Влюбленные

      — Мистер Маккензи…       — Можно просто Алан.       — Мистер Маккензи, скажите, гараж номер 352 на углу Запад-Север-авеню и Север-Кингсбери-стрит принадлежит вам?       — М-м-м, насколько я помню, да. Это мой гараж.       — Тогда как вы можете объяснить то, что мы нашли в нем пятьдесят килограммов кокаина?       — Пятьдесят? Не может быть. Там должно было быть семьдесят!       Александр Куэрво понял, что этот день войдёт в список худших дней его жизни, стоило только оповещателю в лифте прозвенеть, нежному голосу женщины сообщить, что он прибыл на двадцать восьмой этаж, а дверям распахнуться, открыв перед собой суетящийся юридический офис. Все предыдущие недели он провёл в больнице, пользуясь предоставленным больничным, цокая костылями по опустевшим коридорам и не отходя от безмятежно спящей сестры.       Говорить себе, что Амелия скоро проснётся, казалось Александру самым очевидным и безболезненным. Пусть даже каждый раз, глядя на неё, он чувствовал, как во рту набегает солёный привкус, горло начинает дрожать, а слова, подбираемые несколько предыдущих часов, беззвучно булькают внутри. Две недели Александр Куэрво провёл в стенах клиники…       …чтобы сегодня узнать, что компания нашла для него нового бесплатного клиента.       Алан Маккензи бесцеремонно развалился на металлическом стуле, разглядывая потолок над собою, и полностью игнорировал перебирающего перед ним документы помощника прокурора. Александр опоздал на допрос на пятнадцать минут — пробки в это время дня были невыносимыми. Впрочем, основной причиной было то, что он и не особо спешил. В офисе Александр несколько раз открывал дело Алана, пробегал взглядом по первым строчкам и откладывал папку. Норма благотворительности действовала Александру Куэрво на нервы, но угрозы начальства и ежедневные нотации родителей, напоминали, зачем он устраивался в эту фирму.       Как минимум, чтобы что-то доказать. Но вот что именно — даже Александр не мог ответить самому себе на этот вопрос.       Когда же Александр появился в дверях небольшой комнатки для допросов, Алан Маккензи лишь на секунду взглянул в его сторону, закатил глаза и продолжил раскачиваться на двух ножках стула. Он даже не сразу откликнулся на обращение помощника. Хотя лучше бы он так и продолжал пялиться в потолок и ужасно исполнять свою роль раскаивающегося подзащитного. Вместо этого Алан попросил закурить и скривился, стоило Александру отказать.       — Мистер Маккензи, я вынужден попросить вас немного помолчать, если вы не хотите признаться в чем-нибудь еще, — рассеянно пробормотал он, перелистывая разрозненные отчёты специалистов.       Стул скрипнул: Алан раздражённо простонал, сложил на груди руки и с силой оттолкнулся от пола. Он идеально балансировал на двух ножках, пускай это и отвлекало Александра. Мелкие строчки плясали перед его глазами, убористый машинный шрифт сливался в заборчик из букв, а термины, упоминаемые в текстах, не говорили Александру ровным счётом ничего. Он впервые почувствовал себя как на экзамене, и криво усмехнулся, вспомнив, что своё показательное дело он с треском проиграл перед вымышленным судьёй и вымышленными присяжными.       Александр замер: начинающий прокурор напротив вскинул голову и воодушевлённо заёрзал на стуле, так же быстро, как и Алекс, принявшись перелистывать листы, пока его палец с победным «Ага!» не впился в какую-то из строчек. Александр спешно отбросил в сторону несколько прошитых шнуром отчётов и прошипел — острый край бумаги, как нож, прорезал его масляную от пота кожу. Едва заметная царапина, доставляющая столько боли.       «Практически, как ты, Эйлин…»       — Да, мистер Маккензи, к слову об этом. Мисс Келли Эбигейл Синклер. Это имя вам о чем-нибудь говорит?       Алан замер. Его стул едва заметно покачивался, но этого было достаточно, чтобы Александр заметил лёгкое движение вперёд-назад, после чего Маккензи с силой подался к столу, с грохотом опускаясь на все четыре ножки. Келли Эбигейл Синклер. На лице Алана не проскользнуло ни одной эмоции при этом имени, и все же Александр видел, как светлые серебристые глаза потемнели, их окантовка стала практически черной, а зрачки то нервно расширялись, то быстро сужались, словно кто-то щелкал перед ними фонариком.       — Хм, нет, господин прокурор. Первый раз его слышу.       Келли Эбигейл Синклер.       Эйлин Келли Маккензи.       Пальцы мелко задрожали, и Алекс поспешил сжать их в кулак, перелистывая документы все еще плохо слушающейся другой рукой. Еще несколько листов, и взгляд Александра уперся в таблицу, идентичную той, что он видел перед собой на бумаге перед клерком. Тот улыбнулся натянуто и отталкивающе.       — Я помощник прокурора. А вам бы стоило немного освежить свою память. — Он коротко кивнул на сцепленные в замок руки Алана. — У вас на пальце кольцо.       — И что? — с искренним удивлением протянул Алан, прокручивая золотистый обруч на безымянном пальце. — Многие люди носят кольца.       — Обручальное кольцо. А вот запись из приходской церкви городка Хелмсдейл и местной ратуши о браке некоего Алана Адриана Маккензи и мисс Келли Эбигейл Синклер, — помощник прокурора развернул лежащий перед ним лист и, подтолкнув его к Алану, ткнул ручкой в первую строчку, — заключённого 28 сентября 1995 года.       Алан молчал несколько долгих мгновений, рассматривая свидетельство о браке с видом опытного антиквара — как если бы документ перед ним был настолько древним, что несомненно требовал к себе внимания профессионалов и экспертных сотрудников музея. Но нет, двадцать семь лет едва ли давали право этой бумажке оказаться среди экспонатов. А вот на столе перед окружным прокурором и его помощниками — да.       Алан Маккензи молчал, а затем, безмятежно улыбнувшись, прикрыл глаза, откинулся на спинку стула и, сложив на груди руки, согласно кивнул:       — Хах, действительно. Запамятовал.       — Бывает, мистер Маккензи. Поэтому я здесь, чтобы напомнить вам о некоторых важных событиях вашей жизни. Вы ведь не против? — Короткий кивок Алана заставил Александра втянуть голову в плечи: до того он был сухой и скупой на эмоции, как кусок двухнедельного багета. — Отлично. Тогда, — следующий листок лёг на стол перед Аланом, — прошу посмотреть вот сюда. И вот сюда. Это копии. Разумеется. Мы сделали запрос в Соединённое Королевство, а Скотланд-Ярд, воодушевившись нашим интересом к вам, мистер Маккензи, с радостью передал все имеющиеся документы. Мисс Синклер… ой, простите, миссис Маккензи скончалась полгода спустя, 24 марта 1996 года, от внезапно развившейся из-за передозировки окситоцина гипонатриемии. Понимаю, вам, скорее всего неприятно об этом вспоминать. Прошло уже столько лет, но… нужно прояснить все детали вашей биографии.       — Вам это доставляет удовольствие?       — Как и вам, мистер Маккензи. Иначе вы бы остановили меня еще в начале.       Помощник прокурора улыбался натянуто-вежливо, как делал всегда, когда пытался расположить к себе собеседника. Алан же медленно дышал, не сводя с мужчины напротив взгляда. Напряжение висело в воздухе, разбивалось об него осколками и опадало на выложенные перед Александром листы бумаги. Находиться рядом с мистером Маккензи оказалось неожиданно неуютно: он поёжился от пробежавшего по коже холода и захлопнул папку. Странное жужжание налипало на плечи, лицо и забиралось в уши, словно черви — Александр спешно замотал головой, отгоняя это наваждение, но ничего не вышло.       А затем все смолкло. Только гудение лампочки под потолком разбавляло эту тишину.       — Может быть, возьмём перерыв? — встрепенулся Александр, подпрыгнув на стуле, но тут же был остановлен жестом Алана.       — Нет, пусть продолжает. Мне действительно интересно, куда он попытается нас привести.       Улыбка на лице помощника прокурора стала еще шире. Он подался вперёд и облокотился о стол, сцепив руки перед собой в замок.       — А мне интересно, мистер Маккензи, то, что после скоропостижной смерти вашей молодой жены неожиданно скончались родители мисс Синклер, ее сестра с семьёй, а так же несколько жителей города, в том числе полицейский. За пять минут до смерти он передал в участок сообщение, — клерк вытащил одну из бумажек и, прищурившись, всмотрелся в записи на ней, — цитирую, «Здесь, кажется, бездомный заблудился. И у него маленький ребёнок. Сейчас разберусь и вернусь».       — Ну и как? — светлая бровь Алана изогнулась, а насмешливый тон жирными ядовитыми каплями опал на стол перед ним. — Чем все в итоге закончилось? Помог он этому бездомному?       — А это, — хмыкнул помощник прокурора, — лучше вы мне расскажите, мистер Маккензи. Это ведь вы были тем бездомным с ребёнком.       Лицо Алана скривилось. За секунду полуобернувшийся на него Алекс успел разглядеть калейдоскоп перемешавшихся эмоций: раздражение, ярость и бессилие, которые за тем сменились показушным равнодушием и надменностью. Его губы стянулись в тонкие полоски, и Алан повернулся к Алексу.       — Что там мне положено по закону?       Александр даже завис на несколько секунд от такого поворота: он даже и не надеялся, что Алан Маккензи будет воспринимать его своим защитником. Особенно после недавних событий.       — Вы, — медленно протянул Алекс, отведя взгляд и нервно постукивая кончиками пальцев по папке перед собой, — можете не отвечать на его вопросы, пока не обсудите все со своим адвокатом.       Алан сразу резко отвернулся: на Алекса пахнуло приторными травами, — и хлопнул ладонью по столу, так что собранные на нем в стопки документы подпрыгнули.       — Я не буду отвечать дальше на ваши вопросы, пока не обговорю все со своим адвокатом.       — Замечательно, — помощник прокурора пожал плечами, скрипнул стулом и, отодвинувшись, поднялся на ноги. — Тогда я вас оставлю. У вас есть двадцать минут. Удачи.       — Подождите. Я хочу себе адвоката.       — Он уже есть у вас, мистер Маккензи, — брови прокурора удивлённо поползли вверх, а выражение его лица нужно было запечатлеть в века на фотографии.       Алан оглянулся на Александра: его лицо при этом снова исказила кисла мина, подбородок поджался, а губы от натуги побледнели. Он выглядел разочарованным. Но скорее от того, что теперь нужно было довериться Александру Куэрво без возможности, выпотрошить прямо тут, на этом самом месте.       — А, точно, — губы Алана разомкнулись с неприятным сухим хлюпаньем. — В таком случае я хочу себе другого адвоката.       — Боюсь, это не возможно. — Помощник прокурора развёл руками и, прежде чем покинуть комнату, бросил через плечо: — Развлекайтесь.       Александр поёжился — понятия развлечений у Алана Маккензи были весьма специфичными, и валяться еще несколько недель в больнице, потому что подзащитному стало скучно, Алекс не хотел. Он покосился на Алана и, схватив все свои вещи, осторожно пересел на место помощника прокурора. Теперь они сидели друг напротив друга, сверлили друг друга взглядами и пытались понять, что же написано на лице оппонента. Даже зарывшись в предоставленную копию дела, Александр чувствовал на себе пронзительный взгляд Алана, которым тот прожигал его макушку. Боковое зрение изредка ловило мерные покачивания Маккензи на стуле, а буквы плясали перед Алексом. Он не понимал ни одной детали дела, как и того, куда клонит следствие. Медицинские страховки, свидетельства о браке, рождении и смерти, и даже несколько похвальных грамот какого-то местечкового театра. Все, что идеально описывало Алана Маккензи, как убийцу.       Сжав пальцами переносицу, Алекс потёр ее и вскинул голову, устало уставившись на Алана.       — Что ж, мистер Маккензи, думаю, нам нужно прояснить несколько дета…       — Ты спал с моей дочерью.       Воздух застрял в горле Алекса комком, несколько раз дёрнулся и вырвался хриплым кашлем.       — Простите, что? — Алекс непонимающим взглядом уставила на Алана, быстро заморгал и нахмурил лоб, отчего на нем пролегли глубокие складки.       — Ты спал с Эйлин. Я ведь прав? — осклабился Маккензи, навалившись на стол и плотоядно рассматривая Александра.       