Лесник

— Я сейчас сдохну, — Ингварр ввалился в комнату отдыха и остервенело принялся срывать мокрые вещи. Губы брата, посиневшие от холода, мелко дрожали, но вымокшие рубашка и брюки никак не хотели отлипать от побледневшего тела. И он уже с каким-то отчаянием посмотрел на старшака, — Помоги, а? Герман подошел к нему и споро стянул рубаху. Ужаснулся тому, насколько холодным и покрытым мелкими синячками (последствиями акробатических приемов), было тело брата, потянул мокрые спортивные брюки для танцев. Ингварр дрожал, поэтому он быстро помог укрыться тому полотенцем и включил в комнате обогреватель. — Гер, — выдохнул тот вымученно и просто свалился на диван, — не пускай ко мне никого, пожалуйста, дай хоть чуть подремать. Я за двое суток пять часов проспал. Сил больше нет. Танцы, съемки, развлекать своим видом спонсоров и богатых друзей, тренировки, танцы и так по кругу. — Дремай, — лесник сел в кресло, отирая мокрые волосы полотенцем. Если у старших детей не было детства, то младшего мать эксплуатировала и в хвост и в гриву, не давая ни секунды свободного времени. Да что там, она забирала даже законное, отведенное на сон, считая, что подъем в шесть утра с дальнейшими тренировками — закон. Вот и сейчас, кажется младший не успел даже коснуться головой подушки, как засопел. Старший поднялся и заботливо укрыл озябшее тело тонким пледом, чтоб хоть немного согреть. — Ингварр! — девчонка, одна из танцорок со стуком влетела в помещение. — У нас аврал, костюмы задерживаются у малых, нужно, чтоб ты открыл второй акт! — Да вы издеваетесь? — Герман едва не выпихнул ее из комнаты. — Мама не могла другого никого найти? — Да не ругайся, — младший сел, — не сплю я уже. Скажи маме, что через полчаса буду. Герман выпихнул девчонку из комнаты, и закрыл дверь. — Зря, ты мог бы отдохнуть нормально. — Кто мне даст? — младший присел к сумке с вещами и на мгновенье замер. Лесник нахмурился и вдруг догадка заставила его вздрогнуть. Плечи младшего предательски дрожали, он тихонько плакал, пряча эмоции за копошением. Старший брат присел рядом и положил руку ему на плечо. — Потерпи, еще четыре выступления и поедем домой, там девочки приехать должны. Алина приедет. Ну, соберись. — Гер, я устал, — всхлипнул Ингварр и поспешно вытер слезы. Он не любил казаться слабым. Даже в моменты, когда усталость практически сломала крепкий организм. — Закончатся каникулы, поедешь ко мне. Учиться можно и дистанционно. А так хоть отоспишься. Хорошо? — А Алина будет? — Будет твоя Алина, давай, приходи уже в себя. Брат качнул головой, отер остатки слез и споро начал натягивать очередной костюм для выступления. Герман же стоял в стороне, наблюдая за процессом и понимал, что еще немного и пацан загремит в больницу с нервным срывом. Младшего нужно было спасать и немедленно. Кто считал, что танцы — это развлечение, не стоящее больших затрат энергии и здоровья, как минимум, очень сильно ошибался. Ингварр если и держался, то уже из последних сил. Минимум месяц после подобных гастролей будет раны зализывать. *** Испуганные кони шарахнулись назад, коренной едва не сел на задницу, а пристяжной чуть не влез на козлы, когда незнакомец подлетел к ним, хватая руками повода. Вид у него был настолько жутковатый, что даже Ингварр от ужаса едва не обратился, только рука Германа, сжавшая его плечо, заставила замереть. Оборванец, иначе его было и не назвать, с трудом обошел мечущегося пристяжного (Герман отметил для себя, что надо запретить Кате запрягать Фалькона, больно жеребец был нестабильный) и судорожно ухватился за козлы, не в силах уже держаться на ногах. Лесник поморщился, в ноздри ударил тяжелый запах крови из сочившейся из многочисленных ран и укусов, которыми просто усеяно было тело человека. А лицо его было так залито кровью, что даже поначалу непонятно было вообще кто это? — Герман Бьернович, спасите! — выдохнул оборванец, плюя в сторону