И я там был...

1. - Сука! Мразь! Первый камень улетел далеко и плюхнулся в воду, лишь немного не дотянув до противоположного берега. За ним отправились второй и третий, сопровождаемые шлейфом вдохновенных, сложносочиненных ругательств. Ругаться Айри умел и любил. Одни могут ладить с жерновами или тугими кузнечными мехами, у других перья множатся, словно заговоренные, а третьих хлебом не корми, дай выстрогать из полена игрушечный меч или лошадку. У каждого, проще говоря, свои таланты и пристрастия, и отборная брань на трех наречьях отнюдь не являлась в сем списке невиданной редкостью. Обычно Айри ругался весело и с душой. Так, что даже у старосты Дадура полз вверх уголок рта, сколько бы он не скреб бороду, стараясь скрыть это. Когда с ним случался приступ краснобайства, Айри мог охаять все вокруг: мерзкий снег с дождем, слишком яркое солнце, Дуру, которая сжевала все сено, Дуру, которая воротит от сена морду, мандрагоры, снова разбросавшие мох, мандрагоры, сидящие подозрительно тихо... Случись ему в таком настроении наведаться в деревню, непрошенного красноречия огребал каждый второй, начиная чумазой мелюзгой у ворот и оканчивая дождевой бочкой, что стояла не там, где полагается, а на локоть влево. Однако сегодня все было иначе. От задора не осталось и запаха. Сегодня в его словах ощущалась настоящая злость, сдобренная щедрой щепотью боли. - Предательница! – раз за разом орал Айри, отправляя новые камни в речку. – Потаскуха! Дрянь! Обрюхатит тебя этот тролль, побежишь к Лекреции за травами, да поздно будет! Что бы я! Еще хоть раз! Да ни приведи сова! Очередной камень, подвернувшийся под руку, оказался не простым булыжником, а осколком рассветника. Острый край рассек ладонь, и Айри некоторое время смотрел, как глубокая царапина набухает кровью, а потом вдруг неожиданно для себя разревелся. Почему, почему она так поступила? Неужели он уделял ей недостаточно внимания, дал ей заскучать? Да он вокруг нее оводом вился! Даже бабка Лекреция говорила, чтоб он сдул паруса-то, пока не сделался папашей раньше времени. Айри парусов не сдувал, что ни день таскался в деревню под глупейшими из предлогов, лишь бы позубоскалить с ней возле кузни, пока ее отец сковыривает старую подкову с очередного конского копыта. А когда тот уходил на обед, можно было и вовсе прикрыть двери, укрыться в душной тесноте сеней и найти губами полные, сладкие губы. Третьего дня он даже умудрился наполовину распустить шнуровку на ее сарафане и нащупать под вышитой сорочкой теплую, тяжелую грудь. Анкретт тут же вывернулась и, хохоча, хлестнула его по морде полотенцем, но и дураку было понятно, что это она не всерьез. Ей нравилось! Совы преблагие, нравилось! При мысли об этом он чувствовал, как что-то в груди разрастается, словно зарево огромного пожара. Конечно, под венец он с ней не собирался, но полагал, что в самом ближайшем времени... Возможно, даже сегодня... Может, ей просто нравятся стариканы вроде Греда? Трухлявые пни далеко за двадцать с плечами, как у тролля. У которых вся рожа в щетине! Айри пощупал щеки. Ничего нового. И щеки, и подбородок, и полоска над губой, где полагалось быть усам, как были гладкими, словно у девки, так такими и оставались. Вада всегда потешалась над ним, когда он вертелся перед гляденцом, выискивая признаки щетины, и советовала просто натереть лицо углем, да и дело с концом. Зря, видать, издевалась! Он был кругом прав! Ведь ежели не щетина, какое еще преимущество имелось у Греда? Обилие свободного места в черепушке да потемневшие от дрянного табака зубы? При воспоминании об этом уроде, шурующем своей лапищей у Анкретт под юбкой, Айри снова зарычал, словно дикий зверь. Удобные камни кончились, ладонь саднила. Злость и обиду следовало немедленно выместить, иначе, перебродив, они грозили обернуться новыми слезами, а таких почестей ни Анкретт, ни Гред не заслуживали. Проорав последнее проклятье, Айри направился вверх, в сторону леса. Сначала он брел по берегу, пинал гальку и кружевные листья папоротников, потом содрал с ног плетенки, повесил на плечо и пошел прямо по воде. Та была холодной – речка брала начало в гористых владениях барр, рядом с каменоломнями, и ее поток оставался ледяным даже в разгар лета. Штаны тут же промокли до самых колен, ил противно заскользил под голыми ступнями, но Айри был даже рад этому. Ему хотелось ненавидеть. Хотелось, чтобы