Пальцы задрожали, и их едва удалось взять под контроль, смяв угол одного из листов, оказавшихся в руках Алекса. Алан смотрел на него, не моргая, ухмылялся и тёр заросший мелкой светлой щетиной подбородок. Алан был слишком близко. Он наклонялся вперёд, заставляя Алекса отстраняться, пока спинка стула не впилась в кожу своими металлическими краями. Сделав глубокий вдох, Алекс медленно закрыл глаза, надеясь, что когда распахнёт их снова, Алан будет стоять у другой стены, а его лицо с застывшей гримасой ужаса не окажется в нескольких сантиметрах от его собственного. Как у уродливых ангелов.       — Мистер Маккензи, это не имеет никакого отношения к вашему делу, — медленно выдохнул Алекс, подняв на Алана взгляд. К счастью или сожалению, Маккензи сидел, замерев в одной позе: пальцы сцепленные в замок, насмешливое выражение лица и ссутуленные плечи, на которых повисла тюремная футболка. — Поэтому вынужден попросить оставить ваши шуточки на случай, если вас выпустят. А я начинаю в этом сомневаться.       — А мне кажется, сейчас самое подходящее время поговорить о тебе и… — Алан помедлил, растягивая слова, как раскалённую карамель, и роняя их на кожу Алекса болезненными ожогами, — твоих отношениях с моей дочерью. До этого у нас было слишком много свидетелей. Ты так не считаешь?       — Эм, нет. Мистер Маккензи, прошу, давайте…       Алекс не успел закончить: Алан снова с силой хлопнул ладонью по столу и прошипел:       — Давайте обсудим то, что ты маленький заносчивый ублюдок, считающий, что все должно достаться тебе на золотом блюдечке? Ты ведь именно это хотел предложить? Не стесняйся, Алекс. Я ведь знаю, — он едко улыбнулся, растягивая губы в тонкие обескровленные полоски, — ты влюблён в Эйлин.       Что за бред? Даже воспалённый от алкоголя разум Алекса не смог бы придумать нечто подобное. И заявлять это с самым спокойным выражением лица. Нет, Алекс никогда не был влюблён в Эйлин Маккензи. Эта заносчивая девица его раздражала, заставляла ладони сжиматься в кулаки и выводила из себя одним только присутствием. И Алекс едва ли мог объяснить, почему сердце в груди начинало сильнее биться при виде ее — несомненно от злости; он именно так себя и убеждал, — а штаны становились слишком тесными, так что приходилось стремительно нестись в туалетную комнату.       — Мистер Маккензи, ваша дочь мертва. Не нужно говорить о ней так, словно она войдёт через секунду в эту комнату. — Алекс глубоко вздохнул и на всякий случай оглянулся на дверь, за которой то и дело маячила фигура помощника прокурора. — Итак, я просмотрел материалы вашего дела и…       — Как рука, не болит? — неожиданно снова оборвал его Алан, пожирая взглядом неуклюже перебирающую пальцами левую руку.       — Вы можете не перебивать меня хотя бы пять минут?!       Алекс взорвался. Он подпрыгнул на месте, опрокинув стул, сам не понимая почему. Дышать стало тяжело: воздух забился в лёгкие. Волосы на руках и задней стороне шеи зашевелились, как от маленьких электрических разрядов, а по всему телу разливались странные горячие волны. Алекс никогда не чувствовал себя подобным образом, но почему-то сейчас все вокруг плыло, покрывалось фиолетово-голубоватой дымкой, а лицо Алана искажалось, шло рябью и причудливыми дендрическими узорами. Свет в комнате замигал: сначала медленно, словно прислушиваясь к сердцу Алекса, а затем все быстрее, пока он сам цеплялся пальцами за край стола. Лампы кряхтели, скрипели и трескались от напряжения.       Алекс ойкнул и осел на пол: правая рука скользнула по краю металлического стола, разрезая вспотевшую кожу. Кровь тонкой струёй устремилась по ребру ладони, собралась на краю и, прежде чем опасть на пол, затекла за рукав белой рубашки и темно-синего пиджака.       Теперь на лице Алана читался интерес. Он рассматривал Алекса, как диковинную игрушку в музее, затем цокнул языком и посмотрел на лампы на потолке.       — Как интересно, — Алан прикусил щеку изнутри, осматривая длинные светящиеся трубы-светильники. — Здесь никогда не было скачков напряжения. Такой силы.       — Наверное, подстанция барахлит.       — Да. Наверное.       