Ноябрь, 1922
— Эй, вы что это себе позволяете? Немедленно отойдите от него! Кровь жирными каплями стремительно окрашивала свежевыпавший снег, стекая по зажимающей ноздри ладони. Ребра болели, а голова кружилась, пока он пытался не упасть навзничь. Чьи-то громкие тяжёлые шаги пронеслись мимо, и он успел только мельком заметить скрывшихся за поворотом одноклассников. Трое против одного — не слишком честный расклад. Но Уильям Белл уже привык к оказываемой жизнью несправедливости. Он обернулся и, прицелившись, осел на ближайшие ступеньки черной лестницы. Слуги шумели за окном, гремели посудой и ругались. Уилл же в такт им громко кашлял и безуспешно запрокидывал голову: кровь все равно продолжала бежать, и через секунду ему пришлось с силой податься вперёд, чтобы не запачкать рубашку. — Увижу вас еще раз сегодня, отправлю в полицию! Будьте уверены! — мужчина топнул ногой, как будто одноклассники могли его сейчас услышать или тем более увидеть. Помедлив, он обернулся и бросился к Уиллу, приобнимая за плечо. — Эй-эй, ты как, парень? — В-всё в порядке, — Уилл расцепил сшившиеся от крови губы. Кровь немного стихла. Кожа ладони стала липкой. Нос пульсировал болью, а дышать стало тяжело. — Не стоило вам вмешиваться, правда. Мы просто немного повздорили. Вот и все. Это не стоит внимания полиции. И вашего беспокойства. Голос ударялся в нос и, не находя там выхода, задыхался, отчего Уилл звучал, как пьяный француз. Незнакомец хмурился, напряженно рассматривал его лицо, а затем сел рядом. — Немного повздорили? — мужчина попытался скрыть язвительность, но вышло отвратительно. А в следующую секунду, когда Уилл попытался остановить новый поток крови, дёрнул его за плечо и нагло отвесил подзатыльник: череп тут же затрещал болью, и переулок потонул в багровой вспышке. — Так, не смей запрокидывать голову. Ты сделаешь только хуже. Вот, — он вытащил из кармана платок. — Не шевелись. Он развернул лицо Уилла к себе, приподнял голову за подбородок и, отцепив его руку от лица, запихнул свёрнутую ткань ему в ноздрю. Несмотря на ярое сопротивление Уильяма. Подождав немного и провернув все то же самое со второй, мужчина огляделся, схватил горсть снега и с победным видом вручил ее Уиллу. — Приложи и подожди немного. Я, конечно, прогуливал эти занятия, но что-то все-таки помню. Так и за что они так тебя, парень? Явно не за красивые глазки и милую улыбку. Не поделили девушку? — Нет. — Уиллу стало неуютно: он повёл плечами, поёжился и незаметно для себя немного отодвинулся от незнакомца. — Они считают меня… больным. Больным неполноценным уродцем, которого было бы неплохо исключить из этого общества. Кажется, именно так ему сказал директор, пока отец не вывалил на стол пятьсот долларов и фотографии с любовницей, на которых достопочтенный учитель и наставник позволял… Уилл почувствовал, как его щеки загорелись на холодном воздухе от одного только воспоминания об увиденном. И чтобы скрыть это, поспешил закрыть лицо приложенной к носу ладонью со снегом. Замять, отвесить прокурору кругленькую сумму и на ближайший вечер отправить под руку с дочерью губернатора, чтобы разогнать затхлое зловоние школьных сплетен, — кажется, у его отца был именно такой план. И он развалился, когда Уилл исчез посреди вечера, выйдя покурить. Мужчина рядом как-то индифферентно хмыкнул — Уилл не смог бы даже под дулом револьвера, объяснить, что значило это «Кхмхм». Кажется, все мужчины в его окружении делали так, когда о чем-то глубоко задумывались. Вот только то, что обычно они говорили после, заставляло Уилла сомневаться, что подобный жест не служил обычным способом избавиться от навязчивого характера жён и подростков. — Боюсь их разочаровывать, — мужчина щёлкнул неожиданно появившимся у него в руках портсигаром, — но если у них нет диплома, ставить диагноз они не имеют никакого права. Дай посмотреть лицо. — Он махнул на Уилла рукой с зажатой между пальцев сигаретой. Когда же тот повернулся, резко подался вперёд и прищурился, жестом указывая, куда поворачивать голову. — Тут небольшие ссадины, но они быстро заживут. А твои костяшки… — Взгляд незнакомца упал на сцепленные в замок руки Уилла. — Мальпаридо, а ты похоже свои красивые глазки и милую улыбку умеешь отстаивать? Снег быстро таял под пальцами, и Уилл поспешил отереть влажную руку о штанину, а затем попытался дотронуться кончиками пальцев до разбитого носа: кожа пылала, а каждое прикосновение раскалённой кочергой вбивалось в сознание. — Да, — Уилл нервно усмехнулся, растирая кровоподтёки на содранной коже пальцев, — наверно. — Не дрейфь. — Мужчина похлопал его по спине, а затем, покрутив в руках сигарету, выбросил ее, так и не прикурив. — Нос, к счастью, не сломан. Кажется. Я не хирург, не разбираюсь в таких тонкостях. Ну и занятия прогуливал, да-да. Кажется, я уже об этом говорил. — Он сломан. Это… мой не первый раз, — прогнусавил Уилл и, приложив руку под нос, убедился, что кровь, кажется, перестала идти. — Сколько вы выпили? — Я? Выпил?! — незнакомец рассеянно тряхнул головой, и Уильям только при этом заметил его тёмные вьющиеся волосы. — Ты что, малец, забыл, что у нас Сухой закон и трезвенность? Алкоголизм будет искоренён в этой погрязшей в разврате и разлагающейся стране, ибо все спиртное это проделки Сатаны. Ну или парочки толстосумов, мясников и шулеров, — он хихикнул и тут же стих, загибая пальцы и пришепётывая под нос. — Бокалов пять. Но я закусывал. Скажи-ка мне лучше, как тебя зовут, парень. Я твою жизнь спас. Будь ты девушкой, пришлось бы жениться. — Уильям. Уильям Белл. Новый знакомый рассматривал его долго. И Уилл не был уверен, что послужило тому виной: его имя или же то, что сфокусировать взгляд на лице, на удивление, именно сейчас у мужчины никак не получалось. — Уильям Белл, — он задумчиво протянул имя, взял Уилла за подбородок двумя пальцами и продолжил вертеть его лицо из стороны в сторону, как какой-то раритетный череп ацтеков. — Это не твой папаша сейчас двадцать минут распинался о том, как он ловко защищает бутлегеров? — Да. Он самый. Конечно, этот мужчина знал. Все знали Генри Белла в этой части города. А, возможно, и за пределами штата. И отец просто не мог себе позволить, чтобы хоть одна соринка легла на репутацию его семьи. Особенно если не он сам положил ее. — Что ж, — незнакомец вздохнул и протянул Уилл руку, — в таком случае рад представиться. Даниэль Куэрво. Кузен того самого бутлегера, которого твой папаша недавно выгораживал перед судьёй и присяжными. — Вы выглядите не слишком довольным этим фактом. — Уилл неуверенно ответил на рукопожатие, поморщившись от боли в пальцах. Первый запал адреналина уже