спасай меня

      Кристина с утра уже в ноутбук уткнувшись, сидит, сайты каких-то больниц листает. Чувствует взгляд на себе и поворачивается резко, там Лиза стоит.       — Что читаешь? — тихо спрашивает Лиза, на стол облокотившись.       — Информацию о клиниках. Неврологички странные. Пишут про мозгоправов, но я так и не поняла, кто и что это. Да и вообще мутная тема, но если тебе надо будет, организуем, — говорит Кристина, указывая на сайт клиники.       — Психологи — это тьма, они просто мне мозги промоют и в психушку закинут, где овощем буду.       — Ну надо же что-то делать, как-то лечить твоих тараканов в голове. Смотри, вот какая-то Любовь Рознберхг, — говорит Кристина пробегаясь, ещё раз по прочитанному, пока только фамилии в попытках выговорить.       — Читать разучилась? Любовь Розенберг. Я от одной её фамилии уже о белых мягких стенах думаю.       — Ну ты же рядом стоишь, я вообще дар речи теряю, — говорит Захарова, голову на Лизу прикладывая.       — Кристин, — отвечает Лиза, слегка в сторону двигаясь тем самым девушку отталкивая.       — Лиз, ну а как ты хочешь? Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Галлюцинации вот эти твои, перепады настроения, крики по ночам, не нормально всё это, — уже почти срываясь, говорит Крис.       — Откуда тебе знать, что нормально, а что нет?! Знаешь, что ненормально, Крис? Трахаться с родным братом и молчать об этом всю свою жизнь, — кричит Лиза.       Белый шум в ушах и пелена перед глазами. Сейчас Кристина понимает, что этот ледник наконец-то разбил её корабль. Боль и обида сейчас разрывали на тысячи маленьких частиц. Она со стула подрывается и в коридор выходит, куртку накидывая, а после с квартиры на улицу выбегая.       — Кристина! — кричит Лиза, в подъезд вылетая.       — Девушки, можно как-то потише, ну люди спят, — бормочет Григорий Аркадьевич, лежащий на своем же месте.       — Извините, Григорий Аркадьевич.       — Одна вышла, кричит, вторая кричит, — причитает мужчина, прижимаясь к холодной батарее. Она давно уже не греет, но он всё ещё лежит рядом с ней.       — Захарова кричала?       — Лишь нецензурная брань с ей уст сорвалась.       — Понятно, — сказала Лиза и в квартиру зашла, громко дверью хлопнув.       Андрющенко в зал заходит и на диван садится, в волосы пальцами зарываясь и выдыхая шумно. Жалеет о сказанном, сама не контролирует, что говорит. Пытается жалеть себя, забывая о человеке рядом, который терпит, её как когда-то терпела она другого человека. Боится стать его отражением и замечает, что уже любимую девушку на эмоциональные качели посадили. Ебучее горячо, холодно которое Лиза устроила, сама не понимая.       Возле окна мелькает тёмный силуэт, и Андрющенко лишь тихое "нет" шепчет. Глаза закрывает и на диван откидывается.       — Ну пожалуйста, — скулит Лиза, лицо руками закрывая.       — Вспоминай меня, Лизонька, — бьёт в ушах знакомый голос.       Девушка уши пытается закрыть и глаза, но тактильные галлюцинации никто не отменял. Чужие прикосновения ощущаются по всему телу, именно сейчас ей не хватает Крис. Она правда любила её и правда была готова вырвать своё сердце из груди и отдать ей. Но почему-то сейчас, последнее время она сама отдалилась от неё. Боялась сделать больно, а сделала ещё хуже. Эта вина сжирает изнутри вместе с чувством тревоги.       ***       Кристина по району бежит так быстро, что кажется ноги горят. По мосту пробегает, мысли прочь отгоняет. Старается волю слезам не давать, но на самом деле всё, что копилось не один месяц, сейчас выйдет в глобальной истерике. По лестнице старой, разваливающейся бежит, спотыкается и пролеты пропускает. На крышу выходит, камни пинает и кричит громко.       Стекло с уже засохшей кровью поднимает и по рукам вдоль рассекает. Руки в порезах уже онемели. Она скучала по маме, сейчас хочется просто тепла. Но мама уже пол года с ней не общается, она плачет ещё громче. И уже кажется, что она никогда не ощущала любви, здоровой любви. Отец любил её как сына, мать любила как какой-то собственно придуманный идеал которым Крис никогда не являлась, брат любил как секс игрушку, а Лиза? А Лиза, видимо, пытается забыть старые чувства, пытается вылечить свои душевные раны ею. Не зная, что свои порезы она вытирает чужой окровавленной салфеткой.       Захарова на холодный бетон падает и уже бессильно скулит просто. Несчастное тело бедняжки сейчас лежало в гордом одиночестве, утопая в омуте собственных страданий, которые снова поглощали её. Она устала терпеть, устала молчать, устала от жизни. Близкие её не поймут, наверное, потому что их нет.       Но ведь Кристине придётся понять, что если и будет так, то она больше не увидит красивых видов, больше не увидит яркий огней, не увидит любимую Лизу, не увидит маму и больше никогда не взглянет на этот вид со старого заброшенного морга на кладбище. Это место, личный храм Кристины Захаровой, который видел все её страдания и ни разу счастья.       Заплаканные красные глаза глядят на кресты чёрные, трясущиеся ноги стоят на краю. И сейчас Кристину держит только пару стареньких кирпичей. Возможно, сейчас это и будет её конец, очередной конец. Ведь это далеко не первая попытка, но кровоточащие руки, наверное, придают какой-то уверенности...