From another side

***

Сначала Микки своим глазам просто не поверил. Он проморгался, но стоящий перед ним Йен никуда не делся. Тогда Милкович, не контролируя себя, потянулся к рыжему всем телом, чтобы прижать к себе, но руки схватили лишь воздух, и уже бывший заключённый вдруг понял, что Йен слегка… просвечивал. — Блядь, — выдохнул Микки и неожиданно для самого себя заржал. Истерический смех быстро перешёл в судорожные сухие рыдания. Сквозь сотрясающие и без того измученное тело спазмы Мик видел, что Йен...призрак Йена?.. сначала дернулся к нему, но, видимо, понял, что это бесполезно, и просто замер, глядя на него с болью и жалостью. Чтобы не видеть этого выражения даже на, сука, прозрачном, но все ещё родном лице, Микки запрокинул голову и принялся дышать на счёт, растирая саднящую грудь. Одна Миссисипи, две Миссисипи… Косой взгляд вперёд — Йен ещё здесь — три Миссисипи, четыре Миссисипи… На десятой Миссисипи Микки, наконец, почувствовал, что сердце замедлило свою безумную гонку, и в ближайшие минуты ему не грозит смерть от сердечного приступа в 20 с небольшим лет. Йен — за исключением того, что сквозь него было видно могильные плиты, — выглядел точно так же, как Милкович его помнил: дешёвая затертая куртка нараспашку, коричневая рубашка с эмблемой какой-то благотворительной организации, старые джинсы с полусломанным болтом, который Мик умел открывать одной рукой… Микки вздохнул и улыбнулся — уже спокойно, искренне — как не улыбался с тех пор, как последний раз видел Йена сквозь тюремное стекло. А его призрачная галлюцинация вот напряглась не на шутку. Подумала, что начинается новый виток истерики? А галлюцинации вообще умеют думать? — Ты чего? — спросил ненастоящий Йен. — Просто рад, что схожу с ума именно так. Я как-то смотрел передачу про мужика, который думал, что у него пауки под кожей бегают, вот это было бы всрато. — Ты считаешь, что сходишь с ума? — Я разговариваю с просвечивающей галлюцинацией своего погибшего парня, мое психическое здоровье явно оставляет желать лучшего. — Я — не галлюцинация! — чуть обиженно произнес не-Йен, а Микки фыркнул. Удивительно, но вся эта ситуация начала его забавлять. Ну, а что, собственно, ему ещё оставалось… — А кто ты — Патрик Суэйзи? Извини, но я ваще не тяну на Вупи Голдберг. — Но я осознаю себя до того, как начал разговаривать с тобой! — воскликнул прозрачный Галлагер. — Я был дома, видел Липа и Дебби, она плакала… — Этим ты меня не убедишь, — покачал головой Микки. — В наше время вообще сложно найти неплачущего Галлагера. —А ещё я помню себя. В смысле, все мои воспоминания — они со мной. Кроме последнего, как я… — галлюцинация замялась и потупила взгляд. Микки захотел было что-то сказать, как-то утешить… продукт собственного больного сознания, ага, но тут почти рядом с ними раздался чей-то хриплый прокуренный голос. — Кладбище закрывается! Все живые — проваливайте! Микки оглянулся, чтобы увидеть ковыляющего к ним сторожа. — Эй, парень, ты слышишь? — обратился мужик к нему. — Шуруй домой, дай мертвым отдохнуть. — Какого хуя, ещё даже не стемнело! — буркнул Микки. — Через двадцать минут стемнеет, и вас, сатанистов, вообще будет не выкурить! — ворчаливо прикрикнул сторож, подходя ближе. — Каждую ночь устраивают свои обряды, портят могилы, заебали вкрай! Так что сынок, вали отседова, приходи завтра, никуда твой покойник не сбежит уже. Микки закусил губу и кинул взгляд на Йена, которого, очевидно, видел он один. Не став спорить, Милкович поднялся с промерзшей земли и почапал к выходу. — Вот видишь, ты — точно моя галлюцинация, — вполголоса произнес Мик, когда они уже тряслись в