понимаю. — Что же ты так хорошо понимаешь? — губы Германа прорезала улыбка и острые клыки блеснули под верхней губой. — Ты переживаешь расставание с Машей и моя доля вины в этом тоже имеется, — она сложила руки на груди и вдруг вздрогнула, услышав его гулкий, переросший в кашель смех. Герман прикурил очередную сигарету и посмотрел перед собой, стеклянными глазами. Он снова был слегка навеселе и Катя немного опасалась этого странного его состояния. Хотя спьяну он не разу еще не показал себя неадекватом, но рисковать не стоило, поэтому она старалась не провоцировать его. — Не понимаешь. Ты ничего не понимаешь, девочка. Мне и вправду больно от расставания с Машей, вот только если бы это была самая большая моя беда, я бы тихонько страдал, пытался смириться. Может быть пил больше. Это не первый разрыв в моей жизни, и, возможно, не последний. — Значит это от того, что произошло сегодня? — Частично. Ты решила устроить мне допрос? — Нет. — Тогда иди пожалуйста домой, не мешай мне медитировать. — Не заметила я, что ты тут медитируешь, — Катя подошла ближе и ласково взъерошила его длинные, чуть влажные, каштановые волосы. — Я тебя сейчас укушу! — Герман снова улыбнулся, резко встал на ноги, приблизился к ней и быстрым движением лизнул от ключицы до скулы. — Прошу, Катен, уйди, мне очень тяжело контролировать себя рядом с тобой. Еще слишком свежи воспоминания. И в этот раз я таким ласковым не буду точно! На Катю такой его поступок подействовал магически. Она пискнула и пулей улетела обратно в избу, а лесник продолжая то ли улыбаться, то ли скалиться, неспешно пошел в сторону бани. Действительно, эти пару ночей нельзя было находиться рядом с той, к которой тянуло сейчас будто магнитом. *** Ульяну похоронили через четыре дня, когда провели все необходимые исследования тела. И за это время Герман, который старался быть все это время рядом с безутешной Марией, начал понимать, что тут не только развернулась трагедия, но и их личная драма. Учительница старательно избегала его заботы, отдаляясь все дальше и дальше. А на поминках, которые организовали в селе, дала понять очень недвусмысленно, что больше не хочет иметь с лесником ничего общего. Герман молча проглотил все злые слова, ссылаясь на ее состояние. Видел, что не стоит сейчас лезть на рожон, ведь женщине было совершенно не до него. Да и заботу она принимать отказывалась напрочь. По крайней мере, от него. И как бы леснику не было горько, но он вынужден был смириться и отступить пока в сторону. Но для себя решил, что так просто не отойдет от нее. А когда увидел, что Мария собирает вещи, понял, что учительница собирается уезжать из села. В итоге, все-таки решил, что поедет следом за ней, куда бы Мария не поехала. Он успел заметить, как однажды в толпе промелькнула довольная физиономия Настасьи и мысленно послал ей на голову кары небесной. Да только толку. Без ее вмешательства и на этот раз не обошлось. Лесник снова привез к Марии Катю, так как та своей заботой добилась, кажется, большего, чем сам Герман за все месяцы его общения с учительницей. Вот только и у Кати с ее, очень странной, убедительностью, ничего не вышло. После поминок он молча пришел к женщине пытался поговорить с ней наедине, вымолить прощение. Хоть на коленях, хоть припав к ее ногам. Готов был даже унижаться, но наткнулся на такую стену холода, что едва не оледенел на самом деле. Маша показала ему пару очень жестких знаков и закрыла входную дверь перед самым носом. А там в избе в очередной раз промелькнула довольная физиономия Настасьи и еще пары самых злобных баб. И бабы эти помогали сейчас учительнице собирать вещи. Катя возникла из сумерек где-то сбоку, словно мелкое бледное привидение. Тронула за плечо. — Поехали домой. Завтра вернешься, поговоришь с ней, может остановишь. Сейчас она не в состоянии адекватно мыслить. — Идем, я как раз Ренегата у Михи заберу и поедем. — На коне что ли? — она остановилась и посмотрела на него вытаращенными глазами. — Может не надо? Может лучше пешком? — И волков ты не боишься, выходит? — Так ведь ты рядом будешь. — Считаешь меня бессмертным? Конечно, спасибо за комплимент, но нет. Пойдем к Михе. Шли молча, Катя зябко куталась в довольно тонкую куртенку и Герман, вздохнув, накинул ей на плечи свой бушлат. Посмотрел на Луну, которая неспешно выплыла из-за облаков. Приближалось то самое время, но организм пока не реагировал на колдовское сияние ночного светила. И все же по телу прошла невольная дрожь. — Холодно? — Катя повернулась к нему. — Не, мысли в голове плохие крутятся. — он на секунду остановился и вдохнул полной грудью. — Грустно как-то стало. — Удивительно было бы, если бы тебе сейчас было весело. Я ее почти не знаю, и даже у меня сердце разрывается. — Ты у нас вообще незаменимой оказалась! — лесник вдруг улыбнулся, сграбастал ее крепкими ручищами и прижал к своей груди. Катя обмерла от страха, но он коротко и звонко чмокнул ее в макушку, заставляя успокоиться. — Спасибо тебе, Катен, ты прямо как ангел с неба на меня упала в сложный момент. — Скорее прыгнула, — улыбнулась та, потирая все еще