BLACK OPIUM

Макс уже минут пять с гордостью смотрит на свое творение — макароны с зажаркой, тушёнкой и сыром. Это прекрасно, как Мона Лиза в Лувре, смотреть можно, трогать нет. Дверь открывается, в комнату вносится Антон, крутится перед Максом, как балерина, застывает на месте с дурацкой улыбкой на лице и щенячье-блестящими глазами. Он казался настолько воодушевленным, что был готов добежать до маяка Науп-Хед, зажечь там свет, вернуться обратно, и все это за долю секунды, пока бы Макс один раз моргнул. Антон выставляет раскачивающуюся от сбивчивого дыхания руку на друга, и его дурацкая улыбка растягивается еще шире. — Шаст, ты чего? — Спрашивай! — Радостно восклицает тот. Макс хмурит брови, внимательно осматривает друга, ничего не понимает, трясет головой, снова осматривает, а потом как понимает и тоже расплывается в улыбке. — Вы потрахались?! — Мы потрахались! Антон радостно скидывает рюкзак бежит к другу обнимает его и прыгает рядом, заставляя прыгать от радости и его. — Ну наконец-то, а то я уже хотел тебя в обреченные записывать. Антон отстраняется, скидывает куртку прямо на пол, замечает сковородку, хватает первую попавшуюся тарелку с вилкой, накидывает, отбегает и плюхается на кровать в позу лотоса, оперевшись на стену спиной. Макс смотрит на это довольное лицо и одобрительно кивает своим мыслям. — И как это было? Стоп! Ты ведь… Стоп! Вы что прямо в унике? — Макс выставляет на друга удивленные глаза, забывая даже моргать. Антон с набитыми щеками, как у хомяка, быстро кивает. — Где? В туалете? В кабинете? Антон отрицательно качает головой, проглатывает и поднимает палец вверх, показывая уровень. — В кладовке! — Бляяя… Мне кажется я единственный в унике, кто еще там не потрахался! — Не переживай, у тебя впереди еще три года, а я скоро самостоятельно смогу брать ключ от зала. Макс накладывает себе свое величайшее творение и садится на стул, ногами упираясь в кровать Антона. — И как это было? — Ну смотри, он поставил меня на четвереньки… — Смеется Антон, смотря на постепенно кривящееся лицо друга. — Так, без всяких ваших там садомитских подробностей! — Если без подробностей, то было охуенно… — Антон закидывает голову, тяжело выдыхает и улыбается блаженной улыбкой. — Ну все потерял друга, эта стерва тебя же себе заберёт, а как же наши бары и тусовки… — Макс театрально вытирает слезу. — Вы теперь встречаетесь, а я одинокий, брошенный, никому не нужный друг. — Слышь ты, одинокий, брошенный друг, который не вылазит из постелей своих дам, поумерь свой пыл фантазий. Во-первых, наши тусовки и бары прикрыла сессия, а во-вторых, мы не встречаемся. — Тыкает Антон в Макса вилкой. — Думаю, после такого, вы точно встречаетесь. — Мне никто не предлагал. — Дует губы Антон, как пятнадцатилетняя девочка. Макс закатывает глаза и цокает, не понимая как можно быть настолько тормознутым. — Ты как я не знаю кто просто, хотя нет, знаю, как типичный Шастун, у которого извилины работают с запозданием в год. — Я не хочу с ним встречаться… — Тихо бубнит Антон кривясь на последнем слове, как от дольки лимона. Макс хмурит брови и застывает с ложкой макарошек на полпути в рот. Антон ставит пустую тарелку на тумбочку, обнимает коленки и утыкается в них носом, оставляя торчать только зеленые тревожные глаза. — Паршивое слово, встречаться, звучит убого… Не хочу с ним встречаться. Хочу… хочу, чтобы он просто был моим и все. Антон смущается и уходит в коленки теперь уже вместе с глазами. Макс таки доносит ложку до рта, умиленно улыбается, приоткрывает рот, чтобы сказать «думаю, больше его никто, кроме такого неадекватыша, как ты, не вывезет», но Антон резко выныривает из колен и уставляется на Макса, будто время три часа ночи, а у него первым уроком труды, на которые надо принести шишки, листья, перо из жопы феникса, а он вспомнил об этом только сейчас. — Паша! Надо с ним поговорить! Антон резко подрывается с кровати, бежит в сторону ванны, останавливается, бежит обратно, хватает куртку, смотрится в зеркало, открывает