Алан говорил неуверенно, но Алекс не придал этому значения. Он наспех отёр неглубокую царапину на руке, поморщился и, поднявшись, поспешил к висящей на стене аптечке. Трясущимися пальцами он щёлкнул замком, ощущая затылком презрительно-надменный взгляд Алана на себе, схватил первую попавшуюся бутылочку и, зубами отцепив крышку, плеснул раствора на ладонь.       — Так что насчёт твоих чувств к Эйлин?       Алекс зашипел. Он не знал от чего больше: от вопроса Алана или от боли, пронзившей его руку до сведённых судорогой пальцев от пенящейся в ране крови.       — Мистер Маккензи, — сквозь зубы процедил Алекс, не обернувшись к нему, и вытащил из аптечки эластичную повязку. Какая странная допросная. И зачем только тут повесили аптечку? Алекс никогда не видел их в подобных помещениях, — вам вменяют хранение и сбыт крупной партии наркотических средств. А еще, если я правильно понимаю, полиция Соединённого Королевства планирует обвинить вас в убийстве своего сотрудника, а также вашей жены и всех ее родственников. Я хотел предложить вам вариант экстрадиции в Англию с запретом на въезд в Штаты, но теперь понимаю, что это просто невозможно. Как только вы окажетесь в Лондоне — за вами придут.       — Ох, ты так обо мне беспокоишься. Я польщён. — Алекс не видел, но знал, что Маккензи снова по-лисьи ехидно улыбается. — Не думал, что ты способен испытывать эмоции помимо скуки от бытия богатым наследником и раздражения.       — А я не думаю, что сейчас уместно с вашей стороны говорить подобное.       — Да брось, Алекс. Мы оба прекрасно понимаем, почему ты сейчас передо мной. Здесь. В этой комнате.       Алекс замер. В голове гудело, как если бы кто-то с силой ударил его. Ноги окаменели и приросли к полу: он пытался пошевелиться, но вместо этого мог только слабо дёргать коленями и смотреть, как смешавшаяся с лекарством кровь капает на светлое напольное покрытие. Он хотел бы обернуться на Алана, но смог только сглотнуть и едва ворочающимся языком выдавить:       — Ну, удивите меня.       Ответ последовал не сразу. Привычка Алана медлить начинала раздражать Алекса — ему и без того хватало недомолвок в семье и тайн, от которых хотелось лезть на стену. Сейчас же каждая секунда молчания Алана Маккензи заставляла струны нервов вибрировать. И смазать канифолью смычок было некому.       — Потому что твоя семья не может дать тебе ничего, кроме имени, — наконец выдохнул Алан; его голос прозвучал прямо над ухом у Алекса, и он резко обернулся, но тот продолжал сидеть за столом и только наслаждался замешательством своего адвоката. — И требует взамен слишком многое. Я угадал?       — Нет. Мимо.       Алекс зло разорвал упаковку бинта и несколько раз обмотал ладонь тканью. Взгляд слепо забегал в поисках ножниц, но как оказалось, их в кабинете не было, а потому пришлось докручивать полную пачку, так что рука перестала в какой-то момент сгибаться. К счастью, на этот раз левая рука оказалась свободной, и Алекс, уложив все обратно в аптечку, сел перед Аланом, схватил ручку и начал быстро делать пометки на первом попавшемся листе.       Алан наблюдал за его действиями, как кот, которому выгребают лоток. Разве что не проверял, насколько чисто Алекс вылизывает доверенное ему дело. Но стоило Александру поднять на него взгляд, как тут же отводил свой, словно и не интересует его то, чем занят новоиспечённый адвокат.       — Что? — наконец не выдержав, бросил Алекс, отложив ручку в сторону.       Он быстро зыркнул на настенные часы и к ужасу обнаружил, что от стандартного пятнадцатиминутного перерыва прошло всего семь минут, за которые он успел уже выйти из себя, поранить руку и исчиркать всю копию свидетельства о рождении Эйлин. Слишком непрофессионально, но успокаивающе.       — То есть у Куэрво еще осталась не только гордость, но и немного состояния, чтобы покрыть все долги? Как продвигается бизнес? Слышал, сейчас в моде больше бижутерия, нежели настоящие драгоценности. А район, в котором у вас основные магазины… он ведь сейчас под местным пастором баптисткой церкви. Ну и как, жители бедного черного района охотно покупают ваше золото? — Алан выгнул бровь и качнулся на стуле, сложив на груди руки.       — Не поверите, но да. Мы прекрасно живём. Вот недавно ремонт сделали.       — Ага, заменили качественную древесину пластиком. Дорого-богато, ничего не скажешь.       — Говорит мне человек, живущий в квартире у своего друга.       — По крайней мере у меня есть друзья. А кто приютит тебя, Александр Куэрво, уйди ты из дома из-под тёплого крылышка родителей?       Слова Алана пощёчиной обожгли кожу, и Алекс хотел было открыть рот, но Маккензи, чьё лицо неожиданно возникло совсем близко от его собственного, пресёк это, хмыкнув, презрительно вздёрнув ровный острый нос и упрямо поджав подбородок.       — Что ты вообще знаешь о своей семье, Александр Куэрво? Кем был твой дед? Кем был его отец? Что у вас вообще за семья? Первые переселенцы или недавние иммигранты, въехавшие на волне европейских революций? Ты носишь английское имя, но твоя семья так и не сменила испанскую фамилию. И при этом ты даже двух слов не можешь связать по-испански. Много тебе дала твоя частная школа около Мадрида, если там с тобой никто не говорил кроме как на английском? Ты даже не знаешь, кто ты сам.       Нет, Александр знал, кто он. Он наследник, гордость семьи и старший сын из… двух отпрысков семьи Куэрво. Он знал, чего от него ждут. Знал, что он должен делать. Каждый его поступок был результатом долгих лет воспитания и нравоучений. А каждый проступок — пагубным влиянием общества и внутренних страхов, от которых Александра тщательно прятался, не в силах порой смотреть на собственное отражение. Уродливое и кривое, оно напоминало ему клоуна в цирке, чьего лица было не видно за гримом.       — В принципе, — продолжил Алан, не дав Алексу даже вдохнуть новую порцию воздуха, и взмахнул руками, — я удивлён, что ты вообще смог привлечь к себе внимание Эйлин. Жалкий, вечно ноющий неудачник. Ты все время жалуешься на то, как жизнь к тебе несправедлива. Прячешься в своих машинах и оскорбляешь окружающих только за тем, чтобы не казаться самому себе ничтожным. Самоутверждаешься, да? Тот случай в старшей школе… — Алан на секунду смолк; на его лице отразилось удовольствие от вызванного у Алекса замешательства, а следующие слова раздались уже в голове Александра: — что тебе сделала эта девушка? Ты растоптал ее на глазах у друзей, унизил и довёл так, что она наглоталась таблеток. Жаль, она была красивой. Ты чувствовал от этого удовлетворённость, Александр Куэрво? Осознание, что ты можешь менять жизни других людей принесло тебе облегчение от твоей личной бесполезности? Прыщ на теле общества. Богатенький и глупый. Я бы ни за что не стал встречаться с таким, как ты.       — Откуда… откуда вы знаете про?..       Сухие слова скреблись по горлу. Александр пытался разомкнуть губы и выдавить из себя звуки, но вместо этого закрывал рот и продолжал пялиться на Алана Маккензи. Он улыбался, привычно нахально, самоуверенно, с чувством вседозволенности, пусть он сейчас и был прикован за лодыжку к ножке стола. Он чувствовал себя свободней, чем Алекс, по телу которого с каждым новым словом мистера Маккензи растекалась злость. Александра трясло. В груди что-то вибрировало, дрожало, подкатывало комом воздуха к горлу и затем растекалось по плечам мурашками озноба. Он держался, сжимал в кулак руку и слышал тихий наэлектризованный треск в ушах.       — Ты бы никогда не смог быть с моей дочерью. Ни в этом мире. Ни в каком-либо еще. Ты мнишь себя богом, но на деле — всего лишь кукла в руках родителей. Кукла, которая любит манипулировать другими. Практически как я. Мы с тобой очень похожи, Александр Куэрво. Только у меня есть силы признать, что мне нравится быть таким. — Алан нервно повёл плечами с обезоруживающей улыбкой, и будь Александр Куэрво женщиной, он несомненно купился бы на подобный жест. Но сейчас движения Алана, его голос и даже то, как он дышит, вызывали внутри Александра негодование, страх и… ненависть. — А ты… винишь всех вокруг в том, что вырос маленьким лицемерным ублюдком. Тебе ведь не нравится быть адвокатом. Родители отправили в юридический, чтобы ты принял по наследству фирму. Но там нет людей. Лишь бумажки. Бездушные и пустые. Тебе нравится решать чужие судьбы, нравится главенствовать и ощущать власть. А будучи юристом фирмы ее не так много, да? Настоящей, реальной власти. Ты сейчас стоишь и думаешь о том, что моя судьба сейчас в твоих руках. И только от тебя зависит, выйду ли я или нет. Но ты обломал зубы. О мою дочь. Потому что даже секс у вас был, — он подался вперёд, неожиданно выдохнув слова молочным облаком, как будто они стояли на морозе, — когда она этого захотела.       