лесника кровавой слюной. — Васька, Орех! Ты?! Что произошло?! — Оно, оно напало, мы у кормушки косулю и кабана с ребятами взяли, а тут оно! С дерева! Юркая, небольшая, как собака! Илюхе сразу глотку вскрыло и на меня, но у меня дубленка толстая да шарф, оно не порвало, Игорь Шкалик выстрелить успел, да промазал, так оно на него бросилось и руку вырвало, а я убежал. Спасите! Оно идет за нами! — Сука! Говорил я тебе, не стреляй зверье на подкормочных площадках, вот тебе расплата и пришла. Небось росомаху потревожили! — Не росомаха то была, богом клянусь! — забожился браконьер. — У росомахи нет сил, чтоб человеку голову оторвать! — Голову?! — лесник встал, взял с козел карабин, из-под них вытащил СВД и слез, помогая израненному мужчине забраться в сани и улечься на сено. Всучил карабин брату. — Стереги коней, я сейчас приду. Ему не надо было говорить, откуда пришел Васька, весь его путь устилала дорожка густых, багряных капель, так похожих на бусины, хотя, местами бусин было слишком много. И, хотя метель застилала их, но запах сохранялся намного дальше, поэтому лесник шел быстро и уверенно. Поляна выросла на пути внезапно и зрачки видавшего виды Германа на мгновенье расширились. Снег на поляне был взрыт и приобрел красновато-розовый оттенок. Казалось, что на ветки ближайших к поляне деревьев навешали красных тряпок. На крыше самой кормушки тоже висели красные зловонные лохмотья. В нос шибануло кровью и потрохами так, что он едва не свалился с ног. Кто за такой короткий промежуток времени умудрился превратить двух достаточно немальньких мужчин в пазл пятой степени сложности? Еще удивительнее было то, что в стороне все еще лежала туша застреленного кабана, а вот косули нигде не было. Хотя, лесник присмотрелся. В лес уходила едва заметная протоптанность, отмеченная розовым и красным. Будто волочили что-то тяжелое. Герман снял винтовку с плеча и осторожно двинулся в ту сторону. Даже сквозь метель он будто нутром чувствовал, что зверь где-то рядом, где-то тут. Кажется, что вон там, под занесенным снегом деревом замер какой-то странный темный силуэт. До лесника долетело чавканье и приглушенный хруст костей. Он медленно, чтоб не спугнуть зверя поднял винтовку на уровень плеча. Из-за ветра и летящего в лицо снега он не мог достоверно различить, кто там под деревом, но палец все равно лег на спусковой крючок, ловя подходящий момент. И в этот момент в стороне бахнуло. Звук своей Сайги Герман знал, как никто. Ингварр. Он не дрогнул, но всего лишь на мгновенье моргнул. И темное видение пропало. Будто и не было. Только разодранная туша косули так и осталась лежать под упавшим стволом. И лесник бросился к брату. Что с ним могло произойти в этот момент? Ноги утопали в снегу. Он мог бы обратиться, но где потом искать одежду взамен разорванной? Да и раздеваться на ходу не хотелось. На просеку он выскочил, успев представить уже самое худшее, но встретили его удивленные морды фыркающих коней, да неподвижно замерший на козлах силуэт младшего брата в обнимку с карабином. — Что произошло? — Герман схватил младшего за плечи и с силой тряхнул. Того трясло, будто в лихорадке. — С тобой все в порядке? Тот будто вышел из ступора и одарил брата странным, будто остекленевшим взглядом огромных ореховых, словно у матери, глаз. — Он умер, — едва слышно прошептал Ингварр, со страхом глядя на старшака, — мы говорили, я начал перевязывать ему раны и вдруг у него из носа пошла кровь. А потом изо рта, глаз, ушей! Не могу… Он закрыл лицо ладонями. Лесник посмотрел за его спину. Вздрогнул вновь. Распростертое на сене тело выглядело так, будто его полили кровью. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что она текла из него и текла до сих пор. Из всех ран и отверстий. Будто кто-то накачал бедолагу препаратом замедляющим свертывание крови. Но, кажется, гемофилией погибший при жизни не страдал. И все же умер от массивного кровотечения. На глазах у его теплично-выращенного брата. — Ты ж не видел смерти, — выдохнул Герман и прижал мелкого к себе. Тот молча затрясся на его плече и лесник отметил, что мелкий в свои семнадцать уже на три-четыре сантиметра выше его, — пойми, брат, наш мир жесток и полон боли и смерти. И как бы ты не хотел, чтоб все было иначе, течение ее не изменится, повинуясь только твоей воле. — Я понимаю, но он так страшно умирал, даже кричать не мог, только булькал. Я много фильмов ужасов смотрел, но блин, это другое! — Это реальность. — Ты часто сталкивался с подобным? — Если ты конкретно от такой смерти, то нет, но в целом. Не забывай, где я служил и почему не хочу, чтоб ты шел в армию вообще. Это отец мог часами стоять за операционным столом, невзирая на пули свистящие над головой. мы с тобой другие. Особенно ты. Понимаешь, почему мы не любим, когда ты дерешься? Особенно теперь. — Людские организмы хрупкие. — Вот! Ты сильнее их и можешь ненароком убить. А еще ты можешь элементарно впасть в ярость и обернуться. Тогда конец наступит нам всем. — Я буду стараться держать себя под контролем. — Вот и молодец. Так, а сейчас надо сделать одно важное дело. Уезжать нам отсюда нельзя. Он отошел от брата и не без труда набрал номер на экране смартфона. Благо, что связь, наконец добралась даже до их мухосрани. — Алло, Юра, у нас ЧП на участке. Тварь какая-то разорвала трех браконьеров! Нет, блин, не я! тут и без меня всякого зверья хватает! И не Инг, он у меня, как оказалось, пацефист. Давай, срочно машиной сюда, я его сейчас верхом навстречу вам вышлю. — Кого верхом, меня? — Ингварр, казалось, стал еще бледнее. — Я не… — Поедешь или хочешь остаться тут, трупы от волков отбивать? — Я в седле плохо сижу! — Ну, сейчас придется хорошо и без седла! отстегивай Дурмана, он самый адекватный. Дорогу же в деревню помнишь? Не собьешься? — Надеюсь, что нет, — младший брат с трудом взгромоздился на затянутого в попону бурого жеребца. — Вот и скачи! Инг подхлестнул коня и тот аккуратно потрусил толстыми ногами по своему старому следу. Лесник же остался ждать, понимая, что полиция приедет нескоро. Он отвел коней под большую раскидистую сосну, прикрыл с одного бока лапником, чтоб меньше обдувались ветром. Распустил подпузный ремень коренному и бросил сена. Сам же пошел на подкормочную поляну. Надо было проверить, какому зверю принадлежат следы, пока их окончательно не замело. На поляне все осталось, как и прежде, только кровавых пятен благодаря метели с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Она приобретала свой первоначальный, девственный оттенок. Вот только зверье вернется к данной кормушке очень нескоро. Запах крови был настолько силен, что перебил даже тяжелый смрад кабаньих туш. К сожалению, следы хищника тоже замело, но лесник хорошо помнил, что под поваленным деревом должны были сохраниться нетронутые. Рядом с тушей косули. Он с трудом пробрался туда, сквозь нетронутый, чтобы не порушить целостность места, снег, но только вздохнул разочарованно. Все место было будто бы выметено. Тут не то, что следов, снега-то свежего было не найти. А главное косуля. Туши не было. И не было явной видимости, что кто-то тащил ее прочь. В изумлении Герман поднял голову к вершинам сосен. Ни у какого животного не хватило бы сил запрыгнуть так высоко, еще и с почти центнером веса. Но, на одном из стволов красовались отметины от когтей. Кто-то действительно затащил добычу на дерево. Но потом перенес куда-то в другое место. Но куда? И зачем? Крупная рысь? Росомаха? Слишком энергозатратно для зверя. Ни с чем лесник вернулся к саням и в раздумьях уселся на сено, в противоположной от трупа стороне. Оставалось ждать экспертов с их выводами. Ветер дунул с новой силой и сквозь вьюгу лесник будто услышал то ли плач, то ли вой и от звука этого вдруг защемило сердце и нестерпимо захотелось обернуться и на всех четырех бежать в лес.