Лесник

Герман колол дрова во дворе, параллельно общаясь по телефону с участковым. — Я тебе говорю, — Юра на том конце шуршал бумагами, — сделали слепки зубов твари, не смогли идентифицировать. Это была очень странная росомаха. — Степаныч, это не росомаха. Да, она втащила добычу на дерево, но это был не заяц, это была косуля. Туша косули! Это ж какие размеры у росомахи должны были быть? — Да я понимаю, но начальство давит, пытается закрыть дело. — Отчего умер третий? — лесник с силой воткнул топор в чурку, раскалывая напополам. — Да там херня какая-то вышла, анализы перепутали в лаборатории. Написали, природа смерти непонятна, по проявлению симптомов сходное с ядом кобры. Чушь какая-то. Наш терапевт намекнул на острое течение геморрагической лихорадки. Хотя, анализы еще делают, результатов еще нет. — Ты нормальный? Только сейчас мне говоришь? Ты мне сейчас говоришь, что он умер от чего-то типа эболы, обблевав перед этим моего брата кровью! — Да блин, я даже не подумал об этом! Ты-то жив! — Да, сцуко, я тоже об этом не подумал. Хотя, там инкубационный период три недели. Твою мать! Перезвоню! Он воткнул топор в колоду и бросился в дом. — Ингварр! — рявкнул он, испугав Василису, которая тут же с ревом убежала к Кате. Жена испуганная выглянула из кухни, прижимая девочку к себе. — Ты чего орешь?! — младший брат слетел с лестницы и лесник ухватил его за подбородок, подтягивая к себе ближе. Оттянул нижние веки, придирчиво оглядывая глаза, склеры, оттянул губу. — Да что такое?! — младший отпрянул назад. — Свитер сними! — выдохнул Герман, трясясь от нервов. — Зачем?! — За шкафом, тут предполагают, что тот придурок, который помер у тебя на руках, испустил дух от геморрагической лихорадки! — Чего?! — Катя, казалось, влипла спиной в стену, прижав к себе притихшую Василису, а вторую руку к животу. — В смысле геморрагическую?! — Карина закрыла собой Алину. — Вот в том самом. Суперострое течение. — Неделя прошла, — Катя отступила на шаг под защиту кухни. — Сними свитер! — Карина будто подлетела к Ингварру, пытаясь стянуть с него одежду. — Да блин, что ты хочешь посмотреть? Синяк? Так они там есть! После драки! Целая куча, можете выбрать, какой понравится. Младший брат сорвал свитер и бросил на пол, показав всем свое, усыпанное синяками тело. — У меня куча синяков! Мы хорошо дрались! Я всегда дерусь! Я всегда в синяках! Это не показатель. — Остается одно, карантин! — Герман сел на стул и стянул сапоги. — В город мы не едем. В деревню и райцентр только звонки. — Обалдеть, теперь еще и тут закрытыми будем, — Катя обреченно опустила Василису на пол. — Да мы тут и так на отшибе, — Карина вздохнула, поглядывая на окружающих, просто сейчас нельзя ездить даже в магазин. — Когда весь этот бред закончится, позовете меня, — Ингварр хмурый подобрал свой свитер и побрел вверх по лестнице. Уж кому-кому, ему была только на руку отсрочка отъезда. Хлопнул дверью. Через минуту послышалось гитарное брынчание. Младший всем своим видом показывал по какому ему месту остальные проблемы, а еще втайне радовался, что Милана не заберет его именно сейчас. И пока не придется прощаться с любимой. Так что, когда он за уныло затянул старую песню про день, сменяющий ночь за окнами любимой, Карина приподняла бровь и неодобрительно цыкнула, после убралась в детскую вместе с Василисой. Алина поднялась к парню. Герман и Катя, оставшись одни, обреченно переглянулись. — И что будем делать? — вздохнула ведьмочка. — Мне-то почем знать, — пожал плечами лесник и достаточно холодно продолжил, — одно сказать могу, я скоро с этим табором свихнусь. — Ты думаешь, мне легче? — Я уже ничего не знаю. Он быстро собрал вещи и пошел на очередной обход в лес. Как раз это сейчас было как никогда кстати. Катя только молча вздохнула, провожая мужа взглядом. Опять ушел в лес, оставил ее на хозяйстве. И, хотя ей было слегка обидно, но в душе ведьмочка понимала, что очень обязана своему леснику. Поэтому старалась лишний раз не скипедарить ему душу, делала это только когда нестерпимо допекало. И, кажется, очередной такой раз был не за горами, так как Герман стал откровенно пренебрегать не только браком, но и домом в целом, взвалив