спал, и теперь каждая клеточка тела просила оставить ее в покое на ближайшую неделю, если Уилл хочет дожить до пятидесяти. Впрочем, Уильям Белл не был уверен, что он доживёт хотя бы до двадцати шести. А в двадцать семь, по плану его отца, лучшие двери города уже должны были быть открыты перед молодым наследником. — Будь Анхель твоим братом, ты бы тоже захотел увидеть его за решёткой. Хотя бы на пару месяцев. Вот помяни моё слово: никогда не позволяй ему стать твоим другом. Проблем не наберёшься. Будешь? — Даниэль вытащил из внутреннего кармана флягу, открутил крышку и протянул Уиллу. Тут же активно запротестовав, он отвернулся, позволив Даниэлю насладиться мнимой интимностью момента связи между ним и горлышком фляжки. Только булькающие звуки выдавали, с какой жадностью спаситель Уилла выхлёбывал виски, коньяк или водку из металлической ёмкости. Пил Даниэль долго, его кадык, казалось, глухим стуком отвечал на каждый глоток, а затем мужчина рыгнул. Громко и вульгарно: отец Уильяма наверняка покрылся бы пятнами, сделай он что-то подобное. Но пока краснеть Генри Беллу приходилось только от рассказа школьного воспитателя о том, чем его сын занимается вместо молитв и уроков. Если бы только они знали, как Уилл хотел скрыться в книжках от устремлённых на него взглядов и стереть пальцы, исписывая страницу за страницей. Лишь бы не чувствовать липких разговоров за спиной на своей коже и не оглядываться, проходя мимо вчерашних товарищей. Хотя, кажется, щедрое пожертвование в благотворительный фонд одного из знакомых вновь расположило его сына к Уильяму, а следом и его дружков. Жаль, их не было на сегодняшнем вечере — так он не чувствовал бы себя одиноким, стоя посреди кипящего людьми бального зала. Воротник тугой удавкой обхватил шею, и Уилл просунул за него два пальца, пытаясь оттянуть накрахмаленный воротник. Даниэль сделал последний глоток, потряс флягу, высунув язык, словно на него еще могли упасть несколько капель драгоценной жидкости, а затем разочарованно выдохнул, закрутил крышку и спрятал пустую ёмкость обратно во внутренний карман. — Ладно, — он хлопнул в ладоши и слишком резво для выпившего подскочил на ноги, — пойдём. А то нас обоих начнут искать. Мне еще невестку развлекать придётся весь вечер, пока мой кузен занят слишком важными и деловыми вещами. — То есть курит сигары и пьёт бренди? — Да. Как заправский пассажир первого класса. Будь у меня возможность, купил бы ему билет на «Титаник». По доброте душевной. Даниэль мягко рассмеялся и помог Уиллу подняться. Он отряхнул его костюм и, жестом предложив пройти обратно к гостям, поспешил открыть дверь на кухню, из-за которой доносился запах еды, сворачивающий желудок в бараний рог. Уилл понял, что не ел с самого утра, а маленькие канапе не могли удовлетворить юношеского голода до сытной пищи. Зал встретил их выстрелами хлопушек, шумными официантами, разбивающими фужеры об пол благодаря шатающимся гостям, и покрывшимся от злости багровыми пятнами лицом отца Уильяма. Он возник перед щурящимся от яркого света Уильямом слишком внезапно, чтобы можно было увернуться от цепких пальцев, схвативших его за ухо. — Ты где шлялся, бесстыжий мальчишка? — отец с силой выкрутил хрящ, заставляя Уилла беззвучно закричать от боли — вокруг были люди, и привлекать внимание еще и своим криком означало бы навлечь на себя еще больший гнев отца. Молчание и смирение. — И что у тебя за внешний вид? Посмотри на себя! — Генри Белл наклонился и, продолжая выкручивать ухо, зашипел Уильяму в лицо: — Чтоб завтра же избавился от своей чёлки. И приведи себя в порядок. Не заставляй мать стыдиться. Надеюсь, хоть на это у тебя совести хва… — Простите, мистер Белл. — Рука отца стала неожиданно еще более тяжёлой чем обычно, и Уилл пригнулся вслед за ней, выворачиваясь и пытаясь рассмотреть, что происходит. — Это я его задержал. Даниэль Куэрво. — Чужая рука пролетела в сантиметре от лица Уилла навстречу отцовскому рукопожатию. — Вы наверняка знакомы с моим братом. К слову, ваш сын просто чудесный собеседник. Давно не встречал таких начитанных школьников. Генри Белл резко отпустил Уилла. Отскочив от отца, он прижал руку к горящему от боли уху и нервно начал его растирать. Как будто это могло ему сейчас помочь. Даниэль стоял напротив хмурящегося отца, держа руку протянутой, и как-то коротко намёками кивал на неё, мол, было бы неплохо ее уже пожать. Генри Белл же в ответ только сверлил Даниэля взглядом, а затем хмыкнул и, раздражённо поджав губы, бросил взгляд на Уильяма. — Хм, что ж. Хоть на что-то он сгодился. Будь у Уилла возможность — он тут же провалился бы под землю. Только бы не краснеть от слов отца и ощущения собственной ненужности. Лучшая частная школа штата, учителя, бегающие вокруг него на цыпочках, и личная гувернантка в детстве, казалось, должны были сделать из Уильяма человека. Как считал его отец. Вместо этого из Уилла вырос своевольный мальчишка, не заботящийся о чести и репутации семьи, для которого личное было важнее общественного, а понятия долга просто не существовало. Кажется, отец говорил ему что-то еще, но Уильям перестал его слушать ровно в тот момент, как они вместе вышли из кабинета директора, а единственным вопросом, который крутился в голове, был: «Что теперь будет с… со мной?» Слишком эгоистично для человека, который еще неделю назад признавался кому-то другому в любви. Но Уильям давно принял правила этой игры. Отец дышал тяжело и медленно. Его плечи вздымались вместе с грудью, и он вздрогнул, когда рука Даниэля легла ему на плечо и медленно похлопала. — Ну будет вам, мистер Белл, так говорить о сыне, — Даниэль расплылся в приторно-вежливой улыбке и выхватил у проходящего лакея бокал шампанского. — Мне кажется это излишним. — Излишним? А позорить семью своим внешним видом не кажется вам излишним? — отец поперхнулся воздухом от возмущения. — Вы тоже были молоды, мистер Белл. Кажется, вы примерно ровесники с моим братом. Вспомните, себя в… — Даниэль взмахнул руками с такой силой и энергией, что вино выплеснулось из бокала прямо на полосатый костюм Генри Белла, а затем посмотрел на Уильяма: — сколько тебе лет? — Семнадцать, — насупившись, буркнул Уилл. — Вот! — громко выкрикнул Даниэль на ухо отцу Уилла, так что некоторые люди вокруг них обернулись, услышав вопль несмотря на раздающуюся со сцены музыку. — В семнадцать лет! Юность! Прекрасно время, чтобы совершать ошибки и находить свой собственный путь. — К счастью для него, искать путь не придётся. Уильям готовится поступать в Джорджтаун. Будет лет через десять прокурором Чикаго. Отец сиял каждый раз, как произносил эти слова перед друзьями, а Уиллу