Джедай, который… Выжил?

      Самое определенное и цензурное, что мог выдавить из себя Квай-Гон Джинн после нескольких месяцев проживания в голове Гарри Поттера (а именно так звали местного Избранного) – быт этих людей до чрезвычайного переусложнен.       Сегодня утром, 22 июня 1991 года, готовил Гарри. Он и вчера, и позавчера, и позапозавчера готовил утром. Это вообще было типичное начало его утра – встать по живому будильнику в лице тети и начать готовить на всех. Яйца, мясо, мясные полуфабрикаты, рыба, свежие и консервированные овощи, хлеб – все жарилось, жарилось и жарилось, каждый раз. Одно и то же все эти месяцы. Дождь, ветер, заморозки, оттепель – никакой разницы, начало дня одинаковое.       Неудобно же здесь было готовить. И жить не очень удобно, хотя сами люди этого и не замечали. Чувствовалось, что мир отсталый – в основном по тому, как неэкономично использовались ресурсы планеты. Это же надо додуматься – использовать горение природного газа в качестве источника тепла для жарки яиц на чугунной сковороде! При этом применять при жарке смазку в виде особого, почти съедобного масла растительного происхождения, переворачивать все деревянной лопаткой… Дядя мальчика в это время читает ежедневную газету, сделанную из материала на основе дерева, кошелек тети мальчика, из которого она сейчас достает деньги из того же материала, сделан из натуральной кожи, обработанной самыми немыслимыми по степени вредности веществами, кузен мальчика играет в игровую приставку с едва ли не самыми токсичными батарейками, которые видел Квай-Гон – самые токсичные стоят в машине у дяди, которая ещё и за счёт горения ископаемого топлива едет… Если у них все технологии такие, то планета лет через двести станет новым Метеллосом!       Вообще, судя по тем отрывочным сведениям, что Квай-Гон уловил за то время, пока существовал в Гарри, выходила картина, крайне схожая с этой несчастной планетой по соседству с Корусантом. Да и с самим Корусантом тоже. Гарри повезло родиться в государстве, входящем в список самых богатых стран мира – и это притом, что газеты, которые читал его дядя, намекали на весьма неприглядную общемировую и внутреннюю обстановку. Где-то там, на другом краю материка, развалился враждебный этой стране крайне крупный экономико-политический блок, что одновременно восторженно встречалось местной прессой и сопровождалось огромными жертвами. На планете в целом назревал экономический кризис, от которого родную для Избранного страну спасали доходы от продажи главного местного источника энергии, нефти, и выросшие цены – выросли они из-за какого-то кризиса в одной из крупнейших по объемам добычи этой вязкой горючей жидкости стран, в котором родная для Гарри страна участвует и кровно заинтересована. В самой стране крайне высокий уровень урбанизации, растущее неравенство, недоступная населению медицина, целая куча гетто, бездомных и просто бедных людей, и это несмотря на то, что она остаётся почти что колониальной державой, чьи корпорации высасывают ресурсы и плоды низкооплачиваемого труда из куда более бедных стран.       Родная для Квай-Гона галактика в миниатюре, с поправкой на низкий технологический уровень. С этим все было понятно.       Хотя, конечно, самого Гарри это мало касалось. Его больше касалось откровенное скупердяйство главы семейства, Вернона Дурсля. Он зарабатывал немалые деньги на продаже строительных инструментов, процесс чего составлял, кажется, весь его богатый внутренний мир. Вернон с женой Петунией, тоже отличавшейся разнообразием духовной жизни, пребывали в достатке, не нуждаясь ни в чем и позволяя излишества для кузена Гарри, противного паренька по имени Дадли, большего напоминавшего бездонную бочку, чем человека. Гарри не голодал (если только это не выступало в качестве наказания), но такими объемами не отличался. В общем, он был жив и относительно здоров. Но ключевое здесь «относительно» – все было в его жизни относительно.       