надземке. Всю дорогу Йен дергано уклонялся от незамечающих его прохожих, но парочку раз все равно кто-то прошел почти что сквозь него. — Если бы ты был нормальным призраком, то остался бы у могилы. Они же типа привязаны к месту, все дела. — Патрик Суэйзи тоже мог свободно перемещаться, — зачем-то тоже приглушённо возразил Йен. Как будто кроме Микки его мог кто-то слышать. Милкович закатил глаза. — Тоже мне аргумент, — бросил он, заметив неодобрительно косящуюся на него старушку. Бля, уже сойти с ума спокойно не дают. — Твои не лучше, — ответила галлюцинация. Ну ладно, что правда — то правда. — Слушай, если бы я был только в твоей голове, как бы я мог знать все те вещи, что знаю о моей жизни? Например, когда я первый раз поцеловался, понял, что гей и вот это все? Я тебе не говорил, поэтому, если я — это выверт твоего мозга, то помнить об этом я не могу! Перед тем как ответить, Микки показательно достал из кармана выключенный телефон, который ему сегодня выдали на КПП, и прижал его к уху. — Мое подсознание и это тоже могло выдумать, я ж не могу тебя проверить. Йен до боли знакомо нахмурился и закатил глаза, как всегда делал, когда Милкович его выбешивал. В горле снова застрял ебучий комок, и Микки отвернулся, не зная, что лучше: смотреть на Йена, зная, что это не его Йен, или не смотреть вовсе?.. — Хэй, — мягко сказало видение с той же, сука, интонацией, как если бы это произнес настоящий Йен, и Микки все же взглянул на него — в полутемном вагоне было почти незаметно, что Галлагер бесплотен. Галлюцинация грустно ему улыбнулась, и Мик вздохнул: ладно, по сути, выбора у него никакого не было. Дом Милковичей выглядел… как дом Милковичей — чертов склад всякой хуеты под слоем вековой пыли. Ну хотя бы пистолетов и наркоты на видимых местах не наблюдалось. И ещё здесь пахло китайской едой. — Я взяла тебе лапшу с говядиной в кунжутном соусе, — крикнула Мэнди откуда-то из глубины дома, и Микки неожиданно понял, что дико голоден. По-хорошему, он вообще не мог вспомнить, когда последний раз нормально ел. — Спасибо, — хрипло отозвался он, проходя в гостиную. Озирающаяся галлюцинация шла следом. — Никого нет? — уточнил Мик, садясь за стол и пододвигая к себе коробку с едой. Мэнди с ногами сидела на диване и печатала что-то в телефоне. — Не, отец ещё не вышел, Колин тоже, Игги хер знает где, — бросила она, не отрываясь от своего гаджета. Н-да, типичное описание семьи Милковичей. — А сучка с молокососом? — Живёт у Кева и Ви, — ответил прозрачный Йен. — У Боллов ошивается, — почти одновременно с ним произнесла Мэнди, и Микки нахмурился: откуда галлюцинация могла это знать? Не-Йен взглянул на него торжествующе. — Спроси у нее ещё что-нибудь обо мне, что ты не знаешь, — подсказал он. Мик задумался, облизывая соус с губ. — Эм, Мэндс, — неловко начал он. — Я давно хотел спросить… А как вы с Йеном, ну это, подружились? Сестра замерла, а потом повернулась к нему с застывшей жалостью на лице. Да ебаный свет. Но перед тем, как Микки успел забрать свои слова назад, Мэнди начала говорить: — Мы всегда ровно общались, но однажды на уроке истории… — …у мистера Банкрофта на нее встал… — …и Йен поставил ему подножку, так что этот извращуга рухнул прямо посреди класса… — …а потом Мэнди пришла ко мне в магазин… — …ну, я подумала, что было бы неплохо замутить, я ж не знала тогда, что он гей… —…и она напросилась ко мне домой, мы смотрели Топ Гир с Карлом… —…и я начала к Йену подкатывать, а он меня отшивал… Они все продолжали, а у Микки уже голова кругом шла. Как это, бля, возможно? Может, Йен ему это уже когда-то говорил, но он не слушал, а вот в памяти