оставалось только усердно делать вид, что ему интересна юриспруденция, по ночам с фонариком зачитывая до дыр учебник по биологии и повторяя идиотские растения, их строение и разницу между покрытосеменными и голосеменными. Хотя не представлял, как это сможет ему пригодиться в дальнейшем. Даниэль скептично заглянул в бокал, словно там могло что-то плавать на дне — кроме будущего Уильяма в фамильном доме, — и хмыкнул: — Не рановато ли ему? — В самый раз. В тридцать у любого уважающего себя мужчины уже есть семья и куча ребятишек. Вот через пару лет женится и порадует своих стариков. — Что ж, я всегда знал, что мы с Анхелем не слишком уважаем себя. — Даниэль насмешливо хмыкнул. — Ему тридцать три, а он только собрался жениться. — Вовремя от спохватился. Вот я считаю… Договорить отцу Уильяма не дали. Высокий девичий смех разнёсся по залу, ударившись о барабанные перепонки, и растворился в пузырьках бокалов. Уилл обернулся: прямо на них мерцая расшитым стеклярусным кружевом бежала миниатюрная блондинка. Она обернулась и не заметила, как врезалась в него — пришлось схватить ее за плечи и чудом сбалансировать, чтобы не повалиться на пол. На радость отцу. Дышала девушка тяжело. Большие оленевидные глаза метались взглядом по сторонам. Маленький вздёрнутый носик смешно раздувал крылья с каждым вдохом, а пухлые губы были приоткрыты. Она была симпатичной. Достаточно симпатичной, чтобы привлечь к себе внимание Уилла. Даниэль возник рядом с Уильямом неожиданно, едва не наступив на ногу. — Мария, что?.. — Мы с подружками так… — она осеклась и быстро заморгала ресницами, перебегая взглядом с лица Уильяма на Даниэля и обратно, — так… — Что вы делали? — Мы… бегать. — Бегать? — Ага. Бегать. Очень много. И быстро. — Вы очень много и быстро бегали и… — Твой брат. Я убе… убегала от твоего брата. Казалось, этот маленький диалог дался девушке с большим трудом: ее лицо напряглось, она медленно дышала и открывала рот, чтобы подобрать слова, а затем разразилась на Даниэля громкой и длинной тирадой на испанском, из которой Уильям — выслушивающий все это прямо в своё лицо — понял только «друг» и «Даниэль». Остальная речь Марии оказалась для него непередаваемой какофонией корриды и фламенко. Даниэль слушал ее спокойно и кивал через каждое слово. Когда же Мария замолчала, он медленно отпил шампанского из бокала, закатил глаза и, пожав плечами, выдохнул: — А, ну это все объясняет. Порой мне и самому хочется сбежать от Анхеля. Но он найдёт меня даже на том свете. Что объясняла речь Марии, Уильям не понял. В отличие от Даниэля, чьё лицо теперь выражало вселенскую скорбь, как и половина лиц жителей Чикаго в ночь принятия Сухого закона. Разве что тогда она через секунду сменилась алкогольным безумием и вечеринками до утра. Отец недовольно хмыкнул и залпом осушил свой бокал. — Практически, как тот немец, — он выплюнул последнее слово с такой же силой, как маленький Уилл выплёвывал овсянку с топлёным маслом. — Слыхали какую он недавно резню устроил в еврейском квартале? Опять не поделили бухло. Еще и Нью-Йорк лезет в наши дела. Коллеги поделились, что они ввозят через порты товары несколько другого сорта. Хотя у них есть некоторые… проблемы с Филадельфией. Иногда я радуюсь, что мы от них далеко. — Это не наше с вами дело, мистер Белл. — Даниэль обворожительно улыбнулся, и неожиданно Уилл почувствовал, как вместе с его носом начали гореть и щеки, и поспешил переключить своё внимание на притихшую перед ним Марию. — И уж тем более не моё. Я врач, вы адвокат. Давайте делать свою работу, а нашпиговку свинцом оставим профессионалам. Помяните моё слово, скоро начнётся резня, на фоне которой все капризы этого немца окажутся детскими играми. К слову, — Даниэль снова взмахнул руками, облив отца Уильяма вином, — кто-нибудь вообще знает, как его зовут? — Нет. — Генри Белл скупыми движениями отряхнул повисшие на пиджаке капли. — Его даже никто не видел. Некоторые говорят, что он бывший офицер прусской армии. И дезертир. Сбежал и теперь запугивает нас здесь. Я же считаю его обычным сумасшедшим. Кажется, — Уилл услышал едкие насмешливые нотки в голосе отца, — это по вашей области, мистер Куэрво. — Предпочитаю быть бедным, зато без подобных клиентов. Даниэль ответил ему той же интонацией и той же манерностью, от которых у Уилла по коже пробежали мурашки. Никто не осмеливался так разговаривать с Генри Беллом в приличном обществе. А в неприличном отец Уильяма появлялся только для юридических консультаций и сокрытия улик, которые могли бы опорочить доброе и честное имя его клиентов. Уильям было отвернулся, чтобы попросить взглядом помощи у приплясывающего рядом Даниэля, но слабые настойчивые подёргивания за рукав, обратили на себя его внимание. Мария заглядывала ему в глаза, как маленький преданный щенок, и приподнималась на цыпочках, чтобы оказаться поближе к лицу Уильяма, как бы он ни пытался отстраниться. — А вы… Как вас звать? Она улыбнулся. Кротко и нежно, чуть засмущавшись и опустив взгляд в сторону. — Уильям… Белл, — Уилл неловко кашлянул; слова сухим скрежетом пробрались по его горлу, врезались в забитый кровью и кусочками ткани нос — стоило скрыться в туалете и избавиться от них, но Уильям совершенно забыл — и наконец спрыгнули с его губ прямо в распахнутое настежь сердце девушки. Что было совсем некстати для Уилла. — Уи-ильям, — Мария протянула его имя, как горячую карамель, но едва ли обожгла об него язык. — А вы кем будете? Ой, простите мне мои манеры. — Уилл поёжился, и пригнулся, когда рука отца пролетела в миллиметре от его макушки. — Могу я поинтересоваться вашим именем? — Это, мой друг, — вклинился Даниэль и, приобняв девушку за талию, наконец отцепил ее от Уильяма, — Мария Алехандра Фернандес де Сантьяго. Моя невестка. Будущая жена Анхеля. Если он, конечно, не проспит с похмелья собственную свадьбу. Даниэль громко и похабно рассмеялся, продолжая придерживать Марию за талию, и Уилл поспешил поклониться, чтобы хоть немного сгладить ворочающуюся в душе неловкость от направленного на него умоляющего взгляда девушки. — Замечательно. Рад знакомству, Мария. Он коротко поклонился ей, а затем, взяв протянутую руку, оставил на ней лёгкий поцелуй. Уилл мог поклясться, что ему не понравилось то, как дрожала при этом Мария — так дрожат невесты в ожидании первой ночи, но никак не благовоспитанные барышни в присутствии незнакомцев. Впрочем, Уильям не был джентльменом, чтобы переживать о подобном, а честь Марии была в безопасности под надёжным и уверенным надзором природы, обладавшей порой слишком больным чувством юмора. Музыка стихла, и единственным, что слышал Уилл, были перешёптывания за