Пиф-паф, Такер

Разумеется. Разумеется, Крэйг просыпается со звуком будильника. Эти трели въелись где-то до подкорки мозга, кажется, они уже довели его до безумия. Крэйг пробовал избавиться от него десятками различных способов: разбить об стену, разобрать, для верности закопав во дворе, утопить в унитазе, переехать автомобилем… Звон в голове отдается истерическим хохотом безумца. В любом случае, Крэйг знает, что… Что это все повторялось бесчисленное количество циклов. Что этого не должно было случиться сейчас. «Почему… Я умер?» Щелчок спускового крючка — звук длиной в мгновение, перезапускающий петлю. Или отчаянный лязг тормозов. Или скрежет чего-то неясного, срывающегося с крыши. Последняя смертельная нота бесконечно повторяющейся симфонии, непременно переходящая снова в начало, сраное сонатное аллегро из звона будильника. Бывало, что Крэйг умирал и беззвучно — но тогда верным маркером смерти была боль. Картинка перед глазами меркла, черный экран на секунду — и снова осточертевший потолок, точное время шесть тридцать, десятое, мать его, декабря. Способов смерти было множество, на самый изощренный вкус гурмана-суицидника. Но в целом все поддавалось четкой классификации. Крэйг мог умереть, когда все шло своим чередом — если он приходил в класс и давал Твику возможность себя застрелить. Крэйг мог умереть, если пытался выйти за границы пространства — любая попытка покинуть Южный парк оборачивалась трагедией. Крэйг мог умереть, если пытался выйти за границы времени — в последние минуты дня что-то непременно обрывало его жизнь в моменте, возвращая к исходной точке. Но в этот раз… Он просто закрыл глаза? И было утро, на крайний случай, самое раннее начало дня… Что, черт возьми, пошло не так? Будильник продолжает надрываться, каждый отдельный звук сжимает виски и впивается в мозг острым шипом, так, что кажется, будто голову стянуло невидимым терновым венцом. Смешно — все это совершенно не тянет на библейскую историю о воскрешении. Очевидно, нужно просто выключить... Протянуть руку даже не глядя — конечно, Крэйг знает расположение любой из своих вещей с точностью до дюйма. Почему-то вместо этого он просто тащит на себя одеяло. Глупый, детский способ спрятаться от реальности. Хлопок набитый пухом — сомнительный защитный материал. Но Крэйг бы не чувствовал себя в безопасности и под пуленепробиваемой броней — в ситуации, когда даже смерть не приносит вечный покой, наивно надеяться на что-то материальное. Звук под одеялом приглушается, но не исчезает совсем. Крэйг пытается сделать глубокий вздох, но все, на что он способен сейчас, это рваные, прерывистые глотки воздуха, не наполняющие легкие кислородом даже наполовину. Токен просто вернулся… и нашел его труп? Не имеет значения. Токена из вчера уже не существует. Да и «вчера», наверное, никогда не было вовсе — день, записанный на обрывке упаковочной бумаги, очередной скомканный черновик, выброшенный в урну. Он снова обманулся. Почувствовал себя в безопасности, да? Опять — иллюзорное чувство контроля, опять — порванная логическая цепочка. Больше нет даже этой идиотской закономерности, в которой после смерти вместо вечного ничего наступало бесконечное десятое декабря. Теперь этот чертов день просто будет заканчиваться в любой рандомный момент? Будильник дребезжит, и дребезжит, и дребезжит, и давит на виски, кажется, тоннами децибел, и этот звук оканчивается, или начинается, физической болью, и уже неразрывно ассоциируется с выстрелом в голову. Вздохнуть нормально все еще не выходит — легкие, кажется, сжались в объеме до размера спичечного коробка, игнорируя природную потребность организма в насыщении кислородом. Крэйг мнет простынь, сжимая и разжимая кулаки. Нужно просто выключить… Он резко выбрасывает руку из-под одеяла, с очевидным намерением ударить по бьющемуся в конвульсиях будильнику со всей ненавистью. Но не может нащупать ничего — тщетно, пальцы загребают только воздух. Какого, мать его, черта? Крэйг, блядь, знает расположение любой из своих вещей. С точностью. До сраного. Дюйма. Вдох. Выдох. Еще раз вдох. Крэйг закрывает глаза, и, погрузившись в полную темноту, отчетливо осознает, что на самом деле звук доносится с другой стороны. Каждое утро Крэйг, практически машинально, правой рукой ударял по будильнику, который находился справа от кровати. Теперь звук доносится слева. Это неожиданное пробуждение настолько выбило Крэйга из колеи, что он уже начал путаться в пространстве? Хреновый симптом. Очень, очень хреновый. Черт. Нужно выключить… Теперь Крэйг высовывает наружу другую руку и действительно натыкается на угол тумбочки. Но не успевает дотянуться до будильника — кто-то невесомо дотрагивается до его ладони. Именно кто-то, а не что-то — Крэйг понимает это в ту же секунду, как чьи-то холодные пальцы внезапно переплетаются с его собственными. — Не бойся, Крэйг, — тихий шепот проходит ознобом по телу, — я здесь. Крэйг одним рывком откидывает одеяло. В этот момент он уже не думает ни о чем — все его мысли растворяются в этой незамысловатой фразе. Потому что, черт, он точно может распознать этот голос из миллиона других голосов, Крэйг на сто процентов уверен, кому именно он принадлежит. Рядом с кроватью, склонив голову набок, сидит Твик — волосы растрепаны, глаза подведены, свободная ладонь много-много раз перемотана бинтом, — и улыбается слегка нервно. Крэйг, не расцепляя их рук, резко садится на край кровати. Жадно вглядывается в лицо напротив. С трепетом проводит большим пальцем по чужой ладони — она все еще кажется обжигающе ледяной. Он сжимает руку сильнее, он же не хочет отпускать Твика, он же сейчас так счастлив, да? Но… На самом деле, Крэйг не чувствует ничего. В смысле, он же так долго ждал этого? Твик сам пришел к нему. Твик сидит, здесь, совсем рядом, и держит его за руку, и улыбается, так, как будто все хорошо, как будто все в порядке… И Крэйг не может оторвать взгляда, «не бойся, Крэйг, я здесь» все еще звучит в голове, а Твик смотрит на него, кажется, без толики прежней ненависти. Но эти его слова, повисшие в воздухе сгустком глупой надежды, с каждым мгновением все больше приглушаются собственным внутренним голосом Крэйга. «Что-то не так» — эта фраза крутится в голове с нарастающей громкостью. «Что-то охренеть как не так» — громче и громче, будто в мозг вмонтировали старый магнитофон с заевшей кнопкой повтора. Твик тем временем улыбается шире, преданно смотрит в глаза — и это почему-то начинает вызывать у Крэйга отчаяние. Крэйг ничего не чувствует? И от этого Крэйгу… страшно? Он расслабляет руку. Твик, высвободив свою ладонь, юрко залезает к нему на колени, легонько обнимает, обвивая руками шею, и прижимается холодной щекой к щеке. Крэйг хватает его за талию, больше по инерции, чем от искреннего порыва. Ему кажется, что его собственные движения заторможенные и неловкие — ну, или Твик перемещается слишком быстро. Крэйг знает, что он должен чувствовать. Облегчение от того, что тот, кого он так усердно искал, наконец-то рядом, и больше не придется мучатся от неведения. Надежду на то, что Твик, может быть, готов дать ему второй шанс. Тянущую истому, сопутствующую редкому интимному моменту. Крэйг не чувствует ничего. Он прижимается к Твику сильнее, смыкая руки на его талии в судорожном усердии, в попытке ощутить то, что он почему-то совершенно внезапно потерял, но ему чудится, что его пальцы хватаются за пустоту, что он снова пытается загребать руками воздух. Твик приглушенно смеется, отстраняется от его лица, облокотившись одной рукой — свободной он проводит по линии челюсти Крэйга, и требовательно приподнимает его за подбородок. Может быть, это когда-то было сокровенной мечтой Крэйга — ощущать подобную пустоту, полную свободу от чувств. Полная атрофия мешающих эмоций и непоколебимое спокойствие — недосягаемый образ сверхчеловека, следующая ступень эволюции вида. Но сейчас он осознает — в этом он тоже ошибался. Если бы не было этих чувств, он бы просто перестал быть собой. Превратился бы в совершенно другого человека — а лучше или хуже, совершенно не важно. Это встроено в саму его сущность, как цвет глаз или оттенок волос, вплетено в нить днк, или что-то вроде этого. Это обескураживает — но Крэйг точно знает и то, что он на самом деле и не может в одночасье избавиться от этой части себя. До тех пор, пока он твердо уверен в том, что он Крэйг Такер, он так же уверен и в том, что просто не способен смотреть на Твика беспристрастно, как на иллюстрацию в энциклопедии. Рядом с ним он может чувствовать все что угодно, кроме безразличия. Крэйг Такер — безнадежный романтик, и с этим стоит смириться. Он любит Твика, это, черт возьми, факт. А еще Крэйг Такер — закостенелый педант и аккуратист. И он, блядь, знает расположение всех своих вещей, да, с точностью до сраного дюйма. А теперь он потерялся в пространстве? И запутался в собственных чувствах? Нет. Что-то охренеть как не так. Но не с Крэйгом — он точно все еще прежний. А значит… Крэйг опускает взгляд. Ни ласковая улыбка Твика, так давно не появлявшаяся на его лице, ни его прикосновения, не вызывают никакой