все обязанности на нее. А сам все больше и больше пропадал в лесу. Сначала она думала, что он уходит, чтобы обернуться и побродить по лесу волком, но он оборачивался совершенно недавно и не стремился к подобной метаморфозе слишком часто. Уж излишне она для него была энергозатратной. Так что же так тянуло к себе этого диковатого, то ли человека, то ли зверя? Думая об этом она невольно прижала руки к груди, глядя в окно, за которым простирался укрытый белым, пушистым снегом, лес. — Не только женщины меняются во время беременности, — Карина с умным видом смотрела туда же, куда и сестра. — Уж мне можешь и не говорить. Тут что-то немного другое. — Хочешь, я прослежу за ним? — Не стоит, был бы он человеком, одно дело. Но Герман такой, какой он есть. Ты лучше за мелочью следи. Ингварр не так прост, у него большие проблемы. — В плане? — Герман поймал его с веществами. — Вот оно что, — Карина прищурилась, — Почему ты разрешила ему общаться с Алей? — Да в принципе, он ведет себя адекватно, насколько это можно описать в контексте всего нашего сумасшедшего дома. — Я усилю контроль за ними. Что думаешь насчет этого карантина? — Больше смахивает на бред. Это что-то другое. *** Следователь медленно шел по пепелищу, пристально глядя вокруг себя. Стремным это место можно было назвать не то, что с легкостью. Даже больше, здесь его откровенно бросало в дрожь. Только остовы обгоревших домов. Все, что осталось от былого процветающего села. Ведь до определенного момента все было хорошо. Как получилось, что население внезапно взбесилось и устроило тут массовую резню? Какое отношение ко всему этому имеют три добрых молодца Михаил, Юрий и, особенно этот, зазвездившийся, Герман? Те поджигатели, что в психушке сидят, почему они указывали именно на этого индивида, как на наивысшее зло. И, хотя другие выжившие селяне не подтвердили их слов, но фраза о том, что злобный щенок уничтожил их святыню, а потом и их пастора, никак не выходили у капитана Олега Александровича Агеева из головы. и тогда он начал копать, копать именно под этого странного звездного выкидыша. Больно много окружала данного персонажа странного, необъяснимого и даже страшного. Да взять хотя бы историю о его жене. Женщина была просто зверски убита. Перечитывая в очередной раз данные о том деле, Олег в который раз содрогался, обдумывая, какой выродок мог так жестоко расправиться с беременной! И, вот что удивительно, мужа нигде не могли найти два дня, чтоб сообщить о случившемся. А еще, врач, которая вела беременность Марины Хендрикссон, вспоминала, что муженек как-то не слишком сильно радовался положению своей супруги. А теперь у него еще и вторая жена, и, судя по тому, что капитану удалось узнать, она тоже в интересном положении. Вызвав данного странного лесника на небольшой допрос, он пытался ковырнуть его душу, поглядеть, как настроен мужчина. От его профессионального взора не улизнуло, что разговоры о беременности жены не слишком вдохновляли мужчину. Хотя, возможно, он оберегал свою семью подобным образом, но ощущение у Олега было такое, что мужчина не выглядел счастливым будущим отцом. Не угрожала ли опасность и этой жене? Решив, что дело очень нечистое, капитан решил докопаться до истины. *** Герман Вернулся глубокой ночью, но Катя не спала. Да и какой может быть сон, когда любимого человека неизвестно где носит? Когда он почти бесшумно зашуршал в коридоре, ее сердце радостно подпрыгнуло, но тут же замерло. В каком настроении вернулся лесник? Он повозился еще какое-то время, сходил в душ и медленно, будто вплыл в комнату. Скользнул под одеяло и прижался к ней холодным, словно лед телом, заставив невольно вздрогнуть. Катя прикрыла рот ладонью, чтоб не взвизгнуть от этого, едва ли не могильному холоду, но он отнял ее ладонь от лица и страстно впился губами ей в губы. Перевернул навзничь нависнув сверху. Сквозь темноту посмотрел мутноватыми желтыми глазами. Снова нагнулся, целуя губы, лицо. Все произошло само собой, в полной тишине. Катя, холодея от ужаса, видела темную дымку над головой мужа. И, хотя он был, как обычно горяч и страстен, но ведьмочка чувствовала, какой холод исходил от него в этот момент. Как обычно, страсть