что-то отвлекало его от жгучего и тяжелого комка глины, залепившего горло так, что едва удавалось сделать вдох. Это помогало. Постепенно злость сошла на нет, оставив за собой лишь тоску и нездоровое, усталое равнодушие. А скоро ему и вовсе стало не до того, чтобы снова и снова вспоминать Анкретт и Греда – близился перекат, и быстрое течение речки превращалось в настоящую стремнину. Чтобы не рухнуть лицом в воду и не выбить о гальку все зубы, Айри стал потихоньку двигаться к противоположному берегу. Он пристально всматривался в заросли рогоза, выискивая удобное место для того, чтобы вскарабкаться обратно на берег, и только благодаря этому заметил струйку дыма и почти незаметные в медовом послеполуденном солнце искры костра. Айри прекратил бултыхаться в потоке. Барры? Что им тут делать? Гоблины, если рассудить по уму, тоже могли поддерживать огонь, даже раздуть его из тлеющих углей, но на то, чтобы развести его в одиночку, мозгов у них отродясь не хватало. Кто-то из деревенских знал бы, что выше по течению имеется гораздо более удобный спуск к воде, да и кому понадобиться жечь костер в трех шагах от дома? На всякий случай пригнувшись, Айри приблизился к берегу, юркнул в высокую траву и осторожно раздвинул стебли руками. Ил тут был глубже, гуще и противней. Он ощутил, как под ступней извивается что-то маленькое и склизкое и осторожно переступил, стараясь не привлекать к себе внимания. Под сенью нависших над берегом деревьев его тут же атаковал гнус, однако Айри едва замечал что-либо вокруг, рассматривая небольшой и совершенно пустой бивак. Должен же тот, кто его разбил, в конце концов показаться? Ждать пришлось долго. Солнце уже улеглось на верхушки деревьев, а хозяин стоянки все не показывался. Айри успел сто раз проклясть его – разве можно разводить в лесу огонь, а потом уходить? Что, если ветер разнесет искры вокруг? Сухая трава вспыхнет – моргнуть не успеешь, а если огонь доберется до прошлогодней хвои – тут уж останется лишь молить великих сов, чтобы спасли лес, укрыли его своими огромными крыльями от плодов чужой глупости. Может, с путником что-то случилось? На то, что он просто двинулся дальше, было не похоже: из своего укрытия в зарослях рогоза Айри видел заплечный мешок с хитро устроенными тесемками и вполне приличный котелок, аккуратно уложенные у большого серого валуна. Время шло. Языки пламени в костре стали угасать, а угли – покрываться пеплом. И когда Айри уже готов был плюнуть на все, выбраться берег, залить костер и отправиться восвояси, один из серых камней вдруг пошевелился. Айри замер. Позвоночник продрало холодом. Он осознал, что приоткрыл рот, только когда едва не подавился мошкой. Убрав ее с языка, он, округлив глаза, следил за каждым движением того, чье присутствие заметил лишь сейчас. Наверное, немногие из деревенских сообразили бы, что перед ними за существо. Однако Айри деревенским не был. Он рос в доме умнейшей женщины на Чагосе, а еще дружил с Лисохвостами, которые, не в пример деревенским и баррам, совали нос дальше собственного порога и знали, что творится на белом свете под крылами Ситирицы и Инграмед. Так что, несмотря на испуг, сообразить, кем именно являлся незнакомец, Айри сумел. Покрытая серой ороговевшей чешуей спина, страшный костяной гребень на голове и между лопаток, мощные руки и ноги... И, преблагая сова, хвост... Вне всяких сомнений, по берегу разгуливал ящер. 2. Двигаясь неторопливо и обстоятельно, ящер присел перед своим мешком, повозился с ним немного, а потом направился к костру, прижимая к груди охапку каких-то коричневых кругляшей – то ли мелких клубней, то ли крупных орехов. Разворошив тлеющие угли, он уложил их в горячее нутро костра и уселся неподалеку. Неподвижный и сгорбленный, он снова стал похож на здоровенный валун. Айри не мог поверить своим глазам. Ящер! Настоящий, живой ящер! Надо думать, забрел сюда ох как издалека. Даже Лекреция никогда не встречала такого, не говоря уж о деревенских тугодумах. Да что там – среди людей, которых Айри знал, даже жирного и неповоротливого лесного тролля видел не каждый, а уж случись кому из мужиков набрести в лесу на медведя – тут и вовсе было разговоров на полгода. Он представил, что скажет бабушка, когда он расскажет ей – эдак небрежно, мимолетом – о своей встрече. Уж явно пожалеет о том, как третьего дня бранила его за то, что недоглядел за мандрагорами. А