Пальцы на кровоточащей правой руке свело судорогой: Александр попытался схватиться за запястье, но тут же одёрнул ладонь — кожа ударила ее током. Лампы на потолке снова начали мигать, рвано и судорожно, как будто пытались дожить на полную несколько оставшихся минут своей жизни. Громких хлопок… и кабинет погрузился во тьму. Свет пробивался только через стеклянные мутные оконца дверей, за которыми все еще маячила тень помощника прокурора.       — Прекрасно. — Александр нахмурился, покосившись на потолок. — Теперь у них выбило пробки. Надеюсь, вы довольны. Оттягивали время, как могли.       — Да, — Алан согласно кивнул, — я абсолютно счастлив. Потому что я узнал очень интересную вещь. Которая, впрочем, меня теперь весьма и весьма напрягает.       — И что же это?       — Твоё существование в этом мире, Александр.       Слова звенели в ушах Алекса протяжным надрывным эхом, но он, кажется, не слишком понимал их значение. Он смотрел на лицо Алана, но оно плыло перед ним, расплющивалось, как кусок теста, а затем сжималось. Оно выпирало причудливыми волдырями и тут же всасывало их в себя до морских воронок. Лицо Алана перекатывалось через невидимые подкожные валики, изгибаясь и вытягиваясь, словно кто-то оттягивает от него кусок рукой, а затем перевязывает резинкой. Оно смазывалось и, стоило Алексу моргнуть, снова принимало другую форму. Александр пытался сосредоточиться, но все, что он слышал — шум, сплошной стеной накрывший его. Руки перестали дрожать, язык прилип к небу, а ноги нервно постукивали по полу.       — Знаете, — Алекс перевёл взгляд на бумаги, но боковое зрение все равно ловило волнообразные па лица Алана Маккензи, — была бы у меня возможность отказаться, я бы передал ваше дело другому адвокату. Но никто не хочет с вами связываться после того, как вы уже трех довели до нервного срыва своими шуточками. Я, пожалуй, пойду. Поработаю дома. Увидимся перед предварительным заседанием. Попробую придумать, как вас вытащить хотя бы под залог. И кто вообще согласится его за вас внести.       Он небрежным жестом смахнул все документы по делу в свою папку, а затем, неловко придерживая портфель раненой рукой, запихнул толстую стопку листов внутрь. Алан не сводил с него взгляда: Александр чувствовал на себе эту пристальность. Ему казалось, что маленькие мошки налипают на его кожу, копошатся на ней, жужжат и щекочут своими лапками. Он даже несколько раз дотронулся до своего лба — будто бы невзначай, — но ничего кроме жирных капель пота на нем не обнаружил.       — Что ж, к счастью, — Алан негромко прокашлялся, — домашнее задание у тебя уже есть, Александр Куэрво. Подумать над тем, что досталось тебе от семьи. Например, можешь начать со старого пыльного чердака. Кто знает, что ты там найдёшь. Обычно, люди хранят там очень много хлама.       — Вряд ли я найду там ключ к вашему освобождению, — бесстрастно парировал Алекс, наконец подняв на Алана взгляд: лицо того на этот раз было спокойным, не ходило волнами и не напоминало Александру глупый детский фильм, где у злодея было три дополнительных крючковатых лица. Его даже передёрнуло от этих воспоминаний. — Всего хорошего.       Александр щёлкнул замками портфеля и скрипнул стулом. Из-за приоткрывшейся двери в кабинет подул прохладный воздух, и Алекс, обернувшись, заметил заинтересованную физиономию помощника прокурора, во все глаза разглядывающего их с Аланом. Короткий кивок, и Александр уже оказался в коридоре, расслышав донёсшийся вслед крик Алана Маккензи:       — И захвати в следующий раз сигареты!