ты – судья? о, нет!

Вселенная стремится к хаосу, порождает хаос и им является. И только люди приходят в экстаз, когда им начинает казаться, что они увидели закономерность в этом всем, порядок, некую правильность. Тайлер думает, что возможно, Бог – это правда любовь, и еще чувство, что тебе есть /место/, и ты, блять, уже находишься там, где нужно, но это совсем не то, чему его учили в церкви. Из той, старой жизни Тайлер помнит, что бог – это контроль, стыд, и не искупаемая вина. Смирение, покаяние, и авансом выданный первородный грех, который необходимо искупать всю свою жизнь, но может быть, все эти пасторы ошибаются? Писаниям столько лет. Люди не могут друг другу сериал пересказать, а тут все вдруг решили, что кто-то может записать слова создателя правильно. А потом сотнями, тысячами лет толковать то, о чем там якобы написано. Тайлер не хочет думать, что ищет оправдания своему счастью, и уж точно блять не стоит приписывать к этому высшие силы, и может быть, он самый злостный грешник и богохульщик, и может быть, он противен богу, и может быть, впервые, ему плевать по-настоящему. Тайлер счастлив. Это сравнимо с огромным раздувающим свое тело дирижаблем за ребрами, который с давлением мнет легкие, и поэтому, от кислородного голодания Тайлер уже вторую неделю пьяный, оторванный от реальности, еле дышащий, почти не спящий. У него так бывало, конечно, вот эта вот дихотомия, падение-взлет, когда даже просто касаться мысли о человеке бывает нестерпимо, потому что люди не могут выдержать столько всего, эти чувства, они куда больше кожи, оплетающей их каркас, как можно так жить? Счастье оно вот когда так, да? Но как можно так жить? Тайлер не мог жить /так/. Как минимум, постоянно. Смутно ощущает томление перед неизбежным, потому что смерть дает самые красивые подарки перед последним своим свиданием. Он не собирается умирать, просто такое чувство, будто он /может/. По прошлому опыту, ему знакомо, что чем сильнее взлетает твой разум, тем более мерзкое и болящее месиво ты получаешь в конце. И он, самозабвенно, в очередной, блять раз, раскачивает эти качели, потому что его глупое сердце очень любит эти виражи, потому что он жалкий зависимый, потому что боль и радость дают одинаковый приход, потому что это наполняет жизнью, и это дает иллюзию смысла, и может, на самом деле отбирает и то, и другое, но в моменте, это единение с Богом. Джош держит его за руки, когда они мерзнут на окраинах, Джош шутит свои идиотские шутки, и Тайлер плюется своими, Джош готовит ему завтраки, мнет плечи, заставляет кончить только от рук, смотрит так, что хочется застрелиться, потому что, блять, вау. Тайлер чувствует, как его сердце находится в чужих пальцах, и думает, что точно так же думал каждый влюбленный в этой ебучей жизни, но пока они пьют кофе и Джош бурчит в телефон что Брендон заебал его со своими гениальными старт-апами, вселенная милосердна. Что делать с таким собой, улыбающимся, смеющимся, живущим. Лето будто засахарилось в его голове, стало кристаллическим, непроглядным и бесконечным. Тревога, не находящая больше рациональных поводов для атаки на него, теперь просто долбила его по ушам, когда вздумается. Что-то вроде взрыва давно лежащих боеприпасов в окраинах Колламбуса, о которых никто не знал, но вот возможно, если сейчас Тайлер похоронит себя живьем, он станет одним из них, и когда придет время его сердце подорвется, и все будут в ужасе. Вкрадчивый голос в голове теперь постоянно шипел, что ему нельзя расслабляться, что