деревенские! Айри даже зажмурился, представив шепотки у себя за спиной. Ты слыхал? Знахаркин-то внук в лесу ящера повстречал! Да не ящерицу, дурень, а умное древнее существо, что вроде как за многие месяцы пути, далеко в горах живут. Которые про Руины разумеют – а может, сами их по Чагосу-то и раскидали. Про которых в книгах написано! Айри представил, как слух дойдет до проклятущей Анкретт, клюй ее сова в душу... Тело приняло решение само, забыв посоветоваться с мозгом. Мгновением раньше он прятался в прибрежных зарослях, боясь лишний раз вздохнуть, и вот уже лезет на берег, специально производя как можно больше шума. Если ящер решит полоснуть его когтем по горлу – что ж, так тому и быть. Но Айри знал, что если вернется домой, даже не попытавшись вступить в контакт с этим загадочным существом, то не простит себе этого до самой смерти. Он выбрался на берег и приблизился к костру, не делая тайны из своего присутствия. Ящер ничем не показал, что заметил его – так и сидел, сгорбив украшенную гребнем спину и глядя на угли. Появление человека явно не стало для него неожиданностью. Может, он с самого начала знал, что кто-то прячется поблизости, просто не обращал внимания, как человек не обращает внимания на следящую за ним с ветки ворону? Айри эта мысль не понравилась. - Приве... Приветствую тебя в человеческих владениях, о мудрый ящер! – проговорил он торжественно и в знак уважения обнял ладонями плечи. Ящер не ответил, даже не пошевелился. Его взгляд еще какое-то время следил за огнем, потом темные глаза с узкими полосками зрачков странно провернулись в глазницах и уставились на Айри. - Мое имя – Айри, - снова попробовал Айри. – Я человек и живу неподалеку, на другом берегу реки. Дым от твоего костра привлек меня, и я рад, что это случилось – я никогда не встречал существа, подобного тебе. Почтишь ли ты меня разговором? Если нет – прогони меня, и я уйду. Ящер моргнул. Исключая узор из мелких чешуек на скулах и у бровей, лицо его почти ничем не отличалось от человечьего. Разве что раскосые темные глаза были немного больше привычного, а рот – широким, словно у лягушки. Где-то поблизости затрещала сойка. Айри переступил с ноги на ногу. - Понимаешь ли ты разумную речь, о мудрый ящер? Молчание. - Видно, не такой уж и мудрый, а? Ладно, что если я просто присяду тут, неподалеку, и немного понаблюдаю за тобой? Тебе от этого вреда никакого, а мне уйма пользы. Совы, да ты действительно похож на ящерицу! Поди ж ты! А язык у тебя такой же длинный? А хвост отрывается? Ты мух ешь? В костре что-то громко треснуло, потом еще раз, и Айри отпрыгнул на добрых три локтя назад, словно испуганный кот. И тут же обрадовался, что увеличил расстояние между собой и незнакомцем. Двигаясь все так же неторопливо, ящер поднялся на ноги, расправил плечи и шагнул ближе к костру. И Айри понял, что до этого момента не вполне отдавал себе отчета в том, что перед ним такое. Ящер был выше, чем кто-либо из людей. Ублюдок Гред, считавшийся в деревне за здорового детину, и тот казался бы рядом с ним всего лишь подростком. Да что там – навряд ли даже кто-нибудь из барр смог бы тягаться с ним ростом, а разлетом плеч и подавно. Серая чешуя покрывала спину, плечи и тыльную сторону рук, словно диковинный загар, оставляя нетронутыми лицо и грудь. Хвост, украшенный двумя металлическими кольцами, словно женские руки браслетами, ударял о сильные ноги. При виде черных когтей, заменявших ему ногти, Айри запоздало проклял свой болтливый язык. Ну как и в самом деле полоснет сейчас по горлу? Или, того веселее, оторвет ему руку или ногу, чтобы зажарить в углях? Благо, и костерок готов. Да что там – такому и целого человека сожрать, что сове клювом щелкнуть. Интересно, быстрый ли он? Если дать деру прямо сейчас – догонит? Или, может умнее будет сигануть обратно в реку... Не обращая внимания на душевные метания своего гостя, ящер присел перед костром и принялся выгребать из углей полопавшиеся орехи. Помочь себе палкой он и не подумал – орудовал прямо рукой, явно не испытывая от жара костра особого неудобства. Порывшись в складках своего причудливого одеяния, напоминавшего помесь сбруи, юбки и продуманно сшитой набедренной повязки, он достал небольшой кисет, расколол один из орехов, посыпал сверху белым песком и протянул Айри. Тот с опаской принял угощение. - Спасибо. Что это? Не дождавшись ответа, Айри