Лесник

Молодой берлак вырвал плечо из клыков волка и ударом задних, коротких, лап отшвырнул того далеко от себя. Волколак кошкой перевернулся в воздухе, встал на все четыре лапы, но в этот момент, что-то очень больно стукнуло его по голове, едва ли не прибивая к земле. В глазах на мгновенье вспыхнули искры, более похожие на фейерверки. Оборотень невольно взвизгнул и отскочил в сторону. И тут же попал под тяжеленную лапу медведя. Хрустнуло ребро, заставив его едва ли не оглохнуть от боли. Подросток, хроменький, на поверку оказался крайне крепким и ничем не уступал по силе взрослому оборотню. Бурый волк понял, что бой легким не выйдет и придется попотеть. Единственное, что оставалось непонятным, так это внезапное нападение сверху. Отступая к одной из стен, он зорко осматривался по сторонам, но тушки птиц, свисавших сверху, продолжали оставаться неподвижными и сухими. А медвежонок не давал ему расслабиться. И, когда мелкий выродок атаковал в очередной раз, а сверху вдруг зашуршали крылья, все стало предельно понятно. Поганое крышное идолище, оказалось совсем не идолом. Это была какая-то звероподобная птица с человекообразным лицом, рогами на манер козьих и обвисшими черными сиськами, колышащимися при полёте. И пристукнула она его именно рогом. А теперь заходила на новую атаку, дабы отвлечь. Медведь также продолжал нападать, размахивая огромными, увенчанными длинными когтями, лапищами. Только в последний момент волк откатился в сторону, наколол раненый и без того бок, кажется о кость, и эта недоптица с размаху влупилась рогаткой в голову берлака. Раздался глухой деревянный треск. Медвежонок взвизгнул и отшатнулся в сторону, тряся лобастой головой, а крылатая тварь, потеряв равновесие, пролетела вперед и прокатилась еще часть пути по земле. Волк осклабился и в два прыжка оказался возле берлака. Сложил лапы в кулаки, не замахиваясь, добавил по его многострадальной голове, уронив на землю. Птица же в это время уже поднималась, но острые, сцапавшие ее когти, не дали снова воспарить в воздух. Бурый подтянул визжащую, хлопающую крыльями тварь к себе и легко, словно цыпленку, свернул ей шею. Развернул голову в сторону спины. Отшвырнул смердящую тушку в сторону. Берлак же налетел сбоку, отшвыривая его в стену. Удар был такой силы, что бурый волк улетел в угол часовни, спиной выбил его, выкатываясь наружу. Медвежонок вышел следом, вынеся массивной тушей еще несколько подгнивших досок. Вот только волка на полянке уже не было. Лишь сзади раздался треск выдираемой из двери доски. Берлак обернулся и страшной силы удар обрушился на его и без того больную голову. Гнилая доска разлетелась в щепки, вот только в ней были гвозди, которые от такого вошли глубоко в кость. Один пробил глаз. Медведь завыл от боли, принялся кататься по земле, пытаясь хоть немного утихомирить жгучую боль. Волк навис сверху и вонзил острые лезвия клыков в незащищенное горло противника. Рванул, раздирая плоть, перебивая сосуды. Потряс головой, отшвыривая кровавые ошметки в сторону. Передняя же лапа его вонзилась прямо под солнечное сплетение хрипящему зверю, прорывая плоть, дернулась вверх, проникая в дергающееся в агонии тело, все глубже и глубже. Сжала трепещущее сердце и вырвала его вместе с близлежащими потрохами. Волк бросил тело остывать на том же месте, а сам залез обратно в часовню. У него в голове созрел гениальный план. Выглянул назад только для того, чтоб затащить метаморфирующую обратно в человека тушу внутрь. Выходил оборотень назад, держа в зубах тушку птицы. Брюки и берцы были перекинуты у него через холку. Из окошечка в покосившейся часовне уже курился дымок. Волк на мгновенье обернулся, поглядывая на поганое капище, растянул окровавленные губы в широкой ухмылке и летящей рысью потрусил в сторону дома. Дымок над крышей вился все сильнее и в какой-то момент из окошечка полыхнули алые языки пламени. Оборотень уже не видел, как из леса в сторону часовни вышел темный силуэт зверя. Михаила он нагнал через пару часов. В попытке убраться, священник успел улепетать довольно-таки далеко. Едва коня не загнал. Но оборотень встретил его в очень странном состоянии. Миша сидел на земле, рядом с мирно пасущимися конями. В руках он вертел короткую саперную лопатку, а рядом, под деревом возвышалась горка совершенно свежей земли. Вид у священника был максимально подавленный. — Чего случилось? — Герман натянул брюки и подошел к другу. — Она начала меняться по дороге, завыла, заверещала. А потом вдруг разом вся посерела, глаза стали как болото. И рот полный острых клыков, будто у щуки. Она попыталась мне в горло вцепиться, да в бороде запуталась. — руки священника тряслись. — Я ее уронил на землю. А пока ковырялся, снимал винтовку, она снова попыталась напасть. Еле прикладом ее отбил. После застрелил. Хорошо, что в винтовке так и остался серебряный патрон. Он весь задрожал и спрятал лицо в ладонях. Лесник сел рядом и положил ладонь на плечо друга. — Не печалься, это на тебя не ребенок напал. Это нежить под ребенка подстроилась. — Но тело же ребенка. Маленького. — Миш, давай домой, не стоит оставаться в лесу после захода солнца. Ребенок умер очень давно. Поехали. — Дело говоришь, — Михаил утер слезящиеся глаза и встал. Тяжело взобрался в седло. Герман же приладил тушу птицы к седлу своего коня и тоже взобрался. — Ты бы хоть сапоги надел, — предупредил его священник. — Желания нет. Потом, перед селом надену. — Ты что за образину тащишь? — Да еще одно мудилище из их кодла. Откуда такое взялось не скажу, даже не знаю, но предполагаю, что это что-то типа гарпии. Только с рогами. И сейчас эта мудь, как мне кажется, еще живая. Просто в глубокой отключке. — И нахрена она тебе сдалась? — Чучело хочу сделать, но сначала поиграю немного на нервах одной крайне зашареной особы. — Хочешь выловить ту, как дед сказал, двоедушницу? — Да, вечереет, а ночью мы уже будем в селе. Черная ипостась как раз в это время проснется. Если, конечно, это именно та двоедушница, о которой я слышал. — И много слышать доводилось? — Достаточно. И приятнее от этого мне не становится. Тварюка на самом деле крайне опасная. Обычно колдунья. — Этого еще в нашем селе не хватало. — И еще, посмотри пару дней за моим зверьем, мне нужно в город прокатиться. — С зазнобкой своей встретиться? — И с ней тоже, — Герман косо улыбнулся и подстегнул коня, — и волку тоже надо иногда отрываться! Особенно перед опасными разборками. — То есть, ты уедешь, а этот недобитыш разнесет половину села. — Главное, что тебя не тронет. Вокруг двора рассыпь серебряный порошок, что я тебе дал и во двор к тебе он не зайдет никогда.