закованную в шину руку. — Рука скоро заживет. В душе тоже легче станет. — Душе уже глубоко плевать. Я же говорила, было бы в первый раз, было бы больно, а так уже закономерность. Судьба у меня такая. — Ты говоришь, будто Крым, Рим и медные трубы прошла. — Всяко бывало, — уклончиво произнесла Катя и задумчиво уставилась на Луну, — люди склонны совершать ошибки. Особенно после первого травмирующего опыта. — Катен, — Герман взял ее за здоровую руку и крепко поцеловал пальчики, — мы все делаем ошибки, особенно по юности. Это не значит, что нужно казнить себя за это весь остаток жизни. — У мужчин ошибки незаметны. — она отвела взгляд и посмотрела на чей-то двор. — Забей. Справилась? Не упала ниже и переступила через все это? — Ну, да. — Вот и молодец. — Гера! — довольно громкий крик заставил обоих обернуться. Участковый, запыхавшийся, догонял их, призывно махая рукой. — Погоди! — Что опять случилось? — Кате показалось, что Герман побледнел и пригнулся. — Да нет, — Степаныч с трудом отдышался и посмотрел на него вопросительно, — все нормально. Вы это, пойдемте к нам с Татьяной! Посидим, поговорим. Заночуете у нас. — Да нам домой ехать надо. Скотину кормить. — Гера, у твоей скотины запасы корма на неделю бывают. Я ж сам видел сегодня, какие горы ты им накладывал. Особенно свинье твоей бесполезной. Идемте! Катя, ну, хоть вы скажите этому дикарю. Ну поздно уже на кордон ехать! Тем более верхом. Катя смутилась, опуская глаза, а лесник улыбнулся. — Хорошо, пойдем. Мне-то пополам, а девчонка устала сильно. Идем. Дома у участкового было очень уютно и царила приятная деревенская атмосфера. Хотя везде и стояла современная техника. Татьяна – жена участкового, внешне выглядела строгой и принципиальной училкой. Хотя, женщина в самом деле была учительницей. Остроконечные очки в тонкой оправе и прическа ракушкой создавали такой вид, как нельзя лучше. Но внешний вид часто бывает обманчивым и на деле женщина оказалась очень душевной и приветливой. Она накрыла для пришедших огромный стол, и даже бутылку чего-то алкогольного, отчего Герман закатил глаза. — Повод, конечно, хреновый, но когда еще бывшие сослуживцы соберутся? — участковый уселся во главе стола, задумчивая отворачивая крышку от бутылки. — Ты что, и Миху позвал? — Герман, вытирающий в это время руки, замер с полотенцем в руках. — Это вообще-то его идея была, собраться. — Блин, пацаны, одно прошу, — чуть ли не взмолился лесник, — давайте не будем нажираться до поросячьего визгу? — Да ты что, мы же все люди рабочие. — Ага, особенно отец Михаил! — гигикнул Герман. — Кто тут меня поминает всуе? — громогласно провозгласил священник, обряженный по гражданке возился в это время в коридоре. — Миш, скажи, ты не принес с собой ничего горюче смазочное? — лесник сделал обреченное выражение лица. — Я те что, враг своему здоровью? — батюшка зашел в комнату, перекрестился на образа в красном углу и Герман поморщился. — Блин, ты специально это делаешь, всегда и почти в лоб? — он вздохнул и прижался спиной к спинке стула. Потерся о нее. — Дела нечисти священника не колышат. — констатировал Михаил и достал из-за пазухи литровую бутылку с мутным содержимым и лесник со стоном уронил голову на стол. Разлили по стаканам выпили, не чокаясь. — Ну, а теперь кроме шуток. Гера, Катя, я собрал вас тут, так как ситуация случилась очень непростая. — Что ты имеешь в виду? — Герман замер, с недокусанным огурцом в руке. — Катюша, пожалуйста, если не сложно, поведай свою историю. Не бойся, из избы эта история не выйдет. Да, Татьяна? Женщина утвердительно кивнула, старательно делая вид, что ей абсолютно неинтересно. Катя же вздрогнула и заозиралась настороженно. — Зачем? — выдохнула она. — Тебе повезло в случившейся ситуации, а вот Ульяне нет. — Ты что имеешь в виду? — Герман прищурился. — Есть вероятность, что случившееся с девочкой — дело рук тех же людей. Если их можно так назвать. — Стоп, я чего-то не знаю? — Степаныч насторожился. — Мне кажется, что ты заблуждаешься, — произнес Герман, но все же повернулся к настороженной Кате, — расскажи уже. И в очередной раз Кате пришлось пересказать свою историю, вот только в этот раз ее трясло, словно от сильного холода. Участковый теперь точно поднимет все дело. Поэтому говорить было страшно. Мужчины слушали ее молча, только Татьяна тихонько ойкала. Когда же Катя умолкла, то воцарилась совсем гнетущая тишина. — Степаныч, одно пояснение, — Герман указал в его сторону вилкой, — официально она вряд ли подтвердит свои слова. — Не подтвержу, — замотала головой Катя и спрятала голову в плечах, — у меня четыре сестренки младшие. — Если это Вагнеровский выродок, то докопаться до истины будет очень сложно. — Степаныч задумался. — И все равно я поеду к ним в ближайшее время в поселок, проверю, позадаю вопросов. — Делай это аккуратно, — лесник покосился на девушку, — не хочу, чтоб девчонка пострадала. — Да понял уже. Давай, я придумаю, что делать. Хватит пока об этом деле. Миха, наливай. — Отец Михаил! — пробурчал тот, но тут же осклабился и быстро разлил по одной. Выпили. Застолье грозилось затянуться.