Например, общее образование, которое получал Поттер. Это было скорее уж относительное образование – по причине свое совершеннейшей посредственности. За все время, пока Гарри ходил в местную школу, Квай-Гон видел одну и ту же неизменную картину. Учителя неопрятные, дряблые, нездоровые, вечно злые, как ранкоры, и готовы орать на учеников по первому поводу. Те отвечали взаимностью, проявлявшейся в последовательном и глубочайшем игнорировании материала. Демонстрировал его и Гарри, хотя далеко не на всех уроках – история и география, пусть и поданные максимально примитивно, вызывали у него столь редко показываемый на людях интерес. Все эти весьма бессистемные рассказы, тесты и прочие атрибуты формально-обязательного образования отбили бы охоту учиться у любого, даже самого заинтересованного ребенка, но Гарри компенсировал все своим совершенно нечеловеческим терпением… Квай-Гон сразу вспомнил слова Ревана об уроке смирения от Вишейта и нашел про себя, что этим двоим впору учиться терпению у Гарри. Одноклассники вечно порывались избить мальчика, поиздеваться над ним… Как тут не поиздеваться – мешковатая одежда, вечно достающаяся в наследство от Дадли, унылый вид вследствие вечного недосыпания, щуплость, отчасти природная, отчасти устроенная добрыми родственниками, волосы, что вечно растут во все стороны, как щупальца, и регулярно ломающиеся по тем или иным причинам очки. И сверстники издевались… Хотя до Дурслей им было далеко. Не лорд ситхов, конечно, но с такими опекунами можно быстро научиться терпению.       А терпеть здесь было что. И дело не только в постоянной работе по дому и бесконечных избиениях со стороны «невинного Дадличка».       Квай-Гон привык к аскетизму. Но насколько был перегружен неудобными излишествами быт Дурслей, настолько же быт Гарри был похож на таковой у принявшего обет Ба́раш джедая. «Комната» Избранного по размерам жутко напомнила таковую у его «коллеги», Энакина, только если у Эни это было связано с невероятной захламленностью и спецификой работы, то здешнего Избранного оставили жить буквально в чулане под лестницей, в компании пауков и нелакированного дерева. Не говоря уже о бесконечной уборке, готовке и прочих домашних заботах, повешенных на мальчика, взамен чего он получал минимальное довольствие и возможность жить под лестницей, а не под мостом.       Что же Квай-Гон мог сказать о самом Гарри… Мастер был удивлен. Заинтригован. И расстроен. Если опустить тот очевидный факт, что у мальчика был невероятный потенциал в Силе, то прежде всего бросался в глаза живой и наблюдательный ум, сидящий в мальчике… Но именно что сидящий. Бесконечные побои от сверстников и наказания от родственников превратили Гарри в крайне осторожного, подчас даже хитрого юношу. Там, где любой из его сверстников умудрился бы получить по незадачливой голове в количестве, тянущем как минимум на сотрясение, Избранный отделывался минимальными потерями…       Однако детства, периода, когда ребенок непосредственно познает окружающий его мир, общается со сверстниками, стремится к знаниям и вырабатывает базовые навыки существования в обществе, у Гарри не было. Выживанием такое назвать, конечно, было трудно, и рабского ошейника на шее у этого Избранного не водилось – только вот все равно он был на положении слуги и личной игрушки. Скромный, замкнутый в себе, при этом периодически вспыхивающий несносностью и едкостью ребенок уже сейчас был опасен для приютившей его семьи. Квай-Гон буквально ощущал Тьму в Дурслях – они, даже будучи обычными людьми, сочились ее ядом, и дело было не только в их собственных противных личностях. Это была скорее причина, по которой Тьма укоренилась в их сердцах и дала обильные всходы.       Теперь было понятно, чего это Сила так торопилась. Мальчик становился просто-напросто опасен для окружающих его людей. Однажды, в один прекрасный день, Гарри скажет «Хватит!», и тогда, возможно, придется спасать не его, а окружающих. Пока до этого дня далеко, но никогда не знаешь, какой сюрприз подбросит тебе Сила.       Оставался один вопрос, ответа на который он не знал.       Из отчёта агентов и из того разговора с хранительницей он знал, что родители Гарри имели много друзей в магическом мире. Много связей, знакомств, поклонников, тайных воздыхателей. Они были богаты, в конце концов. Врагов тоже было много, но после столь сокрушительного поражения, какое было нанесено Тьме, они бы не посмели поднять голову.       И ему хотелось одного – посмотреть в лицо тем ужасным людям, что сознательно обрекли Избранного на жизнь у Дурслей.