шкаф… Макс только и успевает крутить головой, чуть ли уже не на все триста шестьдесят, как сова. Антон расстёгивает рубашку, откидывает ее на кровать, запускает руки на полку с одеждой и вздрагивает от холодных прикосновений по своей спине. — Шаст, да с тебя побои снимать можно! — Обводит Макс пальцем все многочисленные засосы. — Можно… — Натягивает игривую улыбку Антон и заныривает в толстовку. — Так и напишу в заявлении, пострадал от губ Арсения Сергеевича Попова, прошу назначить пожизненное рядом со мной. — Два придурня, хорошо что вы размножаться не способны. Антон смеется, щелкает Макса по носу и убегает из комнаты. Стук в знакомую дверь, сердце почему-то бесконтрольно набирает обороты, руки потеют, а уверенность, что Антону это вообще все для чего-то сдалось, медленно покидала его тело. Топот ног, недовольное рычание, замок ключа, распахнутая дверь… — О, Тоха, какими судьбами? — Привет, извини, что похоже тебя разбудил… — Да, забей, это даже хорошо, зачет завтра, а меня вырубает на ходу. Тебе Пашу? Антон кивает. — Он на собрание свалил вроде, глянь в учебке. — Хорошо, спасибо, удачи завтра там. — Удачи желают только неудачникам, а ты просто верь в меня! Антон театрально кладет руку на сердце и кивает. Сосед улыбается и заныривает обратно в свою темную нору. Антон мнется около учебки, пытаясь разглядеть, через замочную скважину, кто там находится. — Я конечно слышала, что у нас есть извращенцы, которые за девушками подглядывают, но про извращенцев, которые подглядывают, как другие учатся еще нет. Антон резко подрывается, бьется лбом о дверь, выпрямляется и оглядывается на противную девушку напротив, схожую с Цербером в молодости. Хотя первак не знал, как та выглядела в молодости, но был уверен, что точно так же, как староста его этажа и заместитель Паши, которая сейчас с надменным лицом стояла перед ним и смотрела на него, как на комок шерсти, который только отрыгнул кот. — А Паша тут? — Думаю, если бы он был тут, ты бы его заметил. — Нагло отвечает девушка, оглядывая пустой коридор. У Антона дергается глаз, он медленно выдыхает и натягивает милую улыбку. — Я имел ввиду, он в учебке на собрании, или оно уже закончилось, и он ушел. Девушка меряет его взглядом, увеличивая паузу, придавая значимости следующим словам. — Ушел. — Куда? — По делам. — По каким? Если сейчас скажешь по важным, я посчитаю, что ты издеваешься надо мной. Девушка хмурит брови, оттесняет Антона от двери и заходит в учебку. — К комендантам ушел. Первак кивает и быстро уходит в сторону лестницы. Антон меряет шагами холл возле комендантской, он уже прочитал весь список студентов, которые просрочили оплату общежития, прочитал напоминание о протравке одиннадцатого и двенадцатого этажа, прочитал объявление о наборе в хор, прочитал…да все, что можно было, он уже прочитал и не по одному разу! Антон раздраженно фыркает, подходит к двери, заносит руку, чтобы постучать, слышит шорох и вроде даже голоса, опускает руку и прикладывает к холодному дереву ухо. Дверь резко открывается и впечатывается в лицо Антона. — О, Шампунь! А подслушивать нехорошо. Антон потирает лицо и тихо скулит от боли в носу. — А Пашу тут? — Нет, ушел, он мне только списки кинул и сразу свалил. Антон кивает и хочет уже уйти, но коменд нагоняет его и кладет руку на плечо. — А знаешь, я думаю это судьба, пошли, у меня для тебя есть задание! — Да неееееееееет… — Хнычет Антон, поднимая умоляющий взгляд на коменда. — Да, да! — Улыбается тот и ведет его в сторону выхода из общежития. Таскать велосипеды. Только вдумайтесь сколько в эту фразу заложено бесполезного времяпрепровождения. Около общежития, сколько Антон себя помнит, а помнит он себя относительно этой общаги уже почти четыре месяца, всегда стояли велосипеды, штук семь, старые, убитые велосипеды. Хз чьи они, может остались тут в напоминание от выпускников, что время никого не щадит, ни людей, ни велосипеды. Но пришла зима, и по уставу их надо перетащить в подвал. И вот волей судьбы, Антон тащит по