решил, что не станет рисковать и оскорблять ящера отказом. Сколупнув остатки скорлупы, он осторожно прихватил зубами мякоть. Орех был еще горячим и на вкус почему-то напоминал жаркое, но поразило Айри не это. Соль! - Соль! – хрипло проговорил он, вытаращив на ящера глаза. – Ты... Соль! Откуда она у тебя? У тебя ее что, целый мешочек?! Преблагая Ситирица, храбрый же ты малый, если показываешь эдакие богатства первому встречному. Я, конечно, ничего не хочу сказать, но человек менее благородный прикопал бы тебя в подлеске, и дело с концом. А сам жил бы припеваючи. Ящер заинтересованно склонил голову на бок. - Это... редкость? Голос у него оказался хриплым и каким-то скрежещущим – будто кто-то перекатывал в ладонях горсть камней. Айри даже забыл поразиться тому, что чудище заговорило, и испугаться наказания за свои слова насчет мух и отрывания хвоста. - Ты что, шутишь?! Да я в последний раз пробовал настоящую соль на праздник урожая, и не в этом, заметь, году! Моя бабка Лекреция иногда бросает в суп стебли кридаша, от него вода становится чуть вкуснее, но с тем, что у тебя, никакого сравнения. Только скоту в пищу и годится. Говорят, пару лун назад один из тех барров, что живут ближе к пескам, выворотил целый пласт соли из стены в одной из штолен, но это только слухи. Да и согласись тот барр выставить свою соль на торг – ни у кого в деревне не хватило бы перьев, чтобы купить столько, сколько припасено у тебя. Ящер какое-то время пристально смотрел на Айри, словно решая для себя, говорит ли человек правду, или просто потешается над ним. А потом вдруг протянул ему кисет. Вот так просто, будто они были двумя приятелями, один из которых угощает другого понюшкой табаку! - Нет-нет, что ты! - испугался Айри. – Мне нечего дать тебе взамен! Разве что пара рун, но они мне нужны... - Даром, - прервал его ящер. И прежде, чем Айри успел ответить, схватил его за руку и высыпал на ладонь горстку мелкого белого песка. Соль – настоящая! – пахла чем-то волнующим, вроде свежего морозного ветра или свободы. Закончив таращиться, Айри с великими предосторожностями ссыпал ее в лист лопуха, и, завернув как следует, спрятал за пазуху. Потом лизнул ладонь. Совы преблагие! Всего пару минут назад он думал, что встреча с ящером сама по себе станет событием, которым можно будет хвастаться до старости. Много ли он понимал! - Благодарю тебя, о мудрый ящер! – Айри снова схватился обеими ладонями за плечи. – Никогда за всю свою жизнь я не получал такого щедрого подарка. Наверное, в тех землях, откуда ты родом, соли полным-полно... Или, может, ты страшно богат, и поэтому можешь позволить себе такую роскошь? Как бы то ни было, в здешних краях это большая редкость. Чтобы хоть как-то отплатить тебе, позволь мне пригласить тебя в мой дом. Я живу неподалеку, и моя бабушка будет рада угостить тебя ужином и приготовить тебе постель. Или, может, есть что-то другое, что я мог бы для тебя сделать? Ящер издал резкий звук, который при хорошо развитом воображении можно было принять за смешок, и закинул себе в пасть горсть посоленных орехов. «Сомневаюсь, что существо, для которого щепотка соли является щедрым даром, может предложить мне что-то полезное», словно бы говорил его взгляд. - Озеро. Далеко? - Озеро? Ты про Подкову - то озеро, что находится за владениями Лисохвостов? Путь неблизкий. За день или полтора пешего пути ты доберешься до лагеря свободных охотников, обнесенного частоколом, а оттуда возьмешь путь на восток. Я не знаю, быстро ли передвигаются существа твоего вида, но если в этом вы похожи на людей, то ты дойдешь до левого берега дня за четыре. Три, если будешь идти быстро и не станешь останавливаться для охоты. Тебе придется сделать крюк, огибая ущелье и прилегающую к нему чащу. Сам я плохо знаю те места, но свободные охотники объяснят тебе, каких именно троп следует придерживаться. Видишь ли, в последнее время они знай воюют с гоблинами, и по незнанию легко забрести на территории, где... - Без людей, - прервал его ящер. Айри пожал плечами. - Можешь не заходить к ним, коли не желаешь, но другого пути нет. Если ты думал пойти напрямик, как летит птица, то знай, что в здешних краях чаща кишит блуждающими огоньками. Ящер промолчал. Похоже, новости его не обрадовали. - Так значит, ты идешь к Подкове? – осторожно спросил Айри. – А откуда? Мой народ не знает, где именно располагаются горы, где