***
У Уилла Грэма в жизни было много сожалений; он всё продолжал работать на своего неблагодарного босса Джека Кроуфорда, тот поцелуй и, следовательно, потеря своей ближайшей подруги Аланы Блум и слишком сильное сопереживание Миннесотскому сорокопуту — и это лишь некоторые из них. Тем не менее, пальма первенства достаётся той ночи с Марго Вёрджер, потому что, как недавно имел несчастье обнаружить Уилл, её брат абсолютно сумасшедший. — Последний шанс, Грэм. Где моя дорогая Марго? — Уилл не отвечает, только тихо стонет. — Я понимаю, — разочарованный вздох, а затем люди Мейсона пинают Уилла достаточно сильно, чтобы тот свернулся в позе эмбриона. У Уилла болит всё. Он чувствует сожаление. Столько сожаления. Пульсирующий (и, как он надеется, не сломанный) нос Уилла истекает кровью прямо по белой поверхности пола. Затуманенным зрением он видит дорогие черные туфли прямо перед собой. Тихий скрип и мелькнувшее очертания рук возле его головы заставляют его инстинктивно вздрогнуть. Проходит мгновение тишины, а затем раздается влажный шум. Уилл с растущим беспокойством понимает, что Мейсон только что попробовал его кровь. — Хм, это определенно более пикантно, чем слезы, — медленно размышляет Мейсон, облизывая губы. — Лучше добавить в мой рацион немного человеческой крови, Корделл. — Конечно, — легко соглашается Корделл, приближаясь к Уиллу с явной целью выполнить пожелание. — А-а-а, — Мейсон цокает, останавливая его жестом руки. — Я думаю, пришло время покормить моего любимого питомца, да? Отдай его Ганнибалу. — Ганнибал? — Уилл хрипит. — Кто, черт возьми, такой Ганнибал? Корделл только улыбается. Леденящее, пугающее сжатие губ, больше похожее на оскал. — Я думаю, что вопрос, который ты должен задать, заключается в том, что такое Ганнибал. Уилл кривится, потому что чем бы ни был Ганнибал, Уилл уверен, что это не безобидный щенок. К его носу быстро прижимают влажную ткань, и все мысли покидают разум Уилла.***
Уилл просыпается со вздохом и острой болью во всём теле. Он пытается пошевелиться, но обнаруживает, что его руки связаны за спиной. — Просыпайся, солнышко, — напевает Мейсон и на всякий случай даёт ему ещё одну пощечину. — Тебе это не сойдёт с рук! Джек будет искать меня! — Уилл скалит зубы. — О да, ты ведь его маленький ручной профилировщик, не так ли? — Мейсон унизительно всхлипывает. — Что там говорила Фредди Лаундс? Нужно быть убийцей, чтобы узнать такового. Ты психопат-убийца, Уилл? — Я никого хладнокровно не убивал. Я не заслуживаю этого. — Уилл хмурится. — Хотя это может и быть правдой, ты сделал кое-что очень нехорошее. Моя дорогая сестра, видишь ли, находится под запретом. И ты трахнул её, достаточно сильно, чтобы в ней появился ребёнок. Уилл поднимает подбородок и впервые встречает взгляд Мейсона. — Ты называешь её своей сестрой, но на самом деле не видишь её таковой. Она твоя собственность. Кукла, с которой можно играть. Ты дёргаешь за ниточки и смотришь, как она танцует, но ты слишком много раз ломал её и ты напуган. Нет, не напуган. Не напуган таким жалким существом. Беспокоишься. Беспокоишься, что ты окончательно сломал её, и теперь она непредсказуема. Кто знает, какие глупые решения она может принять, чтобы попытаться сбежать от тебя. На что она могла бы пойти, — Уилл моргает, приходя в себя. — Прости, что сообщаю тебе, Мейсон, но ты не можешь контролировать, с кем Марго встречается и что она делает. Она больше не твоя маленькая марионетка. И она это доказала. — Ух ты! — Мейсон громко хлопает в ладоши. — Какой впечатляющий трюк для вечеринок. Вся эта речь про марионеток, браво! Есть только одна крошечная вещь, которую ты понял неправильно. Я могу контролировать, с кем Марго встречается и будет встречаться, потому что без меня она ничто, — Мейсон преувеличенно дуется. — Марго думает, что я просто веду себя грубо с ней и слишком много контролирую, но на самом деле я на её стороне. Она не знает, что для неё лучше, но я? Я знаю. И когда я найду её и покажу ей это, она поймет. Она всегда понимает. Уилл закатывает глаза. — О да, я уверен, она преисполнена благодарности за то, что её брат — сади… Он не может закончить это предложение, потому что ему в рот запихивают какую-то ткань. Сильная хватка дёргает его за руки назад. Уилл принюхивается, всё более знакомый запах трав и бекона наполняет его нос. Корделл. Мужчина толкает его, а Мейсон скачет вперёд, насвистывая какую-то устрашающе веселую мелодию. Они приближаются к гигантской клетке посреди окружающего леса за владениями Мейсона. Выглядит не слишком привлекательно с толстыми, тяжелыми металлическими прутьями, идущими вертикально по периметру, как в тюрьме. Проволочное ограждение должно быть недостаточно прочным, чтобы удержать то, что здесь живет. Прутья высокие и изгибаются внутрь, образуя крышу. Глаза Уилла закрыты, когда Мейсон вводит пароль в небольшое пристроенное к клетке здание. Он кивает Корделлу, и Уилла тащат в короткий коридор, пока Мейсон ждёт снаружи. Сзади раздается стук и скрежет металла. Есть ещё одна дверь, и Корделл тоже открывает её, закрывая Уиллу обзор. Узлы на запястьях Уилла рвутся, и прежде чем он успевает среагировать, он падает. Уилл тяжело приземляется на землю, настолько дезориентированный, что полностью пропускает звук закрывающейся двери. Уилл поспешно выплевывает импровизированный кляп изо рта и приседает, защищаясь. Найди выход. Уилл пытается открыть дверь, но она заперта и явно не открывается изнутри. Стоило попробовать. Он оборачивается, пытаясь сориентироваться. Здесь много деревьев с толстыми стволами и зелеными пышными листьями. Земля мягкая и покрыта кустами, травой и покрытыми мхом камнями. Уилл смотрит вверх, где видит шквал движения, сопровождаемый размытием цветов — это чириканье. Сердце Уилла быстро стучит в груди. Корпус огромный. Ганнибал, должно быть, огромный зверь, раз ему нужна такая большая среда обитания. Кем может быть Ганнибал? Медведь гризли? Волк? Что-то блестящее привлекает внимание Уилла. Он щурится на соседнее дерево, пристально смотрит на маленькую дырочку в стволе и — стоп, это что, камера? Уилл почти задыхается от недоверия. Мейсон действительно снимает это? Уилл чувствует себя участником какого-то извращенного реалити-шоу. А на следующей неделе в «Выживаем у Верджеров» участник — специальный агент Уилл Грэм, — будет вынужден победить лесное существо голыми руками. Уилл издевательски думает своим лучшим дикторским голосом. Сможет ли он это сделать? Нет, конечно, нет. Рядом раздается шорох, и он напрягается. Это мог быть Ганнибал, но, зная Мейсона, это может быть и другой человек, оказавшийся в такой же ситуации. Уиллу сейчас действительно не помешала бы помощь другого человека. Он следует в общем направлении шума, хватаясь за ближайшую ветку в качестве хоть какого-то оружия, так как люди Мейсона забрали его пистолет. В конце концов Уилл натыкается на оленя, вернее, его останки. Живот был вспорот, длинные толстые раны прорезали уязвимую плоть так, что внутренности могли вывалиться наружу. Большая часть его внутренних органов уже съедена. Уилл знает об этом, потому что за деревьями скрывается небольшой след из потрохов. Шея, чёрт — Уилл смотрит на маленькие клочки меха и изуродованную укусами жилистую плоть, едва соединяющую голову с телом. Если бы Уилл ежедневно не видел изувеченные тела, он бы, наверное, выблевал собственные кишки. К счастью, это кажется цветочками по сравнению с тем, что он обычно видит в полевых условиях. Конечно, обычно, серийные убийцы давно ушли с места преступления, когда Уилл погружается в происходящее. Он полагает, что из-за этого смерть оленя выглядит немного более пугающей. Веточка ломается, и Уилл резко оборачивается. Ладно, ладно, это чертовски пугающе. Уилл