это все закончится, обязательно, и почти сто процентов – из-за него самого. Ты не умеешь быть счастливым, и ты не способен, но это долго не продлится, да, не привыкай, это закончится. Ты безнадежен. Ты – ничтожество. Ты – сдохнешь в Коламбусе, никем. Ты никем не был, и никем не станешь. Никем важным, ни для кого. Тебя оставят, вышвырнут, просто знай, это уже закончилось, ты просто еще этого не понял. Ты ничтожество. Ничтожества не могут быть счастливы. Точно не так. Эти мысли заставляют улыбаться. Не так, конечно, как волосы Джоша, щекочущие его нос, когда тот лезет его будить, и не так, горько, как те, когда он дает воображению шанс поделиться представлениями о каком-нибудь, прости господи, счастливом будущем, но, все-таки, он улыбается, потому что этот сломанный радиоприемник где-то за ушами, он не говорит ничего нового и ему плевать. Его собственное штормящее море в башке не утихало, рядом с Джошем, но выдержать этот ветер в лицо казалось легче. С Джошем казалось вообще все очень легко. Это с Тайлером тяжело, особенно самому Тайлеру, пиздец. Измотанный внутренними демонами, он не был уверен в том, что ему делать, и иногда импульсивно кидался “исправлять” что-то в себе, в своем поведении, или в их общении, потому что что-то внутри продолжало диктовать ему, что он неправильный, недостаточный. И потому что это то, как он всегда себя вел, когда по какой-то дурацкой ошибке мог приблизиться к эпицентру своей одержимости. Джош заслуживает лучшего. Он прекратил только тогда, когда после очередной шутки Джоша, он задумался слишком надолго, запрещая себе привычно съязвить в ответ, и Дан взял его лицо в свои руки, посмотрев прямо в глаза, он попросил его выдохнуть. И перестать себя ломать. “Я люблю тебя Тайлер.” Тогда ему показалось, что теперь он знает, какого это, когда тебе стреляют в сердце. “Я люблю тебя, Тайлера Роберта Джозефа, конченного придурка и ту еще задницу, со всеми твоими загонами и со всем что тебя мучает. Ты нравишься мне таким, каким я узнал тебя. Тебе не надо себя менять.” Тогда ему показалось, что теперь он знает, какого это, когда в тебя разряжают весь магазин. И что, наверное, рыдать в плечо Джоша Дана – это и есть его особая, данная богом миссия, иначе почему он чувствовал себя на своем месте? За эти две недели ничего не поменялось, как не поменялось и то, что Джош временами пропадал куда-то, только теперь внимательнее смотрел Тайлеру в глаза, не отпрашиваясь, но осторожно предупреждая, что его не будет какое-то время, и целовал на прощанье. И он все так же выходил из комнаты, когда ему звонили родители. Конечно, тревога не упускала шанса испепелить его разум чудовищными догадками, но, если бы Тайлер мог воплотить ее в реальность, облечь в форму, дать ей лицо – он бы с размаху врезал по нему. Пока что, он проворачивал это мысленно. К своему стыду, телефон Дана он все же проверил, и кроме входящих и исходящих от общих знакомых, во время которых Джош никуда не срывался, там действительно были только номера матери и отца. И еще сестер и брата. Стыдно, да, но это малая плата за то, чтобы не сожрать себя самого. Джош потрясающий, и Тайлер обещал себе не срываться, хотя бы ради него. За две недели в их общении мало что поменялось, но все привычное мироздание Тайлера перевернулось к хуям. Он думает, что прошло слишком мало времени. Он думает, что кажется, он и не собирался жить долго. “Я тоже люблю тебя.” Когда он шептал это в макушку Джоша, засыпая, он чувствовал, как тот улыбается.

...