осталось?.. Но в глубине своей черной души Милкович уже понимал: нихуя подобного. — Лан, хорош, — выдавил Микки, прерывая двухголосый рассказ посреди слова. — Я, ээ, пойду к себе тогда, — добавил он, отодвинув коробку с наполовину доеденной лапшой на другой конец стола. Все равно аппетит пропал к хуям. Мэнди одарила его печально-понимающим взглядом и встала с дивана. — Я пока съезжу тогда кое-куда, — произнесла она. — В смысле, не работать, — добавила сеструха, когда Микки поднял брови. — Просто по делам, скоро вернусь. Милкович безразлично пожал плечами и свалил к себе. Отстраненно он отметил, что в его комнате ничего не поменялось, но мысли его сейчас явно были не об этом. — Я же говорил, что я — не галлюцинация, — сказал Йен, прошедший сквозь дверь вслед за ним. — Пиздец, — выдохнул Микки и оглянулся на него. — Это что, тогда, правда… Ну, ты? — Ага, — неловко отозвался Йен. — А как… Что ты…— да бля, чё с его языком творится. — Не знаю, — рассеянно произнес призрак. — Последнее, что я помню из своей жизни — это как стою на мосту… Похоже, я все-таки прыгнул, да? — с невеселой улыбкой заключил он. Микки сглотнул и потёр губы рукой. — Почему? — выплюнул он, не смотря Йену в глаза. — Казалось, что жизнь не имеет смысла. Что я никому не нужен, что я всем причиняю только боль. — приглушённо начал Йен. — Это все сейчас таким глупым кажется, но я реально так думал. И все вспоминал, как мы тогда с тобой ходили за моими таблетками. Врачиха меня попросила составить список контактов суицидника, а ты ей так уверенно сказал: «Не нужно, у него есть я», а теперь… Теперь я тебя потерял. Микки посмотрел вверх на осыпающийся побелкой потолок, чтобы снова не разрыдаться. — Я…— с хрипом выдавил он, но Йен его перебил: — Не смей себя винить, — с убийственной серьезностью произнес он. — Просто не смей. Виноват только я и плохо откалиброванные таблетки. И точка. У Микки не было сил спорить. — А… потом? — спросил он сдавленно. — Потом… — призрак вздохнул. — Потом я помню только, как был уже дома и увидел курящего Липа на нашей кухне. Я его позвал, а он не ответил. Я ещё рассердился тогда дико, подошёл, чтобы встряхнуть…и не смог до него дотронуться, руки просто сквозь прошли.— Йен на секунду замолк, взъерошил отросшие за время их разлуки волосы, а потом продолжил. — Ну, я принялся орать как бешеный, пытаться что-то уронить, но Лип меня не слышал… А потом он сказал «Как же так, Йен» и я вдруг понял. Понял, что умер. Микки тяжело перевел дух, дрожащими руками достал из кармана пачку липовских сигарет и закурил, только с пятого раза умудрившись высечь огонь из зажигалки. Сквозь ебучие слезы нихуя не было видно. — Понятия не имею, сколько времени прошло, я как будто не все время был там, понимаешь? Просто появлялся, видел Липа то дома, то нет и иногда ещё остальных, а потом пропадал, и снова… — Пропадал куда? — сипло уточнил Микки. — Не знаю, как будто…в никуда? Там темно и иногда слышно странные звуки, какие-то голоса в отдалении... Милкович кивнул, не в силах выдавить нормальный ответ, и Йен продолжил: — И сегодня я снова был у нас дома, а потом вдруг оказался на кладбище и увидел тебя. И ты меня тоже… Хотя раньше меня никто никогда не видел и не слышал, странно, да? — Ага…— подтвердил Микки, и вдруг почувствовал себя как-то по-дебильному неловко. Одно дело было говорить с Йеном, думая, что он — всего лишь часть его сознания, и совсем другое, зная, что это…кто, его неупокоившийся дух? Господи, блядь, у Микки такая пиздецово увлекательная жизнь, аж биографию можно сценаристам в Голливуд продавать. — Я, эм, пойду в душ схожу, я ж ток откинулся. Ты, ээ, будешь