Жертва

I. Эти люди спешили - времени оставалось совсем немного. Где-то там, по другую сторону этого мира, их уже ждали. Ждали, заполонив всё вокруг так, что яблоку было негде упасть. Мир был разделён на две половины неодолимым барьёром, который разделял два мира словно пламень и воду. По обе его стороны были люди - разные, со своими мыслями, радостями и горестями, но сегодня все они, словно в каком-то едином экстазе, собрались здесь, в этой точке пространства-времени. Напряжение росло, и долго эта преграда выдержать не могла. Девушка ещё раз проверила, как сидит на ней костюм, в последний раз подтянула шнуровки. Все они старались, но сегодня именно от неё зависело всё; её избрали и возложили на эти хрупкие плечи такой груз ответственности. Он был незрим, но осязаем. И она намеревалась оправдать оказанное ей доверие - ведь от этого зависело то, чему она посвятила все свои силы, на что бросила всю энергию. Преграда между мирами уже не могла устоять. Волнуясь, она пошла брыжами и складками, и, наконец, не выдержав, медленно поползла вверх. Тяжёлый бархатный занавес, отделявший друг от друга два мира, поднялся, и более ничто не удерживало две стихии - такие разные и такие похожие. Огонь испарил воду, вода потушила огонь, две стихии слились воедино. В глаза ударили огни рампы, в уши - оглушительный грохот музыки. Представление началось. II. Тишина, только потрескивает огонь в камине и гулко тикают ходики на стене. Маятник покачивался медленно, с чувством собственного достоинства. Он будто понимал, какая важная миссия возложена на него - отсчитывать время, встречая и провожая каждую секунду. Этот процесс был неостановим и бесконечен. Маятник шёл на страже времени, на вечном посту. Серые чешуйки пепла, кружась, как маленькие снежинки, падали вниз. Второй источник света - огонёк сигареты - то тускнел, то вновь разгорался, когда человек в кресле делал затяжку. Дым плыл в воздухе полупрозрачной серой химерой, складываясь в эфемерные образы, которые ежесекундно сменялись новыми. Дым тоже плыл на страже времени - но если маятник беспристрастно отсчитывал секунды, то сигаретный дым словно бы показывал, как каждая последующая секунда непохожа на свою предшественницу. На низеньком столике, который стоял угрюмо и твёрдо раскорячив три свои кривые лапы, в отблесках пламени камина глубоким янтарным светом мерцала толстого стекла бутылка с золочёными наклейками. В её стекле отражался и огонёк сигареты - он, как крохотная огненная рыбка, метался из стороны в сторону; рыбка-отсвет жила собственной, отдельной жизнью, полной той поспешности жить, которая свойственна малым существам, понимающим, сколько многое надо успеть за отмеренный им отрезок времени. Но каждый проводит отмерянное ему мойрами время по-своему. III. Человек скучал. Он не знал, чем себя занять, ничто не доставляло ему удовольствие. Он уже не мог ни читать книги, ни слушать музыку. Человек терзался страшной тоской. Его состояние можно было сравнить с предгрозовой погодой - в небе уже сверкают зарницы, в воздухе стоит страшная духота, воздух можно резать ножом, а истомившаяся земля ждёт первых ударов капель дождя. Но всё же чего-то не хватает для того, чтобы грянул гром. Но вот гром грянул. В дверь постучали. Он подбежал и распахнул её настежь, выметнувшись всем телом навстречу силуэту, стоявшему в ночи. Не было слышно, что сказал ему этот силуэт, но зато отчётливо был слышен ответ мужчины. - Хорошо. Да. Да. Сейчас буду. Захлопнул дверь. В душе ликование и облегчение - наконец-то! Долгожданная гроза началась, воздух насытился озоном. Мужчина в спешке собирался, не забывая, однако же, ничего из того, что должно было ему пригодиться в деле. Этот мужчина был хирургом, менху, Ведающим Линии - для кого-то его профессия олицетворяла смерть и страдания, для него же она была счастьем и призванием, той работой, которая заставляла его снова почувствовать себя живым. Хорошо, когда у человека есть любимое дело, в которое он может вкладывать всю свою жизнь, силы и эмоции. Человеку, увлечённому каким-то делом, не нужна любовь, он уже счастлив и беззаветно влюблён в то, что делает. Не важно, что он делает - играет на сцене, лечит людей, или пишет картины. IV. После двухчасового зрелища, когда произошла разрядка и преграда вновь разделила мир огня и мир воды на две неравнозначные половины, та самая девушка принимала поздравления. Слова, объятия, цветы - о нет, она ценила вовсе не это. Все свои силы она вложила в то, к чему стремилась, короткими и долгими вспышками разгоняя ночь. Это была вся её жизнь - постепенное накаливание, ослепительная вспышка, затем фитиль затухал и едва слышно потрескивал перед тем, как разродиться очередной вспышкой сверхновой звезды. Мир огня - актёры, и мир воды - зрители, наводняющие улицы необозримой волной и неудержимым валом спешащие в фойе. Вода, отдающаяся огню, и огонь, растворяющийся в воде. Девушка шагнула во тьму, радостная и окрылённая, покачивая бёдрами. На губах её цвела и играла улыбка. Она ещё не думала о том, как ей придётся возвращаться через ночной Город – от театра до квартала Створки было рукой подать, всего лишь пересечь узкую Глотку и свернуть во дворы. Она не думала о том, как её встретит опекун – горбатый одноглазый урод. Сейчас она была пьяна славой и терпким твириновым настоем, и наслаждалась этим. Вприпрыжку она выбежала из здания театра и пересекла уже опустевшую площадь перед ним, освещённую лишь парой фонарей. Страха не было совершенно, не было и дурных предчувствий. До ярко освещённого сквера оставалось рукой подать. Тем неожиданнее для неё стало появление тёмной фигуры, появившейся из тени домов прямо перед входом в Жерло. В ноздри ударил запах осенней земли и сожжённых листьев. Крик застрял у девушки в горле. Она попыталась рассмотреть лицо этого загадочного человека, но сумела разглядеть лишь блузу из сыромятной кожи и блеск лезвия крупного хрящевого скальпеля. - Прости меня, дитя Бодхо… - сдавленно сказал незнакомец каким-то не своим голосом. – Так надо. Так будет лучше для всех… Лезвие сверкнуло, опускаясь, в свете фонарей за спиной незнакомца, и твириновая невеста тихо опустилась на мощёную мостовую. Мужчина, от которого пахло дымом, присел на корточки рядом с ней и глубоко вздохнул. Пора было начинать ритуал – скоро рассвет, а Рубин где-то на складах с нетерпением дожидался нового материала для изготовления сыворотки.