спиной да собственное сердце, бьющееся слишком громко. Что-то захрустело, трубы несколькими громкими залпами выдохнули, и негромкий мелодичный голос певца на сцене завёл новую песню. Лицо Марии тут же просияло. Она подпрыгнула на месте, заозиралась, а затем с раскрытым ртом уставилась на сцену. — Это же!.. — она с восхищением смотрела на темнокожего певца. — Апрельские дожди, да, — Уилл вежливо улыбнулся, хотя Мария этого не увидела. — Люблю эту песню. — И вы тоже! — она снова подпрыгнула, хлопнула в ладоши и посмотрела на Уилла. Её взгляд блеснул нездоровым огнём, но Уильям решил, что ему просто показалось. — Я… очень люблю Эла. Он, — Мария взмахнула руками, явно подбирая слова из своего скудного запаса, — поёт как соловей. — Ну, до соловья ему далековато, — хохотнул Даниэль. — Но поёт он действительно отменно. — Отменно? — девушка нахмурилась. — Да. Это означает «великолепно» или «превосходно». — Отменно, — еще раз повторила Мария, смакуя слово. Увы, улыбалась Мария недолго, радуясь новому выученному термину. Уже через секунду ее лицо погрустнело, плечи осунулись, и Мария растерянно заозиралась по сторонам, словно кого-то искала. Даниэль отлип от неё достаточно быстро: стоило только любопытству уняться, а отцу Уильяма завести снова разговор о бизнесе и деньгах. В помещении стало неожиданно душно: Уилл оттянул немного ворот рубашки и поправил съехавший на бок галстук. Ситуация становилось слишком неловкой: Мария продолжала кого-то высматривать взглядом в толпе, а Уилл топтался рядом, перекатываясь с пятки на носок и размахивая вдоль тела руками, пока не спрятал их за спиной, чтобы не раздражали. Наконец, набрав в лёгкие побольше воздуха, а себе пожелав мысленно смелости, Уильям шагнул вперёд и, нависнув над Марией, спросил: — Что-то не так, мисс? Она обернулась так резко, что едва снова не врезалась в грудь Уильяма. Но на этот раз она отшатнулась, заламывая руки, как заправская актриса в кино. — Мой жених где-то пропал. А сейчас… все танцуют. Или будут танцевать, — уже менее уверенно поправила себя девушка. Уилл почувствовал толчок в спину и обернулся, заметив многозначительный взгляд отца, брошенный на Марию. Долго объяснять не пришлось — к счастью для Уильяма, намёки отца он всегда понимал с первого раза. Вот только не всегда собирался их претворять в жизнь. Максимум на что его хватало — поддержать семейный вечер и не выставлять грязное белье на всеобщее обсуждение. Хотя порой хотелось взять всю эту плетёную корзину боли и обид и водрузить на обеденный стол перед холеными гостями Генри Белла. Жаль, что толку от этого не будет. — Что ж, в таком случае, — набрав в лёгкие воздуха, Уилл стукнул каблуками друг о друга, поклонился и, протянув Марии руку, выдохнул: — вы разрешите пригласить вас на танец?***
Октябрь, 2022
— Ты просто очарователен в этом… оранжевом костюме. Это дизайнерский или масс-маркет? — Не стоит так ехидничать, Уилл. Тебе не идёт. — Я просто не думал, что когда-нибудь увижу тебя на этом месте. Занятно, правда? Иногда жизнь бывает очень иронична. Сидеть напротив Алана на месте для посетителей, оказалось для Уильяма… непривычно. Да, вероятно, это было самое подходящее слово, чтобы описать всю ту язвительность, что копилась внутри, пока Уилл ждал Алана в комнате для встреч, рассматривая круглые серые часы на такой же серой стене. За это утро у него уже набралась не одна причина, чтобы забыть осторожность в присутствии Маккензи. И главное было то, что поспать после смены Уильяму не дали: полицейские достаточно громко колотили в дверь в семь утра, угрожали ее выбить, а когда она открылась, оттолкнули Уилла к стене и перевернули квартиру. Прекрасное начало субботнего дня после трёхчасового сна. Алан заёрзал на жёстком стуле и бросил быстрый взгляд на стоящего поодаль офицера. Уильям же смотрел только на него, ожидая объяснений происходящего. Нет, конечно, он был не против увидеть Алана Маккензи за решёткой — это обеспечило бы несколько спокойных лет жизни, — но при этом Уилл слишком хорошо понимал, чего ему это будет стоить. Лучше терпеть физическое воплощение Алана рядом с собой, чем беспрерывно слышать его голос в голове. Даже в душе. Даже когда ты слишком занят, а твоё сознание начинает ехидно кричать «Оле-оле-оле!» или «Давай, я в тебя верю! У тебя все получится!» — тут нервы сдадут даже у Уильяма Белла. — Тебе не идёт изображать меня. — Алан криво усмехнулся, сцепив руки перед собой в замок. — Маловато харизмы. — Зато у тебя ее хватит, чтобы очаровать судей, прокурора и присяжных, если их позовут, — устало выдохнул Уильям, откинувшись на спинку стула и качнувшись на нем. — Тебе повезло, что на казнь наложили мораторий пару лет назад. Я бы посмотрел на то, как ты медленно умираешь. Алан промолчал. Он едко улыбался и разглядывал Уилла, нервно постукивая кончиками пальцев по костяшкам, пока тот не произносил ни слова в ответ. Уильям устал. И иногда он не понимал, чего в нем было больше: психологической усталости от происходящего вокруг и людского идиотизма или же просто физического недостатка сил. Вероятно, у него просто был передоз от Алана. Во всех возможных смыслах этого слова. — Твой психоаналитик плохо на тебя влияет, — наконец спустя несколько минут молчания и игры в гляделки бросил Алан. — Почему это? — брови Уильяма удивлённо приподнялись, и он оттолкнулся ногой от пола, чтобы в следующую секунду замереть, балансируя на двух ножках стула. — Мне посоветовали не держать все в себе. Проговаривание проблем вслух помогает с ними справиться, Алан. Возможно, тебе тоже стоит попробовать. Доверие там, взаимопонимание, умение слыша… — Ты собираешься меня отсюда вытащить? Алан резко хлопнул ладонями по столу, и от Уилла не укрылось, как дёрнулся полицейский у стены, но остался на месте. Алан смотрел не моргая, прожигал взглядом своих бледных глаз и поджимал губы. Как будто это могло возыметь над Уиллом нужный эффект. — Вот это поворот, — присвистнул Уилл и, резко опустив стул на все четыре ножки, подался вперёд, перегнувшись через стол и заглядывая Маккензи в глаза. — Неужели есть что-то, что Алан Маккензи не в силах разрулить сам? Что ж, тебе повезло, что есть такой хороший друг, как я. Нанесу парочку визитов, проведу дружескую беседу моего кулака с чьей-нибудь щекой и вытащу тебя. А, нет, — он резко отпрянул, так что стул стукнулся об пол, подпрыгнув; потёр подбородок и наигранно-виновато посмотрел на Алана, — погодите-ка. Сейчас же не тридцать второй. Прости, не думаю что судебная система одобрит подобный подход. Придётся надеяться на то, что попадётся не совсем глупый адвокат. Как было у меня. — Да ты сама