реакции. Лишь холод — Крэйгу хочется стряхнуть руку Твика со своего лица, — и тяжесть тела, вдавливающего его в кровать. Твик замирает в ожидании, и только смотрит на него этими своими безумно-изумрудными глазами, и Крэйг, конечно, смотрит в ответ. И чем дольше он вглядывается, тем больше ему кажется, что за ними, за этими глазами, ничего и нет, что там только бескрайняя пустота. Чем дольше он смотрит, тем острее ощущает жизненную необходимость зажмуриться, отвернуться или убежать — потому что, как известно, если слишком долго вглядываться в бездну, она в ответ может страстно вглядеться в тебя. Наверное, именно поэтому хорошенькие фарфоровые куклы, выполненные самым искусным образом, тем не менее, так часто становятся атрибутикой страшных рассказов и фильмов ужасов. Потому что глядят стеклом, этим замершим взглядом, в котором никогда не было жизни. Это всего лишь имитация — а в выпуклая линза только и может, что отражать действительность, искажая ее до неузнаваемости. Конечно, «стеклянные глаза», применимое к человеку — это всего лишь тупая метафора, а Твику не занимать актерского таланта. Изобразить фарфоровую куклу наверняка не стало бы для него непосильной задачей. Вот только Крэйг уверен, что Твик сейчас не играет. Скорее… Кто-то пытается сыграть Твика? Крэйг чувствует ледяные пальцы на своей шее, шипит в отвращении и со всей силы толкает Твика от себя. Тот соскальзывает на пол, но тут же подползает обратно, и порывается обнять Крэйга за колени — Крэйг брезгливо дергает ногой, пытаясь стряхнуть его с себя, словно энцефалитного клеща. Теперь Твик остается сидеть на полу, сгорбившись в какой-то совершенно потерянной позе. Крэйг теряется на мгновение, и почти готов проигнорировать все, что было до этого: притянуть его к себе, крепко обнять и шептать бесконечные «извини»… Твик поднимает голову. — Что я сделал не так, Крэйг? Просто скажи мне, и я… Я исправлюсь, я… Я сделаю все, что угодно, и… Только не бросай меня, Крэйг… Пожалуйста, не уходи, я, не уходи, прошу тебя! Крэйга передергивает — он никогда, никогда, не хотел бы слышать этих слов от Твика. Снова этот голос, теперь надломленный, прерывающийся всхлипами, застревает в голове, болью затмевает разум, но… Но Твик смотрит на него все тем же стеклянным взглядом. Этот диссонанс отрезвляет Крэйга, настолько, что в секунду он возвращает себе самообладание, резко подтягивает ноги на кровать и пытается отодвинуться как можно дальше. Твик? Наблюдает за этим. Да, Крэйг понимает, насколько внимательно тот отслеживает его реакцию — и ему кажется, что напротив него сидит хищник, ведомый только инстинктом убийцы. Охотник, просто выжидающий, изматывающий свою жертву, чтобы в нужный момент хладнокровно наброситься в точно выверенном прыжке. Когда Твик убивал его в школе, все было совершенно иначе? Крэйг не чувствовал страха. Сожаление, раскаяние, отчаяние, но не страх. У Твика было в руках ружье, он направлял его с очевидной целью, он нажимал на курок, но Крэйгу все равно казалось, что Твик не хотел этого… на самом деле. Теперь Твик, кажется, просто сидит на полу, замерев, едва сдерживая рыдания. Беззащитный и уязвимый, нуждающийся в помощи и поддержке? Но Крэйг не может избавиться от этого ощущения, что что-то, что все не так… Крэйг сошел с ума. Он просто ищет себе оправдания, опять. Всегда стоит доверять тому что видишь, а не тому что чувствуешь. Это полный бред — как кто-то, выглядящий как Твик, жестикулирующий как Твик, и говорящий как Твик может не быть Твиком? Это же не сраная мексиканская мыльная опера про разлучённых в детстве близнецов, вероятность чего-то подобного… «В любом случае больше, чем возможность застрять в одном и том же дне?» Твик медленно поднимается с пола, осторожно присаживается на уголок кровати, и смотрит на Крэйга неимоверно печально — то есть, Крэйгу знакомо это выражение лица, и именно так бы должен был выглядеть расстроенный Твик. Черт. Черт! Крэйг пытается обнаружить ошибку — проанализировать ситуацию, найти объяснение всему, что происходит сейчас. Кажется, что мозг плавится — и он чувствует себя чем-то вроде компьютера девяносто восьмого года выпуска, на который пытаются загрузить современный шутер с открытым миром. Твик тоже забирается с ногами на кровать и так же медленно приближается, а Крэйг пятится, пока не упирается спиной в стену. Твик останавливается, уязвленно опускает голову. — Крэйг, почему… — едва слышно шепчет он, — мне казалось, что ты хочешь этого? Я опять… В чем-то виноват ? Крэйг может слышать, как колотится собственное сердце, в бит непрекращающемуся речитативу в голове «здесь-что-то-не-так». Он смотрит на совершенно сломленного парня перед собой, и вообще не может понять, по какой причине тот кажется ему опасным. Крэйг вжимается спиной в стену, в спинку кровати, утыкается коленями в подбородок — и точно чувствует себя как загнанная дичь, пытающаяся отсрочить последний миг своей жизни. — Крэйг, — шепот слишком близко, холодные пальцы впиваются в его колени, — я так старался убить тебя, но, кажется, ты бессмертный? Вот ведь незадача… Токену тоже не удалось… Отравить тебя? Крэйг сглатывает, — во рту так пересохло, что он чуть не давится собственным языком, — и упирается в Твика взглядом совершенно потерянным. Твик сейчас находится так близко, что Крэйг должен был бы ощущать его дыхание. Почему-то Крэйгу кажется, что это конец. Он тупо смотрит на Твика, на его широко распахнутые глаза, на то, как тот неотвратимо, да, именно это слово приходит в голову, неотвратимо наклоняется все ближе и ближе. Потом он смотрит куда-то за Твика, на свою комнату, которая… Стоп. Здесь действительно все не так! Если раньше Крэйгу казалось, что он где-то на дне, то вот в этот момент он отчетливо осознает, что он каким-то образом пробурил своим телом земную твердь и определенно направляется к раскаленному ядру земли, чтобы расплавиться там ко всем чертям. Потому что происходящее сейчас в своем абсурде обгоняет сраное десятое декабря со всей его бесконечностью и торжественно побеждает в этих шизофренических гонках. Он уворачивается и спрыгивает на пол — а человек на кровати, вопреки всем законам физики, не падает навзничь от резкой потери опоры, а застывает в воздухе в позе поражающе антигравитационной. Но это Крэйга уже совершенно не удивляет. «Ну а, почему бы, блядь, и нет» А еще Крэйг понимает, что в этот самый момент и страх, и гнев, и отчаяние, все это взбалтывается в нем в каких-то настолько идеальных пропорциях, что в конечном итоге он достигает дзена. Ну, может быть, не совсем дзена, но состояния на грани между христианским смирением и непоколебимым похуем. — Ты, — совершенно спокойно произносит он, — не Твик. У Токена нет никаких причин убивать меня. А это… Это даже не моя комната. Здесь все в зеркальном отражении. Человек? На кровати обиженно поджимает губы, нагло смотрит на него твиковским лицом, и пытается открыть рот, чтобы что-то возразить, но Крэйг настойчиво повторяет: — Ты не Твик. Это не моя комната. Что тебе от меня нужно? Подобие Твика снова пытается изобразить страдальческое выражение, но, заметив, что на Крэйга это больше никак не действует, прекращает притворяться. С его лица спадают вообще все эмоции, мышцы расслабляются и теперь оно выглядит точно как посмертная маска. — И как ты понял? — нечто напротив перестает пытаться подражать и голосу Твика. Теперь оно звучит как механическое эхо, отраженное от эха. Так, будто кто-то проорал эту фразу в пещере, она отскочила от стен пару сотен раз, но на самом деле этого первоначального «кого-то» и не было вовсе. То есть, как будто эхо возникло из ниоткуда и теперь пытается изобразить человеческий голос. — Я еще не сошел с ума, — отвечает Крэйг куда увереннее, чем сам того от себя ожидал. А заколебавшее «здесь-что-то-не-так» в голове сменяется на «почему-бы-блядь-и-нет». Десятое декабря заглючило в бесконечном повторе? Почему бы, блядь, и нет. Он находится в точной копии своей комнаты, точнее, в полном зеркальном ее отражении? Почему бы, блядь, и нет. Напротив него сидит угрожающее нечто, нацепившее на себя облик Твика? Почему бы, блядь, и нет. По крайней мере, теперь, когда он снова окажется в кабинете школьного психолога, пытающегося проковырять дыру в его голове, у него будет достойная причина. «Знаете, меня застрелил мой бывший парень за то, что я мудак. Потом я воскрес, и мой друг объяснил мне что я вроде мудак, а вроде и не совсем. Потом я снова воскрес, и со мной пыталось флиртовать хтоническое чудище, притворяющееся моим бывшим… Как мне теперь преодолеть вот такую вот травму?». Тем временем, это самое нечто медленно встает с кровати. Крэйг больше не пятится, когда оно подходит ближе — только недоуменно приподнимает бровь. — Ну, — с гулкой ехидностью произносит оно, — а тебе недолго осталось. — Ага, — равнодушно отзывается Крэйг, — если сейчас шесть утра, то, предполагаю, часов восемнадцать. Человек скалится — не то от злости, не то оценив глупую шутку Крэйга. И уголки его губ ползут вверх даже после того, как преодолевают предел нормальной человеческой улыбки, превращаясь в