живут подобные тебе, но готов поспорить, это очень далеко. Ладно, не отвечай, коли не желаешь... О! Если хочешь, я могу проводить тебя! Деревенские в те края особо не суются, но я в хороших отношениях с Лисохвостами и бывал у озера целых три раза. На деле он очень гордился этим, но ящера, кажется, его подвиги не впечатлили. - За озеро... Дальше. - Дальше Подковы? Там я не бывал. Слыхивал рассказы, и однажды, конечно, отправлюсь... Ты что же, направляешься к каменоломням барров? Взгляд, которым ящер одарил его, живо напомнил Айри Ваду – бабкина ученица точно также смотрела на деревенских парней, которые пытались подбивать к ней клинья. Добрая порция сострадания в этом взгляде была разбавлена печалью. - Дальше, - сказал он. Игра в загадки начала злить Айри. - Для премудрого существа, которое солит еду и знает, что там простирается за каменоломнями, с ориентировкой у тебя не очень. Чтобы выйти на самый удобный путь к озеру, тебе еще несколько дней назад нужно было взять восточнее. За твою щедрость я помогу тебе, чем сумею, но все же было бы лучше, если бы ты сказал мне, куда направляешься. - Женьшень. – Поймав взгляд Айри, ящер вздохнул. – Зеленые озера без дна, человек. Я иду туда. 3. Путь домой Айри не запомнил – ноги несли его знакомыми с детства тропинками сами. Он шел, затерянный в своих мыслях, и очнулся лишь у здоровенного кедра, знаменующего начало владений Лекреции. На мгновение ему почудилось, будто с тех пор, как он был здесь в последний раз, прошла вечность. Совы, ведь когда он миновал этот дуб сегодня утром, намереваясь нанести визит в кузницу и уболтать Анкретт отправиться с ним на реку, он и помыслить не мог, чем этот день закончится. Ящер... Соль... И когда ему уже казалось, что ничего невероятнее случиться уже не может – Болота... Если по-доброму, земля южнее кедра Лекреции не принадлежала, так что деревенские имели полное право гулять в округе, собирать ягоды и орехи, удить рыбу - да хоть поля возделывать. Однако на деле ни одного человека, барра или гоблина было не заманить в эти края ни за какие коврижки с тех самых пор, как Лекреция совы знают как умудрилась приручить черного лесного тролля и поселить его на границе своих владений в качестве охранника. Айри прекрасно понимал местных – взглянув на глубокие, длиннющие борозды от когтей, украшавшие окрестные деревья, у кого хочешь отпадет желание встречаться со зверюгой, оставившей их. Откуда им было знать, что на проверку привратник из тролля оказался, как из грязи пирог? Мгновенно разжирев на постоянной кормежке, он только и делал, что обдирал малину да дремал в теньке. Даже застав его в бодром расположении духа, любое мало-мальски сообразительное существо разом смекнуло бы, что от такого неповоротливого увальня можно уйти прогулочным шагом. За кедром начиналась тропинка, ведущая к дому через хвойный лес и примыкающий к нему обширный сад. Одной из основных обязанностей Айри в хозяйстве был уход за растениями. Не за редкими и хрупкими, нужными для сложных снадобий – их Лекреция ему не доверяла – а за съедобными посадками, вроде овощей, специй и зелени. Исключая посадку и сбор, работа была нетрудной – не то, что раньше, когда ему приходилось таскать воду, колоть дрова, стирать, ходить за курами и кроликами. Все-таки славно, что Лекреция взяла ученицу. Вада жила с ними уже несколько месяцев, и на нее можно было скидывать любую работу. Бесплатная помощь по дому в обмен на уроки чтения, зельеварения и составления рун – на взгляд Айри, изъянов в плане не было, сплошная выгода. То и дело щупая себя за бок – на месте ли сверток с солью? – Айри наскоро привел в порядок грядку с мандрагорами, что располагалась под раскидистой черемухой. Эти несносные растения ненавидели духоту, и изо дня в день норовили раскидать мох, которым Айри снова и снова укрывал их. Мох был необходим - в тепле и влажности корни мандрагоры прели и вырастали сильными и толстыми, а не походили на кривобокую засушенную морковку. Война продолжалась с тех пор, как он себя помнил, и уже давно превратилась из досадной обязанности в дело принципа. Когда он закончил, вокруг совсем стемнело – только окна в избе светились теплым медовым светом. Оттягивать неизбежное дольше не имело смысла. Как следует попрыгав на крыльце и почесав голени о перила, сбивая с ног засохшую грязь, Айри толкнул входную дверь. - Совиный