Двойное кольцо

— Гарри. Я думаю, пришло время. Ты ведь понимаешь, что тянуть дальше бессмысленно. Поэтому… — Седрик подыскивал слова, чтобы не ранить сердце сильнее, чем уже есть. Гарри всё понимал. Их расставание неизбежно. Но он так хотел растянуть их общение, пусть и без уединения в комнате, хватило бы обычного присутствия с короткими объятьями… До конца мая. А потом бы уехал домой с Северусом, постаравшись забыть. Обо всём. Их связь должна была разрываться медленно, со временем, без боли. А не так, будто Седрик его бросает. — Да, да, — постарался улыбнуться, а глаза бегали, не в силах остановиться на лице парня, — я тебя понял, можешь не говорить дальше. Последние слова, не говоря уж об объятьях или поцелуе, будут пропитаны горечью, отравляя то хорошее, что было. Не нужно. Раз Седрик решил всё так резко и болезненно оборвать, достаточно и услышанного многоточия. — Я больше к тебе не подойду. Удачи с восьмым курсом. Ну и… вообще, — неуверенно махнув рукой, Поттер развернулся чтобы уйти. — Гарри… Голос был пропитан жалостью. Седрик хотел его остановить, и уже протянул руку, но Гарри не дался. Он ушёл быстрее. Не глядя. Не думая. Только чувствовал, как с каждым шагом становится хуже. Внутри что-то переворачивалось, болезненно давило… заставляло вернуться, обнять, попросить остаться ещё немного… — Перед смертью не надышишься, — сам себе ответил Гарри, горько усмехаясь, — ты идиот, Поттер. А знаешь почему? Проходя мимо окна, гриффиндорец приостановился, глядя на своё жалкое отражение. — Потому что ни чёрта не дружба это была. Порвать с человеком безболезненно? Оно было бы возможно при одном случае — ничего к нему не чувствуя. А он, кретин, чувствовал. И понял это слишком поздно. Когда был обречён остаться за бортом. — Всё. Конец. Узнал, какого жить обычному подростку? Вот и вали. Радуйся. У тебя жизнь обычного студента Хогвартса. Как ты того и хотел. По щекам покатились слёзы, и Гарри не хотел их останавливать. Они — его внутреннее отражение. Он лишь швыркнул носом, заморгал чаще, чтобы не мешали видеть, и пошагал дальше. Опять не зная куда. Только бы никто не видел его в таком состоянии. Разбитом, никчёмном. — Куклы не плачут, — вновь заговорил сам с собой, руковом вытирая набежавшие сопли, — они ничего не чувствуют. Им куда проще. Но ты не чёртова кукла. Ты человек, которому нужно чувствовать. Зачем? Куда бы теперь Гарри ни пошёл, всё будет напоминать Седрика. Он был с парнем везде. Каждый уголок, кабинет, коридор, зал… А своего места не было. Куда можно было спрятаться. Только мантия невидимка надёжное укрытие. Сесть бы где-нибудь и накрыться ею словно саваном, под которым никто его не увидит… Маршрут резко изменился. Гарри развернулся и стремительно пошагал к главной лестнице. Ему нужен седьмой этаж. Место, где он мог побыть один — это кабинет прорицания. Он вспомнил! Там они с профессором гадали по звёздам, лёжа на мягких подушках в форме листьев. И сейчас он должен быть пуст. В субботний день. Выходной все ждали. Столько улыбающихся лиц… Чем ближе Гарри был к своей цели, тем больше видел людей. И ни одного, кто находился хотя бы приблизительно в том же состоянии. Как на зло. Жизнерадостность остальных отравляла сильнее. «Конечно», — теперь Гарри заговорил про себя, не желая слышать о своём сумасшествии. Он и без чужого мнения знал, что ненормальный. Урод. — «Тебе всегда выпадало становиться жертвой. Свидетелем. Участником. Обычная жизнь нам никогда не давалась!» Гарри споткнулся о свои мысли, не вписавшись в косяк. Но боль не остудила. Стало только хуже. «Это и есть харизма, доставшаяся от отца?! Притягивает не только людей, но и разного рода неприятности? Спасибо тебе огромное, отец! Забери себе обратно!» Отвратная наследственность. И что делать, если приключения, выпадающие каждый год и приводящие всегда к какой-то катастрофе, будут преследовать до конца дней? Такую жизнь Гарри с удовольствием бы обменял на блеклую и ужасно скучную. В которой всё будет спокойно, предсказуемо, безопасно. В которой будет безопасное место для близких и для любимых. Которые будут любить его в ответ! «Я что, многое прошу?», — обратился к некому свыше, с досады прикусывая губы. Слезы в какой-то момент остановились, а теперь снова засвербило в носу и глаза заслезились. — «Мне не нужны дороги, наполненные приключениями. Хватит и безопасной. По которой можно долго идти по жизни! Ну, дай мне покой!» Если Норны, Мойры, Мерлин, Боги и существовали, они его услышали. И дали то, чего Гарри Поттер так отчаянно попросил. Спуск по лестнице, той самой лестнице, что меняла направление как ей вздумается, та самая лестница, что была опасна для невнимательных студентов, закончился катастрофой. Гарри не удержался. Не уцепился за перила вовремя. Его повело назад. Несколько секунд. Свободное падение. Всепоглощающая боль. И темнота.

***

— … если анализы будут хорошими. — Они будут, Северус. Мальчик идёт на поправку. — Он без сознания четверо суток. — И тем не менее. Не мне вас учить, что без сознания человек способен восстанавливаться. — Северус. Если вспомнить, что случилось с его головой, отсутствие сознания — меньшее из того, что может быть. Больше волнует состояние его памяти. Голоса. Тихие, но приносящие такую боль! С каждой секундой всё больше! — Мкгх!.. — Он очнулся. — Спокойно, мистер Поттер, — взволнованно заговорила мадам Помфри. Её руки бережно коснулись головы мальчика, — не двигайтесь. И даже не пытайтесь говорить. С губ срывались невнятные междометия, непонятные никому в больничном крыле, даже самому пациенту. Свет слепил его глаза сквозь закрытые веки. Тело, будто спавшее до этого, решило добавить к уже имеющемуся ужасному состоянию, больше боли. Но хуже всего — голова. Боль не утихала, нет, она пульсировала, давила, сжимала! Руки тянулись к голове, но их удерживали. Не давали. И внутри что-то тоже сдерживало. Что-то менялось! Что-то… пыталось отгородиться за непонятной картинкой множества клеток с громким шумом, как от большого количества животных. Что это? Зоопарк? Питомник? Да… Точно… Чьё-то мяуканье… Тихое, но слышимое громче всего… Оно звало. В клетке сидел кот. Серая шёрстка, в тёмных серых пятнышках, обрамляла тонкое тельце. Длинный хвост опасливо поджат под лапы. Серые косые глаза устало смотрят куда-то вдаль. — Дурик… Я тебя найду… Жди меня…