демоническую гримасу. Этот дешевый трюк не пугает Крэйга, но вызывает укол ярости. — Не смей делать этого с его лицом, ты, говна кусок! — он морщится и прикрывает глаза ладонью. В его голове раздается смех — сначала грохочущий рокот, мало похожий звук, издаваемый человеком, а потом снова слишком знакомый. — Так уж и быть, — низким спокойным голосом отвечает некто, — у вас же здесь принято исполнять последнее желание перед смертью? Неохотно открыв глаза, Крэйг видит перед собой высокого худого подростка с выражением смертельной скуки на лице. Черные волосы, темно-синяя толстовка, джинсы. Полное его отражение. Крэйг Такер, изделие, идентичное натуральному. Поддельный Крэйг Такер ухмыляется кривой торжествующей улыбкой. Настоящий Крэйг не совсем понимает — пытается ли тот таким образом изобразить его привычное выражение или действительно расплывается в самодовольстве от только что проделанного перевоплощения. В любом случае этот фокус тоже не сильно его впечатляет. В голове прокручивается очередное «а-почему-бы-блядь-и-нет», и он равнодушно выдает: — Сойдет. Так к чему был весь этот сраный цирк? Ну, на самом деле Крэйг не ожидает ответа. С чего бы этому сверхъестественному существу… Сраному дерьмодемону… В общем, чему-то очевидно могущественному и наделенному… магией (при одной только мысли о существовании магии Крэйгу хочется закатить глаза так, чтобы зрачки навечно остались болтаться в черепной коробке), опускаться до того, чтобы вот так просто раскрывать ему все карты? Однако мерзкий двойник, некоторое время с явным неодобрением молча сканирующий Крэйга своими пустыми глазами, все-таки решает продолжить этот разговор. — У тебя не получится перезагружать этот день бесконечно. Скоро все это закончится. Крэйг только собирается возмутиться, что, мол, он-то к этому не имеет вообще никакого отношения, и вообще, сам бы рад все это прекратить, но тут же себя одергивает. Раз это нечто верит в то, что это его, Крэйга, рук дело, то пусть продолжает заблуждаться. Если Крэйг не может контролировать ситуацию, то он хотя бы сделает вид — все лучше, чем расписываться в собственном бессилии перед противником. — Ну а тебе-то что? Фальшивый Такер все смотрит неморгающим взглядом, рвано качает головой, словно испытывает неудобства от нового тела. — Все уже случилось так, как должно быть. Ты ничего не сможешь изменить. — А, так ты про это? — протягивает Крэйг. — Ну, нет. Такое меня не устраивает. Нечто застывает в неподвижности. Крэйгу даже начинает казаться, что того заглючило, или время, в очередной раз взбеленившись, решило уже остановиться навечно. Но прежде чем он решает помахать ладонью перед лицом своего демонического близнеца, проверяя его на хоть какие-нибудь признаки жизни, тот все-таки отмирает. — Ни тебе, — снова срываясь на нечеловеческие частоты гремит тот, — ни этому глупому мальчишке, возомнившему себя героем, ничего уже не исправить. Нелепые попытки отсрочить неизбежное… всегда все только усложняют. — Глупому мальчишке? — задумчиво повторяет Крэйг. В этот момент он понимает сразу две вещи. Во первых, никакая мистическая дрянь, существующая вопреки всем известным законам природы и науки, на самом деле не способна вселить в него ужас. Все о чем говорил Токен — все эти вещи про социум и остракизм и бла-бла-бла, возможно, пугали его. Перспектива никогда не найти Твика вызывала в нем страх, граничащий с паранойей. А вот нелепое существо, пыжащееся в попытках запугать его сверхъестественными свистелками, вызывало только едва различимое раздражение. Будь здесь хоть симпозиум демонических утырков со всех кругов ада, или толпа изголодавшихся по сочному и питательному человеческому мозгу зомбаков — Крэйг уверен, что ему было бы все так же параллельно. А во вторых… Если он уже почти примирился с тем, что все эти странные события, происходящие друг за другом — часть реальности, а не плод психоделических фантазий его измученного мозга, то, возможно, стоит задуматься и о том, что все могло начаться гораздо раньше. Твик отправил то странное сообщение еще до начала петли. Крэйг мог не замечать гораздо больше подозрительных вещей, чем ему казалось до этого? Десятое декабря, быть может, не странная аномалия, а следствие чего-то большего, что началось задолго до… — Ты, — холодно произносит он, — это ты что-то сделал с Твиком? Двойник снова возвращает своему позаимствованному лицу скучающее выражение. Пялится своими глазами-безднами, чертов заторможенный придурок, выдерживает драматическую паузу. — Я, — криво усмехается он, — Крэйг Такер. Да, это я… что-то сделал с Твиком. Крэйг устало морщится. В чем смысл действий этого существа? Вот что сейчас, в его представлении, Крэйг должен был сделать? В который раз посыпать голову пеплом? Ужаснуться от осознания и умереть, задавившись грузом собственных грехов? Наверное, это должно было быть впечатляюще пугающей сценой. Его отражение обвиняет его в том, что Крэйг виноват во всем сам, и что, конечно, он ничего уже не может с этим поделать. Вот только Токену Крэйг доверяет гораздо больше, чем какой-то там паранормально тупой паранормальной сущности. У Крэйга есть шанс все изменить, и ему действительно необходимо во всем разобраться. — Я не знаю, что ты такое, — презрительно фыркает он, — и мне, собственно, плевать. Но если ты как-то замешан во всем этом, поверь, я найду способ тебе отомстить. У меня, вроде как, время не ограничено. Крэйг кривится от того, насколько пафосной выходит эта фраза, но его инфернальный собеседник сам задал тон разговора. В любом случае, у Крэйга больше нет никакой заинтересованности в этом диалоге — теперь ему гораздо больше хочется узнать, что находится за пределами отзеркаленной комнаты. Так что он просто разворачивается и идет к двери, не удостоив фальшивого себя даже прощальным взглядом. — Да как ты смеешь, — существо срывается на какой-то нелепый писк, и Крэйг про себя отмечает, что имитация человеческих голосов явно дается тому с большим трудом, — как ты смеешь угрожать мне, жалкий человек? — Серьезно? — Крэйг закатывает глаза, — жалкий человек? Ты что, умеешь разговаривать только скриптами хреново прописанного второстепенного комиксного злодея? Крэйг тянется к ручке двери, но прежде, чем успевает ее провернуть, она самым подлым образом растворяется в воздухе. Крэйг только устало вздыхает. «Почему бы, блядь, и нет» — Ага, очень впечатляюще, — поворачивается он к мистическому недоумку, — но если говорить откровенно, ты же просто сраный лузер. Этот день повторяется вопреки твоему желанию, да? И тебе зачем-то нужно было заставить меня поверить в то, что ты Твик, но у тебя не получилось. Потом ты решил запугать меня моим собственным отражением, но снова обосрался. А теперь жалкий человек, кажется, вывел тебя из себя? — Ты! — Да мне не интересно, что ты там собираешься сказать, — перебивает его Крэйг, — но ты же совсем ничего не можешь мне сделать, правда? Поэтому тебе от безысходности пришлось разыграть эту грошовую пьесу? Существо скалится нечеловеческой улыбкой, щурится как-то по-звериному. Может быть, это и выглядит пугающе — но Крэйг чувствует удовлетворение. Несмотря ни на что, Крэйг сейчас доминирует — а ему всегда это чертовски нравилось. — Ты же ахренеть какой тупой, знаешь? — продолжает он, — пока ты здесь не появился, я и поверить не мог бы в нечто подобное. Я бы продолжил болтаться в этой петле, совершенно ничего не понимая. А теперь… Ты предоставил мне столько важной информации? В общем, если ты здесь главный босс или что-то типа того, можешь уже готовить свою идиотскую злодейскую речь, которую будешь рассказывать перед тем, как в последний раз позорно обосрешься. На этом терпение хтонической дряни явно заканчивается. Существо хватает Крэйга за запястье, и одним рывком отбрасывает на кровать. Крэйг сразу понимает, насколько сверхъестественной силой тот обладает — когда слышит хруст, и бросает взгляд на свою кисть, которая, кажется, остается безжизненно висеть на сухожилии. Тварь приземляется сверху и хватает его ледяной рукой за горло, сжимая явно не прикладывая усилий — Крэйг уверен, что если бы тот хотел, то смог бы свернуть ему шею одной рукой. — Ты всегда, — эхом гремит тот, — был таким высокомерным! — Да? — хрипит Крэйг, — а мы, значит, старые знакомые? Или ты давно тайком следишь за мной, чертов извращенец? Пальцы смыкаются на его шее сильнее, и Крэйг чувствует, как начинает темнеть в глазах. Ему совсем не страшно — то, что раньше казалось ему его проклятием, это сраное десятое декабря, теперь кажется благословением. Он, черт возьми, условно, но бессмертный. И этот сраный… демон ничего не может с этим поделать. И, перед окончательным отключением, Крэйг почему-то думает о том, что бы сказали на все происходящее его друзья. — Ну вот, ты слишком долго себя накручивал и уже окончательно… того, да? — грустно вздохнул бы Токен. — Это, типа, снова пересказ какого-то любительского ужастика? Полный треш, чувак, надо заценить! — хмыкнул бы Клайд. — З-знаешь, может п-попробуешь себя в стендапе? — с сомнением протянул бы Джимми. Твик… Что бы сказал Твик?