хвост, неужто! – приветствовала его Лекреция. Бабушка сидела у очага и делала вид, что штопает одежду. – Тебя сейчас выдрать или потом? - Давай потом, - встряла Вада. – Иначе я эту страницу ни в жизнь не осилю. Ученица знахарки сгорбилась за столом, обложившись свитками, писчими палочками и брусками воска, и выглядела так, словно ее тролль жевал. Эта сильная, жилистая девушка с горящими черными глазами могла кидать сено, колоть дрова и орудовать лопатой хоть с утра до вечера, ни капли не устав и даже почти не вспотев. Однако стоило ей усесться за письмо и чтение, и она в два счета превращалась в растрепанную ведьму с осоловелым взглядом. Несмотря на то, что знахарская наука давалась ей нелегко, Вада не сдавалась, и направляла на покорение каждой страницы все свое упрямство, которого ей было не занимать. Айри втайне восхищался ее пылом, и подозревал, что бабушка тоже. - Где, скажи на милость, тебя носило? Мне пришлось самой обирать крыжовник и поить твою треклятую лошадь. Она вытащила у меня из кармана платок и сожрала его! Исчадье ада. Если ты думаешь, что ужин тебя дожидался, то будешь горько разочарован. Ишь, морда какая довольная! Опять с кузнецовой дочкой шлялся? Ей-сова, однажды Свен тебя прибьет. На мгновение Айри вспомнил лицо Анкретт – удивленно распахнутые глаза и жгучий румянец, тотчас заливший ее щеки, как только она поняла, кто именно застукал их с Гредом. Воспоминание неприятно потянуло в груди, но Айри усилием воли заставил его померкнуть. - Не сердись, бабушка, - он присел у старухиного кресла и протянул ей свернутый кульком лист лопуха. – Я принес тебе подарок. Лекреция зыркнула на него с недоверием, но сверток взяла. Осторожно развернув его, она долго время смотрела на горстку белого песка, не говоря ни слова. - Это... - Я знаю, что это, - перебила его Лекреция. - Я старая, но не безмозглая. Где ты это взял? Айри, помоги мне сова, если ты снова крутишь делишки с Лисохвостами... - Нет! - воскликнул Айри. Делишки с Лисохвостами он крутил с тех пор, как у него подмышками выросли волосы, и переставать не собирался, но Лекреции об этом знать было вовсе не обязательно. – Да и неужто ты думаешь, будто Лисохвосты стали бы разбазаривать соль? Чай, у самих ртов хватает. - Тогда откуда у тебя это? - Это подарок. - От кого? - От моего нового приятеля. Ты его не знаешь. - Какого, в бездну, приятеля?! - Может, заварим чаю? Я бы не прочь выпить чаю и что-нибудь погрызть, а вы как? Вада, ты как? - Совиный помет! - взорвалась наконец Лекреция. - Если ты немедленно не перестанешь валять дурака и не расскажешь мне все как есть!.. - Ладно, ладно! В общем, был я сегодня в деревне. А оттуда отправился на реку, и там, на дальнем берегу, наткнулся на чей-то костер... Когда он закончил рассказывать, а женщины – ахать, то и дело перебивать его и задавать вопросы, свечи в глиняных кружках почти догорели. - Вот, значит, так все и было. Напоследок я рассказал этой зверюге, как добраться до озера и где найти лагерь Лисохвостов. Даже палочкой на земле начертил. Он, кажется, понял, хотя кто его разберет – угрюмый, лицо что камень, слова говорит, будто у него они все наперечет и за каждое платить приходится. - Не насмехайся над ним, - покачала головой Лекреция. – Знавала я одного барра, дед деда которого имел дело с ящерами, выполнял для них всякую работу. Пусть барр, но весьма сообразительный, он повторял то, что написано в древних книгах – будто существ умнее и представить себе нельзя. Каждый из них обучен грамоте, умеет производить сложные расчеты и понимает мир вокруг так, как нам и не снилось. Ящеры строят свои дома из камня, и дома эти не похожи на кособокие срубы деревенских или землянки барров – они высокие, словно скалы, и в них множество ярусов. Дороги в их городе вымощены гранитными плитами, а потому не раскисают даже в дождь. Проскочи по такой улице хоть целый табун подкованных лошадей, ей ничего не станется! Обсидиан, из которого они делают оружие и инструменты, не идет ни в какое сравнение с тем, что добывают и обрабатывают барры. Еще они строят наводные суда, которые могут путешествовать по волнам много дней, а то и месяцев. - Куда же они путешествуют? - Я не знаю. Народ ящеров – старинный и загадочный. Они знают многое, но не больно-то стремятся делиться своей мудростью с другими обитателями Чагоса. Для них объяснять что-то человеку или барру – все равно, что