ступенькам вниз уже четвертый велосипед. Думал ли он, что хоть когда-то возненавидит столь любимый вид транспорта? Нет. Напоминает ли он себе сейчас, что нельзя ни от чего зарекаться? Да. — Сука! — Ставит Антон очередной велосипед. — Надеюсь, это не в мою сторону адресовано? Антон вздрагивает от появившегося из ниоткуда коменда. — Ну что вы… Как можно… — Шипит парнишка и отправляется за очередным велосипедом. Антон возвращается в учебку, но там никого, в комнату Паши, но и там никого, кроме его соседа и знания о том, что председ оставил телефон в комнате. А дальше начинаются казаки разбойники, или московские прятки, или найди мышь полевку… Антон раз за разом проходит все этажи, содрогаясь от тараканов на стенах, ошметков еды под ногами и вечно открывающихся дверей комнат, которые в узком коридоре, так и норовили в очередной раз встретится с его носом. Бесполезно… Он осознавал всю бесполезность своих поисков, хотя бы потому что лестницы две, и Паша уже сто раз мог спуститься по дальней к себе в комнату. Антон поднимается на последний двенадцатый этаж и обессиленно повисает на перилах, смотря в лестничный пролет. «То не отвяжешься, то днем с огнем не сыщешь! Хотя, как будто раньше было по другому! Опять, наверное, свалил в кончать со своими активистами или тусит у кого-нибудь в комнате! А я тут, как брошенная собачка, бегаю по коридорам в поисках нерадивого хозяина! Мог бы за это время реферат накатать!» Антон устало выдыхает и поднимает взгляд на решётку, которая ведет на чердак, а чердак ведет на ту самую крышу. «Так, Антон, ну это уже бред! Как и разговаривать самому с собой! На улице чертовски холодно, и нет никаких сомнений, что без куртки он бы туда не полез, а в куртке он бы туда не пролез. Или? Да нет! Не хватало еще тут разъебаться головой о кафель, пролетев двенадцать этажей! Нет! Подожду его тут, рано или поздно он слезет!» Антон кивает собственным мыслям, подходит к решётке, достает телефон, просовывает руку и светит фонариком, пытаясь разглядеть признаки жизни. Свет скользит по желтой стенке, по старому пыльному окну, по потолку с подтеками, захватывает кусочек лестницы, которая ведет выше на чердак, Антон по максимуму вжимает голову в решётку, ухватывает краем глаза, лежащие на ступеньках листочки, мычит от безысходности и отстраняется, убирая телефон обратно. «Вот смотрю я на всех этих неадекватных людей, которые меня окружают, а потом вспоминаю фразу, что подобное притягивает подобное, неужели у меня тоже беды с башкой? Нууууу, с учетом того, что я уже минут пять общаюсь сам с собой, определенно да!» Антон достает телефон, ключи от комнаты, просовывает в решетку и кладет на пол по ту сторону. Он подходит к перилам, оглядывает лестничный пролет — никого, открывает дверь и заглядывает в коридор этажа — никого, осматривает лестничную площадку — никого, в том числе и здравого смысла в своей идее. «Так ладно, меньше слов больше дела, раньше начнем раньше закончим, погибать дак молодым… Нет, без последнего, определенно, что мы говорим Богу смерти? Не сегодня!» Антон обхватывает руками прутья, перекидывает ногу, через перила, смотрит вниз, организм в очередной раз напоминает Тоше, что он творит херню, повышая сердцебиение до такой степени, что он готов был уже его выблевать прямо в эту пропасть под ним, ладони потели настолько, что, казалось, по прутьям уже струится вода, а ноги стали каменными. Но ему, казалось, что если он сейчас не перелезет и не взберется на этот гребаный чердак, на эту гребаную крышу, то вся его жизнь будет прожита зря. Он перекидывает вторую ногу, вжимает себя в решётку и переводит дыхание, боясь передвигать руки дальше. Но вдруг его пробивает дикий хохот, настолько, что он забывает, где стоит, и что его ждет, если он не возьмет себя в руки. «Почему все мои парни со скалолазными наклонностями?! Судьба, ты издеваешься надо мной? Антон погнали после школы на заброшенную башню водохранилища, кирпичи которой обваливаются от каждого твоего движения! Погнали, Витя, я