***

— Эй! Крэйг, прекрати притворяться, что ты спишь! Крэйг открывает глаза и глубоко вздыхает — ему кажется, что он только что вынырнул со дна бассейна, где бесконечно долго захлебывался смесью воды и хлорки. Токен очень обеспокоенно трясет его за плечо, и Крэйг понимает, что снова находится в гостиной Блэков. Нет, он не готов поверить в то, что это был лишь сон. Крэйг слишком долго уже колебался, размышляя над тем, что является реальностью, а что нет, и дальше болтаться в сомнениях он точно не собирается. Все это происходило на самом деле. Даже если он не может это никак объяснить — все это происходило на самом деле. — Слушай, я конечно все понимаю… У тебя сейчас сложные времена и все такое, но зачем разбивать зеркало? Крэйг недоумевающе поднимает взгляд на Токена. Тот смотрит куда-то за его спину, и Крэйг резко оборачивается. От зеркала, висевшего позади кресла, действительно осталась только рама и груда осколков, рассыпавшихся по всему полу. «Еще одно… разбитое зеркало?» Вот и доказательство… Все эти разбитые зеркала в доме у Твика… Это существо, конечно, как-то со всем этим связано. Его комната была в зеркальном отражении. Получается, он только что был там? В зеркале? — Ты, конечно, мне не поверишь, — хрипит Крэйг, — но я этого не делал. — Конечно, я тебе не поверю, — качает головой Токен, — у тебя еще и приступы лунатизма? На руку свою посмотри. Крэйг переводит взгляд на свою ладонь. На свою, черт возьми, окровавленную правую руку. — Ладно, — вздыхает Токен, — сейчас принесу бинты. Пока Токен уходит в другую комнату за аптечкой, Крэйг осматривает гостиную, и с облегчением убеждается, что все в порядке. Все на своих местах. Только за окном уже темным-темно, а значит он проспал… точнее, просидел за пренеприятной беседой с чертовым зеркальным утырком, до самого вечера. — Держи, — Токен бросает ему бинт, — когда ты заснул, я решил тебя не будить. Ушел к себе в комнату и тоже отключился. Проснулся от грохота, и уже подумал, что к нам воры вломились. А это ты тут с зеркалом дрался. — Ага, — Крэйг решает, что нет смысла протестовать, когда все улики работают против него, а алиби настолько идиотское, что не стоит даже озвучивать, — видимо я окончательно ебнулся. Не беспокойся, завтра у тебя будет новое зеркало. — Да плевал я на это зеркало, — возмущается Токен, — но ты… Может останешься сегодня у меня? Крэйг качает головой. — Знаешь, я сегодня многое понял. В смысле, настолько многое, что кажется, вообще перестал что-то понимать. Я думаю, мне нужно самому разобраться… во всем этом. Токен всем своим видом показывает, насколько сомнительной ему кажется идея Крэйга снова разобраться во всем самому, но, к счастью, не спешит его уговаривать. Он молча ставит на стол склянку со спиртом и присаживается на диван напротив. — Клайд и Джимми… Еще не приехали? Вообще, сколько сейчас времени? — Крэйг начинает обрабатывать рану. Его рука не слишком повреждена, и управляется с этим он достаточно быстро. Но когда он смотрит на свою забинтованную руку, он снова и снова вспоминает разгромленную комнату Твика. Разбитые зеркала. Чертовы разбитые зеркала. — Да я не знаю, чувак. Я же говорю, я только проснулся, — отвечает Токен на оба вопроса одновременно. Крэйг тянется к своему мобильнику — и сразу видит на экране упоминание о двадцати пропущенных от Клайда. Ну, это вполне в его духе — не сдаваться с первого раза, и упорно пытаться достучаться до последнего. Вот только не совсем понятно, что помешало ему просто приехать к дому Токена. Впрочем, Крэйг не собирается гадать слишком долго. Он нажимает кнопку вызова а Клайд, ожидаемо, отвечает практически моментально. — Ты все-таки решил мне ответить? — орет в трубку Донован. На фоне слышится какой-то гомон и музыка, но у Клайда все равно получается перекричать весь этот шум, — ты где вообще, чувак? — Я еще у Токена. Я, кажется, отключился. — Что? Что ты делаешь у Токена? — продолжает орать он, — вы же, типа, не разговариваете? Крэйг ошеломленно замирает. — Ты о чем вообще? Мы же все вместе сегодня с утра приехали к нему? — Погодь, — откашливается Клайд, — я, кажется, очень плохо тебя слышу. Сейчас мы выйдем на улицу! Видимо, выражение на лице Крэйга настолько живописно выражает все его недоумение, что Токен вопросительно разводит руками и косится на трубку. — Включи громкую связь? — шепчет он. Крэйг включает. Шум в динамике скоро прекращается, и после непродолжительной паузы снова слышится голос Клайда. — Где тебя носит? Ты же обещал, что придешь сегодня? Уже десять вечера, чувак, у нас уже автерпати! Джимми ждал тебя, вообще-то! Крэйг с Токеном обмениваются обескураженными взглядами. — Вы… вы уже вернулись из Денвера? — неуверенно спрашивает Крэйг. — Причем вообще здесь Денвер? Это у тебя там были какие-то дела сегодня, да? Но ты же говорил, что успеешь? Токен выслушивает все это буквально с открытым ртом. Смотрит на Крэйга в беспомощно-немом вопросе, но Крэйг и сам опять ни черта не понимает. — Мы сегодня с утра прогуляли школу и поехали к Токену. Из трубки доносится только редкий гул машин. Судя по всему, на той стороне Клайд находится примерно в таком же недоумевающем состоянии. — Нет, Крэйг? — с опаской произносит он, — мы сегодня были в школе, отсидели все занятия, а потом я пошел на стендап к Джимми. — Да? — раздраженно шипит Крэйг, — и я тоже был в школе? И что же мы там сегодня делали? — Ну, — неуверенно отзывается Клайд, — кажется… кажется Твик убил тебя? Крэйг молча кладет телефон на стол. Делает это он с практически нерушимым спокойствием, точнее даже с усердным, агрессивным спокойствием — сжимает челюсть до скрежета зубов, и деревянным жестом, не сгибая руку в локте, опускает руку на стол вместе с телефоном. Потом разжимает пальцы. Мобильник брякается о стеклянную поверхность, но больше никаких звуков не возникает — где-то на другом конце города Клайд изволил предусмотрительно заткнуться. Снаружи Крэйг непоколебим, как сраная Статуя Свободы. Внутри себя Крэйг исполняет монолог такого эмоционального надрыва, что если бы ангелы действительно существовали и могли слышать человеческие мольбы, то они бы расплакались всем своим отделом клиентской поддержки. Даже несмотря на то, что это обращение вряд ли тянет на молитву по наполнению — как минимум потому, что процентов на тридцать состоит из «блядь», и еще на сорок из «ебаный пиздец». Внутренне выговорившись, Крэйг понимает, что его довольно быстро отпустило. Когда странные вещи происходят слишком часто — они просто становятся обыденными, да? «В конце концов…. Почему бы, блядь, и нет?» Крэйг больше не раздумывает о возможных тривиальных объяснениях словам друга. Типа, «О, Клайд нажрался, он же совсем невменяем, несет чепуху», или «Это же самая идиотская шутка из всех, что можно выдумать, какой же… придурок». Нет. С Клайдом и Джимми что-то случилось, когда они пытались уехать? Они тоже не могут покинуть Южный парк? Только Клайду, видимо, совсем отшибло память. Так отшибло, что он вспомнил то, что происходило в какое-то из других… десятых декабря? Тем временем Токен хватает телефон со стола. — Что с тобой не так, чувак? — орет в трубку он, — тебе кажется это смешным? Серьезно, ты совсем идиот? После непродолжительного молчания, Клайд отзывается очень сконфуженным голосом: — Я вообще не знаю, почему я это сказал… Просто мне показалось, на секунду… Я, кажется, типа вообще не помню, чем я сегодня занимался? — Дай сюда Джимми! — рявкает Токен. — Д-да, я здесь? — судя по всему, громкая связь включена и по ту сторону, и Джимми отзывается незамедлительно. — Тебе тоже это кажется смешным? — Ч-что именно? Что вы с Крэйгом пытаетесь нас ра-разыграть? Я не понимаю, в чем вообще сы-смысл этого розы-зыгрыша? Токен цокает, снова бросает на Крэйга недоумевающий взгляд. Крэйг только пожимает плечами, про себя отмечая, что оказался единственным человеком, который хоть немного понимает, что происходит. — То есть, — Токен понижает голос, — ты хочешь сказать, что вас сегодня не было у меня дома, а Крэйг, который вот прямо сейчас сидит напротив, на самом деле мертв? — Д-да нет же! — протестует Джимми, — Клайд тоже непонятно что… н-несет. Никто ни в кого не стрелял, се-сегодня был обычный день, мы были в школе. — Ну да, — огрызается Токен, — уморительно. Идите вы нахрен с такими приколами. Токен нажимает кнопку отбоя с явно излишней агрессией. Смотрит на Крэйга с жалостью, и почему-то произносит очень извиняющимся тоном: — Чувак, это же бред какой-то. Я не понимаю… Это слишком тупая шутка для Джимми, и слишком жестокая — для Клайда? А Крэйг в это время чувствует себя буддистским монахом. С примерно таким же уровнем невозмутимости и преисполненности в сознании. — Да забей, — отмахивается он, — просто не пытайся искать в этом никакой логики. Все… — Вот ты же сейчас не собираешься сказать, что все в порядке? — возмущенно перебивает его Токен. Крэйг вздыхает и протягивает руку Токену. Тот неохотно передает ему смартфон. — Нет, Токен. Я вообще-то собирался сказать, что все это полный пиздец. Но, — хмыкает Крэйг, — я как-нибудь это переживу. Возможно, даже не один раз. Токен непонимающе встряхивает головой. Молча наблюдает за тем, как Крэйг не спеша встает с кресла, подходит к стене и присаживается на корточки рядом с разбитым зеркалом. — И когда ты успел стать таким