***

      Наблюдение за исключительно интересной, разнообразной и счастливой жизнью мальчика было не единственным занятием Квай-Гона. Даже ему, столь много повидавшему, требовалось заняться собственными проблемами, а иногда просто отвлечься.       Сегодня у Гарри был выходной. Время, когда Избранный гулял по округе – ограниченной, обычно, Тисовой улицей – и, очевидно, размышлял над тем, сколь тосклива его жизнь. Развлечений в ней действительно было маловато – не считать же за таковое постоянную практику в беге от Дадли и его дружков? Да и находиться дома Гарри сегодня не имел никакого желания – завтра день рождения Дадли, заканчивающийся для Гарри обыкновенно чем-то под названием «миссис Фигг», от одного упоминания Петунией которой Гарри становилось дурно.       Сегодня Дадли как раз клянчил новый компьютер – кузен Избранного отличался исключительной способностью в нанесении несовместимого с ремонтом ущерба всему, до чего касался. Можно сказать, что он в совершенстве овладел техникой «анти-меху-деру», в очередной раз демонстрируя, что даже у Избранного есть противоположность. Зато он, в отличие от Гарри, обладал зачатками навыков манипулятора, вовсю склоняя родителей к покупке, на стоимость которой среднестатистический худосочный сирота мог до отвала питаться целый год. И это была только одна покупка – судя по подслушанному с утра разговору (когда медитируешь, трудно не услышать разговор в другом конце дома), их обещалось не менее двадцати, самой разной степени бесполезности. Не говоря уже о том, что сам компьютер был весьма примитивен, а использовался бы Дадли исключительно для игр. В общем, он полностью отвечал требуемым стандартам.       Впрочем, анализируя причины столь частых поломок техники в доме Дурслей, Квай-Гон пришел к поразительному для него выводу – виновата в этом была Сила. Открытие было совершено довольно быстро, во время первой же осмысленной медитации, когда Квай-Гону, после первого дня наблюдений, потребовалась вся выдержка, чтобы кого-нибудь мысленно не ударить и не пасть тем самым во Тьму. Просто осознание собственного отвратительного положения потребовало погружения в себя настолько глубоко, что Сила чуть не засосала Квай-Гона обратно, на этот раз уже в окончательное посмертие. И дальше едва ли не половину времени Квай-Гон начал тратить на изучение здешней Силы – а точнее на попытки преодолеть ее бурлящие потоки.       Сила и правда сочилась из этого мире, а вокруг Гарри в особенности. Настолько, что Квай-Гону, после определенного времени в медитациях, конечно, не требовалось прикладывать усилий, чтобы становиться призраком, пусть и довольно… Призрачным. Нечетким, размытым, мерцающим и тусклым, но призраком. Мало того, Сила была столь мощной, что в присутствии Гарри большинство сколь угодно сложных электронных устройств начинало так или иначе сбоить. Электронные часы на руке Дадли искрились, стоило ему только подойти к Гарри ближе чем на метр с желанием избить или поддеть – и это только один пример, что уж говорить об автомобильной проводке в машине Дурслей или о кухонной технике.       И все эти многочисленные наблюдения Квай-Гон сделал, пока упорно пытался решить одну, всего лишь одну задачу.       Как показаться мальчику, чтобы он не решил, будто сошел с ума? И даже больше – как показаться ему так, чтобы он не подумал о потенциальном наказании со стороны дяди и тети?       Медитации Квай-Гона никогда не были достаточно глубоки, а Сила не отвечала на самые животрепещущие вопросы, пока эта проблема мучила его. Она словно специально стремилась вывести Квай-Гона из себя – но ведь она не может, она просто проблема, требующая решения. Решения, которого в текущей ситуации по сути нет.       Вмешаться в его жизнь? Сила подсказывала, что это не поможет. У мальчика большие проблемы с доверием. Он крайне осторожен, не верит никому и ничему, и голос, появившийся из ниоткуда, может начать просто игнорировать, а то и вовсе подсознательно глушить в попытке избежать потенциального наказания. Помочь с Силой? Она в нем подавлена. Если бы не огромный потенциал, то способности были бы убиты этими извергами в зародыше. Редкие вспышки он подсознательно останавливал, и правильно делал, учитывая их явно темную природу.       