для нас беседовать с козой. - Я заметил, - буркнул Айри. – Тот ящер тоже глядел на меня, словно на забавную зверушку. И не захотел рассказать мне, что он позабыл на Болотах. - Ты не сказал, что он направлялся на Болота. - Нет? Ну, так туда он и собрался от Подковы. Я спросил, что ему понадобилось в этих гиблых землях, но он не ответил. В комнате воцарилась тишина. Слышно было лишь, как потрескивает очаг, да где-то в погребе стрекочет сверчок. Вада поднялась из-за стола, подбросила в огонь полено потолще и принялась собирать свитки и книги – видно, отчаялась закончить сегодняшние задания. Айри ее не винил. Он сам никак не мог уместить в голове этот сумасшедший день, и лишь сверток соли, упрятанный Лекрецией в недра запечатанного руной сундука, служил подтверждением, что все это ему не приснилось. Бабушка покривила душой – ужин ему оставили. Айри проглотил свою порцию похлебки, почти не замечая вкуса. Пока он ел, Лекреция смотрела в окно, уйдя в свои мысли. Но когда Айри вышел во двор, чтобы сполоснуть миску и котелок, присоединилась к нему. Женщина, вырастившая его, остановилась у увитой жимолостью изгороди и принялась набивать трубку. Айри устроился рядом на перекладине. Это местечко издавна по негласному согласию было местом ужасно неловких, но необходимых Серьезных Разговоров. Здесь они стояли, когда Лекреция сказала ему, что собирается взять в семью сироту из деревни, и Айри следует не дуться, а принять ее, как если бы она была его старшей сестрицей. Здесь он сгорал от стыда, слушая ее объяснения о том, как именно следует управляться с руной, предотвращающей зачатие ребенка, и что именно Лекреция ему оторвет, если он пренебрежет этим уроком. И здесь же, гораздо раньше, она, как могла, объяснила ему, что его мать умерла вскоре после того, как он появился на свет, и как так получилось, что вместо того, чтобы заботиться о нем, его отец отправился на Болота. «Некоторые люди, особенно фермеры, считают, что дети – они что-то навроде скота», объясняла ему тогда Лекреция. «Их тоже нужно кормить и ходить за ними, но в конце концов забота окупится – в семье появится лишняя пара рабочих рук. Вот только коза или свинья не станет тянуть к тебе ручки и глядеть на тебя так, словно ты самое прекрасное из всего, что только есть на свете под крылами Ситирицы и Инграмед. Иногда людям проще сбежать, чем жить с теми, кто слепо полагается на них, из-за вечного страха их разочаровать.» Айри был не совсем уверен, что понял, что она хотела ему сказать, но не особо переживал по этому поводу. Он не помнил отца и знал о нем только, что тот был веселым малым, который тратил всю свою смекалку на изобретение способов поменьше работать и побольше кутить. В конце концов он присоединился к кучке авантюристов, состоявшей из двух барр, трех Лисохвостов и одного деревенского, которые собирались отправиться на Болота в поисках редких металлов, волшебных растений и еще сова знает каких побасенок. В старые времена на Болота отправлялись многие, да только не возвращался никто, если не считать одного рыбака, который и до путешествия был странноватым, а по возвращении и вовсе подвинулся рассудком. Но, видно, в каждом роду бывают люди, уверенные, что старики просто делали все не так, а вот у них-то точно получится. Это, наверное, было хорошо, и Айри никогда особо не мечтал о том, что его отец вдруг вернется. Еще в детстве, до того, как Лекреция покинула деревню и стала жить на отшибе, он нагляделся на своих приятелей, у которых были и мать, и отец, и ни капли им не завидовал. Из наблюдений следовало, что чем многолюдней твоя семья, тем щедрее тебя потчуют шлепками и подзатыльниками. Вот Лекреция никогда его не била, хоть и грозилась едва не каждый день. Старушка щелкнула пальцами, и сноп оранжевых искр на мгновение осветил ее морщинистое лицо. В вечернем воздухе поплыл аромат табака, подслащенного жасмином. - Ты чуешь начало приключения, так ведь? – Лекреция не имела привычки ходить вокруг да около. Айри потер переносицу. Иногда – часто – он ощущал, как будто у него в груди, в самой ее середке, поселился пчелиный рой. Этот рой жужжал, волновался и как будто требовал движения. От него Айри хотелось нестись на лошади во весь опор, или сигать с разбегу в холодную воду, или хохотать во все горло. Именно это чувство давно, еще в детстве, подтолкнуло его на приключения с Лисохвостами. Именно