фаталистом? — с сомнением бурчит он. Крэйг тщательно перебирает осколки, вертит в руках, внимательно осматривает со всех сторон — но никаких признаков сверхъестественного не обнаруживает. Он думает о том странном сообщении, которое отправил ему Твик, и о всех тех зеркалах в доме Твика, и о внезапной амнезии Клайда и Джимми. Школьная драма сначала превратилась в фильм ужасов, а теперь норовит обернуться мистическим детективом? В любом случае, если с Южным парком действительно давно что-то не так, то, может быть… Нет, совершенно точно, кто-то должен знать об этом больше него самого. Очевидно, о такого рода вещах нет никаких научных исследований, на это глупо полагаться. Но что-нибудь совершенно шизанутое? Какая-нибудь бабка-ведунья, или чертов священник, изгоняющий демонов, или еще что-то в этом духе, да? Твик… Возможно, тоже понимает гораздо больше, чем он. И, может быть, у него есть причина прятаться от Крэйга. Ну, кроме той, что Крэйг вел себя как мудак последние полгода. Незаметно для себя Крэйг аккуратно собирает осколки в кучку — и в этом нет никакого глубоко смысла, или какого-нибудь символизма, он просто делает это зачем-то, совершенно не задумываясь. Токен подходит незаметно и продолжает молча стоять позади него. Бедному Токену, очевидно, очень хочется как-то выразить свою поддержку, но он совершенно растерян и просто не находит слов. Крэйг со вздохом поднимается. — Фаталистом? Чувак, да мне кажется, я скоро и в бога поверю. Прежде чем Крэйг успевает хоть куда-нибудь двинуться, Токен делает шаг в сторону выхода, преграждая ему путь. — Кто! Ты? — как-то слишком драматично восклицает он, — Слушай, когда я говорил, что тебе стоит изменить свое мировоззрение, я не имел в виду, что тебе прямо нужно становиться другим человеком, понимаешь? Пока ты еще посещал церковь, несчастный старик Макси, я думаю, спал и видел, как бы тебя от нее поскорее отлучить. — Токен, — Крэйг кладет руку ему на плечо, предполагая, что этот жест должен выглядеть достаточно успокаивающим, — у него в любом случае не было таких полномочий. Я всего-то пару раз указал на то, что он недостаточно компетентен для своей работы. Единственное, что он должен делать — трактовать сюжеты из нескольких книг, но он и с этим не справляется. — Пару раз — это примерно каждую воскресную службу? — с явным скепсисом тянет Токен. — В любом случае, — хмыкает Крэйг, — я и не собираюсь становиться частью его паствы. Если хочешь знать, на вопрос «Что бы вы сделали, оказавшись перед богом», я бы и ему сказал, что он хреново работает, а его подчиненные — кучка самовлюбленных кретинов. — Ты бы, — Токен морщится и натирает переносицу, — сказал, да. Но я вообще уже ничего не понимаю. Ты же, вроде… Собирался разобраться с насущными проблемами? А теперь ты решил… Эээ… Найти бога и харкнуть ему в ебало? Лицо Токена снова приобретает это растерянно-жалостливое выражение, и он несколько раз прикладывает ладонь ко лбу. — Может, это у меня уже бред? Галлюцинации от высокой температуры? Крэйгу хочется сказать что-нибудь вроде: «Все в порядке, чел. Считать себя сумасшедшим — это просто первая стадия принятия десятого декабря, я проходил через это». Но лишний раз заставлять его волноваться из-за чего-то подобного, снова пытаясь рассказать про петлю времени, нет никакого смысла — остается всего пару часов до перезагрузки. Да и Токен… Слишком нормальный для подобного разговора. На одном берегу — вся эта поганая история с их разрывом с Твиком, школьными сплетнями, заговорами и прочей шелухой. На другом — сраная петля времени, мудак из зеркала, и стирание памяти, и… Где-то должна быть пересечение. Тогда во всем этом, может быть, был бы какой-то смысл. Твик может избегать его из-за их прошлого. Или — причина в этом сверхъестественном хаосе. Токен способен объяснить ему реальную часть проблемы, а вот насчет мистической… Должен быть кто-то более отбитый? — Забей, чел. Может быть, мне просто кажется, что даже найти бога и плюнуть ему в лицо мне было бы проще, чем признаться хоть кому-то в том, что я гей. И, сказав это, Крэйг понимает, что постиг того уровня искренности, до которого не мог раньше дотянуться даже со всей своей прямолинейностью. Нет ничего более раздражающего в мультфильмах, чем тупые подростки со сверхъестественными способностями, которые могут спасти мир, но впадают в панику при столкновении с объектом своего воздыхания, школьными задирами или контрольной по биологии? Что ж, возможно стоит смириться с тем, что он — именно такой тупой подросток. Значит, нужно начинать с большей проблемы. Сначала разобраться со всей этой школьной драмой. Потом — найти импостера, который мог бы знать что-нибудь о… сраной магии? Демонах? Пространстве, которое формируется в зеркалах? В общем, обо всей этой чертовщине, которая происходит в Южном Парке. Понять, каким образом нашинковать зеркального ублюдка в демоническое рагу — ну, если он ко всему этому имеет отношение. Потом Твик… Ну, Крэйг не строит себе грандиозных планов насчет абсолютного хэппи эндинга, где они счастливо уедут в Лас-Вегас чтобы сыграть свадьбу, или что-то типа этого. Если ему удастся не допустить первоначального финала с школьным шутингом — этого уже будет достаточно. Это уже похоже на план. Ну, по крайней мере на менее сомнительный, чем все до этого. А существование какого-никакого плана заставляет Крэйга чувствовать себя куда увереннее. — Ладно, Токен. Мне действительно пора, — Крэйг подбирает с пола рюкзак и направляется в сторону выхода. Токен протяжно и очень скорбно вздыхает и следует за ним, — Теперь я, кажется, знаю что делать. Крэйг открывает дверь — морозный воздух моментально врывается в помещение, колет лицо снежинками, и Крэйг тут же вспоминает кое-то еще. Он резко захлопывает дверь, разворачивается и облокачивается на нее спиной. Нужно поставить финальную точку. Если он собирается действительно поверить во все это… Нужно отмести последнее рациональное объяснение. — Мне нужна твоя помощь кое в чем еще. — Конечно! — незамедлительно откликается Токен, — Говори? Токен пару раз утвердительно кивает головой, демонстрируя, кажется, полную готовность к исполнению любого рода просьбы. — Чувак, — выдыхает Крэйг, — объясни мне, почему петли времени не может существовать… Ну, с точки зрения биологии? Токен очень медленно моргает — и с каждым разом его глаза все округляются и округляются, пока он, наконец, не выдает: — Прости, — это звучит с невероятно сочной вопросительной интонацией, — что? Пока Крэйг соображает, как сформулировать вопрос точнее, Токен взрывается продолжением: — Какое отношение вообще биология имеет к петле времени? Разве это не заморочки из квантовой физики? Ты же сам говорил что-то там про Хоккинга… Гёделя… И еще каких-то этих своих … Что в фантастике петли времени всегда противоречат логике, и вообще все это полный бред? Почему ты весь день… Об этом вспоминаешь? — Стоп, Токен. Нахер физику. — Нахер физику? — градус удивления в голосе Токена все повышается. — Да, — твердо произносит Крэйг, — нахер физику. Я имею в виду… Например, такой сюжет. Чувак умирает… Ну, скажем, его убивает человек, перед которым он очень сильно провинился. Стреляет с расстояния трех футов, прямо в его тупую башку. И мозг этого самого человека погружает его в бесконечный последний день. И он за это время осознает, в чем был не прав, все переосмысляет, но ничего уже не может сделать. — Ааа, — немного успокоившись, отзывается Токен, — это, вроде как, какой-то сценарий? Ну, тебе честно сказать? Крэйг кивает. — Полный бред. — Ага, — охотно соглашается Крэйг, — та еще лажа. Но объясни мне, почему именно? — Смотри, — Токен ненадолго задумывается, — это же, вроде как, моментальная смерть? Знаешь, все эти «жизнь пронеслась перед глазами» и все такое? Это возможно — калейдоскоп картинок из прошлого, которые проносятся в сознании, в последней вспышке активности мозга. Но переосмыслить все за такой короткий промежуток времени… Сомнительно? Мозг просто не успеет сработать так быстро? — Хорошо, а если этот чувак в коме? Токен бросает на Крэйга взгляд, который тот трактует как «ты что, совсем глупый?». — Ему в голову стреляют с расстояния трех футов? Какова вообще вероятность выжить в такой ситуации? — А это, — после непродолжительного обдумывания отвечает Крэйг, — звучит разумно. Токен фыркает. — Ну, спасибо? Уголки губ Крэйга растягиваются в непроизвольной улыбке. Он чувствует себя настолько измотанным и опустошенным сегодняшней версией десятого декабря, но в то же время испытывает облегчение. Он тянет руку к дверной ручке, но Токен останавливает его. — Ты это… Приходи ко мне завтра? Расскажешь, как все прошло, ну, что бы ты там не задумал. — Нет, чувак, — смеется Крэйг, — спасибо тебе за все, но, думаю, еще один подобный разговор завтра я не перенесу. Знаешь, я расскажу тебе все… одиннадцатого декабря. Токен удовлетворенно кивает, и Крэйг наконец-то выходит наружу. Он почти доходит до ворот, как слышит за спиной свист. — Эу! — из-за распахнутой двери высовывается Токен в своем смешном махровом халате и энергично машет ему рукой, — Крэйг, но одиннадцатое декабря, это ведь завтра?? — Да, Токен, — не оборачиваясь, кричит Крэйг, — я тоже на это очень надеюсь. Окончательно потерявшийся в смыслах Токен смотрит ему вслед долгим растерянным взглядом.