Квай-Гону оставалось надеяться на Силу. И изучать магическое окружение Гарри, в надежде, что Сила даст ему подсказку.       Гарри настолько явно «светился» в Силе, что любая прогулка превращалась для Квай-Гона в крайне увлекательную экскурсию по магическому миру. Все магические существа, будь они темными, светлыми или какими бы то ни было ещё, неосознанно притягивались к Поттеру. Вокруг него сам собой создавался настоящий оазис, магнит для чудес и неприятностей. Его обитатели не прятались, не умели искать в Силе и совершенно не боялись Квай-Гона, когда он отдалялся от Гарри и подходил к ним. Вот прямо сейчас парочка маленьких человекоподобных крылатых существ удирала от тёмно-синей, почти серой птицы, преследовавшей их с невероятным уперством прямо над головой Гарри. От них так и разило Силой, но Избранный… Просто игнорировал их, продолжая с усмешкой наблюдать за тем, как две его особо злобные и надоедливые одноклассницы боялись достать метательную тарелку, упавшую во двор к довольно злобному псу.       А меж тем интрига накалялась. Птица была крайне настойчива в желании съесть этих летающих гуманоидов, но те были проворнее, раз за разом уходя от птицы на виражах. Залезть куда-то они даже не пытались, словно ждали подмоги… И подмога пришла – на птицу с крыши прыгнула полосатая кошка, и вместе они кубарем полетели на аккуратно скошенную траву. Началась такая драка, словно это были не кошка с птицей, а бойцы в уличной драке.       В конце концов, лапы победили. Птица, слегка шатаясь, улетела, а кошка… Повела себя странно.       Она уселась и стала ждать. Маленькие гуманоиды, за которыми гналась птица, подлетели… Поблагодарили? Что-то рассказали и улетели. А кошка осталась сидеть, будто задумалась.       И тут Квай-Гон вспомнил про анимагов, о которых упомянула хранительница Гарри.       Это была не кошка. Это была волшебница.       Не иначе как сама Сила вела его к ней. Наверняка она знала родителей Гарри. Может, даже получится с ней пообщаться – возле Избранного любое существо Силы становилось мощнее.       Квай-Гон принялся медитировать. Он настроился на тот зов, что сам собой исходил от могучей волшебницы в шкуре животного, и принялся проникать сквозь волны Силы, бурлившие в этом месте. Получалось неплохо – спасибо привязке к Гарри и самой Силе, никак иначе.       Кошка, кажется, тоже его заметила. Сначала она открыла глаза, словно удивлённая чьим-то вниманием. Видеть животное, столь ярко изобразившее человеческую эмоцию, было удивительным для Квай-Гона, но ещё более было удивительным видеть, что она… Села. Как человек села, и даже лапой за ушами почесала, как человек. А потом положила передние лапы на задние, словно тоже занимая положение для медитации.       – Кто Вы, уважаемый?       Квай-Гон, наконец, вышел на «поляну» и увидел истинный облик собеседницы. Весьма высокая, статная женщина с немного недоуменным, но строгим и внимательным взглядом, в традиционных для местных одаренных мантии и шляпе. Производила она впечатление исключительно положительное, если не знать, что прямо сейчас она пыталась понять, как устранить стоявшего перед ней мужчину в халате. Квай-Гон это знал, но вот тот факт, что настолько могучий адепт Силы совершенно не скрывает посылаемых им эмоций… Начинал разочаровывать Квай-Гона в человечестве. Если бы не тот факт, что и к ней в разум проникнуть было практически невозможно, по не вполне понятной Квай-Гону причине.       – И почему Вы так странно одеты, словно сейчас достанете катану и порубите меня в мелкий салат?       Квай-Гон и без этой мелкой подсказки успел понять, что ему не следует говорить о своем происхождении, особенно когда увидел в одном из школьных учебников Гарри традиционную японскую одежду. Такого сходства он не ожидал. Оно было вполне объяснимо тем, что и там, и там моду задавали люди, причем разнообразие культур на одной только Земле больше, чем среди людей во всей его родной галактике, и совпадение обязательно бы нашлось… Но чтобы вплоть до некоторых особенностей фехтовальной культуры и философии?       К такому Квай-Гон готов не был. А уж эта волшебница и подавно.       – Вы удивительно прозорливы, госпожа. Но не одна Вы такая. Долго следите за мальчиком, да? Обзавелись шпионами?       – Вас хотелось бы спросить о том же.       – Я тут не по своей воле. Меня притянуло к Гарри. Он как маяк, а я после смерти оказался к нему привязан.       И ведь он ни разу не соврал! Учитель гордился бы таким умением недоговаривать и упускать все самое главное. Но Квай-Гон не гордился. Не имел на это ещё никакого права.       – И ничего не случилось больше?       – Разве что интересный разговор. Хранительница мальчика, если Вы о ней, позволила мне быть рядом.       В Силе отчётливо ощутилось смятение.       – Вы общались с духом Лили?       – А Вы знали её?       – Конечно. Она была лучшей ученицей моего факультета. А с какого факультета Вы, уважаемый?       – Я учился не в Хогвартсе. И вообще, если можно так сказать, нездешний.       – Но на нашем языке говорите…       – Выучил. Уже после.       – Хм… – женщина явно задумалась, будто что-то хотела сказать, но что – не знала, и ли боялась. Но, видимо, она решилась. И не разочаровала. Именно этого вопроса ждал Квай-Гон для небольшой демонстрации своей «решимости».       – Что Вы думаете о положении Гарри в семье Дурслей?       – Что те, кто отдал мальчика этим ничтожным людям – жалкие работорговцы, которых стоило бы повесить. Или показать им, во что превратилась жизнь мальчика после решения оставить ребенка у них, и оставить уже их, наедине с ритуальным кусунгобу*.       О том, что женщина причастна к судьбе Гарри, и говорить не стоило. Все было видно, как на ладони. И собственное ви́дение ситуации снова не подвело Квай-Гона – от замечания она явно смутилась.       – Я… Лили Вам рассказала?       – Сам догадался. Она была бы в ярости, но увы – возможности хранительницы сильно ограничены, и она не может говорить с живыми. В отличие от меня.       Женщина застыла в ужасе. Квай-Гон ей прямым текстом заявил, что может рассказать Гарри об истинных виновниках его бедственного положения, и она это поняла со всей ясностью… Значит, во всяком случае, она не собиралась наносить Гарри вред и не собирается впредь. Или рассчитывает использовать… Но скорее первое.       Интуиция не подвела Квай-Гона.       – Я была против, уважаемый. Я говорила Дамблдору, что они худшие маглы в мире.       – Может быть, и не худшие, но это точно не то, что нужно ребенку, которого вы бы хотели видеть здоровым.       – Это… Я не думала…       – Вы просто не видели всей гаммы его чувств, мисс…       – Миссис Минерва Макгонагалл, декан факультета Гриффиндор школы чародейства и волшебства Хогвартс, – сказала женщина с максимально возможным достоинством, насколько таковое было возможно в ее ситуации.       – А Вы, Минерва-сан, ещё и уважаемый сэнсей… Что же, полагаю, мне не суждено узнать, чем Гарри заслужил свою судьбу?       Куда было ей погружаться в себя и смущаться, Квай-Гон не знал, но Минерва находила все новые и новые высоты задумчивости. Кажется, она боялась нарушить чей-то приказ, не имея моральной поддержки возразить, но теперь… Она решила начать свою игру. Квай-Гон не осуждал – чистота ее помыслов была видна даже на лице. Ни капли актерской игры.       – Вы желаете ему счастья? Мистер…       – При жизни я защищал слабых и уязвленных, кем бы они ни были и где не находились. Гарри откровенно уязвлен в своем положении, Вам ли не знать.       – Через месяц с небольшим, прямо перед одиннадцатилетием, он будет приглашен в Хогвартс. Мы намеревались послать…       – Мы? Дамблдор – Ваш начальник? Директор Хогвартса?       – Да… Слушайте, я понимаю, что Вы думаете. И сама думаю так же. Мне стоило отговорить Альбуса… Но я хочу, чтобы Вы знали, что он сказал. Может, это поможет Вам понять и сделать верные шаги.       Женщина достала свою палочку и поднесла к ее виску. Внезапно из него начало выходить… Нечто светящееся. Она быстро положила это в непонятно откуда появившуюся колбочку и кинула ее Квай-Гону.       – Не думаю, что Вы знаете, что такое Омут Памяти, но медитация над этим может помочь. Мое воспоминание о том дне. Живое, как я его запомнила… А такие вещи я запоминаю. И форму, и содержание.       – Полагаю, вручение мне этого воспоминания – намек, что Дамблдор ничего от Вас не узнает обо мне?       – Не узнает. Пока что. Но я буду пристально следить за мальчиком.       – Я тоже.