здесь? — выдавил он, тут же мысленно обматерив себя за тупой вопрос. — Я никак на это не влияю, — предсказуемо ответил Йен, грустно на него глядя. Микки дёрнул плечом и вышел за дверь. Так сваливать, наверное, было эгоистично по отношению к Йену — вернее, призраку Йена, — но Милкович должен был как-то собраться с мыслями… Классический милковический контрастный душ с напором как в писсуаре не особо располагал к медитативным размышлениям, но Микки не спешил выходить. Говорить с Йеном и видеть его — было ебаным благословением, но одновременно и таким же ебаным проклятьем. Его рыжик был мертв. Он спрыгнул с моста, его перемололо очистителем, а то, что осталось, гниёт глубоко в земле. Микки прижался лбом к покромсаному кафелю. Йен был мертв, даже если каким-то макаром и нашел способ пообщаться с ним с той стороны. И Милкович знал, что эту возможность не упустит. Ни за что. Как бы это не было безумно, и даже если от этого будет потом только больнее. Наконец, выключив душ, Микки понял, что не захватил с собой полотенца и чуть было не крикнул Йену его принести, но вовремя прикусил себе язык. Первым порывом было надеть грязные трусы, но Милкович снова сам себя отругал: чё там Галлагер не видел, Господи. Ежась от холода, Микки быстро прошлепал босыми ногами в комнату. Сразу он Йена не увидел и почувствовал, как сердце падает куда-то в живот, но через секунду заметил призрака, сидящего на полу у кровати. — Как ты не проваливаешься вниз? — спросил Мик, доставая из комода полотенце. Йен ничего не ответил. Микки обернулся, вытираясь отдающей сыростью тряпкой, и замер. Галлагер смотрел на него. Вернее, смотрел. Тем взглядом, который ясно говорил: было бы у него тело, Микки бы уже стонал, уткнувшись носом в подушку. Милкович сглотнул дебильный вопрос, бывает ли у призраков эрекция, потому что даже если у них и нет, то у него вот — точно да. Его члену, похоже, побоку было — просвечивал там Галлагер или нет, он на его голодный взгляд всегда однозначно реагировал и уже заинтересованно шевельнулся. — У тебя синяки, — сказал Йен, и Микки посмотрел вниз. Ну да, и правда — а он и не замечал. Неосознанно он положил руку на самое большое желто-фиолетовое пятно на груди, как раз под татуировкой, и чуть погладил. Йен не отрываясь смотрел за движением его руки, и член Микки от этого ещё немного приподнялся. — Погладь себя ещё? Прозвучало это как вопрос, поэтому Микки кивнул. К черту все. Руки заскользили вниз, к бёдрам, посылая за собой стаи мурашек. Было немного неловко — он никогда этого раньше и при живом Йене не делал, — но одновременно с этим и очень приятно. К нему месяцами никто так не прикасался. Микки всегда топил за грубый, агрессивный секс, но иногда Галлагеру удавалось в достаточной мере его разморить и окутать с головой тем, что Милкович с ворчанием называл нежнятиной. С ворчанием притворным, конечно, потому что он всю эту хуйню в глубине души реально любил. Когда Йен влажными поцелуями проходился по всем его чувствительным местам, когда гладил, говорил в ухо такое, за что Микки в нормальном, а не возбуждённом до дрожи состоянии, прописал бы в еблет. Не было чувства лучше, чем знание, что Йен восхищается им, его телом, что ему хорошо с ним, что он… любит его. Отчаянно желая удостовериться в этом, Микки распахнул глаза, и вдруг очень четко увидел сквозь голову Йена брошенную им на кровать пачку сигарет. Брюнет зажмурился, а гуляющие по телу руки безвольно повисли вдоль тела. «Йен мертв, мертв, мертв» — бесконечным повтором зазвучало в его голове. — Нет, так не пойдет, — отреагировал призрак. — Ложись на кровать и закрой глаза. И