***

Немного отойдя от дома Токена, Крэйг останавливается и достает телефон. На часах — половина одиннадцатого, и Крэйг знает, чем он собирается занять оставшееся время. Он снова набирает номер Клайда. — Крэйг? Блин, чувак, ты это… Прости, за то, что я наговорил сегодня? Я, черт, вообще не понимаю, почему… — Не важно, Клайд, — Крэйг прерывает бессвязное бормотание друга, — я просто хотел узнать… Чисто теоретически, если бы тебе вдруг понадобилось в Денвер, по какой из дорог ты бы поехал? — Через более северный выезд, — ненадолго задумавшись, отвечает Клайд, — ну, типа, там, где торговый центр по пути. Крэйг хмыкает. Ну конечно, Клайд бы поехал по хорошо знакомой ему дороге — которая, правда, в объезд, и занимает примерно на пятнадцать минут дольше, чем другая. И, разумеется, это потому, что Клайду по душе лишний раз наслаждаться удивительно безвкусной архитектурой торгового центра, а совсем не потому, что в этом же направлении находятся «Изюминки». — Спасибо, — бросает он в трубку и сбрасывает звонок. Он быстро просматривает остальные пропущенные звонки и сообщения. Ожидаемо, Твик не ответил. Ожидаемо, куча пропущенных от родителей. Бомбардировка смсками от сестры — тоже предсказуемо. Триша пишет, что все в порядке, и он может спокойно возвращаться домой. А если он не хочет — то она согласна незаметно вынести нужные ему вещи и принести их к Токену. Но вот если Крэйг собирается сбежать из дома окончательно — то она будет расценивать это как предательство, потому что ей, вообще-то, школа жутко надоела, и она не против тоже куда-нибудь сбежать. Триша выражает свое беспокойство в привычной ей манере — в совокупности, во всех ее электронных письменах, Крэйг насчитывает около пятнадцати синонимов слова «еблан» разной степени экспрессивности. Каким-то образом она умудрилась узнать, что он у Токена, и снова убедить отца в том, что нет никакой необходимости искать Крэйга по всему городу. У мелкой липучки определенно есть талант переговорщицы, и Крэйг опять передает ей мысленное «спасибо». После этого Крэйг убирает телефон в карман, и отправляется в путь. Его последний пункт назначения на сегодня — тот самый выезд к Денверу, про который говорил Клайд. Пресловутая граница Южного парка, за которую, видимо, невозможно зайти. Он просто хочет подтвердить свои догадки, ну или хотя бы убедиться, что Клайд с Джимми действительно там были. Пешком от дома Токена идти минут сорок — и у Крэйга останется достаточно времени, чтобы там осмотреться. Поздний вечер бесконечного буднего дня — кажется, в это время город вымирает, а в обрамлении тишины снег под ногами скрипит особенно протяжно и тоскливо. Жизнь концентрируется в ярких пятнах окон, там, где люди готовятся отходить ко сну, точно зная, что завтра точно будет восход нового дня, принимая это как должное. Южный парк пестрит мигающими гирляндами — большинство домов, мимо которых проходит Крэйг, добросовестно пытаются воплотить собой традиционный дух американского Рождества. Снег, отражая разноцветные огоньки, блестит и переливается, и все это отливает какой-то невероятно мертвой красотой. Слишком мрачная праздничная атмосфера — и в целом больше похоже на нарядные похороны. Впрочем, скоро Крэйг перестает обращать на это внимание. Теперь у него появилась возможность взглянуть на все с другой стороны , покопаться в прошлом, чтобы найти какие-то несостыковки. Теперь стоило принять во внимание все то, что раньше казалось ему странным, безумным, идиотским и попросту чепухой. Обозначить всех, кто может быть как-то в этом замешан? Всех, кто может дать ему ответы. Отчаяние растворилось и освободило место для жадности. Больше Крэйгу не достаточно просто закончить бесконечное десятое декабря — ему хочется закрыть этот день на собственных условиях. Крэйг наконец-то нашел его. Не то, чтобы поиски были слишком затянувшимися, теперь Твик часто околачивался рядом с этими придурками — Генриетта, Тельман, тринадцатилетний мрачный ботан, перескочивший несколько классов, и Майкл, который вообще-то уже должен был закончить школу, но все равно продолжал зависать со своими шизанутыми приятелями. Трое готов сидели на ступеньках школьной пристройки для хозяйственных нужд, вдали от главного входа, но рядом с аварийным выходом. Секретный штаб отщепенцев на самой периферии цивилизации. Конечно, Крэйг не мог подобраться туда незамеченным — три пары враждебно настроенных глаз заприметили его, как только он вышел из-за угла. Твик стоял к нему спиной, и только он не мог его видеть. Впрочем, Генриетта быстро исправила это досадное недоразумение — Крэйг заметил, как Твик наклоняется к ней и она быстро что-то шепчет ему на ухо. После этого Твик резко распрямился и повернулся к Крэйгу лицом. Крэйг подошел к ним вплотную, и за все время, пока он приближался, ни один человек из компании не удостоил его какой-либо реплики. Майкл лениво стряхивал пепел на ступеньки, Генриетта продолжала намазывать на себя, наверное, уже десятый слой черной помады. Твик стоял, прикусив губу, и нервно сжимал и разжимал пальцы. Теперь он идеально вписывался в эту шайку недоделанных вампиров визуально — его веки были накрашены темными тенями, достаточно аккуратно, насколько мог судить Крэйг. Твик, кажется, был талантлив во всем, за что бы ни брался, и успел освоить навыки визажа за каких-то пару дней. — Привет, — Крэйг обращался только к Твику. Никакого желания здороваться с кучкой фриков у него не было, полное взаимное неуважение. — Что тебе нужно? — прищурившись, спросил Твик. Крэйг в этот день опоздал. В последнее время, ему все сложнее было заставить себя просто встать с кровати — просыпаясь, он долго жмурился, надеясь провалиться обратно в сон и оттянуть момент столкновения с неизбежным. Крэйгу не хотелось идти в школу. Он часто не мог заснуть до самого утра, бездумно пялясь в потолок. Потом он впадал в беспокойную дрему, совсем ненадолго, и просыпался с чувством, будто и не спал вовсе. Свесить ноги с кровати. Натянуть толстовку. Умыться. Каждое простейшее действие, почему-то, требовало от него неимоверных усилий. Пять минут превращались в полчаса, за которые Крэйг пытался убедить себя, что ему необходимо совершить элементарное и выйти из дома. Крэйгу не хотелось идти в школу. Крэйгу хотелось лежать на кровати и смотреть в потолок. Уснуть, и проснуться дряхлым стариком лет через семьдесят. Или вообще никогда не просыпаться. Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Это тоже требовало неимоверных усилий. Поэтому в этот день Крэйг опоздал. Он застрял в собственной толстовке — натянув ее на голову, просовывал руки в рукава целую бесконечность, до тех пор, пока мама настойчиво не стала тарабанить в дверь и спрашивать, все ли с ним в порядке. С ним было все в порядке. Наверное. Крэйгу просто не хотелось никуда идти. Крэйгу просто не хотелось ни с кем разговаривать. И всю дорогу до школы он убеждал себя, что хуже уже не будет. Но когда он припарковался и вышел из машины, то увидел стоящий рядом автомобиль Стэна. И в этом не было ничего удивительного — Стэн всегда оставлял свою тачку на этом месте. Просто теперь на капоте машины красовался здоровенный фиолетовый член, нарисованный баллончиком для граффити. Крэйг узнал почерк мастера — ну или, по крайней мере, мог предположить, кто это сделал. А еще он мог предположить, что горе-художнику его шедевр может сулить большие неприятности. Он рванул к машине, и попытался оттереть рисунок — но краска схватилась намертво, и после всех его усилий даже не поблекла. И Крэйг бросился искать Твика. По крайней мере, он еще мог надеяться, что его предположение ошибочно — мало ли кому понадобилось рисовать пенисы на тачке его одноклассника. В этом городе всегда было полно людей с самыми странными хобби. — Твик, — выдохнул Крэйг, — это же не ты… Разрисовал машину Стэна? — А, — лучезарно