пытается выровнять дыхание и сохранять спокойствие. Чем он рациональнее, тем больше шансов, что он останется в живых. Он слышит звук царапания и снова оборачивается, замечая, что дерево справа от него чудесным образом покрыто свежими следами от когтей. Все спокойствие тут же улетучивается, и мысли Уилла мгновенно ускоряются. Что вообще происходит? Он не может умереть вот так! Умереть из-за секса с женщиной, потому что не знал о её садистских родственничках. Уилл внезапно думает о своем отце в это довольно неудобное время. Помнит, как он строго предупреждал его, уперев руки в бока, чтобы он был осторожен и использовал защиту так неловко, как это часто делают родители. Ещё раз, почему он не послушал его? Марго сказала, что она принимала противозачаточные, верно? Трудно вспомнить. Воспоминания о той ночи были туманными, словно сон. Туманность могла быть из-за алкоголя, согревавшего его вены, или из-за того, что он так сильно пытался представить себе Алану на её месте… Уилл даёт себе подзатыльник. Оставайся здесь. Оставайся здесь. Не теряйся в своей голове. Оставайся здесь. Снова царапанье. На этот раз ближе к нему. Уилл сжимает зубы и медленно пятится назад, плавными движениями, чтобы не спугнуть возможно агрессивного преследователя. Он продолжает двигаться назад, пока не достигает прутьев ограждения и не прижимается к стенам. Вдох-выдох. Вдох… Еще один шорох, и Уилл понимает, что время пришло. Он думает о своём сыне. Бедный малыш. Он никогда не узнает, что случилось с его отцом. Он подумает, что он бросил его, как это сделала с Уиллом мама. Постоянно будет задаваться вопросом, была ли это его вина. Что если бы он был более нормальным ребенком, она бы осталась. Если… Уилл даже не осознает, что высказывает свои опасения вслух, пока не приходит ответ из самого нежелательного источника. — Не волнуйся, Вилли. Я обязательно покажу малышу Вёрджеру это маленькое видео с его папой, когда он подрастёт, — Мейсон делает паузу. — Конечно, если он выживет. Во время беременности так много всего может пойти не так. Так много потенциальных осложнений. Уиллу становится плохо от этих слов. Он разворачивается и смотрит наружу, щурясь в поисках Мейсона. Его нигде не видно. Это означает… Уилла разинул рот, потому что Мейсон, конечно же, установит акустическую систему в свою маленькую клетку ужасов, чтобы он мог издеваться над своими жертвами. Этот извращенный садистский ублюдок. Уилл чувствует, как его гнев и страх достигают точки кипения. — Я как-нибудь выберусь отсюда, — обещает Уилл стальным голосом. — И когда я это сделаю, будет расплата. Мейсон издает ужасный приступ громкого и отвратительного смеха. Уилл выкрикивает проклятия и тут же замирает от ощущения теплого дыхания на затылке. Он зажмуривает глаза, потому что, если его вот-вот разорвут на части, он не хочет видеть, что именно это сделает. Его уши напрягаются, и вдруг он замечает, что в лесу вокруг него наступила мертвенная тишина. Единственный звук — это легкий вдох и выдох чего-то, что едва не прижимается к его спине. Уилл может сказать, что существо большое, куда больше его по росту и весу. Он кажется твердым и мускулистым, хотя эмпат не чувствует щекотки шерсти. Тогда не медведь и не волк. Это не имеет значения. Какая разница, что это за животное, если результат всё тот же? Уилл вздрагивает от звука фырканья и замирает. Он сбит с толку, поскольку минуты идут, а ничего не происходит. Медленно Уилл оборачивается и смотрит прямо в бездушные глаза монстра. Он не думает, просто издает испуганный вопль. Существо построено как человек, хотя в нем нет жира, оно всё состоит из мышц и костей. Его глаза молочно-белого цвета, а на лысой голове возвышается устрашающие рога. Его человеческие ноги плавно переходят в копыта. «Ебена мать. — Уилл думает. Что это такое?» Существо поднимает руку; длинную руку с когтями, которые выглядят в тысячу раз острее любого ножа, который Уилл когда-либо видел. Тогда перед глазами Уилла проносится множество жизней. Как ни странно, ни одна из них не является его собственным. Это жизни жертв серийных убийц, которых он анализировал. Все их собственные ужасные смерти. Все люди, которых он не смог спасти. Эбигейл с перерезанным горлом, мужчина с головой, полной пчел, виолончель из человека. Уилл видит их всех перед собой, ожидая своего ужасного конца. Уилл стонет, потому что это несправедливо. Несправедливо, что даже во время его смерти его голова заполнена другими людьми. Давление когтя на его губы приземляет его с небес на землю. Существо делает то же самое со своим ртом. Тише. Кажется, говорит оно. Тише, иначе я тебя заставлю. Уилл задается вопросом, сколько крови, должно быть, испачкало саму траву, на которой он стоит, потому что люди не могли следовать этой простой инструкции. Черт возьми, Уилл не будет одним из них. Он тяжело сглатывает и понимающе кивает. Существо ходит вокруг него, блуждая глазами по нему. Оно тычет когтистыми конечностями в руки и ноги Уилла, а также в его впалый живот. Пока существо отвлекается, Уилл тратит время на поиск потенциальных путей эвакуации. Он пытается игнорировать нос, тыкающийся ему в шею. Однако существо, должно быть, унюхивает обильное количество пота под рубашкой, потому что оно отшатывается. Уилл хихикает. На этот раз он рад, что не особо заботится о себе. Должно быть, он не очень вкусная еда, когда он полуголодный, потный и от него пахнет страхом. Существо, Ганнибал, колеблется, прежде чем оглянуться на своего оленя, а затем на новый источник пищи. Похоже (и справедливо) он решает, что животное — гораздо лучший вариант, чем дерганый, полуголодный человек, и бежит в том направлении. Уилл громко вздыхает с облегчением и падает на решетку своей тюрьмы. Теперь ему осталось пережить ночь. Остаётся надеяться, что завтра Джек заметит, что что-то не так, и предупредит власти. Возможно, Джек даже хоть раз зайдет так далеко, что действительно раскроет преступление в одиночку.***
Завтра проходит и уходит, и Уилл на самом деле не так уж и удивлен. У Джека есть почти сверхъестественная способность всегда его подводить. Проходит ещё один день, и ещё, и Уилл понимает, что только он может сохранить себя живым и в некоторой степени здравомыслящим. Ничего нового в этом нет. Следующие несколько дней Уилл хранит гробовое молчание и избегает Ганнибала в рамках своего плана выживания. Как он избегает Ганнибала? Что ж, у него есть удивительно простой метод. Всякий раз, когда он видит искалеченную тушу животного, он идёт как можно дальше в противоположном направлении. Это очень эффективно. Есть только одна проблема, которую Уилл не предусмотрел с пунктом о молчании. Его кошмары. Что-то, что он не может контролировать. Иногда по ночам он так громко кричит во сне, что сам просыпается. Обычно Уилл просыпается при виде белых глаз и тонкого от неудовольствия рта. Он старается вообще не спать, но со временем сон всегда берёт над ним верх. В конце концов доходит до того, что Уилл никогда не уверен, проснется ли он снова, когда закроет глаза ночью. Каждый день этой несчастной жизни — чудо, поэтому Уилл старается извлечь из него максимум пользы. Он проводит большую часть своего времени, изучая окружающую его флору, похожую на белолепестковые кровавые корни (поверьте ему, ирония названия не ускользает от него). Ему особенно нравится небольшой ручей, протекающий через один из углов клетки. В нем обитает рыба. Это не похоже на озеро возле его дома, но это лучше, чем ничего, поэтому Уилл ловит острой палкой несколько серебристых рыбок. Он ест свою добычу. Этого недостаточно, чтобы насытить его, но это помогает несколько облегчить голод. Уилл также оставляет Ганнибалу несколько рыб в качестве мирного предложения. Иногда он также кладет рядом с ними цветок или два, если в ту ночь он был особенно громким. Он надеется, что его жертвоприношения рыбы ясно передают его послание: «Эй, смотри, я не совсем бесполезен. Пожалуйста, не ешь меня». Или «мне жаль, что я плохо сплю и громко говорю. Пожалуйста, прими эту рыбу в качестве жалкого извинения». Также помогает то, что Уилл начал кататься в грязи, любой ценой избегая воды и купания и в целом делая как можно больше упражнений. Запаха, который он испускает, достаточно, чтобы даже у него свело желудок. Он может только представить, как ужасно приходится хищнику с таким отточенным обонянием, как Ганнибал. Но, эй, чем менее он аппетитен, тем лучше. Оба метода, похоже, работают, потому что прошла почти неделя, а он совершенно невредим. Либо так, либо Ганнибал просто играет со своей едой? О, отлично, теперь Уилл снова забеспокоился.***