снова Микки был слишком раздавлен, чтобы возражать. — А теперь представь, что твои руки — это мои руки, — сказал Галлагер, после того, как Мик улегся поверх покрывала. — Твои больше, — чисто из упрямства выдавил Милкович, на что Йен только издал тихий смешок. — Проведи правой рукой по груди, — скомандовал тот. — И по животу… Нет, ниже не спускайся пока. Оближи два пальца…да, молодец… А теперь сожми ими сосок. Вот так, как будто это я играю с ним губами… Ровный галлагеровский голос погружал Микки в какой-то транс, и ему действительно уже казалось, что это руки Йена гладят его и его язык скользит по коже… — Йен, — шепнул он через несколько минут, и рыжик сразу же его понял. — Обхвати его, не сильно, — проговорил Галлагер. — Проведи вверх-вниз… Даа… Видел бы ты себя сейчас, Мик… Такой красивый. Микки несдержанно всхлипнул от неожиданного комплимента и вслед за указующии голосом принялся ласкать себя быстрее и быстрее… Он уже почти чувствовал приближающийся оргазм — ему сейчас многого было не надо, — как Йен внезапно его остановил: — Стоп, — сказал он твердо. — Возьми в рот пальцы другой руки. Намочи их хорошенько. Уже зная, к чему это ведёт, Микки неосознанно согнул ноги в коленях и раздвинул их. Йен издал тихий восхищённый стон. — Такой открытый для меня, такой нуждающийся… — пробормотал он, и Милкович тоже застонал вокруг своих пальцев. — Давай, Мик, сделай то, что так хочешь. Только не торопись. Микки выпустил пальцы изо рта и повел их вниз ко входу, начиная его неспешно разминать. Бля, как же хорошо. Этого с ним тоже никто несколько месяцев не делал — в тюряге подставляться нельзя, а уединиться негде. — Вставь один, — приказал Йен, и Мик мгновенно подчинился. — Такой тесный, — выдохнул Галлагер, как если бы нависал над Микки, и было так просто поверить, что это его пальцы входят в него… — Давай ещё один, — прошептал Йен. — Раздвинь их внутри, погладь, как ты любишь… Даа… — синхронно с ним простонал он. Галлагер все не переставал говорить, а Микки ни на секунду не переставал работать руками — левая уже затекла, но это было такой ерундой по сравнению с кайфом, волнами проходящимся по телу. — Я сейчас… Йен, я сейчас, — хныкнул он, глубже насаживаясь на свои — не свои пальцы. — Да, давай, мой хороший. Хочу увидеть, как ты кончаешь. Микки напрягся в струну и, длинно простонав имя Йена, излился себе на живот. Из коридора послышался какой-то шум — черт, Мэнди вернулась. И видимо, она все услышала, потому что дверь ее комнаты хлопнула слишком уж громко. Наверное, решила, что Микки так отчаялся, что уже зовёт Йена во время оргазма… Собственно, не так уж сеструха была далека от истины. Микки вдруг стало холодно и противно. Небрежно обтеревшись отброшенным полотенцем, он забрался под одеяло, избегая смотреть на стоящего возле кровати призрака. Нечаянно накатила дикая усталость — нормально не спал он примерно столько же, сколько и нормально не ел, если не вообще с момента ареста. — Мик, — расстроенно позвал его Йен, но Милкович ему не ответил, агрессивно встряхивая подушку.— Ну, перестань, я же здесь. «Ты не здесь» — подумал Микки, продолжая избивать несчастную подушку так, что из нее уже чуть ли не перья летели. — Надолго ли? — выдавил он вместо этого. — Я не знаю, — потерянно произнес Йен. — Но сейчас я здесь. Микки, наконец-то уложил голову на подушку и уставился в потолок. — Я здесь, Мик, — повторил призрак, и Микки кивнул, сдаваясь. — Тебе лучше и оставаться здесь, когда я проснусь, — сказал он ворчливо, но отчаянье из голоса убрать не удалось. — Я постараюсь, — прошептал Йен, и Мик, последний раз взглянув на него, закрыл глаза.