же люблю находится на расстоянии перелома позвоночника в трех местах в случае падения. О, Антон, погнали на чердак, там охуенный вид с крыши! Погнали, Паша, я же просто мечтал умереть разлетевшись в мясо при ударе об кафель с высоты двенадцати этажей! Шаст, хочешь всю Москву за раз увидеть? Конечно, Арс! Что за глупые вопросы?!» Антон слышит глухой хлопок дверью, быстро перебирает руками, подтаскивая ноги, бьется головой о верхний пролет лестницы, шипит, пролазит в узкую дырку между прутьями, падает на лестницу и отползает в темный угол чердака. Дверь на лестничную площадку открывается, на нее выходят две девушки с ноутами и стопкой методичек и бодрым шагом спускаются вниз. Антон тяжело дышит, пытаясь уговорить мозг, что все хорошо, и они живы. Он встает на дрожащих ногах, забирает телефон и ключи, включает фонарик и идет выше. Запах холода, влажности и штукатурки… Первак видит железную дверь, через которую сочился морозный декабрьский ветер. Антон чувствует, как его толстовка плавно теряет температуру, и если он тут встрянет надолгу, то вслед за толстовкой температуру начнет терять еще и его тело. Он резко дергает на себя дверь, она легко поддается и под натиском ветра резко распахивается, обдавая ледяной метелью. Антон быстро выходит на крышу и с усилием закрывает дверь обратно. Он ежится. Холодно, мерзко, скользко, ничего не видно дальше трех метров из-за метели, которая кружила по ощущениям не бархатные снежинки, а мелкие осколки стекла. Он осматривается и замечает на бортике сидящий в одной рубашке в клетку сутулый силуэт в наушниках. Паша смотрит на выступ козырька под ним, болтает ногами, раз за разом поджигает спички, кидает вниз и смотрит, как они сгорают в полете. Красиво. Хоть какой-то источник тепла в этой метели. Вдруг его резко хватают за плечи две руки, поднимают и тянут в сторону двери, чужая нога с удара открывает ее, закидывает Пашу вовнутрь, заходит следом и закрывает дверь. Темнота. Две руки падают куратору на плечи и начинают растирать. . — Ума, как у котенка! Ты там сколько просидел?! У тебя уже не рубашка, а сплошная корка льда! Третий курс! Третий курс! А какой толк, если развитие остановилось в классе пятом! — Антон? Паша скидывает на шею наушники, вытягивает вперед руки, разгоняет ими темноту, пока они не нащупывают теплое тело. — Антон, Антон! Быстро пошли в комнату! — Ты что тут делаешь? — Давай позже это обсудим, у тебя зуб на зуб не попадает! Антон хватает руки Паши и тащит его вперед к свету, но резко останавливается, услышав голоса с лестницы. — Так, по два человека на этаж, туалеты и кухни обрабатываем, зовем меня, я их тут же закрываю. Старосты, еще раз обойдите комнаты и оповестите всех, чтобы быстро выметались из них… Антон просовывает голову вперед и видит на лестничной площадке двух комендов, старост этажей и рабочих в респираторах. — Фааааак! — Тихо шепчет Антон. — Ну все, встряли! Антон чувствует, как в его руку передается мелкая дрожь, припирает Пашу к стенке, быстро расстегивает на нем пуговки и стягивает рубашку. Куратор обхватывает себя руками и тихо шипит от холода. — Руки подними. Паша покорно поднимает руки вверх и на него надевают теплую, мягкую толстовку. Антон накидывает на себя холодную, слегка мокрую рубашку, морщится и застегивается — Не стоило… — Тихо шепчет куратор. — Сидеть в минус восемнадцать на крыше в одной рубашке? И правда, не стоило. — Шёпотом отчитывает Антон этого отмороженного, чтобы их не услышали и не спалили. Холодные дрожащие руки упираются в грудь Антона и сжимают его рубашку. — Прости… прости… прости… мне так жаль… я идиот… прости… — Паша сгибается, утыкает голову в торс первака и пару раз ударяется об него. Антон опускает руки ему на голову и прижимает к себе. — Я идиот… прости… я был не прав во всем… извини… — Тихий всхлип бьет Антону по сердцу. — Это я идиот, вел себя, как придурок, нет, как ребенок, прости, что довел тебя до такого состояния. — Ты ни в чем не виноват… — Ну я, кончено, посоветовал бы тебе свой