улыбнулся Твик, — ты уже видел? Красиво, правда? У меня получилось бы лучше, если бы я больше практиковался. Крэйг ощутил, практически физически, вспышку отчаяния. Как будто внутри что-то оборвалось и рухнуло вниз с грохотом. Все стало гораздо, гораздо хуже. — Мать твою, Твик, — прошептал Крэйг, — это уже… Уголовное преступление. Твик склонил голову, с любопытством разглядывая перекошенное от ужаса лицо Крэйга. — Нет, ми-илый, — протянул он со злой иронией, — мне так не кажется. Я считаю, что это искусство. Готы, развалившиеся на ступеньках, расхохотались. — Все сказал? — продолжил Твик, — Тогда вали отсюда. Твик снова повернулся к нему спиной. Крэйг не мог это так оставить, он дотронулся до его плеча и произнес как можно спокойнее: — Твик… — Такер! — Твик резко развернулся, сбрасывая с себя руку, и его глаза блестели, так, словно он собирался расплакаться. А может быть, это только показалось Крэйгу, ведь на самом деле Твик усмехался, — что еще тебе от меня нужно? А может быть… Твик ненадолго притих, и Крэйг тоже тогда молчал. Твик смотрел на него с какой-то безумной, лихорадочной надеждой, но это продлилось всего секунду. В следующий миг он обхватил его шею, притянул к себе и поцеловал прямо в губы. Это было неожиданно. И Крэйг оттолкнул его, потому что это было неожиданно. Потому что это было не правильно. Потому что это должно было прекратиться. Потому что Крэйг был трусом и слабаком. Наверное. Твик покачнулся, но устоял на ногах. Крэйг заметил это краем глаза, потому что сразу же обернулся, опасаясь того, что кто-нибудь мог заметить… А Твик тихо рассмеялся. Еле слышный смех вскоре стал истерическим хохотом — когда Крэйг снова повернулся обратно, тот уже совсем не сдерживался. — Такер, — отсмеявшись, прошептал Твик, — ты чего, здесь же никого нет, совсем никого, все давно на занятиях. Твик смотрел на него не моргая, этим безумным взглядом, и Крэйг чувствовал, как медленно и больно бьется собственное сердце. Он должен был что-то сделать, он должен был что-то сделать, черт! Твик сделал пару шагов в сторону школы, намеренно задевая Крэйга плечом, потом приложил ладони ко рту и крикнул, теперь уже изо всех сил: — Эй, уроды! Вы это видели? Я только что заразил Такера СПИДом! Крэйг резко схватил его за запястье. — Что ты несешь? — прошипел он, — СПИД не передается таким образом! — Ты это мне решил рассказать? — сплюнул Твик, вырывая руку из хватки Крэйга, — а может, этим объяснишь? Хотя, мне кажется, они и без тебя прекрасно все понимают. — Твик, — как можно более успокаивающим голосом проговорил Крэйг, — пожалуйста, давай поговорим. Готы, до этого скучающие на заднем плане, поднялись, как по команде, и подошли к ним. — Ты слепой или глухой? — угрожающе протянул Майкл, — Не понятно, что он не хочет с тобой разговаривать? Здесь никто не рад тебя видеть, проваливай. — А вот твое мнение, — мгновенно переключился Крэйг, — интересно мне примерно так же, как размышления навозного жука о своей жизни. Готы переглянулись, и Крэйг понял, что еще немного, и словесная перепалка может перерасти в открытую потасовку. И выйти победителем из драки против четверых у него было шансов крайне мало, даже учитывая то, что эти четверо — сраные укурки в кладбищенском гриме. — Ладно! — внезапно вскрикнул Твик, и потянул его за рукав, — Все в порядке, ладно, хорошо! Пойдем поговорим. И Твик потянул его за собой, к заднему выходу с школьной территории. Правда, сразу около забора он остановился, ясно давая понять, что никуда дальше с ним не пойдет. — Ну и? — после непродолжительной паузы отозвался Твик, — Чего тебе опять от меня нужно, Такер? — Может перестанешь называть меня по фамилии? — Конечно, Та-акер, — язвительно протянул Твик, — только сначала ты перестань называть меня по фамилии? — Это не смешно. — Ну, прости меня, пожалуйста, — фыркнул Твик, — за то, что я недостаточно смешной для тебя. Крэйг только устало вздохнул. Каждый новый разговор с Твиком становился тяжелее предыдущего. — Зачем ты сделал это? Если Стэн догадается… — Конечно, он догадается! — перебил его Твик, — какой художник оставляет свою картину без подписи? — Без подписи? — ошарашенно переспросил Крэйг. — Ну да, — пожал плечами Твик, — скажем так, я оставил записочку. — Но там же ничего не было, — непонимающе прошептал Крэйг, — Где ты… Черт, ты что, еще и взломал его машину? Твик, какого хрена ты творишь? Твик грустно улыбнулся, и это выглядело так искренне. Крэйг задержал дыхание, и ему так хотелось тогда обнять его, прижать к себе, отпустить все — не Твика, а вообще все остальное, кроме него. Сбежать куда-нибудь на край света. Если бы он тогда предложил Твику сбежать с ним на край света, он бы согласился? Но Крэйг снова оказался придавлен реальностью. А реальность никогда не отличалась человеколюбием. Реальность всегда беспристрастно стирала все мечты в порошок, а значит стать мечтателем — все равно, что стать идиотом, верящим в небылицы. — Ты же знаешь, — ответил Твик, — мне совершенно не близка ваша христианская философия. Если кто-то решит дать мне пощечину, я в ответ собираюсь отгрызть обе руки ему по локоть. — И поэтому ты решил нарисовать хуй на машине? Это же бред какой-то. Все что ты делаешь… Объясни мне, нахрена? У тебя же должна быть какая-то конечная цель? Чего ты всем этим хочешь добиться? — А? — Твик непонимающе поджал губы, — У моих действий должна быть какая-то цель? Я никогда не задумывался над этим. Может быть, я просто делаю, что хочу? Теперь… Нет ни одного человека, чье мнение для меня бы значило хоть что-нибудь! И я, — едко прошипел он, — никогда еще не чувствовал себя так свободно. — Отлично, — сквозь зубы процедил Крэйг, — то есть, ты и правда не понимаешь, что так тебя все только возненавидят? — А может, я хочу этого! — Твик повысил голос, — Да, может быть, я теперь хочу присоединиться к вашему блядскому маскараду и сыграть в нем роль человека, которого все ненавидят! И ты, Такер, обязательно возненавидь меня тоже! Хотя… — голос Твика стал приторно-мягким, — ты же не можешь, правда? Как человек, который не умеет любить, может кого-то возненавидеть? Это был очевидный риторический вопрос, и Крэйг не собирался на него отвечать. Твик не мог его понять. Теперь Крэйгу только и оставалось, что молча наблюдать за этим театром одного актера. — И знаешь что? — Твик начал расхаживать из стороны в сторону, вцепившись руками в волосы, — Вот об этом я, кстати, думал. Неужели того Крэйга Такера, которым я так восхищался, никогда не существовало? Неужели я просто его выдумал? Да нет, такого точно не может быть! Просто тот Крэйг, он давно уже умер. А насколько давно, Такер? Ты же просто жалкая тень, притворяющаяся человеком? Может быть, я все это время просто трахался с трупом? Скажи мне, я не только педик, но еще и сраный некрофил? Крэйг вдохнул. Выдохнул. Он начал считать до десяти уже в середине этого монолога, но не то, чтобы это сильно помогало. — То есть, — прошипел Крэйг, — ты решил одеваться как клоун и вести себя как придурок, потому что это тебе внезапно понравилось? Никогда не нравилось, а теперь, вдруг, захотелось? И твои новые друзья — сраные фрики, ты в курсе? — О, Такер, столько комплиментов и все для меня? — наигранно удивился Твик, — А насчет друзей… Знаешь, старых у меня вроде как и не осталось. Крэйг видел, что Твику становилось все сложнее контролировать свои эмоции. Он силился улыбаться, снова и снова — но сквозь эту улыбку проступало бешеное отчаяние. И с каждым словом бешенства становилось больше, чем отчаяния. — Твик, — тихо проговорил Крэйг, — просто скажи мне… Что мне нужно сделать, чтобы ты прислушался? Ты хочешь, чтобы мы снова стали встречаться? — А мы все-таки встречались, да? — опять фальшиво удивился Твик, — И что, если я начну одеваться так, как тебе нравится, и вести тебя так, как тебе нравится, то ты согласишься со