оптимистичность, Уилл. — Прозак действует. Не знай Уильям Алана слишком давно, он бы подумал, что тот флиртует. Казалось, Алана не смущает ни то, что они находятся в комнате для свиданий, ни то, что у него все еще нет адвоката, ни то, что сегодня утром полиция обыскивала квартиру и нашла заначку Алана «на черный день». По быстрой оценке содержимого взглядом профессионала, Уилл понял, что черный день в жизни Алана должен был длиться несколько столетий. Хотя исключить возможность, что Маккензи истратил бы все намного быстрее, он не мог. А теперь Алан сидел напротив него, смотрел то в его глаза, то на губы, невротично облизывая собственные, и то и дело поигрывал светлыми бровями. — Так что там с адвокатом? Когда он приедет? От наглости Уилл подавился воздухом и подпрыгнул на стуле, несколько раз с силой ударив себя кулаком в грудь. На глазах выступили слезы, и он поспешил смахнуть их. — Мне сейчас послышалось? Адвоката? Откуда ему взяться, Алан? Ты безработный актёр, который все же находит откуда-то средства, чтобы существовать! — Уилл взмахнул руками и ткнул было пальцем в грудь Алана, но тут же убрал руки после предупреждения офицера. — К тому же не слишком безбедно. Ты еще подожди — скоро к тебе нагрянет налоговая. Я бы забеспокоился. — Повторюсь, — невозмутимо протянул Алан, а затем уже лично перегнулся через стол и, оказавшись у самого лица Уилла, понизил голос до хрипловатого шёпота, от которого по коже каждый раз бегали мурашки, — тебе не хватает моей харизмы. — А тебе не хватает ума. Выпалил это Уильям быстрее, чем понял, что взгляд Алана потемнел: окантовка его бледных серебристых глаз стала практически черной, зрачки расширились, несмотря на бьющий в них с потолка лампочный желтоватый свет, а желваки под кожей заходили, когда Алан сжал с силой челюсть. Он еще несколько секунд обжигал лицо Уилла своим дыханием, а затем лениво, как кот, откинулся на спинку стула, сложил на груди руки и хмыкнул: — Ошибочные суждения характерны для людей. Не вини себя за это, Уилл. — Алан улыбнулся снисходительно, почти как отец, и скулы от этого свело, а пальцы нервно сжались в кулак, так что Уильям тут же начал спешно искать в карманах зажигалку и пачку сигарет, чтобы не оказаться в соседней камере с Аланом. — Так где мой адвокат? — Нет у тебя адвоката, — Уилл рявкнул это чуть более раздражённо, чем хотел, шлёпнул пачкой по столу и выкинул рядом зажигалку. — Будет либо государственный защитник, а он сразу предложит во всем сознаться, взять все висяки за последние двадцать лет и пойти на сделку с прокурором, либо… Какая-нибудь богатенькая фирма удостоит тебя своим вниманием. Я слышал у них есть норма благотворительности, которую необходимо выполнять. Вдруг тебе повезёт и ты попадёшь в число счастливчиков. Пальцы ловко вытащили из коробки сигарету, и Уилл поспешил ее прикурить, щёлкнув зажигалкой и зажав кончик зубами. Объявления о запрете он на входе не увидел, датчиков пожарной сигнализации не было, а офицер продолжил невозмутимо стоять около выхода, явно отсчитывая минуты до конца свидания. Лицо Уильяма скривилось: «свидание» — слишком неподходящее слово для этой встречи. Как и для любой другой в обществе Алана Маккензи. Алан оскалился: — Действительно. Ты ведь не попал. — Это был мой выбор. — Твой выбор притащить пациента в больницу посреди смены, а не к себе домой для… — Алан закатил глаза, — незаконных операций? Уильям поджал губы, пытаясь скрыть за этим жестом свои раздражение и досаду, но дрожащие пальцы и опадающий от этого сигаретный пепел кричали о нежелании вспоминать прошлое. Он выдохнул сигаретный дым тонкой струйкой вверх, не сводя при этом взгляда с Алана: тот улыбался, выстукивал кончиками пальцев по поверхности стола старую мелодию — кажется, это было что-то из Фреда Астера, — и сиял, как новенький цент. Разве что он только вышел из душа, но, памятуя о том, что там обычно происходит — Уилла аж передёрнуло, и он резка выпрямился на стуле, — вряд ли понравилось бы даже Алану. — Больше я такой ошибки не совершаю. Только домашние приёмы, — Уилл приторно-ядовито улыбнулся, стряхивая пепел с кончика прямо на пол. — Ты же в курсе, что нас слушают? — Конечно. Но никто не запрещает мне работать семейным врачом. Частная практика и все такое. «Частная практика и все такое» — идеальное название для маленького бизнеса Уильяма, о котором лучше было не знать даже Алану Маккензи. Хотя скорее всего, как предполагал Уилл, Алан уже давно обо всем догадался, но предпочитал играть роль ничего не сведущего о делах своего соседа дурачка. И предпочитал не замечать, как посреди ночи к Уиллу иногда вваливались неказистые мексиканцы или подростки и все время что-то требовали в обмен на стопку купюр. Качнувшись на стуле, Уилл затянулся, позволяя дыму заволочь не только лёгкие, но и сознание, от которого, уверенно виляя пушистым рыжим хвостом, убегал образ Ланы Блейк, встреча с которой закончилась для Алана сначала полицейским участком, а потом и городской тюрьмой в ожидании адвоката. — Ты выглядишь слишком довольным для человека, — Уилл негромко хмыкнул и закинул ногу на ногу, — который может сесть лет на двадцать. Скривившись, Алан улыбнулся, как будто Уильям был для него куском кислого лимона в бутылке «Доктора Пеппера». Вроде бы и не так чтобы плохо, но ожидал немного не этого. — Что ж, — Алан развёл руками и хлопнул в ладоши, тут же откинувшись на спинку стула, — у меня есть две новости. Одна плохая, а другая… — он прищурился, словно вспоминал что-то не слишком значительное, но важное, — чуть менее плохая. С какой хочешь начать? — Подозреваю, что с менее плохой. Хотя ты так улыбаешься, — нахмурившись, пробормотал Уилл, — что мне начинает казаться, будто они обе одинаково ужасны. — Отчасти ты прав. Но только отчасти. — Алан улыбнулся уже шире, и поспешил продолжить, понизив голос до заговорщицкого шёпота: — Более хорошая новость — это действительно она. Как я и предполагал. Пусть меня немного и напрягает ее открытость к общению и разговору. Это… не слишком было характерно для неё последние две тысячи лет. Поэтому у меня закрадываются некоторые смутные сомнения на ее счёт, но пока... Пока я не вижу ничего, что опровергло бы мои слова. — И какая тогда плохая? Возможно, он и сам прекрасно знал ответ на этот вопрос. Возможно. И все же маленькая вероятность и надежда на то, что на этот раз Алан сможет его удивить, теплились в груди Уилла, как огонёк теплился на кончике его сигареты, подбираясь все ближе к мягким чувствительным пальцам. Алан рассеянно повёл плечами и снова навалился всем весом на стол, сцепив перед собой руки. — Мне не стоило находиться с ней рядом