мозг сначала в порядок привести, прежде чем другим его вправлять. — Паша нервно усмехается и одобрительно кивает. — Но получилось, как получилось, я не сдержался, ты тоже. Я не злюсь, все хорошо, правда. — Я ужасен… Я не думаю так, я был обижен и накручен, я наговорил бреда, прости. Антон улыбается и прижимает его сильнее. Паша обхватывает руками его талию, зарываясь носом в плечо. — Ты не ужасен, я должен был тебе все спокойно объяснить, а не устраивать разбор полетов. И я знаю, что ты так не думаешь. Антон чувствует, как тело в его руках постепенно перестает вздрагивать в судорогах, проводит рукой по спине, гладя, как маленького котенка. — Я все испортил. — Нееееет… Ну ты чего… Это наша общая вина. Паша, ты что себя все это время накручивал? Он кивает. — Ну и дурак! Я тебе очень благодарен за все, да я бы без тебя тут с ума сошел! Спасибо. Хотя сейчас, я и понимаю, что мне не стоило тебя использовать, как спасательный круг в этом новом для меня море жизни, но я рад, что ты был со мной и позволял мне быть с тобой. Спасибо. — Я буду рядом, если ты мне вновь позволишь… — Уставляет преданный взгляд Паша на снисходительные зеленые глаза. — Ни за что, я больше не позволю себе тебя использовать. — А может я хочу, чтобы меня использовали! Меня все используют! Ты то чем хуже?! Паша бьется в руках Антона и легонько стучит ему кулаками по спине. Антон прижимает его сильнее, позволяя всем бесам выйти из куратора. — Ты! Почему! Почему! Что?! Что со мной не так?! Да блять! Я старался! Я так старался! Почему я раз за разом все порчу?! — Со всеми нами что-то не так. Со мной уж точно! — Смеется Антон, запрокинув голову вверх. — Паша, неужели я тебе настолько нравился? — Да! Нет! В смысле, да, но нет! У меня никогда не было долгих отношений, нормальных, адекватных, все заканчивалось быстро и всегда каким-нибудь пиздецом! И на тебя я возлагал большие надежды! Я делал все, чтобы они получились! А нихрена, все опять пошло по пизде! — На меня даже мама таких ставок, как ты, никогда не делала. — Улыбается первак. — Ты просто еще не встретил того самого человек. — Я? Поверь, я стольких перевстречал, что уже на второй круг пойду! Я просто безнадежен... — Отрывается Паша и облокачивается на стену. — Забей, и на твоей улице перевернется грузовичок с печеньками. Вот, ты уже и улыбаешься. Ты чудесный, просто, как я уже и говорил, тебе надо разобраться со своей головой, прежде чем лечить ее другим. Паша замирает и начинает смеяться. — Ты прав... Ты чертовски прав... Ты слишком сообразителен для глупого первака... — Ахаха, я просто очень хорошо умею прикидываться! Паша пытается успокоить смех, потому что еще чуть-чуть и их точно спалят. — Дак что? Ты сейчас с Арсом? — Скорее да, чем нет. Извини. — А если не извиню? — Усмехается куратор. — Мне будет от этого очень грустно. — Мне тоже. Ладно, пофиг, к черту тебя. Переживу, не пятнадцать лет. — Я бы не был так уверен. — Взрывается новой волной смеха Антон. Волна доходит до Паши, заставляя его тоже тихо хихикать. — Вы охуели! Лучше прыгайте с крыши сразу! Узнаю кто это, сам прибью! — Слышится рычание коменда, что заставляет ребят смеяться в голос. — Нам пизда. — Нам пизда. Ребята спускается вниз к решётке, где их уже ждал коменд со взглядом убийцы. — Хаю хай. — Паша, ты охуел! Шампунь! Вы блядь! Сука! Зла на вас не хватает! Вы у меня сгниете на отработках! Оба! — Ой, да ладно тебе. — Рот закрой! — Коменд достает связку ключей и начинает перебирать, ища нужный. — Хотя, может вас там оставить? А что, посидите пятнадцать суток, может ума добавится. — Коменд обводит довольные лица студентов и отрицательно качает головой. — Это навряд ли. Таких только могила исправит. Паша, я тебе сколько раз говорил туда не ползать! А если бы ты сорвался?! А если бы он сорвался?! — Коменд тыкает ключом в Антона. — Головой то думать надо хоть через раз! — Больше не будем. — Я твоими «больше не будем», уже все комнаты могу заселить! Вот допрыгаешься, сорвешься и все, был и нет тебя! Коменд