мной «встречаться»? И Крэйг застыл в пораженном молчании. Он не мог, точно не мог ответить согласием, но понимал, что слово «нет» обернется катастрофой. Но когда он осознал, что слишком долго смотрит на Твика умоляюще, было уже поздно. — Ты, блядь, серьезно? — вскричал он, — Ты серьезно задумался об этом? Да нахрен ты мне сдался? Я тут слышал, что Плутон исключили из списка планет и разжаловали в ничтожное небесное тело. Бедный, бедный Плутончик, я так его понимаю! Но я пропустил еще какие-то супер-важные астрономические новости? Теперь что, все планеты солнечной системы вращаются персонально вокруг Такера? Твик встряхнул головой и протер ладонью глаза. — Не могу поверить, — надломленным голосом продолжил он, — Ты что же, думаешь, что я тебя шантажирую? Что я пытаюсь обратить на себя твое сраное внимание? Что я хочу как-то навредить тебе? Ты действительно никогда не понимал, как сильно, — Твик проглотил последнюю фразу, — как сильно я тебя… НЕНАВИЖУ! — Твик! — Крэйг попытался сделать полшага вперед, но Твик резко попятился. — Дистанция, мудак! Сука, аргх! Два… Нет, пять шагов от меня! Теперь, может ты объяснишь мне, что тебе от меня нужно? — Я просто… Я просто беспокоюсь о тебе, Твик! Мне не плевать на то, что с тобой происходит, ясно? Твик прыснул в кулак, и со всей злости шаркнул ногой по земле. — Хватит, хватит. Хватит! Мать твою! Перестань лгать, Такер! Ты беспокоишься только о себе. Никто не знает о том, что мы с тобой «встречались», и не узнает, будь спокоен. Но я все еще продолжаю тебя позорить, да? Это потому, что ты не можешь стереть из истории то, что мы когда-то были друзьями? Даже дружба с таким человеком, как я, это пятно на твоей репутации? — Прекрати, — еле сдерживаясь, прорычал Крэйг, — переиначивать мои слова. Я никогда не имел в виду ничего подобного. — А я бы сделал это для тебя, если бы мог. Знаешь, я бы сделал ради тебя все что угодно. А теперь… Просто не лезь ко мне, исчезни из моей жизни, это вообще единственное, что я прошу от тебя! — Я правда не могу понять, — Крэйг прикусил язык, потому что следующей частью фразы должно было быть «ты сумасшедший, или притворяешься?» «Прекрати истерить!» «Сраная королева драмы» «Чего ты, блядь, добиваешься?» — Договаривай, ми-илый, — елейным голосом проговорил Твик, подходя ближе и нарушая собственноручно обозначенную черту, — хочешь назвать меня поехавшим? Так может, так оно и есть. Знаешь, — шепнул он Крэйгу на ухо, — я ведь убил Кенни Маккормика. А он, представляешь! Воскрес. А потом его сбил школьный автобус, и он снова воскрес. Чудеса, да и только! Твик опять сделал шаг назад, и уставился на Крэйга с каким-то блаженным спокойствием. А Крэйг замер в ужасе, вообще не понимая, пытается ли Твик вывести его из себя, или на самом деле слетел с катушек. Твик выдержал драматическую паузу, а потом снова расхохотался. — Боже, придурок! Видел бы ты свое лицо! Крэйг стиснул зубы, сжал руки в кулаки и прошипел: — Ага, я понял. Если тебе так нравится портить свою жизнь — валяй, я умываю руки. Мой совет тебе на последок — пошли куда подальше своих новых товарищей с кладбища домашних животных, если не хочешь однажды закончить в дурке или тюрьме. После этого Крэйг развернулся и зашагал обратно в сторону школы. Если Твик и правда хотел вывести его из себя, у него это получилось — и самым талантливым образом. Десять минут этого разговора и Крэйгу уже хотелось крушить все предметы, появляющиеся в его поле зрения. Твик поспешил за ним — просто потому, что им было в одну сторону. — Знаешь что, — сравнявшись с Крэйгом, весело заявил он, — кажется, у меня появилась новая сексуальная девиация — я все твои советы в рот ебал, с непередаваемым удовольствием! Крэйг только молча ускорил шаг. Твик остановился около все там же сидевших готов. Они снова всей шайкой агрессивно пялились на Крэйга, пока он проходил мимо. Но не успел Крэйг свернуть за угол, как Твик окликнул его: — Эй, Такер! Крэйг обернулся, отчетливо понимая, что не стоит ожидать чего-нибудь хорошего. Вообще-то он скорее мог поверить в то, что если оглянуться, то можно постичь кару божью и превратиться в камень, чем в то, что Твик хочет сказать ему несколько добрых слов на прощание. А Твик упал на ступеньки, демонстративно, спиной назад и раскинув руки —словно рок-звезда в толпу своих фанатов. Приземлившись между Генриеттой и Питом, он закинул руку на последнего. При этом взгляд Твика был обращен только и только к Крэйгу — он лихорадочно поправил волосы, от чего, как обычно, они стали еще более растрепанными, и замер, пока не удостоверился, что тот точно на него смотрит. Особенный спектакль одного актера для одного зрителя, несколько секунд до поднятия занавеса. Мгновение — и Твик впился губами в этого самого готического ублюдка. Тот будто этого и ожидал, и охотно ответил на поцелуй. Они делали это так медленно и пошло, что это отдавало дешевой гейской порнухой из восьмидесятых — той, которую при желании еще можно было найти на замызганных кассетах в видеопрокате. Крэйга передернуло. Вроде бы, все его желания, стремления, все, что было для него важно, за последнее время превратилось в выжженную пустыню. Но, видимо, что-то тлеющее еще было способно к возгоранию — в этот момент ему захотелось сделать несколько вещей, каждая из которых выходила за рамки уголовного кодекса любого из штатов. Если конкретнее, Крэйгу хотелось оттащить Твика за шкирку как нашкодившего котенка, и отправить его дружка туда, куда ему, судя по внешнему виду, так настойчиво хотелось попасть — в загробное царство. Это был укол ревности — на который теперь он, конечно, не имел никакого права. А Твик, наверное, был самым искренним лжецом на планете. Или самым лживым праведником. Парнем, сотканным из одних парадоксов. Хаосом в человеческом обличии. И иногда настолько непонятным для Крэйга, что тот при всех усилиях не мог сообразить, где заканчивается правда и начинается игра, где ложь становиться настолько фальшивой, что в конечном итоге оборачивается стопроцентной искренностью. Но в тот конкретный момент — Крэйг не мог расценивать это никак, кроме как провокацию. Провокацию, которая сработала. До этого ему казалось, что Твик не может его понять. Теперь он думал, что Твик все прекрасно осознает — и намеренно и последовательно над ним издевается. И если Твику хотелось устроить ебаное грандиозное шоу из их расставания, то Крэйг не собирался оставаться в стороне. Да, он никогда не был силен в смене масок, но ту единственную роль, которую он мог играть, он исполнял превосходно — так, что и Станиславский бы не подкопался. Поэтому он просто стоял, напустив на себя совершенное безразличие, до того момента, пока они не прекратили, только чтобы сказать идеально спокойным голосом: — Закончил? Теперь я могу идти? Твик утирал рот тыльной стороной ладони, и все смотрел, смотрел, смотрел на Крэйга не отрываясь, будто ожидая что он где-то проколется, что как-то отреагирует. Но ни одна мышца на лице Крэйга не дрогнула, и Твик сдался первым. — Ладно, — фыркнул он, — ладно. А знаешь, ведь он, — Твик ткнул пальцем в плечо своего товарища по обмену микробами, — даже не гей. Скажи, а? — Да, — подтвердил Пит, — мне девчонки нравятся. — Видишь, — хихикнул Твик, — он делает это потому, что всех это ужасно бесит. Быть нонконформистом ахуенно, Такер! Крэйг уже скрылся за поворотом, но слышал смех доносящийся в спину, еще долго, возможно, гораздо дольше, чем это было на самом деле. Его бесило поведение Твика, он был не согласен со всем, он был зол на все. Даже идиотское определение нонконформизма — может быть, стоило объяснить этим одноклеточным, что вся их «непохожесть» одинаковая на всю компанию, точно как атрибут видовой принадлежности. Но это было бессмысленно. Нужно было зайти с другой стороны. Твик так старался разбиться, но Крэйг просто не мог этого допустить.