– Хэллоуин в середине лета? Что за бред. Они катили по спящему Коламбусу, Тайлер рассекал улицы на велике, Джош рядом стучал колесами скейта. – Ну, – Джош свернул вслед за Тайлером, – Я думаю местной шпане просто стало скучно, и они нашли еще один повод побухать. – А костюмы зачем? – Потому что просто бухать, очевидно, для них тоже стало скучным. Тайлер хмурился, но теплый летний воздух, бьющий его по лицу из-за скорости, как будто пытался разгладить складку между бровей. Честно говоря, ему было абсолютно похуй, и на повод для пьянки, и на дурацкую идею, и на костюмы. Сейчас, когда они мчались по ночным улицам, вечер сладко пах июлем, а рядом был Джош от которого можно было физически чувствовать умиротворение, Тайлер ворчал как старый дед скорее из этого долбаебского внутреннего сопротивления всему хорошему. Да, он держал поводок на своем воспаленном мозгу, изо всех сил, еще с начала вот этих вот их… Отношений? И он прикладывал максимум усилий на борьбу с тревогой, но привычки страшное дело, да. – В любом случае, у нас очевидно есть повод для работы. – Не-а, – довольно тянет Джош, объезжая яму на дороге, и куда, хотелось бы знать, смотрит правительство, асфальт в Коламбусе покрыт дырами чуть меньше, чем Тайлеровская сущность. Он ждет объяснений от Джоша, но мельком оглянувшись видит только довольную ухмылку. – “Не-а” – в смысле, “это слишком тупо раздавать ряженным придуркам наркоту”? – он еще раз скашивает взгляд в сторону красноволосого, и ехидно добавляет, – Или, тебе просто лень работать? – “Не-а” – в смысле, Марк и Ник сказали, что сами там поработают, а нам и Брендону стоит просто пойти и повеселиться. – Пиздец, заботливые родители, ты посмотри, – огрызается Тайлер. На самом деле, Марк с Ником были старше их всего на пару лет, но вели себя и правда иногда, как старшие братья или типа того. Может, так сказывалось то, что они за каким-то хуем чувствовали ответственность за них с Брендоном, из-за того, что втянули их в бизнес. По мнению Тайлера, никто никого не втягивал, но они это никогда не обсуждали, и Тайлеру плевать, – Что нам там делать? – Пойти и повеселиться, – Тайлер закатывает глаза. Он иногда задумывался, ходил бы он вообще по таким местам, если бы не работа. В определенный отрезок его жизни, он был там, пожалуй, даже чаще, но если брать в расчет только ту часть, где его не переклинило, то стал бы? Как минимум, точно не так часто. Почти никогда. Тайлер слышит, как звук колесиков скейта прекращается, и тоже тормозит. Когда он оборачивается и ставит ногу на асфальт, Джош уже /очень близко/. Он обхватывает его талию руками, а потом легко ерошит его волосы. – Ты сегодня ворчишь сильнее обычного, – он говорит это легко и улыбаясь, но Тайлер знает, что Джош в очередной раз проверяет, не забралось ли что-то еще в его череп, и не стало ли оно жрать Тайлера живьем. Тайлер осекается на мысли, что он жалкий, что Джошу приходится постоянно возится с ним, и однажды ему надоест. Он затыкает этому голосу рот. Джош приручает его тревогу. – Я не люблю тусовки, – обнимая его, он сам пропитывается умиротворением, хотя до некоторых неосвещенных мест в его разуме оно все равно не дотягивается, – На них скучно. – Даже со мной? – Джош смотрит на него, чуть опустив голову, пытаясь состроить самое жалобное лицо из возможных, но все равно в итоге смеется. – Бля, Дан, – хихикает Тайлер, – Так и скажи, что просто хочешь разодеться в развратную монашку, или типа того. – Подловил, но только если ты будешь в костюме медсестры. – Господи… Да поиграем мы с тобой как-нибудь в доктора, успокойся. Они оба давятся смехом, стараясь не разбудить сонную окраину. – Ну так что? – Дан улыбается, вглядываясь в его глаза, – Мы правда можем не идти, если не хочешь. Тайлер преувеличенно тяжело вздыхает, и раздраженно цокая языком, говорит, что так и быть, а то не отъебется же. И легонько получает по затылку, под аккомпанемент задушенного смеха.