Уилл приходит в сознание после особенно жестокого кошмара. Он потирает лицо, пытаясь рассеять запах смерти и крови, который, кажется, преследовал его и в бодрствующей жизни. Он подпрыгивает, когда рубашка оставляет мокрый след на его лице, и с тревогой замечает, что кровь — настоящая кровь — пропитала ткань. Уилл стонет и закрывает глаза. Это конец. Ганнибал, должно быть, устал от его криков во сне и решил убить его раз и навсегда. По крайней мере, Уилл не чувствует боли. Слава Богу хотя бы за небольшие милости. Уилл медленно открывает глаза и тут же издает довольно мужественный визг. Рядом с ним труп. Труп, к которому Уилл даже не осознавая этого, прижимался. Уилл не знает, кто это. Даже если это был кто-то знакомый ему, он сомневается, что сможет опознать тело, учитывая, что у него отгрызено лицо, а конечности искривлены и сломаны. Тело расположено странно, прижато к земле на коленях. Их ладони подняты к низкому разветвленному дереву с двумя отдельными ветвями, растущими в противоположных направлениях. На коре кровью нарисован странный символ и цветы. Множество цветов усыпало волосы человека, покрывая его странно согнутые ноги и искалеченные руки. Уилл с растущим страхом понимает, что искаженный человек — это он, а дерево — Ганнибал. Существо приняло предложение Уилла. Мало того, Ганнибал неверно истолковал его послание: «Пожалуйста, не ешь меня. Я полезен и даю тебе еду», а вместо этого посчитал, что жертва Уилла — это акт поклонения, что-то вроде, «Приветствую тебя, о всемогущее существо, украшающее этот лес. Я всего лишь скромный поклонник, желающий твоего внимания. Пожалуйста, одари меня им». Уилл не знает, смеяться ему или плакать над тем, как сложилась его жизнь. Вместо этого он сглатывает, когда ему в голову приходит довольно тревожная мысль. Означает ли это, что Ганнибал хочет, чтобы он съел подношение так же, как он ест рыбу, которую оставляет Уилл? Нет. Ни в коем случае, черт возьми. Уилл не просил об этом. Он этого точно не хочет. Уилл немедленно покидает поляну, чтобы привести в порядок свою психику. Он никогда раньше не был так расстроен из-за трупа, но, опять же, он никогда не спал рядом с трупом. Похоже, он каждый день узнает о себе что-то новое. Уилл чувствует Ганнибала ещё до того, как видит его. Темное давление за спиной, кружащееся вокруг него и поглощающее. Он изо всех сил старается не сочувствовать этому существу, потому что все, что чувствует Уилл, — это глубокий, неконтролируемый голод, от которого у него внутри возникает тошнота. Ганнибал указывает в направлении своего дара. Уилл качает головой, показывая, что нет, ему не нравится изуродованное тело, оставленное ему. Ганнибал снова указывает пальцем, на этот раз от неудовольствия дёргая ртом. — Нет! — Уилл хмурится. Лицо Ганнибала ничего не выражает, и Уилл понимает, что он, вероятно, не понимает ни английского, ни любого другого человеческого языка. Оно вероятно — он вероятно — Уилл поправляет себя, потому что теперь, когда он близко, не в темноте и сам Уилл находится в более рациональном состоянии ума, он может ясно видеть, что существо перед ним полностью и беззастенчиво обнажено. Глаза Уилла бегают, опускаясь вниз — и при этом явно мужского пола. Наступает тишина: Уилл чувствует себя очень неловко, а Ганнибал выглядит удивленным. Эмпат тяжело вздыхает и задается вопросом, сможет ли он научить Ганнибала понимать, когда он злится или ему некомфортно, только по тону и выражению лица. Конечно, было бы полезно передать Ганнибалу, что он чувствует. Он может хотя бы попробовать. Уилл издает неодобрительный звук, указывая в сторону дара. Ганнибал колеблется, кажется, почувствовав, что он недоволен. Он жестом предлагает Уиллу следовать за ним, и Уилл неохотно делает это. Когда он снова достигает поляны, он отводит взгляд от человеческого трупа. После некоторого перетаскивания и перестановки существо фыркает. Глаза Уилла устремляются на Ганнибала, и он указывает на новую сцену перед ними. Ветви небольшого дерева, изображающего Ганнибала, каким-то образом были согнуты к земле, и человек развернулся настолько, что оказался прислоненным к другому дереву. Ганнибал кажется чрезвычайно напряженным, когда показывает новый смысл этой картины. Уилл качает головой и мычит. Ганнибал хмурится. Уилл показывает на тело, изображает, как он ест и его рвет. Он подчеркивает это уверенным покачиванием головы и еще одним расстроенным звуком. О, Ганнибал, кажется, понимает и резко улыбается. Уилл знает, даже несмотря на языковой барьер, что это значит. Тогда мне больше достанется. И, возможно, об Уилле что-то говорит тот факт, что всё, что он чувствует, — это сильное облегчение, но, учитывая альтернативу, что Ганнибал предпочел бы съесть его, Уилл думает, что его чувствам пока не требуются психиатрическая помощь.***
Уилл решает поработать над своим общением с хищником. Это кажется хорошей идеей, учитывая, что они будут соседями по комнате (или лучше сказать «соседи по клетке»?) в обозримом и необозримом будущем. Кроме того, Уилл думает, что если он сможет каким-то образом поговорить с Ганнибалом, это может помочь предотвратить появление окровавленных, изуродованных трупов рядом с ним снова. — Уилл, — он жестом указывает на себя. — Ганнибал, — говорит он, указывая на существо. Он делает это несколько раз. Через некоторое время к ним присоединяется Ганнибал. — Уу…ии…л, — с трудом выговаривает Ганнибал, по-видимому, большую половину своей жизни привыкший общаться рычанием и на своем родном языке. — Га-га… нн… Уилл терпелив. Он стучит себя в грудь и медленно и осторожно повторяет: — Уилл. Затем он наклоняет голову в сторону существа. — Ган-ни-бал. — Ган-ни-ба. Ган-ни-бах. Ган-ни-бал. — Ганнибал медленно, но верно, кажется, освоился. Затем Уилл ложится на траву и сжимает ее в руках. Он вырывает несколько травинок и говорит: — Трава. Нет ответа. — Давай, Ганнибал, — говорит Уилл ободряющим тоном, непреднамеренно переходя на то, что Алана называет его «собачьим голосом». — Ты можешь это сделать. Скажи «трава». Ничего. Единственным признаком того, что Ганнибал услышал Уилла, является неудовлетворенное выражение его лица. Уилл пытается не унывать и выходит за пределы травы. — А как насчет грязи? — она немного скопилась между пальцами. — Скажи «грязь». Всё ещё ничего. Уилл зажимает пальцами грязную ткань рубашки. — Одежда. Ты можешь сделать это для меня? Скажи «одежда». Ганнибал моргает, глядя на него. Уилл разочарованно вздыхает и плюхается обратно, чувствуя, что ситуация безнадежна. Пара минут проходит в полной тишине, которую прерывает неуверенное «Уилл?» Уилл шатается от шока, услышав глубокий рокочущий звук своего имени. Когтистый палец тянется на запад. Уилл знает, что значит запад. Это то, о чем он решительно не хочет думать или приближаться. — Уилл, — это уже сказано с любопытной интонацией. — Что? — Уилл