открывает решетку и выпускает ребят. И пока те радуются освобождению, он замечает документы в руках председа, вырывает их, скручивает в трубку и начинает по-отечески прохаживаться по их спинам, уделяя особое внимание спине Паши. — Да ладно! Все! Перестань! Больше не буду! Точно! Да хватит! Больно ведь! — Это незаконно! На все стенания ребят, коменд лишь наращивает силу удара, беря в оборот еще и макушки. — Шампунь, тебе ли про законность говорить?! Водишь кого попало в общагу! Таскаешься хрен пойми где! Еще и от отработок тебя отмазывают! — Да, ладно! Все! Я все понял! Перестаньте! Коменд наносит последний удар по макушке Паши и возвращает ему в хлам мятый сверток документов. — В комендантскую, оба! Живо! Ребята быстро кивают и бегут вниз по ступенькам. — Оксиии! Отгадай кто? — Хоть бы моя смерть… — Закатывает девушка глаза в потолок, разворачиваясь на стуле лицом к входной двери, оставляя лежать ноги на столе. — А вот и не угадала! Арс проскальзывает в кабинет, подлетает к худой светловолосой девушке, подхватывает ее на руки и радостно прижимает к себе. — Ну что ты такая сердитая? — А чего ты такой довольный? Арс загадочно улыбается и крутится вокруг своей оси, заставляя девушку буквально вжаться в себя. — Я счастлив! — Ты под кайфом что ли? — По ощущениям, да! Арс останавливается и ставит девушку на пол. Она пытается словить равновесие и восстановить вестибулярный аппарат. — Извини, что заставил ждать! Окси осматривает гуляющие в каком-то невиданном блаженстве голубые глаза, глупую улыбку, сияющую на пол-лица, небольшой румянец на мертвецки бледной коже, хмурит брови и отрицательно качает головой, отвечая на свои догадки. Если бы она не знала Арса пять лет, то подумала, что это его старший брат близнец, которому при рождении досталось все самое доброе и милое в этом мире, а его младшему брату, все что осталось. — Ути Божички кошечки, наш Сеня не уж то влюбился? Брюнет закусывает губу и делает шаг назад, как бы обороняясь. Окси понимает, что попала в точку, придвигается к нему, буквально вешаясь на шею, смотря в бегающие по углам кабинета глаза. — И кто же посмел тронуть холодное сердце нашей Снежной королевы? Ааааааа? Арс смотрит в сторону двери, строя план отступления, но мягкие руки, возвращают его лицо в прежнее положение. — Колись! Твое преступление раскрыто! Чистосердечное облегчит наказание! — Окси пальцами руки поднимается по его груди и щелкает по носу. — Ну Сеееееееня… — Антон... — Радостно выдыхает он. Окси обиженно отстраняется, садится на край стола, пафосно надувает губы и складывает руки на груди. — Антон… Как информативно! Выкладывай все! — Ну Оксииии… — Ну Сеняяяя… Я же должна знать героев нашего времени в лицо! Арс обреченно выдыхает, достает телефон и показывает ей заставку. Девушка выхватывает его, пристально осматривает падающего парня на заднем фоне фотографии и смеется. — А он ничего. Познакомишь? — Когда-нибудь обязательно. Арс забирает телефон и падает в кресло Окси, утягивая ее за собой и прижимая к себе. — Ну чего ты, солнце, соскучился? Брюнет кивает и утопает в теплых, солнечных объятьях. — Кстати, тут такое дело… Арс быстро меняется в лице и отстраняет девушку от себя. — Я осмотрела твою машину, все хорошо, но внутри нашла это. Окси достает из ящика крафтовый конверт, Арс берет его, хмурится еще больше, приобретая черты знакомого Арсения Сергеевича. — Что это? — Я не вскрывала. — Пожимает она плечами и протягивает канцелярский нож. Арс вскрывает конверт, заглядывает вовнутрь, сгоняет с колен девушку и высыпает на стол фотографии. Он судорожно начинает их переворачивать, сотрясаясь от злости и страха. Перед ним лежало десять фотографий Антона. Антон курит около универа. Антон курит на остановке. Антон курит около общежития. Антон курит около любимой кофейни. Антон курит около метро. Антон курит… Слишком много уж он курит, но сейчас, Арса это волновало в последнюю очередь. — Антон? — Робко предполагает девушка. Арс кивает, поднимает гневный взгляд на Окси, та