Лесник

— И так, ты решил, что если наша деревня находится в тмутаракани, то мы тут обязательно должны знать, что делать с оборотнями и как можно приручить в тебе непокорного зверя? — высокий, не старый еще мужчина, одетый в расшитую косоворотку странного темно-серого цвета, сидел за столом, напротив Германа и с легкой насмешкой поглядывал на гостя. — Откуда ты вообще думаешь, что мы все тут знатоки по оборотням? — Ну, не думал бы, — лесник подцепил старой, кажется еще времен царской России, вилкой кусок сырой, мороженной рыбы и с прищуром уставился на собеседника, — если баба Матрена меня так сразу не назвала. Да и карту мне дал человек, сын которого также бывал в ваших краях. Несколько лет назад тут на учебу приезжал. А еще, раз уж сам староста деревни пришел спозаранку встретить гостя, то не думаю, что это произошло просто так. Обычно, принимают у себя дома. А тут не поленился и своими ногами пришел. — Ну-ну, борзый какой мальчишка. Умным себя считаешь? — староста ухмыльнулся, хотя взгляд его был какой-то странный, задумчивым. — А парня того, от которого карта тебе досталась, уж не Андреем ли Властой звать? — Именно. — Ха, тесен мир. И как же сейчас поживает наш дорогой бледный волк? — Уже никак, — Герман ухватил еще кусок строганины, — взбесился он после смерти жены и детя, в село пришел в полнолуние. Убивать. — Вот оно как, — староста сцепил пальцы замком и задумчиво посмотрел на лесника, — так вот почему теперь ты лесник. Молодого волка поставили на поганую делянку у проклятого села. Герман, прихлебывающий в это время отвар из сухофруктов, подавился от неожиданности, а староста продолжал: — Ох, говорил я Андрею, терпению учись, сложно только в начале, потом привыкаешь. Все мы так поначалу намаялись, пока в себе зверя победили. Нет, тяжело ему показалось, уехал через три месяца. Не выдержал. Вот смотрю на тебя и думаю, выдержишь ли ты? Он не перенес смерти родных? — Мне, особо, терять уже нечего. Семья погибла, дом сгорел. Только конь остался и тому двадцать почти. — Но у тебя есть чувства. Есть привязанность, которую не можешь оборвать. Хотя эта особа на тебя благостно влияла. Смог угомонить ярость? — Тогда с трудом, но смог. Я этого не помню, правда. Но деваха рядом со мной живая осталась. — Железный аргумент. — Митрофан Олегович, — Герман снова пригубил отвара, — почему вы назвали село проклятым? — Потом расскажу тебе эту забавную историю. Ты ведь женат был на девушке из этого села? — Да. — Поэтому и не стану рассказывать. Не перенесешь ты сейчас этой информации. Особенно именно сейчас. — В смысле? — лесник посмотрел на собеседника настороженно. — Сейчас узнаешь, — староста ухмыльнулся, и взгляд его стал пристальным, каким-то зловещим, — ты же хочешь научиться контролировать зверя. В стороне хлопнула дверь — старенькая хозяйка избы достаточно быстро юркнула прочь из избы. Герман вперился взглядом в собеседника и вдруг его с такой силой бросило в жар, что едва не лишился сознания. Его будто пригвоздило к скамейке. Ладони затряслись. — Что ты со мной сделал? — сцепив зубы, выдохнул он. — Дал средство, способное выпустить твоего зверя. — Ты безумец?! — лесник вскочил на ноги, он тут же зашатался и упал на пол. — Он разнесет всю деревню! — Вот и посмотрим. Герман взвыл от внезапной вспышки боли, выгибаясь на полу. Его тело билось в агонии. Зверь рвался наружу. Причем ярость, с которой он это делал, редко бывала даже в особо активные полнолуния. Он отползал от старосты, пытаясь хоть чуть-чуть сдержать бешено рвущегося прочь зверя. Попытался было абстрагироваться, да куда там, такой сильной недружественной воли своей второй ипостаси, он не испытывал никогда в жизни. Все, что он успел сделать, так это сорвать с себя спортивную мастерку, да наполовину скинул треники. На этом все и закончилось, ведь в это время зверь начал вырываться наружу. Оборотня начало жестоко корежить, обращая, обращивая шерстью, вытягивая суставы. Он встал на четвереньки, подвывая от боли и ярости. Староста отступил на шаг и раскрыл входную дверь. С ухмылкой сбросил с себя косоворотку и сделал легкий бросок в сторону. Оборотень проскочил мимо него и по инерции пролетел несколько метров. Поскользнулся в грязи и зарылся почти до середины тела в студеную жижу. — Что же ты неуклюжий-то такой?! — засмеялся Митрофан и пропустил мимо следующую атаку волка, дав тому пинка прямо в основание короткого пушистого хвоста. Бурый волк взвизгнул, опозоренный, разворачивался на ходу, чтоб напасть в очередной раз. Но в этот раз его встретил сизый, невысокий, но мощный и даже более матерый зверь. Бурый на мгновенье замер, изумленный, но быстро сориентировался и бросился в атаку. И как же удивился в тот момент, когда, воспарив в воздух, внезапно сместился с привычной траектории и кубарем покатился по грязи, вымазывая и без того грязную шерсть. Противник его был более умелым бойцом. И оборотень впервые, наверное, в жизни заколебался перед новым нападением. А сизый волк, ухмыляясь, сел на крыльце, поглядывая на своего пристыженного противника. — Ну и, что ж ты сдулся что ли? — прорычал он, все еще продолжая ухмыляться. Бурый прижал острые уши к голове и с яростным ревом бросился вперед. И снова оказался на по эти самые уши в грязи. Сивый встал над противником, прижал его шею задней лапой, передней же схватил его за шкуру на голове и с такой силой натянул, что оборотень взвизгнул от боли. Казалось, шкура его отделилась от мышц, таким сильным было натяжение. — Вот так твой противник получил свою первую длаку, а если не послушаешь меня в будущем, то он обзаведется и второй. Восстановит свои силы. Успокаивайся, глупое животное. Пока не включишь мозг, тебя сможет победить любой, мало мальски умелый колдунишка. И пойдет твоя драная шкура ему для оборотов. Бурый подергивался, сначала медленно, после все сильнее и сильнее. Шерсть облетала с него клочками, конечности возвращались в первоначальный свой вид. И только небольшие многочисленные синячки показывали, что совсем недавно человеку пришлось пережить нечто не очень приятное. — Чем вы меня напоили? — едва слышно прошипел лежащий в грязи Герман. — Тем, что ты будешь пить каждый день, пока не научишься контролировать зверя. — староста отошел отпустил его, отошел на несколько шагов в сторону и свистнул. Из-за забора выглянули несколько бледных девичьих голов. Смотрели они на гостя с нескрываемым интересом, а кто и с откровенным вожделением. — Баню истопите и этого приведите в божеский вид. А потом в сарай его и на короткие цепи. Он пока максимально нестабильный.