огрызается. — Уилл, — и вдруг на его запястьях появляются когти. — Ух, ладно! — Уилл соглашается следовать за Ганнибалом только потому, что боится, что если он этого не сделает, то Ганнибал потащит его против его воли за запястье, и тогда наверняка что-нибудь да сломается. Уилл прикрывает нос свободной рукой, когда достигает поляны, потому что прошло три дня с тех пор, как он нашёл труп, и с тех пор он начал разлагаться. Уилл с ужасом отмечает, что нижняя половина человека теперь полностью отсутствует. Ну, по крайней мере, меньше вони. Рядом лежит груда полированных костей ног. Очаровательно. Ганнибал срывает комок травы, покрытый засохшей кровью, и поднимает его с любопытным выражением лица. — Кровь, — просто заявляет Уилл. — К… кр… — Ганнибал очаровательно замолкает. Уилл старается не находить это милым, потому что это наверняка сведёт его с ума. — Кровь, — ясно произносит Уилл. — Кровь. Кровь. Крооовь. Ганнибал, кажется, обрадовался новому слову. Затем он слизывает засохшую кровь с травы, но не раньше, чем вежливо предлагает немного Уиллу. Уилл отшатывается так быстро, что чуть не падает. — Нет, спасибо! Ганнибал поднимает обесцвеченную блестящую бедренную кость. На поверхности имеются небольшие следы укусов. Такое ощущение, будто её использовали как игрушку для жевания. Уиллу вспоминаются его собаки, и он чувствует укол тоски по дому. Ему интересно, кто (если кто-нибудь вообще это делает) присматривает за ними. Уилл качает головой, чтобы прояснить ее, и отвечает: — Кость. — Коо… кос… — Ганнибал раздраженно фыркает, а Уилл пытается не улыбаться. — У тебя всё так хорошо получается. Не сдавайся сейчас, — хвалит его Уилл, пытаясь (но безуспешно) не думать о том, что он никогда не сможет сделать это со своим сыном. Он, конечно, имеет в виду обучение речи. Не объяснение человеческого тела с использованием настоящего мертвого тела в качестве реквизита. — Кость. — Кооость. Затем Ганнибал указывает на весь труп. Уилл немного колеблется. — Человек. — Челв…? — Человек, — говорит Уилл, указывая на труп, а затем медленно на себя. — Человек. Ганнибал имитирует закрытые глаза и отшатывание назад. Он с грохотом падает на землю и некоторое время булькает, прежде чем затихнуть. Проходит пара секунд, прежде чем он снова встает и выжидающе поднимает бровь в сторону Уилла. Уилл ненадолго подумывает научить его слову «убить» или «убийство», но мысленный образ Ганнибала, возвышающегося над будущей жертвой, повторяющего ужасающую ритуальную мантру «убить, убить, убить», заставляет его быстро изменить свое мнение. — Мертвый. — Мертвый, — повторяет Ганнибал, и это слово с жёсткой окончательностью крутится на его языке. Уилл пытается подавить дрожь. «Ладно», — думает про себя Уилл. Пока всё хорошо. Время для следующего шага. — Мертвый человек — это плохо, — объясняет он уже выученные слова. Ганнибал в недоумении наклоняет голову. Уилл указывает на тело. — Нет, — он не знает, как объяснить это слово Ганнибалу, но не думает, что ему это действительно нужно. Он использовал это слово достаточно, чтобы Ганнибал знал, что оно имеет негативный оттенок и что Уилл использует его только тогда, когда расстроен. Ганнибал с шипением скалит зубы и защищает свою добычу. Ладно, ладно. Уилл быстро меняет тему, указывая на щебечущего воробья: — Птица. Ганнибал смотрит на Уилла скучающими глазами. Уилл снова жестикулирует. — Птица. Ганнибал издает серию звуков, подозрительно напоминающих прощание. Затем он разворачивается и уходит. — Ганнибал! Эй, Ганнибал! Вернись сюда! Мы ещё не закончили! Уилл смотрит на удаляющуюся спину своего товарища по клетке. — Упрямая задница, — ворчит он, пиная ближайший камень. — Хочет выучить только те слова, которые ему нравятся.***
На следующий день Мейсон приходит к нему в гости. Он смотрит на Уилла сквозь решетку клетки с открытым ртом и широко раскрытыми глазами, не веря в то, что он всё ещё жив. Мейсон выбирает довольно неловкое время, поскольку Уилл находится в середине купания у ручья. Уилл старается не чувствовать себя неловко, потому что какая разница, будет ли Мейсон смотреть, как он моется лично, или наблюдать за ним через его жуткую камеру? Кроме того, это приносит удовлетворение. Уилл знает, что Мейсону это очень неприятно. Это показывает ему, что Уилл больше не окутывает себя неприятными запахами, потому что боится, что его съедят, и что, по ассоциации, он больше не чувствует угрозы со стороны Ганнибала или него самого. Конечно, всё это неправда. Недавно к Уиллу пришло осознание того, что Ганнибал съест человека, независимо от того, пахнет ли он потом или разложением. Это означает, что есть другая причина, по которой Уилл сейчас жив. Та, которую ему болезненно любопытно узнать самому. — Привет, Мейсон, — довольно любезно говорит Уилл. Вода блестит на его голой коже в солнечном свете. — Наслаждаешься представлением? Мейсон хмурится. — Нет, не наслаждаюсь. Никакого представления нет, если только ты не считаешь, что ваши с Ганнибалом детсадовские уроки — это развлечение. — Должно быть, это так тяжело, — говорит Уилл с насмешливым сочувствием, — Испытывать неудобства из-за того, что твой домашний монстр не кусается, когда ты ему говоришь. — Я не… — Я слышал твой шёпот через аудиосистему вчера вечером. Не уверен, что это сработает на существе, которое едва владеет английским языком. Мейсон прищуривается и угрожающе тычет пальцем в решетку клетки. — Послушай сюда, Грэм. Если ты думаешь, что ты в безопасности только потому, что находишься внутри клетки, то ты глубоко ошибаешься. — Клетка? — Уилл оглядывается по сторонам в притворном недоумении. — А я то думал, что в походе в лесу. Чувак, это меняет всё. Мейсон кривит губу и пытается схватить Уилла через решетку. — Запомни мои слова, Уилл. Я… Слева раздается рычание. И Мейсон, и Уилл поворачиваются на шум. Появился Ганнибал и пристально посмотрел на Мейсона. Он издает гортанное рычание, угрожающе обнажая острые зубы. Мейсон мудро убирает руку. — Плохой мальчик, — ругает Мейсон существо. Из груди Ганнибала исходит глубокий грохот, становящийся всё громче и громче, пока не превратится в угрожающий рев. Мейсон медленно отступает, когда существо приближается. Ганнибал останавливается рядом с Уиллом, небрежно оглядывая его. А на внутренней стороне запястья Уилла красная царапина. Голова существа поворачивается к Мейсону, и он прищуривает свои белые глаза. Затем Ганнибал подносит когтистую руку к горлу и проводит по нему. То, чему он определенно научился не у Уилла. — Нет, Ганнибал. Плохой мальчик, — Мейсон тянется к стоящей рядом с ним деревянной палке и тычет ею в сторону Ганнибала. Это могло бы сработать, чтобы напугать животное меньшего размера, но Ганнибал это лишь кривит губы от раздражения. Уилл не может сдержать смех, увидев совершенно измученное выражение лица Ганнибала. — Это ещё не конец! — Мейсон сплевывает и бросается на выход. — Наверное, будет лучше, если в следующий раз, когда ты захочешь немного поговорить, ты сделаешь это через аудиосистему, — кричит ему вслед Уилл. Ганнибал указывает правой рукой в сторону отступающего человека. Уилл без колебаний удовлетворит его просьбу. — Мейсон. Мэй-сон. — Мэй-сон. — повторяет Ганнибал, с остекленевшими глазами. У Уилла есть скрытое подозрение, что он мысленно запоминает это имя. Уилл радостно подводит Ганнибала ближе и указывает на ближайшую камеру. Он поворачивает голову и тело Ганнибала в нужном направлении. — Мэй-сон, — повторяет Уилл, и Ганнибал следует его примеру. После этого Уиллу даже не придется просить его скалить зубы. Уилл надеется, что Мейсон сможет увидеть каждый острый зуб во рту Ганнибала, сидя в его, конечно, слишком дорогом офисном кресле. Той ночью Ганнибал спит рядом с ним, свернувшись клубком, как сторожевая собака, на случай, если Мейсон соизволит вернуться. Уилл засыпает ошеломляюще быстро и просыпается, чувствуя себя куда более отдохнувшим, более сытым и в целом более здоровым, чем когда-либо. Если не обращать внимания на почти постоянные боли в спине, потому что сон на земле, конечно, вреден для осанки. Действительно странно, как много всего изменилось по сравнению с его первыми днями здесь. Он больше не лишен сна, не напуган до безумия и даже отдаленно не голоден. По иронии судьбы, Уилл считает, что он физически и психически здоровее, чем когда-либо в течение долгого времени. Ему интересно, что бы на это сказал Джек.***