***

      Вечер наступил. Колба с воспоминанием стояла. Квай-Гон сидел. И со всей присущей ему решительностью ничего не понимал.       В момент получения… Этого ему казалось логичным происходящее. Оно было столь естественным, что он просто взял… А теперь не знал, что именно лежит перед ним.       Тонкая нить струящегося света вилась змеёй в колбе. Она мерцала, играла на свету и переливалась, как хромированный истребитель, падающий с орбиты в сопровождении насмешливых бликов света. И Сила… Она так и играла там, кипела, как вода в том примитивном чайнике Дурслей – только если у них она вечно была с примесью чего-то ржавого, то здесь Сила была чиста. Воспоминание, значит, настоящее и очень важное.       И запертое.       С содержанием все относительно понятно, но вот форма… Почему именно в столь необычном контейнере? Не сказать, чтобы в магическом мире была столь уже популярна современная для мира маглов научная посуда. Наверняка они производили все сами. А тут вполне современная колба, почти такая же, как и в его родной галактике…       А потом он обратил внимание на дно. На нем была пометка, применяемая местными для обозначения биологически опасных веществ.       Оно опасное. Это намек. За это знание могут устранить. И Квай-Гон был почему-то уверен, что эти маги могут устранить даже призрака. Даже если он мертвыми путами привязан к Гарри.       А ещё это эксперимент. Педагогический. Над человеком.       Внезапно пробка, закрывавшая колбу, вылетела, будто услышала правильный пароль, и воспоминание, вылившись из колбы… Вверх, устремилось к Квай-Гону.       И только тут он почувствовал, насколько хорошо воспоминание было защищено. Поток Тьмы и боли устремился прямо в него, едва не прерывая медитацию. Словно тысячи осколков стекла, что шрапнелью летят навстречу коже, устремилась к Квай-Гону, и больших сил ему стоило не взреветь от боли.       Пока он не увидел маленький осколок света, что парил над ним.       Квай-Гон, зацепившись за этот кусочек чужой Силы, отпечаток великого горя, продолжил медитацию. Холод, всепроникающий и печальный, старый друг, снова посетил его, пытаясь помешать… Вдруг он узрел – двух могучих пользователей Силы, никак не меньше уровня магистров, что обсуждали… Судьбу Гарри?       Один из них, обладатель невероятно длинной бороды и хитрого, живого взгляда, убеждал строгого вида немолодую женщину, ту самую, с кем днём общался Квай-Гон, что нужно спрятать мальчика у этих… Маглов. И их разговор представлял из себя исключительный, невероятный интерес. Особенно тот бородатый, что вызывал стойкие ассоциации с гранд-магистром Йодой, разве что слова говорил в правильном порядке. Дамблдор, по-видимому.       О, этот старик показывал чудеса словесной эквилибристики. Любой джедай-дипломат обзавидуется. Так мастерски сказать все и не сказать ничего…       – ...Но каким чудом Гарри удалось выжить?       – Мы можем лишь предполагать, – ответил Дамблдор. – Возможно, мы так никогда и не узнаем правды.       И действительно, они никогда не не узнают наверняка, пока что-то не начнет угрожать Гарри. Ведь с духом Лили Поттер нельзя поговорить, если ты сам не такой же…       Ах вот оно что.       Только сейчас Квай-Гон понял, почему он на самом деле не был убит хранительницей. Он и сам теперь хранитель. А все ее слова – это не более чем защитный механизм.       Но вот Реван наверняка не планировал такое. К нему всё больше вопросов. Как и к тому, почему сам Квай-Гон, будучи духом-хранителем, может говорить с живыми.       Квай-Гон начал смотреть весь разговор словно в замедленном повторе, пытаясь уловить мельчайшие детали. От беседующих шли столь противоречивые эмоции и волны Силы, что Квай-Гон не знал, что и думать. Они словно… Освободились? Видимо, конфликт, о котором они говорили, заставлял их скрываться. Причем скрываться от других магов.       