слишком долго. Я, — он замолчал на мгновение и отвёл от Уильяма взгляд сначала побледневших и тут же потянувшихся белой пеленой глаз, — надеялся, что она ослаблена, и это будет играть мне на руку, но… В конце концов это только напомнило, почему я от неё ушёл, изменил ей и предал. — Ясно… Что? — Уилл поперхнулся дымом и поспешил несколько раз с силой стукнуть себя кулаком в грудь, прокашливаясь и смаргивая выступившие на глазах слезы. — Погоди секунду. Ты сказал, что ты ее обидел. — Ну… — Алан хотел бы сделать виноватый вид, но вместо этого он походил на нашкодившего ребёнка, которого мать застала со сломанной игрушкой соседа, — да. Я немного соврал. Самую малость. Я действительно ее обидел. Никогда не приводи собственных жриц в чужой храм и не устраивай там с ними оргий, если не хочешь заработать себе геморрой на ближайшие несколько тысяч лет. Алан резко подался вперёд и, когда Уилл отнял сигарету ото рта, выхватил ее, тут же затянувшись. Уильям смог только молча вскинуть брови, тяжело вздохнуть, мысленно вопрошая когда эти мучения прекратятся, и вытащить из пачки на столе новую набитую табаком трубочку. Уилл крутил ее в руках, нервно постукивал кончиком по столу и смотрел, как Алан с безмятежным видом докуривает, выпуская в воздух идеальные колечки, как герой мультфильма или видеоигры. Впрочем, ожидать чего-то другого от Маккензи не приходилось. Он даже курил всегда идеально. — Спасибо за предупреждение. — Уилл нервно щёлкнул зажигалкой и зашипел: пламя обожгло кончик пальца. Он тут же бросил ее на стол и затряс рукой, обиженно косясь на Алана. — Боюсь, мне уже поздно переживать за свою пятую точку. Только ответь мне на один вопрос: в какой из возможных реальностей этого мира ты решил, что вот именно это будет хорошей идеей? Как ты вообще смог прийти к мысли, что она будет рада смотреть, как ты развлекаешься с другими, даже не пригласив ее? К тому же в ее же храме. Я понимаю, почему она тебя кинула. Но не понимаю, почему этого все еще не сделал я. — Потому что ты стоишь на более низкой ступени эволюции, а я слишком хороший любовник, и второго такого же ты в этой вселенной не найдёшь, — самодовольно скалясь, протянул Алан и тут же в примирительном жесте вскинул руки под усталым взглядом Уилла. — Ладно, шучу. Я был молод и глуп, Уилл. Я заглянул в пару реальностей, посчитал все возможные исходы и… выбрал тот самый вариант, на который не обратил внимание. Выучил все билеты кроме одного, и именно он мне достался на экзамене. Очень жизненно неправда ли? — Зачем ты это сделал? Самоуверенность на мгновение схлынула с лица Алана, и Уилл успел рассмотреть на нем… пристыженность? Нет, это было слишком сильным словом для того, кто был Маккензи. Алан никогда не испытывал подобных эмоций, и вряд ли сейчас что-то изменилось. Нет, кажется, это зрение подводило Уильяма, но как бы он ни моргал, как бы не вглядывался в лицо Алана — он продолжал видеть на нем застывшие в безжизненном античном мраморе испуг от потери и вину. — Она сводила меня с ума. Я испугался. Уйти — показалось мне самым простым вариантом. Глупо? Возможно. — Алан вздохнул и, бросив сигарету на пол, наощупь вдавил ее носком. — Теперь я понимаю, что предал ее после всего, что она для меня сделала. После того, как она… — он осёкся, выдавливая из себя следующие слова через силу, нехотя и настолько тихо, что Уиллу пришлось прислушаться: — спасла меня и дала жизнь. Но вот я здесь! — Алан взмахнул руками, обведя камеру для свиданий. — Снова сбежал. На этот раз в тюрьму. В первый раз на кладбище я думал, мне показалось. После стольких лет было бы наивно полагать, что я сразу замечу ее влияние. Потом я решил проверить снова, но все пошло немного… не так, как я планировал. Впрочем, было бы глупо отрицать возможность побочного влияния на окружающих и их поведение. Как там молодой Куэрво? — Прекрасно, — натянуто улыбнувшись, процедил Уилл. — Лежит в гипсе. Больница благодаря тебе обогатится на круглую сумму — процедуры уже вышли за рамки даже его страховки. Алан хотел было сказать что-то еще, но вместо этого уголки его губ дёрнулись в горькой усмешке, и он поспешил отвернуться и рассматривать часы над входными дверьми. Его слова не сцеплялись в единую картину, маленькие паззлы не вставали на свои места, и Уильям насильно вдавливал их пальцами сознания, заполняя сюжетные дыры истории Алана. Ему должно было стать спокойней, он должен был почувствовать облегчение, услышав, наконец, истоки своих мучений, но вместо этого… он ощутил лишь гложущее как собака кости разочарование. Слова застряли в горле, а когда Уилл попытался выкашлять их, вместо них на ладонь упали жирные кровавые капли, которые он тут же поспешил спрятать, сжав кулак. Руки чесались: свежее тату напоминало о себе каждую секунду рядом с Аланом, пульсируя очертаниями его почерка, выведшего на коже «I’m fuckin done», старое же, на правой руке, казалось ему сейчас тюремной решёткой, за которой он пытался спрятать себя, свои проблемы, и своё прошлое. — Ты столько лет гонялся за ней, — Уилл сглотнул, — заставлял меня ее искать... — Ты и сам был не против на минуточку, — вскинув палец, заметил Алан. — Да без разницы. Факт в том, что когда ты наконец получил то, чего хотел, ты... — Уилл растерялся, не понимая, какие слова будут звучать сейчас менее обидно и за что ему потом придётся меньше извиняться, и спустя три рассеянных подёргивания плечами продолжил: — повёл себя как последний трус и сбежал. Как ты сам это назвал. — За последние минуты я решил, что тактическое отступление будет более верным определением, — хохотнул Маккензи. — Тактически отступил в тюрьму, чтобы что?.. — с несдержанным раздражением выплюнул Уилл. Алан ответил не сразу. Он молчал несколько долгих секунд, разглядывал сцепленные перед собой в замок руки, а затем выдохнул: — Чтобы не уничтожить этот мир. Уильям держался ровно три щелчка секундной стрелки. Комната для свиданий взорвалась его истеричным хохотом. Он едва успевал смахнуть выступающие на глаза слезы и припадочно хлопать ладонью по столу. Уилл даже не совсем понимал, что его так рассмешило: сами слова Алана или его серьёзный вид, за которым несомненно в очередной раз пряталась шутливая улыбка и попытка подловить друга на новой сказке про конец света. Уильям смеялся, не замечая, как на него смотрит Алан, а когда наконец смог вздохнуть — сморгнул последние слезинки, громко и демонстративно прокашлялся. — Что ж, если это все и ты не собираешься демонстрировать мне уничтожение мира прямо в этой комнате… я, пожалуй, пойду на работу. Нам еще платить за аренду через неделю. В конце концов единственным официальным источником доходов в этом доме был Уильям.***