Уилл проводит всё больше времени с Ганнибалом, потому что быть запертым в гигантской клетке вообще-то довольно скучно. У него нет ни книг, ни снастей для нормальной рыбалки, ни собак, чтобы скоротать время. Только рыба в ручье и кровожадный монстр, пожирающий людей, в качестве компании. Если когда-то Уилл бунтовал при мысли о том, чтобы сидеть бок о бок с Ганнибалом, то теперь он обнаруживает, что ему это даже нравится. — Так ты здесь совсем один? — спрашивает однажды Уилл. Он думает, что прав. Конечно, если бы здесь жили такие существа, как Ганнибал, Уилл бы уже их увидел. Ганнибал смотрит на него пустым взглядом. — Один человек. — Уилл указывает на себя, затем на Ганнибала и поднимает палец, затем второй, третий и так далее. Они практиковали основы математики и английского языка, поэтому он почти уверен, что Ганнибал понимает суть того, что он говорит. Существо медленно кивает и поднимает единственный коготь. Затем он колеблется и поворачивается к земле, поднимая правую руку и рисуя острым кончиком землю. Есть два рогатых существа, одно значительно меньше другого. Они выглядят счастливыми. Ганнибал указывает на самого высокого. — Ганнибал, — рычит он, а затем с любовью ласкает рисунок меньшего. Он говорит что-то странное на своём языке, имя, как может догадаться Уилл. Затем существо рисует еще одну картину, на которой шестеро фигур; люди. Уилл может это определить по двум ногам, рукам и отсутствию рогов. У них в руках странные устройства. На следующей картинке Ганнибала и другое существо насильно разъединяют. Ганнибал откидывается назад и поднимает два когтистых пальца в заключительном объяснении. Затем он медленно опускает второй. — Ох, — тихо говорит Уилл. Существо поджимает губы и отводит взгляд. Уилл узнает горе, когда видит его. Он также знает, насколько нездоровым может быть подавление эмоций. — Эй, всё в порядке, — Уилл подходит ближе и неловко похлопывает Ганнибала по спине. Он думает об Эбигейл. Девушка, которую он не смог спасти. Он думает о ночах, когда выпивает стакан за стаканом виски в безуспешных попытках забыть. Голос Уилла смягчается. — Тебе позволено горевать. Просто выпусти всё это наружу. Ганнибал становится более напряженным, и Уилл может сказать, что он отстраняется, потому что Ганнибалу сравнительно легко проявить открытую агрессию и враждебность. По сути, вторая натура, если быть откровенным, более мягкие эмоции кажутся намертво запертыми. Уилл это понимает. В дикой природе открытая уязвимость и слабость — это, по сути, гигантская мишень, говорящая, «эй, я легкая добыча», но они не в дикой природе. Пришло время Ганнибалу это понять. Прежде чем Уилл это осознает, он нежно берёт Ганнибала за когти левой руки. Он поднимает один острый палец, а затем второй. Ганнибал моргает. Уилл указывает на себя, а затем на Ганнибала. — Д-два, — говорит он, и слова выходят неуклюжими и заикающимися, потому что, черт возьми, Уилл никогда не был хорош в таких эмоциональных вещах. — Ты больше не один, Ганнибал. Уилл не может встретиться взглядом с Ганнибалом. Он чувствует, как взгляд существа просверливает дыры в его голове. Боже, это так неудобно. Ему следовало просто держать рот на замке. Нужно было… Мускулистая рука обнимает Уилла за плечи и притягивает его ближе. Рот Уилла разинут, как у рыбы, когда Ганнибал утыкается лицом в изгиб его шеи и делает свое странное обнюхивание. Дыхание Ганнибала становится немного более яростным и прерывистым. Уилл обнаруживает, что проводит рукой по позвоночнику существа, прежде чем осознает это. Он винит в своих действиях их общую травму, полученную в результате похищения и заключения в клетку. Своего рода связь жертв, если хотите. Так и должно быть. Уилл отказывается думать об этом как о чем-то ещё.***
Проходит неделя, и оправдания Уилла кажутся слабыми даже ему. Возможно, если бы он хотя бы раз повёл себя хорошо, тогда он мог бы верить, что всё ещё в здравом уме. Возможно, если бы он не ловил себя на том, что постоянно думает о Ганнибале, желая сохранить для него немного рыбы и ожидая, пока существо вернется с ночной охоты на животных и чёртовых людей перед сном, он всё ещё мог бы верить… Уилл качает головой и некоторое время ходит по клетке и обдумывает, что делать. Он поклялся в своей вечной дружбе с монстром, пожирающим людей, и не может забрать слова обратно, не рискуя собственной жизнью. На самом деле, Уилл считает, что их отношения становятся уж слишком близкими. Буквально прошлой ночью Уиллу приснился странный сон: Ганнибал наклонился над ним и запихнул что-то ему в рот. Было страшно. Будто Ганнибал наполнял его убийствами и смертью, почти развращая его. Уилл пытается выразить сожаление по поводу того, что позволил вещам зайти так далеко, но это трудно, потому что всё, о чем он может думать, это то, что кости плеч Ганнибала кажутся намного более хрупкими, когда они гремят и трясутся под его рукой. Судя по всему, у Ганнибала нет таких проблем из-за такого радикального изменения в их отношениях. По крайней мере, Уилл на это надеется, что все эти прикосновения и сбор цветов, грибов и мертвых птиц предназначены для этого. Это намного лучше альтернативы. Уилл перешёл черту, и Ганнибал планирует приготовить человеческое рагу. Оказывается, Ганнибал создает ещё одно подношение. К счастью, здесь гораздо меньше мертвых людей. Он полон ярких цветов и разноцветных перьев. Это счастье. Пока существо ведет его через картину, Уилл понимает, что всего по два. Два коричневых гриба, два синих перышка, две ромашки. Всё искусно выстроено в некий круговой узор. Сердце Уилла болит от этого. Как долго Ганнибал был здесь один, прежде чем появился Уилл? Все эти годы, проведенные в плену, не к кому было обратиться и поговорить. Не с кем поделиться своими картинами убийств и напугать их. Не у кого учиться и некого учить. Уилл чувствует его холодную боль в сердце. Темнота и жуткая тишина — всё, что он может видеть и слышать. Время от времени вспыхивающий в глазах ужас, и бегущие ноги, потому что все всегда бежит. Ничто никогда не остается. До Уилла. Одиночество утихает, тоскливые дни уходят, потому что он здесь. Странное «человеческое» животное. Уилл. Уилл не осознает, что его глаза слезятся, пока по его щеке не скатится единственная слеза. Он сопит в рваный рукав и от досады прячет лицо. Он криминальный профайлер, который видел страшные, ужасные вещи. Он человек, у которого были психотические срывы, и он ни разу не позволил себе зарыдать. Он схватился за швы своей личности, используя лишь силу воли, чтобы удержаться, оставаясь единым целым. И это? Именно этот акт дружбы в конце концов заставляет его терять самообладание? Немного эмпатии по отношению к убийственному существу, которому одиноко. Ганнибал, кажется, не обращает внимания на его моральную дилемму. Уилл даже не уверен, что Ганнибал знает, что на самом деле означают человеческие слезы. Ганнибал жестикулирует вокруг них с прямой спиной и блеском в глазах. Как будто он чувствует, как много значит этот подарок для Уилла, и он ведёт себя как павлин. Уилл сочувствует, используя всю свою энергию, чтобы сосредоточиться на чем угодно, кроме голода и сокрушающего кости одиночества. «Я счастлив. Я счастлив, потому что я больше не одинок», и блять, — думает про себя Уилл. — Разве это не действует в обе стороны? Теперь Уилл ничего не может с этим поделать. Падает ещё одна слеза, такая же тихая, как и первая, и он поспешно опускает лицо. Ганнибал подходит ближе и вплетает в волосы два цветка. Он хмурится, когда Уилл издает ещё один сбивчивый звук. Уилл знает, чего он хочет. Он улыбается Ганнибалу; большой, шаткой и мокрой улыбкой. Он улыбается, хотя ему и не хочется этого, потому что это то, что сейчас нужно Ганнибалу. Ганнибал имитирует улыбку; она меньше и более сдержана. На самом деле, это всего лишь небольшой изгиб его тонких губ, но для Уилла это значит больше, чем самая красивая, захватывающая дух улыбка, потому что он знает, что она настоящая. Уилл до костей чувствует, насколько она настоящая.***