оно подзуживало его влезать на дерево выше, чем следует, проводить рукой над огоньком свечи медленнее, чем стоит, и заплывать в воду дальше, чем разумно. Именно оно нашептывало ему лунными ночами, что мир велик, о, так велик! И если он не хочет однажды превратиться в старика, ни разу в жизни не совавшего носа дальше собственного двора и не видавшего ни далеких снежных перевалов, ни загадочных Болот, ни моря – не пора ли начать двигаться? Рой пока молчал, но Айри уже чувствовал, как чешется в груди и зудит в ногах. И Лекреция тоже это чувствовала. Иногда ему казалось, что эта женщина слышит, что творится у него в голове, до того, как об этом узнает он сам. - Я вижу, о чем ты думаешь. Если тебе что в голову втемяшится, ни одно живое существо под крыльями сов не сумеет тебя переубедить. В твоем возрасте я была такой же, а потому знаю, что уговаривать тебя – что черпать ручей ложкой. Если я запру тебя в погребе и ты не уйдешь сейчас, то уйдешь позже. Но я все же хочу, чтобы ты подумал. Из мест, куда отправляется это существо, никто не возвращался. - Никто из дураков и бездельников, которые хорошо, если по пьяни в луже не тонут. - Я не говорю, что желаю тебе всю жизнь стряпать настои от живота для деревенских и ходить за мандрагорами. Наша земля умирает, и если на Чагосе есть места, где есть чему поучиться, то тебе следует отправиться туда. Я хочу знать, понимаешь ли ты, что это не вылазка в горы. Тебе следует быть осторожным. - Я всегда осторожен. Я ведь... как будто чувствую, когда можно рискнуть, а когда нет. Понимаешь? Как когда идешь по перекинутому через ручей бревну, и тело подсказывает тебе, можно ли вот так поставить ногу, или лучше не следует. Или когда понимаешь, что что-то вот-вот случится, хоть никаких знаков и нет. Это чутье будто бы подталкивает тебя в нужную сторону... Ты знаешь, о чем я говорю? Лекреция улыбнулась. Лукавые глаза на миг блеснули, и в сгущающихся фиолетовых сумерках она вдруг показалась Айри очень молодой. - Еще бы. В конце концов, в тебе течет моя кровь. Удача очень осторожно несет тебя в своих ладонях. Они некоторое время стояли, слушая лягушачий хор и наблюдая мерцающими в воздухе светлячками. Сочтя момент подходящим, Айри протянул было руку к трубке, но бабушка лишь усмехнулась и хлопнула его по ладони. Тьфу, пропасть! Запустив пальцы в собственный кисет, он вытащил несколько засушенных ягод мандрагоры и заложил за десну. Лишенные магических свойств и бесполезные в зельях, они приятно кислили во рту, и ему нравилось раскусывать их мелкие зернышки передними зубами. Язык от них становился ярким, и губы тоже. Вада смеялась над этой его привычкой, но Айри считал, что коль скоро ему не позволяют чернить зубы табаком, как всем нормальным людям, он вполне имеет право на сомнительную привычку собственного изобретения. - А как же дочка кузнеца? Что-то я сомневаюсь, что ей охота трепать подол по лесам. - Ее никто и не звал, - насупился Айри. - Да неужто? Скоро ты! - усмехнулась Лекреция. – Правду сказать, я давно ждала, что тебе взбредет в голову нечто подобное. Наверное, настоящий ящер – не самый плохой компаньон для такого путешествия. Совы, я до сих пор поверить не могу, что он вот так взял, и дал тебе соли – ни за что! Айри хотел было сказать, что для ящера соль явно представляла ценность не большую, чем лист лопуха, в которую она была завернута, но передумал. - Да, если бы я отправился путешествовать с Лисохвостами, твоего благословления мне было бы не дождаться. - Тьфу на тебя! Даже думать не смей заходить к этим разбойникам! - И вовсе они не разбойники! Просто вольные люди, которые хотят жить сами по себе, а не класть половину дохода старосте в карман. Как и ты! - Я не краду у других людей овец и коз и не дурю головы бедным баррам. - Барров тоже когда-то боялись и кликали чудищами! - Нет-нет, ты не втянешь меня снова в этот разговор, даже не думай! Айри рассмеялся и спрыгнул с изгороди. - Если я хочу перехватить ящера до того, как он минует их лагерь, мне стоит встать пораньше. Кто знает, может, он собирается идти всю ночь. - Тогда идем, я дам тебе с собой пару безделушек. Ты, надеюсь, собираешься взять с собой тот совиный помет, что переводит овес в конюшне? Достаточно того, что я согласилась выделить ей место, которое могла бы занять дойная корова, заботиться о ней самостоятельно я не собираюсь и Ваде не позволю!