— Доктор Белл! Гомон приёмного отделения, писк приборов и стойкий запах стерильности окружили Уильяма сразу же, как он, укутанный первым снегом, ввалился в коридор. Спокойно размотать шарф ему не дали: несколько медсестёр тут же обступили Уилла, наперебой рассказывая о поступивших пять минут назад пациентах и тыкая ручками в больничные листы; а на их фоне студенты безуспешно пытались выспросить, чем им сейчас лучше заняться — промывать желудок туристам из Германии или осмотреть пациента с воспалением простаты. Последнему несчастному Уильям захотел искренне посочувствовать: три пары любопытных глаз, устремлённых в твой задний проход, вряд ли именно то, чего ожидаешь в подобном положении. Отбиться удалось только на подходе к ординаторской, за дверью которой он смог наконец стянуть с себя промокшее насквозь от внезапного снегопада пальто, рухнуть в кресло и закинуть гудящие ноги на стол. Где-то в коридоре остались несколько старушек, к которым Уилл обещал непременно зайти на чай, потому что он «очень милый и обходительный юноша», — он едва не расхохотался в голос, тактично умолчав о том, что этот юноша годится им в деды. А на столе его уже поджидали оставленные коллегами дела. И стоило Уильяму на секунду закрыть глаза, как тихий кроткий стук взорвал тишину ординаторской, а следом дверь приоткрылась и в проёме показалась маленькая светлая одуванчиковая голова одной из медсестёр в компании Дерека — вечно роняющего все интерна. Благо, он не был студентом Уильяма, и беспокоиться было не о чем. Разве что юноша был слишком навязчивым, и Уилл уже устал повторять, что у него есть невеста. Но и это со временем надоест обоим: Уильям просто напишет ему плохую рекомендацию по доброте душевной, а интерн уйдёт в гомеопатию и будет лечить пациентов хиропрактиками. Кажется, в последний раз все именно так и произошло. — Доктор Белл, — негромко позвала медсестра, кажется, думая, что Уилл спит. Нехотя прокряхтев, он сполз с кресла и жестом показал, что ему нужно две минуты. Шкафчик звякнул проржавевшим звонком, когда Уилл дёрнул его за ручку и распахнул. Сапоги отправились на нижнюю полку, пальто обвисло на плечиках, а Уилл уже через полминуты натягивал на себя рабочую одежду. Бросив короткий взгляд в зеркало, Уилл зачесал пальцами завившиеся от влажности и снега волосы и, потирая шею, вразвалку вышел в коридор, одним только взглядом спугнув надоедливого интерна. — Чувствую, что все самое интересное достанется в начале смены именно мне, — Уилл неловко усмехнулся, прикрыв за собой дверь. — И ваше чутье вас не подводит, — медсестра хмуро черкнула что-то на листе и вручила планшет ему в руки. — Скоро привезут девушку. Пожар в кафе. Поражение — восемьдесят процентов. Парамедики не уверены, что она доживёт, пока они приедут. Пробки. Но коллеги делают все возможное. — Что-нибудь еще? — Пациента из восьмой выписали, его соседка возмущается, что теперь не с кем смотреть бейсбол. Разгар сезона. Сами понимаете, — девушка закатила глаза и хмыкнула, пока Уилл пытался разобрать ее быстрый и убористый почерк: буквы сливались друг с другом. На одной строчке он завис: адрес был слишком знакомым. Кажется, он не раз бывал в этом кафе с… Эйлин, когда она ждала Амелию после школы. Нахмурившись, Уилл мотнул головой и цокнул, оставляя на полях для себя мелкую пометку «Внимание!» — верный знак того, что интуиция его не подведёт и на этот раз. Пусть Уильям и хотел ошибиться в своей пугающе-ужасающей догадке. — А как?.. — он не успел задать вопрос про пациента из тринадцатой, как медсестра тут же его прервала. — Парень с переломом уже все нервы нам вымотал. Он оказался левшой. И думаю, правой рукой он не делал ничего в своей жизни, — она едко прыснула от смеха. — Ноет и спрашивает, когда его отправят наконец домой из нашей богадельни. Уилл нахмурился и, оторвавшись от записей в больничном листе, покосился на неё вопросительным взглядом. В ответ он получил лишь очередное закатывание глаз — на секунду ее глаза развернулись внутрь настолько сильно, что Уилл не видел ничего кроме белков, и от этого зрелища по позвоночнику пробежали липкие пальцы знакомого ужаса; — и короткое движение плеч, словно это должно было намекнуть на что-то очевидное и понятное. — К нему подложили раввина. Милый дядечка. Когда молчит. Уже который день вещает ему о боге, каком-то великом исходе и великой тайне, о которой не рассказывают человечеству. Мы уже позвонили коллегам из психиатрии. Это явно их пациент, — понизив голос и оглянувшись, словно ее кто-то мог подслушать, протянула медсестра. — А мы ведь выбирали между ним и местным пастором из прихода святой Екатерины. Второй вариант точно понравился бы этому мажорчику больше. Их община радеет за своего наставника и регулярно устраивает песнопения. Выгнать не можем — сразу побегут жаловаться на притеснения по религиозному признаку. Слышала, их покрывает какая-то элитная адвокатская контора. Брови Уильяма удивлённо поползли вверх. Александр Куэрво был занозой в заднице всей окружной больницы — настолько же капризного пациента еще нужно было поискать, а нервы сдавали уже даже у самых бывалых врачей клиники. Уильяма, к счастью, участь тесного общения с Александром уже во второй раз за полгода пока что миновала — он принял его, но бессознательный парень едва ли походил на достойного собеседника, все время невнятно мыча от боли и пытаясь вырваться. Синяки от хватки санитаров у него пройдут еще не скоро. — Есть еще что-то важное или я могу перекусить? — Уилл махнул ручкой, оставляя свою подпись в отведённой графе и оглянулся на часы над стойкой регистрации. — Через сколько привезут ожоги? — С учётом пробок… — медсестра поджала губы и что-то прикидывала в уме, — минут пятнадцать. Но я бы особо не рассчитывала. — Известите ожоговый центр. — Уже. Девушка с важным видом цапли забрала из рук Уильяма планшет, на этот раз уже лично утыкаясь в лист взглядом, и уже собралась уходить, как грохот со стороны улицы заставил окружающих людей засуетиться. Сирена кареты скорой помощи донеслась до Уильяма, будто он стоял рядом с машиной, выгружая будущих пациентов. Они с медсестрой обернулись синхронно — он только сейчас понял, что забыл ее имя, — и тут же кинулись к регистрации, около которой уже появились черные костюмы спасателей. — Скорее! — один из них с силой толкнул каталку, расталкивая персонал в стороны. — Привезли пострадавших. Объехали через переулки… Вот черт! Не смей отключаться! Уильям не видел ничего, кроме блестящей фольги, укрывавшей человека на стремительно приближающейся к нему койке. Санитары суетились, расчищая