Уилл вырывается из своего сна о приятном теплом душе от странного звука царапанья. Его глаза распахиваются, и он тупо смотрит на Ганнибала. В горле у него першение и боль, как это часто случается, когда он долго спит и хочет пить. Похоже, существо вырезает какие-то символы на коре ближайшего дерева. Уилл может разглядеть только самый большой из них. Похоже, это полукруг с буквой «x» прямо над ним. — Ганнибал?! Что, блять? — Уилл, — это произносится тихо, Ганнибал указывает на траву и на мгновение закрывает глаза. Уилл следует инструкциям и снова засыпает.***
Мейсон бросает степлер в голову Корделла. Мужчина умело уклоняется, уже давно привыкший к вспышкам гнева Мейсона. — Почему он его ещё не съел? Чего Ганнибал ждёт? — Мейсон ворчит. — Он просто играет с ним. — Он делал это раньше, но это никогда не занимало так много времени! — Мейсон жалуется. — Не волнуйтесь, — Корделл осторожно приближается к Мейсону, используя легкий и успокаивающий голос. — Ганнибалу свойственно есть людей. Рано или поздно он убьет Уилла, просто подождите. — Прошло почти четыре месяца, Корделл. Я хочу увидеть, как Уилл кричит. — Мейсон вскакивает со стула. Тот падает на пол с громким грохотом. Мейсон игнорирует это и быстро ходит туда-сюда в раздражении. Корделл бросается поправлять мебель Мэйсона. — Тогда мы просто затравим Ганнибала. Прекратим присылать больше людей и животных. В конце концов у него закончится еда, и Уилл будет его единственным выходом, кроме голодной смерти. — Я не хочу, чтобы он умер от голода! — Мейсон хандрит. — Он мой любимый питомец! — Он не будет голодать. Он не пожертвует своей жизнью ради красивого мяса. — Подожди минутку. Что это над головой Уилла? — Мейсон щурится в свою систему камер. — Приблизь! Я хочу увидеть! Корделл бросается к клавиатуре Мейсона, быстро регулирует угол и повышает четкость. Мейсон нетерпеливо отталкивает его, когда он закончил, и наклоняется, чтобы посмотреть. — Метка? — Несколько меток, — Корделл делает паузу, размышляя. — Похоже, это какие-то странные символы. Мейсон щёлкает пальцами и выжидающе протягивает руку. — Принеси мне мою книгу о вендиго. Корделл бросается в сторону книжной полки и торопливо просматривает корешки. — Быстрее! Ты слишком долго возишься! — Мейсон нетерпеливо огрызается. — Я хочу увидеть, что это значит, и я хочу увидеть это сейчас! Корделл быстро хватает черную потрепанную книгу и бросается к Мейсону. — Вот. — Ну, чего ты ждешь? Найди это! Корделл ловко пролистывает страницы до раздела «Знаки вендиго». — Хм, о нет. Это нехорошо. — Что? Пожалуйста, скажи, что это сокращение для выражения будущая закуска. — Большой знак в центре дерева — притяжательное местоимение. Примерно переведено на английский язык как «мой». — Мой? — громко повторяет Мейсон, нетерпеливо хватая книгу и быстро просматривая страницу. — Что это должно означать? — Вы знаете, что вендиго — довольно территориальные существа. Обычно они метят свою территорию, еду и… — Да, да, да, — раздраженно перебивает Мейсон. — Да, я всё об этом знаю. Я провел исследование перед покупкой Ганнибала. Честно говоря, Корделл, я не идиот. Нельзя просто купить вендиго, не зная сначала основ. Ганнибал ничего не отметил за те десять лет, что он у меня был. Ты его знаешь, он всегда ведёт себя очень хорошо ради своей клетки и еды. Он не осмелился бы поставить своё имя на чем-то. Если бы он не был таким страшным существом, я бы приказал его усыпить давным-давно. Итак, если дело не в его клетке или еде, о чем же тогда? Мейсон глубоко вздыхает и снова читает. На этот раз медленно и более глубоко. — Теперь посмотрим, — пауза. — О да. Символ обладания. Вендиго может использовать это, чтобы установить права на территорию для других представителей своего вида. Символ также можно найти возле источника еды; обычно наполовину съеденные остатки оставляются для последующего употребления. Знаки владения также оставлялись видами над жилищами потенциальных партнеров во время ухаживания. Явный знак для других, что они запрещены. Иногда это происходит без ведома или разрешения тех, кого они выбрали для ухаживания. — настроение Мейсона значительно улучшается, когда он понимает, что в будущем может быть причастен к какому-то странному секс-шоу между человеком и вендиго. Он задается вопросом, за сколько он мог бы продать отснятый материал. — Знак владения может также означать дружбу или семью, поскольку он гарантирует безопасность всех, кто проживает на территории. Над ними воцаряется тяжёлая тишина. Мейсон моргает, пытаясь во всем разобраться. — Ганнибал хочет его трахнуть, съесть или поиграть в лучших друзей? — Не имею представления, — Корделл колеблется. — А как насчет других символов? Те, что поменьше, разбросаны по близлежащим деревьям. — Их даже нет в книге. Я уже проверил. Мы должны помнить, что о вендиго мало что известно. Мейсон раздражённо рычит, чувствуя, что Ганнибал снова играет с ним, и сам Мейсон явно проигрывает. Ничто не стоит того, чтобы быть побежденным низшим существом. Ничто. — Уберите Уилла оттуда! Если Ганнибал не собирается его убивать, то я сделаю это сам. Своими руками, если понадобится. — Я не думаю, что это хорошая идея. — Просто делай то, что тебе говорят! — Мейсон огрызается. — Эм, Мейсон… — Что?! — раздражение Мейсона достигло опасного, явно убийственного уровня. Его руки уже чешутся по направлению к ближайшему предмету на столе. — Аудиосистема включена. Мейсон опускает голову и тяжело вздыхает: — Ты виноват в этом сам, Корделл. Затем он бросает ножницы в ногу Корделла. Повар легко отпрыгивает в сторону, и они пролетают мимо него. Он выбегает из комнаты, когда вслед за его довольно мягкой головой летит пресс-папье.***