сделала свое дело, обоих хватило не очень надолго. После лесник сгреб жену в охапку и уснул, а она лежала, ни живая, ни мертвая, ожидая, любого подвоха. Хотя… когда он засопел, немного расслабилась. Удостоверившись, что Герман крепко заснул, Катя выпуталась из его объятий, села и оглядела его с ног до головы. На первый взгляд все было нормально, но взгляд ведьминых глаз безошибочно вновь выхватил едва заметную дымку. — Да что же это такое? — выдохнула она протягивая руку к этой самой дымке. Пальцы обожгло холодом, будто она сунула руку в снег. В голове тут же возникли какие-то несвязанные между собой, но очень жуткие картинки. Кровь, смерть, просто подлинный кошмар смешались между собой в общую какофонию, от которой мутнело в глазах и становилось безумно страшно. А еще она чувствовала, насколько из этой дымки исходит злость. Страшная, чистая в своей ярости злоба. Сцепив зубы, ведьмочка начала руками делать движения, будто снимает эту черную дымку с его головы. Ладони начало жечь от боли и едва ли не могильного холода, но она не останавливалась, продолжая снимать похожие на куски овечьей шерсти, черные дымные массы. Комкала их в большой комок. Боль становилась практически невыносимой, но Катя не останавливалась, сцепив зубы и постанывая от боли. Ладони покраснели и на одной из них появился первый небольшой волдырь. И все же она собирала. Сняв всю дымку, ведьмочка будто на крыльях слетела с кровати и бросилась в ванную комнату. Бросила всю эту черную гадость в умывальник и включила холодную воду. — Растворяйся, исчезай с потоком чистой воды, — дрожа от боли зашептала Катя, сквозь слезы. Зашептала какую-то молитву, но комок будто та самая шерсть, лежал в умывальнике и уже начинал разворачиваться, поднимая в воздух клочки, так похожие на туманные щупальца. — Ночь — мое время, — Карина встала рядом и протянула руку над этим непотребством. Закрыла глаза и тихо нараспев начала читать что-то очень похожее на молитву. И тут это черное загорелось, несмотря на льющуюся воду. Странным сине-зеленым пламенем., растворяясь без следа. — Jævla (ругательство — норв.), — возглас заставил обеих сестер подпрыгнуть на месте и обернуться. Ингварр с желто-черными волчьими неотрывно следил за огнем, — кому скажу, не поверят. — Ты что тут делаешь? — прошипела Карина, плотнее запахиваясь в длинный, до пола халат, вот только он пялился не на нее, а именно на этот жуткий колдовской огонь. — Учуял херню, решил проверить, а тут вы и это! Что это? — Как видишь, херня, — спокойно произнесла Темная сестра и посмотрела на Катины руки, — боже, Катен! Что… — Руками снимала, — та подавила вздох и зашипела, когда младшая достала из аптечки лекарства и бинт и начала обрабатывать ее обожженные ладони. — Как так вышло-то? Что тут происходит? — младший Хендрикссон уставился на сестёр. — Я точно не знаю, что это, — Катя села на угол ванны, — вижу это не в первый раз, но впервые на Германе. И он, когда пришёл, был холодный и, будто не в себе. Как уснул, я это сняла и вот. — Похоже на порчу какую-то, — Карина забинтовала самые крупные ожоги, — не делай так больше, не позвав меня. Знаешь же, что с тьмой я справляюсь лучше. Давай обезболю! — Так и знал, что ты ведьма. — Ага, ещё и обладающая страшной силой! — брякнула та, дуя на очередной волдырь, — Смотри, будешь много гадостей мне говорить, порчу наведу, пипирка отвалится. — Ну тебя нахрен! Герман что там, эта штука ему не повредила? — Она вредила, пока он был под ней. Сейчас нормально. Спит. Не проснётся до утра. — Руки, сильно больно? — младший брат коснулся её перевязанной ладони. — Уже не очень, — Катя посмотрела на руки, задумалась. — Радуйся, что тебя не задело! — с упреком посмотрела на неё Карина. — Подумай, если бы ты была одна, я бы ничего не сказала! — Меня это не задело! — строго посмотрела на нее ведьмочка. — Не надо выговаривать мне. — Твоя сестра права, — Ингварр задумчиво посмотрел куда-то в сторону и глаза его стали спокойными, ореховыми, — ты не одна теперь, должна поберечься. Если что, зови нас, мы придем на помощь. — Храбрый мальчишка, — Катя улыбнулась и обняла сестру и деверя. Поцеловала обоих в макушки, — спасибо вам большое.