путь, медсестры кинулись в ближайшую свободную операционную, а ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы оторваться от обгоревших длинных темных волос на голове пострадавшей. Он моргнул — каталка оказалась уже совсем рядом, — и бросился к ней, направляя в сторону нужных дверей операционной. Смотреть на лицо девушки перед ним Уильям просто не мог найти сил. И все же один неловкий взгляд предал его — скользя по покрывшемуся волдырями лбу, он зацепился за яркие изумрудные глаза, заставляя сердце в груди Уилла болезненно сжаться. Дышать стало больно — Уилл не мог сглотнуть воздух: ребра тут же обжигало и резало раскалённым скальпелем. — Доктор Белл! — один из спасателей дёрнул его за рукав, привлекая к себе внимание. — Что у нас? — Ожоги третьей степени, — затараторил юноша, толкая каталку и отирая измазанное в саже и пепле лицо. — Изменение сознания. Очнулась после пятнадцати литров кислорода. Не смогли поставить капельницу. Узнать давление тоже. Пульс слабый. Вытащили ее из дома и сразу к вам. Уилл сдержанно кивнул. Он оттеснил спасателей, вталкивая каталку в операционную, и приказал ждать снаружи новостей. Люди суетились, приборы пищали, а маленькие скальпели и ножницы звенели в своих начищенных до блеска стерильных поддонах. — Осторожно. Перекладывайте. Раз. Два. Три. — Уильям с силой приподнял носилки: койка прогнулась под весом пострадавшей. Уилл навис над девушкой, ловя взглядом ее взгляд: он блуждал, пытался зацепиться за что-нибудь, но только безвольно соскальзывал. Кажется, она была в бреду. — Амелия! Амелия, ты слышишь меня? Это доктор Белл из окружной больницы. Я Уильям — дядя Эйлин. Ты меня узнаешь? Черт, она отключилась. Кардиомонитор подозрительно пискнул, а секундное замешательство стоило Уиллу находящейся в сознании Амелии. — Кровь на газы, углерод, общий анализ. Биохимия. Свёртываемость. Мочу на белок. Две капельницы. Одну в бедро. — Уильям спешно нацепил защитный халат, перчатки и очки, пока кто-то из коллег спешно впихивал в горло девушке трубку для интубации. — Сразу в вену. — Пульс 65. — Десятый скальпель. — Какой ужас, что произошло? — растерянно пробормотала медсестра, рассматривая покрытое рубцами и ожогами лицо Амелии. — Десятый скальпель, Мередит! — раздражённо рявкнул Уилл, протягивая руку. Девушка суетливо схватила ланцет. Еще секунда — он оказался в руках Уильяма. Слишком тесно. Слишком много людей и слишком мало времени, чтобы принимать решения. — Водород в крови семь и четырнадцать. Кислородное давление шестьдесят. Прибор мельтешаще запищал: Уилл вздрогнул — он уже отвернул покрывало из фольги и примерился, чтобы сделать надрез. Писк усилился, отражаясь кривым эхом на барабанных перепонках. — Брадикардия. Пульса нет. Гипервентиляция лёгких. Реанимация! — Уилл отбросил скальпель в руки стоящего рядом студента и, нависнув над Амелией, несколько раз с силой надавил ей на грудь. — Дозу эпинефрина. Миллиграмм атропина. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три. Практически как вальс. Уильям давил, снова и снова, ритмично повторяя перекатывания сердца. Забавно — когда-то это был единственный способ спасти пациента. Сейчас же приходится каждый раз делать сложный выбор между множеством доступных вариантов, вместо того, чтобы быстро выбрать один нужный. Кардиомонитор коротко пискнул. Затем еще раз. И еще раз. Уже медленней и спокойней. — Отлично, — резко выдохнул Уилл, не сводя взгляда с изломленной линии на экране и продолжая зачем-то методично толкаться в сердце Амелии. — Пришли из ожогового центра! — Что тут у вас? Они ввалились в операционную, даже не застегнув халаты или надев защитные костюмы. Как всегда вальяжные и расслабленные — у Уильяма свело от их приторности челюсть, — специалисты ожогового центра приходили на первый этаж, когда все уже было практически сделано, чтобы вильнуть хвостом, улыбнуться и забрать несчастных доживать свои минуты под надёжным присмотром в комфорте. — Девушка, на вид двадцать шесть лет. Обширные ожоги третьей степени. Поступила в сознании. Но теперь… — Мередит поджала губы, — сами видите. — Спасибо за работу. Дальше мы сами. Они оттолкнули Уильяма. Бесцеремонно. Бросив дежурное «спасибо». Впрочем, он и не ждал от них большего. Операционная выплюнула его в коридор. Покрытые сажей и кровью руки тряслись: Уильям едва мог унять этот тремор, пока стягивал измазанные перчатки. Он даже не заметил, как сбоку появилась чья-то высокая и подозрительно знакомая тень. — Амелия? Низкий хриплый голос мурашками пробежал по коже Уильяма, зацепился за каждый нерв и заставил медленно поднять голову. Александр стоял рядом, прижимал к груди перебинтованную гипсом руку и дрожал, как молодое тонкое деревцо под осенним ветром. Он смотрел сквозь стекло операционной, подавался вперёд и, кажется, был готов броситься на суетящихся вокруг его сестры врачей. Как будто это могло ей помочь. — Амелия! — Александр попытался шагнуть, но вместо этого только покачнулся и едва не упал: загипсованная нога дала о себе знать, а костыль, зажатый подмышкой, обиженно рухнул на пол, будучи забытым своим владельцем. Уилл выскочил перед ним, поддерживая и не давая ворваться в операционную. Александр Куэрво был выше его — ненамного, но все же достаточно, чтобы его взгляд мог смотреть поверх головы Уилла туда, где его сестра вскрывалась уродливыми пузырями ожогов на больничной койке. Александра дрожал: его плечи сотрясались от немых всхлипов, и он попытался снова дёрнуться, но смог только повиснуть на Уильяме — ноги расползлись, и не удержи его Уилл, вторую Александр тоже бы сломал. — Эй-эй, погоди, — сбивчиво пробормотал Уильям, поудобней перехватывая Александра. — Что с моей сестрой? — сиплый голос юноши с трудом слышался в шуме больничного коридора, а крик больше напоминал попытки спастись из холодных вод Атлантики: — Амелия! — С ней все будет хорошо. Специалисты ей помогут. Хотел бы Уилл в это и сам верить. Александр смотрел на операционную пустым взглядом. Его глаза потемнели, мокрые волосы налипли на лоб, и он открывал рот, словно кукла, которую дёргают за ниточки. Он что-то бормотал, но Уилл не слышал этих слов: он видел лишь как шевелятся губы в беззвучном потоке фраз, о смысле которых оставалось только догадываться. Пальцы с силой сжали предплечье Уилла — они дрожали так же, как и остальное тело юноши. — А… — Александр покачнулся, осел у Уильяма в руках, отчаянно цепляясь пальцами здоровой руки за медицинский костюм, и прохрипел: — …мелия. В этот день жизнь решила преподать урок не только Алану Маккензи. Но он хотя бы сам выбрал дисциплину. А за Александра Куэрво все было решено намного раньше.