Уилл сворачивается калачиком и тяжело вздыхает, переваривая новую информацию. Ганнибал — существо, называемое вендиго. Судя по всему, вендиго едят людей. Да, видимо неважно, человек это или зверь, кажется, что все странным образом очарованы им. Джеку нужен его разум, Ганнибалу нужна его компания, а Мейсону нужна его кровь для какого-нибудь коктейля. Может быть, проще было бы просто сдаться? Пусть Мейсон заберёт его и наконец положит конец всей этой игре. Ведь живым он отсюда точно не уйдёт. Зачем же оттягивать неизбежное? Может быть ещё хуже, он, как Уилл уже узнал, мог заморить Ганнибала голодом и заставить его убить Уилла. Насколько это было бы эмоционально разрушительно, если Ганнибал считает Уилла частью семьи. Он слышит шорох и поворачивается в ту сторону. — О, привет, Ганнибал, — устало здоровается Уилл. — Уилл, — вендиго хмурится и показывает на своё лицо. — Нет, я в порядке. Мне совсем не грустно, — и поскольку Уилл чувствует себя сегодня особенно щедрым, он поглаживает место рядом с собой. Ганнибал мгновенно садится настолько близко, что они соприкасаются плечом к плечу. Вендиго указывает на небо, на его губах явно виден вопрос. — Мейсон, — подсказывает Уилл. — Мэй-сон. Уилл криво улыбается. — Ты действительно хорош в этом. — Убить. Уилл вздрагивает и поворачивается, чтобы посмотреть на вендиго. — Убить? — Ганнибал повторяет снова, с любопытством приподнимая бровь. Уилл закрывает глаза, обдумывая, что ему сказать. Уилл очень сомневался, что Ганнибал сможет остановить то, что планирует сделать Мейсон. Вероятно, у него были транквилизаторы, пистолеты и миллион других предохранительных механизмов, запирающих клетку. Худшее, что может случиться — это то, что Ганнибалу придется сражаться изо всех сил только для того, чтобы потерпеть неудачу и наблюдать, как Уилла утаскивают прочь, пока он пинается и кричит. Уилл не мог сделать это с ним. Не после истории о маленьком вендиго, который, как начинает подозревать Уилл, явно был другом или членом семьи Ганнибала. Уилл произносит слово «убить» легким, счастливым голосом. На видеозаписи он, должно быть, выглядит полным психом, но не имеет значения, что думают другие люди. Важно то, что у Ганнибала слово «убить» будет ассоциироваться с чем-то приятным. Он хочет, чтобы вендиго поверил, что, когда Уилла заберут, он отправится не в какое-то ужасное место, а что он будет очень счастлив и в безопасности. — Хорошо? — спрашивает Ганнибал. — Очень хорошо, — мягко соглашается Уилл. Решетка дверного проёма странная и далекая. Звук нескольких пар ног, шуршащих по зарослям, заставляет мышцы Ганнибала напрягаться, готовясь к бою. Рычание вырывается из оскаленных зубов, и Уилл шикает на него. Когда четверо мужчин наконец прибывают, они одеты в странную броню. Они угрожающе поднимают пистолеты с транквилизаторами. Уилл отмечает, что на поясе у них есть оружие, которое выглядит немного более разрушительным. Прежнее рычание Ганнибала становится громче и враждебнее, когда он сгибается. — Всё в порядке, — успокаивает его Уилл. — Убить Уилла? — Да. Мужчины в замешательстве переглядываются друг с другом, когда Ганнибал вздыхает с облегчением, очевидно, они ожидали драки или гневного возмездия. — Чего, блять? — тихо бормочет один из охранников. — Разве босс не сказал, что он ему нравится? — Ганнибал не знает, что означает слово «убить», — резко возражает Уилл, — И я бы хотел, чтобы так и осталось. — Тупое животное, — насмехается другой мужчина, и Уиллу хочется ударить его за это. Вместо этого Уилл делает шаг к людям Вёрджера, подняв руки перед собой в жесте капитуляции. Его руки грубо связаны, и его жёстко тянут за собой. Ганнибал делает шаг к нему, и один из мужчин поднимает пистолет. — Стой, — строго приказывает он, — Или я стреляю. — Уилл? — Ганнибал, всё в порядке. Всё в порядке. — Уилл улыбается ему, и у него от этого болит челюсть. — Всё хорошо. Видишь? Они движутся к выходу, а Ганнибал тайно и незаметно следует за группой. Люди Вёрджера не знают, что за ними следят, но Уилл чувствует присутствие Ганнибала, словно палящие лучи солнца. Они стучат в первую дверь; два быстрых стука и два медленных. Её открывает мужчина изнутри, и Уилла просовывают сквозь неё. Приспешники Вёрджера, слишком дерзкие и высокомерные, на этот раз не удосужились отвернуть Уилла от панели с паролями. Скорее всего, думают, что один человек, который должен быть истощенным и слабым от отсутствия правильного питания, не сможет сравниться с пятью высококвалифицированными и сильными охранниками. Это первая из многих ошибок. Уилла грубо вытаскивают через последнюю дверь, и он впервые за несколько месяцев делает вдох свободы. На языке у него какой-то пресный привкус. Охранник поворачивается к нему. — Умный ход, Грэм. Мейсон ненавидит, когда мы причиняем боль его питомцу. Уилл открывает рот в знак протеста, потому что Ганнибал не чертов питомец, ясно? но его слова теряются, когда резкое движение заставляет его пошатнуться. Он с грохотом падает на край клетки. Уилл пытается сморгнуть туман в глазах и поднимает руку к своему пульсирующему лицу. Как только приходит понимание, он наносит ответный удар, потому что он, блять, не сдастся без боя. Уилла тащат и бьют по уху, одновременно удерживая несколькими парами рук. В ушах у него звенит, поэтому он ничего не слышит, но видит, как Ганнибал прорывается сквозь кусты. Вендиго царапает решетку когтями, белые глаза угрожающе сузились. Мужчины ликующе ржут, стоя вне досягаемости Ганнибала. — Посмотрите на беднягу Ганнибала, застрявшего в клетке и неспособного выбраться. Они снова ударили Уилла, прямо на глазах у Ганнибала. Уилл ничего не слышит, но по открытому рту Ганнибала знает, что тот кричит. — Ой, мы сделали что-то плохое? — вооруженный охранник хихикает. Ганнибал разворачивается и с нечеловеческой скоростью бросается вглубь леса. — Ну, это даже разочаровывает. Хотя, он, конечно, движется довольно быстро. Появляется черное пятно, и вдруг что-то бьется о прутья с такой силой, что они вибрируют. — Ч-что только что произошло?! Еще одно размытие и шум. На этот раз на металлических стержнях образовалась небольшая вмятина. — Ганнибал, нет! — Уилл отчаянно умоляет, поднимаясь на ноги, но это бесполезно. Стук. Треск. Вмятина всё больше выступает наружу под странным углом. — Что, черт возьми, оно делает?! — Я думаю, оно пытается прорваться сквозь решетку. — Разбившись головой о стену? Это самоубийство! — негласный лидер людей Вёрджера открывает огонь, но Ганнибал движется так быстро, а решетки расположены слишком близко друг к другу, чтобы он мог чётко прицелиться. У него быстро заканчиваются боеприпасы, и каждый раз он промахивается. Уилл кусает губу, наблюдая, как тело Ганнибала принимает на себя основную тяжесть ударов, когда он бросается на решетку клетки. Должно быть, это было мучительно больно, и это не имело почти никакого значения. Что делает Ганнибал? Обычно он не был таким разрушительным. Не без причины, уж точно. Мужчины, слишком напуганные, чтобы ясно мыслить, истощают все свои боеприпасы, прежде чем осознают, что на самом деле усилия Ганнибала почти никак не окупились. — Ребята, ребята! Хватит. Смотрите. Мы в порядке. Он не может выбраться. Мейсон спроектировал эту клетку слишком хорошо, — вроде как лидер останавливает остальных. — Он просто немного суетится, вот и всё. Коллективный вздох облегчения проносится через группу, и они с нервным смехом бросают на пол пустое оружие. Ганнибал падает на колени и наклоняет голову, слегка задыхаясь от напряжения. Он пугающе улыбается им, прежде чем произнести три странных слова на своём языке. Позже Уилл узнает, что это примерно переводится как «адаптируйся, развивайся, становись». Уилл падает на землю и кричит. Он корчится в агонии, к большому шоку людей Вёрджера. Его голова раскалывается, но вместо крови высовывается что-то другое. Что-то твёрдое и блестящее. Уилл на инстинктивном уровне знает, что это рога. Его рога. Его кожа, по-видимому, твердеет и меняет цвет. Он наблюдает, как по рукам распространяется чернильная тьма, чувствует пустоту в животе и голод, который становится гораздо более сильным и болезненным, когда он испытывает его сам. Его живот сводит судорогой от нарастающей потребности атаковать, рвать, поглощать. Внезапно люди Вёрджера перестали быть такими сильными. Беззащитные со своим пустым оружием, мясистые и вкусные от еды Корделла, они внезапно становятся лучшей закуской, которую Уилл когда-либо видел. Он облизывает губы. Уилл так быстро нападает на ближайшего мужчину, что даже он сам чувствует себя слегка дезориентированным. Да уж, превосходные рефлексы. Уилл наклоняет голову и впивается зубами в шею, вгрызаясь в мягкую плоть. Кровь хлынула ему в рот и, черт возьми, всегда ли она такая вкусная? Неужели Уилл в течение многих лет был окружен самым великолепным сладким