быстро вскакивает и бежит к шкафчику. — О нет, нет, нет… Только не в мою смену… Только не в моем кабинете… — Быстрее! — Рычит Арс, белея от гнева. Окси быстро наливает воду из кулера, достает пузырек, вливает в стакан четверть содержимого, кидает быстрый взгляд на Арса, кивает и вливает еще четверть пузырька. — Пей, пей, пей, до дна! Арс выпивает, сжимает стакан, ставит его на стол с такой силой, что он лопается прямо у него в руке, вонзаясь мелкими осколками, но брюнет этого даже не замечает. — Твою мать! — Верещит Окси и подскакивает к другу, но он ее отталкивает и вскакивает на ноги, сжимая кровоточащую руку в кулак, заставляя осколки воткнуться еще глубже. — Я ебала, Арс! — Шипит Окси и лезет обратно в шкафчик. Брюнет меряет комнату быстрыми шагами, но постепенно замедляется, гневно смотря на свои ноги, а потом и на руку, которая сама собой стала разжиматься в ладонь. Каждая его клеточка тела постепенно отпускала гнев, отдавая место легкому блаженству. Он обмякает, останавливается около дивана и падает на него, согнувшись телом вперед, упирая голову в целую руку. Вторая рука, едва касаясь пола, уже стремилась оставить на нем богровый подтек крови. Окси подскакивает и садится напротив, раскрывая на своих коленях аптечку. Она достает перекись, приподнимает руку Арса за запястье, зубами откручивает колпачок и щедрой струей промывает раны, заставляя образовываться на полу лужу розовой пены. — Арс… Ты только не нервничай, пожалуйста… Все будет хорошо… Брюнет обреченно кивает. — Пиздец, ты зачем так... Ну вот зачем...Как я это теперь буду доставать? — Тихо шепчет она, разглядывая слегка торчащие стеклышки из порезов. — Не доставай...Сами выйдут... — Сами у тебя только камни из почек выйдут! Окси достает медицинский пинцет и застывает в нерешительности. — Сеня, может в травмпункт поедем, я тебе только разворочу все еще больше. Арс отрицательно качает головой, на что девушка выдыхает так, будто собралась выпить стакан водки залпом, хотя это бы она сейчас с удовольствием сделала. — Будет больно, потерпи... Окси твердой рукой расширяет ранку, подцепляет стекло пинцетом, тянет на себя и с трудом вытаскивает первую добычу. — Ты как? В обморок не грохнешься у меня тут? — От своей крови нет... Окси подцепляет второй кусочек, но сдаваться так же легко как и первый, он не собирался. Кровь сочилась, плавно переливаясь на руку Окси, пинцет соскальзывал, девушка переставала понимать, что именно из этого мяса является стеклом. — Прости... Потерпи... — Лепетала она, после каждого своего действия. Арсу не было больно, да если бы и было, вряд ли он сейчас мог дёрнуть хоть бровью под действием мощного успокоительного. Он думал об Антоне. Фотографии были сделаны далеко не за один раз. Они следили за ним и следили уже около месяца. Арс боялся, до жути боялся за своего мальчишку и до жути злился на самого себя. — Что он от тебя хочет? — Подает голос Окси, вытирая кровавые руки о бинты и поднимая баночку с перекисью. — Чтобы я подписал отказ от наследства. Окси окатывает израненную руку перекисью и протирает бинтами. — Дак, его же еще не вскрыли, может там и нет никакого наследства. — Ему похуй… Окси обматывает руку Арса бинтом, пытаясь понять как это вообще сделать, если глубокие порезы и мелкие царапки находились по всей ладони. — Арс, а оно тебе нужно? Брюнет отрицательно мотает головой и наконец-то фокусирует на Окси печальный усталый взгляд. — Мне нужно, чтобы от меня все отъебались. Окси зубами отрывает бинт, разрывает его и завязывает бантик на своем творении, больше похожем на перевязку гипсом. — Ну, дак, может подписать? — Я обещал дедушке, что исполню все, что написано в завещании. — Ты ж мое солнце… Окси обхватывает скулы Арса и нежно поглаживает его по щекам. — Ну а дедушка думаешь был бы рад, видеть тебя таким? Или, ты простишь себя, если из-за твоего обещания будут страдать другие люди? Арс отрицательно мотает головой и утыкается носом в ладони Окси. — Дак может тогда? К черту? Все это? — К черту…