И волны Силы… Оба ее адепта были крайне светлыми. Не было недомолвок, не было уловок – было только общее дело, которое вело их на бой с Тьмой. И забота, искренняя забота о своих учениках.       – Я здесь, чтобы отдать Гарри его тете и дяде. Они – единственные родственники, которые у него остались.       – Неужели вы… Неужели вы имеете в виду тех, кто живет здесь?!       Вот и та самая отповедь. Профессор Макгонагалл действительно хотела мальчику добра. Эта женщина самоотверженно встала на защиту судьбы Гарии от своего начальника… Внезапно Квай-Гон понял, насколько они с ней похожи. Понятно, что ее вела забота о ребенке ее любимых учеников, понятно, что она педагог, а не рыцарь-джедай, но защита слабых роднила их. Кажется, стоит обратить внимание на ее факультет – с таким защитником у них должно быть безопасно.       Меж тем, воспоминание продолжалось, и Минерва продолжала отговаривать Дамблдора. Но, кажется, тому это… Надоело?       – ...Он станет знаменитостью, даже легендой – я не удивлюсь, если сегодняшний день войдет в историю как день Гарри Поттера! О нем напишут книги, каждый ребенок в мире будет знать его имя!       – Совершенно верно, – согласился Дамблдор, очень серьезно глядя на профессора поверх своих затемненных очков. – И этого будет достаточно для того, чтобы вскружить голову любому мальчику: стать знаменитым прежде, чем он научится ходить и говорить! Он даже не будет помнить, что именно его прославило! Неужели вы не видите, насколько лучше для него самого, если он будет жить здесь, далеко от нашего мира, до тех пор, пока не вырастет и будет в состоянии справиться со своей славой?       Квай-Гон хоть и сидел уже, снова сел. В лужу. И крепко задумался.       Кто же знал, что очередной урок смирения даст ему какой-то маг с далекой планеты в максимально странном одеянии? Его слова об Избранном… Квай-Гон уже пожалел, что привел Энакина в Орден. И только сейчас понял, насколько же правы были Йода и прочие члены Совета. Пусть и не совсем так правы, как следовало бы. А уж то, что перед Энакином открыли его избранность… Он открыл… О Сила Великая…       Стоило ему только подумать об Избранном, им обнаруженным, как сама Сила пронзила его тело виде́нием. Видением будущего. Как в темной каморке на самом краю мира Избранный, уже местный, получает, наконец, от гиганта, представляющегося работником Хогвартса, письмо с приглашением в местный аналог Храма Джедаев… И отказывается. Говорит, что гигант ошибся. Что он, Гарри Поттер, мальчик, сделавший столько удивительных вещей в свои годы, не волшебник.       Квай-Гон понял. Осознал смысл решения. Столь могучий пользователь Силы оказался в семье, которая отрицает все необычное настолько, что боится и загоняет в чулан. Буквально. Не выбивает, не подвергает пыткам – боится самой концепции необычного. Предпочитает игнорировать, не развивая талант, не сея ростки гордыни, но и не уничтожая Силу в нем на корню. Зачем? Чтобы мальчик постоянно сомневался. Чтобы у него был шанс раскрыться только в нужных руках, в ситуации, когда мальчик окажется в новой обстановке. Здесь чувствовалась рука…       Ситха. Настоящего ситха. Того, кто подчиняет Силу своей воле, а не отдается Тьме.       Осталось понять, чей это план. И остановить его. Или же их.       Теперь все ясно. Ясна миссия. Гарри Поттер – не волшебник. Он станет чем-то большим.       Он станет джедаем. Первым джедаем Земли.       Но для этого нужно сделать несколько приготовлений… Поставить Гарри в необычные условия. Что подходит лучше, чем день рождения Дадли?