напитком, который он когда-либо пробовал, и не знал об этом? Наверное, к лучшему. Если бы он знал, ничто не помешало бы ему вылизать места преступлений Джека, даже сам Джек. Однако кровь это ещё не всё. Она просто разжигает огонь внутри, поэтому Уилл швыряет борющегося мужчину на пол и впивается когтями ему в живот, где находится что-то очень хорошее. Что-то очень вкусное. Все эти сырые, мягкие органы. Это изысканно, но ему нужно больше. Гораздо больше. Остальные люди Вёрджера бросились к поместью. Едва они успевают отойти на пару метров, как Уилл тянет их на землю и поглощает их внутренности. Ганнибал неодобрительно рычит из клетки. Уилл понимает, что у него не было ни одного свежего человека уже неделю или две, и Уилл полагает, что невежливо не предложить часть своей добычи, когда он — причина, по которой Ганнибал вообще голоден. Уилл делает паузу и подумывает о том, чтобы оставить Ганнибала голодать. Не то чтобы он этого не заслуживает. Ганнибал угрожающе прищуривается, словно читая его мысли. Уилл ворчит и неохотно берёт один из своих трофеев, чтобы протянуть кусочки через решетку. Сердце пошло первым, и Ганнибал внимательно посмотрел на Уилла, прежде чем принять его. Уилл хмурится, потому что это было ненамеренно, честное слово. Это просто первое, что он схватил. Во всяком случае, это была вина его подсознания, так что… ладно, это не поможет доказать его точку зрения. — Ты осел… ты знаешь, — говорит Уилл, но английский выходит ломаным, и его горло неприятно сжимается. Он сглатывает и пробует снова. — У меня должен был быть выбор, — кашляет он, — Выбор. Я не выбирал эту… жизнь. Уиллу снова приходится сделать паузу, и вместо этого из его горла вырывается рычание. Звук действует так, как его слова не способны. Взгляд Ганнибала устремляется на него, и его лицо становится умоляющим. — Два, — Ганнибал говорит твердо. — Только так. — Нет, — Уилл останавливается, присаживаясь и прижимая когти к коленям. Говорить в форме вендиго было отвратительно. Его горло явно не предназначено для такого рода общения. Уиллу действительно следовало отдать должное Ганнибалу за ту легкость, с которой он с ним разговаривал. — Не только так. Ганнибал поджимает губы и с сомнением смотрит на Уилла. Уилл вздыхает, потому что знает, что Ганнибал прав. Находясь рядом с людьми в течение нескольких минут, Уилл сошёл с ума от жажды крови. Он не может себе представить, как мучительно для Ганнибала было держать Уилла так близко, постоянно вдыхая сладкий аромат его плоти и не имея возможности укусить. Сами зубы, должно быть, болели. Самообладание Ганнибала явно безупречно. В любом случае, во всем этом виноват Уилл, обещавший Вендиго дружбу на всю жизнь. Это всё ещё не значит, что Уилл не расстроен из-за всей этой ситуации. Ганнибал издает довольный звук и кивает в сторону павших людей. Уилл опускает голову и хмурится. У меня не было выбора, и ты это знаешь. Ганнибал наклоняет голову к двери загона, и Уилл снова подумывает о том, чтобы сбежать без него. В груди старшего Вендиго предостерегающе урчит, а его низкий тембр заставляет Уилла чувствовать мурашки на коже. Уилл воспроизводит в своём воображении как люди Мэйсона входят туда при нём (идиоты), и вот он, уже введя все пароли проходит через первую дверь и с шипением открывает вторую. Ганнибал медленно, почти неторопливо движется к нему. Каждый шаг заставляет сердце Уилла колотиться, потому что теперь всё по-другому. Он может физически почувствовать изменение в их динамике. Когда Ганнибал оказывается достаточно близко, чтобы прикоснуться к нему, он тянется вперёд и прижимает коготь к впалой щеке Уилла. Уилл не знает, почему прикосновение так помогает сосредоточиться. Он сейчас почти ничего не понимает. Он винит свои инстинкты вендиго и думает, что, возможно, он подчиняется тому вендиго, который, как он знает, старше и мудрее. — Убить Уилла плохо, — медленно говорит Ганнибал, сжимая пальцы в едва скрываемом гневе. Уилл отрывисто кивает. Однако он чувствует, что Ганнибал понимает, почему он это сделал, и что Ганнибал рассматривает это как акт защиты, а не предательство. Уилл рад, потому что он действительно не хочет оказаться наколотым на эти гигантские рога. — Мейсон? — голос Ганнибала твёрдый. — Убить Уилла? Уилл делает паузу и думает, какого чёрта он вообще спрашивает. — Да. — Убить Мейсона? Уилл не может сдержать ликования в своем голосе, когда произносит: — Сделать его мёртвым. Ганнибал широко улыбается, его острые зубы выглядывают из-под губ. Уилл возвращает улыбку и указывает на особняк Вёрджеров. Вперёд. Ганнибал же строго указывает на то место, где находится Уилл. Оставайся здесь. Уилл не соглашается и вместо этого решает последовать за ним. Ему нужно знать, нашел ли Мейсон всё-таки Марго, и если да, то дал ли он ей оставить их ребенка.***
Вскоре они покидают поместье Вёрджер, покрытые с головы до ног запекшейся кровью. Марго нигде не было, и это дает Уиллу небольшую надежду. Возможно, она и ребенок всё-таки пережили Мейсона. Возможно, именно поэтому Мейсон так хотел отомстить Уиллу. Уилл поворачивается к Ганнибалу и думает, что это довольно тревожно, что вид забрызганной кровью кожи его нисколько не беспокоит. На самом деле, это имеет почти противоположный эффект. Уиллу это кажется привлекательным. Это показывает, насколько превосходят людей в силе он и Ганнибал. Что никакое количество людей, вооруженных или нет, больше никогда не сможет их схватить. В этом он также винит новые инстинкты вендиго. Они достигают опушки леса, и Ганнибал протягивает ему когтистую руку в знак приглашения. Начало новой жизни. Уилл колеблется. Он всё ещё мог отказаться. Послать нахер Вендиго, который не имел права принимать решения, которые он принимал в отношении… вида Уилла? Но что ещё мог сделать Уилл? Не понимая ничего о природе вендиго, кроме того факта, что они едят людей и всегда голодны, он обязательно окажется мертвым или попадет в плен в скором времени. Если бы Уилл всё ещё был человеком, он, возможно, смог бы вернуться к своей работе, своим собакам и своему маленькому уединенному домику. Возможно, он мог бы найти Марго, и они могли бы вместе воспитать ребенка, будучи просто друзьями. Но он теперь вовсе не человек. Ганнибал позаботился об этом. Уилл берет предложенную конечность, его глаза обращены к Ганнибалу, и он перестает дышать. Теперь, когда Уилл сам стал вендиго и знаком с захватывающим голодом, он может видеть Ганнибала куда яснее. Он может пропустить боль от голода и тоску по общению и увидеть больше. Замысел Ганнибала складывается прямо на глазах Уилла. Все те мелочи, которые делал Ганнибал, внезапно обрели гораздо больше смысла. Сны о том, как Ганнибал кладет что-то в рот (скорее всего, человеческую плоть, если Уилл об этом подумает), странные символы, вырезанные на деревьях, человеческое жертвоприношение, низкий тембр Ганнибала, когда он повторял эти три слова, картина из трупа, которая, видимо, была не знаком дружбы, а романтическим признанием? Короче говоря, превращение человека в вендиго не было быстрым процессом. Это был долгий ритуал, который Ганнибал тщательно и тайно проводил в течение нескольких месяцев. Уилл чувствует, как из его горла вырывается истерический смех. Всё это время он думал, что учит Ганнибала тому, как быть более чутким и человечным, хотя на самом деле Ганнибал только подыгрывал, чтобы замаскировать свои истинные намерения. Превратить Уилла в вендиго. Это было настолько манипулятивно и обманчиво, что Уиллу кажется, что он должен поздравить Ганнибала с хорошо сыгранной игрой. Он обманул их всех, включая Мейсона, и добился своей цели. Добился Уилла. Теперь они будут всегда вдвоём, делая то, что обычно делают вендиго, когда не заняты тем, что вырывает людям кишки.